Партизаны в Бихаче

4

Немало радостных и веселых дней видела и еще увидит суровая Боснийская Краина. Но никогда больше не будет столько веселья, песен, такого радостного возбуждения, какое царило здесь в то памятное лето сорок второго года, когда сюда на соединение с боснийскими партизанами подходили отряды сербских и черногорских рабочих.

К встрече боевых товарищей готовилась вся Краина. И стар и млад с нетерпением ждали прихода сербских и черногорских братьев. Девушки с песнями вязали шерстяные носки и свитера, вышивали полотенца, словно готовились встречать разряженных сватов.

«Издалека идут сваты», — радостно билось сердце молодой пастушки Борки с Бравского поля. Идут из Белграда, Крагуеваца, с Цетинья, из Мостара, Невесиня, перешли уже через реки Дрину и Лим, перевалили через высоченные горы, про которые молодая пастушка раньше и слыхом не слыхала, и вот они уже у порога нашей Краины. Идут гости, девица-раскрасавица, черноглазая и чернокосая, выходи встречать сватов долгожданных!

запел повар Лиян, когда его рота проходила мимо молодой пастушки, на что острая на язычок девушка без задержки весело пропела:

Ничуть не обидевшись, даже, наоборот, польщенный тем, что девушка его сраэу узнала, сторож Лиян ответил ей очередным куплетом:

На этот хвастливо-разудалый куплет смешливая пастушка так звонко расхохоталась, словно зазвенел маленький бубенчик на шее лошади, и весело подхватила:

Партизанская рота остановилась, чтобы не пропустить ни одного слова из этого веселого поединка между их поваром и озорной девчушкой, и тут вдруг из самой колонны подал голос еще один певун — омладинец Джоко Потрк:

— Эге, когда передо мной ракия, не боюсь я никакой рыбы, даже и этого твоего кокоро… кор… водяного носорога-осьминога! — расхрабрился повар и воинственно взмахнул своей жестяной фляжкой.

— Ты гляди как наш старик разошелся! — удивленно воскликнула пастушка Борка. — Я думала, такие герои есть только в Первой Пролетарской бригаде!

Лиян этим словам удивился еще больше.

«Неужели, — пробормотал он про себя, — неужели и она уже прослышала про Первую Пролетарскую в этих богом забытых горах?! Да, дела! Бригада бьется еще черт те где, у нее на пути еще столько дотов, засад, вражеских гарнизонов, а слава о ней уже взбудоражила сердце этой хохотушки в далеком краю, докуда бригаде еще идти и идти. Нет, теперь уж точно — победа будет наша!»

Эту последнюю фразу повар Лиян произнес почти вслух, потому что в эту минуту он совсем отчетливо, словно в каком-то счастливом сне, увидел высоко в небе развевающееся над его родными полями и рощами алое, как заря, знамя победы.

«Гляди, гляди, а это что! Уж не обманывают ли меня мои старые глаза? Да ведь под знаменем-то — вчерашняя ребятня, все те сорванцы, которых сторож Лиян столько лет гонял по полям и огородам, из чужих садов и бахчей, с яблонь и груш! Не успел оглянуться, как мои мальчишки вон какими героями стали!

Что это со мной, даже не понюхал ракии, а таким пьяным еще никогда в жизни не был?! — изумленно подумал старик. — Ясно вижу и то, что будет завтра, вижу новых героев, что приходят на смену Кралевичу Марку и другим юнакам из народных песен. Лиян, что это на тебя нашло, никак, ты в пророка превращаешься!»

Бывший полевой сторож расправил плечи и стал восторженно декламировать, да так, будто ему кто-то невидимый шептал нужные слова на ухо:

Он еще не успел закончить свое импровизированное выступление, как омладинец Джоко Потрк закричал из колонны:

— Товарищ комиссар, он же мое стихотворение читает, то, которое я написал сегодня утром и только тебе показал. Откуда он его узнал?

— А ну-ка, товарищ повар, признавайся, откуда ты знаешь этот стих? — обратился комиссар к увлекшемуся декламатору.

— Да кто-то мне его на ухо шептал.

— И кто бы это мог быть? — серьезно спросил комиссар. — Мы никого возле тебя не видели.

— И я не видел, только слышал, — все так же восторженно ответил Лиян.

— Да ты случайно сегодня не выпил? — подозрительно спросил комиссар.

— Если бы так! — искренне ответил бывший сторож. — Я уж три дня тоскую по Райке Сливич, по ракии значит.

— А все-таки вид у тебя такой, будто ты пьян.

— Да, я пьян! — пробурчал партизанский повар, задумчиво глядя куда-то в небо.

— Да от чего же тогда?

— Еще опрашиваешь от чего! Гости к нам идут, пролетарии. Вся Краина пьяна от радости, так неужели ж мне одному быть трезвым? Когда мы с Гаврилой сидели там, на холме, в охранении и слушали, как бьют их пулеметы, мне все казалось, что я нахожусь на великом пиру, какого еще не видели в этих краях.

— Смотрите-ка, как наш Лиян загорелся, будто омладинец! — одобрительно заметил комиссар. — И правда, сегодня все похоже на какое-то всенародное празднество, на пир, как сказал наш славный повар.

— Так точно, товарищ комиссар! — радостно воскликнул Лиян.

Но ротный поэт Джоко Потрк не дал ему продолжить. Он выбежал из колонны, встал рядом с поваром и начал декламировать:

— И ракия течь рекой! — перебил его Лиян и продолжал:

— Да, ты-то можешь спокойно дремать себе в холодке на нашей Козаре, — заметил неулыбчивый командир роты, родом с Козары, — а вот врагов она встречает по-другому.

как из пулемета выпалил Джоко Потрк, так что Лиян изумленно воскликнул:

— Эй-эй, стой! Это я хотел сказать, а ты меня опередил! Что такое сегодня творится, все друг у друга стихи крадут, я у тебя, ты у меня.

— Ничего удивительного, — улыбаясь ответил комиссар. — Идут к нам дорогие гости, вот весь народ и поет от радости.

— Верно, — согласился с ним партизанский связной, родом из Лики. — Мы у себя в Лике под горой Стражбеницей, когда услыхали о приближении пролетариев, чуть изменили одну нашу старую песню и теперь гостей встречаем такими словами:

— Что еще остается этому сожженному и разграбленному краю, — невесело проговорил хмурый комиссар. — Ничего не имея, он тебя хоть песней попотчует.

— Ничего, может, и жареный барашек найдется, — бросила пастушка Борка, весело сверкнув черными глазами. — Поглядите только на мое стадо, я его все это время по лесам прятала, чтобы врагу не досталось.

— Ну тогда ты тоже песню заслужила! — воскликнул Джоко Потрк и пропел:

— Ну вот, на тебе! Пляшут коло в честь боевого братства и не нашли ничего лучшего, как петь про мои кривые ноги, — обиженно проворчал повар Лиян и, назидательно подняв палец, добавил:

— Насчет унесут это точно! — ехидно бросил кто-то из колонны.

Лиян с укором посмотрел на шутника и примирительным тоном сказал:

— А что, разве вы не помните, как нам недавно на концерте поэт Скендер Куленович читал свои стихи:

— Ого, смотрите, как у нашего повара растет культурный уровень, — удивился комиссар. — Молодежь, берите пример со старика!

— Вот именно, пусть берут пример, — с обидой в голосе проговорил Лиян. — А сейчас я бы, товарищ комиссар, сбегал вниз до речки Япры на мельницу. У меня там знакомый мельник есть, я бы у него попросил немного муки нашим омладинцам похлебку приправить.

Лиян потянул за уздцы свою кухонную клячу, знаменитого плута Шушлю, и направил его вниз по узкой тропке. На повороте Лиян еще раз оглянулся и крикнул пастушке:

— До свидания, моя хохотушка, увидимся еще на войне. Сдается мне, что ты скоро в наших рядах окажешься.