Падение Иерусалима

Глава 28

В Бургасе инструкции, поступившие из военного министерства, были встречены с полным пониманием и выполнены самым тщательным образом всего за три последующих часа. Солдат из части, расквартированной в здешней казарме, отправили в Компьен, за несколько километров от Обани. А в Бургас прибыли ребята из Компьена. В перерыве между отправкой одних и прибытием других начальство поработало с документами: в свидетельстве о приемке плутониевых боеголовок цифру «16» заменили на «17». Так же «подправили» и документ на детонаторы. Молодой капитан, которому была поручена эта боевая операция, положил о выполнении старшему офицеру. Тот сделал ему внушение и добавил, что из Парижа в Бургас едут представители контрразведки, с которыми надо держать ухо востро.

— Понял, господин начальник, — сказал польщенный капитан, он дорожил офицерской честью и был готов защищать ее от любых посягательств.

Начальник марсельского морского порта получил распоряжение из Парижа: ни одно судно не должно покинуть порт без разрешения офицера контрразведки, слово которого является законом.

Начался тщательный осмотр доков и стоящих под погрузкой судов. Группы служащих таможни, портовой полиции и контрразведки методично обходили все верфи, открывали склады, обыскивали стоящие на набережной контейнеры и поднимались на борт пришвартованных здесь судов. Не обращая внимания на протесты и ругань владельцев грузов, они открывали рефрижераторы со скоропортящимися грузами, обрекая их на погибель. Все, что предназначалось к отправке на Ближний Восток, откладывалось отдельно, протыкалось насквозь. Корзины взламывали, тюки потрошили. Счетчики Гейгера-Мюллера попискивали, к чему бы их ни подносили, сигнализируя даже о самых малых дозах радиации.

Явилась такая команда и на склад 47 «Д». Служащий контрразведки, возглавляющий группу, занялся прежде всего контейнерами — несколько часов шла проверка, кидали в кучу какие-то механические детали, мешки с химикатами, ящики с продовольствием. То же повторилось на набережной, где под грузовыми кранами сгрудились контейнеры. В конце концов закончили, но начальник выразил пожелание осмотреть корабль под названием «Круа Вальмер», пришвартованный тут же. Команда корабля, свесившись через перила палубы, с интересом наблюдала процедуру осмотра. Начальник со своими людьми поднялся на борт.

— Располагайтесь как дома, — пригласил капитан. — Нам скрывать нечего.

Проверяющие отправились на нос и, двигаясь по направлению к корме, принялись открывать все двери, шкафы, ящики. Не были оставлены без внимания спасательные шлюпки, ниши, где стояли лебедки, велено было распаковать весь палубный груз. Один из проверяющих забрался даже в дымоход и проверил все трубы и вентиляционные шахты. Остальные в это время обшаривали трюмы. Обнаружили припрятанный в дальнем углу небольшой запас гашиша — на него и внимания не обратили. Побывали у сигнальщиков, осмотрели кубрики и капитанский мостик. В машинном отделении дизель только что на составные части не разобрали, спустились еще ниже, прямо на днище. На корме простукали баллоны с топливом и проверили веревочные бунты. Не нашли ровным счетом ничего. Счетчики Гейгера-Мюллера слабо сигнализировали наличие небольшой радиации — не больше, чем всюду.

— Можете спать спокойно, — сказал капитану главный проверяющий. — Мы тут оставим одного из наших сотрудников — пусть подтвердит, что вы проверку уже прошли. Отплываете когда?

— Если разрешаете продолжать погрузку, то к завтрашнему утру управимся — и вперед!

— Видишь — все обошлось, — сказал капитан своему первому помощнику.

— Ну у тебя и нервы! Прямо канаты!

— А чего нервничать-то, когда имеешь дело с дурнями вроде этих?

Альфред Баум и два его инспектора расположились в служебных комнатах казармы и весь день напролет допрашивали тех, кто имел хоть какое-то отношение к событиям, происшедшим на дороге из Мейрарга в Обань. Часами они беседовали с каждым из солдат, сопровождавших груз во второй машине, задавали бесчисленное множество вопросов руководству депо в Мейрарге и персоналу, которому обычно поручались такого рода перевозки. Баум лично занимался двумя — водителем контейнеровоза и его напарником.

— Водитель — он что, по-твоему, нормальный, все у него в порядке? — спросил он напарника.

Смуглый, как все здешние уроженцы, хитроватый деревенский парень — ему было не больше двадцати — сделал вид, будто вопроса не понял:

— Это вы о чем?

— Вроде уж целый год вместе работаете…

— Ну и что?

— Хорошо друг друга знаете, правильно?

— Он не из болтливых.

— Ну, самые-то обычные вещи ты знать должен. К примеру — женат он?

— А вы его самого спросите.

— Спрашивал уже, а теперь вот тебя спрашиваю. Это мое дело — какие вопросы и кому задавать. А подружка у него есть?

— Он вам, небось, про это тоже рассказал.

— Может, и рассказал.

— Я ее не видел ни разу, знаю только, что здесь живет, в Обани. Он на ней прямо помешался. Денег тратит кучу…

— Откуда ты знаешь — насчет денег?

— Да он мне сколько раз показывал, что ей купил, — птичке этой.

— И что, дорогие вещи?

— Куда там — все самое лучшее. Во дурак — тратиться на девку, с которой полгарнизона переспало. Все так говорят.

— Давай-ка вернемся туда, откуда начали. В ту ночь ты ничего за ним странного не заметил? Не спеши с ответом, подумай.

Но малый думать не привык, выпалил сразу:

— Нормальный был, ничего странного. Спокойный.

— А перед тем, как на вас напали, — тоже спокойный?

— Ну да!

— Объясни-ка поподробней.

— Ну, обычно он в бутылку не лезет. А тут перед выездом задержка какая-то приключилась, так он прямо взбесился. Потом гнал машину во всю мочь. Я сказал, куда спешить-то нам, так он меня послал подальше.

— А когда напали на вас — как он себя вел?

— Я одно знаю — меня эти подонки отметелили, а его и пальцем не тронули.

— Может, еще чего припомнишь? Тебе вообще-то не кажется, что он все заранее знал, а? Похоже ведь.

— Да еще как похоже!

— Почему?

— Мы же каждый раз в разное время выезжаем. Как это им удалось все так точно рассчитать — и время, и место? Уж насчет числа, на которое рейс был назначен, я и не говорю.

— Еще какой резон?

— А вот с чего это он так машину гнал? Как будто на свидание опаздывал. С этими…

— Может, к дамочке своей торопился?

— Может быть, конечно…

— А ты слышал, когда машина охраны вам сигналила, чтобы остановились?

— Слышал.

— Ну и что?

— Я ему говорю: вроде нам сзади гудят. А он: у тебя в ушах гудит. И радио как крутанет, чтоб погромче музыка.

— А ты чего ж не настоял на своем?

— А чего мне мылиться? Он же главный, не я. Если мы начнем собачиться, он рапорт напишет, и меня выпрут за милую душу.

— Все верно, — согласился Баум. — Побудь пока тут поблизости, ладно? Домой не уходи — может, еще мне понадобишься.

После его ухода Баум вызвал одного из инспекторов.

— Водителя в местной полиции проверили?

— Есть на него досье: смолоду был шальной — три раза попадался на краже велосипедов, один раз драку учинил. Потом еще был замешан в ограблении квартиры, но от тюрьмы отвертелся — улик не хватило. Все это — лет восемь назад, потом он переехал в Марсель и только года полтора как вернулся.

— А в марсельской полиции что говорят?

— Туда я не звонил.

— Воздержаться решил? Почему, собственно? Если есть особые причины, так не скрывай, я их сохраню в тайне.

Инспектор покраснел:

— Маху дал, патрон.

— Звони давай.

Отчет инспектора, добросовестно представленный через полчаса, оказался весьма интересным. Водитель связан с Лавацци — одним из трех главарей марсельской мафии. Их целая семья, этих Лавацци. Орудуют там, где чисто уголовная деятельность сращивается с легальным бизнесом — самая что ни есть классическая, традиционная работа. Лавацци вызволили шофера из тюрьмы, куда он загремел по какому-то сомнительному делу, но его дважды вызывали потом на допрос. «Паршивый тип» — такого мнения придерживаются о нем в марсельской полиции.

Привели шофера — он лениво развалился на стуле и со скучающим видом приготовился отвечать на вопросы. Его внешность и манеры вполне соответствовали тому представлению, которое сложилось у Баума.

— Ваше поведение той ночью весьма подозрительно, — начал он допрос.

Ответа не последовало.

— Ты же слышал, как охрана вам сигналила. Почему не остановился?

— Ничего я не слышал.

— А напарник слышал и тебе сказал.

— Мало ли чего он вам наплетет!

— Ты продолжаешь утверждать, будто не знал, что охрана отстала?

— Я ведь уже сказал.

— То, что ты сказал, — чистая ложь.

На это шофер не ответил.

— Та женщина в Обани, — продолжал Баум. — Говорят, ты на нее много тратишь.

— Ну и что?

— Откуда деньги берутся?

— Вы зарабатываете? Вот и я тоже.

— Знакомо тебе такое имя — Лавацци?

— Слыхом не слыхал.

— А куда это ты так спешил в ту ночь?

— Никуда я не спешил. Ехал как обычно.

— А говорят, быстрее ехал, чем всегда.

— Да пошли они — те, кто говорит…

— До тебя, видно, еще не дошло, — произнес Баум со вздохом, — что дело оборачивается скверно. Человек, которого полиция давно взяла на заметку, за которым и без того грехов много, — а тут такое серьезное преступление. И ты единственный, на кого падает подозрение. Так что предупреждаю — ты задержан, допрос будет продолжаться до тех пор, пока не выплывет вся правда. А уж какая это будет правда — посмотрим. Или в тюрьму тебя отправим и обвинение будет очень и очень тяжелым, или отпустим восвояси. Лично я, — добавил Баум, — поразмыслив, в твою непричастность не верю, хоть ты меня убей.

— Да в чем я виноват-то?

— А это уж мы разберемся. Во всяком случае тот, кто намекнул этим бандитам, в какое время и по какой дороге планируется перевезти оружие, сядет надолго. А ведь он не только это сделал — если покопаться в этом маленьком дельце, там еще кой-чего наберется. Отсюда ты не выйдешь, пока мы не соберем улики, подтверждающие, что ты и есть тот самый человек.

— Сколько меня будут здесь держать?

— Зависит от тебя самого. Так же, как и наказание, которое ты в конце концов получишь. Поможешь нам — я сам похлопочу, чтобы на суде приговор смягчили. Меня послушают, будь уверен.

— Ни одному легавому верить нельзя.

— Ты, наверно, думаешь, что имеешь дело с полицией, — Баум перешел на поучительный тон. — А на самом деле ты в контрразведке. Это совсем другой коленкор, приятель, и никакие Лавацци тебя отсюда не вызволят. Сколько нам надо, столько тебя и продержим. Покамест я тебя отправлю в служебку, посидишь там под замком.

— Не имеете права, — всполошился шофер. — Пригласите моего адвоката.

— Никаких адвокатов — ты встрял в неприятнейшую историю, подумай-ка над этим хорошенько. Когда до чего-нибудь додумаешься, продолжим нашу приятную беседу.

Подружка шофера, которую Баум успел нарисовать в своем воображении, оказалась совсем другой: не раскрашенная блондинка, как ему почему-то представлялось, и вела себя отнюдь не вызывающе.

— Муж меня теперь убьет, — только это она и твердила как заклинание. И при этом плакала навзрыд. Была она совсем не хороша собой — непонятно, что нашел в ней этот парень, не говоря уж о половине гарнизона, которая, по слухам, скрашивала ей соломенное вдовство.

«Никогда я не научусь разбираться в женщинах и вообще во всем этом», — подумал Баум, а вслух произнес:

— Прошу вас, мадам, успокойтесь и возьмите себя в руки. Совершенно не обязательно впутывать в это дело вашего супруга.

— Какое дело? Я же ничего не знаю — меня забрали, привезли сюда — и все!

— Ваш дружок Марк попал в неприятную историю, мне надо вас кое о чем спросить.

— А где он сам?

— У нас. Если вы желаете ему добра, советую отвечать на вопросы правдиво и искренне.

— Месье, мне нечего скрывать.

— Вот и отлично, — он предложил ей сигарету, но она не взяла. — Расскажите, мадам, давно ли вы знакомы с Марком?

— Года два.

— Он ведь ваш любовник, правда?

Она кивнула.

— Он добрый, щедрый, как вы считаете?

Женщина снова кивнула.

— А вас не удивляло, что простой шофер может делать вам дорогие подарки, — у него семья, дети, он их содержит…

— Марк прилично зарабатывает — сверхурочные, доплата за вредную работу, всякое такое.

— Что это за вредная работа?

— Не знаю, он не рассказывал.

— Прежде чем ответить на мой следующий вопрос, прошу вас подумать хорошенько. Как вы полагаете — в его планы входило то, что вы будете жить вместе?

В первый раз на заплаканном лице женщины появилось подобие улыбки:

— Да. Он обещал, что как только заработает побольше, мы уедем отсюда. Исчезнем вместе, убежим. — Она помедлила и добавила, как бы стараясь оправдать себя и своего любовника: — Мой муж — грубое животное.

— Как он собирался достать деньги?

— Вчера мы договорились встретиться, он хотел мне все объяснить. И не пришел. А все уже почти готово — через месяц мы думали уехать.

— Сколько ему удалось собрать денег, не знаете?

— Не знаю. Он ведь очень скрытный, Марк, я не спрашивала.

— Спасибо, мадам, это все. Вас отвезут домой.

Вскоре после ее ухода позвонили из Парижа.

— Ну и повезло нам, патрон! — возбужденно прокричал молодой сотрудник. — Вот это дельце, а?

— Да ладно тебе с твоими восторгами. Говори только самую суть.

— Мы выследили одну из двух дам, которые работают в фирме «Межгосударственные консультации», — вчера она прямо с работы отправилась в бистро возле Восточного вокзала. И там к ней подсаживается приличный такой господин средних лет. Вроде бы свидание — только даже издалека было видно, что встреча чисто деловая. Сидят рядышком и разглядывают какие-то бумаги. Я подумал, что это, наверно, и есть ее шеф. Так что, когда парочка распрощалась, пошел за ним. Я еще раздумывал, не за ней ли последить, но…

— Сколько я тебя учил излагать самую суть, а ты все отвлекаешься, — рявкнул Баум. — На черта мне твои раздумья, дело говори.

— Прошу прощения, патрон. Так вот, через полчаса этот субъект выкатывается из бистро и ловит такси. А мы за ним — водитель весь свой класс показал, чтобы не упустить ту машину. И приехали мы все на улицу Спонтини к дому № 16. К консьержке я не пошел — он не должен подозревать, что за ними следят, правильно?

— Отлично, мой мальчик.

— Зато сегодня мы запросили список жильцов — хотите, я его зачитаю?

— В нашем архиве никто из них не числится? Проверь.

— Проверил уже. Никто не числится.

— Так чему ж ты радуешься? Знакомого встретил?

В трубке помолчали, потом инспектор сказал задумчиво:

— Не знаю, может, это совпадение…

— Да кто? Говори скорее, не томи, у меня и так дел полно, у тебя вроде тоже…

— Ладно, скажу, только имейте в виду, я ничего не предполагаю, просто нахожу это несколько странным, вот и все. Одна из квартир в этом доме принадлежит Александру Жалю. Согласитесь, тут что-то есть, у нас же работает инспектор по фамилии Жалю…

— Не такая уж редкая фамилия, — голос Баума не выдал его чувств. — Так что не спеши с выводами.

— Ну конечно, патрон.

— Надеюсь, ты не раструбил новость на весь отдел?

— Сохрани Бог, что вы, патрон!

— Спрячь список к себе в стол и запри. Я вернусь в Париж сегодня вечером. Ты меня дождись, домой не уходи. Ладно?

Положив трубку, Баум немедленно послал за водителем контейнеровоза.

— Только что мне позвонили из Парижа, — сообщил он арестованному. — Обнаружились новые факты, и все они — не в твою пользу, приятель. — Он уставился на парня, прикидывая в уме, как лучше добиться от него признаний. С водителя всю его самоуверенность как рукой сняло, он внутренне заметался, и это было заметно.

— Мы тут побеседовали с инспектором Жалю, — продолжал Баум, наблюдая за выражением лица шофера, однако взгляд его при этом излучал благожелательность и почти искреннее желание помочь собеседнику. — Так вот, мой друг, инспектор Жалю все нам рассказал. И насчет тебя тоже.

— Вот тварь, а?

— Должен признаться, он не сам рассказал, а его заставили. Прижали малость, вот он и раскололся. Стало быть, у вас с ним была кое-какая договоренность, так?

Парень не отвечал, лицо его подергивалось и отражало попеременно то страх, то злобу. «Страху больше, это хорошо», — подумал Баум, не отрывая от него глаз.

— Предлагаю тебе сделку и очень советую согласиться, — решил он наконец.

— Какую еще сделку?

— Ты выкладываешь всю правду, а я позабочусь, чтобы тебе смягчили наказание — вот что я называю сделкой.

— А если не соглашусь?

— Позабочусь, чтобы приговор был самым суровым, насколько допускает закон. Хорошо позабочусь — даже если судья окажется добряком, мы предъявим суду такие улики, что от его доброты и следа не останется, понятно? Ты в контрразведке, уясни это как следует. Тут шутки плохи.

— Сволочи вы все!

— Ты расстроен, я понимаю. Может, тебя утешит, если я скажу: инспектор Жалю тоже свое получит, не сомневайся. На всю катушку.

Это последнее замечание возымело действие.

— Мне заплатили за то, чтобы назвал время и маршрут и чтобы закрыл глаза на все остальное.

— Кто передал деньги?

— Один парень — он из семьи Лавацци.

— Но инспектор утверждает, будто ты не только это сделал.

— Еще доложил обо всем Анри Лавацци — а что, уж и говорить ни с кем нельзя?

— Так тебе известно, куда увезли оружие?

— Понятия не имею. С какой стати они бы мне сказали?

Это было похоже на правду.

— А еще кто участвовал?

— Только Лавацци и его люди. Но впечатление у меня такое, что это не им нужно, а каким-то людям из Парижа.

— А Лавацци чтобы только отвез оружие к месту назначения, так, что ли?

— Не знаю.

— Все это напишешь и подписаться не забудь, — велел Баум. — Эта бумага останется у нас на случай, если снова вздумаешь вилять и морочить людям голову. Будешь себя вести как следует — помогу, как обещал. А пока придется тебе еще посидеть.

Теперь, располагая признаниями водителя, Баум вызвал дежурного со склада, куда обычно поступало оружие из Мейрарга.

— Вы зарегистрировали все, что получили вчера?

Дежурного как следует проинструктировали, и он с готовностью отрапортовал:

— Так точно!

— Когда именно?

— Около полудня, насколько помню, — дежурный сверился с какой-то запиской. — Да, контейнеровоз прибыл в 13:05.

— И вы заполнили накладную?

— Так точно.

— Покажите.

Дежурный протянул свою записку. «Сержант, — определил Баум. — Скоро уволится в запас. Не Бог весть какой мыслитель. Зануда, таким обычно поручают участок работы, где он навредить не может. Военные же большей частью щеголи и хвастуны, им служба не в службу, если отобрать у них все эти мундиры, медальки, ленточки разноцветные… Но этот сержант — он не такой…»

— Вы своей рукой это писали? — спросил Баум, разглядывая бумажку.

— Так точно. — Ответ прозвучал не так бодро, как прежде, сержант чуть замешкался.

Баум выдрал листок из своего блокнота, протянул вместе с авторучкой бравому вояке:

— А ну-ка скопируйте вот эту строчку, насчет детонаторов…

На такой случай сержант инструкций не получил и ответить отказом на просьбу, высказанную столь твердо, не решился. К тому же он каким-то шестым чувством уловил, что коротышка — важная персона, хоть с виду и неказист. Он старательно переписал строку и отдал листок, вернув заодно и авторучку. Баум глянул, сравнил две записки и поднял глаза на собеседника:

— Почерк-то не ваш.

— Нет, мой.

Баум только вздохнул:

— Ладно, ваш. Оставим это. Скажите, сколько времени вы тут служите?

— Ровно год.

К этому вопросу сержант был явно готов.

— Стало быть, знаете нашего инспектора — он регулярно вас навещает.

— Так точно.

— Как его зовут?

Парень стал в тупик и, выкатив глаза, погрузился в молчание.

— Ну, если забыли, не беда, я вам напомню. Бертран, да?

— Так точно, — с явным облегчением выкрикнул сержант.

— Благодарю вас, сержант, вы нам очень помогли.

Сержант козырнул, ловко повернулся на каблуках — не прошли даром годы практики — и шагнул к двери. Но только он взялся за ручку, как Баум негромко произнес ему вслед:

— Знаете, что мне сейчас пришло в голову? Я могу предать вас гражданскому суду по обвинению в попытке помешать правосудию. Давайте-ка лучше посидим да мирно побеседуем, чем затевать всякие там официальные допросы да пересуды — вы ведь из армии за милую душу вылетите, стоит лишь дать ход этому делу.

— А что я сделал? — растерялся сержант.

— Начальство вас прикрывать не станет, ему до вашей пенсии и дела нет, неужели не понятно?

На сей раз до малого что-то дошло, взгляд его стал осмысленным, в глазах отразился испуг.

— Когда уходите в запас?

— В июне следующего года.

— Не лучшее время вступать в конфликт с законом, — Баум осуждающе покачал головой.

— Но я же только выполнял приказ!

— Не сомневаюсь. Но если скажете всю правду, обещаю вас не выдать.

— Если до моего начальника дойдет…

— Да не бойтесь, ничего не дойдет, — Баум старался расположить к себе собеседника и даже улыбнулся ему вполне дружески. — Ну так как дело было? Когда у вас разговор был?

— Вчера.

— Как зовут этого человека, которого вам велели заменить? Напишите его имя. — Сержант молча повиновался. — А где он сейчас?

— Мне сказали, что его в Компьень перевели.

— Ясно. Ступайте теперь и не бойтесь ничего.

Баум проводил сержанта суровым взглядом, собрал все записи в кучу, вызвал одного из своих помощников и дал ему подробнейшие указания — они касались того человека, имя которого назвал сержант. После чего пожелал младшему коллеге спокойной ночи и отправился в комнату, где помещался командный состав, специально, чтобы поблагодарить начальство за теплый прием.

Ему было невдомек, что полицейский капрал, дежуривший в тот вечер на проходной, имел обыкновение за небольшую плату оказывать военным небольшие услуги. Зато водитель, которого Баум допрашивал, имел нюх на такие дела — в конце концов оба они южане, он и этот капрал, — так что, пока его вели через проходную, успел сунуть стражу на проходной номер телефона в Марселе и шепнул на ходу:

— Передай Анри, что Жалю прокололся.

В обеденный перерыв капрал сбегал на ближайшую почту и выполнил поручение.

Ровно через час после того как сообщение о провале поступило в Марсель, в Париже встретились Таверне и Савари.

— Брату надо сматываться немедленно, сегодня же вечером, — волновался Таверне, он же Александр Жалю.

— Границу ему не пересечь, — хладнокровно заметил Савари.

— У него на этот случай припасен паспорт. Не поймают.

— Ты с ним говорил?

— Нет пока, я решил сначала повидаться с тобой. Отсюда пойду к нему — хотя, может, это и опасно, что, если у него на квартире уже засада?

— Если сообщение верное и они развяжут ему язык — представляешь, что он… — Савари умолк. Сообщники посмотрели друг другу в глаза:

— Тебе он, конечно, родной брат…

— Да какое это имеет значение? — искренне удивился Таверне.

— Кого подключишь к этому делу?

— Караччи.

— Думаешь, он сможет быстро все уладить?

Таверне кивнул в ответ.

— Ну а сделка в Марселе? С ней все в порядке?

— Боюсь, что нет.

Около часу ночи двое неизвестных вскрыли отмычками дверь скромной квартирки в семнадцатом округе Парижа, где проживал инспектор Рене Жалю. Все устроилось быстро и без шума, хозяин даже проснуться не успел. Один из ночных визитеров остался возле двери, другой повернул по коридору направо, где, как ему сказали, находилась спальня, бесшумно приблизился к спящему и, приставив ему к затылку дуло пистолета, выстрелил. Оружие было с глушителем, так что выстрела никто из соседей не слышал.

Утром следующего дня на рассвете на борт «Круа Вальмер» прибыл лоцман. Он поднялся с набережной по специально для него опущенным сходням, пожал руку капитану и они вдвоем пошли на мостик. Команда была полностью готова. Зазвучали привычные приказы, сигналы; с лязганьем и скрипом, растревожившим тихий утренний воздух, судно начало разворачиваться, освобождаясь от всего, что привязывало его к берегу, и становясь носом к горловине бухты. Потом, когда оно было уже у самого выхода в открытое море, к борту подкатил черный катер и лоцман, обменявшись на прощанье рукопожатием с капитаном, спустился по трапу.

— Привет, — бросил на прощание капитан. — Из-за чего вчера суматоха была?

Лоцман пожал плечами: понятия, мол, не имею. Ну, до скорого…

Когда гавань скрылась из виду, «Круа Вальмер» начал набирать скорость. До Хайфы при обычных четырнадцати узлах было четыре дня пути. Среди команды находились двое из военной разведки — их прислал Савари. А среди баллонов с топливом, стоящих в трюме, два были чуть толще и длиннее остальных, и свежая краска на них еще не совсем высохла.