Озерный мальчик

10

Конечно, она его любила, он это чувствовал. Она единственная из всего класса обращала на него какое-то внимание, смотрела добрым и сочувственным взглядом и улыбалась ему, даже совершая свои нелепые чудачества. Любила его только она, мальчики инстинктивно его ненавидели, словно он был из какой-то другой стаи или стада. И другие девочки редко обращали на него внимание, он казался им маленьким и безличным, они липли к верзилам, внушавшим уважение своими подвигами. Те могли прыгнуть из окна или подбить из рогатки какого-нибудь несчастного воробушка. Она его любила, но все-таки не так, как следует. Он был убежден, что настоящая любовь — совсем иное чувство, роковое и сильное, жестокое и неотвратимое, обжигающее до настоящей боли. «Господи, пусть она меня полюбит!» — думал он. Потом устыдился самого себя. Да разве этот рассеянный и равнодушный бог поможет ему? Если он и есть, то вряд ли станет заниматься детьми. Да и кто в этом мире серьезно занимается детьми? Не надо господа, не надо никакой помощи, он должен сам завоевать ее сердце, завоевать любой ценой.

Валентин попытался продолжить приключение, которое закончилось так неожиданно. Он отвез ее в крепость, но она продолжала молчать и враждебно смотреть на него. Что с ней произошло? Уж не полюбила ли она их князя? Но их князь был кривоногим и безобразным, с сухим, злым лицом, его голова походила на очищенную редиску, на которой развевался только маленький смоляной чуб. Да, но он был жестоким и сильным, покорял народы, совершал подвиги. Валентин мучился днем и ночью, стараясь придумать самый большой подвиг. Побеждал исполинов, разрушал крепости, а однажды достал со дна моря гигантского осьминога, большого, как старинный фрегат.

— Нет! — говорили ее мрачные глаза.

— Скажи мне, чего ты хочешь? И я немедленно выполню твое желание!

— Принеси мне сердце своей матери! — внезапно ответила она.

Валентин смотрел на нее, потрясенный.

— Как — сердце моей матери? — едва промолвил он.

— Да, твоей матери! — жестоко повторила она.

— Может быть, принести сердце моего отца? — неуверенно спросил Валентин.

— Нет, я уже сказала!

— Этому не бывать никогда! — вскричал Валентин.

— И теперь я знаю, что ты вовсе не принцесса!.. Ты просто переодетая ведьма!

После этого ужасного случая Валентин почувствовал, что ее образ стал медленно исчезать из его сердца. Не только тот, из мечты, но и другой — настоящий. Однажды они оба были дежурными и стояли у входа в класс. Она смотрела на него смеющимися глазами, и вдруг легонько погладила по щеке. Но он не испытал чувства радости, а только весь напрягся. Это его испугало, даже ужаснуло. Он знал, что подлинная любовь должна быть вечной. Теряя вечную любовь, он теряет все. «Господи, помоги мне! — думал он. — Я хочу любить ее до конца жизни!»

— Валентин, встань! — сухо сказала учительница.

Валентин испуганно поднялся.

— Скажи мне, о чем я сейчас говорила?

Валентин молчал. Откуда ему знать, о чем она говорила? Ведь в это время он переживал такие роковые и страшные события! Впервые с тех пор, как он пошел в школу, Валентин почувствовал к учительнице какую-то глухую враждебность, чуть ли не ненависть. Это его так поразило, что он не смел поднять голову и посмотреть ей в глаза.

— Ты слышишь, о чем я тебя спрашиваю?

— Слышу! — мрачно ответил он.

По его голосу Цицелкова сразу же поняла, что таится в сердце Валентина. И старая ярость, черная, неудержимая, которая мучила ее уже много лет, внезапно сдавила ей горло. Ей захотелось поднять руку и ударить по этому бледному, враждебному лицу, но она, конечно, сдержалась. Ей всегда удавалось сдерживаться, или почти всегда. Только однажды она выбросила в коридор, как тряпку, одного из таких маленьких бездельников, а потом у нее была целая куча неприятностей.

— Отправляйся за матерью!.. Немедленно! — закричала она. — И без нее не возвращайся!

Валентин молча вышел из класса. На улице моросил осенний дождик, едва видимый, как водяная пыль, сыпавшийся из низких облаков. Валентин шел, как во сне. На какой-то магазинной витрине увидел часы — шел девятый час. В это время его мать еще спала, уставшая после вечернего спектакля. Разбудить ее? Сказать, что случилось?.. Валентин чувствовал, что у него нет сил. Не только сейчас, у него никогда не было сил, кроме как в мечтах, конечно. Человек всегда мечтает о том, чего ему больше всего не хватает. Он не был ни сильным, ни храбрым, несмотря на то, что этой ночью так яростно преследовал кривоногих варваров. Он настиг их и рубил, рубил — в мечтах человек может делать все. Но как сейчас разбудить мать? Нет, на это сил у него не было!

И он, ничего перед собой не видя, шел под мелким дождем. Ему казалось, что он шел долго, несколько часов. Он уже почувствовал себя усталым и изможденным. Наконец пришел в церковный садик недалеко от их дома и присел на скамейку. Старая мрачная церковь, вся потемневшая от дождя, зябко ежилась за деревьями. В ней ли живет бог?.. Неужели ему не холодно среди этих влажных стен!.. И внезапно он с огромной силой почувствовал, что вот сейчас, в этот момент, может произойти чудо. Не может не произойти. Серое, печальное небо раскроется, и появится его мать, вся сверкающая, как настоящая небесная царица: «Вернись в школу, мой мальчик!.. Твоей учительницы нет! Просто ее никогда не было, и никогда больше не будет!» И она поведет его снова обратно, в ясный солнечный день, в котором носятся облака бабочек.

Он ждал с таким огромным напряжением, с такой надеждой, что чуть не потерял сознание. Никакого чуда, конечно, не произошло, в жизни, наверное, не бывает чудес. Он чувствовал себя раздраженным и обиженным, и это словно придало ему сил. Силы забили в нем ключом, он почувствовал, как они закружили его и словно пружина подняли на ноги. Сейчас все, что произошло, казалось ему скорее нелепым, чем страшным. Так в сущности и было. Он взял портфель и решительно отправился домой. В конце концов мать есть мать, не повесит же она его…

Но стоило ему переступить порог, как вся его смелость тут же испарилась. Мать уже встала и хлопотала в гостиной, прибирая вечно разбросанные надоевшие газеты мужа. Увидев Валентина, она подняла голову и рассеянно посмотрела на него. Наверное, она думала о чем-то своем, сейчас ей было не до разных там выгнанных из школы мальчиков.

— Почему так рано? — спросила она.

— У нас свободный урок, — ответил Валентин.

Но как Лора ни была погружена в себя, все-таки что-то в его голосе показалось ей странным.

— Не случилось ли чего?

— Нет! — ответил он.

— Скажи, скажи!..

Валентин вдруг заплакал. Он не помнил, когда так плакал в последний раз, но слезы ручьями текли по его лицу. И медленно, всхлипывая, он рассказал матери, что случилось в классе. Мать слушала нахмурившись, но мальчик чувствовал, что она на его стороне. Когда он наконец кончил, она погладила его по голове, но ее голос прозвучал суховато.

— Ничего, сынок, все это мелочи. В жизни случаются вещи намного страшнее.

Валентин невольно вздрогнул. Намного страшнее? То, что он пережил, совсем его измотало. И впервые в жизни его душу наполнил какой-то темный, ужасный страх того, что его ждало во мраке будущего.

На следующий день Лора пошла в школу. Тщательно оделась, даже немного подгримировалась, что делала очень редко. Она шла, полная внутренней ярости, с острым желанием сопротивляться. К ее удивлению Цицелкова приняла ее довольно любезно. Может быть, она сама немного испугалась своего поступка, а может, суровый вид Лоры просто подсказал ей, что надо вести себя с ней повнимательнее. Она хорошо знала тех матерей, которые обычно были перед ней робкими и смиренными, готовыми на любые унижения. Но эта на них не походила.

— Да, Валентин симпатичный мальчик, — начала учительница. — Очень тихий, даже немного робкий. Но плохо то, что он ужасно рассеян.

— Все дети рассеяны, — ответила мать.

— Да, вы правы, конечно! — закивала Цицелкова.

— Но у него эта рассеянность совсем неестественная. Он вообще не слушает, что я говорю. Все равно, что его нет в классе, он словно где-то витает. Как мать, вы должны ему помочь.

— Как? — сухо спросила Лора.

Цицелкова посмотрела на нее с удивлением. Действительно — как? Она сама до сих пор не задавала себе этого вопроса.

— Советами, — неохотно ответила она. — В конце концов вы его мать, вы должны знать.

— А я вот не знаю! — все так же сухо ответила Лора. — Ребенок есть ребенок, он живет в каком-то своем мире. Можем ли мы силой забрать его оттуда? И зачем?.. Может быть, его мир лучше нашего!.. И наверное, так оно и есть.

Во взгляде учительницы впервые промелькнуло что-то враждебное.

— Он ученик! — нетерпеливо сказала она. — И должен в классе слушать.

— Хорошо, внушите это ему! Учительница ведь вы, а не я… Сделайте так, чтобы он вас слушал… Это зависит не от меня, а от вас.

— Что вы хотите этим сказать? — на сей раз Цицелкова посмотрела на нее с вызовом. — Я действительно учительница, а не нянька ваших детей. Что вы хотите — чтобы я показывала им фокусы, кукарекала?.. Сомневаюсь, что и это поможет!

— А я не сомневаюсь! — уже совсем раздраженно ответила Лора.

Учительница уставилась на нее своими безжизненными глазами.

— Простите, мне не до шуток!.. Я серьезно предупреждаю вас о состоянии ребенка!.. Вам надо показать его врачу.

Лора вдруг испугалась. Впервые ей пришло в голову, что, может быть, действительно идет речь о чем-то опасном и серьезном. Но мысленно махнула на это рукой. И речи быть не может — эта противная женщина со взглядом змеи виновата за все.

— Вы просто не понимаете детей! — мрачно заявила Лора. — Дома сын ведет себя совершенно нормально… Может быть, в этом возрасте показаться врачу следует именно вам.

И отомстив этими словами за все обиды, Лора раздраженная, но удовлетворенная покинула комнату. В последние дни, хотя и скрытно, она старалась наблюдать за сыном. Нет, совсем нормальный мальчик, это понятно с первого взгляда. Чувственное лицо, живой взгляд, быстрый и смышленый ум. Да, конечно, время от времени он где-то витает, но кто знает, может быть, и у него, бедняжки, есть свои мечты. Но в его поведении Лора не замечала ничего странного, не было причины, чтобы ее сын был плохим учеником. Наверное, эта скучная учительница вызывала у него отвращение к школе и урокам, поэтому-то время от времени Валентин герметически замыкался в себе. А разве такое не случается и со взрослыми в этой шумной и напряженной городской жизни? Действительно, он не отрываясь читал одну за другой книги из ее библиотеки. Наверное поэтому у него и не хватало времени на учебники. Но разве у нее нашлись бы силы вырвать из рук сына «Парм-скую обитель», которую он сейчас читал, и всучить скучную математику? Нет, пусть этим занимается Цицелкова, за что же она получает зарплату?