Нагулялся я по Бихачу, заглянул в каждый закоулок, прошел по местам, знакомым еще с давних гимназических дней, а в душе все-таки как-то пусто было. Сдавила сердце печаль и никак не отпускает.
Напрасно, стараясь казаться веселым, я показываю Скендеру:
— Вон в той лавке я воровал булочки.
— А вон, взгляни, вот в эту дыру в заборе мы пролезали, когда шли на Притоку орехи красть.
— Смотри, смотри, вон с того балкона интерната мы однажды стащили головку сыра килограммов на пять.
— Да ты, я гляжу, в Бихаче только и делал, что воровством занимался, — заметил Скендер, — может, ты и сейчас не прочь за старое приняться?
В ответ я только улыбаюсь, блуждая взглядом по бихачским улицам. Кого я ищу? Где ты, тот проказливый мальчишка, почему не появляешься? Спрятался в густых ветвях какого-нибудь ореха? Нет! Листва уже почти вся опала, в такое время мальчишки не лазают по деревьям.
Раздвинув ветви ракиты, я наклоняюсь над зеленоватой водой Уны. «Нет, уж не найти тебе того беззаботного, веселого гимназиста», — казалось, говорил мой задумчивый двойник, смотрящий на меня из воды, держа одну руку на автомате.
Через несколько дней я так и ушел из Бихача, поняв с грустью, что нельзя больше вернуться в волшебные детские годы. Надо быть взрослым, ходить по крутым, нелегким дорогам и делать вид, что этот суровый и чересчур уж серьезный мир вокруг как раз по мне.
В партизанской мастерской под Грмечем, в которой печатались листовки, меня встретил веселый гам:
— Откуда ты, Бранчило? Всех военных преступников в Бихаче переловил, а сам живой остался?
— Каких еще там преступников?
— Ну-ну, не прикидывайся тихоней. Нам про тебя, приятель, все известно. Давай рассказывай по порядку.
— Рассказывайте уж тогда вы, раз все знаете. Так в чем же все-таки дело?
Оказалось, что кто-то видел нас на заседании трибунала, из чего и родился такой рассказ.
Председатель трибунала товарищ Перо Радович, дескать, как-то пожаловался, что у него не хватает партизан, которые арестовывали бы в Бихаче и приводили в трибунал преступников, прятавшихся по домам. Уже были известны многие подозрительные квартиры, и надо было только сходить по этим адресам и произвести обыски.
— Как у тебя нет людей? — удивился дядя Янко, который, вообще говоря, казался вездесущим; многие даже клялись, что его в одно и то же время видели сразу в трех разных местах — вероятно, он просто нагнал на всех немало страху, задав хорошего перцу разным бездельникам и мародерам.
— У меня и правда очень мало партизан, некому арестовывать и приводить сюда немецких холуев, — пожаловался как-то Радович.
— Нет людей, чтобы подлецов ловить?! — закричал дядя Янко. — А чем, к примеру, занимаются три бездельника, которые торчат вон там на углу? Они, по-моему, только и делают, что дерут горло и гогочут. Я уже полчаса наблюдаю, как они зубоскалят. Того, что постарше, я вроде бы даже откуда-то знаю. А ну, зови сюда этих лоботрясов.
Рассказывают, что те трое бездельников были Скендер, повар Лиян и ваш покорный слуга.
Подошел, дескать, Радович к упомянутой троице и говорит:
— Товарищи, дядя Янко распорядился, чтобы вы мне кое в чем помогли. У вас найдется немного свободного времени?
— Дак ведь это как сказать… — стал вилять подозрительный Лиян, зная, что с дядей Янко лучше не связываться, но Скендер и Бранко с готовностью ответили:
— Конечно, конечно, о чем разговор!
— Ну, тогда вам надо сначала найти и привести сюда некоего Рикицу. Вот вам его адрес.
— Добро, — спокойно говорит Бранко, заключив по имени Рикица, что речь идет об одном его знакомом продавце каштанов.
— Когда его последний раз видели, он был в охотничьем костюме и желтых сапогах, — продолжал Радович. — Он довольно высокого роста.
— Желтые сапоги! — вырвался вздох у Скендера. — Я как раз давно о них мечтаю, а хозяин, говорят, высокий, надо думать, они как раз на меня будут, — шепчет он Бранко.
Радович между тем, глядя на Бранко, продолжал:
— Знаешь, товарищ, вы будьте очень осторожны, потому что он всегда носит с собой большой пистолет, парабеллум с двадцатью четырьмя патронами.
— Двадцать четыре патрона? — переспросил Бранко. — И что мы должны с ним делать?
— Арестовать и привести сюда, в трибунал, если, конечно, он не сбежит из города, — серьезно ответил Радович.
— А если он нас побьет? — завопил Лиян, выпучив глаза. — Выхватит свой револьвер с полсотней патронов и — трах-тарарах! — решето из нас сделает!
— А ведь Лиян прав! — воскликнул Бранко.
— Да вы партизаны или кто?! — возмутился Радович.
— Какие там партизаны! — махнул рукой Лиян. — Тут тебе все одни поэты.
— Какие такие поэты? — изумился Радович. — Ничего не понимаю.
— Сейчас поймешь, когда я тебе объясню, — сказал Лиян и назидательно поднял палец. — Видишь, вот этот рыжий винтовки никогда в руках не держал, зато написал целую кучу стихов и про то, что было, и про то, что будет завтра. Русские вон у Сталинграда только еще остановили гитлеровцев, а он уже небось написал стихотворение про то, как они их разбили вместе с этим ихним фон Купусом.
— Фон Паулюсом, а не фон Купусом, — поправил его Радович.
— А по мне, как он ни называйся, все одно фашист, раз в русский котел попал! — ответил Лиян. — А знаешь, кто этот длинный с усами?
— Понятия не имею, но надеюсь от тебя узнать, — с любопытством сказал Радович.
— Этот тоже не знает, с какого конца винтовка стреляет, зато голос его разносится дальше, чем грохот от наших гаубиц с Грабежа. Это тот самый Скендер, что «Стоянку» написал, я каждый раз плачу, когда ее слушаю, будто мне эта Стоянка мать родная.
Радович просиял и раскрыл объятия:
— Скендер, да как же я тебя не узнал? Мы же с тобой столько раз в Загребе встречались! Усы отрастил, скажи на милость!
Обнимаются они со Скендером, а Лиян толкает меня локтем под ребра и шепчет:
— Повезло этому Рикице с револьвером, кажись, не пойдем его арестовывать.
Вот так, говорят, и отделались наши поэты от необходимости ловить бандитов и отправились вместе с Радовичем на заседание трибунала, а повар Лиян поспешил в свою роту, чтобы — не дай бог! — снова не встретиться с дядей Янко.
— Хватит с меня и этих трех встреч, — пробормотал, надув губы, Лиян. — В первый раз он за мной гнался, второй — я за его жеребцом бегал, а теперь нате — ловите этого Рикицу с маузером. Черт возьми, если в четвертый раз придется за каким-нибудь фон Купусом гоняться, ты бы, товарищ Лиян, мог и сам в какую-нибудь заваруху попасть еще почище той, что русские немцам под Сталинградом устроили. Вот так-то, дорогая моя фляжка-утешительница.