Падшие

Глава 8

Слоан

— Если у тебя болит голова, не засыпай. Тебе нужно как можно скорее сообщить кому-нибудь об этом, как только...

— Серьезно? Олли, я чертов доктор.

Оливер перестает обрабатывать множество крошечных порезов на моем лице, останавливаясь, чтобы бросить на меня недовольный взгляд.

— О, так это ты, да? Забавно. Давно тебя здесь не видел. Подумал, что, ты бросила все это и присоединилась к цирку или что-то в этом роде.

Я пытаюсь улыбнуться, но мое лицо болит.

— Ты бы не присоединился? Хороший график, вкусная еда.

— Да. Держу пари.

Он бросает тампон в мусорное ведро и скрещивает руки на груди. Сижу на каталке в отделении скорой помощи и вдруг понимаю, как неприятно, когда над тобой нависает суровый доктор. Но я никогда не бываю такой мрачной. По крайней мере, надеюсь, на это.

— Ты собираешься рассказать мне, где была, Слоан? — спрашивает Оливер.

Я съеживаюсь.

— Гавайи?

— Хорошо, прекрасно. Ты была на Гавайях.

Он снимает резиновые перчатки и бросает их в мусорное ведро. Поворачивается, чтобы уйти.

— Оливер, подожди. Что, черт возьми, с тобой происходит?

Он оборачивается, его кроссовки скрипят по линолеуму. Я ловлю себя на том, что отстраняюсь от него, когда вижу его сдвинутые брови и твердый подбородок.

— Помнишь парня, которого мы лечили от фотодерматита (прим. пер.: Фотодерматит — аллергия на солнце, солнечная крапивница, фотодерматоз) в прошлом году?

— Ребенок, у которого была аллергия на дневной свет?

— Да, он. Ты сейчас похожа на него. Ты не загорала на пляже на Гавайях, Слоан. Ты выглядишь так, словно не покидала Сиэтл последние десять лет.

— Ну, ты ошибаешься. Я уезжала из Сиэтла.

— Но не в отпуск, правда?

Я прикусываю губу. Не ожидала от Оливера допроса с пристрастием. Он мой друг, хороший друг, если быть честной, но никогда не думала, что он будет так беспокоиться о том, что я делаю в свободное время.

— Ну, и что, Ол? Это важно?

Он наклоняется, опираясь руками на колени и опускаясь так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

— Да, это важно, Слоан. Это важно, когда я получаю от тебя панический телефонный звонок, а потом узнаю, что тебя привезли в больницу на гр*баной машине скорой помощи. Это важно, когда вижу листовку с изображением парня, чертовски опасного парня, прикрепленную к доске объявлений в раздевалке, и узнаю его, Слоан. Узнаю в нем человека, с которым ты разговаривала в коридоре. Это важно, когда Монтерелло, парня, которого подстрелили и привезли в реанимацию, захочет убить парень, о котором нас предупреждали копы, тот самый парень, с которым ты разговаривала, а затем и убьет его в ту же ночь. Важно, когда ты неожиданно исчезаешь с работы, не сказав никому, куда едешь, когда ты не отвечаешь на звонки и письма и не позволяешь всем, кто заботится о тебе, знать, что ты в безопасности. И это особенно важно, когда ты потом лжешь мне.

Бл*дь. Монтерелло убили? И Оливер узнал Зета. Эта дурацкая листовка, которую принесли копы... Оливер не разглядел его как следует, когда он отвел нас в сторону, но я не учла возможность того, что фотография Зета может быть прикреплена к чертовой доске объявлений. Не учла, что Оливер увидит его позже, когда пройдет мимо меня и Зета в коридоре, и узнает его. Молчу. Я слишком занята, пытаясь придумать способ выбраться из этой ситуации, не компрометируя себя или Зета.

Оливер выпрямляется.

— Ты не собираешься отрицать, что знаешь этого парня? — спрашивает он.

— Нет. Я знаю его. И я знаю, что он не убивал Арчи Монтерелло.

— Как ты можешь быть уверена?

— Потому что он уехал из города сразу после того, как поговорил со мной. Я видела, как он уезжает.

— О, точно. Итак, ты видела, как он уезжает. И он не мог припарковаться где-нибудь, пойти съесть вкусный стейк на ужин, а потом вернуться и перерезать горло одному из наших пациентов?

— Кто-то перерезал ему горло?

Тело Оливера напрягается, руки снова скрещены на груди.

— На гр*баном потолке была артериальная кровь, Слоан.

Мой желудок скручивает. Мы много чего видим в больнице, но я никогда не видела, человека с перерезанным горлом. Выстрелы и ножевые ранения, да, но не перерезанное горло.

— Он этого не делал, Оливер. Поверь мне.

Оливер смеется.

— Я верю тебе. Но не верю, что ты понимаешь, во что ввязалась. Ты не можешь знать этого парня как следует, Слоан. Полиция объявила его в розыск. Нам сказали, что он сидел в тюрьме за убийство парня, и знаешь что? Его горло тоже было перерезано. Разве это не беспокоит тебя?

Так вот почему Зет оказался в тюрьме. Он убил человека? И точно так же был убит Монтерелло. Я знаю, что он убил Фрэнки. Моя голова чувствуется переполненной, плотно набитой изнутри, как огромное, живое давление пытающееся вырваться наружу.

— Я могу уйти? — спрашиваю я.

Оливер глубоко вздыхает.

— Ты должна остаться на ночь, но я знаю, что ты этого не сделаешь.

— Нет, я не останусь.

— Тогда, пожалуйста, возвращайся ко мне домой. Ты можешь лечь в моей комнате, я лягу на диване. По крайней мере, я смогу проверить тебя, когда закончится моя смена.

Я встаю на ноги, пытаясь придать им немного силы, так как они угрожают сломаться под моим весом. У меня кружится голова, и мое сильно ушибленное плечо пульсирует, как с*ка.

— Со мной все будет в порядке. Мне ничего не угрожает, Оливер.

Он качает головой, разочарованно потирая рукой подбородок.

— Скорее всего, угрожает, Ромера. Ты просто не можешь этого признать.

Мой телефон начинает звонить; он звонил, по крайней мере, восемь раз по дороге сюда, но врачи скорой помощи не позволяли мне ответить, пока не закончили обследовать меня. Я беру свою сумочку, как будто обстрелянную из винтовки, крошечными квадратными кубиками лобового стекла, которые оказались внутри. Мой телефон, похоже, пережил аварию без повреждений. Я надеялась, что это Зет, но на экране буква «М» вместо «З».

— Я должна ответить, Ол.

Оливер закатывает глаза и вздыхает.

— Просто... в тот момент, когда ты поймешь, что у тебя не все в порядке с головой, приходи ко мне, хорошо? Не затягивай с этим.

Он бросает на меня последний несчастный взгляд, поворачивается и уходит.

Не теряя времени, я нажимаю «Ответить».

— Алло?

— Где ты?

Это Майкл. В его голосе слышится облегчение, но я замечаю резкий тон, и снова начинается паника.

— Что происходит, Майкл? Кто-то только что пытался столкнуть меня с дороги. Я чуть не умерла!

На мгновение в трубке воцаряется тишина, как будто человек на другом конце провода не ожидал этой информации, и все усложняется.

— Ты в порядке? — наконец спрашивает он.

— Да, в порядке. Я в порядке. От Зета не было новостей, поэтому я поехала в больницу. И моя машина не подлежит восстановлению. Где, черт возьми, твой работодатель?

— Он ранен. Ему нужен был врач. Я пытался дозвониться до тебя, но никто не ответил.

Такое ощущение, что мое сердце замерло в груди.

— Что значит ранен?

— Это значит, что его ударили ножом в живот. Где ты?

Меня охватывает чувство, которого никогда раньше не испытывала. Я испытывала нечто подобное в тот день, когда пропала Лекси, но это было не так интенсивно, как сейчас. Паника, смешанная с резко оседающим, тошнотворным, парализующим ощущением, охватывающим мои чувства. Зет ранен. Он... его ударили ножом? Боже мой. Вот почему он не пришел за мной? Насколько все плохо? Где он? У меня нет времени задавать вопросы. Я не могу. Мне нужно добраться до него.

— Я в больнице Св. Петра.

— Слава Богу. Нам нужна кровь. Ты можешь ее достать?

В моей голове словно холостые выстрелы. Могу ли я достать кровь? Могу ли я достать кровь? Ответ прост, но возникает сотня других вопросов. Поймают ли меня за кражу крови? Есть ли камеры в коридоре возле «банка крови»? Успею ли я добраться до Зета вовремя, чтобы помочь ему?

— Слоан? Слоан!

— Э-э... да, извини. Какая у него группа крови?

— Я не знаю.

Это лишь добавление еще одной переменной. Смогу ли я достать первую отрицательную группу крови? Полагаю, мне остается надеяться на лучшее.

— Хорошо. Ладно, я что-нибудь придумаю. Приезжай за мной.

Майкл выдыхает в трубку.

— Хорошо. Я уже в пути. И Слоан, есть еще кое-что.

Еще кое-что? Не думаю, что смогу справиться с чем-то еще. Кое-чего, вероятно, будет достаточно, чтобы сломать меня. По серьезным ноткам в голосе Майкла это важно. Я задерживаю дыхание.

— В чем дело?

— Чарли знает, где живут твои родители. Он ездил туда, доставил машину твоего отца. Но не волнуйся. Два парня постоянно охраняют их. С ними все в порядке. Они в безопасности.

Я звоню маме, пока ворую кровь. Не могу… просто не могу в это поверить. Чарли был в их доме. Пил мамин дурацкий чай «Леди Грей». Мысль настолько ужасна, что подумываю о том, чтобы прыгнуть в самолет и отправиться туда, чтобы увидеть своими собственными глазами, что с ними все в порядке. Такое чувство, что я, бл*дь, не могу дышать. Я все еще чувствую это, даже после того, как слышу мамин голос, и она начинает болтать о ранней рождественской вечеринке, которую они устраивают в папиной больнице.

— Сейчас только середина ноября. Что плохого в том, чтобы устроить рождественскую вечеринку на Рождество? Вот что я хочу знать. Слоан? Слоан, ты здесь?

Я достаю из холодильника второй пакетик с первой отрицательной группой крови и запихиваю его в сумку, стараясь думать сквозь невыносимую головную боль, стучащую в висках.

— Да, да, я здесь, мама.

— Твой отец дома, так что мне пора готовить ужин. Что-нибудь слышно о твоей сестре? Она сказала, когда вернется домой?

— Ты видишь папу? — спрашиваю я, мое сердце сильно бьется в груди.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты видишь его? Он стоит рядом с тобой?

— Нет... не прямо передо мной, он входит в дверь. Теперь он передо мной. Эл, поговори со своей дочерью. Я не понимаю ее.

На линии становится тихо, и я вешаю трубку. Майкл был прав: они в безопасности. Но надолго ли? Сколько времени пройдет, прежде чем это изменится?

Я пытаюсь незаметно выйти из «банка крови», но меня замечает одна из медсестер. Это Грейс. Она видит меня, без халата, с ключ-картой, зажатой между зубами, и сумкой, набитой украденными физиологическими жидкостями. Она спрашивает, как я, беспокоясь обо мне после аварии, потом смотрит на мою сумку, тепло улыбается и отправляется на обход. Я понятия не имею, поймали меня или нет, а если поймали, то выдаст ли меня Грейс. Кража из больницы — очень серьезное преступление. Невозможно принять анальгетик от головной боли, не будучи привлеченным к ответственности. Здесь есть документ, подтверждающий получение каждой таблетки, бинта, судна и миллиграмма крови; в какой-то момент, и очень скоро, кто-то заметит пропавшую кровь, и возникнет много вопросов. Есть реальная возможность, что Грейс вспомнит, как я выходила из «банка крови», и проинформирует соответствующих людей. Но сейчас ничего не могу с этим поделать. Это проблема, с которой мне придется разобраться позже.

Майкл подъезжает к больнице, пассажирская дверь открывается, прежде чем он останавливает машину.

— Садись, — говорит он мне.

Он вздрагивает, когда видит, в каком я состоянии.

— У тебя все лицо в порезах, — сообщает он.

— Правда? О, я и не заметила.

Я натягиваю на себя ремень безопасности — то, что я использовала его ранее, вероятно, единственная причина, по которой сейчас жива — и яростно засовываю его в зажим, послав укол боли в мою раненую руку.

— Я полагаю это из-за аварии...

— Где он? Как, черт возьми, его ранили? И скажи мне еще раз, что мои родители в безопасности.

Майкл — профессиональный водитель; вписывается в поворот, движется плавно, как человек, которому приходилось делать это раньше. Много раз.

— Твои родители в полной безопасности, Слоан. Клянусь. Сейчас я отвезу тебя к Зету. Его ранила женщина Чарли. Очевидно, пыталась покончить с собой, решила попытаться забрать Зи с собой.

— Что? Почему? Какого черта она это сделала?

Майкл только пожимает плечами, хмуро глядя на дорогу. Я не настаиваю. Хватаюсь за край сиденья. Пытаюсь вытянуть из него больше информации о ране Зета. Насколько глубока рана? Под каким углом? Где именно в животе? Какой нож. Но все, что он говорит, это то, что мне не о чем беспокоиться. Обо всем уже позаботились.

Я узнаю, что он имел в виду двадцать минут спустя, когда он въезжает на верфь и паркует машину перед зданием промышленного вида — одноэтажным, с высокими окнами и единственным входом сбоку. Похоже на склад.

— Заходи внутрь. Я не могу оставить машину здесь, — говорит Майкл.

— Внутрь? Что...

— У тебя есть ключ, мисс Ромера, помнишь? Зет велел мне лично вручить его тебе. Ты его потеряла?

Я была в больнице, когда Майки, интерн, сообщил мне, что меня ожидают. Майкл вручил мне записку и ключ от Зета... от дома Зета.

— Здесь... здесь он живет?

— Ты ожидала увидеть претенциозный и безвкусный замок?

Возможно, я ожидала чего-то большего, учитывая квартиру, где Зет устраивал свою вечеринку. Но это, на самом деле более логично.

— Нет. Просто странно, что здесь нет вооруженной охраны, вот и все.

Майкл хмыкает, плотно сжимая губы.

— Я уже близок к этому.

Выхожу из машины и нахожу ключи в сумке. Небольшой ключ по-прежнему в связке, до сих пор неиспользованный; я выбираю его и открываю замок, который удерживает промышленную цепь, заблокированную двумя массивными стальными ручками. Должна приложить все силы, чтобы дверь высотой в восемь футов сдвинулась назад, и моя раненая рука пульсирует от боли. Я отодвигаю ее и захожу, удивляясь тому, что нахожу. Не пустая оболочка здания, заполненная крысами и пустыми упаковочными ящиками, как ожидалось. Это полностью отремонтированный дом. Сейчас у меня нет времени на его исследование. Я иду на звук голосов и оказываюсь в большом помещении открытой планировки, освещенном тремя мощными лампами, каждая из которых направлена на распростертое тело Зета, лежащего на высокой деревянной скамье. Лейси стоит в стороне, покусывая ноготь большого пальца, крепко скрестив руки на груди. В тот момент, когда она видит меня, бежит, врезаясь в меня, обнимая за талию.

— Слоан, я не... он мне не нравится. Я ему не доверяю. Пожалуйста. Пожалуйста.

Тот о ком она говорит — крупный, похожий на птицу мужчина с темно-русыми волосами, собранными в узел на макушке, нависший над Зетом. Его халат помят, но выглядит чистым и белым. Он смотрит на меня поверх своих больничных защитных очков и кивает мне.

— Ты, должно быть, главная, — говорит он.

— Да.

— Я дал ему Цефтибутен (прим. пер.: Цефтибутен — антибиотик, применяется для лечения инфекций). Это все, что у меня было. Обработал и зашил рану, только что закончил. Вы можете взглянуть на него, если хотите, но Вы немного опоздали, леди. Все уже сделано.

— Все уже…

Я с трудом понимаю, что он говорит. Этот парень притронулся к Зету? Этот парень лечил и обрабатывал его раны? Сердцебиение пульсирует в каждом дюйме моего тела, когда я вырываюсь из объятий Лейси и спешу к столу. Зет без сознания, его губы бледно-голубые. На нем нет рубашки — она скомкана в кровавое месиво на полу возле стола, — а под ребрами у него рана длиной в три дюйма. Она длинная, но чистая и прямая. Это означает, что нож, которым пользовалась женщина, был очень острым. В некоторых случаях это хорошо. В некоторых не очень хорошо. Все зависит от того, что она повредила внутри.

— Что насчет внутреннего кровотечения? Сколько крови он потерял?

Парень поджимает губы.

— Не могу сказать точно. Он был без сознания, когда я пришел, так что, должно быть, много. И я не видел кровотечения внутри. Как я уже сказал, я обработал и зашил рану.

— Ты идиот!

Я отталкиваю его, положив руки на живот Зета. Отсутствие жесткости. Никаких признаков чего-либо серьезного. Нет изменения цвета. Нет возможности выяснить, каковы внутренние повреждение, когда этот... этот человек зашил его. Стежки ровные и аккуратные — дело рук человека, привыкшего к такой работе. Я поворачиваюсь к мужчине.

— Кто ты такой, черт возьми?

Он поднимает руки, улыбаясь.

— Я это ты, — говорит он. — Врач, который увяз в этом дерьме. Я ввязался в то, во что не должен был совать свой нос. Мы закончили? У меня есть и другие пациенты.

— Другие пациенты? Где ты практикуешь? В какой больнице работаешь?

Он только смеется.

— Моя больница находится в подвале здания, о котором Вы, откровенно говоря, не хотите знать, леди. И у меня есть другие пациенты с травмами, которые нужно зашить, так что, если Вы меня извините…

Он собирается уходить, но я хватаю его за руку.

— У тебя вообще есть лицензия?

— Нет, милая. У меня нет лицензии. Я потерял ее, как и все остальное.

— Слоан! Слоан, он просыпается! Эй! Эй, Зет!

Лейси бросается к столу, слезы текут по ее лицу, когда она подходит к брату. Его глаза приоткрыты, налиты кровью и расфокусированны.

— Лейси, — хрипит он.

Он поднимает руку, в попытке прикоснуться к ней, но она безвольно падает на его бок.

Звук открывающейся огромной металлической двери эхом разносится по зданию, и я понимаю, что доктор с «черного рынка» ушел. Вместо него в дверь врывается Майкл, ища глазами Зета. Я встречаю его на полпути и бью так сильно, что его голова отклоняется в сторону.

— О чем, черт возьми, ты думал, позволив какому-то незарегистрированному уроду прикоснуться к нему? Он мог убить его, Майкл!

Майкл медленно поворачивается ко мне лицом, касаясь языком нижней губы. В его глазах нет ни капли гнева, хотя я чувствую, как он пульсирует под его спокойной внешностью.

— Думал, что он умрет, если я буду ждать тебя. Это было бы предпочтительным решением?

Гнев застревает у меня в горле.

— Нет. Нет, конечно, нет. Извините. Я...

Я испугалась. Я была в ужасе. До сих пор в ужасе. Но держу это в себе.

— Мне не следовало тебя бить. Извини.

Он ничего не говорит, просто маневрирует вокруг меня, чтобы найти своего босса. Я следую за ним, преодолевая неуверенность, которую чувствую. Не хочу видеть Зета в таком состоянии — это больнее всего, что я когда-либо испытывала. Определенно не хочу, чтобы Зет видел меня такой напуганной. Просто... просто не могу. Делаю глубокий вдох, собирая все силы, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу.

Похоже, Лейс изо всех сил старается не заплакать.

— Не смей умирать, — говорит она.

Ее руки вцепились в самый край стола, не касаясь его. Она хочет, я вижу это по ее глазам, но она этого не делает.

Зет улыбается.

— Я не умираю. Я в порядке.

Он пытается доказать это, перемещая вес тела, пытаясь сесть. Он делает это, упрямый ублюдок. Майкл бросается к нему, протягивая руку, чтобы опереться на нее, но Зет бросает на него взгляд, который, я уверена, высушил яйца многих мужчин. Майкл отступает, приподняв одну бровь.

— Если хочешь грызть бетон, я не возражаю.

Я стою и смотрю на это, прижав пальцы правой руки к губам, обхватив себя другой рукой. Чувствую себя глупо. Чувствую себя такой... такой глупой. Мысленно спланировала все, что мне нужно сделать, чтобы помочь, как только доберусь сюда, и теперь, когда я здесь и моя помощь, по-видимому, не нужна, чувствую, что… Я даже не знаю, что конкретно. В основном четыре разных вида страха. Боюсь, что этот доктор мог причинить больше вреда, чем пользы; что меня арестуют за то, что украла кровь с работы; что появилась дома у Зета без его приглашения. Но самое страшное: боюсь, потому что была секунда, когда думала, что Зет умрет. И ужас, который внушила мне эта мысль, не покинет меня в ближайшее время.

Когда это случилось? Когда начала так сильно в нем нуждаться? Я всегда старалась ни в ком не нуждаться. Меня тошнит. Зет поднимает глаза сквозь шум, который исходит от Лейси и Майкла, и наши глаза встречаются. Выражение его лица напрягается, брови нахмурены.

— Что случилось?

Ох, точно. Я совсем забыла, что выгляжу так, будто побывала в уличной драке.

— Небольшая авария, — шепчу я.

— Один из парней Чарли чуть не столкнул ее с автострады, — услужливо подсказывает Майкл.

— Что?

Не довольствуясь незначительным чудом — просто сидеть, — Зет пытается соскочить со стола, пытаясь встать. Это полный провал. Его ноги даже не думают его удержать; они немедленно подкашиваются, и он падает, как мешок с камнями. Я бросаюсь вперед — как будто у меня есть хоть какая-то возможность поймать его, не расплющив нас, — но Майкл взялся за это дело. Зет снова без сознания, его кожа бледная, мертвенно-белая.

— Как насчет переливания крови, мисс Ромера? — предлагает он.

— Да. Конечно.

Я иду, беру кровь из сумки, чувствуя тяжесть жидкости в ладони. До переливания крови люди умирали от ран, таких как у Зета. Черт, люди и сегодня от них умирают, несмотря на переливание крови. Я воткнула иглу в руку Зета и наблюдаю, как темная, почти черная кровь медленно проникает в его тело, могу только надеяться, что принесла достаточно. И могу только надеяться, что Зет снова очнется.