P.U.M.E.

Глава 17. Сложная правда

— Если не брать в расчёт потерянную конечность, то пациент, по крайней мере в физическом плане, стабилен: порванные сухожилия правой кисти и разрыв мышечных волокон всей правой руки; не представляющий угрозы порез на шее; повреждение левого и правого бронха, химический ожог нижних и средних долей обоих лёгких; пуманизированный ожог губ, языка и ротовой полости, — сквозь сонно-обморочное состояние, до меня доносится голос медицинского робота. — Необходима операция на плече, но она возможно только на Кристаллиуме, я ввёл все необходимые антибиотики, а макроботы доносят до всех важных органов питательные вещества. Жизни пациента ничего не угрожает, однако требуется курс реабилитации, — роботизированный голос на секунду замолкает. — Но больше меня волнует психологическое состояние пациента.

— Значит он будет жить! — вскрикивает Элис. — Для меня это самое главное! Спасибо, Чарминг. Если бы не ты, то вряд ли мы смогли бы сбежать, а Саймон без медицинского вмешательства мог и умереть. А ещё, что у него за странный протез на левой руке? До боя его рука была обычной и человеческого цвета, а когда я спасла его. Э… Ну у него уже вот это.

— Элис, вы можете задать этот вопрос самому пациенту. Его мозг, уже некоторое время активен. А я займусь корректировкой курса.

После слов уезжающего робота, я открыл глаза и осознал себя в медицинском боксе. Мягкая кровать подо мной и прозрачный слой стекла вокруг меня, ограждающий фильтрованный воздух внутри бокса, от микробов снаружи. Яркие и такие красивые глаза Элис засверкали, когда она увидела меня, а её губы растеклись в улыбке. Кажется, она позабыла обо всём на свете. Элис поправила волосы и нажала на кнопку. Окружающее меня стекло кейса въехало в основание бокса. Элис прикоснулась ладонью к моей щеке и задала вопрос:

— Сай, как ты себя чувствуешь? — она явно волнуется и переживает.

Я достал из носа дыхательные трубки и постарался подняться, оперевшись руками на кровать, но правая заныла от боли, и я чуть не завыл вместе с ней, а Брейсер на левой руке отреагировал не сразу. В итоге я чуть не свалился на пол, благо — Элис успела меня схватить. У неё маленькие и тёплые руки.

— Не знаю точно, насколько, но плохо, — сухо ответил я, сев и свесив ноги с кровати. — Где мы? — спросил я, а затем осмотрелся.

По центру округлой комнаты стоит ряд медицинских боксов, я лежу на самом правом из них. Слева — операционный стол с робо-руками, ящики со стерильными скальпелями и другое лечебно-врачебное оборудование, а справа — дверь в кабину пилота и панель управления, состоящая из сенсорного монитора, нескольких кнопочек, отверстия для динамиков и рации.

— На корабле.

— М-м-м, хорошо. И куда этот корабль направляется?

— В сторону Кристаллиума — в самый центр Эдэма.

Услышав это, я передёрнулся. Элис немного испугалась моей реакции.

— Ты чего?

— Я ничего не понимаю. Не понимаю, что вообще происходит. Вообще!

— В каком плане? — спрашивает она.

— В самом, что ни на есть. Единственное, что я знаю про Эдэм, так это то, что это какая-то там секта. А ещё люди, с их униформой убили Джинбея.

Элис подсела ко мне. И начала болтать своими ногами, свисающими с койки.

— Пожалуй, пришло время тебе всё рассказать, — она задумалась, а её ноги перестали раскачиваться взад-вперед. — Начать стоит с того, как я оказалась на титане. С так называемым Генералом Кримзоном я разобралась ещё на Йоме, пока ты пил сок в баре, а потом просто обратилась в него.

— Что значит “обратилась”?

— С помощью Пумы и специального костюма из м-кварк кристаллов, который разработали учёные Эдэма, я переняла его внешность, а потом, вместе с вами прибыла на Титан.

— Кажется, мне уже приходилось с таким сталкиваться. Тебе случайно не известно имя “Пимен”?

— Значит он всё-таки смог до тебя добраться… — пробормотала она, а затем её лицо помрачнело, — Пимен был одним из лучших в своём деле.

Элис глубоко вздохнула.

— Он был первоклассным шпионом и моим хорошим знакомым, ты с ним тоже, кстати, был знаком, — она улыбнулась. — Хотя, скорее всего, не помнишь этого. Именно благодаря ему мы смогли подстроить всё так, как получилось.

— А что получилось “так”? — с недоумением в голосе спросил я.

— Всё, — ответила Элис, а затем обернулась. — Чарминг, сколько нам осталось лететь?

— 17 часов, — Ответил робот, стоящий где-то там, у бортового компьютера. — Мы вошли в космическое пространства SpaceVerasity.

— А связь появилась? — спросила Элис.

— Секунду… Да, мне связаться со штабом?

— Свяжись, я сейчас подойду, — Элис обернулась ко мне. — Подожди немного, это очень важно.

Она встала и подошла к панели, а я остался сидеть на койке. Судно, на котором мы находимся, является, по всей видимости, медицинским челноком. Я вспомнил, что на одной из лекций нам рассказывали про них. Корабли такого типа всегда делаются округлой формы и окрашиваются белым цветом с красными крестами по бокам. Это сделано специально, чтобы во время боя их игнорировали враги, понимая, что они не представляют угрозы. Благодаря небольшим габаритам и отсутствию ненужных элементов, эти корабли могут лететь с невероятным ускорением.

— Приём, это Элис. Частота: двенадцать, сорок семь.

— Приём, Элис. Подтверждаю. Частота чиста? — донеслось из динамиков.

— Код: яблоко, девяносто восемь, шесть.

— Яблоко, девяносто восемь, шесть. Провожу анализ, — мужской голос с той стороны замолк на некоторое время.

— Чисто, слушаю.

— Саймон Феникс спасён и в относительной безопасности, через 17 часов мы прибудем на Кристаллиум. Передайте Альфреду: «созвездие Трои, звёздная система “N-01-s-3”». Флот Javelina затаился там, предупредите наших из DeadEnd’а. Как там выборы? — Элис исковеркала последнее слово.

— ПРЗЧ, как мы и предполагали, заняла большинство в совете. Лидер. Kepler’а-422 убит, а на Walond’e массовые беспорядки. Javelin объявил войну SpaceVerasity и начал всеобщую мобилизацию. 7-й квадрант уже атакован, но мы их сдерживаем, пока.

— Хорошо, Дедал готов?

— Альбштейн начал подготовку, но ему чего-то там не хватает, но я в этой теме не разбираюсь, сама знаешь.

— Поняла. Конец связи.

Динамики щёлкнули. Элис подошла ко мне и нежно взяла меня за руку.

— С кем и о чём ты разговаривала сейчас? — бесцеремонно спросил я.

— С кем — не так важно, но о чём — важно. Конкретнее тебе расскажет Валентин, а я — так, в общих чертах, — она уселась поудобнее. — Мы хотели тебя забрать ещё с Crushing!Space, точнее это было задачей Пимена, но его убили. И, скорее всего, это сделал Теодор.

От неожиданности у меня сжались кулаки.

— Теодор — хороший парень. Он никогда бы не убил просто так, — сказал я, а потом в голове всплыли последние события.

— Я не сомневаюсь, но причина у него была. А теперь слушай. Мы не смогли забрать тебя с Crushing!Space, а потом и вовсе потеряли след. Мы уже решили, что тебя убили, но потом я поймала твою Пуму с Ya-5y0 и мигом направилась туда, а дальше ты знаешь: смерть Джинбея. Скажу сразу, Эдэм никакого отношения к этому не имеет. Я забрала тебя вместе с Теодором, а затем приступила к осуществлению плана. Расклад такой: Твоей целью и целью Теодора было убийство Мистера Х, что так же идёт Эдэму на руку. Скорее всего, у Javelina были какие-то планы на тебя с Теодором и им тоже была нужна смерть Мистера Х. А самое главное — ты нужен был нам живой. Ты нужен был мне… — она на секунду замолкла. — Получилось так, что смерть Мистера Х была последним штрихом краски на ироничной и жестокой картине, которую рисует судьба. В один момент сложились и выборы в Javeline, и смерть негласного лидера DeadEnd.

Услышав это я упал на матрас и закрыл лицо руками. Мышцы во всём теле начали хаотично сокращаться.

— Я не понимаю, зачем всё это, что Javelin’у, что Эдэму.

Элис набрала воздуха в грудь и продолжила:

— Эдэм — древняя и независимая ни от кого организация, изучающая всё, что касается человека. Она появилась задолго до Вечного Сна, примерно сразу же после конца 4 мировой войны. Эдэм всегда выступал против того, чтобы за людей решения принимал ИИ, поэтому встал в оппозицию UnitedWorld, но долго противостоять ему не смог. Большая часть членов Эдэма улетела в космос, как только это стало возможно, там они чувствовали себя свободнее и безопаснее. Однако самые отважные и безрассудные учёные остались на земле, от них мы и получили необходимые для осознания проблемы данные. Настоящая история людей после Вечного Сна — очень запутанная и мутная. Всех следствий и их причин я тебе не поведаю, но суть в том, что Земля на самом деле закрыта только для нас — Космических людей.

— В каком плане?

— Опять же, никто не знает точно… — Элис задумалась. — Тебе наверняка известно, что основоположниками Javelin’a являются три звёздные системы: Glize и два Kepler’а.

— Ну.

— Они и до сих пор делят всю власть между собой.

— Так.

— Ты никогда не задумывался, почему Glize настолько сильно опережает как в плане экономики, так и в плане производства, любую из систем, подконтрольных людям, что со стороны Javelina, что со стороны SpaceVerasity? А даже, если и задумывался, не важно. Суть в том, что часть ИИ4 изначально была там. Все всегда были уверены в том, что Катарсис, как себя именует ИИ, остался на земле, но на самом деле — и до, и после Вечного Сна, он был среди Космических Людей.

Сердце вдруг ёкнуло, а глаза вылезли из орбит. Я не могу поверить тому, что слышу.

— Как только Эдэм выяснил, что на самом деле произошло на Земле, он начал угрозу для Катарсиса. Тогда он и начал вставлять нам палки в колёса, а когда освоился — стал наращивать боевую мощь и постепенно захватывать власть в Javelin’е, затем — попытался уничтожить нас. Примерно в тот момент и появились мы с тобой.

— Почему ты говоришь об этом так, будто мы с тобой кровные родственники?

— Мы с тобой совершенно необычные люди, Сай. Мы с тобой оружие и результат эксперимента. На одной из планет через 30 или 40 лет после закрытия Земли, люди обнаружили обломки корабля неизвестного происхождения. Они попытались пройти внутрь, но корабль оказался чрезвычайно непреступным. Материал его корпуса не поддавался даже самым мощным инструментам. Его засекретили, а вокруг него построили исследовательский центр. Время шло. Появились первые пользователи Пумы. И однажды, когда один из учёных с Пумой приблизился к кораблю, он откликнулся и открылся. Внутри были обнаружены удивительные технологии, а сам корабль отзывался только на Пуму.

Вдруг Брейсер, молчавший всё это время, заговорил:

— Саймон, это определённо корабль Великих Создателей.

— Боже! — вскрикнула от неожиданности Элис. — Кто это говорит?

Я рассмеялся:

— А… Я же не представил вас. Это Брейсер, мой друг и помощник. Тот самый непонятный протез, про который ты хотела спросить, но забыла. Брейсер, поздоровайся.

Из ладони моей левой руки вылез небольшой человечек и помахал рукой.

— Здравствуйте, Элис, Саймон часто думает о вас. Приятно познакомиться!

Мы с Элис покраснели и переглянулись, а затем я попытался объяснить:

— Я нашёл его внутри корабля, который был внутри планеты и… Ну это долгая история.

— Самое главное, что корабль, про который вы, Элис, рассказывали, — начал Брейсер. — Это корабль Великих Создателей. А я, как и вы, их создания.

Элис замерла с лицом полным страха и удивления.

— Неужели…. — выдавила она из себя. — Неужели ты живой. Фрактануться можно, это живой. — Элис перевела взгляд на меня, а затем вновь посмотрела на Брейсера. — Не может быть. Мне ещё казалось странным: почему из тебя выходит две ауры Пумы… — Она протёрла глаза руками. — Теперь понятно. Вау…

— Это да, но к чему ты рассказывала про корабль?

— А, точно! Мы с тобой — результат генной инженерии, причём запредельно высокого уровня. Я боюсь предположить, но всё же: большая часть нас с тобой — людская часть. В нас с тобой течёт кровь Крейза Феникса, Аманды Мелони и ещё десятка разных генов. Чем же мы тогда отличаемся от людей? — Элис выдержала непродолжительную паузу после своего вопроса. — Внутри нас, помимо людской крови, течёт ещё и… Как бы это так сказать. Что-то, что получили с корабля этих Великих Создателей. Мне показывали фотографии, и я думала, что это обычные шары из неизвестного материала. А когда увидела Брейсера — всё встало на свои места. Скорее всего, — Элис посмотрела на мою левую руку. — Мы с ним родственники.

— Мне сложно в это поверить, но, допустим. Зачем нас тогда создали?

— Целью Эдэма всегда было лишь одно — счастье, безопасность и свобода людей. Поэтому нас и создали. Мы должны разобраться с Катарсисом как минимум в космосе, а, в идеале, и на Земле.

— Но земля же совершенно неприступна… — возразил я.

— Была когда-то, но сейчас мы знаем, как проникнуть внутрь.

Я закрыл глаза и выдохнул. Некоторые пазлы начали складываться, но общей картины я так и не увидел. Элис продолжает говорить что-то, однако продолжать разговор становится страшно. Чем больше она рассказывает, тем больше мне не хочется ей верить. Тем больше мне хочется укрыться одеялом и уснуть.

— Оставишь меня одного? — попросил я.

— Конечно, если что — зови, — сказала она и удалилась в сторону капитанского мостика.

Приятная тишина перебивалась только шумом двигателя и движением извилин в моей голове. Я так давно не оставался один. Снизив яркость освещения и удобно устроившись на койке, я положил руку на лоб и начал массировать виски большим и безымянным пальцами. Я ничего не понимаю. Эдэм, Javelin, SpaceVerasity. Теодор, Аеон, Джинбей, Элис. Я. Что связывает все эти вещи? Что случилось с Теодором? Почему он вдруг перестал быть собой? Связано ли это с его поведением в баре? Что происходит в Javelin’e и почему началась война? Почему мне кажется, что я нахожусь в центре всего этого? Разве не добился ли я своей цели? Чудовище, именующее себя Мистер Х, мертво. Почему я не счастлив? Я должен сделать что-то ещё. Боль вновь накатывает на тело, старые и новые раны и ссадины начинают реветь. Голова тяжелеет. Какие бы мышцы ни отвечали за поднятие век — сейчас у них нет сил.

СОН

Я стою на небольшом постаменте. Вокруг бесконечное, занимающее весь горизонт и вертикаль цветочное поле. Надо мной небо из маленьких колокольчиков, облака из ромашек. Я поворачиваю голову направо. Там стоит маленький Теодор, он моего роста. Его детские руки показывают вперёд. Там стоят двое. Мужчина с лицом Мистера Х и девушка, но её лица я не вижу. Теодор прыгает вниз с постамента и бежит к ним. Мужчина внезапно протыкает сердце девушки ножом. Она умирает. Теодор подбирает с земли камень и бросает в мужчину, а затем бежит ко мне. Я поворачиваю голову и вижу своих родителей. Они улыбаются и смотрят на меня. Я прыгаю с постамента и бегу к ним. Отец Теодора подбирает камень и бросает его в сторону моих родителей. Камень превращается в ракету, а достигнув цель — взрывается. Цветочная поляна загорается. Я плачу и убегаю от пламени. Мы с Теодором забираемся на постамент и рыдаем. Он просит прощения. Слова и окружение смешивается… Падение.

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Глаза широко раскрыты. Тело покрыто мурашками от холодна. В комнате с медицинскими блоками никого нет. Рядом со мной на специальном подносе стоит тарелка с кашей и кружка остывшего чая. Я подкрепился и озноб прошёл. Дверь, ведущая в кабину пилота, шумно открылась. На одном из стульев сидит Чарминг, обычный на первый взгляд андроид. Однако, рассмотрев его получше, я заметил несколько красноватых модификаций, которые сильно выделялись на фоне его серебристого тела. Должно быть, его тело — лишь физическая оболочка, а сам Чарминг — бортовой ИИ этого судна. Уставшая Элис с синяками под глазами разлеглась на другом стуле и меланхолично смотрит в иллюминатор.

— Доброе утро.

— Доброе, — томно ответила Девушка.

— Добрый день, Саймон, как ваша рука? — имитирующий интонацию озабоченности голос донёсся со стороны андроида.

Кажется, я уже совсем позабыл о своей руке, точнее, о её отсутствии. Брейсер периодически проводит какие-то манипуляции с Пумой, но вряд ли это может заменить мне поход к врачу. Каждое движение левым плечом вызывает небольшое пощипывание. Я наклонил шею и жадно вдохнул. Противный запах сукровицы и мяса ударил в нос.

— Не знаю, не болит вроде, — ответил я.

— Отлично, значит инфекцию удалось побороть.

Я поднял взгляд на космическую пустоту, находящуюся за иллюминатором. Не знаю, где конкретно мы летим, но эта область удивительно пустая и тёмная даже для космоса. Где-то в сотнях и тысячах световых годах справа светит яркая звезда. Что мне всегда казалось интересным: солнечне лучи от звёзд хоть и летят с невообразимой скоростью света, но даже эта скорость в масштабах вселенной — ничто. Когда наблюдатель видит свет звезды, находящейся от него в тысяче световых лет, это не значит, что он видит саму звезду. За время, которое понадобилось свету, чтобы добраться от звезды до наблюдателя, сама звезда могла уже погибнуть, но наблюдатель узнает об этом только через время, когда последние предсмертные лучи света достигнут его глаз. Если так подумать, то, когда мы поднимаем голову в ночное небо и смотрим туда, мы не видим ни один объект в настоящем времени. Мы видим тот свет, который был излучён в нашу стороны триллиарды и квинтиллионы секунд назад. Мывидим прошлое звёзд и космоса в настоящем времени, а осталось ли хоть что-нибудь там на самом деле? Даже если всё звёзды в галактике в одну секунду поглотит мистическое и абсолютное чудовище, питающееся ядрами солнц, то для нас ничего не изменится. Ещё какое-то время мы будем видеть то же, что видели до этого, даже не подозревая, что эта сущность летит к нам.

Я поворачиваю голову: Темнота космоса. Пролетает заледеневший метеор. Чуть левее — зеленоватая туманность, похожая на паучью сеть, которая смешалась с пчелиными сотами. Ещё левее темно, а затем — что-то странное. И так совершенно тёмная область космоса в центре имеет нечто, что поглощает любые остатки света. Бездна немного искажается.

— Чёрная дыра! — вскрикиваю я. — Разве мы не на предельном расстоянии от неё? Нам нужно разворачиваться и скорее!

Удары сердца ускорились, а дыхание стало резким и прерывистым.

— Не бойся, это не более чем фокус для отвода глаз, — даже слишком спокойно отвечает Элис.

Я смотрю на экран бортового компьютера. Данные зашкаливают, оповещая об опасности.

— Хочешь сказать, датчики нас тоже обманывают? — спросил я, тревожно указывая на экран.

— Не обманывают, но улетать нам никуда не нужно, мы летим ровно в её центр. Там и находится Кристаллиум.

— Значит, нас не сожмёт до атомов и не растянет по горизонту событий?

— Надеюсь, нет, — она улыбнулась. — Всё будет хорошо. А ещё очень красиво — смотри, — сказала Элис и подтянула меня к себе.

Когда вокруг настолько темно, трудно оценить даже очень примерное расстояние до чего-либо, но чёрная дыра определённо становится больше, а значит, мы к ней приближаемся. Горизонт событий, плавно перетекающий в фотонную сферу, а затем в аккреционный диск, манит своим величием. Горизонт событий — последнее, что существует там, а дальше лишь вечная пустота и абстрактное существование в пространстве без пространства. Становится темнее. От уголков иллюминатора с двух сторон ещё доходит тускловатый свет космоса, но передняя, почти полностью прозрачная, часть корабля укутана всепоглощающей тьмой. Прожекторы включены на полную мощность, но свет, производимый ими, не светит, а мгновенно притягивается в пустоту. Проходит несколько секунд, после которых я понимаю: ничего извне больше не существует. Есть только наш корабль и бездна.

— Приём, это Кристаллиум. Представьтесь, — доносится мужской голос из динамиков бортового компьютера.

— Судно Вальбиум-nag. Говорит Чарминг-01. На борту Элис Мелони и Саймон Феникс. Корабль возвращается с миссии “SSP”. Отправляю последовательность фотонов.

— Провожу отсеивание, — голос ненадолго замолкает. — 0100110

— Подтверждаю. Код: Дракон, дракон, банан, змея.

— Доступ разрешён, откройте систему и выключите гравитационные отражатели и щиты. Добро пожаловать домой. Конец связи.

Чарминг опустил пару рубильников, нажал на несколько чёрных и одну большую красную кнопку, а затем, подтверждая действия с помощью пароля на клавиатуре, отключил энергетические щиты. Стрелка спидометра, который был выведен на главный экран, покатилась вправо. Основной двигатель отключён, но корабль продолжает набирать скорость. Вскоре я заметил, как из ниоткуда со стороны чёрной дыры вылетел синеватый пульсирующий луч. Он прицепился к нам, после чего борт неслабо тряхануло. Через секунду корабль оказался полностью обесточенным. Компьютеры и освещение отключились. Луч погас и стало темно настолько, что кажется, ты никогда и не обладал зрением. Я напряг руку и создал небольшую лампочку, стало куда комфортнее. Пожалуй, снаружи корабля что-то происходит, но визуально оценить это невозможно, а компьютер отключён.

— И что теперь? — спустя какое-то время спросил я.

Элис лишь улыбнулась, а затем, сжатием кулака, “выключила” мою лампу. Снова стало темно.

— Что ты де…

Я не успел выразить своё недовольство. Корабль вновь затрясло, будто он врезался во что-то. Вдалеке появился небольшой источник света.

— Что это там? — спросил я восторженно, показывая пальцем, как ребёнок.

— Транствующая м-кварк жеода, внутри которой Эдэм и скрывается все эти годы — Кристаллиум.

Я почувствовал, как миллионы маленьких потоков Пумы исходят из каменного шара посреди пустоты. Мы приблизились, и я смог разглядеть жеоду получше.

Кристаллиум представляет из себя вытянутый по полюсам, бугристый и неровный шар, состоящий из чего-то, что очень напоминает самый обычный по составу камень, однако космических масштабов. На северном и южном полюсах жеоды располагаются громадные механизмы, я сразу же распознал в них гравитационные установки. Именно они периодически выпускали в нас пульсирующий луч. Преподаватель по базовой физике рассказывал, что разработки таких механизмов ведутся, но я не думал, что они могут быть настолько мощными. Удивительно! Они имитировали, может и коряво, но силу притяжения чёрной дыры. Любая сильно развитая технология — неотличима от магии. Теперь я в этом убедился. На одной из сторон, чуть выше и правее центра есть огромная дыра, закрытая видимым полем Пумы. Мы двигаемся в её сторону, а точнее — нас туда засасывает. Через мгновенье я обнаруживаю, что шар полый внутри, а с потолка и округлых стен свисают толстенные, как несколько наших кораблей вместе взятых, радужные кристаллы. Рядом с ними кристаллы поменьше. Кристаллы источают пуму, текущую в центр жеоды. Они светятся ярко белым цветом и полностью, даже чересчур сильно, освещают Кристаллиум. Чарминг включил подорбитальный двигатель, видимо, мы вышли из зоны действия гравитационных установок. Мы подлетаем ещё ближе. Я смотрю сверху вниз и вижу небольшой городок. В нём всего 50, может, 100 зданий, они выстроены определённым образом. Те, что образуют внешний круг — похожи на жилые многоэтажки; ближе к центру — не такие высокие, квадратные сооружения, видимо лаборатории; нечто похожее на торговый центр; красивый парк. За внешним кругом жилых зданий, занимая всю оставшуюся область, разрастается своеобразный заповедник. Дикие деревья и кусты перебиваются небольшими полянками и одинокими кристаллами, кажется, там есть какие-то животные. Но всё внимание привлекает центр этого городка. Титанических размеров кристалл, метров 300 высотой и 50 шириной, окружённый левитирующими вокруг него этажами в форме пончика. Этажи не скреплены между собой и ничто не предотвращает их падение, но они летают, медленно кружась вокруг заострённого на конце м-кварк кристалла. Мы медленно пролетаем над улицами города. Они образуют нечто, похожее на округлый лабиринт, соединённый тонкими палочками. По улицам ходят люди, они поднимают головы наверх. Кто-то хлопает, кто-то охает, а затем они все начинают бежать в одну сторону. Я перевожу взгляд и вижу широченную посадочную платформу на противоположной части жеоды. Логичнее было бы разместить её прямо рядом со входом, но не мне судить. На платформе расположены десятки кораблей, большинство из них класса-м, но есть и крупные военные корабли и даже устрашающе-грандиозный линкор, но один корабль выделяется из общей массы. Он очень странной вытянутой формы, серого, как Фей’джи на моей руке, цвета. Мне даже показалось, что у него нет двигателя. Однако убедиться в этом я не смог — мы приступили к снижению. Небольшие облака пыли окружили нас. Толчок. Корабль стабилизирует давление и его двери опускаются, образуя удобный спуск.

— Вау… Вау! Это — нечто, — лишь говорю я.

Мы поспешно срываемся с мест и идём, проходим медицинский отсек и спускаемся по трапу. Корабль окружают толпы людей, большинство из них стоят в белых хлопковых, развевающихся на, не пойми откуда взявшемся ветру, халатах. Кто-то кричит: «Саймон вернулся!», а остальные начинают скандировать: «Саймон! Спасение! Саймон!». Люди улыбаются и хлопают.

— Это они меня так рады видеть? — недоумённо спрашиваю я.

— Если быть точнее — нас с тобой, — отвечает Элис.

Звук корабля постепенно затихает, и я начинаю чуть более отчётливо слышать людей: «Мы так долго ждали вас!», «Что у тебя с рукой, Саймон», «Саймон, помнишь меня?». Я очень растерян. Я пытаюсь отвечать на вопросы и махать рукой, но не особо получается.

— Кхм, кхм, уважаемые! Понимаю, как вы рады видеть нашего Саймона, но он определённо устал после дороги, — высокий брюнет с зализанными назад волосами успокаивает толпу, — Пропустите, пожалуйста.

«Дорогу Валентину!» — Кричат люди. Валентин ловко пробирается сквозь толпу людей. От него исходит спокойная и плавная Пума. У него длинные руки и пальцы. На его левой руке красуется обручальное кольцо, а на лице лёгкие, почти незаметные, морщины. Он уже не молод, но и до старости ему далеко.

— Саймон, — Валентин подходит ко мне и обнимает, хлопая по спине. — Как я рад тебя видеть — не передать словами. Ты наверняка не помнишь никого из нас… — мужчина оборачивается лицом к толпе. — Это центр Эдэма, Кристаллиум. У нас тут красиво, согласись? — спрашивает меня брюнет вновь элегантно обернувшись. — Ладно, ладно. С трудом, но могу представить то, что ты испытываешь, — Валентин смеётся, а затем я чувствую, как в мою голову на секунду проникает его Пума. — Ох, ох-ох… Извини. Пройдём куда-нибудь, где мы сможем поговорить. Да, я понимаю.

Он подталкивает меня и ведёт сквозь толпу. Элис следует за нами. «Саймон, приходи к нам пообщаться! Мы скучали.» — обращается ко мне парень моего возраста из толпы. Кажется, у него знакомое лицо.

— Конечно, приду. Только потом… — робко отвечаю я.

Мы спускаемся с платформы и идём в сторону огромного кристалла в центре города.

— Рука сильно болит? — спрашивает меня Валентин.

— Терпимо, вроде, но мне обещали операцию.

Валентин улыбается, а затем прикасается к Брейсеру.

— Ого, вот оно как значит, — задумчиво произносит он. — Живой? Это нам очень поможет.

«Уважаемый Фе’тжи, прошу вас подвинуться. Если позволите, я хочу осмотреть травму,» — звучит голос Валентина у меня в голове.

Как же он ловко обращается с Пумой. Он намного слабее меня в объёмах энергии, но однозначно, куда искуснее меня. Его Пума, будто танцуя, извивается плавными линиями вокруг него.

«Фей’джи,» — поправляет учёного Брейсер. — «Конечно»

После своих слов мой фамильяр, впервые за долгое время, изменяет свою форму, обращаясь в колье. Потоки воздуха ударяют в плечо, открывая ещё незаживший рубец. Начинает сильно щипать. Я сморщился и зашипел.

— Ох-ох… Значит Пума? Сильный у тебя был соперник. Небось Смертельная шлюха? — Пума Валентина начинает закручиваться, как ураган. — Кхм… Да, пожалуй, неслабо она тебя. Сейчас.

Зрелище не для слабонервных: шмотки окровавленной плоти, вперемешку с дроблёными костями и разорванными, будто дикими собаками, мышечными волокнами закручиваются и измельчаются прямо в воздухе. Кровь уже собирается хлестать из вен, но Валентин движением мизинца затыкает их, не позволяя мне умереть от потери крови. Остальной же частью кисти он совершает вращательные движения, будто размешивая невидимый сахар в невидимой кружке кофе. Повернув голову на пару градусов, я увидел озадаченное и напуганное лицо Элис, однако она ничего не сказала, как и я. Удивительно, но боли почти нет. Точнее, я её не ощущаю. Левую лопатку скрутило, как и всю верхнюю часть спины, а лицо сжалось в ужасающей гримасе. Мой организм явно чувствует всё то, что происходит. Но боли я не испытываю. Странное чувство. Спустя несколько секунд кровавая каша, левитирующая в воздухе, образует однородное нечто телесно-кровавого цвета, а затем, как пластилин или глина, приклеивается к обрубку левого надплечья. Валентин резким толчком пропитывает меня своей Пумой, и плечо быстро начинает зарастать кожей.

— Вот и всё, как новенькая. Точнее… — брюнет задумался. — Как новенькое. Плечо, но без руки. Тут уж извини. Кхм-кхм, да… Но, с другой стороны, у тебя есть такой чудесный товарищ. Неплохая у вас синергия с ним получается, а?

— Ага… Спасибо, — я будто разучился разговаривать.

— А где ты, если не секрет, конечно, нашёл живого… Фей’джи, правильно?

Брейсер медленно переполз на своё место. Теперь задержки между мыслью и движением почти нет, кажется, моя новая рука работает лучше любого протеза.

— Планета: Ya-5y0. Система: OP-h1. Чудесным образом поверх брошенного корабля Создателей наросла, слой за слоем, планета. Там и нашёл.

— Ооо… Да-да! Припоминаю, мы хотели туда отправить отряд, но никак руки не дошли… Щас все очень заняты.

Мы прошли слой жилых зданий и подходим к лабораториям. Люди из окон машут мне руками.

— А что вы тут изучаете? — спрашиваю я.

— Ты совсем ничего не помнишь, да? — Валентин посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся. — Мы тут изучаем всё, что поможет человечеству наконец победить. С уклоном в Пуму, конечно.

В голове вдруг стрельнуло: «А почему я вообще им доверяю? Почему доверяю Элис? Не хотят ли все вокруг просто воспользоваться мой силой? Может Мистер Х и был прав, говоря, что я втянут в какую-то игру…»

— Сомневаешься? — вдруг спросил меня мужчина.

Всё время забываю, что пользователи способны считывать настроения других. Я немного оторопел от вопроса.

— Ну… Не то чтобы, но..

— Неудивительно. Ты через многое прошёл, да ещё и не помнишь ничего. А мы тут в каких-то шпионов играем, — он рассмеялся. — Ты помнишь, откуда у тебя этот шрам на щеке?

— Кажется, отец водил меня куда-то, а потом появился этот шрам. Но без подробностей, Отец. Кхм. Крейз ничего мне так и не рассказал.

— Хм… Хм-хм, — Валентин обернулся в сторону Элис. — Ты ему не объяснил а, не так ли?

— Я думала, ещё не время, да и у вас, Валентин, всегда лучше получается рассказывать истории.

— Ладно, смотри, — Валентин остановился и посмотрел мне прямо в глаза. — Эту штука в твоей щеке — моя разработка. Замок, так я её назвал, защитил тебя от ненужного внимания, скрыв твою Пуму. Не уверен сработает он или нет. Уже сколько? С десяток лет прошло, но, по задумке, если ты приложишь руку к щеке и произнесёшь: “Явись”, а затем выпустишь немного Пумы, то тебе явится видение, которое тебе оставил отец. Можешь сейчас, а можешь на удобном диванчике, когда..

Я не дослушал. Правая рука рванулась к щеке.

— Явись, — крикнул я.

Резкая слабость в ногах обрушила меня. Надеюсь, меня успели поймать.

— Крейз, я активировал замок. У тебя есть может три, максимум пять минут.

— Хорошо, — отвечаю я, держа в руках плоскую пластинку, которая вытягивает Пуму.

У меня грубоватый мужской голос, потрескавшиеся от работы и сухого воздуха руки. Запах плесени и холод земли подвального помещения заставляет моё тело покрыться мурашками. На старом деревянном столе лежит карбоновый кейс. Рядом с ним — небольшой пластмассовый бокс, внутри которого в жидкости, сильно бьющей по носу спиртом, плавает скальпель. Чуть правее лежат медицинские нитки и игла.

— Кхм-кхм, — собираюсь с мыслями я. — Саймон, сынок… — на глазах наворачиваются слёзы. — Я… Мы с мамой. Твоей мамой… — слёзы стекают по щекам к подбородку, уворачиваясь от крошечных волосков щетины. — Пожалуй, когда ты увидишь и услышишь это, не знаю в каких обстоятельствах это произойдёт, но знай, что мы любим тебя. Ты уже, наверное, знаешь, что мы не совсем твои родители, — я мну нижнюю часть лица свободной рукой, а затем нервно смеюсь. — Ну, а хотя, какая разница? Ты ведь знаешь, что мы любим тебя. Не обижайся на нас, пожалуйста. Знаешь, это не совсем гуманно так поступа…

— Крейз, ближе к делу, время может закончиться, — произносит Валентин.

Я смотрю на него и киваю. Молодое и красивое лицо, длинные опущенные до плеч волосы. Белый халат.

— Ну а что я должен сказать ему? — спрашиваю я на повышенных тонах. Руки начинают трястись.

— Скажи ему то, что сказал бы отец своему сыну.

Я выдыхаю.

— Сегодня пятое марта 2708 года. Если ты слышишь и видишь это, дорогой Саймон, ты уже наверняка встретился с Валентином. Он хороший мужик, ха-ха. Можешь считать его своим крёстным, — я опускаю взгляд на странную пластинку в своей руке. — Вот эта штука должна запечатать твою Пуму. Сейчас непростые времена. Катарсис бушует и проминает под себя Javelin. Хотя, пожалуй, если ты будешь смотреть эту запись, — я сморщился подумав, что запись — не лучшее слово. — Всё будет ещё хуже. Но я надеюсь, что ты никогда это не увидишь и мы справимся своими силами. Прости, что сегодня мама не пришла, мы стараемся не вызывать подозрений. Вот… Прости.

Последнее слово я произношу почти шёпотом. Закрываю глаза и прикусываю нижнюю губу.

— Всё. Что дальше? — спрашиваю я через время, обращаясь к Валентину.

— Теперь нужно внедрить замок в его тело. Ты всё подготовил?

— Да, в соседней комнате.

— Возьми скальпель и нитку с иголками.

Я делаю как он сказал, и мы идём в соседнюю комнату. По её центру стоит дряхлая медицинская тележка с колёсиками, на которой спит Саймон. Мой сын. Слёзы накатывают по второму кругу. Мы подходим ближе. Валентин берёт скальпель из моих рук.

— Лучше отвернись. Я позову тебя, когда ты понадобишься. Ты же хорошо его усыпил?

— Да… — растерянно отвечаю я и отворачиваюсь.

В этом подвале тихо, поэтому я отчётливо слышу каждое движение Валентина. Я представляю, как его рука медленно ведёт кончиком скальпеля по щеке моего сына. Становится страшно.

— Валь, ты только аккуратнее, ладно?

— Конечно.

Секунды тянутся, как мёд. Я обхватываю себя за предплечья и сильно, до боли, массирую бицепсы. Кручу головой во все стороны и переминаюсь с ноги на ногу.

— Ну что? — спрашиваю я.

— Иди сюда. Нежно вставь замок в разрез и вложи столько Пумы, сколько сможешь.

Я разворачиваюсь и вижу ровный разрез на правой щеке своего мальчика. Ноги подкашиваются. Я глотаю слюну и с трудом делаю шаг. Затем ещё один. Подхожу и скрупулёзно начинаю вводить тоненькую пластину, которую всё это время сжимал между большим и указательным пальцами. Закончив, я прикладываю ладонь к щеке.

— Я люблю тебя.

Очнувшись от испепеляющей боли в щеке я не могу понять, где нахожусь. Я, это снова я — Саймон. Голова раскалывается от странного чувства: я будто на несколько минут побывал в голове другого человека. Я видел, слышал, чувствовал и ощущал всё то же, что и он. Это был мой отец. Как бережно и как нежно он со мной обращался! От осознания, что никогда его больше не увижу, я начинаю рыдать взахлёб. Папа. Папа…

Кажется, что в жизни он никогда не проявлял столько нежности ко мне. Обычно это делала мама. Наверное, отцы всегда такие, им нужно держать лицо. Они держат эмоции в себе, а ситуацию под контролем, чтобы жена и дети могли поплакать и погрустить. Они не выпускают эмоции, пока не останутся наедине. Они, пожалуй, — сильные.

Несколько минут спустя слёзы заканчиваются. Не то, чтобы мне больше не грустно, просто слёзные железы перестают выделять их. Вскоре я услышал ритмичные звуки слева от меня: “тук тук-тук тук”.

— Да, — громко ответил я, после чего в комнату зашёл Валентин.

Я лежу на красивом закруглённом диване в конусообразной и хорошо освещённой комнате. Свет исходит справа. Я поверчиваю голову и в 20 метрах от себя вижу громадный кристалл. Сразу понимаю, что нахожусь на верхнем этаже главного здания.

— Как себя чувствуешь? Нормально? — спрашивает Валентин, подходя ко мне и присаживаясь рядом.

— Да.

— Ну и отлично! — радостно отвечает он, потирая, а затем хлопая, ладонями. — Слушай, — тон его голоса меняется. — У тебя наверняка множество вопросов. Собственно, поэтому я и пришёл, — он разворачивается ко мне, закинув одну ногу на диван. — Спрашивай. У меня действительно множество вопросов, и я не знаю с какого начать.

— Элис немного рассказывала мне про Эдэм. Вашей целью является безопасность и счастье людей?

— Да, а ещё — свобода.

— Хорошо, тогда скажите, не нарушает ли ваши цели и идеалы наше с Элис создание?

— Ты очень похож на своего отца, — задумчиво начинает Валентин. — Он тоже задавался этим вопросом.

— И что вы ему ответили?

— Я ничего ему не ответил. Я знаю, что он всё сам понял. Да и ты, парень, не глупый.

— Значит жертва малым ради большого? Валентин замолк на пару секунд и посмотрел в пол, а затем кивнул.

— Вам известно, что случилось с Теодором?

Пожалуй, для меня это самый важный вопрос. Я смотрю на губы своего собеседника. Жду, пока они откроются, и он заговорит.

— С ним случился Аеон. Иаков Аеон — гениальный учёный и совершенно беспринципный человек. Он был предыдущим лидером Эдэма.

— Не может быть… — у меня отвисла челюсть. — Почему он тогда сразу не убил меня, зная, кто я? И как он оказался по ту сторону?

— Власть, деньги и знания, которыми обладает Катарсис, переманили его, а не встреться он с Теодором, ты бы уже давно был мёртв. Теодор Х стал пешкой в его руках, а из тебя он хотел сделать ферзя. Полагаю, что он хотел использовать твою силу против нас. Но у него не получилось, — Валентин достал из своего халата блокнот и записал что-то в него. — Он грезил мечтой о совмещении технологий и Пумы. Перед тем, как предать нас, он показал мне устройство.

Валентин начал быстро перелистывать страницы, а затем показал мне один из разворотов. По краям расположены страшные формулы и корявые буковки, а по центру — карандашный чертёж.

— Паразит, так он его назвал, он внедряется в костный мозг и подчиняет жертву себе, — он тыкнул пальцем в рисунок, напоминающий паука. — На тот момент это было прототипом, но даже тогда все члены совета поняли, насколько это бесчеловечное орудие.

— И как он работает?

— Между паразитом и носителем заключается договор: со стороны носителя — желание, а со стороны паразита — силы, для его осуществления, в обмен на жизнь носителя. Скорее всего Теодор пожелал смерти отца, а когда это случилось потерял контроль над своим телом. Я схватился за голову и сжал свои полукудри мёртвой хваткой. Значит он знал… Он всё знал и обманывал меня! Тягучая обида завладела моим разумом.

— А Джинбей? Вам известно кто это и что с ним случилось? — нестриженые ногти вонзились в волосяные луковицы.

— Элис рассказала мне в двух словах, сочувствую, — он положил мне руку на плечо и впустил в меня немного своей светлой и тёплой пумы, пытаясь успокоить. — Всё сходится. Аеон узнал, как близок для тебя стал этот Потентианец и подстроил всё так, чтобы ты возненавидел Эдэм. Всё так. Теперь я всё понял. Я рассмеялся, а затем, прикусив язык, сомкнул рот и ударил себя по лицу.

— Я понял.

Мои ноги сами подняли меня, сами довели до двери и нашли способ как спуститься с верхнего этажа этого непрактичного здания без лестниц и лифтов.

Наверное, я иду по улице, может, я даже отвечаю на вопросы людей, которые так рады видеть меня. Стены и окна зданий сменяют друг друга. Кругом так спокойно, тепло и хорошо, а внутри — так холодно. Всё внутри меня заледенело настолько, что ноги подкашиваются. Я иду по траве, а в следующую секунду сижу под тенью могучего и широкого дуба. Ошмётки мыслей сталкиваются, нагревая мозг до предельных значений. Так вот почему он вёл себя так в баре. Вот почему рыдая просил прощения. Вот почему бросился на первых попавшихся шлюх. Вот почему он не жалел себя в битве с отцом. Вот почему он спилил рога.

Я, приложив всю силу, ударился головой о кору дерева.

— Дурак… Ты дурак, Теодор. Такой дурак!

Он ведь, наверняка, понял, к чему всё идёт. Когда мы пили энергетики на корабле, когда смеялись над глупыми шутками, когда встретились с Фей’джи и потеряли Джинбея…

— Когда ты спас меня от придурка на корабле. Неужели даже тогда ты уже всё знал? — я больно ударил себя по ноге. — Я не злюсь на тебя, Тео. Я не знаю, как бы поступил в твоей ситуации. Просто скажи, что наша дружба не была игрой, — я упал на бок, ударившись виском о корень. — НУ ПОЧЕМУ Я ТЕРЯЮ ВСЕХ, КТО МНЕ ДОРОГ! Почему… Ты ведь не обманывал меня, называя другом? Я понимаю. Ты просто мечтал убить его. Я правда понимаю, я не злюсь… Просто, почему…? Да понимаю я! Я просто хотел быть счастливым и делать счастливыми других… Теодор, прости меня, — я сжался в комочек, обнимая колени. — Прости меня, Джинбей, прости… Простите меня. Это точно я во всём виноват. Ты такой сильный, Теодор. Ты защищал и переживал… Ты ведь не меня предал, а незнакомца. Мы ещё не были знакомы, когда тебе вживили паразита, ведь так? Ты ведь не стал бы… Когда мы уже подружились… Не стал бы предавать меня, правда?

Меня всего трясёт. Нижняя половина лица перемазана грязью, слюнями и соплями. Дыхание сбито, а сердце покалывают тысячи иголок. Мне холодно. Мне так холодно! Я пытаюсь согреться с помощью Пумы, но не получается. Метод, который мне подсказал главный Фей’джи, спасший меня от смертельных минус 80 градусов, не помогает мне сейчас. Лёд, овладевающий моей душой, нельзя растопить. Меня не согреют тысячи одеял. Кажется, я могу охладить любую звезду, окажись я внутри неё. Морозная пустота внутри меня поглотит любой жар. //Diary |10.01.2726 | Неужели моё решение убить Мистера Х было ошибочным? Стоило ли оно того? Мне так страшно… И мне так холодно. Согрейте меня… Кто-нибудь. Пожалуйста.

Сквозь заплывшие глаза я вижу, как ко мне движется силуэт. Мягкие шаги прожимают под собой зеленоватую траву. Яркие лучи градиентного света освещают её милое лицо. Она садиться рядом, прямо на землю, и кладёт мою голову на свои колени. Её тёплая рука греет мою щёку, расчёсывает скомкавшиеся волосы. Вечер. Совсем недавно яркий свет м-кварк кристаллов перестал бить в глаза, отражаясь от стёкол и зеркал.

— Представляешь, — нежно произносит она. — Мы научились контролировать яркость свечения этих кристаллов. А когда-то тут был вечный день. Я шмыгнул и ещё глубже зарылся в её колени.

— Они постоянно испускают Пуму, не знаю сколько лет или тысячелетий, но постоянно и их эффективность не снижается. Валентин разработал технологию, которая позволяет преобразовывать Пуму в оптическую иллюзию, а Альбштейн придумал как обманывать датчики корабля, чтобы неприятели думали: «Чёрная дыра! Разве мы не на предельном расстоянии от неё? Нам нужно разворачиваться и скорее!» — Элис забавным голосом исковеркала мои слова.

Я издал звук из семейства смеха, но звучал он как булькающий храп гоблина.

— Он был моим первым за такое долгое время другом… — прокряхтел я забитым мокротой горлом.

Элис наклонилась и поцеловала меня в лоб.

— Ты немного запачкался.

— И затылок сильно болит. И висок…

— А ты представь, как дереву было больно, — она хихикнула, а затем помогла мне подняться. — Пойдём, покажу тебе одно ну-у-у очень интересное место.

Мы спустились с небольшого склона, на котором находилось дерево, и зашли в город. Глаза щиплет, и они сильно болят. Разговаривать совсем не хочется. Хорошо, что Элис всё это время молчит. Здания сменяют друг друга, людей стало куда меньше, чем днём. Может, причина в том, что уже стемнело, а, может, и в чём-то другом.

Элис вдруг остановилась.

— Нам вон туда, — она показала на один из множества окружающих нас подъездов.

— А что там?

— Моя комната.

Мы не спеша поднялись на 3-й этаж, повернули направо и остановились у самой обычной деревянной двери. Элис достала ключ и приложила его к ручке.

Как только мы зашли внутрь комнаты-квартиры, я тут же был отправлен в душ.

Миниатюрный туалет встретил меня согревающим уютом. Приятный для ног пупырчатый коврик, зеркальце в форме облака висит над белоснежной раковиной, а рядом с ним, на первый взгляд хаотично, расставлены бутыльки с косметикой, там же нежно розовая зубная щётка. Напротив — унитаз, а рядом — душевая кабинка с двумя матовыми стенками из стекла. Я с большим усилием стянул с себя задубевшую от грязи одежду, обронив несколько шматков чёрно-коричневой грязи на бирюзовый коврик, от чего тот явно потерял в уюте; А затем зашёл в душ. Я повернул вентиль с холодной водой и приготовился заходить под напор. Обожгло сначала кисть, затем ступни. Чистая и такая холодная вода стекает по щекам, обращаясь в мутноватую субстанцию, перемешиваясь с грязью и маленькими обрывками травы. Вода разогрела меня, сняв пелену беспокойства и тревог. Сознание прояснилось, появился стыд за своё поведение и внешний вид. Тем более перед Элис. Добавил немного горячей воды. Пригрелся. Сел на скользкую плитку.

Я сижу тут уже около двадцати минут, приходя в себя, следя за каждой капелькой воды, стекающей в слив. Как мне хочется, чтобы этой дырки в полу не существовало, чтобы горячая вода постепенно накапливалась, утапливая меня в своих, бесспорно приятных, объятиях.

Ещё спустя пятнадцать минут я понимаю — пора выходить, хоть и очень не хочется. Я уже давно отмыл всю грязь и негатив от произошедшего за последние несколько дней, под таким приятным напором воды. По крайней мере: всё, что могло отмыться — уже отмылось. Пора выходить, но мне абсолютно не хочется.

Распахнув дверь и выйдя из кабинки, я заметил пропажу своей грязной одежды и появление совсем новенькой и чистой. Белая хлопковая пижама села на меня отлично.

— Долго ты, — сказала Элис, услышав открывающуюся дверь.

— Так получилось, но мне это было необходимо.

Приятная глазу комната выполнена в пастельных цветах. Она совсем не большая, но, пожалуй, для одного человека — самое то. Я прошёл в гостиную-спальню.

— Кушаете вы в столовых? — спросил я.

— Да, но, если ты голоден, у меня есть немного припасов.

— Не откажусь, — радостно ответил я, падая в обволакивающий диван.

Девушка подскочила, нагнулась к тумбочке и достала упаковку песочного печенья.

— Хочешь что-нибудь посмотреть? — спросила она, намекая на стоящий предо мной телевизор. — Чай?

— Не очень… Зелёный, без сахара. Почему на улице было так мало людей, а свет в окнах не горел? Где все?

— Ты же слышал, война началась. Постепенно все разлетаются, раньше тут было вообще не протолкнуться, — ответила Элис, поставив горячие кружки на прикроватную тумбочку. — Ты как?

Вопрос, словно ведро холодной воды, вылитое на голову в горячий солнечный день, заставил всё тело сжаться. Я промолчал. Тогда Элис села ко мне и взяла меня за руку.

— Смотри, — она показала пальцем на шкаф справа от нас. — Там наше с тобой детское фото. Сейчас.

Элис напрягла руку, и рамка плавно подлетела к ней. На фотографии запечатлена двуместная коляска, в ней двое младенцев. Один в синем комбинезоне, а другой в розовом. Рядом стоят какие-то люди. Дети беззаботно улыбаются.

— Это мы?

— Мы, Сай.

— Такие счастливые.

— Да…

Элис отправила снимок обратно на полку.

— Спасибо, что спасла меня. И за то, что заботишься, — поблагодарил я.

Она повернулась и нежно на меня посмотрела.

//Diary |10.01.2726|

Привет, дневник, давно ничего не писал. Последние несколько дней прошли ужасно… Даже думать об этом не хочу. Из хороших новостей — мы всю ночь проболтали с Элис. Я решил пока ничего серьёзного не спрашивать, не хочу ещё больше нагружать себя. Кажется, я снова влюбляюсь в неё. Хотя может и не стоит. Боюсь, что всё будет как в прошлый раз. А вдруг она просто сбежит, как тогда? У меня же тогда вообще никого не останется. Джинбея убили, Теодор… Не знаю. Элис сказала, что завтра пойдём знакомиться с каким-то Альбштейном. Хотя, по её словам, я с ним уже знаком. А ещё она хочет показать мне, цитата: «очень крутое место.» Пожалуй, это поможет мне отвлечься. Пора спать.

Проснувшись, мы быстро позавтракали и так же быстро направились в порт. Кораблей тут стало куда меньше.

Маленькие человечки забегают в пыхтящий двигателями линкор: «SV», а грузовые роботы завозят в его открытый шлюз припасы и ящики. Показавшийся мне странным корабль, цвета Фей’джи, переместился на дальний правый край платформы. Серебряно-серая обшивка в форме вытянутой сосульки придерживается треугольными подставками. Рядом стоит портативный вычислительный компьютер, а за ним — невысокий дедушка в очках. На вид ему лет 70, он подходит к оболочке корабля и прикладывает к ней руку. В следующее мгновенье я чувствую, как он испускает Пуму, совсем немного. Из соединительных частей пластов обшивки исходит синеватое свечение, а задняя часть, похожая на древний двигатель внутреннего сгорания, издаёт звенящий звук. Сопло двигателя расширяется, испускает из себя видимое облако Пумы и толкает корабль на несколько десятков сантиметров вперёд. Мы подходим ближе.

— Запиши… Кхмхр… Потенциал 12, Зиот 2.45, Коэффициент ускорения 1.13. Расстояние — 87 сантиметров к 1 световой минуте, — произносит учёный у корабля, приглаживая свои, стоящие, как после удара молнии, волосы.

— Есть, провожу вычисления, — отвечает ему компьютер. — Стоимость одной световой минуты составляет: триста пятьдесят семь тысяч гигазиотов. Ориентировочная погрешность 11.24 процентов.

— Кхрм… Хорошо, поставь ускорение на 1.5.

— 215 тысяч, погрешность 24 процента.

— Плохо… Очень плохо! Валентин просил опустить до 200 тысяч. Кхе-кхе, так тут ещё и погрешность. Ладно, выключай.

— Корабль деактивирован.

Старичок развернулся к компьютеру и заметил нас. Он резво, даже слишком резво для его возраста, подскочил к нам.

— Элис, дорогая, привет, как себя чувствуешь? — он смотрит на меня и прищуривается. — Неужели кавалера себе отыскала? Правильно! Давно пора.

— Давно уже нашла, дедуль, это Саймон, — смущённо ответила Элис. — А это Альбштейн. — Обращаясь ко мне сказала она.

— Ох… Ох… Саймон ну неужели! — Альбштейн взял меня за левую руку. — Совсем младенцем тебя ещё помню. Кхм. Что это у тебя с рукой?

— Боевое ранение, — растерянно ответил я. — Или вы про протез? Это Фей’джи. Брейсер, поздоровайся.

Фамильяр отцепился от моего плеча и шариком завис в воздухе между мной и Альбштейном.

— Ох-ох… Слышал я что-то об этом от Валентина. Кхм… Неужели он живой?

— Здравствуйте, живой, — ответил Брейсер.

Корабль вдруг завибрировал и вновь засветился, издав громкий звук.

— Тревога. Тревога. Дедал активирован, мощность две тысячи мегазитов и растёт, — запищал электронный голос.

Глаза учёного загорелись, он подбежал к компьютеру и уставился в экран, а затем начал суматошно нажимать на кнопки.

— Компьютер, активировать цепь безопасности "1". Включить тормозные колодки.

— П-Реактор нагревается, активирую цепь безопасности. Мощность две тысячи семьсот. Внимание: Критическая температура, запускаю процедуру деквантации.

Корабль, будто раскалённый кусок металла, нагревает воздух вокруг себя. Тот, смешиваясь с окружающим нас прохладным штилем, образует мощные порывы ветра. Ещё немного и хлопковый халат профессора сработает как парашют. Ритмичные пульсации Пумы, исходящие со стороны двигателя, по нарастающей усиливаются. Они ударами проникают внутрь, как звуковые волны, заставляя тело трепетать.

— Стой! — заорал Учёный. — Активируй двигатели на полюсах с одинаковой мощностью, постарайся компенсировать перегрузку. Брейсер, видимо поняв в чём дело, отлетел на несколько метров от корабля.

— Мощность падает, — вновь запищал голос. — Две триста. Тысяча восемьсот. Тысяча сто. Четыреста, — небольшая пауза. — Реактор стабилизирован.

Выбросы Пумы прекратились, а у Альбштейна, кажется, чуть не встало сердце. Он взмахом руки создал под собой что-то наподобие кресла и плюхнулся в него без сил.

— Крхм… Вот она — последняя и столь необходимая переменная. Учёный выглядит измотанным, но счастливым. За предыдущих тридцать секунд он успел состариться ещё лет на десять. Лобная доля его головы, покрывшись тонким слоем пота, блестит и отражает свечение кристаллов.

— Саймон, позволь мне кхм… рассказать тебе про этот кхм-кхм… корабль, — он протёр лоб и щёки от пота в лёгкой одышке. — Дедал, разработанный мной, станет нашим козырем в борьбе с Катарсисом. Теперь точно станет, — он посмотрел на Брейсера. — Только мне понадобится, если ты не возражаешь, конечно, помощь твоего компаньона.

— Я не в силах решать за него, но думаю, что Брейсер не откажет вам. А в чём, собственно, заключается проблема? — спросил я.

— Я не буду утруждать тебя нудными рассказами о создании этого корабля, но скажу, что нам никогда не удавалось кхм… накопить достаточное количество энергии для его запуска, а твой друг может в этом помочь.