Падшие

Глава 24 Выбор

— Треть воинства подняла мятеж и ушла за своим новым лидером. Спустя еще какое-то время, две тысячи других отступников сошли на землю, чтобы переделать род человеческий по образу своему и подобию. Вскоре, из тех же, кто остался верен, еще сотня отреклась от служения, пойдя против воли и закона. Им претила политика невмешательства, и они считали, что давать свободу предателям, и тем, кто извращает замысел, нельзя. Деяние равно воздаянию, решили они. И стали Губителями.

Мы с Урилом сидели на выжженной земле внутри слепка и отдыхали. Напарник исцелял раны и рассказывал то, что знал. Речь его лилась ровно, без эмоций, выдававших бы отношение к случившемуся давным давно. Как легенда, которую рассказывают у костра ночью. С той лишь разницей, что все это он помнил. Точнее, «помнил», объединив память древнего, как мир существа, со своей.

— Первое время, они уничтожали тех, кто мешал свою кровь с человеческим племенем. Своих собратьев, преступивших черту и назвавших себя богами — элохим. В те времена реальность еще не была отделена от изнанки, и все сражения проходили на глазах у людей. Которые, в силу своей дикости, еще больше убеждались в правоте преступников. В результате, род человеческий сделал то, на что не хватило фантазии у самих элохим. Люди создали культы.

Раны Сергея уже почти полностью затянулись, по крайней мере жидкий огонь из них больше не сочился. Только сломанная нога еще не исцелилась. Он уже выправил ее, и теперь занимался тем, что сращивал кость. Даже видя магию в слепке или, как ее порой называл сам Урил — изнанке, нельзя было без удивления наблюдать, как на глазах собирается разбитая кость. И становится единым целым.

— Преступники выигрывали войну, поскольку не стеснялись в выборе методов ее ведения. Они создавали сильных слуг, плодили полукровок, наделенных возможностями родителей, прикрывались людьми — порой целыми городами и странами. Губители же старались, чтобы невиновные не страдали в их войне. И поэтому постепенно проигрывали.

Я смотрел то на него, то на тело шеду, которое понемногу рассыпалось в прах. В таком темпе, через несколько минут от него останется лишь горсточка пыли. Урил сказал, что нам нужно дождаться этого момента. И развеять его. На всякий случай — у биоконструктов очень высокая регенерация.

— Когда первый из Губителей потерял истинное тело, он возродился в теле человека. Выбрав для этого ребенка, который не должен был родиться. Из-за смертельной болезни след младенца не был отпечатан на ткани мироздания, а значит замысел не был бы нарушен. Но оказалось, что возродилась только память и силы. Истинное тело могло возвращаться лишь на короткий срок. А личность — разрушилась. Так Губители стали исчезать, заменяясь людьми.

Удивительно, но рассказ Урила меня совсем не трогал. Я слушал его, слышал, понимал каждое слово, но не применял к себе. Она была лишь древней историей. А я словно бы и не был обречен жить в последствиях того, что случилось давным давно.

— Первые поколения людей, получив силы Губителей, и приняв их имена, продолжили дело. Они понимали, что живут только благодаря тем, кто когда-то отрекся от закона ради них, и потому отдавали себя служению полностью. По силе новые Губители были почти подобны прежним, но не могли победить конечность смертного тела. Однако, перемещаясь от одного невозможного дитя к другому, они смогли продлить свое служение, растянув его на тысячелетия.

Почти все это я знал. В смысле, историю падения и вечной войны. А вот про то, что фактически всех Губителей уже давно заменили люди — нет. И это все меняло. Вообще все. Ведь рассказ Сергея означал, что я не перестану быть. Не потеряю свою личность.

— Со временем, то один, то другой из возродившихся Губителей покидал их ряды. Говорил, что это не его война, отказывался от борьбы. Одни выбирали простую жизнь с окончательной смертью — люди, их можно понять. Другие вставали на сторону врага. За тысячелетия из сотни ушло шестьдесят шесть. Пламя большинства из них погасло, не уйдя на перерождение, и не найдя нового невозможного ребенка. Некоторые живы до сих пор и участвуют в Игре. Только теперь их называют Господами. Один из них, точнее, одна из них, убила прошлое воплощение Шахата. Ее имя Целла.

Сказанное тоже добавляло понимания всей этой дикой охоте на меня. Целла — бывший Губитель. Ставшая Господином (или правильно — Госпожой? Как-то это садомазо попахивает), и теперь уничтожающая тех, кто мог ей помешать возвысится. Ведь она, как никто другой знала истинные мотивы и возможности своих бывших коллег. Наконец-то появился мотив. Не то чтобы это облегчит мне жизнь, но понимания происходящему добавит.

— Это, если в общих чертах и коротко. Подробнее и в деталях ты сможешь узнать это, когда осколки памяти прежнего Шахата окончательно сольются с твоим разумом. Если доживешь до этого дня.

Оптимист, блин! Как по мне — можно было бы какой-то более эффективный механизм возрождения придумать! Не такой, при котором смертность нового носителя сущности Губителя достигает ста процентов. Как они выжили-то вообще, с таким подходом?

Но это ладно, с этой данностью я уже практически свыкся. Сейчас меня гораздо больше интересовало то, что Сергей сказал раньше. Про выбор, который делали другие Губители. Про то, что можно с этой темы вечной войны спрыгнуть.

— Слушай, а зачем все это? Ну, вот вся эта битва? — я тем не менее не стал задавать вопрос в лоб. — Губители уничтожают Падших, те уничтожают Губителей. Смысл-то какой?

Урил некоторое время качал головой.

— Все задавались этим вопросом. Каждый из нас хотел знать. Зачем мы сражаемся друг с другом, если реальность уже отделена от изнанки, и людям больше не грозят войны богов? Да и самих элохим уже давно нет. Остались только их потомки, точнее — потомки потомков. Ни у одного из них нет сил, которыми обладали их прародители. А значит — угрозы нет, верно?

— Вот именно!

Мой собеседник вновь принялся качать головой. Заклинило его что ли? Не пойму, он соглашается или это разновидность нервного тика?

— Но она есть. Пусть Падшие теперь слабее, пусть истинная магия доступна лишь в слепке, а в реальности возможности даже очень сильного полукровки серьезно ограничены, мы продолжаем сражаться с ними. Не со всем — тех, кто отступили от Игры, мы не трогаем. А остальные…

И он развел руками. Мол, сам понимаешь. Потрогал ногу, которая уже полностью исцелилась, поднялся, убеждаясь, что она держит вес тела. Сделал пару пробных шагов.

— Но почему?

— Выбор. Священное право каждого живущего. Согласно замыслу, он был у всех изначально. У тех, кто ушел за посулами гордеца. У тех, кто спустился к людям. Даже у невозможных детей он есть — стать Губителем или перестать им быть. У всех должен быть выбор. А Господа и их Игра лишают людей его. В таком случае, мой выбор — помешать Падшим. Вот и все.

Я, честно говоря, ожидал более пафосного ответа. Типа, война Света и Тьмы, Добра и Зла, мы не можем остаться в стороне, «люди всего мира в опасносте!»

Урил сделал еще несколько шагов, совсем не хромая. Было трудно поверить, что несколько минут назад его нога была раздробленна так, что современной хирургии осталось бы только руками развести. Остановился возле кучи праха, в которую превратилось тело шеду. Тронул его носком. В воздух поднялось облачко пепла.

— Нам пора. — сказал он.

И вернул нас из слепка.

В реальности на кладбище ничего не изменилось. В ином измерении битва двух этих сверхсуществ выкосила все, что плохо держалось, а здесь надгробия, скамейки, дорожки и деревья по прежнему находились на своих местах. После выжженной земли я даже диссонанс словил.

— Я понимаю, зачем ты спрашиваешь. — Сергей остановился. — Тебе хочется вернуть свою жизнь. Это нормально. Я тоже этого хотел вначале. Но память Урила открыла мне правду. Хочешь знать какую?

Я дернул плечом. Типа, я не навязываюсь с такими личными вопросами, но ты ведь сам предложил. Так что говори.

— Риск рождения ребенка с ДЦП. Не стопроцентная вероятность, а лишь серьезный риск этого заболевания у младенца. Множество косвенных признаков, которые на это указывали. Женщина вместе со своим мужчиной приняли решение, что хотят здорового ребенка. Поэтому попробуют еще раз. И меня убили еще до рождения, Кеша. Меня лишили выбора.

Это он тоже вроде бы произнес без надрыва, но скрытая боль чувствовалась за простыми и спокойными словами.

— Ну, ДЦП это серьезно. Не думаю, что ты бы обрадовался, оказавшись запертым в неподвижном и беспомощном теле. — буркнул я. Немного быстрее, чем здравый смысл приказал заткнуться. Блинство!

— НЕ ТЕБЕ ВЫБИРАТЬ!

Грянуло так, что сверху на голову посыпались листья и маленькие веточки. Да, вот так болтаешь с человеком о детских травмах, и как-то забываешь, что перед тобой полностью принявший Пламя Губитель. С возможностями, которые простым людям и не снились. Мне пока — точно.

— Прости, я не хотел.

— Я знаю. — уже нормальным голосом произнес Губитель. — Ты молод. Сказал глупость. Это бывает. Я не сержусь.

Как же ты тогда сердишься, если это — не гнев? Надеюсь, не окажусь рядом, когда это случится.

— В любом случае, это твой выбор. — вернул я нас к теме разговора.

— Да. А ты сделаешь свой. И я не тот, кто осудит тебя за него. За любой.

А вот это было хорошо. Прямо совсем хорошо. Я то боялся, что он такой фанатичный служака. И когда узнает, что мне не очень-то хочется идти по пути Губителя, разозлится. Прихлопнет, как муху, отправляя Пламя и осколки Шахата на очередное перерождение. Ну, а раз так, может тогда у него совета спросить?

— Сергей, слушай… У меня тут мысль появилась. Не сейчас, вообще. Теперь, когда ты сказал все это, я немного по другому на происходящее посмотрел. Но в главном — без изменений. Я точно знаю, что не хочу провести эту жизнь в страхе. В Игру эту их дебильную играть тоже не собираюсь. Но…

— И принимать наследие существа, что подарил тебе возможность жить ты тоже не хочешь.

— Да. — ответил я, глядя ему в глаза. И почему-то добавил, будто оправдываясь: — Знаешь, я ведь не просил Шахата этого делать!

— Звучит так, будто ты знаешь другой путь.

При всей своей пугающей безэмоциональности, Урил, когда хотел, мог в иронию.

— Ну, мне так кажется.

— Говори. Мне стало интересно.

Да? А по лицу не скажешь!

— Для начала вычистить этот город от Господ. — сказал я.

Левая бровь немного поднялась. На пару миллиметров.

Да, понимаю его скепсис. Вообще-то, изначально план звучал так: получить статус Господина, и обезопасить себя от атак других, хотя бы временно. Но чем больше я узнавал, тем более несбыточным он мне казался.

— Природа их сути не терпит пустоты. — вот и Урил считал так же. — Уничтожив одних Господ, ты освободишь дорогу для других, вот и все.

— Нет, если я займу их место!

Скорбная ухмылка исказила губы.

— И станешь одним из них. Заняв место прежних Павших, ты будешь вынужден вступить в Игру.

— Пусть. Но целью станет не дурацкое возвышение!

— Что же тогда?

— Свобода для тех, кто желает выбора. Ты сам сказал, что он должен быть у всех, верно?

— Да, это так.

— Значит и у полукровок он должен быть!

— Справедливо. И как это сделать?

— Дать им место, где их не заставят этот выбор делать. Где они смогут сами его сделать, без давления с каждой из сторон.

Все это время, от момента пробуждения Пламени до сегодняшнего дня, именно это меня больше всего давило. Отсутствие выбора. Я не вполне это понимал, но сейчас, поговорив с Урилом, осознал, что именно это и триггерило больше всего.

Выбор, который дало мне наследие Шахата, походил на распутье. Ну, где сказочный витязь стоит у дорожного камня и пытается понять, куда идти. А вариантов не дофига. И куда не сверни — везде какая-то задница!

— Это утопия. — Урил долго молчал, и наконец высказался. После чего совсем уж неожиданно подмигнул. — Но мне интересно. Вдруг у тебя получится?

Через час мы сидели в какой-то дорожной кафешке и с жадностью поглощали еду. Я и Сергей, в смысле. Все-таки здорово потратили сил в схватке с шеду, а пища хоть немного, но восполняла их.

Суккуба лениво ковырялась вилкой в тарелке с салатом, и, похоже, даже не собиралась его есть. Сатир пил кофе, морщась на каждом глотке. Едва только попробовав напиток, он сообщил всем вокруг, что это помои, и пить их ни в коем случае нельзя. Но греко-еврейские корни не давали просто отказаться от того, за что было заплачено. Так что, ежики плакали, кололись, но продолжали жевать кактус.

Чтобы не томить ожиданием, я сразу озвучил свою идею. Урил дополнил. И вот теперь мои соратники размышляли над сказанным.

— Нет, идея анклава без Господ мне нравится. — произнес Эстр, глядя, как Сергей расправляется с третьей котлетой по-киевски — Территория, где нет их власти… Во имя сисек Иштар, это звучит очень даже хорошо! Вопросы у меня вызывает только реализация этого смелого начинания. Ты ведь не предполагаешь, Иннокентий, что мы справимся с древними божествами вот этим вот составом?

И он обвел нашу компанию взглядом. Пацан, не принявший еще наследия Губителя, его коллега, больше похожий на биоробота, чем на человека. Пожилой даже для своего вида сатир и лилиту, желающая лишь потеплее устроится. Та еще компания.

— Как я уже говорил, мы можем объединить силы с орденом. — напомнил я. — Им это тоже выгодно.

После моих слов Эстр снова хлебнул кофе и сморщился. То ли от сказанного — идея сотрудничества с врагами всех полукровок ему совсем не нравилась, то ли от вкуса бурды в кружке.

— Над Господами есть Князья. — дернула плечиком Карина. — Они такого не потерпят. И у них есть много возможностей помешать.

Как и сатир, суккуба не была в восторге от союза с охотниками, но только потому, что не верила в их адекватность. Узколобые фанатики, для которых человека убить, что высморкаться — так она считала. Имея личное знакомство с ними, я был вынужден признать, что отчасти девушка права.

— Нет. — Сергей ненадолго оторвался от трапезы. — Князья могли бы объединить служащих им Господ, и обрушить все силы на того, кто бросает вызов их устоям. Но, если Губитель заявит, что вступает в Игру, то они окажутся связанными своими же правилами.

— А вот с этого места поподробнее, молодой человек! — оживился Эстр. — Губители ведь не участвуют в Игре?

— Не участвуют, да. — я не стал говорить, что Целла, ведущая охоту за мной, бывший Губитель. — Но, как сказал один из Господ, есть разница между быть и казаться

Кто бы мог подумать, что слова Оробаса мне пригодятся. Но ведь действительно! Оружие врага можно и нужно использовать против него самого. А то че они?

— Хм… — сатир задумался. — В самом деле. Тогда еще вопрос…

— Погоди, старик! — суккуба навалилась на хлипкий столик грудью, и с вызовом посмотрела на меня. — А зачем это мне? Ты предлагаешь вступить в войну с местными Господами. Установить нейтралитет в городе. Дать свободу выбора всем Падшим. Не будем пока говорить о том, что сделать это ой как не просто. Вопрос в другом — каков же приз? Ради чего напрягаться и рисковать?

Карина появилась в моей жизни, потому что искала теплого места. Не возвышения, как такового, а богатства, долгой жизни и возможности сохранять красоту несмотря на года — суккуба же. Все это было возможно, если оказаться поближе к кормушке, из которой происходит раздача людского Пламени. Но подобных вакансий в двух действующих кланах города не было. Падшие живут дольше людей.

Поэтому, обнаружив меня, девушка решила, что нашла пробужденного Господина, который сразу же ввяжется в битву. И поднимаясь наверх, протащит за собой и ее. Вот только ставка не сыграла. Вместо перспективного Падшего Карине достался я.

Но при этом она не ушла, даже когда я предложил ей расторгнуть вассальный договор. Значит, еще рассчитывала на что-то?

— Все, что приносит доход нынешним Господам, станет моим. — ответил я. — Во что верят люди меня не очень интересует, но доход Пламени, даже если и снизится, будет продолжать поступать.

— А вот это уже интересно. — тут же оживилась девушка. — И что конкретно нам нужно делать, чтобы его получить?