Парни

Глава XXXVII «Ц.О. ВСЕ УД., ИЗОЛ. КВ., СОБСТВ. ТЕЛ.»

Неустроев, торопясь, прошел заводом к соцгороду и поднялся на третий этаж, где размещались работницы. Комната Сиротиной была полуоткрыта. Он увидел в ней через дверную щель сидящую за столиком Симочку, разодетую в малиновое платье с белым шелковым воротничком. Она была одинока, читала записочку, в зеркальце сама себе улыбалась. Неустроев бесшумно растворил дверь и на цыпочках, крадучись, подошел к Симочке сзади. Через ее плечо он хорошо разглядел корявый почерк записки с какой-то печатью, некстати поставленной.

Он успел прочитать записку до половины и вполне угадать её смысл. Вдруг Симочка вскрикнула и, стремительно сунув письмо под кофту, в испуге обернулась. Лицо ее было растерянно и виновато. Она моментально съежилась, как бы ожидая удара и молчаливо прижимаясь к столику.

— Я уезжаю, Симка, — сказал он, — сию же минуту. «Сняты краски, и смыты румяна». Давай мне письмо к дяде в Ростов. Пропиши, чтобы принял меня как родного или давно знакомого.

У нее сполз испуг с лица, она оправила блузку, приняла кокетливый вид, села.

— А зачем, Константин, тебе уезжать в Ростов?

— Это, милая, дело не твоего разума.

Она написала записку и подала ему.

— Ах, я так тебя любила, милый мой! — произнесла она с облегчением. — Я даже ревновала тебя к Сиротиной.

Она сидела теперь к нему лицом, а Неустроев стоял против нее. И как только она произнесла имя подруги, тут же осеклась и стихла. Сиротина стояла в это время в дверях, бледная и усталая, только что явившаяся из больницы.

— У тебя не было оснований ревновать меня к Сиротиной, — сказал Неустроев. — Ты знаешь, как мы расцениваем сумасбродных истеричек в ортодоксальных юбках, милая. А вообще я свободолюбив и невзыскателен. Даже тебя не ревную к твоим «ответственным». Ты делаешь сказочные успехи. Скоро будет у тебя «центральное отопление, все удобства, изолированная квартира, собственный телефон». Ты — живец.

Она опустила глаза в колени и, краснея, только произнесла сокрушенно:

— Ах, не говори, Константин, лишнего.

— Лишнего тут нет ни грана. Ты полезешь в гору. Что такое для тебя я — безденежный и безвлиятельный? О, ты до самого директора доедешь! «Большому кораблю — большое плавание». Давай бог! А обо мне даже не вспоминай. И, конечно, уж не болтай ничего лишнего. Сегодня меня не будет на заводе. И что бы там ни случилось и за какими бы справками ни обращались к тебе, один должен быть ответ: «Знать не знаю такого шарлатана». Выгоднее будет сослаться на Сиротину. Она, мол, знает его лучше, она, мол, с ним того-этого, — ну подпусти чего-нибудь поострее для веселья. А та всегда меня аттестует с самой лучшей стороны.

Он потрепал Симочку по щеке, пошел к двери, чтобы выйти, и столкнулся с Сиротиной. Глаза ее были полны ненависти, и на щеках вспыхивали и угасали ярко-румяные пятна. Сперва она стояла столбом, а затем, когда он приблизился, стала пошатываться. Потом она прислонилась к косяку двери и загородила дверь руками.

— Нет, мерзавец, я тебя не выпущу.

— Прикажете быть неделикатным на этот раз? — сказал он, оттащив ее от косяка.

Она рухнулась на самом пороге двери и завизжала. Неустроев перешагнул через нее и побежал по лестнице, слышал, как в темноте скатились вниз слова тяжелые, как гири, потопленные в визгах, оглушающих этажи.