В назначенный день Миша обрядился в подобие запорожца: красные атласные шаровары, белая шелковая рубашка, а на ногах вместо чувяк — черные кроссовки. Прихватил он с собой и белый бешмет — на подстилку, если вдруг случится оказия. Подумав, явился на ярмарку, забрал из ломбарда пистолет и сунул его во внутренний карман бешмета. В Кирицы он намеренно явился к закату солнца — надеясь, что Патрисия будет уже близ точки кипения из-за неявки коробейника Емельяна, а то и вовсе уйдет, опасаясь участвовать в прыжковых развлечениях у костра. Хрен он угадал: Патрисия вполне освоилась в кругу селян и, более того, была в центре внимания. Вот один молодец уговорил ее прыгать с ним через костер, и получилось у них вполне лихо. А вот другой парнище подхватил панну на руки и побежал с ней и прыгнул через веселое пламя — сам штаны подпалил, но девичье платье от огня уберег. Таким же макаром веселилась и кузина Патрисии, имя которой Миша не удосужился узнать. «Этак меня совсем ототрут от избраной зазнобы, — насупился Миша. — Надо что-то предпринимать…»
— Эй, парни! — крикнул он. — А давайте прыгать на спор через самый высокий костер? Награду победителю пусть придумают девушки. Придумаете, красавицы?
— А чего тут думать? — откликнулась вдруг кузина. — Если и вправду высоко кто прыгнет, такому удальцу и поцелуя не жалко. На выбор победителя!
— Тогда подбросьте дров в костер! — крикнул Миша. — Пусть до груди достает, а то и выше!
Парни стали раскочегаривать костер, глядя с опаской на взвившееся вверх пламя, а Миша пошел вокруг костра, выбирая две площадки — толчковую и приземления. На школьных уроках физкультуры он вполне освоил фосбери-флоп, причем в отсутствие тренера подростки нередко выпендривались: убирали поролоновые маты и завешали прыжок посредством сальто, с приземлением на ноги. Часто падали при этом, но страховали друг друга и потому серьезных травм удавалось избегать. Миша обычно оставался на ногах и очень этим гордился.
Наконец, он нашел подходящую площадку и уже собирался отойти в сторону, дожидаясь своей очереди, как был ухвачен за руку.
— Так вот же он, коробейник Емеля! — торжествующе воскликнула та самая кузина. — Ну-ка пошли на расправу!
И потянула Мишу к стоящей поблизости Патрисии.
— Оставь его, Абигэл, — с язвинкой заговорила Патрисия. — Емельян ведь человек деловой: весь день улаживал где-то одни дела, а теперь явился сюда и снова взялся за дело — выискивает, где ему ловчее через костер будет прыгать. Ты ведь надеешься всех перепрыгнуть, Емельян?
— Ты так ловко через него перепрыгивала, Патрисия, что мне тоже захотелось, — смиренно заговорил Миша. — Что касается соревнования, то в любом его виде я признаю только первое место. Поправьте меня, шери леди, если я не прав.
— Прав ты, Емеля, прав, только одно не учитываешь: женские сердца капризны. Поэтому мы не всегда бежим в объятья победителей, а часто идем утешать побежденных… Впрочем, к черту рассуждения — вот прыгает первый претендент на девичий поцелуй!
Первый прыгун сиганул вполне стандартно, шагово, и хоть старался подпрыгнуть повыше, но пролетел через костер и что-то себе подпалил. В итоге следующие прыгуны сочли необходимым обливаться водой перед прыжком. Однако высоты их прыжкам эта мера не прибавила — тем более что все они прыгали в той же самой манере. Наконец, очередь желающих прыгнуть закончилась, и к точке заранее намеченного разбега двинулся Миша. К нему подсунулся было доброволец с ведром воды, но Миша его остановил.
— Ну-ну, — сказал парень насмешливо. — Спорим, ты без шаровар сейчас останешься?
— Без башки — может быть, но шаровары обязуюсь оставить наследникам целыми, — сказал Миша. Затем перебрал ногами, приноравливаясь и начал медлительный разбег. Вот уже край высокого (в рост) костра, а вот и толчок левой ногой. Тело пошло вверх спиной, достигло намеченного апогея (метрах на двух), ощутило жар пламени, но тут ноги пошли на сальто и ударились ступнями о почву. Устоять на них в этот раз не удалось, и Миша брякнулся наземь.
С криком «Емелюшка!» с двух сторон к нему бросились кузины и стали тянуть с земли, покрывая его лицо поцелуями и орошая его же слезами.
— Уймитесь, дамы, я сейчас наглотаюсь ваших слез и захлебнусь! — урезонил их Миша и встал на ноги вполне самостоятельно.
— Ты герой, Емельян! — с жаром сказала Патрисия. — Как красиво ты взлетел над костром! Никогда такого прыжка не видела! И свой поцелуй ты заслужил!
После этих слов она плотно обняла Мишу за плечи и впилась губами в его губы. Секунд десять длилось их прилюдное безумие, но вот она оторвалась от него, хрипловато рассмеялась и сказала вполголоса:
— Весь день я злилась на тебя, коробейник, и дожидалась лишь для того, чтобы излить эту злость в словах. И вот я с тобой уже целуюсь, ощущая небывалое счастье!
— Эй ты, прыгун! — раздался голос рядом. Миша резко повернулся и увидел перед собой того самого мощного парня, что прыгал через костер с Патрисией на руках.
— Думашь, ты всех одолел? А давай бороться? Или кулачный бой устроим? Выдюжишь против меня?
Миша поступил интуитивно: схватил парня за ключицу и привычно защемил соответствующий нерв (еще одна школьная развлекуха). Парень тотчас полуприсел и застонал:
— Аяяй! Ты что делашь? Отпусти!
— Попроси даму, чтобы она за тебя вступилась! — велел Миша.
— Ууй! Больно-то как!
— Проси!
— Добрая панна, вели ему меня отпустить!
— Только при условии, что ты от Емельяна отстанешь! — резким голосом сказала Патрисия.
— Отстану, только пусть отпустит!
— Ну, иди, — разрешил Миша и отошел на всякий случай к Патрисии.
Парень выпрямился, взглянул на ушлого коробейника с лютой злобой, но ничего не сказал и исчез из виду. Патрисия обняла Мишу за талию и молвила, глядя влюбленными глазами снизу вверх:
— Ты — любимец богов, Емелюшка! И мой любимец тоже. Пойдем отсюда куда-нибудь…
— Хорошо. Только вот найду свой бешмет, — ласково ответствовал Миша и пошел вокруг костра.
— Я пойду с вами, Пэт, — сказала вдруг кузина.
— Мы будем целоваться, Абигэл, — мягко урезонила ее родственница.
— Ну и целуйтесь, — фыркнула кузина. — А я вас буду караулить. Вдруг этот амбал вас выследит и еще дружков с собой приведет?
— И ты нас сумеешь защитить? — засмеялась Пэт.
— По крайней мере, я так заверещу, что за версту будет слышно!
— Нет, — сказала Патрисия.
— Пусть идет, — попросил вернувшийся с бешметом Миша. — Это предохранит нас от излишеств.
— Какой ты разумник! — возмутилась Пэт.
— Абигэл без нас могут обидеть, — возразил Миша.
— Рррр! — гневно зарычала Патрисия. — Мой пыл наполовину пропал!
— Я тебе его верну, — шепнул ей на ушко Миша. — Гарантирую!
Через полчаса, заполненных частыми сладостными поцелуями и тисканьем на ходу всех прелестей Пэт, Миша нашел уютное местечко на берегу пруда, под старой ракитой, и, нарвав с нее ветвей, устроил ложе для своей возлюбленной. Тут пригодился, наконец, бешмет, который Миша таскал на своих плечах и бесконечно поднимал с земли после поцелуев. Абигэл закуталась к тому времени в две шали (свою и Патрисии) и прислонилась к стволу соседней ракиты. Ну, а бывший Ботан, а ныне сексуальный террорист Емеля приступил к более внятному распалению голландской красавицы.
Наступил миг, когда его ладони, гладившие и мявшие объемные обнаженные «фессэ» лежащей на его теле Патрисии, добились сладострастного эффекта, и ее лоно стало наползать на давно торчащий из-под шароваров «ствол» — как вдруг рядом раздался вскрик Абигэл! Миша резко свалил с себя деву, поддернул шаровары, схватил упрятанный под корень ракиты пистолет и, вскочив на ноги, вгляделся в ночную мглу. Под соседней ракитой шевелился с рычаниями какой-то клубок, а рядом оглядывали окрестности два парня. Вот они обернулись на шорох, увидели Мишу и сделали движение к нему навстречу.
— Стоять! — заорал Миша, направив на них пистолет. — Стреляю не раздумывая!
— Врет, — неуверенно сказал один из парней. — Это у него просто пугач…
— Хочешь проверить?! — продолжил ор студент. — У этого пистолета два ствола, по пуле на каждого из вас! А того, что пытается изнасиловать Абигэл, я просто загрызу! Ну! Пошли к ебене фене и стервеца этого забирайте! Считаю до трех и стреляю первого! Раз… Два…
Из клубка вырвался третий парень (тот самый здоровяк) и, схватив своих дружков за руки, повлек, что-то бормоча, за собой в лесную чащу. С земли поднялась Абигэл и бросилась в объятья пришедшей в себя Патрисии.
— Пэт! Я знала, что не зря пойду с вами! — говорила кузина, смеясь и плача. — Этот урод увидел меня первой и сразу набросился! Как от него разило потом и еще брагой! Я хотела его укусить, но побрезговала! А он всю меня истискал! Даже «туда» пролез, скотина! Правда, только пальцами, — спохватилась Абигэл. — Но если бы не Емельян, то быть бы мне обесчещенной…
— Я думал, что слышу каждый шорох в лесу и ничего не услышал, — раскаянно признался Миша.
— Я тоже ничего не слышала и не видела, — добавила Патрисия и тихонько засмеялась.
— С вами все понятно, — махнула рукой Абигэл. — А вот я, наверно, задремала… Пойти еще, что ли поспать? Эти гады, наверно, не вернутся…
— В ночь Ивана Купалы положено купаться, — сказал вдруг Миша. — Вы умеете плавать?
— Меня отец научил, — сказала Патрисия.
— А меня нет, — призналась Абигэл. — Так что я на бережку посижу и еще вас покараулю.
— Хорошо, — сказал Миша. — Вот тебе пистолет. Нужно будет выстрелить — взведешь этот курок и нажмешь на этот крючок. Я тотчас из воды выскочу.
— В платье мне плавать не хочется, — сказала Пэт Мише вполголоса, — а рубашки ночной у меня, как ты знаешь, нет.
— Мы будем плавать обнаженными — как плавали когда-то в Эдеме Ева и Адам, — постановил Миша. — Или ты меня все еще стесняешься?
— В воде, да еще ночью ты меня и не увидишь, — засмеялась Пэт.
— Тогда я закрою глаза и включу свое воображение, — хохотнул Миша. — А ты тем временем подплывешь и обнимешь меня сзади…
— Почему сзади?
— Объятье со мной спереди чревато тем самым бесчестьем…
— Слово «бесчестье» удивительно похоже на слово «счастье» — ты не находишь, Емелюшка?
— Ох, Патрисия, как ловко ты играешь словами… Ну, что, кто пойдет в воду первым?
— Конечно, ты. Только плыви потом вдаль, а поворотишь, как я крикну…
Услышав желанный вскрик, Миша сделал в воде кувырок и поплыл к берегу. Водица была что надо: освежала, но сильно не холодила. У берега он увидел кудрявую голову Патрисии и гребки ее рук к нему — в стиле, напоминающем брасс. Миша резко ускорился, применив баттерфляй, но метрах в пяти от цели повернулся на спину и стал подгребать плавно. Уткнувшись головой во что-то мягкое (тити?), он опустил ноги и, подрабатывая чуть-чуть руками и ногами, изобразил собой столб. Тотчас его обхватили ее нежные руки и мягкие ноги, к туловищу прильнули тити и живот, а к уху — ее губы, которые прошептали:
— Ну вот, твоя мечта сбылась?
— Первая мечта, первая, — прошептал ответно Миша.
— Есть и вторая? — хихикнула Пэт. — Какая же?
— Обнять тебя точно так же…
— О, какой ты хитренький! У тебя и обнимать-то нечего, одни плечи да задница, а у меня ого-го!
— Вот это «ого-го» я и хочу понежить…
— Адам с Евой тоже с таких игр, наверно, начинали…
— Ты совсем забыла библию, — «возмутился» Миша. — Там были еще яблоня и змей-соблазнитель…
— Тебе никакого змея не надо, Емелюшка, ты можешь быть един в трех ипостасях: змей, яблоко и Адам. И я говорю тебе: обними меня так, как тебе хочется…
И вот его руки скользнули ей под груди и сжали их, потом одна из них скользнула на мягкий животик и устроилась, наконец, в межножии. Мужской атрибут окончательно проснулся и стал тоже искать местечко потеплее. Когда он его почти нашел, Патрисия вывернулась из страстного захвата, деланно возмутилась и, положив руки ему на плечи, спросила затаенно:
— Ты любишь меня, Емелюшка?
— Очень!
— Очень, очень?
— Очень, очень, очень! — со всей будоражущей его страстью заверил Миша.
— И я тебя люблю, мучитель мой долгожданный! — простонала Пэт и, полностью обняв желанного мужчину, приняла инструмент любви в свои недра.