Паруса над волнами

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «Нева» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Корабль начинают строить, или, как говорят моряки, закладывают, на земле, на специальной площадке — стапеле.

Сначала вытесывают длинный деревянный брус — киль. Если корабль большой, киль вяжут из нескольких брусьев.

К килю крепят боковые ребра — шпангоуты. Между собой шпангоуты скрепляют продольными брусьями — стрингерами. Противоположные ветви шпангоутов связывают друг с другом поперечными балками — бимсами. На бимсы настилают палубу. Сверху на концы бимсов устанавливают мощный брус — ватервейс. По длине ватервейса делают косые прорези для стока воды с палубы — шпигаты. Чтобы палуба не прогибалась от груза, под бимсы изнутри судна подводят подпорные стойки — пиллерсы. Верх палубы от борта надстраивают фальшбортами. Фальшборт служит для того, чтобы люди и груз во время качки не скатились с палубы в море.

Все тяжелые части корабля поднимались на стапель специальными подъемными кранами. Здесь на гравюре изображен подъемный кран времен Петра I.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Корпус спускался со стапеля на воду без мачт. Окончательная достройка корабля и вооружение его мачтами и парусами делалось на плаву.

Спуск корпуса на воду — очень торжественный момент. Это — праздник для всех работников верфи. Шутка сказать — на постройку даже среднего корабля уходило иногда полтора-два года!

На спуск приглашали заказчика, мэра города, где строился корабль, членов правительства. Корпус украшался национальными флагами, и по древней французской традиции кто-нибудь из женщин, присутствующих на спуске, разбивал о борт бутылку шампанского.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Мне давно хотелось выяснить судьбу славного шлюпа.

Я знал, что красивейший фрегат русского флота «Паллада» был похоронен на дне Константиновской бухты Императорской гавани на Дальнем Востоке (сейчас бухта Постовая Советской Гавани). Что фрегат высочайшей славы «Аврора», давший имя знаменитому броненосному крейсеру, был в 1862 году разобран на дрова в бухте Авача на Камчатке. Что родная сестра «Паллады» и «Авроры» — прекрасная «Диана», которой командовал Головнин, разбилась во время цунами^[1] о берега Японии. Но как погибла «Нева»?

Долго и безуспешно я искал книги, в которых упоминалось бы о судьбе «Невы». И вдруг в руки мне попалась замечательная «История кораблекрушений» английского историка флота Дункена, переведенная на русский язык в 1822 году самим Головниным! Капитан-командор не только перевел книгу, но дополнил ее описаниями «достопримечательных кораблекрушений, в разные времена претерпенных Российскими Мореплавателями». Книга была издана для служебных целей тиражом всего в шестьсот экземпляров, и государственный адмиралтейский департамент включил ее «в число штатных книг, на военные суда отпускаемых, а начальников купеческих судов обязать иметь оную».

За полтора века мало экземпляров дожило до нашего времени.

И вот я погружаюсь в эту редчайшую книгу.

Читаю ту ее главу, где говорится о гибели «Невы» Лисянского.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я отрываюсь от страницы, на минуту закрываю глаза.

Передо мною проплывает Охотск начала прошлого столетия.

Приземистые склады, рубленные из тяжелых бревен, темные избы, мачты кораблей, покачивающиеся в сером небе…

Картина становится все отчетливее, как в остановленном кадре фильма. Я уже вижу людей у пирсов, различаю смутный гул голосов… Знаю — сейчас полностью погружусь в текст, перестану замечать его, буду видеть только людей, корабли, море… Даже запах волны почувствую…

Ну! Скорее! Скорее! Еще несколько строк!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Итак, в последних числах августа 1812 года «Нева» отправилась с охотского рейда в путь при северо-западном попутном ветре.

Кроме капитана Подушкина и его помощника, штурмана Калинина, на борту находилось пятьдесят шесть промышленников, закаленных севером охотников и рыболовов, четырнадцать служащих компании и четыре женщины, жены и дочери служащих.

В начале сентября подошли к Алеутским островам, и здесь попутные ветры кончились. Начали дуть противные. С небольшой переменой идя от разных румбов компаса, они замедлили ход корабля. Пришлось двигаться лавировками. Целый месяц, переходя от левого галса к правому, «Нева» огибала с юга гряду Алеутских островов. Только 6 ноября показался, наконец, американский берег в окрестностях острова Атха. 7-го боцман доложил Подушкину, что на исходе пресная вода, запасов хватит от силы на два-три дня.

— Придется зайти в какую-нибудь из гаваней островов Кадьяка или Уналашки, — ответил Подушкин.

И снова начались лавировки. Шлюп медленно пробивался на юго-восток сквозь дующий навстречу ветер. Наконец, увидели Лисьи острова и оставили по левому борту остров Умнак. Впереди, за туманом, лежал Уналашка.

Стемнело. Ветер усилился, разгоняя волну. Старая «Нева» тяжело оседала в провалы между водяными холмами.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Наверное, будет шторм», — подумал Подушкин, сбросив с плеч плащ и укладываясь прямо в кафтане на жесткую койку.

Он заснул сразу, глухо и покойно.

…Его разбудили толчок и неестественное положение тела. Койка стояла дыбом — ноги упирались в борт. Потом койка тяжело перевалилась на другую сторону — и он почти стал на голову.

«Почему такой крен? Что там творится? Этак мы можем совершить оверкиль, перевернуться!»

Он вскочил с койки, и тотчас его бросило к стене. Сорвав с деревянного колышка плащ, Подушкин завернулся в него и, ударяясь в обшивку прохода между каютами, бросился к трапу.

Ветёр хлестал палубу. Шипела водяная пыль, ударяя в лицо. «Нева» проваливалась, поднималась, ложилась на борт. В сумрачных, трепещущих огнях фонарей он увидел в средней части корабля путаницу вант, из которой торчали обломки дерева. Темные силуэты людей копошились в ней. Кто-то выкрикнул неясные приказания, пересыпая их ругательствами.

Подушкин остановил пробегавшую мимо тень.

— Что случилось, черт побери?

— Ветром сломило грот-стеньгу! — ответила тень, и по голосу Подушкин узнал Калинина, своего помощника.

— Что вы сейчас делаете?

— Рубим веревки и дерево, чтобы освободить корабль от груза.

— Верно, Калинин! Молодец! Как остальные паруса?

— Плохо. Изорвало фок, грот и грот-марсель.

— Спустить их! Заменить запасными!

— Сделано, господин лейтенант! Сейчас заменяем фок.

— Молодец!

— Примите команду, господин лейтенант?

— Предоставляю командовать тебе, как мореходцу, здешний край хорошо знающему…

— Премного благодарен, господин лейтенант!

И Калинин исчез в темноте.

«Хорошо сделал, хорошо! — подумал Подушкин. — У Калинина большой опыт, здешние воды он знает по прошлым плаваньям… Однако море здесь совсем не походит на Средиземное… Он справится лучше меня».

Действительно, Калинин командовал отменно. К утру 8-го сменили все изорванные паруса, поймали юго-восточный ветер, и «Нева» побежала к берегу. Решили идти прямо в Якутат, посадив людей на голодный водяной рацион.

К полудню ветер снова задул в лицо. Калинин пришел в каюту к Подушкину.

— Господин лейтенант, у нас на борту уже двое больных. Воды — на сегодняшний день. Не добежим до Якутата. Мы вблизи Чучатской губы. Там есть хорошая гавань, запасем воды, отремонтируемся…

— На берегу есть какие-нибудь поселения?

— Нет. Край дик и пустынен.

Подушкин подумал, пожал плечами:

— Командуй. Ты такой же лейтенант, как я.

Голой была чучатская земля. Низкие, кривые деревья цеплялись корнями за скалы. Камни и серый песок на берегу. И серое небо над ними. От одного взгляда на этот пейзаж становилось зябко. Но бухта была хороша — глубока и спокойна, и ветра в ней почти не чувствовалось. «Нева» качалась на невысоких волнах.

Спустили шлюпки с бочонками для воды. Двенадцать промышленников поехали искать реку. Остальные под руководством Калинина начали ремонтировать стеньгу грот-мачты и восстанавливать ванты. Работы продолжались почти неделю.

Когда все было приведено в порядок, Подушкин пригласил Калинина в свою каюту.

— Молодец, лейтенант, доволен твоей службой. Хотел бы услышать, что думаешь делать дальше.

Калинин удивленно взглянул на Подушкина.

— Мы должны продолжить плаванье к Новоархангельску^[4].

— Я думаю иное, лейтенант. Корабль стар и ненадежен. Я осмотрел его со всем тщанием. Если мы еще раз попадем в шторм, мы можем потерять все мачты… Ветхость подводной обшивки тоже вызывает опасение. Я обдумал и взвесил все. Мне кажется лучшим выходом из положения, в которое мы попали, — перезимовать здесь, в Чучатской губе. Продуктов у нас в достатке, вода под боком, топлива тоже изрядно на берегу — плавень…

Лицо Калинина сделалось вдруг жестким.

— Зимовать? Здесь? Вы представляете себе, что это такое? Вы плавали только по Средиземному морю, вам совершенно неведом климат здешних земель… Я тоже осмотрел корабль — он не так стар, как вам кажется. Тем более, мы находимся в каких-нибудь тысяче двухстах милях от Якутата…

— Корабль не выдержит, я уверен.

— Простите, лейтенант, я плавал по здешним водам больше вашего! И на более худых кораблях! Зимовать нет смысла.

— Почему?

— Хотите знать точно? Так вот. Здесь невероятно свирепый климат. Bы увидите, что такое зимние ветры. На борту у нас теснота — люди не выдержат семи месяцев в вонючих кубриках… А на берегу не из чего построить изб. Солонина и сухари — пища недостаточная. Скоро начнется цинготная болезнь… Вы тоже не знаете, что это такое. А если цинга истребит у нас большую часть экипажа, то мы вообще не достигнем какого-либо порта, обитаемого русскими… Кроме того, недостаток занятия для промышленников приведет их в пагубную бездеятельность… Вот мои доводы. По сим причинам я думаю, что нам надлежит непременно выйти в море и достичь Новоархангельской крепости на острове Ситха.

«Он посягает на мое право командовать кораблем! — подумал Подушкин. — Вот тебе и штурман Калинин. Попробуем приказать».

— Лейтенант, мне кажется, что вы забыли, что вы всего-навсего мой помощник! Приказываю вам повиноваться!

— Я обязан к повиновению, — ответил штурман, — и повинуюсь вам, как начальнику. Но навряд ли вам повинуются промышленные…

Когда Подушкин вышел на палубу, он увидел, что это действительно так. Видимо, Калинин уже успел рассказать о разговоре с капитаном старшине артели промышленников. Охотники, одетые в толстые ватные куртки, обшитые кожей, собрались в носовой части судна. Увидев Подушкина, они разом двинулись к нему, и бородатый старшина, выступив вперед, спросил:

— Когда отплываем, начальник?

— Не отплываем, а остаемся зимовать здесь! — сухо сказал Подушкин.

Охотники переглянулись.

— Я объясню вам свое решение… начал Подушкин, но ему не дали договорить.

— Корабль исправен, надо выходить в море, — сказал старшина. — Мы не подряжались компании зимовать на островах. Мы — свободные люди.

Только сейчас Подушкин увидел, что у всех промышленников в руках ружья.

«Ого! Уж не бунт ли на корабле?»

— Вы что, бунтовать?! — крикнул он. — Вы знаете, что за это главный правитель вас всех посадит в острог?

— Мы не бунтуем, — закричали промышленники. — Пошто грозишь острогом? Нужно идти в Новоархангельск!

— Я сказал, что мы будем зимовать здесь!

— Не можно зимовать здесь, все перемрем от цинги! — закричали промышленники. — Не хотим холодать и голодать в Чучатке!

Подушкин беспомощно оглянулся и увидел спокойное лицо Калинина. Штурман стоял поодаль от него и посматривал на мостик.

Там, наверху, стоял, кутаясь в меховой плащ, Тертий Степанович Борноволоков. Наблюдал за тем, что происходит на палубе.

«Вот кто решит сомнения!» — ударило в голову.

— Стойте, ребята! — поднял руку Подушкин. — С нами едет новый правитель колоний, господин коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков. Пусть он будет судьей в сем многотрудном деле!

— Даешь! — закричали промышленники.

Борноволоков спустился на палубу, махнул рукой промышленникам:

— Разойдитесь, ребята! Дело не решается одним словом. Надо подумать.

Собрались в капитанской каюте — Борноволоков, старшина промышленников, Подушкин и Калинин.

Каждый вкратце изложил свое мнение о дальнейшем плаванье.

Борноволоков выслушал офицеров и старшину. Долго сидел молча.

Наконец заговорил тихо:

— По-моему, господа, нужно продолжать плаванье. Конечно, корабль стар, и опасно пускаться в море в зимние штормы. Можно было бы зимовать здесь. Но прав и господин старшина — на сухарях и солонине долго не проживем, а дичи на берегу нет. За сколько дней мы можем достичь Ситхи? — оборотил он лицо к Калинину.

— При благоприятном ветре за десять дней.

— А если ветры не будут благоприятствовать?

— Тогда по воле провидения…

— Господа, я не хочу, чтобы на борту были раздоры. Мне кажется, что опытность лейтенанта Калинина в плаваниях по холодным морям убеждает принять его план. Поднимем же якоря и — с богом!

На том разошлись.

Вечером Подушкин попросил аудиенции у Борноволокова.

— Ваше превосходительство, — обратился он к правителю, — когда мы выходили из Охотской гавани, я был назначен на «Неву» капитаном. По неопытности плаванья в северных морях я подверг опасности жизни доверенных людей и целостность груза. Прошу вашего соизволения быть штурманом при капитане Калинине…

— Вы отказываетесь от командования кораблем?

— Да.

— Причина?

— Лейтенант Калинин более опытен в этих водах.

— Хорошо. Я принимаю вашу отставку. Прошу — пришлите ко мне лейтенанта Калинина.

…Противные ветры бросали «Неву» назад.

Целый месяц потребовалось на то, чтобы пройти тысячу двести миль.

Калинин направил путь «Невы» к мысу Эджком, лежащему при самом входе в Ситхинский залив, где стояла крепость Новоархангельская. Четвертого декабря с борта увидели высокую гору, венчающую мыс Эджком. Теперь рукой подать было до Ситхи. Утром назначили. вход в гавань. Но ночью рванул ветер с такой силой, что даже в дрейфе «Неву» понесло на запад, отбивая от берегов. Утром не то, что горы, но вообще никакой земли в виду не оказалось. Погода свирепела. Шквалы невиданной силы налетали один за другим. Казалось, весь залив Аляска вздыбился гигантскими водяными валами, которые поглотили землю и сейчас ополчились на крохотную скорлупку, несущую в себе горстку усталых людей.

Две недели бесновался Тихий океан, то удаляя корабль от берегов, то снова вынося его к мысу Эджком, и тогда измотавшиеся вконец люди видели под низким небом вершину горы, которая как маяк указывала путь на недосягаемую Ситху. Наконец «Неву» отнесло так далеко на юго-запад, что Борноволоков велел править к Сандвичевым островам, в пояс теплой погоды и слабых ветров. Собрали совет. Обсудили предложение нового правителя и нашли, что мысль его весьма основательна. Но когда подсчитали запасы воды и продуктов, оказалось, что на переход не хватит…

Шторм понемногу стихал.

8 января 1813 года, вскоре после захода солнца, увидели влево высокий берег, по счислению курса и заключению Калинина — мыс Эджком. Берег открылся в то самое время, в которое ожидал его появления Калинин. Штурман торжествовал. Через час появилась на вид и знаменитая гора.

— Вот, господа, мы и дома! — воскликнул Калинин. — Господь привел нас, наконец, к месту.

В сумерки ветер упал до умеренного, «Нева» шла от трех до четырех миль в час. Все на борту успокоились. И хотя ночь надвинулась довольно темная, берег хорошо выделялся еще более темной массой на горизонте.

Под утро пришла пасмурность с дождем и закрыла все.

Однако Калинин велел продолжать тот же курс.

В Ситхинском заливе находится много подводных камней и есть достаточно сильный прилив, действующий неправильно, — высота его не всегда одинакова. Штурман сообщил об этом Борноволокову и Подушкину.

— Господа, я хорошо знаю сии камни. Требуется отменная осторожность, чтобы проходить залив ночью. Но барометр снова предвещает бурю, и только весьма худое состояние корабля заставляет меня отважиться на столь опасный поступок. Я боюсь, что, если крепким ветром нас отнесет обратно от берегов, мы все погибнем в море. Вот почему я решился не упускать благоприятный ветер и идти к Новоархангельску сейчас.

С ним не спорили. Все положились на его уменье.

Борноволоков и Подушкин разошлись по каютам. Калинин остался на мостике.

Часа за два до рассвета Подушкина поднял с койки отчаянный голос с бака: «Земля вплоть перед носом!»

Подушкин выскочил из каюты полуодетым, и первое, что увидел, была высокая, мокрая, покрытая сбегающими струями стена утеса. По палубе метались промышленники. Несколько человек навалились на колесо румпеля, пытаясь отвести «Неву» от смерти. Кто-то кричал, что нужно бросить якорь…

Вот как рассказывал он позднее главному правителю колоний Баранову о дальнейшем:

— Мы решились, наконец, бросить якорь, ваше превосходительство. Но якорный канат в несколько минут весь высучило, и конец его упал в воду, ибо в испуге и торопях позабыли его при-стопорить, как должно. После сего несчастия понесло нас к берегу. Экипаж пытался поворотить «Неву», чтобы отлавировать от опасности, однако ж все без успеха. Потом я услышал удар и понял, что корабль стал на каменья вблизи того самого неприступного утеса.

Когда это случилось, ветер дул с запада очень умеренно, но на самом рассвете, отойдя к зюйд-весту, начал усиливаться и в самое короткое время рассвирепел чрезвычайно. Что было делать? Калинин крикнул, чтобы рубили мачты. Это было нужно и сделано по-морскому, чтобы облегчить корпус. Затем насажали людей в баркас и хотели спустить оный на воду. Это, ваше превосходительство, иногда удается, когда делается порядком, без замешательства и при умеренном волнении. Но теперь все на палубе суетились, каждый командовал, порядка никакого не было, и баркас залило волной, и двенадцать человек в нем потонуло, в том числе женщины и дети… Плотники срубили плоты из запасных стенег и реев, мы хотели на них искать своего спасения. Но плоты тоже разбило и разнесло волнами. Потонуло еще десять человек… Других средств мы не испытывали, доколе около полудня волны не стали ломать корабль на части. Тогда всякий ухватился, кому за что случилось, и искал своего спасения на корабельных обломках. Но прибой у берега был столь велик, что многие из бедствующих, доплыв благополучно до берега, были избиты волнами об утес или ушиблены частями корабля и замертво выкинуты на сушу. Некоторые от сильных ушибов и ран лишились жизни. В числе сих последних находились несчастные Борноволоков и Калинин… Меня же, ваше превосходительство, попечением господа, выкинуло на берег живым. Товарищи привели меня в чувство, и вот теперь я могу рассказать вам, как все случилось… Несколько дней мы испытывали ужасный голод и суровость зимней стужи, но праведный и милосердный бог после наказания нас помиловал: промышленники нашли на берегу небольшую лодку, отремонтировали ее и достигли на ней Новоархангельской крепости…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Это произошло 9 января 1813 года на северо-западном берегу Америки у мыса Эджком, в широте 57°11′.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀