P.U.M.E.

Глава 18. Родимая пробирка

Брейсер по своей воле остался помогать Альбштейну с Дедалом. Он сказал, что ему понадобится ещё несколько дней. Я очень устал. В бесконечности космоса вновь звучат взрывы. Что удивительно, со стороны Javelin’а воюют в основном роботы и беспилотники. Из немногочисленных источников мне удалось узнать, что людей в Javelin’е загоняют в тюрьмы, а кто не согласен — убивают. В это сложно поверить…

Пока Альбштейн вместе с Фей’джи улучшают корабль, Элис настояла на полёте в это «крутое место».

Всё-таки чувства к ней совсем не ослабели, только лишь спрятались за ужасами жизни, а сейчас вновь расцветают.

Теодор, как ты там? Я скучаю. Скорее всего, мы больше не свидимся, но, где бы ты ни был — желаю тебе всего самого наилучшего!

Элис разбудила меня глубокой ночью, когда м-кварк кристаллы были почти полностью отключены, а жеоду, бороздящую космос, окутал его мрак. Мы тайком, в полуприсяде пробежали слой жилых зданий и, огибая охрану с яркими фонариками, забежали на борт Чарминга. Медицинский отсек корабля дополнился совершенно неуместным, но на вид очень удобным, диванчиком, стоящим по центру у одного из краёв корабля.

— Приветствую, Элис, Саймон. Я не получал разрешения на вылет, по какому поводу? — встретил нас холодный голос корабля.

— Чарминг, дорогой, разве Валентин не оповестил тебя в частном порядке? Он просто не хотел, чтобы люди начали переживать, но, клянусь своим именем — он в курсе.

— Я не буду с вами спорить. Так или иначе у вас есть код к системе. Куда направляемся?

— Scientia-bq. Альбштейн попросил привезти важную деталь оттуда.

— Ваш пульс учащён.

— Ну пожалуйста… — заумоляла Элис.

Корабль затих, а затем включилось бортовое освещение.

— Активирую стелс-модули. Расчётное время в пути: 6 часов, 12 минут.

— Люблю тебя.

Мы уселись на 1.5 местный диванчик. Я сразу же откинул голову назад и приготовился ко сну.

— Стоять, — пригрозила Элис. — На том свете поспишь. Ты знаешь куда мы летим?

— Нет, откуда, ты же всё это время тянула интригу… — сонно ответил я.

— Ну вот и слушай значит. Мы полетим на планету нашего с тобой создания.

А ещё я одолжила записи с камер главного компьютера, и мы их сейчас с тобой посмотрим.

— Какие записи?

— Того, как на Scient’у напал Катарсис, и немного про нас с тобой, — Элис подняла голову в центр комнаты, к висящему там голографическому проектору. — Чарминг, снизь освещение и включи у нас файл 3123, пожалуйста.

Свет лампочек затих, по центру комнаты появился голографический экран, он горит чёрным, а по центру крутится индикатор загрузки. Вскоре пиксели экрана начали загораться, складываясь в картинку. На экране видны две руки, в одной из которых стилус. Руки двигаются и записывают какие-то сложные формулы, а затем нажимают на клавиши клавиатуры. Это запись с нагрудной камеры. Черный экран. Изображение сменилось. Действия происходят в лаборатории, по центру которой стоят две прозрачные круглые капсулы. Они достаточно широкие, чтобы внутри поместился человек. Чёрный экран. Снова капсулы, теперь они заполнены мутноватой жидкостью, а рядом стоят несколько учёных. Среди них я замечаю совсем ещё молодого Валентина, рядом с ним стоят Альбштейн и Аеон, они бурно обсуждают что-то. Человек подходит поближе и прислоняет руку к одной из капсул. Он пристально смотрит внутрь. Там лежат овальные объекты, похожие на яйца. «Саймон» — Произносит человек на записи голосом моего отца.

— Это ты, — сказала Элис. — А в соседней капсуле — я.

Овалы внутри капсул имеют точно такой же цвет, как и все Фей’джи. Черный экран. Внутри лаборатории толпа людей в белых халатах. Они окружили капсулы, как путешественники окружают костёр холодной ночью, у них у всех планшеты в руках. Взгляд переводится на кнопку «Enter» на клавиатуре, его руки немного дрожат, а затем он нажимает на неё и оборачивается на капсулы. Жидкость внутри них становится прозрачной, а яйца трескаются. Люди хлопают и улыбаются. Они кричат: «Получилось!». Чёрный экран. Нательная камера. Крупная округлая комната с детской площадкой по центру. Дети скатываются с горок, играют в песочнице, пинают мячик. Человек подходит ближе: «Саймон, Элис, на процедуру». Я вижу себя: короткие и кудрявые волосики, нечто похожее на пижаму, она фиолетовая и на ней звёзды. Продолжительный чёрный экран. Появляется изображение неба, сбоку светит красный гигант. Плывут рыжеватые облака. Небольшая область земли, попавшая на камеру, напоминает глину. Кажется, там пробежал какой-то зверёк. Я вижу редкие деревья и синеватую траву. Чёрный экран.

— Момент нападения, — шепчет Элис, а затем вжимается в меня.

Снова небо, но теперь ночное. Красивые созвездия. Пролетает падающая звезда. Возможно, от спутника планеты, а возможно от чего-то другого отражается свет местной звезды. Тишина и спокойствие. Вдруг яркая вспышка где-то вдали. Грохот. Ещё одна падающая звезда, затем ещё и ещё и ещё. Их сотни! На мгновенье мне показалось, что это метеоритный дождь. Затем оглушительный взрыв вдали. Мощный порыв ветра, несущий в себе ошмётки глины, пачкает камеру и сдвигает её немного в сторону. На небе появляются десятки огней. Это военные корабли класса Spiral, их корабельные прожекторы закручены спиралью. Звук пропадает. Корабли без устали выпускают залпы по планете. Камеру трясёт, затем по изображению пробегают артефакты, яркая вспышка приближается к камере. No signal и чёрный экран. Лаборатория. По узким коридорам, переливающимся красными огнями сигнала тревоги, бегут люди. Тряска. Чёрный экран. Комната. В ней две люльки. Одна из них пуста, а в другой лежит кудрявый мальчик. Это я. В детскую забегают двое. Это мои родители. Отец хватает меня. Маленький мальчик в его руках плачет. Чёрный экран. Проектор выключается.

— Жесть, — выдавливаю я из себя. — А что было дальше?

— Потом расскажу, — Элис продолжительно зевает, а затем потягивается. — Теперь спать.

— После такого-то? — возмущённо спрашиваю я.

Она смеётся и опускает свою голову мне на плечо.

— Не хочу вас отвлекать, — прозвучал голос робота-капитана со стороны бортового компьютера, — но мы приближаемся к Scientia-bq. Снижаю скорость до предсветовой.

Элис встала и подошла к одному из бортовых хранилищ. Шкафчик открылся, и она достала два скафандра СПК-С и две пары обуви необычной формы с очень высокой подошвой, а затем передала один из комплектов мне.

— Разве ты не умеешь создавать скафандры с помощью Пумы? — спросонья спрашиваю я.

— Умею, но от радиации они не защищают, — улыбнулась Элис.

— Справедливо.

Элис, без стеснения сняв футболку и штаны, оказалась предо мной в одном нижнем белье, но её, в отличие от меня, это ни капельки не волновало. Я поспешно отвернулся, а она мило улыбнулась.

Пока я экипироволал себя в скафандр, Чарминг сообщил, что мы вышли на одну десятитысячную от скорости света. Закончив с переодеванием, я подошёл к небольшому иллюминатору, расположенному на правом борту корабля. Яркий красный гигант освещает несколько космических тел, а мы стремительно приближаемся к самому удалённому от звезды и достаточно большому, чтобы его можно было по праву считать планетой. Я прижался лицом к стеклу, чтобы получше её разглядеть. Рыжевато-бурая поверхность, усыпанная ухабами и кратерами, немного пугает масштабами своих разрушений. Большинство кратеров имеют природное происхождение, однако есть и те, что выглядят как идеальная окружность, с, присущим взрыву световой бомбы, рисунком. Я не смог отыскать ни одного даже намёка на облака, а значит атмосферы тут нет или она была уничтожена.

Звезда этой системы вошла в предсмертную фазу красного гиганта. Если в этой звёздной системе и была жизнь, то увеличение светила её давно уничтожило. Я сместил взгляд немного правее. Увиденное заставило меня нахмурить брови: у той области планеты, к которой мы приближаемся, виднеется невероятных размеров кратер. Он большой настолько, что кажется, будто на планету напал всемогущий и невероятно голодный космический кролик, а затем просто откусил кусок от планеты.

— Что это? — спросил я у Элис, показывая пальцем на аномалию.

— Выйдем и всё расскажу.

Через несколько минут наш корабль совершил мягкую посадку.

— Чарминг, ты за главного, мы ненадолго. Если нас будут искать скажи, что мы вылетели на небольшую прогулку.

— Есть.

Мы с Элис прошли в шлюзовой отсек. Дверь за нами закрылась, а воздух выдулся. Мы синхронно активировали свои СПК.

«Встань вон туда,» — услышал я голос Элис у себя в голове, а сама она показывала пальцем куда-то мне под ноги.

Я опустил взгляд и увидел два углубления в форме сапога с красной точкой по центру. Наступив на них, я услышал щелчок, а затем с трудом поднял ногу. Необычная система утяжелителей. Видимо, внутрь подошвы закачалось очень тяжёлое вещество.

Шлюзовая дверь корабля упала на поверхность планеты, промяв под собой слои глиноподобного грунта. Мы вышли наружу. Корабль приземлился у самого обрыва. Гигантская яма в земле, чем-то напоминающая прямоугольник, имеет глубину, на глаз, 3–4 километра. Я с опаской посмотрел вниз. Там, на самом дне, что-то блестит, отражая лучи солнца.

«Это вообще интересная история,» — звучит Элис в моём сознании.

«Ну-ка,» — отвечаю ей я и оборачиваюсь.

Общаться с помощью Пумы куда удобнее, чем с помощью раций, не говоря уж о криках, через маску СПК и разряженную атмосферу.

«Вот тут, на месте этой ямы,» — Элис подошла ко мне и посмотрела вниз. — «Раньше и был научный центр.»

«А теперь тут яма. И что же случилось?» — спросил я.

«На планету напал Катарсис, это был, пожалуй, тот самый момент, когда мы поняли, что Javelin действительно представляет угрозу,» — начала Элис. — «Благо служба безопасности Эдэма была к этому готова, поэтому почти вся мощь удара пришлась по муляжу на поверхности планеты, а сама лаборатория была под землёй. Обошлось практически без жертв, а потом флот SpaceVerasity разобрался с противником, но было ясно, что Катарсис этого так не оставит. Поэтому было принято решение перевести корабль, ведь он представлял главную ценность. Оставить его тут было бы верхом кощунства. Кажется — делов то, подцепи к буксиру, окружи военным картежом и полетели, но была загвоздка. Корабль никак не сдвигался с места, он буквально был намертво прикреплён к земле, а управлять им никто не умел, да и вряд ли он запустился бы.»

«Неужели Эдэм перевёз корабль вместе с куском планеты?» — спросил я.

«Да, для этого был построен единственный в своём роде грузовой корабль. Когда мне рассказывали, со всеми подробностями, как кусок планеты загружали внутрь, я не поверила. Слишком уж невероятно это звучало, но вот мы тут. И дырка тут»

«А ты никогда тут не была?»

«Никогда, да и сейчас нам не стоит тут задерживаться. Мало ли что… Но, мне кажется тебе нужно увидеть это своими глазами и немного развеяться,» — после этих слов Элис наклонилась и нажала на свои и мои ботинки.

Из обуви вытекло гелеобразное вещество красного цвета с вкраплениями блестящих капелек, а затем с огромной скоростью скатилось вниз.

«Подпрыгни-ка,» — обратилась ко мне Элис.

Я согнулся в коленях, а затем подпрыгнул. Я никогда не боялся высоты, но подлетев на три своих роста в высоту, а затем медленно, как пёрышко, опустившись — кажется начал.

«Отлично!» — прозвучал радостный голос у меня в голове. — «Ну что, готов?» — спросила Элис и, не дожидаясь моего ответа, с разбегу сиганула вниз.

— Не тормози, Сай! — крикнула девушка. — Это круто!

В её голосе было столько радости, что я, не задумываясь о последствиях, прыгнул за ней. А в таких ситуациях лучше и не думать. Не знаю, с какой скоростью я падаю, и падаю ли я вообще, но ускорение свободного падения на этой планете — минимально. 1.2 или даже меньше. Кажется, что при большом желании, я, как та мышка, которая взбила сметану в масло, мог бы взлететь, если бы начал сильно махать руками. Я почувствовал невероятную свободу: прохладный ветерок обдувает всё тело, а значит какая никакая атмосфера всё же есть; весь организм расслаблен; мозг не думает о проблемах и трудностях, он думает только о том, как же круто вот так взять и полететь! Ещё и Элис. С ней мне комфортно, былые чувства, как растения сквозь асфальт, пробиваются через толстые слои времени и событий — медленно, но верно.

Спустя пару минут я, из-за разницы моего веса и веса Элис, догнал её. Даже без Брейсера на правой руке я на несколько килограммов тяжелее. Она схватила меня за руку и притянула меня к себе.

«К вопросу о том, почему нас разделили,» — вдруг зазвучала Элис в моей голове. — «Обними меня и попробуй использовать Пуму.»

Я прижался к ней, возможно даже очень сильно.

«Когда мы последний раз обнимались с тобой?» — спросил я. — «Должно быть, в тот день, когда ты сбежала…»

Под маской на моём лице появилась выражение печали. Я напряг руку, представив небольшую молнию, и понял: сейчас что-то будет!

Элис высвободила совсем капельку Пумы. После чего я почувствовал, что энергия, которую мы испускаем из своих тел, переплетается в страстном танце. Она ускоряется и расширяется, будто наполняясь жизнью, а затем перетекает в мою руку, где обращается в молнию. Сейчас она белого цвета, элегантная и спокойная, но поистине громадная. Я выпустил змеемолнию из правой руки и она, нарушая все законы физики, и, оставив только вспышку позади себя, врезалась в стену, образовав огромную и извилистую трещину в каменистой породе.

«Вау!» — подумал я про себя, забыв, что меня подслушивают.

«Ха-ха, действительно Вау! Но, вообще, мы называем это резонансом. Когда пользователи Пумы, чрезвычайно близки и дороги друг-другу, их сила переплетается и преумножается. А почему именно молния?» — спросила Элис.

«Не знаю, в нужный момент я просто захотел уничтожить одну дверь, кстати на корабле создателей, и вышло как-то само…» — ответил я. — «А у нас с тобой резонанс из-за того, что мы были созданы вместе?»

«Может быть, а может — потому, что близки и дороги»

Я не вижу её лица, но уверен, что она улыбается. Я тоже улыбнулся.

«Именно из-за резонанса силы Катарсиса и нашли эту лабораторию, именно из-за резонанса я не смогла остаться с тобой в академии. Хотя очень и очень хотела…» — её голос был эмоционален, он плавно перетёк из злости в нежность.

Пожалуй минут двадцать или тридцать мы молча обнимались, плавно опускаясь ниже и ниже. Стены кратера сменялись со смеси глины и камня, на камень и сланец, а затем на твёрдую и спрессованную породу непонятно чего. Солнце, находившееся в зените, когда мы только прыгнули, немного сместилось. Стало куда темнее и, что самое главное, холоднее. Мы с Элис, используя Пуму, ускорили своё снижение и оказались на дне ямы рядом с округлым металлическим овалом. Она потянула меня за руку, и мы подошли ближе. Это определённо люк — дошло до меня, когда я призвал несколько ярких ламп рядом с собой.

— Да, да. Да… Да. Нам ещё десять минуток. Спускайся вниз, заберёшь нас отсюда. Да, да, я понимаю, извини. — произнесла Элис, нажав на кнопку связи на маске своего СПК.

«Чарминг торопит нас…» — грустно сказала Элис. — «Я изначально хотела показать тебе то, что осталось от лаборатории. Там, чуть ниже,» — она показала рукой на люк, рядом с которым мы стояли. — «Но мне в голову пришла интересная идея, когда я увидела твои светильнички. Возьми меня за руку.»

Я так и сделал. Элис напряглась и высвободила Пуму. По всему периметру прямоугольной ямы, метрах в двадцати над нами, появился почти прозрачный слой. Я сразу понял, что она хочет сделать. Она напрягла руку ещё раз, а затем одним движением стянула с себя дыхательную маску.

— Получилось! — радостно вскрикнула она.

Удивительно, насколько нас усиливает резонанс. С её лица не сползала улыбка, она счастлива.

— Неужели ты заполнила всё это гигантское пространство кислородом? — спросил я удивлённо, снимая свою СПК.

— Да, а ты сейчас его осветишь!

— Думаешь?

— Знаю, ты всегда был куда способнее меня.

Я вновь, и с большой радостью, прижался к ней. Тепло. Затем я представил десяток-другой небольших лампочек, и, будто растянув их, как картинку в любом редакторе изображений, напряг руку. Вихри Пумы завертелись вокруг нас яркими вспышками. Сверкая, они разлетались по дну огромного кратера, обращаясь в приятные глазу фонарики.

— Это очень романтично, тебе не кажется? — Спросила меня Элис, глядя мне прямо в глаза.

— Да. Очень, — ответил я и поднял голову наверх.

Мы стоим в забытой богом дыре, окружённые такими красивыми огнями. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. В воздухе витает лёгкий аромат ванили.

— Хочешь присесть? — спросила Элис, совершив плавное движение рукой, будто начертив волну на невидимой бумаге.

Позади нас образовались изогнутые стульчики, парящие над землёй. Опустившись, я понял, что и угол их наклона, и подголовник, Элис спроектировала так, чтобы можно было расслабиться, откинув голову, и смотреть ровно вверх. Смотреть на стены этой ямы. Смотреть на космос, который отсюда кажется ещё более далёким.

— Что это за материал? — спросил я, указывая на барьер, ограждающий нас от вредоносной атмосферы планеты.

— То, что находится и под нами, и над нами — Пума в нейтральном её проявлении. Базовый метод, им владеют все пользователи.

— Видимо все, кроме меня…

— Неужели Аеон не обучил тебя? — спросила Элис, выпучив глаза. — Мы думали, что он очень хорошо тренирует твоё сознание и тело. При должных объёмах Пумы и навыках — базовый метод становится угрожающим оружием. А, хотя, понимаю.

— Что?

— Видишь ли — при прочих равных два пользователя базового метода неспособны навредить друг другу, а даже если один из них сильнее, то второй может уйти в глухую оборону. Однако у всего есть свои слабости… — Элис создала квадратный барьер метр на метр над собой. — Смотри. — Рядом с ней что-то мелькнуло, она наклонила кисть, и я увидел чрезвычайно тонкий слой Пумы. Её рука поднялась, а затем Элис, как дикая кошка, начала царапать воздух.

На пластине базового метода появились царапины, через секунду квадрат треснул и раскололся, а затем и вовсе исчез.

— Я создала не самый прочный барьер, но очень острый нож. Результат закономерен. Теперь наоборот.

Новый квадрат, намного более “густой” и тягучий на вид. Лезвие из Пумы ударяется о него, но отскакивает, не нанося серьёзного вреда.

— Теперь мощный барьер, разрезать его не получается. Так это и работает.

— И в чём тогда слабость? — спросил я.

— Ну… — она ненадолго задумалась. — Помимо того, что очень сложно и поддерживать барьер вокруг себя и одновременно атаковать. Базовый метод не оказывает никакого сопротивления так называемым элементалистам или специалистам. То есть таким как ты. Змеемолния — изначально элемент, но, удивительным образом и змея. Я только слышала, что такое бывает, но ты и элементалист и специалист. Скорее всего — одно тебе дано от отца, а другое от Фей’джи, что внутри тебя.

— Ага, а Смертельная Шлюха тогда кто?

— Она лишь только специалист, ведь пользуется не базовым методом, а своей техникой.

Элис вновь взмахнула рукой. Движение было грубым и напряжённым, а её кисть затряслась. В десятке метров надо мной появился многослойный, почти непрозрачный шар из Пумы.

— Тебя неплохо было бы обучить базовому методу, но времени нет.

Она напряглась ещё раз, создав обширное лезвие из Пумы. Это не нож, а целая секира. Элис замахнулась и хлёстким движением направила лезвие в сторону барьера. Лезвие вонзилось в шар, углубившись на сантиметр вглубь, а затем раскололось. Когда его осколки испарились, я заметил, что шар уже затянул свою рану.

— Прочное… — удивлённо произнёс я.

— Очень, но не для тебя. Попробуй его расколоть.

Я поднял руку, сосредоточился, представив молнию, и, дёрнув рукой, выпустил её. Небольшая змеемолния вошла вглубь барьера, не испытав сопротивления, и начала набирать скорость, кружась внутри него. Элис, направив руку в сторону шара, питает его огромным объёмом пумы. Вены на её руке, а затем и лице, вздулись. Новые слови барьера обрастают шар.

— Значит так? — игриво спросил я. — Моя очередь.

Я выдохнул и напитал змеемолнию Пумой.

«Шшш!» — зашипела она, начав увеличиваться.

— Аааа… Не могу больше! — измучено вырвалось из Элис, и она опустила руку.

Шар запульсировал, немного изменил цвет, а его слои постепенно становились прозрачными. Вскоре он разорвался на части, окрасив окружение разноцветными искрами.

— Ну что ж… Молодец! — Элис сказала это с небольшой завистью в голосе.

Вдруг маска её СПК, лежащая на полу, запищала. Она схватила её и нажала на кнопку связи.

— Тревога, у вас гости, — голос Чарминга зазвенел в ушах. — Два десантных корабля и странный челнок. Отключаю систему и вхожу в стелс режим. Конец связи.

Тишина. Выражение счастья на наших лицах сменилось страхом и непониманием.

— Блять, — Элис вскочила со стула. — Блять. Блять-блять. Блять! Он отследил нас по резонансу… Сука, ну как так быстро-то?

Я тоже вскочил.

— Кто? — спросил я, хотя сам уже всё понял.

Она лишь посмотрела на меня. Из её глаз текут слёзы. Она сделала шаг навстречу. Её ладони обхватили мои скулы и притянули к себе…

Мягкие, но напряжённые и упругие. Небольшие, нежные и тёплые. Время замерло. Я чувствую её запах. Она закрывает глаза и прижимается ко мне. Её руки спускаются на шею. Страх и пустота внутри заменяются светлячками и бабочками. Бурные потоки крови, разгоняемые ударами сердца, бьют в голову. Я жадно целую ещё. Жаль, у меня только одна рука и я не могу ещё сильнее прижать её к себе. Она отстраняется.

— Прости, не так я себе это представляла. Если выживем — будет, что вспомнить, — она подняла голову наверх. — Надевай маску и открывай люк! Быстрее!!!

Сверху — звук двигателей.

Натянув маску и схватив Элис за руку, я подбежал к люку. Тут даже схватиться не за что! Как я его открою? Я сильно пнул металл ногой в надежде, что что-то произойдёт. Боль такая, будто я сломал палец. Элис сжала мою руку.

— Помоги! — закричала она, испуская Пуму.

В метре над люком появилось нечто, напоминающее гигантский сталактит. Я напряг руку, высвобождая Пуму. Громадный шип окутала молния. Пальцы и сухожилия хрустят от напряжения. Я с трудом поднял руку. Шип поднялся, а затем с грохотом ударил по люку. Дыра. Я пустил Элис вперёд, а затем шмыгнул внутрь, пролетев два или три метра в кромешной темноте. Ступни и колени завыли от удара. Впопыхах создав лампу, я осмотрелся. Четыре стены и столько же дверей, скорее всего мы попали в соединительный блок.

— Вторая и четвёртая заминированы, — прохрипела Элис, поднимаясь с пола.

— Ты как?

— Жить буду, спасибо. Вот эта должна вести в комнату управления. Надеюсь.

Она подошла к одной из дверей. К счастью — ломать её не придётся, на правой половине двери есть углубление. Я, засунув туда руку и приложив немало усилий, услышал скрип, а затем дверь раздвинулась, затянув в себя воздух. Видимо, оставшаяся часть базы загерметизирована. Пропустив Элис вперёд, я услышал знакомый голос: «Они внутри, группы 1 и 2, спускайтесь». Я рванул в открывшийся проход и закрыл дверь с обратной стороны, намертво закрутив защёлку и затем намагнитив дверь к полу. Это должно задержать их на несколько минут.

— Это Аеон? — спросил я дрожащим голосом.

— Наверняка, и ещё два десятка головорезов в придачу.

— И что нам делать?

— Зароемся в глубь базы, может, тут остались резервные двигатели. Там будем думать.

Я создал ещё одну лампу, но теперь представил, будто она привязана ко мне тонкой верёвочкой. Сделал шаг, и лампа последовала за мной.

— Умно! — оценила Элис. — А теперь — пошли.

Мы идём по длинному и пугающе тёмному коридору. Он неплохо сохранился, если учитывать, что здесь десятки лет никого не было. По правую и левую стороны от меня, чередуясь, мелькают двери: «Чарльз Зотман», «Лаборатория 12», «Столовая», «Коллайдер № 7», «Хранилище». Однако Элис даже не смотрит на них, она идёт уверенно прямо.

— Ты знаешь, куда идёшь? — встревоженно спросил я.

— Примерно, устройство всех баз Эдэма плюс-минус схоже.

Позади нас раздался взрыв, а через мгновенье ещё один.

— Попались. Какая-то часть из них обезврежена, — произнесла Элис остановившись.

Мы упёрлись в конец коридора. Массивная дверь генераторной преграждает нам путь.

— Они, скорее всего, тоже заминированы, но… — она взмахнула рукой, создав вытянутый овальный барьер вокруг нас. — Делать нечего. — Закончила она, прикоснувшись к “ручке” шлюза.

Что-то пикнуло. Свет от взрыва заставил меня сильно сжать веки. Но мы остались живы, взрыв обогнул наш купол и устремился вперёд, вспышкой освещая всё вокруг. От шлюза осталась только дыра хаотичной формы и тёмно-фиолетовые следы копоти. Перед нами открылась обширная комната. Я раскидал ещё лампочек по её периметру и понял — это тупик. Идти больше некуда, перед нами закрытая комната со стенами из толстых слоёв металла, а позади нас кто-то, кто явно хочет нас убить. С потолка генераторной свисают оборванные провода, у левой стены видны неаккуратные следы пайки и откусанные крепления для генераторов. Но самих генераторов нет, по всей видимости Эдэм забрал их с собой, покидая это место. На противоположной стороне комнаты одиноко стоит стул, засыпанный пылью от взрыва, а перед ним стол с канцелярским барахлом на нём. Я шагнул вперёд.

— Стой! — крикнула Элис, схватив меня за руку. — Под ноги смотри.

Я опустил взгляд. Не выдержав мощи взрыва, пол генераторной обвалился, открыв под собой нечто схожее с карстовой воронкой. Занимающая большую часть комнаты дыра, уходит глубоко к центру планеты. Я пнул небольшой обугленный обломок стены в сторону ямы. Света, излучаемого моей лампой, хватило на первые 2–3 метра падения камня, а затем бетонный кусочек испарился в неизвестности. У меня созрел план.

— Ты можешь закрыть дыру барьером так, чтобы сложилось ощущение, что это пол?

— Могу, но зачем?

— Видишь, там стол. У него сплошное дно, а значит за ним можно будет кое-как спрятаться, устроив засаду. Когда за нами придут, им же нужно будет зайти в комнату?

— Да.

— Ну вот тогда ты уберёшь барьер и они упадут вниз. Ловушка.

— Поняла.

Позади послышались звуки пилы, они решили вскрыть дверь. От силы минута у нас ещё есть. Элис схватила меня за руку и напряглась. Дырень в полу закрыта непрозрачным барьером, пожалуй, в темноте будет даже незаметно.

Мы перебежали на противоположную часть комнаты и спрятались за стол, сев и прислонившись спиной к стене. Я убрал все свои лампы, кроме одной.

— У них ведь тоже будет чем осветить пол, — вдруг произнесла Элис. — Щас, попробую вот так.

Она прикоснулась к барьеру на полу, после чего на нём появился ворох пыли и грязи.

Внезапно оглушающий звон падения металлической двери на металлический пол. На том конце коридора пронзительно ярко светят фонари. Ритмичный марш приближается в нашу сторону.

— Это всё боевые андроиды, — сказала Элис. — Молния должна хорошо против них сработать. Если что, вдруг это спасёт тебе жизнь, чтобы воспользоваться базовым методом тебе достаточно в голове представить форму и характеристики барьера. Я научилась управляться с ним за два месяца, но, от этого не зависела моя жизнь, — Элис схватила меня за руку и создала огибающий стол барьер. На вид он кажется очень прочным.

— Почему они не стреляют? — спросил я.

— Мы нужны Аеону живыми.

— Неужели он хочет вживить нам паразита?

Элис ничего не ответила. Я представил, как мне грязным ножом разрезают спину и вживляют четырехлапое механическое нечто прямо в позвоночник. Лицо скривилось в гримасе ужаса. А затем я понял, что, если мы не справимся, то же самое ждёт и Элис. Больше я никогда никого не потеряю. Если умрёт и она — я себе этого не прощу.

— Саймон Феникс, я знаю, что вы здесь, — мерзкий голос Аеона эхом отразился от стен.

«Приготовься атаковать,» — встревоженный голос прозвучал у меня в голове. Элис напряглась. В районе её руки концентрируется Пума, она сжимается, как под гидравлическим прессом, становится твёрдой и прочной. Элис вскакивает и выпускает в сторону Аеона длинное заострённое копьё. Я, попутно представляя дикую змеемолнию, прикасаюсь к ноге Элис и высвобождаю Пуму. Копьё напитывается мощью и ускоряется, затем пробивает насквозь что-то твёрдое, и ещё раз. Такого никогда не было, но я будто стал одним целым с этим копьём. Я чувствую, как оно прогрызает себе путь сквозь бронированные пластины андроидов. Кажется, вот-вот и оно насквозь пробьёт череп Аеону. Однако из ниоткуда взявшаяся стена из Пумы преграждает орудию путь. Наконечник копья обламывается, а по всей его длине идёт трещина. «Твоя очередь, Сай!» — Кричит Элис в моём сознании. Я подскакиваю, уже выпрямив руку. Элис хватает меня за предплечье и вливает Пуму. Змеемолния начинает вырываться наружу. Мы расправились с двумя андроидами. Неподвижные железяки лежат на полу, извергаясь искрами. Через них перешагивают ещё несколько роботов, а за ними идёт Аеон. И ещё кто-то.

Рука вздрагивает.

Это Теодор.

Сердце сильно сокращается, а затем останавливается. По всему телу пробегают мурашки. Градиент эмоций и ощущений, зарождаясь в миндалевидном теле, макроскопическими взрывами отключает мозг, будто током прокатывается по затылочной, а затем височной и теменной зонам, на мгновенье отрубив способность глаз концентрироваться на объектах и заставляя всё тело тряхануться в конвульсиях. Страх, непринятие, ярость, осознание. Страх. Молниеносная вспышка в руке постепенно угасает.

«Это уже не он, Саймон,» — твержу я себе, но не как не могу заставить себя выпустить молнию из руки.

«Только бы парой слов обменяться с тем Теодором. Только бы спросить: почему?» — вопрошаю я.

Зрение, придя в норму, перескакивает на лицо Аеона. Раньше он казался милым старичком, немного сумасшедшим, но хорошим. Сейчас же, осознание того, что он совершил, сколько зла сотворил, искажает и уродует его внешность. Это он виноват в смерти Джинбея. Это он завладел Теодором. Во мне просыпается ярость. Я заставляю себя, сквозь омерзение и боль, вспомнить последние слова Джинбея: «Саймон. Семья». Ненависть питает сознание и руку, заставляя последнюю содрогать воздух. Элис пытается ослабить вибрацию руки, схватившись за неё второй кистью. Она вливает ещё больше Пумы. Я перестаю чувствовать руку, всё что было до этого — шутка. Сейчас моя конечность совершает прыжки в пространстве, нарушая всю логику естества, чуть выше-левее-правее-ниже. Она изгибается и жаждет с такой скоростью, будто у меня сотни рук и каждая из них — настоящая. Каждая из них готова выпустить смертоносную молнию. Пауза. Остановка. Рука замирает на месте. От неё исходит пар и остатки неизрасходованной энергии. Пума ураганом закручивается вокруг нас с Элис. Мне вновь кажется, что я абсолютно силён. Я закрываю глаза и сжимаю ладонь. В ту же секунду два ближайших ко мне андроида дезинтегрируются в пространстве, не оставив и следа. Змеемолния раскалывается на несколько своих малых версий, разложившись как матрёшка, и продолжает путь. Следующий андроид камнем падает на пол, вся его электроника наверняка перегорела. Перед Аеоном ещё два железных солдата. А за ним Теодор и ещё один отряд роботов. От половины мы смогли избавиться. Я представляю магниты на врагах и направляю молнии к ним. Два андроида падают, а две оставшиеся змеемолнии стремительно сокращают дистанцию до Аеона. Я напитываю их силой. Они становятся больше, начинают вихриться. Их извивающиеся тела покрываются небольшими электрическими разрядами, словно волосами. Ещё немного, пару метров…

Аеон закрыт тяжёлой и чёрной, как смерть, мантией. Он достаёт руку из-под своего одеяния и выпрямляет её перед собой. Это протез, а вместо кисти на нём массивный механизм. Он имеет округлую форму и выгнут от носителя, а в его центре горит м-кварк кристалл. Механизм начинает закручиваться, как автомобильное колесо, кристалл светится и образует видимое кольцо из Пумы. Элис, подумав, что это оружие, укрепляет окружающий нас барьер. Вдруг, змеемолнии изменяют направление и их засасывает во вращающийся механизм. Яркое свечение и скрежет. Кольцо из пумы вокруг механизма увеличивается и чернеет. Вскоре барьер занимает всё пространство перед Аеоном, увеличившись во все стороны, он упирается в стены, пол и потолок.

— Неужели он нашёл способ, как бороться даже с такими как ты… — потеряно произносит Элис.

В это время Аеон отцепляет механизм, пропускает андроидов вперёд, передав одному из них свой щит. Отряд боевых роботов набирает скорость, а расстояние между нами постоянно сокращается. Пятнадцать метров, десять. Что делать? Я наспех создаю магниты на полу, в попытке замедлить их неумолимый марш, но колесо вновь закручивается и магниты пропадают. Тоже происходит и с огнём, и с молнией. Каждый раз, когда мы пытаемся атаковать с помощью Пумы, барьер лишь чернеет. Вражеский отряд уже совсем близко. Семеро андроидов проходят в комнату, а Аеон и Теодор стоят в проходе. Чёрные глаза Теодора смотрят в пол. Его конечности висят, как у куклы. Роботы делятся по трое на две группы, одна из которых идёт по правую сторону, а другая — по левую. А тот, что со щитом стоит по центру. Ещё несколько шагов, и они попадутся в ловушку. Я выпрямляюсь и смотрю Аеону в глаза.

— Что. Тебе. Нужно, — процеживаю сквозь зубы я.

— Ты не способен понять этого, поэтому и объяснять я тебе ничего не буду. Схватить их! — приказывает Аеон.

Андроиды, как один механизм, разом делают шаг. Элис уже готовится к тому, чтобы убрать барьер, но не успевает. Механизм на груди центрального робота закручивается и всасывает барьер под собой.

— Назад! — кричит Аеон.

Поздно.

Груда металла, не успев даже развернуться, падает в открывшуюся под ними дыру. Нам сыграл на руку этот барьер, в один момент он стал настолько тёмным, что перестал пропускать свет. Поэтому Аеон ничего и не заподозрил. Стоит отдать должное Элис, она умело скрыла присутствие самого барьера. Даже зная, что он там есть, я его совсем не ощущал. Она постоянно испускала из себя Пуму, как бы создавая шум, не позволяющий распознать наличие «двойного дна».

— Две малолетние мрази. Твари, — Аеон хватается за волосы и начинает истерично хохотать. — Я всё равно вас. Всё равно… Поймаю вас. Мне уже нечего терять, — он сбрасывает с себя мантию и создаёт пол, закрывая дыру. — Почему же вы не можете понять, что Катарсис — следующая ступень эволюции человечества. Вы стоите на пути у научного прогресса! — вопит Аеон, а затем сжимает кулак.

Голова Теодора дёргается, а его руки поднимаются. Его глаза быстро пробегают по окружению и останавливаются на мне. Он срывается с места и прыгает на меня.

— Сайм-он… Убега… — доносится от него.

Доносится настоящим голосом Теодора.

Аеон вновь сжимает руку и испускает Пуму, после чего Теодор падает на пол и извивается, прямо как тогда в баре.

— Какой непослушный пёсик, — насмешливо произносит Аеон. — Нужно почаще тебя наказывать.

Элис резким выпадом направляет в сторону магистра лезвие из Пумы, но Аеон успевает среагировать, отбивая его барьером в форме пятиугольника.

Теодор медленно встаёт. Я смотрю в его глаза, из них ручьём текут слёзы. Он ещё что-то чувствует. Он ещё жив!

— Сайм… — его тело вновь скручивает, после чего он резко выпрямляется.

— Сука, думал оставить тебе зрение, чтобы ты мог видеть, как убиваешь своего друга, но ты не оставляешь мне выбора. Паразит, активация.

Тело Теодора скручивает в третий и в последний раз. Его правая рука тянется к поясу и достаёт из него кинжал.

— Узнаёшь? — спрашивает меня тело Теодора. — Тот самый, что почти перерезал тебе горло, а сейчас я закончу начатое.

Мне нужна защита. Хоть что-нибудь. Базовый метод. Самый простой прямоугольник, два метра в высоту, метр в ширину, прочный. Я сжимаю руку. Прямоугольник появляется, но не там, где нужно. Он позади уже летящего на меня с целью убийства Теодора. Я неуклюжим рывком уворачиваюсь, а затем, взмахом руки, притягиваю барьер. Прямоугольник врезается в спину Теодора и прижимает его к стене. Я стараюсь подняться, но чувствую, что позади меня Пума. Вновь падаю. Надо мной пролетает тончайший кинжал из Пумы, созданный Аеоном. Он в миг разрубает прямоугольник, освобождая Теодора, а затем направляется в мою сторону. Благо Элис успевает спасти меня.

— Я твой противник! — кричит она, обращаясь к Аеону.

— Да какой ты противник? Ты ведь неспособна даже… Архк, — Аеон теряет равновесие и почти падает.

Вокруг него кружат сотни тонких как человеческий волос, почти незаметных лезвий. Я оборачиваюсь на Теодора. Его тело вновь бежит ко мне. Я напрягаю руку и создаю барьер, а затем отталкиваю Теодора от себя. Быстро представляю магнит и приковываю своего друга к земле. Все его кибернезированное тело трясёт. Подшипники, гидравлика, кибер-мышцы сжимаются и разжимаются. Его голова поднимается и опускается, он сильно бьётся затылком о пол. Я прикладываю ещё больше силы в магнит и намертво прибиваю его к земле. Только его глаза способны двигаться, они крутятся как безумные вокруг своей оси, а затем останавливаются на мне. Мне всё ещё кажется, что он живой. Шаг. Ещё шаг.

— Саймон, что ты делаешь, блять. Убей его! — кричит Элис.

Я прикасаюсь к голове Теодора и пытаюсь проникнуть в его сознание…

Я стою на небольшом постаменте. Вокруг, когда-то бесконечное, когда-то занимающее весь горизонт и вертикаль, цветочное поле. Сейчас тут лишь пепел, обгоревшая земля и чёрные, как после ядерной зимы или извержения супер-вулкана, грязные и пыльные облака. Тут холодно. С неба сыплются осадки — снег вперемешку с мраморного цвета золой. Кругом тысячи и сотни тысяч могильных камней: круглые, овальные, квадратные, в форме креста. Я поворачиваю голову. Теодор. Он сидит на коленях, его тело скрючено в ужасающей форме. Плечи напряжены и подняты наверх, голова откинута назад так, что его застывшие без движеня глаза смотрят на меня. Грудной отдел позвоночника явно вытянут вперёд, а шейный и поясничный отделы натянуты назад. К его спине прикреплена страшная машина, издающая, бьющий по ушам, низкочастотный звук. У механизма за его спиной множество тонких лапок, которые обвивают тело Теодора с такой силой, что кожа кровоточит, и пять широких лап, состоящие из сотен соединённых в цепочку металлических пятиугольников. По одной на каждую из конечностей и одна, входящая в затылок. Он смотрит в мою сторону, но сквозь меня. Не знаю, видит ли он вообще. Существует ли до сих пор Теодор? Мышцы его челюсти напрягаются и расслабляются. Кажется, он посылает мне какой-то сигнал. Я прикасаюсь к его окровавленному лбу и проваливаюсь глубже.

Только что наши сознания лишь граничили друг с другом, а уже сейчас наши души сплелись в прочную верёвку…

Чёрная, как его белки, темнота.

Мрак и тьма.

Ничего не существует.

Я заглянул в бездну, и она меня поглотила…

Вдруг голос, почти ангельский, совершенно спокойный и неуместный для окружения, если окружение “тут” — вообще существует:

— Привет.

Знакомый и такой родной голос.

— Тео, это ты?

— Мы, Саймон. “Мы”.

— Где ты?

— “Мы” — “Тут”. Бесконечный конец и конечная вечность. “Тут” почти не существовало меня, пока не стало тебя. Был лишь холод и образы меня там, с той стороны. А теперь мы “Тут”. “Мы”, пожалуй, в той части человеческого сознания, которой и не существует, пока существует человек. На сотни порядков глубже самого глубокого подсознания.

— Как дела, Тео?

Он ничего не ответил.

— Понимаю, у меня также. Я столько хотел сказать, столько спросить. А теперь мы “Тут”, — я замолчал, не имея понятия о том, что мне сказать.

Я молчал долго, но через секунду заговорил. “Тут” не существует времени, пространства. “Тут” ничего нет, кроме “Нас”, холода и тьмы.

— Тут холодно, — сказал я, после чего стало ещё холоднее.

— И темно, — ответил Тео, после чего стало ещё темнее.

— Ты ведь ещё в баре хотел мне всё рассказать?

— Но не смог, паразит в моём теле не позволил мне. Аеон наслаждался этим. Хоть я и знаю, зачем ему всё это, кажется, что на самом деле ему просто нравится играть с судьбами, телами и чувствами людей.

— Он ведь мог завладеть тобой в любой момент.

— Но не стал. Он наблюдал, смотрел, как драму и фильм ужасов.

Меня и моего тела “Тут” не существует, как следствие, не существует и болевых окончаний, чувств и ощущений. “Тут”, где холодно и темно, существуем только “мы”, как единое целое, но я чувствую холод и вижу тьму. “Тут” — становится ещё холоднее. “Тут” — становится ещё темнее.

— Прости меня, Саймон, — “Тут” вдруг стало немного теплее. “Тут” вдруг стало немного светлее. — Я был поглощён желанием отомстить и потерян. Я был готов на всё и, именно тогда, я встретил Аеона. Я согласился на всё, — голос задрожал, задрожало и “Тут” задрожали и “Мы”. — Я бы никогда. Слышишь! Никогда… — с одной из сторон “Тут”, хоть тут их и не существует, поднялось яркое и тёплое солнце. — Если бы я только знал, Саймон, если бы я знал, что это будешь ты. Если бы… — “Тут” стало жарче и ярче, но только с одной из несуществующих сторон. — Ты не простишь меня. Я и не заслуживаю прощения.

Если бы ноль при делении на двойку давал не ноль, а две половинки нуля, то получилось бы то место, где мы сейчас находимся. Получилось бы “Тут”, там, где “Мы”. Одна половина этого нуля, поделённого на двойку, светит ярким светом и горит жарким жаром. Это половина, где “Мы” всё ещё “Мы”, но уже, хоть и немного, Теодор. Кажется, на “Той” половине я вижу Теодора. Но он, ещё, не видит меня.

— Тео.

Он промолчал.

— Тео. Я знаю. Я всё знаю. И ты всё знаешь. Пока я и ты тут — “Мы” знаём всё, что знаем мы. Я чувствую твою боль, я плачу твоими слезами, я говорю твоим языком.

— Сай, — начал Теодор.

— Нам ведь даже и говорить не нужно.

— Саймон, — продолжил Теодор.

— Но я скажу. Я ведь такой же, как и ты. Хоть нас и свела его безумная фантазия.

— Саймон, по… — продолжил Теодор.

— Наши цели совпали. Наша месть свершилась. Может, не так как мы хотели, но свершилась.

— Саймон, пожалу… — продолжил Теодор.

— Мы с тобой подружились. Мы стали друзьями, и я знаю, что настоящими.

С противоположной, от первой несуществующей стороны, тоже поднялось солнце. На моей половине тоже стало тепло и ярко, но ещё не так ярко, как на его половине.

— А представь, что нас поменяли бы судьбами? Я ведь тоже наверняка согласился бы на паразита. Я тоже был готов на всё.

— Саймон, пожалуйста, — продолжил Теодор.

“Тут” — становится ещё теплее. “Тут” — становится ещё светлее.

Наши две половины будто соединились. Половинки нуля обратились в ноль, а затем и бесконечность. Ничего не происходило, и мы говорили. Время шло и остановилось. Вот я — уже я, а Теодор — уже Теодор. Мы уже не “Мы”, а я и он по отдельности, но мы близки как никогда. Нам тепло и светло. Мы сидим на той самой койке, на которой впервые договорились о том, чтобы убить его отца. На том самом корабле, где познакомились и стали друзьями. Мы сидим, вытянув ноги вперёд и облокотившись на стенки кровати, нам комфортно. И вот, как и тогда, я создал лампу фиолетового цвета. Кого-то не хватает, но мы тут только вдвоём.

— Саймон, пожалуйста, уб… — продолжил Теодор.

— Я готов даже остаться с тобой “Тут” навсегда, — начал я.

— Саймон, пожалуйста, убей, — продолжил Теодор.

— Ты был, есть и будешь моим лучшим другом. Прости себя Теодор, ведь…

Теодор договорил мою фразу моим языком, чувствуя мою боль и проливая мои слёзы:

— Ведь я прощаю тебя, — закончил Теодор.

А я договорил его фразу его языком, чувствуя его боль и проливая его слёзы:

— Саймон, пожалуйста, убей меня, — закончил я.

“Тут” вдруг замерло и мы прожили вместе миллиарды секунд всего за одну. “Тут” вдруг стало очень ярко, настолько, что я закрыл глаза. “Тут” вдруг стало очень жарко, настолько, что сама бездна подавилась и выплюнула меня. Я не смогу убить его.

Я вновь стою на небольшом постаменте. Вокруг когда-то был пепел, когда-то была обгоревшая земля и чёрные, как после ядерной зимы или извержения супер-вулкана, грязные и пыльные облака. Когда-то тут было холодно, а с неба падал снег и мраморного цвета зола. Но сейчас тут тепло, а весь горизонт и всю вертикаль занимают цветы…

Я поворачиваю голову. Там никого нет… Только металлический паук.

Мёртвый паук.

Я оказался в реальности. В голову Теодора воткнут кинжал. Теодор воткнул его туда моими руками. “Мы” всё поняли. Моего друга больше нет, как нет и Джинбея. Я простил его. Мне кажется, что не стоит ненавидеть человека за то, на что согласился бы я сам, окажись я на его месте. Живи мы в идеальном мире и будь мы идеальными людьми, лишь может, я бы считал иначе. Но мы живём в реальности, а в реальности моих друзей больше нет. Остались только я, Элис и зло, следующее мне по пятам. Зло, так или иначе, разрушающее хлипкую кирпичную стену, которую я пытаюсь построить. Умирают родители, и основание стены падает. Я плачу, а затем леплю из грязи новые кирпичи и строю новую стену. Вроде, всё идёт хорошо, но вдруг умирает Джинбей, а стена хоть и не падает, но сильно накреняется. Справились, хоть и с трудом, идём дальше. Смерть Мистера Х оказалось не тем, что я себе нафантазировал. Месть не спасла меня от мучений, она не сделала мне лучше. А тут ещё и Теодор… Кирпичная стена опять упала, кирпичики с верхних рядов оставляют синяки и кровоподтёки по всему телу. Мне нужно опять строить стену. А может стена — не лучшее что человек может построить? Может мне нужно связать верёвки, выточить дощечки и соорудить крепкий мост? Я не знаю…

Я поднимаюсь с колен, всё тело дрожит. Затем поворачиваюсь и вижу, как Аеон продавливает защиту Элис бесконечными сериями ударов. Она больше не атакует, даже не пытается. С её лба стекают крупные капли пота, а под глазами появились тёмные, как ночь, синяки.

Барьеры, окружающие Элис, постепенно трескаются и исчезают. Каждый уничтоженный барьер будто придаёт Аеону сил, он управляет кинжалами всё проворнее, и с каждым ударом они вонзаются всё глубже. От неминуемой гибели Элис отделяет два слоя защиты.

Аеон, почувствовав мою Пуму и смерть Теодора вместе с паразитом, замедлил свои атаки, немного отступил и окружил себя барьером.

— Вот как, — произнёс он и сунул руку в нагрудный карман. — А я думал, что получится оставить вас в живых. — Злорадно закончил Аеон, раскусив странную колбу с чёрной жидкостью и надписью «Danger». Аеон проглотил содержимое, затем сунул руку в глубь своего одеяния и достал от туда кольцо, то самое, что отправило меня в больницу при первой встрече с Аеоном.

Взгляд скользит вниз в яму, куда упали боевые андроиды. В темноте я замечаю слабый блик света и небольшую ауру Пумы. Тут же опускаю в ту сторону лампу. На небольшом каменистом выступе валяется центральный андроид. Надеюсь, механизм на его груди можно будет использовать.

Тело Аеона внезапно встрепенулось, будто всё оно одна большая сердечная мышца. Его лицо покраснело, налившись кровью, а зрачки расширились, будто он принял несколько доз чистого дофамина.

«Саймон, я задержу его, а ты убегай. Помнишь где Чарминг стоит? Расскажи всё Валентину. Если Аеон не схватит тебя, то у нас ещё всё может получиться. Беги. Прошу, беги,» — смиренно прозвучал голос Элис в моей голове.

«Я никогда тебя не брошу. Дурочка, даже не проси о таком больше.» — Ответил я. — «Я же люблю тебя…»

Вскоре Пума Аеона начала разрастаться и свирепеть. Он вытянул обе руки перед собой, создав прозрачную пирамиду, похожую на призму. В основании пирамиды концентрируется Пума, а всё тело безумного учёного пульсирует яркими красками и трясётся, как после удара током. Он собирается избавиться сначала от Элис, а затем и от меня. Не знаю, что именно он держит в руках и как работает его орудие, но оно определённо в десятки раз сильнее моей змеемолнии. Пульсации Пумы, исходящие из его тела, сильны настолько, что, проникая внутрь барьеров, расщепляют их.

«Притворись, что ты упала в обморок или обессилила, убери барьеры, чтобы он переключился на меня,» — обратился я к Элис.

«Я не позволю тебе умереть!»

«А я и не планирую,» — уверенно ответил я.

Элис посомневалась ещё пару секунд, но доверилась мне, крайне искусно изобразив падение в обморок. В ту же секунду я начал притягивать поглощающий механизм с груди андроида к себе, благо он был закреплён не так сильно, и испускать ненаправленную Пуму во все стороны, чтобы не выдать свои намерения. Аеон, в свою очередь, направил призму на меня и приготовился к атаке.

— Скажи, не стыдно тебе вот так жить? Не стыдно тебе ставить свои интересы выше интересов других? — обратился к нему я, чтобы потянуть время.

Единственная надежда на спасение — абсолютный щит, как я успел назвать механизм, сантиметр за сантиметром приближается ко мне.

— Ты. НИЧЕГО… НЕ ЗНАЕШЬ, Саймон Феникс, — сквозь кровавый кашель, прохрипел Аеон. — Я борюсь… кхр… за будущее человечества. Вечный сон — лекарство от всех болезней, а Катарсис — лучший врач, созданный… кхрр… нами. Ты просто ничего… не знаешь. Я убью вас, и тогда никто не сможет помешать ему.

Энергия из основания призмы начала медленно перетекать на её кончик, она концентрируется в нечто наподобие луча. Этот луч явно смертелен.

Я стою на самом краю обрыва. Не больше чем в двух метрах подо мной замер щит, но его время ещё не пришло. Я неумело окружил себя барьером. Конечно, он не выдержит атаки, но послужит для отвлечения внимания. Кулак правой руки сжался, а затем разжался. Я направил большую часть оставшейся Пумы в кисть, а в голове уже кружит змеемолния. Нет времени ждать. Я направляю руку на Аеона и выпускаю змея, в надежде, что он одолеет его. Молния сверкает синеватой вспышкой и освещает полумрак заброшенной генераторной. Барьер вокруг Аеона сжимается в куб и устремляется навстречу молнии. Змей проникает в куб и, яростно мечась внутри, пытается его разрушить. У него начинает получаться, но Аеон знает об этом. Он взмахивает рукой и направляет куб глубоко в коридор позади себя, а затем закрывает отверстие от взрыва в двери ещё одним барьером.

— Я успею убить тебя раньше, чем твоя, несомненно разрушительная молния, расправится… кхм… с моими барьерами, — злобно произносит Аеон и пронзительным взглядом смотрит на меня.

Его глаза, как и всё тело, налились кровью. Видимо, он принял чрезвычайно мощный стимулятор, возможно мощный настолько, что смертелен для принявшего. Призма разгорается ослепительно яркими огнями, а луч на её конце брыкается и жаждет испепелить меня. Аеон сжимает кулаки, а я чувствую — он атакует. Тогда я поднимаю абсолютный щит, хватаюсь за рукоять и вливаю в него остатки Пумы. Устройство со звенящим звуком раскручивается, образуя видимые волны Пумы. Яростный луч вырывается из призмы и вонзается в кристалл по центру щита. Потенциальная энергия луча заставляет мои подошвы скользить, а вскоре отталкивает меня и прижимает к стене. Механизм продолжает раскручиваться, набирая скорость. Поднимается ветер, кажется, ещё чуть-чуть и появится ураган. Мне больно. Меня вжимает в стену с такой силой, будто на меня положили многотонный булыжник. Кости внутри тела впиваются в мягкие ткани и начинают хрустеть. Несмотря на это, я продолжаю смотреть на Аеона. Он слабеет. Его и так морщинистое лицо теряет цвет. С каждой секундой он становится меньше и теряет жизнь. Его руки дряхлеют, пропадают мышцы, а кости начинают выпирать из-под иссохшей кожи. Вдруг волны Пумы, исходящие из щита в моей руке, крепнут. Появляется мощный барьер. Я чувствую прилив сил. Энергия из луча, проходя через механизм, необъяснимым образом питает меня.

Аеон кашляет, а затем его бионические глаза, лишь на секунду, стреляют в сторону Элис. Я всё понимаю. Я не позволю забрать её. Нет.

Он улыбается, захлёбываясь кровью. В ту же секунду из меня начинают вырываться сотни молний. Аеон пытается перевести смертельный луч на Элис. Он пытается убить её, но щит притягивает луч, как магнит, что даёт мне несколько секунд на размышление. Тогда он “отключает” призму, переводит её на Элис и напрягает руки. Почему она не спряталась за меня? Почему она до сих пор лежит без сознания? Я не переживу, если потеряю и её.

«Не волнуйся ты так, дурачок,» — нежный, как пение птиц, голос.

В последний момент Элис успевает прыгнуть в мою сторону и укрыться за щитом. Луч из призмы вновь активируется, а затем бьёт, прожигая всё на своём пути. Появляется противный, бьющий по рецепторам в носу, запах гари. Металлическое основание лаборатории раскаляется докрасна, а затем, обращаясь в жидкость, стекает вниз.

Магистр Аеон, осознав произошедшее, распыляет призму в своих руках и смотрит на нас. За барьером, находящимся за его спиной, сверкает змеемолния. Ещё несколько летят к нему спереди. Элис создаёт несколько лезвий, что устремляются к его ногам и рукам. Он хочет что-то сказать, но отхаркивается кровью, а затем закрывает глаза, развеивает свой же барьер под ногами и падает вниз. Через несколько секунд мы слышим глухой стук его тела о дно.

//Diary |12.01.2726|

Тяжело. Тяжело так, что перехватывает дыхание. Болит всё тело, и я не понимаю, почему… Тот страх, когда мы выбегали из лаборатории, когда, сверкая пятками, забегали на борт Чарминга, казалось, что сейчас прилетит ещё кто-нибудь… Какое-нибудь такое зло, что его невозможно будет одолеть, а затем ещё и ещё. Элис тоже в полном шоке, я пока её и не трогаю. Я потерял Джинбея. Его убили. Я потерял Теодора. Он так страдал… Если бы ещё и Элис… Я бы не пережил.

То место, где я оказался. Там было так холодно и темно, а я чувствовал этот промозглый мрак, но и не чувствовал. Неужели Теодор носил эту пустоту глубоко внутри себя? Я так устал и мне так тяжело. Хочется, как тогда — хотя даже не знаю когда, может в детстве… Просто выйти на улицу, заказать дешёвый кофе, сесть за стол и смотреть. На людей, на птиц. Слушать их пение. Ещё столько слов, столько мыслей… Подумать бы ещё часик в тишине, но нет сил… Спасибо тебе, дневник.