Паруса над волнами

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Лебединая песня Геркулеса Линтона ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Земля! — кричал впередсмотрящий, увидев на горизонте туманную черту берега. После многомесячного плавания в пустынном океане этот крик радостью отзывался в сердце каждого моряка.

В эпоху парусного флота впередсмотрящий был важным человеком на вахте. Назначался он обычно из старых опытных матросов или из младших командиров. Помещался на специальной площадке мачты — марсе. Марсовые площадки имелись на всех мачтах корабля и назывались (по порядку следования мачт) фор-марс, грот-марс и крюйс-марс. Марсы служили не только для наблюдения за морем, но соединяли отдельные части мачт и облегчали работу с парусами. Все основные ванты правого и левого бортов, удерживающие мачту, сверху крепились у марсовой площадки, а по бортам на целой системе блоков — юферсов на металлических планках — вант-путенсах.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Важнейшим механизмом на корабле был шпиль. Он служил не только для подъема якоря, но и для подъема грузов, реев, для снятия корабля с мели и так далее.

Шпиль состоял из восьмигранного шпилевого столба. На боковых его гранях устанавливали несколько ребер — вельпсов. Над ними находилась голова шпиля — дромгед. В голове были проточены квадратные отверстия — шпильгаты — для рычагов-вымбовок.

Та часть шпиля, на которую наматывался канат, называлась баллером.

На больших кораблях было несколько шпилей на открытой и внутренних палубах.

При подъеме якоря или тяжелых грузов на шпиле одновременно работало восемь, а иногда и шестнадцать человек.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

н стоял в стороне от всех.

Он не слышал победного грома шотландского оркестра, специально нанятого для этого случая, не видел толпы празднично разодетых людей. Не слышал поздравлений, адресованных Джону Уиллису и ему, проектировщику и строителю корабля. Он только смотрел. Он не мог глаз оторвать от чуда, покачивающегося на воде Клайда. Он знал, что больше никогда не построит ни одного судна. Но то, что построено, было песней. Всего-навсего корпус, без бушприта, без мачт, похожий на громадную баржу, которую сейчас разворачивали буксиры, чтобы отвести к достроечному пирсу… но уже не компании «Скотт и Линтон». С того момента, когда корпус скользнул по дымящимся лоткам стапеля на воду реки, фирма «Скотт и Линтон» перестала существовать. Она умерла, задавленная долгами…

Буксиры выровняли корпус с золотыми словами на носу «Катти Сарк» и потянули его вверх по течению Клайда.

Линтон закрыл ладонями лицо. Черт с ними — пускай все видят! Разве мужчина не имеет права на слезы?

Он не плакал, когда от него ушла жена Мэдж. Он вообще не знал, что такое слезы, наверное, с шестнадцати лет. Но сейчас…

Всю любовь свою, весь талант инженера вложил он в стройные обводы «Катти». Сотни эскизов, столбцы длинных расчетов в рабочем журнале, ночи, когда он держался только на крепчайшем кофе, сумасшедшие дни на верфи… А подбор материалов? Лучшее железо Шеффилда, серебристая бронза, червонное золото для гальюн-регелей. Дерево — тик десятилетней выдержки, отборный ильм, красная сосна… Сотни, тысячи фунтов летели на это, но Уиллис платил не скупясь. Ему нужен был хороший корабль, Линтон строил для него лучший клипер в мире. О, если бы он смог достроить его до конца!

Никогда не думал Геркулес Линтон, что Старая Белая Шляпа^[18] будет точно придерживаться сметы. 21 фунт стерлингов за тонну веса — ни больше ни меньше — так было оговорено вначале. Но это же был шедевр, а за шедевры платят, не считаясь с весом. Смешно платить художнику за полотно по его весу! Но когда стало ясно, что денег явно не хватит, Уиллис отказался платить. Судно осталось без мачт, без парусов, без стоячего и бегучего такелажа. А рабочие верфи — без жалования за две недели. И вот теперь его передают другой фирме для вооружения. Будь проклято все!

Кто-то тронул Линтона за плечо. Он отвел ладони от глаз. Перед ним стоял Старая Белая Шляпа Уиллис.

— Пройдемте в контору, — сказал он. — Я хочу рассчитаться.

Линтон молча пошел впереди.

В маленьком белом кабинете они уселись за стол друг против друга. Уиллис придвинул к себе чернильницу и вынул из кармана чековую книжку.

— Надеюсь, никаких претензий у вас ко мне нет, Линтон? — спросил Уиллис. — Не моя вина, что вы вышли из сметы. У меня ведь не корблевский монетный двор, где чеканятся фунты. Я потерпел большие убытки с «Твидом»…

Не было смысла спорить с этим старым скрягой, которого он считал настоящим знатоком кораблей. Конечно, он много плавал на своих клиперах, он знает в них толк, он хороший капитан, но…

Одно непонятно: как могут уживаться в этом человеке неистовая любовь к морю и грошовый расчет?

— У меня никаких претензий, — медленно сказал Геркулес, глядя на большую акварель «Катти Сарк», висящую на стене кабинета против стола. — Только одна просьба, Только одна. Последняя…

— Слушаю вас, Линтон, Уиллис поднял голову и тоже, полуобернувшись, посмотрел на акварель.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Катти» была изображена на ватмане в свежий ветер в открытом море. Под острым форштевнем ее вскипала жемчужная пена. Облачные громады парусов летели над волнами, бросая на них легкую тень. Художник нарисовал даже лисели — его фантазия требовала невозможного… Но зато он открыл всю чарующую крастоту будущего клипера. Работая красками, он чувствовал то же самое, что чувствовал Геркулес, держа в руках лекало и рейсфедер. Господи, ни в одну женщину Линтон не был влюблен так, как в «Катти». Но она ушла… И у Геркулеса вдруг появилось желание встать, подойти к акварели и перевернуть ее рисунком к стене. И выгнать из кабинета Уиллиса… Но он не встал, не перевернул, не выгнал. Потому что ни слова, ни действия уже не имели смысла. Кроме последнего…

— Вооружите ее… по моим чертежам, — с трудом выговорил он.

— Да, да, безусловно! — ответил Уиллис. — Проект ваш. Я и не мыслил по-другому. Пришлите завтра чертежи в мою контору.

Он обмакнул перо в чернила и вывел на чеке дату: 22 ноября 1869 года. Выписав чек, он подтолкнул его через стол Геркулесу. Линтон мельком взглянул на цифру и криво усмехнулся: только-только расплатиться с рабочими…

— Корабль прекрасен, Линтон. Вам полагается премия. Черт возьми, как жаль, что мы выбились из сметы…

Он выписал еще один чек и, вырвав его из книжки, положил в центр стола.

— Жаль, что не могу большего.

Чек был на 500 фунтов. Геркулес не притронулся к нему до тех пор, пока Старая Белая Шляпа не ушел из конторы.

Вечером Линтон напился до потери сознания. Первый раз в жизни.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С этого дня Линтону оставалось только ревниво следить за достройкой «Катти».

Утешением было то, что старый Уиллис ни в одной детали не отступал от его проекта. Вскоре над корпусом поднялись три мачты, украшенные стройными реями. А однажды утром он увидел, как плотники пристраивали на вершину грота «Катти Сарк», вырезанную из тонкого листового железа и позолоченную.

«Катти Сарк». Когда встал вопрос, как назвать клипер, Старая Белая Шляпа не задумываясь произнес эти два слова. Сначала Геркулес подумал, что Уиллис рехнулся. Невесты моря всегда носили очень красивые имена: «Золотая стрела», «Летящее облако», «Молния», «Чемпион морей»… Но назвать клипер «Короткой рубашкой»! Черт знает что! Линтон пытался спорить, однако Уиллис жестко сказал:

— Это будет ведьма морей. «Катти Сарк» и никак иначе! Вы знаете, кто такая Нэнни? Нет? Прочтите «Тэма О'Шентера» Бернса, тогда поймете.

Геркулес достал томик Бернса и вечером перед сном прочитал поэму.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Несколько раз перечитал Геркулес эти строки, прежде чем понял Уиллиса. Зависть — вот что снедало старика!

Еще в 1865 году по обе стороны Атлантики разразился бум: судовладельцы-парусники сделали последнюю попытку удержать в своих руках основные океанские линии, которые уже начали осваиваться пароходами. Самым знаменитым верфям были заказаны прекрасные корабли. В 1868 году почти одновременно было спущено на воду девять клиперов. Такого уже давно не было! Абердинская «Уайт Стар лайн» построила два клипера с железными корпусами: «Патриарха» и «Фермопилы». На первый же рейс в Мельбурн «Фермопилы» затратили всего шестьдесят дней. 15 000 миль за два месяца! Средняя скорость — десять узлов! Ни один владелец пароходов не мечтал о таком! Это была летучая сказка.

Шестьдесят? А почему бы не пятьдесят пять?

И Уиллис сказал себе, что его новый корабль будет первым среди всех. Как та самая Нэнни, молодая ведьма, отплясывавшая адскую джигу среди старух в старинной церкви Аллоуэй.

Вот почему «Катти Сарк».

И если сначала странное имя встречали улыбками, то по мере роста корпуса на стапеле улыбки сменялись откровенным восхищением, ибо Линтон тоже творил свою сказку, но не из железа, а из благородного дерева.

Серьезная стычка со Старой Белой Шляпой Уиллисом произошла в самом начале проектирования корабля. Уиллис потребовал, чтобы Геркулес взял за образец обводов нового клипера корпус его старого «Твида». Линтон внимательно осмотрел «Твид» и наотрез отказался. Разве можно приравнивать ломовую лошадь к поджарому арабскому скакуну? А «Твид» был именно ломовиком — широким, массивным и мощным. Он и строился-то не как клипер, а как паровой фрегат для Ост-Индской компании. Уиллис купил его по дешевке, демонтировал и продал машину, а корпус немного удлинил и превратил паровик в парусник. Странный опыт удался. К удивлению всех, этот выродок, этот фрегато-клипер хорошо ходил при разных ветрах. По мореходным качествам он был даже лучше другого клипера Белой Шляпы — «Ламмермюра».

— Я не копирую чужие фантазии! — хлопнул ладонью по чертежу Линтон. — Если хотите получить настоящего «стригуна», вы его получите. Но от повторения чьих-то ошибок — увольте! То, что я рассчитаю, будет тем, что я рассчитаю, а не «Твидом». Не желаете — обратитесь к Фруду в Торквее, или к Денни, здесь же у нас, в Думбартоне, или закажите копию Мак-Интрею — они сделают все, что вы захотите…

— Линтон, давайте поговорим спокойно. Вы плавали на клиперах? Тогда вы должны знать, что происходит со «стригунами» во время штормов.

— Я знаю. Нет ничего страшнее попутной штормовой волны. Но если форсировать ход парусами, всегда можно обогнать шторм! Я рассчитаю такие обводы корпуса и такую парусность, что «Катти» уйдет от любого урагана.

— Охотно верю, Линтон. Но вы знаете, что идеальных рулевых не бывает на свете. Достаточно судну рыскнуть на ветер, и догоняющая волна рухнет на палубу с кормы, сметая все на своем пути. Я сам несколько раз привязывался к штурвалу на «Ламмермюре». Зато мой старенький «Твид».

— Хорошо! — стиснув зубы, пробормотал Геркулес. — Вы заказываете и платите. Я строю вам второй «Твид». Я думал, что говорю со знатоком, но вижу, что крепко ошибся.

— Зато мой старенький «Твид» всегда оставался целым, даже принимая волну на корму, — продолжал Уиллис, будто не услышав слов Линтона. — И знаете почему? Потому что у него не обычная клиперская корма, а крепостная стена. Не было случая, чтобы на «Твиде» рулевые привязывались к штурвалу даже в попутный шторм. Я не хочу, чтобы вы копировали «Твид». Я хочу, чтобы вы обратили внимание на его корму. Если вы спроектируете такую у «Катти», то получится все, что надо.

«Получится недоносок по имени клипер», — подумал Геркулес, придвигая к себе чертеж.

— Ладно, согласен, — сказал он Уиллису. — Завтра я посмотрю ваш «Твид». Но если проект не удастся…

— Я оставлю вам право отказа.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Два дня Геркулес Линтон осматривал «Твид». Расспрашивал рулевых о поведении корабля при разных ветрах. Вымерял пропорции корпуса, присматривался к обводам. Было достойно удивления, что эта ломовая лошадь при свежем ветре превращалась в отменного рысака. Что-то здесь было от счастливой случайности, но не от расчета. А может быть, действительно, чертова корма?.

Рулевые божились, что в ровный легкий бакштаг^[20] под всеми парусами они свободно делали по восемь узлов, руль прямо, и мальчик мог стоять на ручном штурвале. В свежий бакштаг или в полветра^[21] скорость доходила до тринадцати узлов, а в бейдевинд^[22], если не было большой волны, до десяти. При перекладке руля на ветер «Твид» послушно шел к ветру и быстро и безотказно ворочал оверштаг^[23].

«Ну, что ж, попробуем повторить случайность. Сделаем «Катти» широкую корму», — решил Геркулес.

В рабочую тетрадь он записал основные размеры будущего корабля: «Чистая вместимость 920 регистровых тонн. Длина приблизительно 200 футов^[24], ширина 33, глубина 20 футов. Приближенная площадь основной парусности 22 000 квадратных футов. Дополнительные паруса примерно 9000 квадратных футов».

Так начала рождаться его мечта.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Он рассчитал все, вплоть до последней скобы, и нарисовал несколько эскизов носовой фигуры — красавицы ведьмы Нэнни. Нэнни он изобразил в тот момент, когда она выдрала из хвоста кобылы удирающего от нее пьянчужки Тэма О'Шентера клок волос. Старая Белая Шляпа заказал фигуру лучшему резчику по дереву Френсису Хельеру из Блэкуэлла. Хельер превзошел самого себя. Нэнни Короткая Рубашка стремительно летела под бушпритом с вытянутой рукой, в пальцах которой зажат был клок волос. Ниспадающая складками одежда красотки плавно переходила в волнорез на форштевне. На резном завитке, украшающем бушприт, был изображен сам О'Шентер верхом на кобыле Мег. На корме Хельер вырезал «Звезду Индии» с надписью по кругу: «Небесный свет указует нам путь». Под звездой Хельер вырезал инициал Старой Белой Шляпы — букву W в лучах восходящего солнца.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

25 января 1870 года полностью оснащенный клипер встал под погрузку. Он принимал на борт генеральный груз^[25].

Геркулес Линтон ожидал отправки «Катти» в рейс с таким же нетерпением, с каким в детстве ожидал дня своего рождения.

И день наступил.

Еще засветло Геркулес пришел в порт с хорошей подзорной трубой. Он не хотел пропустить ни одной фазы отбытия.

На мостике «Катти» уже распоряжался Джордж Мьюди, бывший капитан «Ламмермюра». Уиллис назначил его на клипер сразу же после закладки судна на стапеле. Мьюди был опытным моряком, работавшим у Белой Шляпы уже восьмой год, и Геркулес радовался, что его «девочка» попала в умелые руки.

Солнце еще не взошло. По воде белым дымком струился туман. Ветра почти не чувствовалось. Все паруса «Катти» были уже отданы и висели красивыми фестонами на лакированных реях. Небольшая толпа народа собралась на пирсе. Линтон увидел среди провожавших белый цилиндр Уиллиса.

Мьюди отдал команду и по стеньге фок-мачты медленно пополз вверх нижний фор-марсель. Еще несколько слов в мегафон — и вот уже грот-марсель, а за ним нижний крюйсель подняты над главными парусами. Этаж за этажом распускались на реях облачные полотнища, и клипер принимал ту стройную, законченную форму, которую Линтон видел в десятках своих чертежей и в длинных колонках расчетов. Это было похоже на сон — цифры и линии обретали жизнь и превращались в корабль необыкновенной красоты.

Линтон не отрывался от трубы.

Вот уже все паруса поставлены и вытянуты «в доску». Реи разбрасоплены на разные галсы.

«Пошел шпиль!» — прошептал Геркулес.

— Пошел шпиль! — словно эхо отозвался на мостике Мьюди, и тотчас залязгала цепь на брашпиле, выбирая якорь. Сброшены с пирсовых кнехтов швартовые концы. Медленно и величественно, ловя чуть заметный ветер брамселями, «Катти» отвалила от пирса. Полоса воды между берегом и клипером становилась все шире. Уиллис снял с головы цилиндр и помахал им кораблю.

Линтон сдвинул трубу.

«Она должна дойти до Шанхая за восемьдесят пять дней, или я ничего не стою как инженер», — пробормотал он.

Если бы он знял, что «Катти» окажется самым невезучим кораблем!.

Весь путь в Китай ее преследовали неудачи. Ветры были слабы и неровны. Рангоут и такелаж подогнаны плохо. Паруса не выхожены и не обтянуты ветром до нужной формы, Сотни мелких доделок отнимали массу времени у команды. «Катти» добралась до Шанхая за сто четыре дня, и Мьюди не удалось получить премии за быструю доставку груза. Средненький клипер «Дал» прошел тот же путь за девяносто восемь дней. И все же, хотя «Катти» оказалась в числе последних, Джорджу Мьюди посчастливилось выколотить у шанхайских купцов чартер^[26] на перевозку в Лондон чая нового урожая. Повезло потому, что большинство кораблей, обогнавших клипер, было пароходами. Китайские купцы неохотно грузили пароходы таким деликатным грузом, как чай. Дело в том, что в пути чай в цибиках дозревает. В это время он приобретает тот ни с чем не сравнимый аромат, который так ценят гурманы. А чем пахнут трюмы железных пароходов? Тухлой водой, дымом, антрацитом и крысами… Пароходный чай считался самым дешевым.

Чартер, полученный Мьюди, стоил 6400 фунтов стерлингов, что было совсем неплохо.

«Катти» погрузилась и без задержки вышла в море. Вторым рейсом Джордж Мьюди решил обогнать всех своих соперников.

Нужно только представить себе этот путь!

16 000 миль. Три с половиной месяца бега без единого захода в порт. Два перехода экватора. Штормы по всей длине Атлантического и ширине Индийского океанов. Обход мыса Доброй Надежды, где никогда не бывает спокойной погоды, Тайфуны Китайского и Яванского морей. Неожиданные мертвые штили.

«Катти» прошла через все это за сто десять дней, показав лучший, чем большинство других клиперов, результат.

Только «Фермопилы», приняв груз чая в Фучжоу, прибежали в Лондон на пять дней раньше.

«Фермопилы»! Этот клипер, построенный на год раньше «Катти Сарк» фирмой «Худ» в Эбердине и как две капли воды похожий на «Катти», стал проклятием старого Уиллиса.

Весной 1871 года Белая Шляпа снова погнал «Катти» в Китай. Над Шанхайским портом стлался дым пароходов. Теперь китайские купцы даже внимания не обращали на клиперы: многими пробами было установлено, что чай, выгруженный из железных трюмов, ничем не отличается от чая, перевезенного в деревянных. Зато пароходы покрывали расстояние от Шанхая до Лондона за шестьдесят дней и могли делать не один, а даже два и три рейса в год.

С большим трудом Мьюди удалось получить чартер на 5400 фунтов стерлингов. Это были гроши, по мнению Уиллиса.

И все-таки «Катти» снова не показала хорошей скорости на обратном пути. Сто семь дней — таков был ее результат. Правда, она на целую неделю обошла знаменитого «Ариэля» и довольно легко побила «Сэра Ланселота», но не этого добивался Джон Уиллис.

«Фермопилы», проклятые «Фермопилы» — они были впереди!

1872 год свел наконец корабли вместе.

«Фермопилы» оказались у причала в Шанхае одновременно с «Катти Сарк».

Пока оба клипера стояли под погрузкой, капитаны других судов заключали пари. Они предвкушали невиданное состязание. Они знали, что Мьюди никогда не уступит капитану «Фермопил» Кемболу, а Кембол никогда не уступит Мьюди. Они чувствовали, что наконец состоится рейс века, великий чайный рейс! Вскоре весь порт был в ажиотаже. Ставки пари выросли до пятисот, даже до шестисот фунтов стерлингов. Это были целые состояния! Большинство ставок было на «Фермопилы». Еще бы! На их счету было больше рекордов. Они почти не знали аварий. На переходе Лондон — Мельбурн они показали небывалую для парусников суточную скорость — 350 миль!^[27] Кембол сумел подобрать прекрасную команду, у него были первоклассные помощники. Нельзя сказать, чтобы и у Мьюди был плохой экипаж. И опыта ему было не занимать. И в прошлом году во время шторма в Индийском океане он пробежал за сутки 345 миль. Только досадные мелочи мешали стать ему первым…

Из Шанхая оба вышли одновременно и почти сразу же у островов Чоушань попали в густой туман. Это была плохая примета, но ни Мьюди, ни Кембол не верили ни в какие приметы. Они вообще не верили ни в бога, ни в черта. Они верили только в самих себя.

До Кокосовых островов шли ровно — то один, то другой слегка вырывался вперед. За островами ударил шторм.

Темнота залила океан. Ветер нарастал с каждой минутой. «Катти» неслась вся в пене. Волны дыбились за кормой такие высокие, что казалось — их шипящие языки вот-вот лизнут крюйсель. Но в следующий момент корму поддавало вверх, нос резко уходил вниз, клипер стремительно летел по склону водяной горы и убегал от своей гибели. В самом начале шторма лопнул фор-брамсель, который не успели убрать вовремя. Шли под нижними марселями и фоком. А шторм свирепствовал. Рулевые привязались к штурвалу и выбивались из сил, чтобы не дать клиперу закинуть корму и стать бортом к ветру. Их сменяли через каждые два часа. Ветер ревел низкими басовыми звуками. Разрезая волну, «Катти» иногда в свежий ветер зарывалась в воду чуть ли не до половины корпуса. Сейчас ее временами захлестывало целиком. Вода, не успевшая стечь с палубы через шпигаты, билась о фальшборты и клокотала. С надрывным визгом прорывался ветер через переплетения стоячего такелажа. На глаз было видно, как гнулись стеньги и реи…

Несколько долгих часов несло так «Катти Сарк» на юго-запад. Где-то впереди штормовали «Фермопилы» — перед штормом они вырвались на несколько десятков миль на запад.

Неожиданно клипер резко прыгнул вперед и стал разворачиваться правым бортом на ветер. Бешено затрепетали паруса. «Катти» запрыгала по волнам, как пробка. И тотчас в один голос заорали рулевые с кормы:

— Судно не слушается руля!

Мьюди послал на ют матроса. С огромным трудом тот добрался до кормы и через несколько минут, цепляясь за ванты, возвратился.

— Что там стряслось? — крикнул Мьюди.

— У нас оторвало руль, сэр! — доложил матрос.

— Плотников! Плотников! — заревел Мьюди. — Пусть из запасного рангоута сейчас же сколотят руль!

В этот момент высокая волна положила клипер на борт.

Когда «Катти» выпрямилась, началась лихорадочная работа. Никого не нужно было подгонять. Все знали, что это — схватка со смертью. В считанные минуты из брусьев связали что-то похожее на рулевое перо, укрепили его тросами под кормой. Качка уменьшилась, но все понимали, что долго эти устройство не выдержит. Нужно делать руль, похожий на настоящий.

Один из пассажиров, принятых на борт в Шанхае, подошел к Мьюди:

— Я корабельный кузнец, сэр. Если у вас есть переносный горн, могу выковать новые штыри для петель на ахтерштевне^[28]. Остальные пусть вяжут руль. Мне нужен один помощник.

Переносный горн на «Катти» нашелся. Помогать кузнецу вызвался сын Мьюди, двадцатилетний практикант, которого капитан взял с собой в этот рейс.

Кузнец, поминутно сбиваемый с ног волной, падал у наковальни. Горн опрокидывался, рассыпая вокруг пылающие уголья. На молодом Мьюди вспыхнула куртка. Руки у обоих были обожжены. Но через четыре часа рулевое перо, грубо сколоченное из брусьев, завели под корму и посадили на петли…

«Фермопилы» уже четвертый день стояли в порту, когда в Темзу вошла «Катти Сарк». 8000 миль по двум неспокойным океанам сделала она с аварийным рулем.

Когда Кембол узнал об этом, он поднялся на борт соперника.

— Джордж, — сказал он Мьюди. — Я хочу пожать тебе руку. Я проиграл эту гонку!

Капитан «Катти» криво улыбнулся.

— Благодарю тебя, но меня теперь это не интересует.

В тот же день он заявил Уиллису, что хочет получить расчет.

— Что вы будете делать? — спросил Уиллис.

— Я хочу спокойной работы на пароходах.

Уиллис передал «Катти Сарк» Френсису Муру, своему бывшему управляющему. Мур имел репутацию отменного капитана и человека с большими коммерческими способностями. Но слишком долгое время не ступал он на капитанский мостик. Он совершил на «Катти» всего лишь одно круговое плавание. Выйдя из Лондона 26 ноября 1872 года с генеральным грузом на борту, он через сорок семь дней отдал якорь в Мельбурне. Однако клипер «Томас Стеффене» проделал тот же путь всего за сорок дней. «Катти» (как всегда!) задержал шторм в Английском канале…

Нагрузив судно углем — теперь приходилось брать и такой черный товар! — Мур на сорок первый день пути ошвартовался в Шанхае. В этом пробеге «Катти» опередила наконец «Фермопилы» на два дня. Однако клиперы «Хэллоуин» и «Дуэн Кэстл» прошли это расстояние за тридцать пять дней!

В Шанхае «Титании», «Фермопилам», «Сэру Ланселоту» и «Катти Сарк» повезло — им удалось получить груз чая.

Снова началась гонка.

«Катти» опять угораздило попасть в тайфун. И хотя она успешно отштормовалась, но была отброшена назад и достигла родных берегов на сто семнадцатый день. «Фермопилы» стояли дома уже две недели. «Хэллоуин» совершила пробег за девяносто дней…

Тем не менее Мур получил самый высокий фрахт — 7400 фунтов стерлингов. «Фермопилы» и «Хэллоуин» — всего по 4600 фунтов.

Дело в том, что Ллойд выплачивал высокие премии тем, кто рисковал плыть в неблагоприятную погоду. «Фермопилы» и «Хэллоуин» вышли из Шанхая не одновременно с «Катти Сарк», а на четыре месяца позже, когда полоса штормов уже кончилась.

Мура сменил капитан Типтафт, очень осторожный человек, который никогда не рисковал.

Он повел «Катти» старым путем, уже проложенным Муром, — в Сидней. Взяв там ненавистный всем капитанам клиперов уголь, направился с ним в Китай. Увы! — чая в Шанхае не оказалось. Агенты Уиллиса решили направить корабль в Ухань — за 600 миль вверх по реке Янцзы. Заплатив большие деньги за буксировку, они все-таки получили там чай нового урожая. На этот раз обратный путь обошелся без приключений— «Катти» сделала рейс за сто восемнадцать дней. И снова «Фермопилы» обогнали Типтафта, придя в Лондон на четырнадцать дней раньше!

Выгрузив чай, «Катти» сразу же взяла курс на Австралию и добралась до Сиднея за семьдесят три дня, но «Фермопилы» достигли Мельбурна за шестьдесят четыре дня. Им опять удалось избежать шторма, в который, конечно же, угодила «Катти»!

— Если бы мне такого капитана, как Кембол! — восклицал старый Уиллис, в который уж раз изучая судовой журнал «Катти» и ища в нем хотя бы намек на ошибки своих шкиперов. Но ошибок не было. Было страшное невезение с погодой, Кембол всегда каким-то сверхъестественным чутьем угадывал момент отплытия и успевал опередить шторм или буквально прилететь на его гребне.

Впрочем, тот сточетырехдневный рейс «Фермопил», когда «Катти» брала чай в Ухане, был последним для Кембола — он, как и Джордж Мьюди, навсегда распростился с парусным флотом.

21 ноября 1875 года Типтафт снова отплыл в Сидней, «Катти» шла очень хорошо — в «ревущих сороковых» широтах при штормовом ветре скорость достигала пятнадцати узлов (27 километров в час). И все же вышедшие на семь дней позже «Фермопилы» — уже с новым капитаном — прибежали в Австралию на семь дней раньше!

В 1876 году Типтафту наконец повезло. Приняв чай в Ухане, он дошел до мыса Старт на полуострове Корнуэлл за сто восемь дней и обогнал «Фермопилы» на целую неделю! Фрахт стоил 7830 фунтов стерлингов, в то время как владельцы «Фермопил» получили всего 6160.

— Наконец-то моя лошадка обрела форму! — потирал руки старый Уиллис. — Теперь она покажет себя!

Однако чай как груз кончался для парусных судов. Паровики доставляли его в Англию не за три месяца, как клиперы, а всего за сорок — сорок пять дней. Стоимость фрахтов снижалась.

В 1877 году «Катти» в последний раз получила груз чая, но при этом фрахт уже едва покрыл стоимость буксировки по Янцзы. И все же Уиллис еще раз послал свой лучший клипер в Китай.

Шел ноябрь 1877 года. На следующий день после выхода из Лондона заштормило. Вскоре шторм превратился в настоящий ураган. Типтафт лег в дрейф^[29] на рейде^[30] маяка Даунс, где уже скопилось около двадцати паровых и парусных судов, едва держащихся на якорях. К ночи подошло еще десятка полтора кораблей. Ветер усиливался. Он налетал шквалами. Корабли наваливались один на другой, ломали рангоут, опрокидывались. На берегу тревожно мелькали световые сигналы, душераздирающе выли ревуны… Типтафт сделал попытку поставить паруса и вырваться из этого ада, но парусину тут же изорвало в клочья, снесло за борт часть такелажа. В кромешной тьме «Катти» несколько раз сталкивалась с каким-то судном, разбивая фальшборты. На палубу рухнул рей нижнего фор-марселя. Деревянная фигура ведьмы Нэнни осталась без руки и без головы. Наконец забрезжило серое утро. К «Катти» подошел спасательный буксир и развернул ее против волны. Типтафт нанял еще один буксир и с их помощью отвел искалеченное судно в Темзу.

Спасатели потребовали за работу 8000 фунтов стерлингов. Уиллис не заплатил им ни гроша и передал дело в суд. Пока «Катти» ремонтировали, суд разобрал дело. Претензии спасателей нашли чрезмерными и постановили заплатить им всего 2500 фунтов.

Сразу же после ремонта «Катти Сарк» побила «Фермопилы» в австралийском рейсе. Типтафт дошел до Сиднея за семьдесят два дня, а его соперник до Мельбурна — за семьдесят четыре. Затем пошли в Шанхай. Но ни в Шанхае, ни в Ухане чая не оказалось из-за плохого урожая. Целый месяц «Катти» напрасно ожидала груза. Здесь от сердечного приступа неожиданно скончался Типтафт.

А тем временем «Фермопилы», взяв в Австралии груз шерсти, пошли в Англию вокруг мыса Горн. Фрахт оказался очень выгодным. Для клиперов открылась новая, прибыльная «шерстяная линия». Паровые суда еще не заглядывали в эти воды — здесь им было трудно бороться с парусниками, потому что на всем переходе от Фримантла до Дурбана не имелось ни одной бункеровочной базы, где пароходы могли бы запастись углем.

Новый капитан «Катти» — Уоллес, — так и не дождавшись чая в Китае, решил идти на Филиппины и принять любой груз, только бы оправдать рейс. В Маниле нашлась партия джута и сахара для американских заказчиков. «Катти» за сто одиннадцать дней доставила груз в Нью-Йорк, затем направилась в Англию. Она пересекла Атлантику всего за девятнадцать дней — почти со скоростью пассажирских клиперов. Это была сенсация! Старая Белая Шляпа мог удовлетворенно потирать руки. Но вместо этого он сократил экипаж корабля до девятнадцати человек (вместо бывших двадцати восьми) и приказал снять с мачт верхние стеньги и паруса. Он рассчитал, что обслуживание верхних парусов требует лишних рабочих рук, а выигрыш в скорости брамсели и трюмсели дают незначительный. К удивлению всех, и даже самого Геркулеса Линтона, мореходные качества «Катти» улучшились. Казалось бы, теперь ее можно было снова пустить на китайскую линию или в круговые рейсы Австралия — Китай, но владельцы клиперов, в том числе и Уиллис, уже поняли, что старые времена ушли безвозвратно.

Уиллис, махнув рукой на рекорды, пустил свой лучший клипер на перевозку угля для американского военного флота, патрулирующего в районе Филиппин.

Итак, приняв уголь у себя на родине в порту Пенард, «Катти» снова вышла в дальнее плавание.

Уоллес зарекомендовал себя неплохим моряком. Единственным недостатком его было слабоволие. С самого начала плавания он не сумел поставить на место своего старшего помощника Смита. Второй помощник не шел в счет — он был еще более слабовольным, чем сам Уоллес, и к тому же настолько близорук, что с полуюта не мог разглядеть, что творится у фок-мачты. Кроме того, из девятнадцати матросов восемь были практикантами…

Беды начались при выходе в Индийский океан.

Нужно было сделать поворот, и старпом приказал отдать фока-галс со шпиля на полубаке. С полубака никто не ответил.

— Трави галс, вахтенный! — заорал Смит.

И снова никакого ответа.

В те годы неповиновение при работе с парусами подвергало опасности весь корабль и команду. Достаточно было небольшого промедления, особенно в штормовом море, и жизнь корабля повисала буквально на ниточке. Поэтому неисполнение приказов расценивалось как начало мятежа.

Смит бросился на полубак. Около шпиля стоял матрос с вымбовкой^[31] в руке. Он просто запоздал выполнить команду старшего помощника.

— Какого черта не отвечаешь?! — крикнул Смит и, выхватив из руки матроса тяжелую вымбовку, одним ударом проломил вахтенному голову. Это была первая кровь на палубе «Катти Сарк». Команда заволновалась и потребовала у капитана арестовать старшего помощника. Капитан запер Смита в подшкиперской. Однако на стоянке в Батавии Смит проломил стену кладовки и бежал. Вся вахта, к составу которой принадлежал убитый матрос, отказалась работать. Рейс пришлось продолжать, имея всего восемь матросов и младшего помощника…

В Яванском море «Катти» попала в штиль. Трое долгих суток над морем висела одуряющая солнечная мгла. Все застыло в парной духоте. Зеленая вода стояла неподвижная, как в заброшенном старом пруду. Уоллес бесцельно слонялся по палубе. Если к нему обращались с вопросом, он смотрел на спрашивающего, будто просыпаясь, проводил ладонью по лицу и не отвечал ни слова. На четвертый день штиля вахтенный увидел, как в четыре часа утра Уоллес вышел из своей каюты, подошел к борту, некоторое время смотрел на море, а потом неожиданно перешагнул планширь и исчез. Только слабо плеснула вода за бортом.

— Человек за бортом! — закричал вахтенный.

Поднялась вся команда. Спустили шлюпку. Несколько часов расходящими кругами ходили кругом клипера, но капитана так и не нашли.

Командование перешло ко второму помощнику. Кое-как довел он судно до Аньер-Кидола, поставил его на якорь и стал слать в Лондон телеграмму за телеграммой. Уиллис приказал выходить в море. Второй помощник отказался командовать кораблем. Тогда один из практикантов — вызвался быть капитаном. С трудом довел он клипер до Сингапура. На следующее утро он остался на корабле один — ночью разбежалась вся команда…

Здесь же, в Сингапуре, «Катти» принял новый капитан — Брук. Неизвестно, кто рекомендовал его Уиллису. Он знал морское дело, но был мелочным деспотом, пьяницей, да к тому же еще и вором.

Под его командой несчастная «Катти» начала слоняться из порта в порт, выискивая случайные грузы. Из Калькутты приняла груз чая на Мельбурн. Из Мельбурна взяла уголь в Китай. Оттуда пошла на Филиппины за джутом для Нью-Йорка… В Нью-Йорке большая часть команды снова сбежала — Брук ухитрился продать продукты, предназначенные для экипажа, и последние трое суток перед подходом к Америке люди жили только на галетах. Уиллис, узнав об этом, распростился с Бруком.

В ту пору в Нью-Йорке стоял другой клипер Старой Белой Шляпы — «Блаккадер». С него и перевел Уиллис на «Катти Сарк» капитана Мура, старшего помощника и большую часть команды.

Новый капитан — однофамилец того Мура, который уже командовал «Катти», — принял судно в невероятно запущенном состоянии. Паруса и такелаж множество раз чинились и выглядели как после морского сражения; полного запасного комплекта не было. Не было и продуктов на борту. Гордость каждого капитана парусника — палуба, которую обычно шлифовали песчаником, пропитывали льняным маслом и покрывали специальным бесцветным лаком, на «Катти Сарк» походила на грязный настил грузового пирса. Трюмы благоухали самыми отвратными запахами мира… Необходимы были генеральная уборка и срочный ремонт. Но Уиллис не дал новому капитану денег ни на новые паруса, ни на замену отдельных, потерянных во время штормов деталей. «Берите скорее фрахт и отправляйтесь!» — таков был приказ судовладельца.

На этот раз грузом оказался керосин в жестяных банках, поставленных по две в ящики. Из-за «клиперной» конфигурации трюмов ящики плотно уложить не удалось. Во время качки они начали сдвигаться с места, несколько банок дали течь, и весь корабль сразу же пропах керосином. Керосиновые пары наполнили трюмы. Достаточно было одной искры, чтобы «Катти» взлетела на воздух.

С этим опасным грузом Мур ухитрился пересечь Атлантику, обогнул мыс Доброй Надежды и, пройдя весь Индийский океан, прибыл наконец в Семаранг на острове Ява…

Почистив корабль, Мур повел его в Индию. В Какинаде приняли шелк, пальмовый сахар и партию буйволиных рогов. Жуткая вонь от мелассы — сахарного сиропа, который образовался от смеси просыпанного во время погрузки сахара с трюмной водой, — тянулась шлейфом за кораблем. И все-таки новый капитан попытался во время этого перехода привести судно в порядок. В свободное от авралов время матросы чинили паруса, шлифовали палубу, ремонтировали рангоут и фальшборты. Через четыре месяца, к моменту швартовки в лондонских доках, «Катти» выглядела довольно прилично.

В Лондоне Мур заявил Уиллису, что не выйдет в следующий рейс, если корабль не будет оснащен новыми парусами. Несколько раз бурно поговорив с капитаном, Уиллис отпустил наконец деньги на парусину. Зато старый скряга урезал сумму, выдаваемую на содержание «Катти», с двухсот пятидесяти до двухсот фунтов стерлингов.

Странный в то время существовал обычай: капитан должен был добавлять к получаемой сумме деньги из собственного кармана. Приходилось выкручиваться разными способами. Почти каждый парусный капитан становился маленьким бизнесменом: перевозил пассажиров, выкраивал в трюме пространство для «своего» груза, частенько не гнушался и контрабандой. Никаких пенсий тогда не существовало, капитанам самим приходилось заботиться о своей старости. Поставив на «Катти» новые паруса и снасти, Мур отправился в Австралию с генеральным грузом. Он дошел до Ньюкасла за семьдесят девять дней и вернулся назад, обогнув мыс Горн, за восемьдесят два, обогнав все другие парусники, шедшие тем же путем.

Старый Уиллис не поверил глазам, когда увидел швартующийся в порту клипер. Никогда он не думал, что «старушка», которой исполнилось четырнадцать лет (для клипера это пожилой возраст), может так ходить!

— Как вам удалось это? — спросил он Мура.

— У мыса Горн, где в шторм все убавляли паруса, мы шли под полными брамселями. Хорошо, что у корабля сняты верхние стеньги и такая широкая корма! — ответил Мур. — Я рад, что первым попал к январскому шерстяному аукциону.

Ассоциация судовладельцев поздравила Уиллиса и капитана Мура с рекордным пробегом.

Старая Белая Шляпа неожиданно хорошо заработал на аукционе шерсти. Мур получил большую премию.

Да, в этот год — 1883-й — взошла наконец поздняя звезда «Катти Сарк». О ней заговорили и в Австралии, и в Китае, и в Соединенных Штатах Америки. Но каким трудным был этот путь в число мировых суперклиперов!.

Еще два раза сходил Мур за шерстью в Австралию. Оба пробега оказались рекордными. Но капитан не радовался. Он видел, что парусники доживают последние годы. На океанских дорогах появлялось все больше и больше паровых судов. Хирели знаменитые парусные верфи. Их стапеля переоборудовались для шитья других кораблей. Томас Генри Исмей, владелец компании «Уайт Стар лайн», царил на Атлантике. Его железные чудовища «Британик» и «Джерманик», беря на борт по тысяча семьсот пассажиров, пересекали океан со скоростью четырнадцати узлов. Кунард построил пятипалубную «Сервию». Сияя электрическими лампами, гремя музыкой, она пробегала путь из Европы в Америку меньше чем за неделю! Не за горами были и австралийские рейсы паровиков. Да и служба на них была неизмеримо легче, чем на прославленных клиперах.

Мур ушел от Уиллиса.

Старик не долго думал, кого назначить новым капитаном на «Катти». Ричард Вуджет — вот самый подходящий человек. Он ненавидит паровики. Он влюблен в море, как в первую улыбку ребенка. Он не упустит своего — даже командуя тридцатипятилетней развалиной «Колдстрим», умудряется приносить доход. И ко всему прочему— он давно заглядывается на «Катти Сарк».

Вуджет сразу поставил дело на практическую основу: он превратил клйпер в учебно-коммерческое судно. Только восемь опытных моряков, получающих жалованье, оставил он на борту. Остальные пятнадцать — двадцать человек были бесплатными практикантами. Впрочем, относительно бесплатными. Согласно контракту с Уиллисом, эти юноши работали и попутно обучались морскому делу. За учение они должны были платить — от пятнадцати до двадцати фунтов стерлингов в год. Старая Белая Шляпа знал, на что шел: Вуджет зарекомендовал себя прекрасным преподавателем. От учеников не было отбоя. Имя нового капитана «Катти» служило лучшей рекомендацией для поступления в Морской колледж.

Итак, за все время своей жизни «Катти» впервые оказалась в руках заботливых и умелых. Ее выскоблили от киля до клотиков мачт. Ее заново отлакировали. Заменили все мало-мальски ненадежные снасти. Приобрели второй отличный комплект парусов. Даже самые незначительные поломки на борту сразу же ликвидировались. Старые моряки специально приходили в порт полюбоваться, как будет она отплывать или швартоваться после дальнего плавания. Десять «шерстяных» рейсов сделал на ней капитан Вуджет. И во всех рейсах она не знала равных. Ллойд регистрировал ее рекорды: семьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят семь дней от Сиднея или Ньюкасла до Темзы. Восемьдесят, семьдесят восемь, семьдесят семь дней от Лондона до Сиднея вокруг мыса Горн! Давно побеждены не знавшие до того поражений «Фермопилы». В 1887 году «Катти» обогнала своего соперника на восемь, а средние клипера на восемнадцать — двадцать суток!

Но пароходы наконец добрались и до австралийской линии. Они брали на борт в пять-шесть раз больше груза, чем парусники, и — самое главное! — они ходили по расписанию. Они совершенно не зависели от капризного ветра. Владельцы пароходов, спокойно покуривая сигары в своих конторах, могли с точностью до часа сказать, когда их любимый «Балтик» или «Викториан» выйдет из Сиднея и прибудет в Лондон.

В 1890 году владельцы «Фермопил», не выдержав конкуренции, продали своего чемпиона канадской фирме «Рефорд» в Монреале. Рефорд перепродал их в 1895 году португальскому правительству. Еще двенадцать лет проплавали «Фермопилы» под новым именем «Педро Нуньес» как учебное парусное судно. В 1907 году клиперу исполнилось сорок лет. Перед владельцами встал вопрос: стоит или не стоит давать ему капитальный ремонт. После долгих споров в адмиралтействе решили, что ремонтировать клипер не стоит. Однако разобрать на дрова историческое судно у португальских адмиралов не хватило духа. И тогда они пригласили представителей английского адмиралтейства и тех капитанов, которые на нем плавали и были еще живы, на торжественные похороны корабля. Они вывели износившегося, растянутого в швах многолетним форсированием парусов красавца на буксире в океан, расцветили флагами и под похоронный марш Шопена торпедировали. Многие моряки плакали, видя эту смерть…

А «Катти» осталась жить. Она была более крепкой постройки, чем «Фермопилы». Капитан Вуджет продолжал учить на ней будущих штурманов и капитанов… теперь уже для парового флота!

В 1895 году умер Старая Белая Шляпа.

Наследникам не нужны были его парусники. Они были людьми современного склада и делали ставку на скоростные железные суда. «Катти» продали португальской фирме «Феррейра», и она приняла имя своих новых владельцев.

Снова и снова боролся клипер с жестокими штормами. Еще раз потерял руль и сотни миль прошел с аварийным рулевым пером. Во время шторма в водах Вест-Индии «Феррейру» выбросило на мель. Для любого деревянного судна это было бы равносильно смерти. Но «Катти» и на этот раз повезло. Недаром хвастался Линтон, что корпус его корабля по прочности ничем не уступит железному. «Феррейра» своими силами благополучно сошел с мели, отделавшись небольшими повреждениями.

Из Лиссабона или Опорто клипер ходил в Рио-де-Жанейро, к побережью Западной Африки, к островам Зеленого Мыса. Иногда заглядывал в Ливерпуль, Кардифф и Лондон. И почти всегда на родине его встречал капитан Вуджет. Клипер был самой большой его любовью, и он не изменил ему до конца.

В мае 1916 года у берегов Южной Америки сильнейшим шквалом на «Феррейре» снесло все мачты. Восстанавливать старое вооружение было слишком дорого, и клипер перевооружили баркентиной. Но даже под баркентинными парусами она оставалась прежней «Катти», «танцующей ведьмой моря».

В 1920 году ее продали Национальной навигационной компании Лиссабона и переименовали в «Марию де Ампаро». Еще два сезона плавала она под зелено-красным флагом с навигационной сферой посредине. Но время брало свое. Пятьдесят два года — редко какой парусник доживал до такого почтенного возраста! И хотя португальцы старались содержать бывший клипер как можно лучше, пришел день, когда нужно было решать, что делать с ним дальше.

Осенью 1922 года судно кончило свой последний рейс. Оно стояло у причала в Фалмуте. Хозяева решали — утопить его так же торжественно, как «Фермопилы», или пустить еще прочный корпус под склад угля — блокшиф. Предложили было продать ее какой-нибудь английской фирме, но покупателя не нашлось… Меж тем команда уже понемногу разоружала ее.

И тут на «Марию де Ампаро» обратил внимание капитан Доумен. Двадцать пять лет назад он плавал сначала практикантом, а потом младшим помощником Вуджета на знаменитом клипере.

Ошибиться было нельзя. В старом паруснике под чужим именем, с намалеванными вдоль бортов фальшивыми пушечными портами, в потерявшей позолоту резьбе княвдигеда^[32] в неповторимых обводах корпуса Доумен, не веря своим глазам, узнавал «Катти Сарк».

Чтобы удостовериться в своем открытии полностью, Доумен поднялся на борт и прошел на ют. На одном из колес штурвала все еще сохранялась расколотая спица… Слезы выступили на глазах Доумена. Он положил ладони на рукояти колеса и прошептал:

— Здравствуй, «Катти»…

В управлении портом ему сообщили, что португальцы привели сюда судно для продажи, но покупателя не оказалось, и что на днях «Мария де Ампаро» снова уходит в Лиссабон, где ее, наверное, превратят в блокшиф, угольный склад.

— Сколько они просили за судно? — справился Доумен.

— Четыре тысячи фунтов.

Он прибежал домой в потрясении.

— Ради бога, не смотри на меня такими глазами, — сказал он жене. — Мне нужны все наши деньги. Сколько у нас всего?

Жена нашла чековую книжку и открыла ее.

— Около пяти тысяч фунтов, дорогой. Это все, что мы накопили за двадцать лет. Но скажи: для чего тебе эти деньги?

— «Катти Сарк»! — сказал Доумен. — Я нашел ее и не выпущу из своих рук! Люди мне будут благодарны за это!

… Он купил ее в 1923 году за 3750 фунтов. Кое-как привел в порядок рангоут, очистил подводную часть корпуса, заново покрасил борта, а потом отбуксировал «Катти» к родным берегам, снова в Фалмут. Весь следующий год он восстанавливал прежнее клиперное вооружение корабля, заменял подгнившие деревянные части новыми, удлинял мачты бом-брам-стеньгами, строил шлюпки.

Сбережения кончились, а работы оставалось еще невпроворот. Нужно было сменить настил верхней палубы, заново сшить надстройки, убранные португальцами, переделать фальшборт и укрепить на внутренней его стороне кофель-планки, купить новые тросы для стоячего такелажа… Мечта Доумена, золотая мечта возвратить «Катти» ее первозданную красоту и самому выйти на ней в море с практикантами на борту, отодвигалась в туманную даль…

А слух о том, что старый капитан приобрел «Катти Сарк» и хочет, чтобы она снова стала той «Катти», которая сошла со стапеля фирмы «Скотт и Линтон», уже вынесся за пределы Лондона. В порт, к стенке, где стоял клипер, на котором стучал молотком единственный плотник, потянулись любопытные. Они приезжали даже из Ливерпуля, Карлайла и Сандерленда. Бывшие практиканты, ставшие солидными пожилыми штурманами и капитанами, просили разрешения подняться на борт клипера и подолгу задумчиво стояли у мачт или сидели в кают-компании, пахнущей свежим масляным лаком. Кто-то объявил подписку в пользу Доумена, собрали около 600 фунтов. Потом нашлись добровольные помощники, и работа снова пошла, но Доумен не смог руководить ею — он заболел.

Он лежал в своем маленьком доме и проклинал судьбу, пославшую ему в такой момент воспаление легких. Жена успокаивала капитана, как могла. Каждое утро она ходила на пирс, у которого стоял клипер, а потом рассказывала мужу, что сделано.

— Они уже красят надстройки, дорогой. И еще делают эти веревочные ступеньки на вантах…

— Эти ступеньки называются выбленками, — улыбался Доумен. — Я ведь тебе рассказывал… Ты — жена капитана и должна знать все…

— Никак не могу запомнить ваших чудных названий, прости, дорогой. Ну вот… еще они начали шпаклевать палубу. И разобрали помпу…

— Шлюпбалки, — волновался Доумен. — Шлюпбалки должны быть покрашены в белый цвет, как и надстройки. Скажи им об этом, когда пойдешь завтра.

— Обязательно скажу, только не беспокойся. Тебе нужно лежать. Сейчас я напою тебя молоком с медом…

Он умер, так и не увидев больше «Катти».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ветер гнал осенний сырой туман над Фалом. Черная вода плескалась у пирсов. Глухо ревели пароходы, подходя к причалам. Маленькая похоронная процессия тянулась к кладбищу. Неожиданно около нее остановился кэб. С подножки грузно спрыгнул на землю седой джентльмен в черном морском дождевике. Он нагнал похоронные дроги и подхватил под руку плачущую женщину, шедшую за гробом.

— Я опоздал… Боже, как я опоздал, миссис Доумен! Простите меня, если можете!

Женщина в недоумении посмотрела на незнакомца.

— Капитан Ричард Вуджет, — отрекомендовался моряк. — Когда я командовал «Катти Сарк», Доумен был лучшим моим практикантом.

— Ричард! — воскликнула миссис Доумен. Он мне так много рассказывал про вас, мистер Вуджет. Он вспоминал вас, как родного отца.

— Не думал, что мне придется вот так… — пробормотал Вуджет, доставая из кармана большой полотняный платок. — Видите ли, я живу, сейчас не в Лондоне. Я из Ярмута…

Бывший капитан «Катти» помог устроить вдове Доумена кое-какие финансовые дела. Когда встал вопрос, что делать с клипером, Вуджет предложил:

— Продайте его. Я найду покупателя.

— Нет! — решительно сказала миссис Доумен. — Я никогда никому не продам память о муже. Я не хочу, чтобы через несколько лет «Катти» пустили на дрова.

— Но и содержать корабль вы тоже не сможете. Надо не менее двухсот фунтов стерлингов в год, чтобы «Катти» не потеряла форму.

— Знаю…

— Я бы сам с удовольствием купил у вас клипер, но… я уже в том возрасте, когда тверже чувствуешь себя на тротуаре, чем на палубе. Вы говорили, что Доумен мечтал выйти в море с командой практикантов, как я когда-то?

— Да. Он хотел сделать несколько рейсов в Австралию по старой «шерстяной» линии.

— Миссис Доумен, продайте «Катти» Морскому колледжу! Это лучшее, что мы можем придумать.

— Морскому колледжу… — повторила женщина. — А ведь вы правы, Ричард. Молодые моряки будут ухаживать за ней, и у них она проживет долго… Только я уже сказала, что не хочу продавать память о муже. Я бы мучалась этим до конца жизни… Я не продам, я ее подарю Морскому колледжу!

— Миссис Доумен, вы… — Старый Вуджет не договорил и порывисто поднялся со стула. — Разрешите обнять вас от всего сердца, миссис Доумен!..

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Весной 1938 года черный пыхтящий буксир вывел «Катти Сарк» из Фалмута. Огромная толпа, собравшаяся на пристани, провожала красавец клипер. День выдался яркий, безоблачный. По зеленоватой воде бухты летели косые крылья парусов. Наверное, больше сотни яхт, шлюпов, ботиков, тендеров, иолов и просто рыбачьих баркасов окружили «Катти». На мостике клипера стоял улыбающийся Ричард Вуджет. Ветер трепал его седые волосы, выбившиеся из-под фуражки, Он еще совсем неплохо держался на палубе, несмотря на свои семьдесят пять лет. Это был его день, и он не отдал бы этот день никому. Это была встреча с прошлым, о котором он так тосковал последние годы. И теперь, стоя на мостике, он вел «Катти» не вдоль низких берегов Корнуэлла, а снова летел в Сидней, обгоняя шторм. Мокрый ветер хлестал в лицо, жалобно пели ванты, паруса казались высеченными из серого мрамора, и горькая соль оседала на лопнувших губах. Не было никаких иолов, кечей и яхт, сопровождавших «Катти», — были тучи, легшие темным дымом на сизую воду. А потом началось то, что переживал он десятки раз в «гремящих сороковых» у Горна. Волны перелетали через палубу, реи выгибались звенящими дугами, и сердце звенело бешеной радостью в ответ…

Яхты сопровождали «Катти Сарк» до самого мыса Старт. Пароходы, идущие по линии Плимут — Саутгемптон, приветствовали клипер гудками. За Стартом берег отодвинулся вдаль, закутался в сизую дымку, и остались только вода, небо и солнце.

Через двое суток «Катти» вошла в Темзу и ошвартовалась на бочках у места расположения колледжа.

Морской колледж, как и предполагала миссис Доумен, бережно отнесся к старому паруснику. Его не пустили в дальнее плавание, а превратили в тренировочное судно-базу — практиканты учились на нем ставить и убирать паруса.

Во время второй мировой войны легендарная «Катти» несколько раз чуть не погибла — над ней ревели немецкие самолеты, на берегу рушились дома под ударами бомб, осколки вонзались в черные лаковые борта и в деревья мачт, но, накрытая маскировочной сетью, она была невидима для немецких пилотов.

После войны выпускники Морского колледжа и старые капитаны создали Общество сохранения «Катти Сарк». На первом же заседании приняли решение о превращении клипера в национальный памятник.

10 декабря 1954 года «Катти» совершила самый последний рейс в своей жизни — она прошла по Темзе к месту последней стоянки в Гринвиче.

Здесь, в тихом пригороде Лондона, в конце улицы, упирающейся в сухой док, она начала свой путь в бессмертие.

На перилах торцевой стенки дока укреплена доска с простой надписью:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ^{_{«ЗДЕСЬ СОХРАНЯЕТСЯ «КАТТИ САРК»}}

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ^{_{КАК ПАМЯТНИК СВОЕГО ВРЕМЕНИ.}}

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ^{_{КАК ДАНЬ УВАЖЕНИЯ ЛЮДЯМ И КОРАБЛЯМ}}

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ^{_{ЭПОХИ ПАРУСА».}}

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀