Пантера. Начало

1

Вторник выдался пасмурным, хмурые тучи изредка с досады плевались на Москву мелким дождем, будучи не в силах изрыгнуть нечто более стоящее, вроде ливня или града, и пугливые прохожие послушно выуживали, а потом прятали обратно свои зонтики, радуясь хотя бы тому, что спала жара. Я терпеть не могла зонтик и готова была в любой, удобный для дождя момент вымокнуть до нитки, ничуть не смущаясь, что мокрая одежда облипает тело и прохожие бесстыдно пялятся на меня. Я рассуждала так: если пойдет сернокислый дождик, то зонт все равно не спасет, ибо сгорит вместе со мной. А простому дождю я привыкла радоваться, а не бояться его. Сегодня прохожим не повезло: сквозь прозрачное мокрое платье только-только начали проступать соблазнительные очертания моей не обремененной оковами лифчика груди, как я заскочила во двор и скрылась за дверями офиса, который теперь уже насчитывал пять этажей.

Взглянув на меня, Валентина лишь вздохнула с укоризной, зная, что выговаривать бесполезно, а босс привычно отвел глаза в сторону и проворчал:

— Надо бы ей бронежилет купить.

— Задницу ей надрать нужно, а не бронежилет! — уверенно заявила Валентина, ставя боссу на стол чашку кофе. — А этим бронежилетом по башке надавать.

Я стояла перед ними и невинно хлопала глазками, ожидая от босса указаний на день грядущий и пропуская их замечания мимо ушей.

— А что, зонтики нынче уже не в моде? — Босс отхлебнул кофе и вопросительно посмотрел на Валентину. — Может, я отстал от жизни?

— Что вы, Родион Потапович, как можно! — всплеснула та руками. — От жизни отстали, видано ли! Это она от жизни отстала, дикарка, живет, словно зверь в лесу, и ничем ее не проймешь. Я вам не говорила, она ведь и спит голая зимой и летом с открытым окном…

— Невероятно, — пробормотал он, пробуя кофе на языке.

— Ну да! А вы говорите: зонтик! Да она чихать хотела на все приличия, ей лишь бы покрасоваться. Я уже молю бога, чтобы ей на голову какой-нибудь метеорит свалился, может, тогда что поймет.

— Угу, — буркнул босс, уставившись в чашку, — метеорит было бы неплохо. Кстати, Валентина, вы сколько кусочков сахару сегодня положили?

— Три, как положено, а что? — насторожилась она.

— Но сегодня ведь вторник, — мягко напомнил он ей. — Значит, нужно было два положить. То-то я чувствую, что-то не то.

— Батюшки, а я думала, среда! — засуетилась она вокруг него. — Давайте чашку, я разбавлю.

— Ладно уж, завтра два положите, — великодушно разрешил он.

Ну и слава Богу. — Она смущенно за рделась и глянула на меня. — Все, Родион Потапович, можете смотреть, она уже подсохла…

Тут в прихожей раздался звонок, и я пошла открывать.

На пороге стоял сухонький старичок. На локте у этого высушенного гриба висел зонтик-трость. Посмотрев на меня выцветшими глазами, он проскрипел:

— Доброе утро. Сам у себя?

Решив, что это один из наших нештатных детективов, которых босс подкармливал время от времени, я пропустила его внутрь, со словами:

— Доброе утро. Какой замечательный у вас зонт! Боссу наверняка понравится.

Он прошел в кабинет, а я уселась за свой стол и включила компьютер, довольная, что избавилась от нудных наставлений. Но не успела еще программа как следует загрузиться, босс вызвал меня к себе. Я вошла, села в свое кресло и приготовила блокнот. Старичок, оглядев добротно обставленный кабинет, прокашлялся в костлявый кулачок и сказал:

— Растете, как я посмотрю.

— В каком смысле? — довольно засиял босс, выпрямив спину

— Ну, будка-то трансформаторная выросла, говорю, — охотно пояснил дед. — Сколько уже этажей?

— Пять, — буркнул разочарованно босс, возвращаясь в исходное положение.

— Во-во, я и говорю. А не свалится? Может, ее столбами подпереть, а то уж больно зыбко выглядит конструкция…

— Короче, отец, — перебил его Родион. — Вы сказали, что по делу пришли.

— А, ну да, как же! — Он поерзал в кресле, повесил зонт на спинку и виновато проговорил: — Я ваш сосед, между прочим, в соседнем доме живу, и давно к вам приглядываюсь, переживаю. Дамочка вот у вас очень даже интересная, — он скосил на меня глаза, но туг же отвел, увидев ледяное выражение моего лица. — Вот я и говорю, — вздохнул он, — что звонками меня замучили. Дай, думаю, зайду, посоветуюсь, люди о вас только хорошее вроде говорят, не то что про милицию. Вот и решил к вам…

— Семен Петрович, — перебил, поморщившись, босс, — еще короче.

— Хорошо, хорошо, только вы меня не перебивайте в другой раз…

— Попытаюсь.

— Дело в том, что меня в последнее время телефонными звонками замучили. То жена позвонит бывшая, знаете ли, и давай всякую чепуху молоть. То брательник из Саратова как насядет по десять раз на дню и травит про свою пропащую жизнь. А второй брательник, тот все больше ночью балует, алкаш проклятый, телефон ажио раскаляется. То Люба, сестра, привяжется, чтоб ей пусто было, прости Господи. Хорошо у меня бессонница да я не сплю, а как если бы спал? В общем, совсем замучили негодники, мочи никакой уже нет. Главное, раньше никогда не звонили, доброго слова от них не дождешься, а тут как с цепи сорвались, как сговорились, будто клапан у них открылся, пропади оно все пропадом! — Он вытащил платочек и аккуратно промокнул вспотевший лоб. — И ладно бы что-нибудь толковое говорили, по делу, а то все больше ахинею несут, словно из ума выжили. Так что очень вас прошу, Родион Потапыч, сделайте что-нибудь с моей бедой — сам я уж и не знаю, как поступать…

— По-моему, радоваться вам нужно, милейший Семен Петрович, — проворчал босс. — О вас заботятся, не забывают на старости лет, беспокоятся. Ничего страшного в этом не вижу…

— Ничего не видите?! — округлил глаза старик и посмотрел на меня. — Во дает, а! Посмотрел бы я на вас, если бы с вами такое приключилось.

Босс тоскливо взглянул на него, потом перевел взгляд на меня, но я только сочувственно пожала плечами, затем сказал деду:

— Думайте обо мне что хотите, но я действительно ничего дурного и противозаконного в этом не усматриваю. По крайней мере это не повод приходить сюда и жаловаться. Разбирайтесь сами со своими родственниками.

— И разберусь, — посуровел дед. — Обязательно разберусь, дай только добраться до них, окаянных! Но я пока на тот свет не спешу.

— В каком смысле? — опешил Родион, а я чуть не выронила блокнот.

— А что, я разве вначале не сказал? — растерянно пробормотал дед.

— Чего не сказали? — подался к нему босс.

— Ну, что все эти родственники давно умерли… Извините, склероз проклятый…

Мертвая тишина повисла в кабинете. Дед, смущенно смотрел в пол. Босс, у которого очки свалились с носа, застыл с открытым ртом, а я таки выронила блокнот вместе с карандашом и теперь тупо разглядывала все это на полу. Наконец, обретя дар речи, босс просипел:

— И как давно они умерли?

— Да уж пять лет, почитай. В один год отмаялись.

— И вы видели их трупы?

— А как же, сам всех и схоронил — больше некому было.

— А теперь, значит, с того света названивают? — спросил босс, окончательно придя в себя.

— Получается так, — старик уронил голову и громко засопел.

— А Наполеон, Гитлер, Македонский — эти не тревожат?

— Нет, эти не звонят, — вздохнул серьезно дед. — Да и откуда им, они ведь моего номера, наверное, не знают.

— А то бы небось позволили?

— А кто их знает, я теперь уже ничему не удивлюсь, — пожал тот плевами. — После такого-то…

— Ага, значит, вы уже не удивляетесь, что с покойничками по телефону болтаете! — торжествующе заключил босс. — Прекрасно. А в гости случайно они не напрашивались? Знаете, чайку там попить, водочки с солеными груздочками, а?

— Чудак вы человек, ей-Богу, — хихикнул дедок. — Как же они в гости придут, если я их сам схоронил? Они уж сгнили давно…

— Мария, ты слышала? Это я чудак-человек. Значит, по телефону, получается, это ничего, нормально, так, что ли?

— Кто их знает… Мне их секреты неведомы, на том свете свои порядки. Только ведь голос все одно сгнить не может — он же бестелесный, как я понимаю.

— Почему вы решили, что это именно ваши родственники?

— Что ж я, голосов ихних не знаю? — обиделся дед. — Слава Богу, сколько лет рядом, считай, прожили…

— Простите, а сколько вам лет?

— Чё извиняться-то? Семьдесят девять стукнуло.

— А права водительские у вас имеются? — спросил хитрый Родион, зная, что психам права не выдают.

— А как же, конечно. Они у меня и сейчас с собой. Я знал, что вы спросите, — он достал из кармана пиджака завернутые в целлофановый пакет документы и протянул боссу. — Вот, туг все, начиная с метрики и кончая пенсионным удостоверением.

Родион внимательно просмотрел каждую корочку и бумажку, и лицо его стало хмурым. Наконец он вернул все старику и спросил:

— Можно задать вам один вопрос…

— Нет, я не сумасшедший, — тут же отмел тот его подозрения, — и мне все это не приснилось. Я, между прочим, в войну разведчиком был! Сначала тоже подумал, что малость крыша поехала. Всего себя исщипал, во, поглядите! — Он засучил рукав пиджака с рубашкой, и мы увидели синюшные пятна, покрывавшие его иссохшую руку. — Я же не дурак, слава Богу, потому и пришел сюда, а не в диспансер.

— И чего же вы от меня хотите? — сдался босс. — Чтобы я сам с ними переговорил и попросил не тревожить живых?

— Не знаю, — честно пробормотал дед. — Но мочи моей больше нету такое терпеть. Вы представляете себе, что это такое, когда среди ночи с покойной женой начинаешь наяву общаться? Волосы дыбом встают последние! А еще брательник как матом завернет, так вообще жить со страху не хочется. Одним словом, делайте что хотите, но избавьте меня от этого!

Босс принялся за свои каракули. Это означало, что дело его заинтересовало и он начал размышлять. Я видела, как в его огромной кудрявой голове прокручиваются различные версии и объяснения происходящего, но, судя по всему, ничего путного в нее не приходило. Наконец он спросил:

— А о чем они с вами разговаривают?

— О разном, Родион Потапыч! — обрадованно вскинулся старик, видя, что детектив сломался. — Чепуху всякую мелют в основном.

— А вы им что говорите?

— Ничего! Они и слова вставить не дают, все больше сами тараторят, ничего слушать не желают. Но ведь трубку не бросишь — все же родня какая-никакая, хоть и мертвая. Я их, честно-то говоря, и при жизни не особенно терпел и жаловал, но всегда делал вид, что они мне нравятся, подлаживался под них, значит, чтобы не обидеть, так вот… — он смущенно провел рукой по редким седым волосам.

— Ну а у вас самого есть какие-нибудь мысли на этот счет?

— Я же говорю: уже и не знаю. Сначала думал, разыгрывает кто-то, а потом, когда вслушался, понял, что нет, это точно они и никто другой, — такие подробности моей биографии рассказывают, что только покойники да я знали, во как! Выходит, что они это и есть, не иначе.

— А телефон не пробовали отключать?

— Как же это я его отключу? — удивился дед. — Я уже полгода жду, когда пенсию давать начнут, сами знаете. Они позвонить должны и на почту пригласить. Вот и хватаю трубку каждый раз как заведенный.

— Что, и ночью могут сообщить?

— А кто их теперь знает, с этой демократией? — вздохнул дедок. — Пускай хоть и ночью, лишь бы платить начали.

Повертев в руках карандаш, босс тихо сообщил:

— Ну хорошо, Семен Петрович, я как-нибудь зайду к вам…

— Вот только не надо вот этих «как-нибудь»! — громко запротестовал дед. — Вы же не бюрократы какие, как все вокруг!

Босс слегка порозовел, то ли от стыда, то ли от похвалы, поскреб подбородок и смущенно проговорил:

— Знаете, чем меня пронять, уважаемый. Ладно, идемте прямо сейчас, поболтаем с вашими покой…

На столе зазвонил телефон, и он с облегчением схватил трубку. Я поняла, что, даже если там ошиблись номером, он все равно сейчас сообщит старику, что его срочно вызывают по неотложным делам. Так оно и случилось. Положив трубку, он с сожалением протянул:

— Извините, меня срочно вызывают в мою школу. Там произошло ЧП…

— Давайте я схожу, босс? — предложила я,

пожалев несчастного старика. — Проверю все и доложу вам.

— Вы не против? — живо спросил он, посмотрев на деда.

Тот только пожал плечами.

— Мне все одно, лишь бы польза была… Босс спешно ретировался, а я отправилась к деду домой слушать покойников.