Кларисса с детства привыкла вставать рано. Так приучила мама.
Они жили вдвоем в Солнечных равнинах — крупном поселении для богатых, недалеко от городских стен столицы. В восемь лет Клариссу отправили обучаться грамматике, арифметике и риторике в местную кафедральную школу. Она возвращалась под вечер, но не для того, чтобы отдыхать. Её заставляли оттачивать один из даров под чутким руководством наставника или заниматься боевой подготовкой. В шестнадцать лет Кларисса уже неплохо стреляла из лука, умела обращаться с мечом и без устали бегала на длинные дистанции. Просыпаясь ранним утром, она завтракала и шла на поле за домом, где тренировалась владеть оружием. Мама к этому времени уже работала в столице и неплохо зарабатывала.
Их мирная, размеренная жизнь шла своим чередом. Когда в один из вечеров раздался стук в дверь, Кларисса оторвалась от чтения, чтобы поприветствовать незваных гостей. На улице начинало темнеть, но мама без опасений открыла. В поселении все соседи знали друг друга, и нередко к маме приходили за настойками и травами, которые она делала сама. На пороге стоял мужчина, лет сорока на вид, укутанный в дорожный плащ. Оружия при себе он не имел, а добродушное лицо и приветливый взгляд располагали к беседе. Кларисса всех местных знала в лицо, но этого видела первый раз в жизни.
— Восславим вечных? — спросил гость.
И мама сразу ответила:
— Да будет велика их слава.
Затем пропустила путника в дом и велела дочери:
— Иди к себе в комнату.
Кларисса послушно ушла на второй этаж и не слышала ни единого слова из их беседы. Гость просидел в доме дотемна. Незнакомые люди изредка приходили и раньше, и каждый раз это был кто-то новый. В школе учителя обмолвились, что вера в вечных — запрещённый законом культ. И, конечно же, Клариссе не разрешалось рассказывать кому-либо о таинственных гостях.
Мама пропадала на работе иногда до позднего вечера, а бывало и вовсе не приходила домой. В свободное время она собирала травы в лесу, неподалёку от деревни, и варила разные настойки. Мама обладала исключительным обонянием и различала тончайшие оттенки запахов. Иногда ходила в город, чтобы докупить каких-нибудь сушеных листьев или грибов. В доме на столе всегда стояли баночки с разными лепестками и кореньями, а в старом деревянном шкафу лежало множество засушенных трав, настоек от всевозможных хворей и недугов. Вероятно, по этой причине Кларисса никогда ничем не болела, кроме одного раза в детстве. Впрочем, травничество не сильно её интересовало, и большую часть свободного времени она посвящала чтению.
Вечерами, перед сном, Кларисса иногда представляла, как закончит Военную Академию и получит звание Палеонесской девы. Однажды она видела учениц Академии, когда отправилась с мамой в столицу на рынок. Позолоченные доспехи с выгравированным по центру цветком розы сияли в лучах летнего солнца, на кожаном поясе виднелся короткий меч в ножнах, украшенных узорами лепестков, на плечах — бело-голубой плащ. Серебряные маски и капюшоны полностью скрывали лицо. Она знала, что это были молодые послушницы. Все городские расступались перед ними, а дети с восхищением смотрели вслед, дергая за руки родителей и показывая пальцами.
Кларисса была сдержанной для своих лет и потому спокойно шла рядом с мамой. Но всё же замедлила шаг, не в силах оторвать взгляд. Мама рассказывала, что когда ученицы заканчивают обучение, становятся послушницами и целый год упорно тренируются, прежде чем получить звание Палеонесской девы. На протяжении этого года они дают обет молчания и надевают маску безмолвия, символизирующую их намерения. Они принимают пищу и тренируются в уединении, подальше от людских глаз.
Один день из детства Кларисса запомнила на всю оставшуюся жизнь. Мать получила новую должность и решила приготовить знатный ужин. Хозяева, живущие через несколько домов, разводили скот, и в тот день продали маме небольшого поросенка. Кларисса очень хорошо помнила, как вошла на скотный двор и как в её руку вложили нож. Мать и раньше иногда покупала свиней и кур, но не было повода задуматься над тем, как именно их умерщвляли. Ей всегда приносили животных в мешке, и она просто учила, как правильно разделывать и готовить.
Хозяин скотного двора, пожилой мужчина с длинной бородой, быстро поймал купленную мамой свинью и приволок животное к ограде, туго нацепив на шею веревку.
— Давай, дорогая, — сказала мать. — Коли ей за ухо и перережь горловину. И пойдем.
Кларисса не могла вымолвить ни слова, потому что мама не предупреждала её о таком. И как только она неуверенно сделала пару шагов, остальные свиньи тут же разбежались по хлеву. Покрепче сжав в руке рукоять ножа, она наклонилась и поймала взгляд животного.
— Давайте лучше я забью и донести помогу, — предложил хозяин.
Но мама холодно ответила:
— Нет, она должна это сделать сама.
Стало неприятно и некомфортно. Кларисса стояла и смотрела на свинью, продолжая держать в руке нож.
— Я не могу, — призналась она.
— Пока не сделаешь этого, домой не вернешься, — сухо ответила мама.
Кларисса с детства знала, что спорить с матерью часто было делом бессмысленным. Если она что-то твердо решила, то отговорить или переубедить её не хватало ни сил, ни терпения. И бывало, приходилось мириться с неизбежным и делать, что велят. В тот день она не почувствовала в словах матери ни капли сомнения. Кларисса помнила, как старалась держаться уверенно. Но в тот самый миг, когда нож проткнул живую плоть, произошло нечто странное и удивительное. Она почувствовала, как что-то внутри изменилось. Словно из ниоткуда возникло внутреннее побуждение, которое захватывает и не отпускает.
Казалось, что визг свиньи было слышно на всю деревню. На землю полилось столько крови, что и представить страшно.
Домой Кларисса шла молча, опустив голову. Ей казалось, что ничего хуже в своей жизни она ещё не совершала. Мать не нарушила молчания и никак не пыталась приободрить или хоть что-то сказать. В тот день дома она разделывала и готовила сама, пока Кларисса сидела в своей комнате. И только когда ужин был готов, позвала за стол. И, дождавшись, пока дочь начнет есть, сказала:
— А ты думала, мясо на столе само по себе в готовом виде появляется? Убивать дело непростое. Но ты не должна боятся. Они животные, а мы — люди.
Кларисса ничего не ответила и молча положила ещё еды себе в тарелку.
— И больше не смей говорить, что ты чего-то не можешь, поняла?
— Да, — тихо ответила Кларисса, стараясь не сталкиваться с матерью глазами.