Так уж получилось, что Валентин не пошел в школу вместе со всеми другими детьми. Перед самым началом занятий он внезапно заболел воспалением легких, и почти целый месяц провел в четырех стенах своей комнаты в легком приятном забытье лихорадки. Ему понадобилось еще две недели, чтобы восстановить силы и окрепнуть. Наконец однажды утром мать нарядила его во все самое лучшее — синий вязаный костюмчик дядя привез Валентину аж из Лондона. Приодела, заботливо расчесала и смочила водой его пушистые волосы и повела в школу. Ее сердце немного сжималось, ручонка сына, которую она держала, была нежной и холодной. Лора хорошо понимала, что провожает сына на войну. Все-таки школа — настоящая маленькая война. Там тебе могут поставить двойку, могут здорово излупить после уроков, даже разбить голову, как это случилось с соседским ребенком. К счастью Лоры, школа находилась недалеко от дома, и не надо было идти по улицам с оживленным движением. А к несчастью — день выдался пасмурным, холодным и мрачным, не предвещавшим ничего хорошего. Лора испытала какое-то огромное желание вернуться, но устояла. В этом мире можно убежать от всего, только не от школы.
Когда они вошли в здание, ее настроение совсем испортилось. Она училась здесь же — не вчера, так позавчера, — и вот теперь привела сюда сына. Как быстро течет это жестокое и неумолимое время! Они шли по коридору, который сейчас казался ей еще более неприветливым и узким. Вокруг носились дети с выпученными глазами и огромными тяжелыми ножищами, каких в ее время не было даже у толстого учителя господина Темелакиева. Неужели ее застенчивый и щупленький сын будет учиться с такими верзилами? Смущенная и взволнованная, она вошла в директорский кабинет — ей сказали, что сначала надо представиться там. Директором оказалась немного грубоватая женщина невысокого роста, с неестественно короткими руками, которые вряд ли доставали до ее собственных ушей, не говоря уже об ушах этих верзил. Но директору Валентин явно понравился — мальчик был милым, даже изящным, с очень умным личиком. Не было сомнений в том, что он будет хорошим учеником. Она даже погладила его по щечке своей короткой полной ручкой, от чего Валентин, к стыду матери, вздрогнул как ошпаренный. Лора только сейчас заметила, что он очень напуган. Школа его ничем не ободряла.
— Направлю его к Цицелковой! — сказала директор. — Она у меня лучшая учительница — строгая, но справедливая.
И послала дежурного за ней. «Почему справедливая? — мелькнуло у Лоры в голове. — Что это — школа или суд?» Когда наконец Цицелкова пришла, следуя за своим коротким обиженным носом, Лора чуть ли не отшатнулась — так ей не понравилась эта особа> Директор в двух словах объяснила суть дела. Только сейчас Цицелкова внимательно посмотрела сначала на мать, а потом и на мальчика. Как и следовало ожидать, она тоже почувствовала к этой худой и нервной женщине какую-то необъяснимую враждебность.
— Мой класс, кажется, и без того перегружен! — холодно сказала она.
Директор изумленно посмотрела на нее — она не ожидала от своей любимицы такой реакции.
— Все мы перегружены, Цицелкова! — соглашаясь, ответила директор. — Этот ребенок не будет тебе в тягость, скорее станет твоим помощником…
— Помощником? — чуть ли не обиженно воскликнула Цицелкова. — Чем же он будет мне помогать? Он и так отстал от других.
— В чем отстал? — холодно спросила Лора. — Валентин читает совсем свободно.
Только сейчас учительница посмотрела на него повнимательнее. Ее взгляд был недружелюбным, и мальчик это сразу почувствовал. И поспешил замкнуться, как улитка в своем домике.
— Это правда? — недоверчиво спросила Цицелкова.
Директор взяла с письменного стола какой-то детский журнал, который за долгие месяцы лежания стал совсем блеклым.
— Вот! — она подала журнал мальчику.
Валентин открыл первую страницу. Это было какое-то стихотворение, к тому же напечатанное крупными буквами. Вдруг все буквы слились и расплылись перед его глазами. Он поднял голову и беспомощно посмотрел на мать.
— Читай, читай! — мягко сказала она. — Ты так хорошо читаешь!
Но Валентин смотрел на страницу и молчал. Он словно забыл все, что знал, и не мог прочитать ни одного слова.
— Ясно! — сказала Цицелкова. — Только ради вас, товарищ Божкова. Вы знаете, как мне трудно отказать вам.
— Знаю, знаю! — с облегчением сказала директор.
— Можете идти.
И они вышли совсем внезапно — учительница и мальчик. Лора даже не поняла, как они исчезли. Валентин казался настолько сконфуженным и смущенным, что даже не обернулся. Лора испуганно попрощалась с директором и тоже вышла. Они были уже в другом конце пустого коридора, выглядевшего совсем серым от мутного утреннего света. Она хотела крикнуть им вдогонку, но в это время Цицелкова и Валентин вошли в какую-то дверь. Лора пошла вперед, остановилась перед дверью и посмотрела на нее. Ничего особенного, обычная коричневая безликая дверь, изъеденная временем, с грустными следами бесчисленных детских нападений. Может быть, так она выглядела и в годы ее детства… Но что с ней происходит, что за неожиданные нервы? Школа как школа, учительница как и все остальные, кого она помнила со времен своего детства. Никому не избежать этого испытания. Она пожала плечами и отошла, стараясь больше не думать о сыне.
В это время Цицелкова и Валентин стояли перед классом, и дети глазели на маленького худенького франта. Нет, он им не понравился, так обычно выглядели маменькины сынки. Будет неплохо поприветствовать его пинком на первой же перемене. Так думали некоторые, но двум-трем девочкам он понравился.
— Дети, это ваш новый товарищ! — сказала учительница. — Он немного отстал от вас… Но я уверена, что вы все поможете ему…
Класс отреагировал полным молчанием. Вот еще, помогать этому сопляку, пусть мамочка ему помогает! У стены, держа в руках складной деревянный метр, стояла миловидная девочка. Ее черные глаза смотрели так тепло, что Валентин невольно засмотрелся. Как и все остальные, она тоже смотрела на него, но ее взгляд был полон нескрываемой симпатии. Этот взгляд Валентин не мог забыть никогда, он навсегда остался в его памяти.
— Славче, продолжайте вместе с Валентином, — сказала учительница. — Ты будешь мерить, а он считать. Все понятно?
— Хорошо, — ответил Валентин как во сне.
Им надо было измерить длину и ширину класса. Они склонились над полом, Славка начала точными, размеренными движениями перемещать деревянный метр по всей длине, а Валентин смотрел и ничего не видел. К его первому смущению прибавились и блестящие черные завитушки, мелькавшие перед глазами. Никогда до сих пор он не дружил с девочками, и сейчас эта близость неизвестно почему смущала его. Так они добрались до конца стены. Оставался еще небольшой отрезок — неполный метр. Девочка измерила и его, а затем нетерпеливо выпрямилась. Не так уж это приятно ползти, как гусеница, по обшарпанному полу. Цицелкова, которая в это время засмотрелась в окно, повернула к ним свое равнодушное лицо.
— Закончили?
— Закончили, — с готовностью ответила девочка.
— Теперь, Валентин, скажи, какова длина класса?
Но Валентин не знал. В его голове все перепуталось, и он вообще забыл, что они измеряют класс. Он очень хорошо запомнил смуглую руку девочки, но вообще не обратил внимания на то, сколько раз она передвинула метр.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — строго сказала учительница. — Ведь вы мерили вместе? Или ты не умеешь считать до десяти?
— Умею, конечно! — обиженно ответил мальчик.
— А до ста?
— До скольких хотите.
— Хорошо, какова тогда длина комнаты?.. В метрах и сантиметрах! Ее ведь измерили у тебя на глазах?
Валентин молчал. Что он мог ей сказать?
— Значит, ты был невнимательным! — холодно сказала учительница. — В школе самое важное — быть внимательным… Понял?.. Внимание — это все! Кто не умеет или не хочет быть внимательным, тот не может быть учеником.
Валентин по-прежнему молчал.
— Сейчас ты измеришь комнату сам!.. Три раза подряд!.. И запомнишь ее длину раз и навсегда.
И пока учительница смотрела в окно, погруженная в свои ленивые будничные мысли, Валентин трижды измерил длину комнаты. И действительно запомнил ее раз и навсегда — точно восемь метров тридцать шесть сантиметров.