Падает мрак

Глава сороковая

Как давно уехал адвокат? Час, два назад? Стены давят на него, камень с силой давит на камень.

Встань. Прогуляйся. Постарайся успокоиться. Ты ведь не хочешь, чтобы он увидел тебя таким? Почему он так долго?

Один, два, два с половиной шага. Поворот. Один, два. Стальная дверь оказывается в половине шага от него, массивная, неподвижная.

Паника набегает как приливная волна.

Один, два шага. Поворот. Один, два шага. Сделай вдох. Задержи дыхание. Сделай выдох. Шагай, шагай, не смотри на стены, на твердую близость камня.

Шум.

Шаги?

Лязг металла о металл. Поворот.

Люк открывается. Мартин чувствует, как его оглядывают холодные немигающие глаза, оборачивается, смотрит… теперь уже спокойно, безучастно.

Он вспоминает женщину-полицейского, стоящую над ним, негромкий звук, когда острие шила прокололо бронежилет. Как легко скользило оно до самой рукоятки, войдя в тело.

Охранник отводит взгляд. Первым опускает глаза.

— Посетитель, — бормочет он, с лязгом отодвигая засов и открывая дверь.

Адвокат возбужден, и это вселяет в Мартина уверенность.

— Неужели нельзя найти нормальную комнату для консультации? — требовательно вопрошает он.

— Все заняты, — отвечает адвокат с примирительной гримасой.

Мартин отстраняется, чтобы впустить его:

— Не закрывайте дверь!

Голос звучит более резко и настойчиво, чем ему бы хотелось.

Адвокат поспешно отдергивает руку от двери, будто она раскалена, заикается:

— Я подумал… конфиденциальность…

Он бледен. Мартин не может вспомнить, всегда ли он такой или боится находиться рядом с убийцей. Адвокат до смешного опрятен, как школьный зубрила, пытающийся произвести хорошее впечатление на учителей. Мнется, не знает, как начать.

— Вам показали отдельные эпизоды моего видео, — догадывается Мартин, мысленно забавляясь его страхом.

Адвокат тяжело сглатывает. Кожа приобретает зеленоватый оттенок. Мартин пристально наблюдает за ним, интересуясь, не упадет ли он в обморок.

— Мы должны подготовить защиту, — мямлит адвокат.

Мартин смотрит на него. Адвокат переминается с ноги на ногу, левая рука беспокойно двигается: он вращает обручальное кольцо большим пальцем, будто это движение может уберечь от невидимого зла. Наверняка думает; а что, если бы это была моя жена? Отдает ли он себе отчет в том, какого монстра защищает?

— Что вы предлагаете? — спрашивает Мартин.

Адвокат замечает быстрый взгляд Мартина на кольцо и поспешно засовывает руки в карманы:

— Я бы порекомендовал вам сотрудничать, мистер Мартин.

— Вы так считаете?

Адвокат хмурится: он не ожидал, что с его предложением не согласятся, поэтому делает вид, что не расслышал провокационного вопроса и продолжает:

— Если, к примеру, у вас есть какая-нибудь информация относительно исчезновения Клары Паскаль…

Клара Паскаль! Конечно, почему бы и нет? Совпадение потрясающее: ее исчезновение и вскоре обнаружение тела Элинор. Тут Мартин чувствует, как в нем вспыхивает гнев: его адвокат согласился быть мальчиком на побегушках у полиции…

— И что мне даст это сотрудничество?

Адвокат слегка краснеет. Он смущен. Мартин смеется:

— Не думаете же вы, что я буду сотрудничать из раскаяния!

Адвокат изо всех сил пытается найти убедительный аргумент:

— Это… это действительно не повредило бы в вашем случае…

— Это смягчит мне приговор?

— Конечно, я не могу гарантировать…

— Или, может, суд найдет смягчающие обстоятельства при обвинении меня в смерти Элинор Гортон? — Адвокат открывает рот, но не успевает ничего сказать, потому что Мартин продолжает: — У них ведь есть видео… — Еще один смешок. — Целая видеотека! И полиция нашла мои маленькие сувениры. Едва ли копам потребуется признание.

Адвокат вежливо кашляет:

— Да, ваши дела действительно обстоят не лучшим образом, но…

— Возможно, мы могли бы обратиться к Анжеле Хаттон, чтобы она свидетельствовала о моей незапятнанной репутации. — Теперь он доволен собой. Ему нравится заставлять адвоката ежиться от неловкости. — Анжела успела узнать меня достаточно хорошо. Думаете, она дала бы показания в мою пользу?

У адвоката вспотел лоб. Развеселившийся Мартин подзывает его пальцем наклониться ближе:

— Вот что я вам скажу. Пять-шесть полицейских видели, как я проткнул шилом эту тетку. Может, они замолвят за меня словечко?

Адвокат в ужасе отшатывается.

— По-вашему, я отвратителен? — спрашивает Мартин, только чтобы услышать, как жалкий маленький человечек будет это отрицать.

— Нет, что вы, конечно нет. Я…

— Врешь!

Мартин улыбается. Плечи адвоката тяжело обвисают.

— Значит, вы отказываетесь сотрудничать?

Мартин улыбается. В своем разочаровании адвокат еще более похож на школьника.

— Передайте полицейским, что я готов говорить с ними о Кларе.

Опять эта девушка. Та, что принесла драгоценности — его сувениры. Кожу покалывает от волнения. Пришла с каким-то здоровяком. Делают вид, что девчонки сами могут выполнить работу, но подстраховываются, чтобы было кому защитить в случае чего. Недурна… Фигурка хороша и волосы то, что надо: каштановые, длинные, слегка вьющиеся. Молода только, но он, как известно, любит импровизировать… Крепыш берет его за руку, чтобы отвести в комнату для допросов; Мартин не оказывает сопротивления, взгляд сосредоточен на девушке. У нее нет той уверенности, которая привлекает Алекса в женщинах, и все-таки…

Она толкает дверь и чуть наклоняется в его сторону. Жакет распахивается, и он, почти не думая, протягивает руку и касается ее груди.

Взрыв боли — она выкручивает ему руку и бросает лицом в стену.

— Сука, ты руку мне сломаешь! — вопит он, а она давит сильнее, прижимая лицом к стене, и кричит:

— Чертов извращенец! Какого черта ты себе позволяешь?

— Ладно, Кэт. — Это здоровяк. Он заметно нервничает. — Хватит!

— Ты слышала, глупая сука? — Мартин яростно сопротивляется, но только делает себе еще больнее. — Отпусти меня!

— Что? — Она выкручивает ему руку до тех пор, пока он не слышит, как хрустят сухожилия. — Ты что-то сказал, ублюдок?

— Оттащи ее от меня! — визжит он полицейскому.

— Ну же, Кэт. Не вымещай на нем…

— Ничего я не вымещаю! Он лапал меня, Торп!

— Но ты ему уже все доступно объяснила…

— Заруби себе на носу, — шипит Янг в ухо Мартину. — Я не терплю подобных манер от таких убийц и извращенцев, как ты. Усек?

— Отпусти его, Кэт, — уже заискивающе просит Торп.

— Не слышу ответа, Мартин!

— Ладно.

Ничего, когда-нибудь они останутся в комнате один на один, и тогда она об этом пожалеет.

Она медленно ослабляет хватку и выпускает руку. Мартин выпрямляется, поддерживая правую руку левой.

— Ты могла мне руку сломать! — огрызается он.

Она улыбается. Смотрит ему в глаза и скалит зубы:

— Попытайся еще раз, и тебе не только руку в гипс закуют, говнюк!

Если бы Мартину не было так больно, он бы схватил ее за горло и не раздумывая задушил.

Лоусон вошел в комнату для допросов мрачнее тучи. В дорогом сером костюме и невообразимом галстуке он смахивал на управляющего банком. Мартин попытался думать о нем именно так: вот банкир Лоусон подписывает бумаги, запуская колесики и винтики финансовой машины. Несмотря на элегантный вид, инспектор выглядел неотдохнувшим и обеспокоенным.

А Бартон, размышлял Мартин, носит в сердце какую-то обиду или потаенную вину. Мартин, который всегда очень тонко чувствовал уязвимость других, сразу это определил, хотя Бартон пытался это скрыть — от себя? Возможно. От Лоусона — вне всякого сомнения.

— Вы сказали, что у вас есть информация о местонахождении миссис Паскаль, — начал Лоусон, инстинктивно избегая использовать ее имя в разговоре с насильником и убийцей.

— Где мой адвокат?

Голос Мартина бесстрастен. Он произнес эти слова ровно, почти без выражения. Если бы они только знали, как он боится камеры, то, несомненно, этим воспользовались бы. Он так бы и поступил, окажись на их месте.

— Он скоро приедет, — пообещал Лоусон.

Скоро приедет! За что он только платит этому маленькому засранцу? Мартин раздумывал над этим минуту или две. Он может отказаться говорить, пока не пожалуется своему адвокату на жестокое обращение полицейских, но в таком случае его снова уведут в камеру. Он предпочел нарушить молчание.

— Ну что, — сказал Лоусон, — мне начать запись, или мы опять попусту истратим время?

Мартин пожал плечом: как хотите. Он зевал, выслушивая известные формулировки, время начала аудиозаписи, и даже улыбнулся, когда Лоусон осторожно напомнил ему, что у него есть право подождать, пока не вернется адвокат.

— Вы можете указать нам местонахождение миссис Паскаль, мистер Мартин?

Улыбка Мартина сделалась еще шире. Мистер Мартин. Сотрудничество присудило ему повышенную степень респектабельности и восстановило его право на любезность, но он не собирался облегчать копам задачу.

— Ей очень холодно, — сказал он. — Ну, собственно, так и должно быть, правда? Она ведь одевалась для суда, а не для сырого подвала. Костюмчик… И очень хорошего качества. Разумеется, черный цвет не совсем в моем вкусе, но…

Бартон не выдержал и вмешался:

— Вам больше по вкусу зеленый атлас, мистер Мартин?

Мартин смерил его холодным взглядом. Выбор вечернего платья для Анжелы был его личным делом. Он продолжил:

— Сейчас она в ужасе спрашивает себя: «Вернется ли он когда-нибудь?» Можете себе представить: в отчаянии ожидать человека, возвращения которого вы боитесь больше всего на свете?

— А зачем, собственно, мне это представлять? — опять перебил Бартон.

Мартина так и подмывало крикнуть сержанту, чтобы тот заткнулся и не мешал, но он чувствовал, что тогда Бартон назло будет перебивать еще чаще, поэтому с удовольствием представил, как он засовывает руку в горло полицейскому и, схватив его за язык, вырывает с корнем. Уставившись на Бартона непроницаемым взглядом, он видел, как кровь закипает у того в гортани, приливая, как расплавленная лава, и пузырится на губах, красная, плотная, горячая.

— Она хочет есть, — продолжил Мартин, как будто и не делал паузу. — Нет, она умирает от голода. В буквальном смысле. Она теперь едва может стоять. Ноги дрожат, если она пробует встать, скоро она не сможет подняться.

— Зачем вы это говорите? — спросил Лоусон, хотя знал ответ: Дэлримпл рассказал, что таким образом проявляются садистские наклонности. Для Мартина власть и жестокость стали заменой силы.

Мартин стрельнул в его сторону глазами:

— Сначала ей очень хотелось есть, она даже просила еду, но через какое-то время мозг выключается и перестает подавать сигналы. Если вам негде раздобыть пищу, какой смысл сходить с ума, доводить себя до судорог в животе, наполняя пищеварительную систему желудочным соком, если вы только перевариваете стенки вашего желудка?

Мартин скосил глаза влево и вновь посмотрел на Лоусона. Ноздри извращенца раздувались, щеки слегка зарделись. Лоусон почувствовал, как к горлу прилила волна отвращения. И это сходит мерзавцу с рук!

— Я вижу, что эти… воспоминания вам очень приятны, Алекс, — сказал инспектор, — но это не убеждает меня, что миссис Паскаль была у вас. — Он улыбнулся — удивительно, как только кожа не треснула от усилия.

Лицо Мартина исказилось нетерпеливым беспокойством, и он посмотрел Лоусону в глаза:

— Но у вас-то ее точно нет, а, инспектор? И вы не знаете, где ее искать, иначе вы не говорили бы со мной.

— Так где мы должны искать? — спросил Лоусон.

— Под землей. — Мартин переводил злорадный взгляд с Лоусона на Бартона. Он хотел, чтобы они подумали о кладбище, представили разлагающийся труп Клары Паскаль. — Сомневаюсь, что вы когда-нибудь ее найдете. Конечно, кто-нибудь может случайно наткнуться на ее останки через несколько месяцев или лет — бригада подрывников, например, или школьники, играя в «охоту за сокровищами».

— Она находится в заброшенном доме?

Мартин не слушал и продолжал:

— Не исключено, что школьники никому про нее не скажут. Будут тайком приходить к ней снова и снова.

— Вы так делаете, Алекс?

— …Она станет частью их обрядов посвящения. Они будут подбивать друг дружку потрогать ее кости. Потыкать пальцами в пустые глазницы… — Его дыхание сделалось частым и неровным.

— Это ваши больные фантазии, Алекс, — погромче сказал Лоусон, пытаясь взять инициативу в свои руки. — Нормальные люди так не поступают…

Мартин закрыл глаза. Он не будет слушать. Выключил голос инспектора, возвращаясь к тому, что говорил ранее. Перемотка… Пауза…

— …Муки голода проходят через некоторое время, — начал он снова, — но жажда — никогда. — Его глаза горели, взгляд был тяжел и неприятен. — Сначала это просто сухость — комок в горле, мешающий вам глотать. Но она сидит там уже не один день. Сейчас ее язык раздулся, губы потрескались. Ей все время жарко, несмотря на холод.

Так у него Клара или нет? — задавался вопросом Лоусон. — Неужели она и вправду переживает такие муки?

Дверь открылась, и вошел адвокат Мартина со словами:

— Вы не имеете права допрашивать моего клиента.

— Мистер… — Лоусон сообразил, что не помнит имени адвоката. — Сэр, мистер Мартин согласился на допрос в ваше отсутствие. Все записано на пленку.

— Для записи, — сказал Бартон. — Мистер Калверт, адвокат мистера Мартина, только что вошел в комнату.

Калверт. Да, конечно, подумал Лоусон. Мистер Невилл Калверт.

— Я требую, чтобы допрос был прекращен, мне надо проконсультироваться с моим клиентом.

— Вы слышали, что сказал инспектор? — Голос Мартина был вкрадчивым, почти елейным, но присутствующие ощутили скрывавшуюся в нем угрозу. — Я дал свое согласие. А теперь сядьте.

Адвокат беззвучно открыл и закрыл рот, а затем пристроился на стуле рядом с Мартином.

Ты испортил ему великий момент, подумал Лоусон. Он тебе не скоро это простит, мистер Калверт!

Лоусон чувствовал, как нарастает напряжение. Что-что изменилось. Непроницаемая маска Мартина начала осыпаться, как фасад старого здания. Инспектор представил: отслаивающаяся штукатурка, летящие вниз куски кирпича — и разглядел за ледяным спокойствием Мартина, за его высокомерным презрением ко всем окружающим ненависть и страх.

— Если вы знаете, где она, скажите нам, — повторил Лоусон.

Мартин посмотрел куда-то левее Лоусона, но на этот раз на его лице застыло мрачное решительное выражение. Он больше не любовался собой.

— Она все на свете отдаст за глоток воды. — Мартин облизал губы, закрыл глаза и шумно выдохнул. — Все на свете.

— Я не думаю, что она у вас, — перебил инспектор Лоусон.

— …Там очень сыро. Она могла бы слизать немного влаги со стен. Но этого мало. Она гадает, сколько еще протянет. Ей захочется выпить собственную мочу. Конечно, от этого только хуже — ускоряет конец, — но знает ли она об этом? — Он печально улыбнулся Лоусону. — Да и стала бы она об этом беспокоиться? Ей уже все равно.

— Я заканчиваю допрос, — сказал Лоусон.

Но Мартин продолжал бесстрастным, невыразительным голосом:

— …Она думает, что не может больше терпеть. Может, конечно. Если вы все еще способны мыслить, вы можете выдержать муку. Потому что, когда ваше тело действительно не в состоянии бороться, мозг отключается.

Лоусон надиктовал время окончания допроса и остановил запись, пытаясь не слушать грязные, жуткие слова, льющиеся изо рта Мартина. Он открыл дверь и позвал двух констеблей, которые стояли на страже у дверей допросной.

— Уведите его, — приказал инспектор. — Я не могу больше на него смотреть.

Адвокат — он опять забыл его имя — не стал возражать.

— Она может подавиться своим языком! — повысил голос Мартин.

Если Лоусон собирался отослать его назад в ту отвратительную дыру, самое время дать ему пищу для размышлений.

Он упирался, когда констебли уводили его, на лице была странная улыбка — порочная и испуганная. Лоусон внезапно осознал тот ужас, который испытывали жертвы Мартина. Этот человек был само зло. В Мартине зло проявлялось как эгоистичная потребность, которую он удовлетворял, не заботясь о том, что это причиняет боль другим. Он заставлял женщин страдать, чтобы заставить уйти свой собственный страх.

— …Иногда язык раздувается так, что перекрывает гортань. Или она может нарочно проглотить его — чтобы перестать мучиться.

— Мистер Мартин! — воскликнул адвокат. — Вы же сказали, что будете сотрудничать!

Мартин в холодной ярости посмотрел на человека, разрывающегося между отчаянным желанием держаться подальше от убийцы и потребностью не потерять достоинства, притвориться, будто держит ситуацию под контролем.

— Вы хотите знать, где она…

Мартин был почти у дверей. Констебли поддерживали его под локти. Плечо, вывернутое глупой полицейской сукой, невыносимо ныло. Он не может вернуться в эту поганую камеру! Он не должен быть там.

Лоусон остановил конвоиров едва заметным кивком головы. Они развернули Мартина.

— Я могу сказать вам…

Ты или Касаветтес, кто-то из вас точно может, думал Лоусон, выдерживая безжизненный взгляд Мартина.

— Я вам не верю, — тихо сказал он, наблюдая за реакцией Мартина.

Тот дернул здоровым плечом. Я должен что-то придумать, чтобы инспектор продолжал меня слушать, пронеслось у него в голове.

— Викторианский дом, — зачастил Мартин. — Красного кирпича. С двумя эркерами.

Лоусон улыбнулся:

— Об этом я и сам бы догадался. Если ты ищешь дом с подвалом где-то поблизости, это обязательно должен быть викторианский особняк. И из красного кирпича.

— А кто сказал, что он поблизости? — Мартин почувствовал волнение: он сумел все же вызвать интерес у Лоусона.

— Все ваши жертвы были из Честера, — сказал Лоусон.

Если он удерживал Клару вне города, то тогда все их усилия напрасны. Анжелу Хаттон нашли в собственном подвале. Стал бы он увозить Клару далеко от дома? Ведь ему надо было посещать их обеих…

— Виррал в тридцати минутах езды отсюда, — заговорил Мартин, сознавая, что хотя и заинтересовал Лоусона, но не убедил. — И мы всего в сорока минутах от Биркенхеда. Еще десять минут, и вы в центре Ливерпуля. — Он сделал паузу для закрепления эффекта. — В Ливерпуле есть тысячи викторианских зданий — на выбор.

Лоусон кивнул, и двое полицейских потащили его к двери. Мартин сопротивлялся. Нет! Это не должно случиться!

— Если вы отправите меня в сраную камеру, я отказываюсь сотрудничать! — предупредил он, повысив голос, в котором звучал уже не только гнев, но и тревога.

— Вы называете это сотрудничеством?

Мартин вспыхнул:

— Я отказываюсь говорить. Клара может сгнить, мне плевать.

Он был почти в дверях, когда Лоусон вернул его:

— Пошлите за чаем и сандвичами, если он попросит. Но двое полицейских должны постоянно дежурить у двери, а если адвокат не находится рядом с подозреваемым, то в комнате для допросов. Если ему потребуется в туалет, вы оба идете с ним и дверь остается открытой.

Он посмотрел на Бартона, и оба вышли.

— Он догадывался, что на ней будет надето в суде. Мартин бывал там не один раз и потому знает дресс-код, — сказал Лоусон, шагая вдоль коридора к лестнице. — Клара представляла его интересы. Он блефует, Фил.

— А про подвал, ты думаешь, правда? — спросил Бартон.

— Он бы держал ее именно в подвале. Вряд ли он способен выходить за пределы собственных фантазий и привычных методов. А она на самом деле может быть в гараже, в заброшенном доме, пустой мастерской, привязана к кровати в какой-нибудь грязной квартирке в Блэконе, если ее накачали наркотиками. — Инспектор устало провел рукой по лицу. — Боже, Фил, она может быть уже мертва сейчас!

Бартон смотрел на него. Он не должен так говорить. Мы должны продолжать поиски, как будто Клара жива, пока не будет неопровержимых доказательств обратного.

Лоусон кивнул, как будто сержант произнес это вслух, и сообщил:

— В доме Элинор есть подвал. Эксперты повторно обследуют его на тот случай, если они что-то пропустили. Но мне кажется, Мартин сам расскажет об Элинор Гортон и Анжеле Хаттон: что он сделал с ними, как они реагировали. По-моему, Дэлримпл прав. Не думаю, что похищение Клары — дело рук Алекса.

— Вся беда в том, босс, что мы не можем быть в этом уверены.

Лоусон знал, что пока у них нет уверенности, они должны будут тратить время впустую, выслушивая тошнотворные фантазии и разрешая Мартину вновь и вновь переживать наслаждение от пыток и насилия над жертвами.