Озерный мальчик

4

В то время Валентину было всего четыре года. Они жили в холодной старой квартире на улице Шейново. В вечном полумраке высоких узких окон мальчик рос худеньким и бледным. Или, точнее, жил как бледная тень рядом с постоянно строящим какие-то планы отцом и витавшей в облаках матерью. Было бы ужасно несправедливо сказать, что они не любили своего ребенка. Любили его, каждый, естественно, по-своему, но были так заняты своими земными и неземными видениями, что часто совершенно о нем забывали. Мать работала только по вечерам. Потом спала почти до обеда, вставала мрачная и неразговорчивая, на скорую руку что-то готовила, но почти не ела. Выходила из дому редко. Люди ее раздражали, она сознательно их сторонилась. Терпеть не могла бритых-недобритых типов, непричесанных, длинноволосых, бородатых, без галстуков. А еще больше не выносила женщин. Ненавидела толкотню, очереди, хозяйственные сумки и авоськи, газеты, телевидение, большие праздники. Иногда не выходила неделями. Настоящая жизнь была для нее только там, под слепящим светом прожекторов, на сцене. Ей даже в голову не приходило, что ее сын нуждается в еще каком-то общении, в человеческой среде. Она всегда считала, что каждый ребенок, вступив в контакт с другими детьми, сразу же превращается из маленького человека в маленького зверя, тем более хищного, чем многочисленнее и крикливее ребячья орава. Великие люди, гении человечества, — думала она, — всегда жили в уединении и тишине.

Лора уходила на работу около пяти. К шести неизменно возвращался ее муж. У Радослава как будто не было никаких пороков. Не курил, не пил, не играл в карты. Единственной его слабостью были газеты и телевидение. Он часами смотрел все передачи подряд, пока не засыпал, уставший, в старом фамильном кресле. Там его и находила жена, вернувшись, взбудораженная, со своих спектаклей… Они на скорую руку ужинали и отправлялись в спальню. Спали они на отдельных кроватях. Если бы кто-нибудь наблюдал за ними в эти последние минуты дня, то трудно смог бы себе объяснить, как вообще появился на белый свет Валентин.

А Валентин был на самом деле тихим ребенком. Чем больше рос, тем более задумчивым и замкнутым становился. Не любил играть с другими детьми, не гулял. Иногда, очень редко, мать выводила его в ближайший скверик. Там они садились на какую-нибудь скамейку под огромными развесистыми деревьями, такими же старыми, как и сам город. Она сразу же погружалась в свой нереальный мир грез и героев, которые мучили себя и страдали под искусственным светом ламп. Валентин сидел на краю скамейки, как на краю берега могучей и бурной реки. И долго ждал, прежде чем решиться отправиться в какое-нибудь рискованное путешествие. И все-таки не удерживался. Иногда она вздрагивала, словно пробудившись, — там, на скамейке, — и искала взглядом сына. Видела его где-нибудь неподалеку, стоящим возле детей, которые играли в свои шумные крикливые игры, вели сражения, стреляя из деревянных автоматов, неслись, вытаращив от напряжения глаза, на воображаемых суперавтомобилях. Мальчик смотрел на них и словно не видел. Никогда не присоединялся к ним, как будто это были дети из какого-то совсем другого мира. Со своей дальней скамейки Лора не могла видеть его глаз, а то бы испугалась. Его глаза были полны недетского, даже нечеловеческого недоумения. Это были глаза не ребенка, а старика, наблюдающего за бессмысленной суетой мира. Там, на своей скамейке, она была им довольна. Мальчик был разумным, спокойным, самоуглубленным. Она и сама не могла терпеть детей крикливых и буйных, детей болтливых, детей любопытных. У ее сына не было ни одного из этих пороков. Но не было, по ее мнению, и никаких особых добродетелей. Это ее не особенно беспокоило — в конце концов все вундеркинды кончают плохо.

На первый взгляд Валентин действительно не отличался особенной любознательностью. Или по крайней мере редко задавал те извечные вопросы, которыми дети донимают своих родителей. Слово «почему» как будто вообще отсутствовало в его словаре. Даже когда он задавал некоторые из своих странных вопросов, этого слова не было.

— Мама, что красивее, цветы или люди?

Мать пожала плечами. Они сидели в сквере, и рядом на самом деле алели поздние осенние цветы. Лора безразлично и рассеянно взглянула на них.

— Это совсем разные вещи.

— Нет, не разные!.. — убежденно сказал мальчик. — Все живое похоже друг на друга.

— Не знаю, что представляют собой цветы, — ответила мать, — но люди — это животные.

Мальчик посмотрел на нее, но ничего не сказал. Потом повернулся и медленно пошел по аллее. За какие-то секунды мир изменился, стал совсем другим, непохожим на прежний. На скамейках сидели мясистые женщины с толстыми поросячьими ножками и острыми копытцами. Они еще не хрюкали, только поводили носами и сопели. Ребячья детсадовская мелюзга, затянутая в зеленые переднички, скакала, как лягушата, вытаращив свои круглые глаза. Внезапно в его сторону направилось несколько девочек, вытягивая длинные белые шеи и шипя, как гуси. Потрясенный мальчик шел между ними, пока его не покинули последние силы. Ему хотелось броситься назад, скрыться в теплых объятиях матери, но он не мог сдвинуться с места.

И тогда он увидел принцессу, которая шла навстречу и улыбалась. Светлые волосы свободно падали на ее плечи. Ее глаза сверкали, как звезды. В одной руке она держала шоколадное мороженое на палочке, а в другой — скакалку. На ее передничке была вышита огромная синяя бабочка. Внезапно бабочка полетела ввысь, огромная и сильная, как голубь. Кто-то выстрелил, она разлетелась на тысячи маленьких осколков, и они начали падать на землю, как синий снег.

Мальчик засмеялся и подошел к матери.

— Мама, люди не животные.

— А кто же, по-твоему? — спросила мать, не отрываясь от своей книги.

— Не знаю. Волшебники.

— Только этого им не хватало! — проворчала с досадой Лора.

— Знаешь, я буду волшебником! — решил в этот миг мальчик. — Совсем настоящим, не как тот, в цирке.

И его мать никогда не узнала, что он действительно им стал. Валентин тайно превратился в маленького волшебника, или колдуна, — все равно. И совершал различные волшебства и чудеса. Наверное, нет ничего более увлекательного на этом свете, чем совершать какие-нибудь чудеса. Вот и сегодня, например, когда он стоял на балконе и смотрел во двор, он совершил одно настоящее смешное чудо. Их сосед, низкий и толстый человечек, только что забрался в свою машину и собирался включить зажигание. И в этот миг Валентин превратил его в поросенка. В первый момент человек как будто не поверил своим глазам, начал визжать как бешеный, биться в дверцу, наверное, пытаясь ее открыть. Но что он мог сделать своими жалкими копытцами! Попытался ухватиться за руль, нажать педаль, но короткие ножки никуда не доставали. Наконец он все-таки как-то открыл дверцу и ужасно визжа бросился во двор. Он был так напуган, что дорогой перевернул все мусорницы — все до одной.

— Что ты там хихикаешь? — удивленно крикнула мать из кухни.

— Ничего, ничего, это я просто так! — виновато ответил мальчик.

И поспешно снова превратил поросенка в человека. Тот только отряхнулся, бросился к машине и исчез, как дым, из опасного двора.

Через два-три месяца Валентин уже мог делать самые разные чудеса, все, что пожелает. Он превратил город в огромный красивый парк, в котором цвели и благоухали огромные цветы, каких он до сих пор никогда не видел. Но так как люди их топтали и рвали и вообще делали разные пакости, он превратил их в бабочек. Только себя оставил человеком, точнее, мальчиком, хотя и значительно постарше, чем был сейчас. Он был одет в черные бархатные одежды, высокие серебряные чулки и золотые туфельки. После некоторых колебаний сделал свои волосы русыми и курчавыми. Нарядившись таким образом, он наконец понял, что ему не хватает принцессы. Попытался ее создать, но неизвестно почему ему это все никак не удавалось. То, что он создавал, все было не тем, что хотелось. И он, разочарованный, бросал работу на полпути.

Однажды к нему прилетела маленькая грустная бабочка. У нее были огромные красивые глаза, но на крылышках не было никакой пыльцы. Они были совсем прозрачными, как крылья пчел и насекомых. Маленькая грустная бабочка вернулась из страны людей. А так как она была очень красивая, они постоянно гонялись за ней — с шапками, сачками, или просто пытались схватить руками. Они ее так и не поймали, в последний миг ей всегда удавалось спастись. Но они сорвали с нее чудесную пыльцу, и сейчас бабочка была очень несчастной.

— Не плачь, милая бабочка! — сказал мальчик. — Я верну тебе твои прекрасные краски. И ты станешь еще красивее, чем была раньше.

— Только это невозможно! — ответила бабочка.

— Потеряешь ли пыльцу — с тобой кончено.

— Да, но не с тобой! — сказал мальчик. — А сейчас жди меня здесь, я скоро вернусь.

Маленькой грустной бабочке и без того было некуда идти. Она и так стыдилась показаться на глаза другим бабочкам со своими жалкими голыми крылышками, голой и некрасивой, как червячок. Мальчик пошел к цветам, взял у них их самые лучшие краски, а из стебельков сделал маленькие изящные кисточки. Потом вернулся к бабочке и глубоко задумался. Какие краски выбрать? Так он думал от восхода до заката, и наконец решил — синюю и золотую. На следующий день сразу же принялся за работу. Вокруг собрались сотни, тысячи бабочек, чтобы посмотреть, как он работает. И когда он наконец закончил, все восхищенно ахнули. Никогда еще в стране бабочек не жила такая красивая и изящная бабочка. Она была вся синяя, синее небесной лазури. Золотыми были только усики и нежные каемочки крыльев. Все бабочки онемели от восторга, даже сам мальчик подивился своему умению.

— Вам нравится? — спросил он гордо.

— Она прекрасна! — ответили все хором. — В нашей стране никогда не было бабочки красивее.

Они оба были настолько счастливы, что решили пожениться. Все начали готовиться к невиданной свадьбе. Одни собирали цветочный нектар, другие месили из цветочной пыльцы золотые караваи. Создали грандиозный хор из миллиона бабочек, который должен был исполнить свадебный марш.

Пока Валентин готовился жениться, Радослав Радев усиленно действовал. Или, точнее, строил, что намного более мучительно. Если бы он знал, какими скрытыми талантами обладает его сын, ему было бы намного легче, но в то время он почти его не видел — настолько был занят. Он безостановочно сновал между Софией и провинцией, поднимался и спускался по бесчисленным лестницам, стучал в бесчисленное число дверей. Иногда, охваченный беспокойством и роящимися в голове мыслями, он не мог заснуть целыми ночами. Но в конце концов его труд не пропал даром. Он сумел достать самый лучший цемент — такой, какой отправлялся на экспорт. Кирпичи, которые привез на стройку целый караван грузовиков, звенели, как хрустальные бокалы. Сам подобрал паркет, дубовую облицовку, фаянсовые плитки, унитазы и биде загадочного розового цвета. Сумел нанять в строительной организации лучшую бригаду мозаичистов. Только теперь и другие члены кооператива начали появляться на стройке, карабкаться по этажам, мерить свои огромные гостиные портновскими метрами. Многие заказывали различные улучшения — начиная с мозаики и кончая дубовой обшивкой коридоров и гостиных. Радослав разумно перенял от каждого самое лучшее и использовал все это в своей квартире. К тому же все эти улучшения практически ничего ему не стоили — и без того все материалы были в его распоряжении. И без того все ему абсолютно доверяли и превозносили, как бога. Он просто перестал ходить на работу — не слезал с лесов и этажей. Разумеется, основное время проводил в собственной квартире, наблюдая, как она рождается и формируется у него на глазах. Только Лора отказалась прийти взглянуть на нее. В театре репетировали «Дон Карлоса», и сейчас ей было не до таких обыденных земных дел.

— На что мне там смотреть! — раздраженно ответила она Радославу. — Голые стены и больше ничего. Схожу, когда все будет готово.

Тогда она даже не поняла, что нанесла мужу смертельную обиду. Он вложил в эту стройку столько труда и старания, столько любви! Он, наверное, мог бы часами любоваться биде. У них никогда до сих пор не было собственного биде — ни у него самого, ни у его отца, ни у его деда. Никогда не было у него и ванны. И когда носильщики подняли ванну на его этаж, он разволновался, как ребенок. Настолько разволновался, что не удержался и лег в нее. Полежал так некоторое время, щурясь от удовольствия. Представил себе, как у самого подбородка плещется и ласкает его зеленоватая, напоенная ароматами вода. От упоения чуть в ванне не заснул. А когда наконец встал, всем своим существом понял, что в жизни Радевых наступила новая эра.

А теперь вдруг он остался один со своим счастьем. Неразделенная радость — только наполовину радость, как говорят люди. Кто дал ей право лишать его этой законной и заслуженной половинки? Он впервые почувствовал к жене не только глухую неприязнь, но чуть ли не ненависть. Только женщины — думал он — могут быть такими эгоистками, замыкаться в своем собственном мире, не интересуясь другими. Он чувствовал себя не только разгневанным, но и бескрайне разочарованным.

В это же время большое разочарование пережил и Валентин. Впрочем, пережил его из-за своих мечтаний, но они были для него намного важнее настоящей жизни. Однажды он сокрушенно подошел к матери и чуть ли не со слезами на глазах спросил:

— Мама, это правда, что бабочки рождают гусениц?

— Нет, не совсем так, — ответила мать. — Бабочки сносят яйца, а из яиц появляются гусеницы.

— Все равно! — безутешно сказал мальчик. — А я думал, что дети всегда похожи на своих родителей…

— Слава богу, не всегда, — ответила мать.

Валентин чувствовал, как красивая мечта улетает, и горе разрывало его сердце. Он и так до сих пор специально откладывал свадьбу. Ему и так казалось как-то неестественно жениться на бабочке, какой бы красивой она ни была. Его просто пугала мысль, как он поцелует ее в день свадьбы. Конечно, для настоящей любви поцелуи не самое важное. Но когда он узнал, что кроме всего прочего у него родится целый легион маленьких гусениц, совсем отчаялся. Надо было отбросить эту мечту и искать другую. Он не мог жить без мечты, так же как и бабочки не могут жить без цветов.

Что же придумать? Отправиться в подземное царство! Почти целую неделю он обдумывал эту возможность. На самом деле, интересно, но немного грустно и страшновато. В подземном царстве нет неба, нет солнца, нет облаков. А что такое мир без облаков? Ноль с палочкой. К тому же и вода в подземных реках, наверное, черная, как деготь, и в ней плавают глянцевые асфальтовые рыбки. Нет, лучше в такой мир не соваться.

Отправиться на Марс? Да, это все-таки лучше. На Марсе живет юная грустная принцесса, красная, как вареный рак. И несмотря на это, неземной красоты. Но как завоевать ее любовь? В этой разреженной атмосфере наверное не живут никакие чудовища, от которых можно было бы ее спасти. А может быть, там есть злые волшебники? Почему бы и нет? Наверное, там живет Старый Паук. Он весь алмазный, его не берут ни пуля, ни меч. Конечно, ему ничего не стоит укокошить его из лазерного пистолета. На Марсе, наверное, все еще нет лазерных пистолетов.

Все это хорошо, но как же добраться до Марса? Он думал над этим почти целый месяц. Построил себе воздушный корабль, похожий на серебряную ласточку. Долго колебался, как улететь: тайно или провожаемым всем человечеством Земли — ликующим, полным восторга и преклонения перед этим невероятным мальчиком. И сколь скромным он ни был, все-таки выбрал второй вариант. На огромном космодроме собрались сотни тысяч людей. Впервые на красную планету предстояло ступить живому человеку. Он поднялся в космический корабль медленно и торжественно. Небо было ясным, серебряный скафандр блестел под лучами солнца, легкий ветерок ласково трепал кудри. «Какой великий мальчик! — шептала онемевшая толпа. — Господи, какой неземной мальчик!» Проводить его прилетели и бабочки, целые облака бабочек, которые становились то синими, то золотыми, то фиолетовыми. Не пришла только его бывшая невеста, которая с отчаяния вышла замуж за царя жуков, черного и блестящего, как сапожная вакса, рогача.

Три, два, один!.. Старт!.. И космический корабль устремился ввысь.

Прошло почти два месяца, прежде чем Валентин добрался до таинственной страны марсиан. Из-за разреженной атмосферы они жили глубоко в подземных недрах и дышали искусственным воздухом. Зловещий Старый Паук стерег подступы к хрустальным чертогам принцессы. Он быстро расправился со Старым Пауком своим лазерным пистолетом. Но беды на этом не кончились. Ему надо было пересечь реку из лавы, которую охраняли два гигантских чудовища. Их головы походили на… на что, например? Скажем, на головы крокодилов, с огромными бычьими рогами. Их шкура была такая толстая, что ее не могли пробить никакие лазерные лучи. Тогда он просто взорвал их двумя маленькими атомными бомбочками, перелетел через реку на своем ручном пропеллере и вошел во дворец. Увидев его, красная как рак принцесса с длинными до пят золотыми волосами бросилась в его объятия. Ведь он вызволил ее из вечного плена, в который ее заточили сами капиталисты.