Озерный мальчик

12

Они действительно вместе поехали на море — в Ах-тополь. Лора проводила их в аэропорт с тревогой в душе. Не слишком ли она доверяла этому огромному, небрежному человеку, известному своей ученой рассеянностью? Ведь ему ничего не стоит забыть Валентина еще на аэродроме в Бургасе. Они оба были слегка тронутыми. Ко всему прочему день выдался дождливым, с грозой, на западе громоздились тяжелые тучи, время от времени их прочерчивали яркие, еще беззвучные молнии. Вылет самолета два раза откладывали, пока наконец он не набрал на взлетной полосе и скорость, и смелость. Лора вернулась домой подавленная, но в тот же вечер получила аккуратную телеграмму — до места они добрались благополучно.

Лора никогда так и не поняла, что Валентин провел на море свое лучшее, самое счастливое лето. И самое свободное. Сначала дядя действительно несколько раз водил его на пляж. Лежал на песке, выставив свой гладкий, как у женщины, живот, недовольно смотрел на море и сопел. А там уже разные мальчики и девочки посвящали Валентина в тайны моря. Но так продолжалось до тех пор, пока не собралась вся дядина компания, с которой он договорился вместе провести лето в Ахтополе. И после этого он вообще перестал мучить себя искусственным поджариванием на солнце. Передал Валентина заботам жен своих приятелей, а сами мужчины презрительно повернулись к морю спиной. С раннего утра они собирались на веранде дома, в котором жили, всего утопающего в тени винограда, расстилали-одеяло и доставали две колоды карт. Их руки чуть ли не дрожали от нетерпения. Они играли в бридж так самозабвенно, словно в течение всего года только и мечтали об этих прекрасных летних днях, когда наконец останутся наедине с картами. Где-то к обеду Костаки, жилистый и темный, как высушенный осьминог грек, подносил им анисовую водку, редиску, иногда холодное пиво. Но даже тогда они не выпускали карты из рук, разве что игра становилась более шумной. Потом нетерпеливо обедали в каком-нибудь отвратительном ресторанчике и снова усаживались вокруг стола. Дядя не беспокоился о племяннике — тот находился в заботливых руках Нушки.

Нушка была всего на год старше Валентина, но на целую голову выше. Русоволосая, пухленькая, необыкновенно красивая. Ее голубые глаза сияли, как море утром, когда оно блестит на солнце. Она купалась как мальчики, в одних трусиках. Валентин озадаченно смотрел на ее мясистый, но гладкий, как у мальчика, бюст — неужели это и есть таинство женщины? Нушка вела себя с Валентином как с маленьким неразумным братишкой — давала советы, посвящала в многочисленные тайны моря. Научила его плавать — не так уж далеко, но все-таки теперь он мог продержаться на поверхности воды несколько минут.

— Правда, красиво? — ненасытно спрашивала Нуш-ка. — Правда, очень красиво?

— Очень! — совсем искренне отвечал Валентин.

— Особенно дно! Видно мельчайшие песчинки.

— Ты видишь дно? — озадаченно спросил Валентин.

— Разве в воде можно смотреть?

— А как же!.. Ведь это-то и есть самое красивое!

Сначала Валентину казалось невероятным — смотреть в горько-соленой воде. Он с трудом решился открыть под водой глаза — ему казалось, что он сразу же ослепнет. Но в тот же миг перед Валентином предстал новый, сказочный мир, в чудесном зеленоватом сиянии, более захватывающий, чем самый-самый захватывающий пейзаж, который только может встретить человек на обожженной солнцем, сухой и голой земле. Вокруг плавали рыбки, покачивались голубоватые и розовые шляпки медуз, по перламутровому дну ползали маленькие, полупрозрачные рачки. Какая странная и невиданная жизнь существует в зеленой бездне моря! Валентин так пристрастился к новому, незнакомому миру, что стоял, погрузив голову в воду, пока не начинали болеть глаза или Нушка силой не вытаскивала его на берег. А когда он впервые надел и маску для подводного плавания, мир этот показался ему намного сказочнее.

На какое-то время Валентин забыл про свои мечты, для них просто не было времени. Да как будто не было и желания. Счастье, которое он испытывал от соприкосновения с этим теплым, лучистым миром, окружавшим его, было так близко и доступно, что не стоило напрягать свой ум и воображение, чтобы создавать другой. Мечты дремали, убаюканные морем. Золотистая жаровня дюн, колыхавшаяся с утра до вечера, как будто накаляла и само небо — такое же белое и сверкающее, как освещенная солнцем внутренность раковин. Даже море на горизонте блестело и кипело, как молоко. Они не отходили от него по целым дням. Валентин как-то незаметно вытянулся, высох, его движения стали намного увереннее.

Вечером они с Нушкой долго сидели на вымытых волнами прибрежных скалах. Было очень красиво, особенно когда всходила огромная луна, кровавая и живая, как только что вырванный аденоид. Валентину становилось даже немного страшновато, когда он видел ее такой. Потом луна быстро поднималась по небу, ее кровавое лицо очищалось до призрачности, она серебрила не только дальний горизонт, но и близкие, совсем близкие колени Пушки.

— Ты все молчишь! — сказала она недовольно. — Тебе скучно со мной?

— Вовсе нет! — искренне ответил он. — Даже наоборот.

— Даже наоборот? — она засмеялась. — Тогда поцелуешь меня в щеку?

Она сказала это так спокойно и естественно, что по телу Валентина пробежали мурашки. Неужели можно так обыкновенно говорить о столь необыкновенных вещах?

— Ты вообще слышишь меня? — недовольно спросила она.

— Конечно, слышу! — ответил он слабеющим голосом.

И поцеловал ее в щеку. Ее кожа была очень холодной, словно она только что вышла из воды. Тем горячее казалась волна, залившая его лицо. Но Нушка выглядела все такой же спокойной и даже как будто немного ленивой, поцелуй не произвел на нее какого-то особого впечатления. И Валентин вновь убедился, что он сам не похож на других, он совсем, совсем другой, что видит вещи, которые не видят другие, и ощущает все вокруг себя с какой-то нечеловеческой силой.

— Опять молчишь! — откликнулась она. — Тебе не понравилось?

— Понравилось! — вырвалось у него.

— Я в сущности сделала это только ради тебя! — внезапно сказала Нушка. — Знаю, что вы, мальчишки, только об этом и думаете.

— Я не такой! — обиженно вспыхнул Валентин.

— Тем лучше! — ответила Нушка и снова засмеялась.

— Тогда не буду зря и стараться!

И этот быстрый поцелуй, холодный, ошеломляющий, так и остался последним в его жизни. Нушка больше не предлагала поцеловать ее, даже как будто немного охладела к нему, хотя все так же ласково и сердечно наставляла его в море. Она знала, что отвечает за него «головой», как ее предупредил тот толстяк, его дядя. И было бы не совсем честным, если бы она вернула ему Валентина порядком нацелованным.

Так пролетели две счастливых недели. Только на третьей дядя вдруг вспомнил, что приехал сюда с какой-то миссией. В шесть часов они заканчивали игру, и он брал мальчика с собой на прогулку. Но где могут прогуливаться сангвинический толстяк и хрупкий чувствительный мальчик? Самое большее — это, конечно же, дойти до пивной. Все знают, что для тихих дружеских бесед вряд ли есть в мире место лучше, чем летние павильоны у моря. Здесь подавали чешское пиво, а для детей холодный лимонад. К тому же пиво помогает беседе, во всяком случае лучше, чем лимонад. Дядя умел расспрашивать — тактично, без особой назойливости или нажима. Незаметно располагал к себе своими детскими воспоминаниями о времени, проведенном у моря, своими детскими мечтами и выдумками. Мальчик смотрел на него с тайным интересом и вниманием — может быть, и он сам не единственный в своем роде экземпляр в этом странном мире людей.

Поэтому через несколько дней разговорился и мальчик. Сначала очень стеснительно, не выдавая всего, что таилось в душе. Но дядя слушал его с таким вниманием и заинтересованностью, что он начал поддаваться искушению и чувствовать себя все свободнее. Так что в конце концов рассказал ему и часть своих приключений невидимки. Рассказал даже о том, как однажды ночью явился в образе господа бога своей учительнице (Цицелковой). Как только она погасила лампу и приготовилась лечь, он произнес гробовым голосом: «Слушайте, женщина, я запрещаю вам больше заниматься мальчиком Валентином. Оставьте его мне, я за него отвечаю!»

— И она ничего не ответила? — с любопытством спросил дядя.

— Нет, ответила. «Господи, вы ведь знаете, что мне запрещено разговаривать с вами!»

Дядя так захохотал, что опрокинул стол с превосходным чешским пивом и салатом из вяленой скумбрии. Вскоре после этого в ресторан вошли его приятели с женами и Пушкой. Разговор оборвался на самом интересном месте.

Через два-три дня они вернулись в Софию. Родители Валентина все еще не вернулись с курорта, поэтому он целую неделю оставался у дяди. Стояло скучное и жаркое городское лето, было просто некуда пойти. Ему ужасно не хватало моря. И так как делать было абсолютно нечего, он снова вернулся к книгам и мечтам. Ему никто в этом не мешал. Днем в квартире было совсем тихо, только утром сюда приходила старая молчаливая домработница, которая хлопотала по дому, пока не приводила все в порядок. Потом она готовила, они вдвоем молча обедали, и она уходила так же бесшумно, как и появлялась. Валентин оставался совсем один. Его ждало хорошее, спокойное послеобеденное время, полное солнца и тишины.

Дядя возвращался обычно к пяти часам, такой оживленный и веселый, словно только что смотрел какой-нибудь смешной фильм. Валентин всегда искренне радовался его возвращению. Дядя ему не мешал. Вечерами они долго беседовали, смеялись, иногда ходили в летний кинотеатр, где садились на первые ряды вместе с ребятней. Валентин часто ходил в кино и один, так как дядя иногда играл в карты. Валентин любил смотреть на него, когда тот играл, это было даже интереснее кино. Дядя пыхтел и сопел с таким напряжением, словно играл не в карты, а пробивал какой-то бесконечный тоннель. Однажды после неудачного паса он так сильно ударил кулаком по столу, что несколько карт вылетело в окно.

За картами и застала его Лора, когда наконец пришла забрать Валентина. Толстяк встретил ее у двери в квартиру и недовольно посмотрел на нее.

— Иди в кабинет! — сказал он. — Подожди немного!.. У меня беспроигрышная комбинация!

Лора вошла в знаменитый кабинет. Через некоторое время голос брата гневно прогудел в гостиной — беспроигрышная комбинация явно уплыла из его рук. Но вернувшись к Лоре, он выглядел уже спокойнее.

— Послушай, сестра, в другой раз поговорим поподробнее! А сейчас хочу сказать тебе только одно — у тебя славный сын!

— Ты так думаешь? — спросила, польщенная, Лора.

— Не думаю, а знаю! — брат был все еще разгорячен игрой. — Он не только умный и чувствительный мальчик. Таких много. По-моему, он наделен необыкновенным, я бы сказал колоссальным воображением.

Но сестра, казалось, не была так уж обрадована этим открытием.

— Не понимаешь? — озадаченно спросил физик.

— Такие рождаются один на сто тысяч. Да что я говорю — один на миллион, на сто миллионов!

Лора сдержанно улыбнулась.

— Каждый ребенок… — начала она.

— Не каждый ребенок! — раздраженно прервал ее брат. — Не каждый ребенок!.. Запомни самое важное, что я тебе скажу. Хотя я и не психолог, а физик… Память — это только основа сознания. А воображение— его высочайшая вершина!.. Эверест, Джомолунгма!

— В кого он такой? — иронически спросила она. — В меня? Или в тебя?

— Почему бы и не в меня?.. Должен честно тебе сказать, что мне это льстит. Если хочешь знать, Эйнштейн отличался от своих современников-физиков не столько умом… И вряд ли знаниями… А воображением. А мы считаем воображение чуть ли не лишним. Как считает, наверное, и его учительница.

— Да, она считает, что оно просто ему вредно!..

— Как так — вредно? — нахмурился он.

— Да вот так — вредно!.. В конце концов, он пока еще не отличник.

— И что из того, что не отличник? — чуть ли не крикнул брат. — Я не променяю его на всю ее школу!..

— Я не пришла сюда шутить! — неохотно сказала сестра.

— А я не шучу!.. Послушай, у меня сейчас нет времени. Одно тебе скажу — забери его из этой школы! Я хочу сказать, от этой учительницы… Она его просто погубит. Переведи его в другую школу…

— Сейчас детей нельзя переводить…

— Можно!.. Я его переведу, если тебе это неудобно… Это дарование, его надо беречь… Меня поймет и последний дурак.

— Не поймет! — сказала Лора мрачно.

— Все равно, главное сохранить ребенка.

Лора посмотрела на него с любопытством.

— Ну хорошо, кем, по-твоему, он мог бы стать? Писателем? Физиком?

— Все равно… Кем бы он ни стал — он достигнет вершин!..

Брат направился к двери.

— Подожди, а где Валентин? — остановила она его.

— В кино! — брат посмотрел на часы. — Скоро должен вернуться.

— Один в кино? — уставилась она на него. — Так поздно? У тебя что, не все дома?.. Да ведь он еще ребенок! — испуганно закончила она и тоже взглянула на часы.

— Нет, не ребенок! — ответил он с досадой. — Что ты знаешь!.. Ну ничего, сиди здесь и жди. Он сейчас вернется, уверяю тебя.

И брат вышел из кабинета. Трое игроков сидели на своих местах, нетерпеливые и нервные. Увидев, что он появился на пороге комнаты, тоже раскрасневшийся и нервный, они удовлетворились тем, что только проворчали что-то непонятное и снова схватились за свои карты.

— Мы трое пас! — сказал один из них. — Твоя очередь!

— Да, моя, моя! — сказал задиристо физик. — Разумеется, моя очередь!..