Падшие

Глава 10

Слоан

Склад Зета аккуратно разделен на зоны, в одних я чувствую себя в безопасности, а в других — нет. Кухня, ванная и его спальня вселяют доверие, но открытое пространство гостиной просто убивает меня. Черные кожаные диваны; книжный шкаф с таким количеством книг, сложенных стопками и втиснутых в него, так, что потребуется использование грубой силы, чтобы извлечь хотя бы одну; журналы и кроссовки у двери, боксерская груша, заклеенная изолентой множество раз, там, где она была повреждена от многочисленных ударов. Все это. Слишком похоже на него и вызывает много вопросов. Я хочу знать, читал ли он Достоевского, или просто купил «Преступление и наказание», чтобы выглядеть умным, или чтобы произвести впечатление на девушку, которую приводил сюда. Хочу знать, осознает ли он, что когда бежит его пятки сильно упирается в землю, об этом мне говорят задники его кроссовок, если бы он опирался немного мягче, это было бы менее болезненно. Я хочу знать, тренируется он здесь или колотит по этой тяжелой груше, потому что расстроен или зол, или ему просто нравится что-то бить.

Я очень, очень, очень близка.

И я понятия не имею, хочу ли я уйти.

Приехать сюда, к Зету, было необходимостью, но теперь, когда нахожусь здесь, мне интересны странные и сбивающие с толку вещи. Например, как я вписываюсь в его мир? Как бы это выглядело, если бы мои медицинские журналы были там, рядом с его Достоевским, или мои кроссовки стояли бы рядом с его?

После признания Зета, не сомневаюсь, что он хочет этого. Я никогда бы не подумала, что это возможно, но, по-видимому, это правда. Он хочет меня. Чтобы я была с ним. В каком качестве — понятия не имею. Возможно, просто хочет держать меня здесь как свою игрушку, тр*хать, когда ему захочется, а затем игнорировать, когда я ему наскучу. Но что бы он ни хотел, передо мной возник вопрос — чего хочу я. Место, где можно быть в безопасности, пока все это не закончится, или что-то подобное.

Майкл находит меня, пока обдумываю все это, уставившись на огромный книжный шкаф. Я чувствую себя дерьмово из-за того, что дала ему пощечину. Он был так хорош. Он поехал ко мне домой и собрал для меня одежду, так как мою сумку после аварии увезли с разбитой машиной. Он практически сияет с тех пор, как Зет очнулся; его лицо озаряет мягкая улыбка, когда он осторожно садится рядом со мной.

— Он все еще спит? — спрашивает он.

Я рассеянно киваю.

— Да. Думаю, он будет вялым еще несколько дней. После он сможет начать реабилитацию. Может быть, через неделю или около того мы сможем позволить ему встать.

Майкл задыхается. Кашляющий, хлюпающий звук не похож на то, что он вызван каким-то препятствием в горле, больше похож на плохо сдерживаемый смех.

— Ты шутишь, да? — хрипит он.

— Что? Ему потребуется некоторое время, чтобы встать на ноги.

Майкл смотрит на меня так, словно ему жалко меня.

— Поверь мне, к утру Зет будет на ногах.

— Ну уж нет! — Я отрицательно качаю головой. — Завтра я возвращаюсь на работу. Ты должен убедиться, что он не встанет с кровати. Даже в туалет.

С тех пор как я его встретила, Майкл был воплощением достойной грации, но сейчас, сидя на диване, он выглядит не очень достойно. Такое ощущение, что я самый забавный комик в мире, потому что Майкл находит все, что я говорю, невероятно смешным. Он встает, протягивая руку. Затем он начинает расстегивать рубашку.

— Эй! Эй, какого черта ты делаешь?

— Мне нужно тебе кое-что показать, мисс Ромера, — говорит он, обретая самообладание. Он заканчивает расстегивать пуговицы, обнажая правое плечо, поворачиваясь, чтобы показать мне четырехдюймовый неровный шрам, пересекающий его лопатку. Он потускнел, но когда-то был довольно неприятным.

— Я получил эту рану, когда в последний раз пытался заставить Зета Мэйфейра проходить реабилитацию в постели. И больше не буду пытаться. Я с первого раза учусь на своих ошибках.

— Это он сделал с тобой?

Майкл невозмутимо пожимает плечами.

— Он велел мне оставить его в покое. Я не послушал. Он попросил еще раз. Я не слушал, в итоге он доказал, что достаточно здоров, чтобы встать с постели и надрать мне задницу.

Я хочу застонать. Это определенно похоже на поведение Зета.

— Неандерталец, — бормочу я.

— Я уверен, он будет утверждать, что на самом деле очень высокоразвит, — ухмыляясь, говорит Майкл. — В общем, я веду Лейси к психиатру. Хочешь пойти с нами? Зи будет в порядке один пару часов.

Встреча Лейси с Пиппой. Боже, такое ощущение, что я была там только вчера. Прямо сейчас я не могу иметь дело еще и с этим. Если Пиппа увидит мое лицо. Порезы и царапины заживают очень хорошо, но они все еще видны. Она сделает поспешные выводы — что во всем виноват Зет. Даже если я скажу ей правду, что это сделал один из людей Чарли, она все равно будет рассматривать это как вину Зета. Моя связь с ним подвергает меня опасности. Я просто не могу вынести мысли о том, чтобы спорить с ней прямо сейчас, и я, конечно, не могу вынести мысли о том, что она будет ругать меня за то, что я не сказала ей, что попала в серьезную аварию.

— Нет, все в порядке, Майкл. Я останусь здесь на случай, если ему вздумается вылезти из кровати.

— На твоем месте, мисс Ромера, я бы оставил все как есть. Это не стоит головной боли. Тебе что-нибудь принести?

— Нет, все в порядке. Спасибо, Майкл.

Он быстро застегивает рубашку.

— Хорошо. Позвони мне, если ты передумаешь.

— Спасибо. О, и, Майкл?

Он останавливается на полпути и поворачивается ко мне.

— Да, мисс Ромера?

— Пожалуйста... зови меня Слоан.

К тому времени, как я решаю, что Зету пора что-нибудь съесть, уже темнеет. Готовлю ему немного еды и стакан воды, крадусь в комнату, готовая осторожно разбудить его, чтобы он не взбесился, но вижу, что тот уже проснулся и сидит на одеяле. Должно быть, он встал с кровати, чтобы сделать это.

— Ты, должно быть, шутишь, — рычу я.

— Я не буду мочиться в это, — говорит он мне, направляя судно, которое я «позаимствовала» с работы, в мою сторону.

— Тебе не нужно было мочиться в это! У тебя был долбаный катетер!

Зет выглядит смертоносно.

— Об этом. Чья была идея засунуть что-то в мой член?

— Эээм, это была моя идея, учитывая, что в противном случае ты бы мочился в кровать.

Это, кажется, ставит его в тупик. Унижение из-за катетера гораздо меньше, чем избавление от дорогого матраса, испорченного мочой. Одному Богу известно, черт возьми, как он вытащил эту штуку; ему необходимо было бы спустить баллон катетера и опорожнить мешочек. Студенты второго курса медицины стараются сделать это, не испортив все.

— Больше никогда, — твердо говорит он.

— Как насчет того, чтобы постараться, избегать ножевых ранений? Это избавит твой член от чего-то отдаленно похожего на катетер.

Еще большее ворчание. Я толкаю ему тарелку с едой — бутерброд с ветчиной и сыром и нарезанные фрукты — сажусь и смотрю на него, пока он не начинает есть. Это самая простая еда, которую можно приготовить, и все же чувствую странное ощущение тепла внутри. Это первый раз, когда я сделала что-то для него. Ему удается съесть половину, от остального он отказывается. Решаю не давить на него, в первую очередь потому, что это больше, чем я ожидала, но и потому, что у меня нет сил спорить с ним о такой мелочи. Мне нужно выбирать свои битвы. И Зет, дающий себе достаточно времени на восстановление — определенно является битвой, которую мне необходимо выиграть.

Как будто он может точно сказать, о чем я думаю, и готов проверить некоторые границы, морщится, когда пытается сесть прямо в постели, бинты туго натягиваются на его животе. Если он будет продолжать в том же духе, то его швы разойдутся.

— Замри, мистер. — Я прикладываю ладонь на плоскую, загорелую кожу его живота. Жар, исходящий от него, обжигает мою руку. Он смотрит вниз, изучая точку, где соприкасаются наши тела.

— Я в порядке, Слоан.

— Ты не в порядке.

И я тоже. Я хочу сказать ему это, но гордость не позволяет мне. Даже когда я была ребенком, я не признавалась в физической боли. Тогда это казалось слабостью, а теперь, черт возьми, чувствую, что это слабость. Зет не идиот. Он видит, как я бледнею каждый раз, когда пытаюсь пошевелить левой рукой.

— Она сломана? — спрашивает он, проводя кончиками пальцев по моему обнаженному плечу.

— Нет, не сломана. Просто болит.

— Значит, с тобой все будет в порядке?

Когда он спрашивает меня об этом, в его голосе слышится прежнее спокойствие. Это что-то совершенно новое, и мне кажется, что он затаил дыхание. Такой громадный мужчина с телосложением бойца, стена пугающих мышц. Кажется, что он был создан для разрушения, превращая все в пыль, но он может быть нежным. Он очень нежен, когда прикасается ко мне сейчас. Его рука поднимается к моему лицу, пальцы скользят по моему лбу, исследуя область, которая все еще болезненно пульсирует. Один из самых глубоких порезов от разбившегося стекла.

— Тебя не пугают эти шрамы, — говорит он.

Это не вопрос, это наблюдение.

Я не думала об этом. Мои раны не так уж плохи. Да, пара глубоких порезов, могут оставить шрамы, я обработала их и позволила ранам зарубцеваться должным образом. Оставлю это на волю судьбе. Если мне суждено остаться с парой отметин, то так тому и быть.

— Я знаю хорошего пластического хирурга, — говорю я ему, улыбаясь, хотя даже не задумывалась об этом. Точно не для чего-то настолько косметического. Зет выглядит напряженным, когда проводит кончиками пальцев по моему лицу, нежно поглаживая небольшие порезы.

— Мне это не нравится, злая девочка, — сообщает он мне.

Я застываю, совершенно неподвижная, в состоянии легкого шока. То, как он прикасается ко мне... его руки никогда не были такими раньше. Почти благоговейно. В сочетании с низким, мягким тоном его голоса, чувствую себя немного уязвимой.

Я не уверена, что готова чувствовать себя так после всего, что произошло за последние несколько дней. Моя сила была единственной вещью, которая поддерживала меня; мне необходимо держаться за нее еще какое-то время.

— Мммм. Ну, я тоже не могу сказать, что довольна ситуацией.

Я начинаю упаковывать медицинские принадлежности, которыми пользовалась в течение дня, аккуратно складывая их обратно в сумку. Мне необходимо чем-то занять руки. Лучше заниматься чем-то, чем рухнуть под тяжестью всего, что только что произошло.

— Сейчас мы закончим наш разговор в парке, — говорит Зет.

— Что?

Я резко вскидываю голову. Из всех вещей, о которых мы могли бы поговорить, это единственное, что не хочу обсуждать. Сейчас не время и не место. Плюс наш разговор в парке, ну, это было, мягко говоря, неловко. Я сомневаюсь, что когда-нибудь перестану чувствовать, что предала себя, когда рассказала ему о том, что сделала.

— Ты была откровенна со мной, Слоан. Это значит, что ты была честна сама с собой. Я ждал этого момента.

Мне хочется смеяться. Честна сама с собой? Он совершенно прав. Ты думаешь, что невозможно обмануть себя, скрыть что-то и притвориться, что ты этого не знаешь, не видишь и не чувствуешь, но я делаю это годами. Скрываю. Я прячусь от себя, от него, от родителей. От любого, кто приближается слишком близко. Так безопаснее. Мои родители были счастливы, притворяясь, что со мной все в порядке, даже если они видели, что это не так, и мне удалось, каким-то образом, обмануть саму себя, заставив поверить, что если я буду полностью загружена и не перестану искать Лекси, то смогу спрятаться и просто жить. С другой стороны, Зет… Зет знает. Он знал все время. Он знает, что со мной не все в порядке, что я не в порядке долгое время. Он видит меня насквозь, и знает, как я к нему отношусь. Самое раздражающее во всей этой запутанной ситуации то, что не вижу его чувства и мысли так же ясно, как он видит мои. Могу по пальцам пересчитать, сколько реальных вещей мне известно о его прошлом, но факт в том, что я слишком боюсь спрашивать. Потому что если он скажет мне правду, и я буду знать все и больше не смогу бегать и прятаться. Мне придется смириться со всем этим. С ним. Тьмой внутри него, которая пугает и возбуждает меня одновременно.

— Слоан.

Я перестаю стягивать выбившиеся края повязки на руку.

—Ты спросишь меня?

Моя кожа покрылась мурашками. Каким-то образом я нахожу в себе достаточно мужества, чтобы взглянуть на него. Он смотрит на меня, не мигая, темные глаза горят проницательностью.

— О чем я должна спросить? — отвечаю я.

— То, о чем ты всегда хотела меня спросить, — говорит он с дразнящей ухмылкой в уголке рта. Однако его глаза по-прежнему серьезны. Сфокусированы и сосредоточены на моих.

— Вопрос, над которым ты думаешь с того дня, как мы встретились в том гостиничном номере. Тебя не волнует, сколько крови у меня на руках.

Я открываю рот — мне чертовски хочется с этим поспорить, — но он обрывает меня.

— Тебя не волнует тюрьма, или Чарли, или Лейси. Тебя не волнует, где я получаю свои деньги, или сколько женщин я тр*хал до тебя. Ты можешь убеждать себя в обратном. Это может немного беспокоить тебя, но ничто не волнует тебя так, как этот вопрос.

Он наклоняется вперед, рыча пока движется. Я больше не говорю ему сидеть спокойно. Слишком зла на него за то, что он видит меня насквозь. Это заставляет меня чувствовать себя, как открытая книга, которую любой может прочитать в любое время, когда захочет.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Думаю, что понимаю, но это тревожно

Он наклоняет голову в одну сторону, выражение такое плоское. Немного зол.

— Слоан.

— Зет. Мне очень жаль, если...

Он делает выпад вперед, хватая меня за лицо обеими руками, притягивая к себе. На какое-то безумное мгновение мне кажется, что это произойдет. Будь я проклята, если я не самая глупая женщина на этой планете. Думала, он собирается поцеловать меня. Такое ощущение, что мое сердце горит в груди, когда он этого не делает. Он останавливается в дюйме от моих губ.

— Спроси меня, Слоан. Бл*дь, спроси меня.

Я собираюсь вырваться из его хватки, но как только касаюсь его запястий, передумываю. Вместо этого прижимаю его руки к щекам, чтобы чувствовать себя не в ловушке, а в безопасности. Я увидела это в его глазах. Его взгляд перевернул все внутри меня и оставил меня ошеломленной. Он смотрит… с таким выражением в глазах, как будто умоляет меня сделать это. Так я и делаю.

— Ладно, хорошо. Почему? Почему ты такой?

В глазах Зета вспыхивает свет. Он выдыхает, его веки трепещут. Как будто напряжение внутри него каким-то образом уменьшилось или погасло. Я сразу поняла, что задала правильный вопрос.

— Зачем тебе черная сумка? Что с тобой случилось? Кто сделал тебя таким? — Я делаю паузу, глубоко вдохнув. — Кто навредил тебе?

Давление его рук усиливается, когда Зет крепче сжимает мое лицо. Он наклоняется еще ближе, так что наши губы оказываются на волосок друг от друга. Близость мучительна; я дрожу, когда он говорит. Движения его губ, слегка задевающих мои, когда он говорит, достаточно, чтобы мое сердце билось о грудную клетку.

— Итак, злая девочка. Вопрос на миллион долларов. Ты готова к ответу?

Я не знаю, готова я или нет, но время пришло. Киваю только один раз, голова кружится от ощущения его дыхания, скользящего по моим губам.

— Никто не трогал меня, Слоан. Никто не делал меня тем, кто я есть. Меня не насиловали, не заставляли совершать половые акты. Ты должна знать, что не всегда зловещая тень стоит за плечом кого-то вроде меня. Мы редкая и темная порода. Я ношу эту сумку, потому что она мне нравится. Иногда я режхаюсь, потому что мне это нравится. Иногда играю с ножом, потому что мне это нравится. Я делаю все то, что делаю с тобой, потому что мне это нравится. И знаешь что, злая девочка? То, что беспокоит тебя больше всего…

У меня перехватывает дыхание. Я, бл*дь, едва дышу. Зет осторожно высунул язык, дразня мою верхнюю губу одним касанием. Закрываю глаза, когда его слова попадают в цель, слова, которые произносятся шепотом, но ощущаются сильнее крика.

— … тебе это тоже нравится. Ты такая же, как я, Слоан. Ты такая же, как я.