Пастыри чудовищ. Книга 3

Глава 5

РИХАРД НЭЙШ

Чёрный костюм из плотной ткани превращает на тень. Брошь-бабочка примостилась на отворот чёрной куртки: сейчас вспорхнёт. Серебристое жало палладарта у левой ладони.

«Куда ты идёшь, Рихард?»

Аталия умеет спрашивать как никто. Встревоженное лицо, растрёпанные волосы, прищур глаз — и крылышки, которые вот-вот займутся пламенем с краёв. Рихард Нэйш усмехается её воображаемому образу.

«Просто небольшая прогулка, аталия. Тебе ли не знать, что иногда приходится ходить по грани. Маленькая проверка».

И пополнение коллекции.

Тебе бы понравилось в этом небольшом зверинце. Тепло стволов тейенха — нельзя замёрзнуть. Вечный полумрак: сверху смыкается плотная зелень, но стволы наполнены светом, украшены огненными извивами. Будто крылышки глупенькой бабочки из легенды.

Наивной и хрупкой. Запылавшей ради людей.

Рихард Нэйш много раз видел, как вспыхивают бабочки, подлетая слишком близко к огню. И как вспыхивают люди. От магии с Печати. От огненных амулетов. И от пламени бестий.

Когда видишь кого-то, кто сжигает себя изнутри, по своей воле, день за днём — это завораживает.

«Куда ты идёшь, аталия?»

В очередную ловушку, а может, в клетку? Как тебе эта? Во всю рощу тейенха. Внешнее ограждение — широкий круг. Внутреннее ограждение, с защищёнными калитками, ведущими к месту обитания ещё одного занятного экземпляра.

Нарден Трогири — задачка для Лайла Гроски. Развлечение для законника — разгадывать тайны набитого трофеями поместья. Травоядное и грызун в одной клетке — это может быть… неожиданным.

Когда в клетке оказываются два разных хищника, всё бывает чуть-чуть сложнее.

Он идёт бесшумно, пружинисто, выбирая звериные тропы. Читая царапины на деревьях, следы у ручьёв, звериные звуки в воздухе.

Два яприля пытаются начать весеннюю песнь, алапард досадует из-за неудачной охоты — дичь затаилась… гарпии играют в догонялки где-то далеко. Тихая жалоба ручья под ногами — обманка. Мертейенхский затворник должен был предусмотреть в своей ловушке блокировку связи по воде.

Предсказуемость, предсказуемость и простота, как у всех наблюдаемых экземпляров. Извечные охотничьи замашки, как учил старый Зарси: приманка — ограничение отходов — наблюдение…

Тихий шелест над головой, преследующий взгляд. Варги, сказала как-то аталия, чувствуют, когда поблизости зверь, которому больно или печально. Настоящие устранители ощущают, когда пытаются поохотиться на них. Но там, наверху, всего лишь следящие артефакты — что-то вроде стаи птиц слепого даматского Мастера. Друга аталии, того, который сделал палладарт. Только «щебетуньи» Джемайи передавали звук. Эти наверняка могут и переносить изображение.

Наблюдение за добычей — самая увлекательная часть. Отслеживание повадок. Определение слабых точек.

Предвкушение.

Согласен ли с этим Ты?

Наверняка Ты ведь знаешь, что охотник уже здесь — пусть даже движения беззвучны, а ткань костюма пропитана «отводными» зельями, которые любому хищнику скажут: всё в норме. Дешёвый трюк, который применяют многие, и он просто обязан на Тебе не сработать.

Многие из пропавших охотников были специалистами по ловушкам. Манкам, капканам, артефактам-силкам и прочим сюрпризам, облегчающим охоту. Кое-что и сейчас здесь осталось — артефакты-ловушки прикреплены к деревьям, манки гнездятся у подножия. Ждут добычу, которая не придёт: кое в чём Трогири не солгал. И раз уж Ты так хорошо распознаёшь магические воздействия… какой-то способ ощущать магию? И почти полное отсутствие следов… почти.

Пальцы ложатся поверх тёплой, твёрдой коры. Под пальцами — царапины.

Трогири просто не счёт нужным уточнить, что Ты часто передвигаешься по деревьям. Царапины едва заметны, можно спутать со следом алапарда… только вот пальцы длиннее и куда гибче.

Отслеживание повадок и определение, кто перед тобой. В вечной игре в «вершину цепи» это так важно. Не сомневаюсь, Ты тоже уже играешь.

Мортах.

Рихард Нэйш улыбается, потому что этого звена нет в его коллекции.

Аталия рассказывала, словно дразнила. Магическая сущность. Зверь, то ли материализованный, то ли призванный из иных, далёких миров. Идеальный убийца. Идеальный защитник. Жаль, она не показывала свои дневники — наверняка в них столько занимательного о встречах с такими. Цикл питания, цикл выделения, манера охоты…

Слабые точки.

«Какие слабые точки есть у тебя, Рихард?»

Улыбка врезается в губы.

«Может быть, скоро мы узнаем это».

Взгляд приходит сверху. И на сей раз — это тот самый взгляд: внимательный, оценивающий, выискивающий — куда нацелить удар.

Цепочка палладарта скользит между пальцами. Рихард Нэйш не спеша вешает сумку на удобный сук. Всё необходимое — с самого начала в карманах и на поясе, и там есть сюрпризы, о да. Но это тот этап игры, где появляется приманка.

Забавно в кои-то веки оказаться в роли экземпляра.

Рихард Нэйш в совершенстве знает, как ведут себя хищники, когда понимают, что на них охотятся. Перетекают из одной отточенно-совершенной позы в другую. Стоят, пытаясь ощутить угрозу, рассмотреть, учуять её. Или пытаются затаиться.

И он прорастает в здешние тени. Сливается со стволами деревьев, застывает возле кустов, поднимая дарт в воздух на уровень глаз (хищник должен пугать клыками). Делает вид, что ощутил опасность, но не знает, где она. Должно быть, примерно так себя и вели охотники, которые были тут раньше.

Разница в том, что он знает.

Мортах идёт поверху. Его нельзя различить — но что-то движется в кронах тейенховых великанов. Перелетает следом огромными прыжками. Не приближаясь. Стараясь остаться незамеченным.

Тоже полагаешь, что игра в «Вершину цепи» не должна заканчиваться слишком быстро? Как мило. Трогири действительно хотел обеспечить себе не только небольшие трофеи, но и зрелищность.

Одно плохо — так действо становится предсказуемым. Сейчас Ты оценишь предполагаемую жертву с высоты и издалека (четверть часа?). Затем начнёшь игру в запугивание (может длиться и несколько часов, в зависимости от изобретательности жертвы). Что потом? Прямая схватка? Тебе ведь наверняка не нравится — со спины или сверху. Ломая шею неожиданно — рискуешь остаться без веселья.

Предсказуемость — вечная проблема жертв и хищников. Из-за чего вторые иногда становятся первыми.

Ты слишком медлишь с фазой наблюдения. Неужели добыча чем-то насторожила? Ах да, Ты же, возможно, ощущаешь магию. Это может стать некоторой проблемой. Если Ты до времени рассмотришь маленькие припасенные козыри. Но с другой стороны — разве то, что Ты сейчас ощущаешь не должно тебя скорее привлекать?

Полчаса скольжения от тени к тени.

Сорок минут. Взгляд от артефактов становится особенно пристальным.

Сорок пять. Это даже как-то скучновато.

Сорок семь…

Рихард Нэйш расслабляет плечи. Лезвие дарта опускается вместе с левой ладонью. Прислониться плечом к тейенху-великану. На виду. В беззащитной позе. Так, словно убедился: опасности нет.

Сорок девять минут.

За спиной раздаётся детский плач. Он тоненький и журчащий — горький звук обиженной, потерявшейся девочки. Плач обрывается жалобным всхлипом — и роща тейенха вымирает вокруг. Смолкают яприли, не подаёт голос гарпия, оборвал рык чем-то недовольный алапард…

Сигнал «Расступитесь, охочусь я», очаровательно.

Время повертеться.

Плач раздаётся теперь слева, и Рихард поворачивается, как это сделал бы любой охотник — пытаясь отследить источник звука. Но между деревьями тейенха нет никого. Только плач ширится и льётся — теперь он вновь сзади.

— Хны-хны-уи-и-и-хы-и-и-хны…

Бедная, заблудившаяся девочка, которую не видно между деревьями. Стоит где-то на грани миров и плачет, плачет о твоей душе, улыбаясь окровавленным ротиком, и в плаче — голод и ликование…

Сзади. Слева. Справа. Сзади. Справа. Дальше. Ближе. Насмешливый, голодный плач то там, то здесь, но никого нет — чуть заметно колышутся ветки. Можно оценить скорость. И тоже закончить с фазой наблюдения.

Размер — примерно с алапарда, повыше, но не такое длинное тело. Вес небольшой, тело сухое, иначе не делал бы такие прыжки. Ловкость, точность, скорость. Ориентируется, предположительно, по всем чувствам плюс магия — задержался над сумкой. Любопытен. Осторожен. Даже слишком осторожен, что странно. Впрочем, у магических тварей свои законы.

Сложно различить, но если вовремя повернуться — можно увидеть, даже не увидеть, а больше почувствовать. Будто бы тень перебегает по земле и стволам.

Словно движется часть леса.

Защитный окрас, хотя нет, скорее — вид магического камуфляжа. Интересно, это было заложено в формуле вызова мортаха или получилось само собой? Охотники едва ли были готовы играть в «высшее звено» с невидимкой.

Рихард Нэйш расстёгивает две пуговицы на куртке, вытаскивает тонкий свёрток, прижавшийся к груди. Потом поднимает голову и дружески подмигивает наблюдающим артефактам наверху.

Игры хороши, только когда они равны.

Рихард Нэйш облекается в текучую ткань маск-плаща. Рывком уходя за дерево от взгляда мортаха: нужно накинуть на голову капюшон, быстро закрепить пояс, скрепить у горла застёжкой, проверить, как двигаются руки…

Плач смолк. Остальные так не делали? Пытались загородиться магией, артефактами… не пропитанной зельями тканью. Но Ты ведь всё ещё можешь найти свою цель.

Пока что можешь.

Иди же, давай. Наверняка это Твоя любимая фаза: время сюрпризов.

В пальцах перекатывается извлечённый из кармана шарик: не разобьёшь при всём желании, но если чуть-чуть вдавить крышечку…

Атака, конечно, будет проведена сверху. Как восхитительно предсказуемо.

Звуков почти что и нет, едва заметный шорох да тень, падающая, сквозь ветви. Он выскальзывает из-под удара, швыряя шарик вверх, в толстую ветку.

Теперь нужно быть как можно дальше. И желательно за препятствием — тот толстый ствол идеально подойдёт.

По тейенховой роще рассыпается маленький сапфировый ливень. Брызжет искрами, оседая на ветвях, на траве. Украшает всё, что под него попало, светящейся синей пылью, а то и каплями.

В Аканторе такими игрушками балуются детишки на Перекрёстки. Перетёртые в порошок раковины флектусов, немного особых зелий. Так красиво блестит. И само сходит уже на следующие сутки.

А на первые сутки уж очень пристаёт к коже.

Между деревьями проступает силуэт — весь в бриллиантовой и синей пыли. Силуэт перекатывается по мокрой траве и встаёт, напружинившись для прыжка. Мортах почти успел уйти от основного удара, но морду и левый бок всё-таки зацепило.

Теперь они оба частично видимы. Рихарда выдаёт лицо, руки, сапоги и дарт. Россыпь драгоценного синего выдаёт мортаха.

Игра стала равной, а потому — предсказуемо, да? — сейчас мы посмотрим на Твой способ атаковать. И немножко — на слабые точки.

Рихард Нэйш больше не пытается спрятаться. Он выходит из-за ствола тейенха и приглашающе улыбается зверю.

Воздух — и размытый, неясный силуэт, запятнанный блестящей пылью. Челюсти слева — их видно — расходятся в ответном оскале. Становятся ниже.

И приближаются быстрым рывком. Дарт давно был наготове, взлетает, метя туда, где должен быть глаз. Удар обо что-то твёрдое. Рихард уходит за ствол дерева, и его догоняет звук — будто пластинки у виверния трутся друг о друга. Инстинкт заставляет резко рвануть вбок, он почти успевает.

Что-то продолговатое, дымящееся ударяется в его магический щит, застывает на миг. Трепещет сияющий алым кончик жала — словно живой, и вот оно уже летит обратно, повинуясь рывку длинного хлыста…

Хвост? Втягивающееся жало с возможностью отстреливания? Что за чудный экземпляр. Крутнуться, уйдя в сторону, скрыв на миг за капюшоном лицо, мортах пытается достать в прыжке, рука вновь направляет дарт, в низ левого бока. Свист атархэ, мгновенный и безошибочный, сухой треск щитков или брони, и теперь мортах атакует цепочку: пытается прижать, перехватить, оставить без оружия.

Сменить позицию, взметнуть дарт вверх силой мысли, принять на магический щит ещё два удара жалом — его тоже прощупывают, и теперь опять за ствол дерева, дарт к себе, дождаться прыжка, сделать вид, что его защиту пробили, навести атархэ в горло…

Светящееся жало останавливается у самого лица, капюшон едва не слетает от новой попытки уклона. Вновь сухое «клак» удара в броню, мортах уходит вверх по стволу, мелькают испятнанные синим длинные, когтистые пальцы — слабое место? Глаз не видно, корпус защищён, конечности…

Рихард Нэйш отходит на открытую местность, на миг распахивает маск-плащ, снимает с пояса один из метательных ножей. Теперь только тишина, шорох листьев и ровное дыхание, мгновенный проблеск синего — пора! Мортах падает с ветви, кувырком уйти в сторону, дарт из положения лёжа — в брюхо, поворот — и метательный нож в землю, там, где должны быть длинные пальцы…

Зверь предупредительно убирает перепачканные синим пальцы, и нож уходит в траву. Близко. Тихое шипение, и вспыхивают алые точки глаз, прямо в воздухе, повыше синей отметки на морде. Шутки кончились.

Слишком равная игра, не так ли. Противника сложно увидеть. Щиты не прошибить. Потому остаётся прямая атака. Задушить жертву или перегрызть глотку.

Скорость на скорость — если, только, конечно…

Рихард успевает уйти от первой прямой атаки, но что-то шелестящее, будто кнут из кожи скортокса, подсекает щиколотку; он падает, мягко, умело, призывая дарт; у самого лица лязгают невидимые клыки; когти процарапывают землю совсем рядом с головой — мортах промахивается, пробегает по стволу дерева, разворачивается и готовится к последней атаке не спеша. Жертве не уйти, жертве не успеть, жертва не может равняться с мортахом в скорости, пусть даже она и тренируется с алапардом…

…если только у жертвы нет ещё сюрпризов в запасе.

В миг, когда мортах обозначает прыжок, Рихард Нэйш отправляет в его сторону второй небольшой флакон.

И закрывает рот и нос рукавом, уходя за ствол стремительным рывком.

В воздухе — горькие ноты миндаля. И дрожащее, студёнистое туманное марево: артефакт-обманка от контрабандистов. Отключит чутьё у Следопыта, собьёт с толку различители магии…

Можно было бы попытаться атаковать под такой ширмой, или пустить в ход ещё пару сюрпризов. Ну, вот хоть и взрывчатые зелья. Но на первый раз хватит.

Рихард Нэйш петляет между деревьями, переходя на лёгкий бег. Его не преследуют.

А Ты сообразителен, верно? Отступить, прощупав противника — разумный ход.

Насколько ты способен на сложные выводы? Как насчёт «Все остальные шли сюда охотиться. Этот знал, что будут охотиться на него».

Подготовка несколько отличается, не так ли? Ты ещё не представляешь — до какой степени.

Маск-плащу досталось, жаль, нет запасного. Аманда снова будет недовольна. Впрочем, можно будет подлатать в передышке — только нужно забрать сумку.

Контрабандная обманка отшибает нюх керберам на пять дней, артефактам-определителям — на сутки. С учётом того, что мортах тварь магическая… несколько часов выиграно.

Стоит подготовиться ко второму раунду, как Ты полагаешь?

В этой клетке найдётся, чем заняться. Аталия в таких случаях говорит, что у неё «тысяча дел».

А насчёт того, кто Тебя вызвал…

Рихард отвешивает неглубокий поклон в сторону тех, кто следит за ним через артефакты.

В поместье Мейса Трогири нынче завелся грызун. В меру предсказуемый и почти даже безобидный экземпляр с очаровательной склонностью разрушать всё, к чему притронется. Так что с этой стороны всё может быть крайне интересно.

Тени становятся гуще — это над зелёной крышей рощи смыкается ночь. Вытянутые плоды тейенха светятся, словно резные фонарики. И звуки опять здесь. Хохот гарпии, лунное приветствие кербера, теперь уже отчётливая песнь яприля, пугливый шорох кролика в траве…

Какая идиллическая, прекрасная клетка. Даже жаль пробовать её на прочность.

Рихард Нэйш подхватывает сумку, проверяет манки в ней и растворяется в лесу.

Мортахи смертны. Значит, охота продолжается.

Интересно только, почему Ты всё-таки промахнулся.

ЛАЙЛ ГРОСКИ

Чай пах мятой, зверобоем и немножко — ловушкой. Из глубин посмеивались знакомые бирюзовые блики.

— О, с травками, — порадовался я и шумно отхлебнул. — Спасибочки, а то в горле что-то ужас как пересохло.

Когда наблюдаешь за своим предположительно вскорости покойным напарничком — наваливается удивительная жажда.

Трогири, кажись, тоже проняло. Мы сидели в «комнате уединения», по соседству с Трофейным залом, полчасика. А младший уже измывался над баром в стене. Старший тем временем чах над Водной Чашей. Чаша была размером в добрый стол, и нам втроём с ней в комнатушке было тесновато.

Рихард Нэйш в чашных далях занимался делом привычным: он бесил.

Сперва задумчиво гулял по тропиночкам между деревьев, поглядывая то вверх, то себе под ноги. Потом эти же деревья обглаживал с таким видом, будто он наконец-то нашёл женщин своей мечты.

Изображение шло сверху, иногда — сбоку, а иногда оно будто бы «перебегало» с одного артефакта на другой. Так что Нэйш ухитрялся бесить в невиданном до того качестве: вода не колыхнётся, фигура устранителя в чёрном не теряется на фоне светящихся стволов, светлые волосы, мечтательная полуулыбочка того, кому привалило погулять по роще тейенха. Для полной картины «Стрелок с одухотворённой рожей шарится где-то, набираясь вдохновения для поэтических стрел» не хватало лука, колчана и чтобы Нэйш заговорил стихами.

Нарден Трогири спивался, Мейс Трогири пялился в Чашу, я заливался «Истиной на ладони» и настраивался на болтливо-правдивый лад; Нэйш бесил, мортах немного тоже, потому что не желал показываться — в общем, все были мало-мальски при деле.

Потом «клык» повесил сумку и принялся что-то выцеливать, Мейс Трогири уронил едва слышно: «Наблюдение», — а я сощурился и сумел-таки рассмотреть тень среди ветвей. Тень шла за Нэйшем, устранитель пытался что-то отследить с дартом, висящим в воздухе.

— Даматский стиль, — шепнул калека. — Ваш напарник обычно ходит в белом? На охоту.

«На устранение», — поправил я мысленно, но закивал: да-да, белый костюмчик из таллеи, а что не так-то?

— Имеет смысл, — проскрипел Трогири. — Белый цвет выигрывает пару мигов. При встрече с большинством бестий Кайетты. Эффект белого пятна, я и сам пользовался несколько раз. Кроме того, белый привлекает. Только почему он его не надел?

— Шкурку не хотел попортить, — предположил я, — Ему, знаете ли, как-то продырявили рукав костюмчика — понятия не имею, сколько он отдал за перешивку, но может — решил не рисковать во второй раз…

Мортах тоже решил не рисковать и мариновал Нэйша по роще чуть ли не час. Потом заплакал детским голоском (вполне простительная реакция, если учитывать, кто дичь). И принялся скакать вокруг. Всё в том же неразличимом виде. Артефакты опустились ниже, но рассмотреть — что там мелькает между кустами и стволами — всё равно не удавалось.

— Выпить, — приказал Трогири, не сводя с Чаши жадных глаз. — Налей.

Младший покосился на меня стыдливо, но послушно подошёл с фарфоровым поильничком. И принялся заботливо переливать в папочку спиртное.

Когда Нэйш обернулся и подмигнул, Трогири остановился на полуглотке.

А потом «клык» накинул маск-плащ и пропал, и виски вытек у калеки из полуоткрытого рта. Я, как более привычный, даже чашку ухитрился аккуратненько примостить на блюдечко. Так я с этой чашкой и наблюдал всё это. Сперва взрыв синего-искрящегося посреди мирного леса, потом мгновенную схватку двух теней, где никак не удавалось отследить — кто где и кто кого. Серебристый блик дарта, ответная вспышка алого, светящегося жала, а может, хвоста, и размытый силуэт, заляпанный синим с боку — не рассмотришь, и всё это носится и мельтешит между деревьями.

Две минуты? Минута? Показалось — десяти секунд не прошло. На поляне повисло какое-то марево, и синее, пятнистое, свалило в кусты, а Нэйш был вир знает где — может, уже мёртвым, хотя в это как-то мало верилось. Если устранитель когда-нибудь войдет во знать — он возьмёт девиз «Убиваю всё, особенно ожидания». Да и Трогири окаменел с таким видом, как будто он хочет спросить то самое, что и я:

— Что это было? — хотя старый охотник быстро вернулся в строй. — Что за плащ? Артефакт?

— А-а-а-а, маск-плащ? Нет, просто ткань пропитана особым составом. Что-то вроде зеркала… ну, вбирает в себя окружающую среду. Старый рецепт нойя-кочевников, только вот из современных не каждая мастерица за такое возьмётся, потому обычно и не вспоминают. А у нас в питомнике — чудо что за Травница, да и ингредиенты как раз под рукой. Можно было бы и артефактами, только лишнюю магию на себя навешивать не всегда хорошо: у некоторых бестий идут такие реакции…

Я болтал от всей своей наполненной «Истиной на ладони» натуры, Мейс Трогири каменел, его сынок посматривал на папочку пугливо. Выступление Нэйша имело фурор.

— Он… не проявился, — наконец вышептал Нарден.

— Без тебя вижу.

— Это… раньше ведь так не было?

— Будто не знаю!

— Но… почему так может быть? Разве он…

— Может быть из-за чёртова плаща, заткнись.

— У четвёртого и того, из Даматы, тоже были артефакты маскировки. И ещё у…

— Заткнись, мешаешь, бестолочь!

Из милой семейной беседы я понял, что тварь перед схваткой должна была показать себя. Что-то вроде «Посмотри на меня перед тем, как я укушу тебя за всякое». Но что-то засбоило, и мортах маскировку так и не скинул: то ли был сбит с толку маск-плащом, то ли обалдел от настойки флектусов в морду (вряд ли в него пуляли детскими игрушками до этого). А может, почуял в чужаке опасность.

Мейс Трогири засипел гневно, кивнул сынку, и они вместе принялись что-то выделывать с Чашей. Наверное, пытались понять — а не сдох ли мортах после эпической встречи. Мортаха, правда, не нашли.

Зато следующая картинка была до боли пасторальной: Нэйш присел на могучий выдающийся из-под земли корень и латал маск-плащ. Щурился, поднося лёгкую ткань поближе к светящемуся стволу, и прошивал солидную прореху на подоле крупными стежками. Сумка стояла у ног — стало быть, за ней «клык» наведался.

Закончив с портняжным делом, он вернул плащ под куртку и глотнул водички из небольшого кожаного меха. После этого принялся перебирать вещи в сумке. Достал футляр, в каком доктора носят зелья первой необходимости. Примерился к нескольким флаконам, выбрал один, упрятал в карман.

Трогири наблюдал за всем этим пристально. Я же и так успел налюбоваться на напарничка, потому скучал. Зелье правды отчаянно давило на клапан моей болтливости, потому мы довольно мирно пообщались с Трогири-младшим — шепотом и на тему артефактов.

— Черти водные, ну у вас тут системочка! — восхищался я, и захмелевший Нарден Трогири млел и расцветал. — Пара-тройка моих знакомых бы за неё душу продали. Небось, дорого дали?

— Очень, — шептал Нарден, косясь на папашку. — Наблюдающие и подслушивающие артефакты есть и так, вы понимаете… но чтобы сделать работу постоянной, настроить на поиск объекта, заставить передавать изображение… Система уникальна, совершенно уникальна, да. Я приглашал Мастеров… говорил, хочу наблюдать за животными в роще тейенха… за задачу взялся только третий, и то…

И перечислял проблемы, рассказывал, как докупали материал, говорил о каком-то молодом Мастере («Настоящий гений, так всё свёл воедино, что проблемы со звуком пропали!») — я изображал усиленное внимание и кивал, и крыса тихонько попискивала изнутри, словно счёт секунд отмеряла.

Когда я обернулся к Чаше — Нэйш стоял напротив крупной гарпии-бескрылки. И жить гарпии оставалось столько же, сколько отменному кексу с изюмом, если его замечу я.

Бедная тварь даже не успела разразиться своим коронным «Урлюлюлю» — она выдала одинокий «урлюль», а сразу же после этого у неё в глотке оказалось лезвие дарта.

Мейс Трогири издал звук, похожий на прощальный «урлюль» бескрылки.

«Клык» подождал, пока стихнут конвульсии, извлёк дарт, вытер лезвие и аккуратно расширил рану лезвием ножа. Зачерпнул ладонью кровушки и принялся обмазывать куртку. С таким видом, будто натирается особо ценным бальзамом для кожи.

Оба Трогири, как по команде, уставились на меня.

— Ну-у… — выдавил я, поглядывая в Чашу. — Может, он не выполнил суточный план. Знаете, по убитым зверюшкам. Навёрстывает.

Нэйш продолжал обрабатывать куртку кровью. Потом прошёлся малость и по штанам, и даже по щекам. На волосах он призадумался, потом из всё той же сумки достал тонкую вязаную шапочку, промазал кровью и натянул на голову. Сумку обработал тоже. Хочет отбить запах? Так почему кровью — зелий не взял? Мел говорила же что-то про кровь, а вот что…

Устранитель закончил с косметическими процедурами, снял с пояса длинный охотничий нож и в несколько умелых движений вспорол гарпии брюхо. Достал тот самый флакончик, щедро чего-то насыпал сверху. Отравить хочет мортаха? Так ведь даже мне понятно, что на запах крови гарпии первым делом явятся…

«Урлюлюлюлюлю!»

…другие гарпии.

Шесть бескрылок, некоторые попозже, некоторые пораньше — видно, неслись на запах со всей территории, на которой обитают. Шипели и лязгали зубами, подступая к трупу сородича. Нэйш снова канул за стволы и заросли, и Мейс Трогири прошамкал в Водную Чашу команду: «Остаться, наблюдать за гарпиями».

На трапезы бескрылок я тоже насмотрелся, потому принялся вспоминать, что Мел говорила насчёт крови. Что бестии на неё реагируют уж очень остро, и на варжескую, и на всю остальную. Настолько, что раненая или опьянённая кровью бестия может даже и на варга напасть — редко, но бывало. У мортаха так же? Но не может же Нэйш надеяться сбить тварь со следа одной гарпией и одним братским обедом. Который, кстати, проходит вполне по обычной схеме: поорать и выяснить, кто главный, приступить к трапезе, ещё раз поорать на менее главных за то, что пытаются утащить куски, поклацать клювами для устрашения, сцепиться и начать убивать друг друга… стоп, что?!

Простая пирушка стремительно переросла в побоище. Примерно, как в кабаке, где кто-то пытается в карты мухлевать. Одна гарпия вцепилась другой в крыльевой отросток, третья впилась в ляжку четвёртой, на них сиганула пятая, вопя, как моя бывшая, когда я задерживался на работе… А через мгновение шесть гарпий слились в вопящий, дрыгающийся комок, откуда высовывались зубастые клювы, когтистые лапы, летели брызги крови.

— Красавка, — пробормотал я. Трогири опять уставились выразительно. — Это я… кхм, не о напарнике. Он дал им бешеную ягоду. Настой чёрного паслёна, может, в какой-то смеси. Гарпиям выдают на подпольных боях — они от этого звереют. Только остановиться сразу не могут, так что лечить после такого…

Да и потом будут от проблем с пищеварением страдать, ай-яй-яй, — причитала одна прекрасная Травница, пока Гриз успокаивала беснующихся гарпий, которых она и Мел каким-то чудом уперли на боях…

— У вас разносторонний напарник, — обронил Мейс Трогири, глядя в Водную Чашу, где шло кровавое побоище. — Я думал, он работает только при помощи дарта.

Я видел, как Нэйш дерётся врукопашную и метает ножи, потому справедливо полагал, что сюрпризов у устранителя припасено до второго Прихода Вод. Так что на месте Трогири я бы сразу приказал артефакту следить именно за Нэйшем.

Когда калека оторвался от драки гарпий и вспомнил о «клыке», оказалось поздно.

За стенами поместья грянул трубный визг такой силы, что вода в Чаше качнулась. Трогири цыкнул на сынка, они оба наклонились над Водной Чашей, забормотали туда и заворочали какие-то рычажки внизу. Но из Чаши долетел такой треск и грохот, что стало ясно: такие звуки может издавать только яприль. В том самом состоянии безумной ярости, которое так опасно и которое мне наблюдать, к большой моей радости, не приходилось.

Пока не приходилось.

Огромная туша слепо неслась по тейенховой роще. Крупный самец яприля казался обомшелой скалой, которую стронули с места, толкнули с горы — и она летит, подскакивая и набирая скорость. Окровавленное рыло, налившиеся алым глаза, клыки в половину моей руки — совсем не миляга из питомника. А ещё он вопил. Заходился разрывающим визгом напополам с хрипом, словно бы облекаясь на бегу в бирюзовую дымку магии…

Тресь. Это порвались со звуком бумаги плотные миртовые заросли.

Хрясмь. Крак. Расселся ствол стройного тейенхового дерева. Наклонился и завалился на соседей, а яприль с разбегу ударил в более мощный ствол (ещё треск), отскочил, вереща, вывернул и подбросил валун чуть ли не в половину себя ростом, понёсся дальше — разнося ценнейшую рощу и сея хаос на своём пути…

— Сколько, вы говорите, у вас было яприлей? — осведомился я, таращась на то, как артефакты пытаются угнаться за непредсказуемо летящей тушей.

Нарден Трогири пялился в Чашу еще более зачарованно. Но всё-таки ответил.

— Пять. Яприлей у нас было пять. То есть… изначально, они размножались, но некоторых яприлят мы отлавливали… и теперь около десятка, да…

— Уй-й-й, — ответил я с искренним сочувствием.

За стенами поместья взревел, приходя в неистовство, второй яприль. С хрустом упало ещё какое-то дерево.

Удачно, наверное, — когда знаешь слабые точки.

Для семейства Трогири таковой была их милая тейенховая роща — источник неограниченных деньжищ, позволяющих вызывать мортахов, заманивать охотников и покупать горох для пюрешки. Во всяком случае, что старый, что молодой — нависли над Чашей с обалдевшим видом и следили уже за вторым яприлем — самкой. Самка билась именно в деревья, будто решила во что бы то ни стало обеспечить своим хозяевам внеплановую прорубку.

Когда Мейс Трогири наконец-то просипел команду найти Рихарда Нэйша — тот обнаружился в интимной тени деревьев. Наблюдающий за третьим, встревоженно поднявшим рыло яприлем.

Даже и не знаю, кого мне было жальче — свиночку или Нардена Трогири, который изумлённо вопросил:

— Да что… что собирается он делать?!

— То, что умеет лучше всего на свете, — возвестил я. — Отравит вам жизнь.

* * *

Нэйш тянул время — это хорошо чуяла крыса. Острозубый, ухмыляющийся грызун в печёнках потирал лапки понимающе — потому что сам бы поступил так.

Не можешь избавиться от того, кто идёт за тобой — затрудни ему охоту. Авось, и ночь переживёшь, если повезёт.

Очень непросто охотиться на кого-то, когда вокруг валятся деревья, всё залито кровью дерущихся гарпий, перепонки трескаются от вопля яприлей, и… боженьки, он что, правда к территории виверниев двинулся? Или там драккайны? Не запомнил по карте. Как же быстро он носится, скотина этакая.

Нэйшу-то, уж конечно, по силам взбесить пару виверниев или драккайн. Тот, кто регулярно ухитряется выводить из себя Гриз Арделл, умеет в принципе достать кого угодно.

Двух Трогири у устранителя достать получилось: оба позеленели, а старший так даже ругался под нос. Это потому, что четвёртый яприль оказался слишком близко к ограде — и незамедлительно в эту самую ограду принялся лупиться.

Артефактная ограда показала, что она не пальцем деланная, и выдержала. Трогири же ударились в обсуждение шёпотом. В основном обсуждалось — выстоит ли ограда после ещё трёх-четырёх взбешённых яприлей. Или одного виверния. И сколько вообще останется от рощи. И что делать «с этим». На мортаха в помощи «с этим» охотнички, кажись, уже не рассчитывали. Зря, очень зря. Нэйш, например, принимает эту тварь в расчёт. Иначе действовал бы иначе, а не обеспечивал бы дичи весёлый досуг на всю ночь. Может, конечно, он мортаха вымотать хочет — наверняка ведь тот подмял под себя всю рощу, считает её своей территорией, а стало быть, полезет наводить порядки. Но скорее — «клык» просто выигрывает время, чтобы обдумать план, подготовить ловушки, пустить в ход какой-нибудь ещё ресурс…

Или подождать, пока ход сделает кто-то ещё. Кто-то, кому налили вот уже вторую чашечку чая с «Истиной на ладони». И кому отчаянно не хватает времени на подумать, потому что что там что-то не так с этим мортахом и датами: то ли я неверно понял Трогири, то ли он не договорил… Вир побери, что ж там Гриз об этих тварях рассказывала? Идеальные убийцы, идеальные защитники… да, я ещё смеялся и сравнивал их с Тербенно, только вот сравнение было малость неверным. И речь шла о чётком приказе — о приказе и возможностях его отменить, потому что мортахи… они…

Крыса мешала, и ругательства обоих Трогири тоже, и попытки напарника в Чаше всех вокруг бесить. Нэйш оказался в этом смысле самым понимающим: он каким-то зельем довёл до безудержного огнеметания с рвотой и завываниями только одну драккайну — грифоновую. После чего проследил её пламенеющий путь и пошёл отыскивать уютное дерево. Без труда подтянулся, устроился на крупном суку с видом человека, который хорошо поработал. Немного устало улыбнулся наблюдателям, укрылся маск-плащом и прикрыл глаза, прислонившись затылком к стволу. Посреди взбаламученной, обезумевшей рощи это выглядело настолько дико, что оба Трогири аж примолкли на минуту. Потом началось сызнова:

— Послать егерей!..

— Отец, это же неразумно… мы же останемся без служащих, звери их просто убьют, а приобрести новых… Может быть, мортах сам как-нибудь…

— Оглох, идиот?! Его нужно оттуда убирать! Ты ещё не понял? Это было только начало!

— Но…. Дар Щита! Он же устранитель, а они даже не охотники — мы в любом случае лишимся егерей, но не… не решим проблему!

Кажись, Нарден протрезвел за последний час с лишним. Я скромно покашлял, напоминая, что ресурсы-то ещё не исчерпаны.

Остался один, последний, с длинным, скользким, помойным хвостом.

Жёлтые глаза впились в лицо — острее когтей коршуна.

— Вы, значит, недолюбливаете своего напарника?

— Черти водные, — ответил я с жаром. — Вы же с ним общались!

Нарден Трогири передёрнулся и проникся, старик Мэйс хрипло хмыкнул, «Истина на ладони» вкрадчиво пощекотала язык, приглашая выложить всё-всё.

— На самом-то деле это вроде как личное, потому что у нас с ним… как это? Богатая предыстория, как сказал бы один любитель сказочек, не спрашивайте, не хочу накликать. Но вы это вот видали, в Чаше? Так вот, Нэйш так себя ведёт, ну, примерно всегда, так что если кто добрый найдётся загнать его в Водную Бездонь — я бы до конца жизни за здоровье такого героя пил. Только как его, скажем, загонишь? У него же Дар Щита! А так да не так, если вдуматься…

Крыса внутри веселилась на полную и играла с зельем правды в догонялки, так что я почти что и вдохов не делал, нёс напропалую:

— Дар Щита бывает разный. Бывает абсолютный — это когда сохраняет от всего: не только магия, а и… не знаю, ножички метательные, кулаки в морду, кирпичи в голову. Только такое редко встречается, а чаще Щит бывает — с ограничениями, к примеру, защищает только от разной магии: с Печати, с артефактов, у бестий… А вот если где магия не используется — ну вот хоть и в пустошном оружии…

В Чаше полыхали пожары и слышались вопли бешеных зверей. Но оба Трогири теперь смотрели на меня. Младший — туповато. Старший — заинтересованно.

— Нарден, — каркнул он. — У него изъяли оружие Пустошей?

— В-вроде бы да…

— Так поди и узнай!

— Чего там узнавать, — отмахнулся я (или эликсир в моей крови?). — Хорошенький «горевестник», шесть пуль к нему. Это я так, на всякий случай… обзавёлся, да. Вы, правда, лучше меня знаете это, насчёт случаев, у вас же есть небольшой арсенальчик.

— Ваш напарник не дурак, — калека глянул в Чашу. — Знает об ограничении своего Дара. Может действовать палладартом с расстояния. И у него этот маск-плащ. Егеря и лесничие — слюнтяи. Стреляют ещё хуже него, — кивок на сына. — Вооружим их, вышлем туда всех… Поставлю на него это поместье. Они часа не проживут.

Потом он ещё довольно мрачно посматривал, как я хихикаю. А меня так просто распирало от того, что придётся это произнести, а может — это початая третья чашка с эликсиром дала передоз, но только я никак не мог остановиться, пока не выжал наконец:

— Ну, знаете… у каждого есть слабые точки.