Пастырь крови

Глава 3. Дела имперской окраины

Следующий день.

Красно-золотой стихарь алтарника приятно ложился на рубаху, шёлковая поверхность украшена символами, пестрела алыми изображениями херувимов и серафимов, а на спине сиял знак Церкви – вышитый золочеными нитями образ чаши. Нос втянул ароматы благоуханий, сгораемого ладана, что поднимается синеватыми облачками от кадила, а в пальцах вертелась пара кусочков благовоний. Ухо услаждало поистине ангельское и протянутое пение церковного хора, которое пленило и множества народа, собранного тут. На головы людей падает свет, «тонны» света – из широких витражных окон, от свечей и люстры. Охмеляющие благовония, неописуемо красивое серебряно-золотое убранство, покров света и пронзительная музыка – всё это навеивает память о небесной родине, о частице рая, сошедшего на землю.

Священник в рубиновой мантии шёл медленно, размахивая и звеня кадильницей, наполняя храм громыханием и чудесным сладким запахом. Впереди шагал бородатый плотно сложенный диакон в полностью чёрном приталенном стихаре, неся внушительных размеров дьяконскую свечу, воткнутую в закрученный, украшенный аметистами, ручной подсвечник. Позади шёл с ладаном Этиен, выразивший желание помочь во время службы.

Они совершали большой ход – обходили народ и окаждали его, а отец Иннори молился. Всё это творилось в воспоминания того, как Творец ограждал и заботился о первой «Общине Завета», созданной десять тысяч лет тому назад на далеком и сказочном юге, где до сих пор Ангелы ходят среди людей, где ежечасно творятся чудеса, а Господь духом Своим пребывает в Первом Храме[1] славного и святого града Иешаралисима, как учат церковники.

Инспектор приметил диковинную особенность – диакон поклонился перед орком, который приличия ради накинул на себя несколько шкур. Даже согнувшись, существо было выше всех. Но вот священник… на миг показалось, что он готов плюнуть в лицо зверосущества, презрение в глазах так и точило сельчанина. Ход шёл дальше и вот они уже проходили девушек, которые стояли позади храма, за мужскими спинами. Ибо по поучению преподобного Фомы, бывшего и Великим Понтификом, – «пусть все лица женского пола стоят позади всех людей мужеского пола, в почтении с волосом покрытым, склонив головы, молятся в безмолвии или шёпоте». Тут Этиен увидел и Люссиэль, которая нацепив кожаную кирасу, пришла вместе с ним.

Служба уже шла три часа, всё подходило к завершению – принесению жертвы и подачи её народу. Пред этим была целая чреда чтения Писаний, предания, молитв и жертвенных действ. Храм настолько большой и просторный, что сюда смогла вместиться практически вполовина жителей Лациасса. Здесь смиренно стоит и староста, и торговцы и все заседающие в сельсовете.

Завершив ход, под громогласное пение хора, напевавший о величии и покрове Бога, священник зашёл в алтарь по ступеням, ведущие на пространный возвышенный ярус. Этиен встал рядом с ним, как и остальные алтарники, вспомнив, что на его родине престол отделён от остальной части храма.

Диакон быстро спустился, неся большую медную чашу с водой над головой, освящённую множеством молитв священника и стоявшую на алтаре. Он поставил её на каменный пьедестал и встал лицом к алтарю, громогласно заголосив:

- Благословен Бог отцов наших, блюдящий нас во все дни жизни нашей. Защити верных Твоих от всякого глада, мора, войны, ереси, ужасов и демонов! Молимся Тебе о начальствах церковных, господине и отце нашем Великом Понтифике Урбане третьем, господин наших – митрополита итилльского Марка, архиепископа циеннского Еремея, епископа орьеттинского – Геврона! Помяни их во Царствии Своём! Молимся же Тебе и о начальствах мирских – императоре Фридрихе, маркграфе Готфриде, - диакон запнулся, помялся, Этиен ощутил внезапно возникшее напряжение, а клирик скомкано продолжил, – и о городском совете Циеннском, и торгующих! Помяни их Господи, просвети светом мудрости Своей! Молимся же Тебе и о братьях, сестрах сего храма Святого. Сами себя и весь живот свой предаём Тебе!

После просительной ектеньи отец Иннори упал на колени, как и все собравшиеся. Он ушёл в глубокое моление, подняв руки к небу и возгласив:

- О Господи, приносим Тебе жертву сию по заповеди, которую Ты дал пророку и вождю народа верного - Массею. Благослови её, да через вкушение станем мы сопричастниками трапезы Твоей и изгладь грехи наши!

Слабый столб света упал на алтарь, где в большой золотой чаше хранился особый раствор, из уникальных смесей редких трав, вина и эссенции маны - Эстолисфиль. Возле него выложены большие твёрдые белые хлеба, похожие на лепёшки.

- Святый Владыка, преклоняем колени пред Тобой и молим Тебя – призри на нас грешных и помоги нам. В жертву Тебе приносим половину жертвенного, как Ты и заповедовал через пророка Твоего, через Книгу закона.

Иннори коснулся лбом пола, став сугубо молиться. После чего он встал и подошёл к алтарю, который всё сильнее и сильнее тонул в неестественном ярком, но мягком свете. Нож быстро отделил половину у каждого хлеба, другая же была брошена в чашеобразное углубление посреди мраморного алтаря. Часть Эстолисфиля светло-медовой струйкой полилась на хлеб.

- Жертву приносим Тебе! – правой рукой священник провёл над сложенным, с его пальцев сошло пламя, тут же пожравшее жертвенное, дым стал подниматься светло-синеватыми клубами.

Свет содрогнулся… в это нельзя было поверить, что нечто светозарное содрогнулось, отчего возмутилась и сероватая пелена смога. Столб освещения многократно усилился, словно акцентировав внимание на полыхающей потрескивающей жертве. Этиен с приятным чувством торжества и празднества глубокой веры взирал на то, что видел. Это заставляло сердце биться чаще, осознание причастия к божественным древнейшим таинствам, больше чем вдохновляло. Он понимал, что в мире, где демоны и силы преисподней свободно гуляют по лесам, едва ли не открыто совращают людей, нечестивым подают тёмные знания, божественная защита и покровительство были практически явные.

Священнослужители преломили хлеб, отделили себе часть и съели его. Затем губы их припали к сосуду с Эстолисфилем и оба отпили из него. Оба приняли жертву, алтарники же остались в стороне, лишь благоговейно взирая на это действо… они не готовились принять её.

Только жертва стала превращаться в прах, священник подал знак рукой, и диакон взял блюдо с хлебом, а Иннори сомкнул пальцы на чаше. Они вышли к народу, которому теперь следовало раздать жертву, которая стала одним из элементов «Завета».

Этиен шагнул в сторону, протиснулся сквозь узкий переход и оказался в отдельном помещении. Тут нет ничего примечательного, кроме дорогой багряной краски, «застлавшей» стены, пару посеребрённых канделябров, роскошных икон с золочёнными окладами и резных дубовых шкафов. Под подошвой сапог чувствуется мягкий чудесный ковёр, сотканный мастерами с востока из сказочной Араббии. Стихарь оказался быстро снят, а вместо него на тело был надет тяжёлый камзол, красовавшийся перистой отделкой.

Благое расположение духа было поколеблено сценой спора между алтарниками:

- Не брать, это жертва священнику. Ты – крестьянский сын, а мы – имеем питание от алтаря! – чуть ли не брюзжал слюной молодой худосочный паренёк с копной волос и «нежным» лицом. – Это жертвенное!

Напротив стоял высокий коротко стриженый мальчишка, с овальным простецким лицом, и широченными голубыми глазами, офигевшим взглядом смотрел на целую кучу того, что пожертвовали прихожане перед службой. Он только сегодня был введён в алтарь за пять серебряных монет и год помощи. Это и корзины еды – кувшины с молоком и мёдом, яблоки и груши, и хлеб с сосисками и мясом, и сладости, и мешочки с медными и серебряными монетами, и ювелирными изделиями, и ткани с одеждой. Раз в месяц селяне отдавали начаток трудов своих, одну тридцатую, согласно наставлениям блаженного Юлиана, подтверждёнными и введёнными одним из Великих Понтификов. И это не считая «святой десятины», которая отдаётся паствой на содержание священника и церковных начальств.

- Ну, пожалуйста, - попросил он, помявшись и не отводя взгляда от кучи «сокровищ» от окна. – Хоть немножко.

- Ты должен три месяца отслужить в алтаре, прежде чем получишь право вкушать от жертвенного! – продолжал чуть ли не визжать юноша. – Сегодня вымоешь храм, понял?

- Да дай ему, Ансей, - ухмыльнулся другой алтарник. – Ты – сын торговца Гильдии, тебе итак всего этого хватает.

- Ладно, бери, - хлопец швырнул мясистую сосиску. – Сын пахаря, ты редко жрёшь мясо, не так ли? Пахари…

«Алтарники», - возмутился инспектор, чувствуя испорченность их от хорошей сытой жизни. Тем не менее, он тут же подавил в себе все потуги и мысли, вспомнив сорок пятое правило праведного Уно – «не осуждай в олтаре служащих, и к священству не относящихся, чтобы они не творили, ибо помни, что они имеют свой суд у Бога, и не зря они были введены ко святому олтарю священником».

Этиен поклонившись пред Иннори и получив кивок одобрения, быстро покинул церковь. Прошмыгнув сквозь полураскрытые двери, он оказался на широком крыльце, где полной грудью втянул свежий чистый воздух. Его уже ждали.

- Ты видел!? – сходу на его налетела эльфийка, протянув пояс с мечом и сумочками с зельями. – У него амулет!

- И? – Этиен вспомнил как вместе с массивным золотым символом чаши на цепи, рядом, на серебряной цепочке, ещё блистал и лист, украшенный тёмно-фиолетовыми камнями и окутанный терном.

- Понимаешь, мать рассказывала, что наша семейная реликвия — это амулет в форме листа за терновой лозой. Из серебра.

- Ты думаешь, это он?

- Да. Очень похож на то, о чём говорила мать, - Люссиэль, воззрев на ясное голубое небо, откинула капюшон. – Я всё детство очень хотела вернуть семейную реликвию и тут… ты понимаешь.

- Конечно. Я всё понимаю.

В утончённых пальцах дамы промелькнуло что-то металлическое. Он протянула небольшой щиток, айлетт, размером в пол-ладони, на котором дорогими красками, под добрым слоем лака, изображался герб Церкви – багровая чаша в золотом солнечном диске, окаймлённым лавровым венком. Она протянула его Этиену, парень взял его и прицепил за иглу к левой стороне груди, закрепив у самого сердца.

- Держи, я его купила тут всего за пару монет. Думаю, он точно отразит твой статус при не самой приятной конторке. И так… ты будешь выглядеть солиднее, как настоящий мужчина на службе.

- Спасибо тебе, - на бледноватых щеках слуги Церкви проявился лёгкий багрянец.

- И пусть это станет залогом нашей дружбы.

Пара быстро миновала главную площадь, они вышли на обычную деревенскую улочку. Справа и слева чуть покошенные, но красивые приземистые широкие дома, за заборами расположились обиталища более богатых сельчан. Стук молотка, звон пилы, хлюпанье и шлёпанье, шорох листвы, мычание коров и визг свиней – всё это создавало атмосферу довольно большого села, городища, которым и был Лациасс.

- Я сколько прожила среди людей, в Штраффале, но так и не нашла ничего про учение о «Трёх путях», которое сильно распространилось в Церкви, - посматривая на мужика, тащащего мешки с мукой заговорила эльфийка.

- А что ты помнишь об истории Церкви?

- Много, - ухмыльнулась Люссиэль. – Моим прошлым «работодателем» был иподиакон, и он много говорил об этом. Я очень любила концерты штраффальских менестрелей и вагантов, но когда их не было, приходилось слушать Арентино об истории, догматах, схоластике и прочим.

- Прошлым? Ты больше не вернёшься туда?

- Нет. Помилуй, я лучше пойду на поля, чем вернусь в «Красный фонарь», - лицо напарницы стало серым, как камень, а острые уши приопустились. – Похотливые свиньи. Нарочито благоверные муженьки и прилюдно чистенькие служки, торгошня и даже несколько священников и диаконов, которые при людях плевались вслед нашей «сестре», на проповедях проклинали и обещали геенну огненную. Все они днём были ярыми приверженцами Писания, а ночью, как с цепи срывались. Ты не представляешь, что мне приходилось пережить в праздники, - с хандрой и дрожью в голосе завершила напарница.

- Что ж, надеюсь, твоя жизнь теперь будет проще, - сухой отстранённостью произнёс Этиен, взглянув на пастуха, гонящего овец по улочке. – А какие истории ты любишь?

- Про мою родину. Я никогда не была в Эльфинфин’Эле[2], и моя мать всегда говорила, что я не похожа на своих сородичей. Происходя из ветви[3] луговых эльфов ствола лесных, я очень мало схожа с ними. Кроме роста, глаз и ушей, наверное.

- Хорошо, - инспектор с теплотой посмотрел на выше него девушку. – Тогда давай я расскажу всё. До орочей общины ещё идти достаточно, - штраффалец перепрыгнул через раскиданные тяпки и лопаты. – Ты знаешь, что слишком долго Церковь была без путей. Наши далёкие предки, придя с юга под покровительством пророка Верона, оставаясь носителями Истины, и опираясь на Книгу закона и заповеди, построили ту Церковь, которая продолжила традиции «Общины Завета», уходящей к пророку Абраагиму и Массею.

- Так что о «Трёх путях»? – подвела к сути подруга, отойдя в сторону и пропустив несущегося с палкой мальчугана, гонящего впереди себя кудахчущих курей.

- Это не совсем учение из Писания. Оно основывается на священном предании, а именно на поучениях благочестивого Иссакия и праведного Маврикия, которые стали писать об этом примерно через тысячу лет после заселения этих земель и войн с орками.

- И чему же они учили?

- О том, что те, кто чтут Творца, имеют три предрасположенности – вера, сродни огню, тишина и сосредоточение в вере, и знание закона и заповедей, всех условностей и норм веры, - отрок Инквизиции приостановился, посматривая на то, как крестьяне кладут пучки соломы на крышу дома. – Во, мужики.

- Так, есть три пути? И чем же они отличаются?

Вопрос эльфийки Этиен даже не услышал, всё его внимание направлено на высокую даму. Деревенская женщина в сарафане выглядела бы обычно, но вот тёмные пятна по всему телу портят чудесную кожу. Осунувшееся лицо и потерянный взгляд создают неприятную картину. Она открыла сухой рот, меж губ протянулись нити желтоватой слюны, чёрные зубы заставляли отвернуться от неё. Она бесцельно бродила по деревне, народ шарахался от неё.

К ней подбежал мужичина в табарде и кольчуге. Массивным топором он оттянул её от забора и пихнул. Тут же показался и второй воин.

- Госпожа, - подхватил её стражник зав руку, - пройдёмте со мной.

- Не-е-т, - прохрипела она, влача ноги, - я не хочу в бараки.

- У вас нет выбора, - потянул её солдат караула, конечности, лишённые силы, подчинились и женщина потащилась за воинами маркграфа.

Этиен не стал просто так смотреть на сию картину. Его сжигало любопытство, странная болезнь продолжает пожирать народ Лациасса, и он был готов поставить на то, что в этом деле замешаны еретики.

- Стой служивый, что с ней!? – кинулся юноша, подняв руку.

- Да опять эта грёбанная хворь. Ух, сука, уже десятый человек за этот месяц. Поговори лучше об этом с диаконом. Мы не знаем, откуда они вылезают. Я помню эту женщину ещё вчера здоровой. Девка несмотря на мужа вчера ворковала со мной!

- Да не ворковала она, Орхе, - вмешался второй мужик, - я же говорю, глаз у неё просто дёргался.

- А что с алхимиком? – напомнил о себе инспектор.

- Он пропал вчера вечером. Поговаривают, что тоже занимался исследованием болезни.

Воины стали быстро удаляться, оттаскивая несчастную в чумной барак. Этиен стоял и думал, что будет делать дальше. Без сомнения, в его списке дел появился пункт, посвящённый дому алхимика. Он вломится туда и поищет записки работника реторты и перегонного куба.

- Мой милый человек, я знаю о чём ты сейчас думаешь. Но давай пока сконцентрируемся на орках. И… что с «путями»?

- Да, - они снова пошли. - Есть «Путь пламенной веры» и там сидят самые… правоверные что ли. Последователи пути отличаются глубокой фанатичной верой, которую невозможно затушить. На них возлагаются многие религиозные обеты, в споре они готовы с кулаками отстаивать свою правоту, присутствие инославных вызывает у них едва ли не параноидальную злобу. Они безумные фанатики, Люссиэль... вот их главная черта. В знак своей приверженности они носят алые одеяния, с символикой огня. Ну, а если эти слуги Церкви обладают силами эфира, то в основном их учат пользоваться чарами пламени и боевой псионики. Знаешь, - человек глубоко вдохнул, - я всегда их старался избегать. Один такой… верный, если заподозрит ересь, наорёт на тебя или отделает. Остерегайся их, Люсси.

- А те, кто в синем и с водным орнаментом?

- Вот это уже люди поадекватнее, - улыбнулся юноша. – С ними общаться приятно, хоть порой бывает и трудно. Это последователи «Пути сосредоточения и тишины воды», - инспектор обошёл большую лужу, в которой гнили рассыпанные зёрна. – Они отличаются уединённостью, миром и спокойствием. Их путь – это глубокая молитва, аскетизм, анахоретство. Это осмысление чувств и эмоций, борьба со страстями с помощью стоицизма и отрешения от суеты. Им даются одежды глубокого синего цвета, в знак их спокойствия и глубины делания. Их чары, если Творец наделил их талантом, это вода, ветер и седативная псионика.

Пара прекратила разговор, когда на пол улицы раздался дикий женский вой:

- О-о-о-х, доченька! Что же это творится!? Господи, помилуй нас!

Этиен и Люссиэль стремглав кинулись к небольшому домику, у которого собрался сельский люд.

- Боже, за что Ты посылаешь мне такие испытания!? – вопила женщина, упав на колени и закрыв лицо; в грязи на желтой пожухшей траве раскинулся истемневший подол светлого платья.

- Успокойся, значит, такова воля Его, - утешали её крестьяне, в воздухе ощущалась беспомощность и тревога.

- Доча, - старческая морщинистая рука светлобородого мужика легла на плечо черноволосой толстой женщины. – Вспомни слова проповедника Шенно – «всякий власть имеющий, творит дела Божии. Осуждение и гнев к нему – есть грех, к искупительной жертве и исповеди взывающий. Будем же послушны нашим господам, как церковным, так и монаршим».

- Покорны!? – кричал толстоватый молодой русый парень в жёлтой рубахе. – Не нужно оправдывать этих ублюдков! Этот подонок просто охерел! Раньше токмо коров рубил, да крестьян бил. А сейчас на девок позарился!

- Не смей говорить на отрока монаршьего! – кричал старик, на его бороду вылетела слюна. – Это грех!

- О-о-о-х! Доченька! Помилуй её, Господи!

- При республике такого не было бы, дед! – покраснел парень.

- Рыпублика! Вон-а какой слово выучил! – визжал старик. – Это попрание наших устоев! Монархия это – богоизбранное! Пусть лучше такое, - мужик указал на дом с распахутой дверью. – Чем гнев божий! Это наказание за наши грехи!

- Что случилось!? – крикнул Этиен, готовый выхватить меч.

- А-а-а-а-а!!! – вырвался женский визг из недр дома.

- О-о-о-ой! – в пущие рыдания бросилась полноватая дама, грохнувшись на землю и хныча; вместо неё ответ взял крупный парень:

- Щенок маркграфский явился в деревню, - пуще красного стал он, ударяя кулаком по ладони. – Ну и что? Он со своими дружками искал девку для различения срамных. Городской бордель ему не по нраву. И не нашёл ничего лучшего, как начать насильничать.

- И ч-что ж-же он с-сделал? – затрясся от злобы выходец из Штраффаля.

- Он пару минут назад схватил Фриду и поволок её в хату! Ублюдок!

Младший слуга Инквизиции ни секунды не сомневался.

- Пойду, посмотрю, - ладонь легла на рукоять, с лязгом и, потрескивая от энергии, вышел клинок.

- Ты уверен? – взволновано спросила Люссиэль.

- Да. Я – представитель Церкви, мне он особо ничего не сделает. А вы все, - инспектор обвёл рукой сельчан, - стойте тут и не суйтесь. Иначе подонок будет вам мстить.

Юноша кивнул, подавил все потуги волнения и страха усилием воли. Сердце забилось бешеной птицей, когда он прошёл под крышу здания и быстро миновал порог. В горнице творился сущий хаос – вещи разбросаны на полу, всюду царит погром и хаос. Стол перевёрнут, под ногами хрустят глиняные черепки, ранее бывшие посудой. Никто не заметил, как Этиен прошёл в комнату, побледневший от увиденной картины. Два высоких мужика стояли у самого угла и с едва ли не раскрытыми слюнявыми ртами смотрели на то, как на соломенной кровати проходила борьба. Парень в кожаном дублете завалился на девушку, пытаясь её успокоить, цеплялся за запястье, снимал больше штаны, но она брыкалась, отбивалась и кричала.

- Тебе помочь, друже? – спросил «охранник».

- Нет, я сам!

- Уйди, тварь!

- Сейчас я тебя сука так трахну, ты на всю жизнь запомнишь! – кричал сын маркграфа. – Не сопротивляйся, сука! – после этого раздался смачный шлепок пощёчины. – А потом мои друзья повеселятся!

- Я ещё мужа не знала.

- Ничего, мы это исправим. Ха-ха! - рассмеялся парень.

- Обожди, малец! – объявил о своём приходе Этиен, сжав до белизны костяшек рукоять; вздымавшиеся перья грифона и чернота камзола делали из него подобие разъярённого духа возмездия.

Монарший сынок быстро отпрыгнул от девушки, дав увидеть её состояние. Это светловолосая прекрасная на лицо крестьянка, только пара синяков и красные заплаканные глаза «оскверняют» чудесный лик. Её платье превращено в изодранную тряпку, отчего прекрасно видно и пышную грудь с алыми следами пальцев, и ссадины на подтянутом животе. На бедрах стянуты почти спущенные трусы.

- Ты что тут делаешь!? – закричал насильник, натягивая кожаные портки.

- Иди сюда, - инспектор протянул руку и крестьянка схватилась за неё, как за брошенный канат. – С тобой всё в порядке? Они не успели ничего сделать?

- Д-д-да, - еле как ответила трясущайся Фрида. – Н-н-е-т.

- Иди, - толкнул её юноша, и она мгновенно выскочила из дома.

- Ты хоть понимаешь, кто я!?

Этиен не стал слушать ублюдка. Он не был искусен в магии, но помнил пару хороших и эффективных мыслеформлул, быстро обратившись к течениям эфира. Слабый чародейский талант был усилен ревущим огнём эмоций, грозди гнева «лопнули», подпитав энергией могущество стихийного заклятья. Распахнутая ладонь выпустила ураган… сногсшибательный поток, кулак ветра ударил негодяев, снеся их, будто пинок тролля. Один вылетел в окно и полностью вошёл в кучу с коровьим дерьмом, второй впечатался в стену и грохнулся лицом в ночной горшок, а обладатель голубой крови отделался шлепком о брёвна и приземлением на кровать. Смачный хруст и дикий вопль явно дал знать об ушибленных рёбрах.

- С-с-ука, говнюк, гнида вшивая, - рыдал сын маркграфа. – Я отцу скажу. Он т-тебя на крюках повесит.

- Конечно, тварь, - Этиен не нашёл ничего лучше, как плюнуть на лицо парня и на прощание стопой ударил его в пах. Тот ещё сильнее скрючился, став постанывать и материться, но разъярённому человеку уже не было дела до него.

На улице его ждала немая картина, застывший концентрированный шок и сдавленная радость. Парень глубоко вдохнул, стараясь успокоить быстро бьющееся сердце… всё позади, всё прошло. Мать и дочь сцепились в объятиях и тихо плакали, крестьяне стали расходиться, дабы избежать гнева сына маркграфа. Полный мужик кивнул в знак благодарности и сам поспешил ретироваться, помогая подняться Фриде с матерью.

- Что же нам теперь делать!? – стал возмущаться старик. – О, беда на наши грешные головы! Что же нам теперь делать!? Ты поднял руку на отрока монаршего, и сам маркграф сюды явится вскоре.

- Скажите ему, чтобы искал Этиена из Штраффаля. Или Этиена Саффакос-Аврелиоса, - напоследок инспектор вынул пару серебряных монет и протянул их Фриде. – Это вам на восстановление дома. Должно хватить.

Люссиэль присоединилась к нему, и они продолжили путь в полном молчании… сказать было нечего, да и когти шока всё ещё не размыкались на душе. Оба понимали, что подобный беспредел иногда случается на окраинах Империи. Там, где свет закона более всего слаб, где сословные привилегии сильнее права, сильнее норм жизни и сострадания, а слово императора и могущество имперского суда низложено до формальностей, подобнее имеет место быть. Как учила Церковь – «демоны распаляют наши слабости и делают подобными себе, выливая масло мыслей и нервного возбуждения на огонь наших страстей и грехов. Слабые становятся сосудом для дел бесовских». Но чтобы посреди дня? Так нагло и открыто? Чтобы отрок маркграфский уподобился разбойнику или бандиту? Это не могло не вывести из колеи. Размышления не отпускали выходца из Вазиантии, и он решил хоть на что-то переключиться:

- Ну и третий «Путь», - продолжил Этиен, лишь бы заполнить невыносимую пустоту в голове, избавиться от шока и потрясения, но на этот раз слова зазвучали без особого энтузиазма. – Это «Путь закона». Они настолько досконально знают все заповеди, догматы и нормы церковного права, что готовы заткнуть за пояс любого законника или книжника. Цвет их одежд – бежевый, как оттенок бумаги. Если обладают, то используют чары, связанные с землёй.

- А где всё это закреплено? – они резко свернули, дома стали беднее, всё чаще воздух портил смрад гниения, разносившиеся из мусорных куч.

- Поучения благочестивого Иссакия и праведного Маврикия легли в основу Канонического кодекса о «Трёх путях». В основном, всё, что касается этого – в сем Кодексе. И самое странное, как по мне, - сделал недовольное лицо юноша. – Те, кто не следует никакому из этих Путей, не могут получать высшие саны в Церкви или должности в Ордене Света и Инквизиции.

- Это несправедливо.

- Но это факт.

Рассказ завершился как раз в тот миг, как они достигли окраины деревни. За деревянной оградкой, больше походящей на низкий забор, начинались просторные поля, где садился урожай, и велись основные работы. Но перед ними, в небольшой низине, окружённой златолиственными берёзами, из нор, юрт, шалашей и палаток, устроилась община, ставшая домом для нелюдей, ставшим гражданами Империи.

Спустившись по покошенной «лестнице», один вид которой способен возмутить и напугать – это полугнилые доски положенные на земляные выступы, они оказались в довольно тесном пространстве – справа и слева высокие бурые шатры из шкур и кож. Тут и там потрескивают костры, всюду витает запах жареного мяса и пьяняще-смердящий запах орочьего пойла. Рычаще-хрюкающие звуки вылетают из гортаней высоких мускулистых существ с зеленоватой кожей и волосяным покровом. Этиен увидел, как орки ведут своё простое хозяйство – свежуют туши животных, у больших неказистых котлов, покрытых чёрной копотью и гарью, варят алкоголь из всего, чего только можно.

Люсси присмотрелась, её острый взгляд выцепил норы и небольшие проходы, вырытые в земляных насыпях и возвышениях, образовавших обжитую котловину. Там копошатся низкорослые существа, чьи очертания слабо проглядываются из мрака. В приземистых буро-зеленоватых тварях, с клыкастой мордой и большими острыми ушами, смахивающей на кошачью, она узнала гоблинов.

- Удивительно, что все они смогли ужиться с людьми в этих землях, - тихо произнесла Люссиэль.

- Это естественная картина на окраинах Империи. Всегда нужно податное население, всегда нужна сила и рекруты. Согласно Имперскому закону «О нелюдях», - инспектор совершил шутливый реверанс рукой, - и благой воле Рейхстага, все расы и нации, не проявляющие агрессии и отрёкшиеся от своих диких обычаев, могут жить в любом королевстве, графстве, республике, вольном городе и прочая-прочая-прочая.

- А выгода есть?

- Конечно есть! Чего стоят только орочьи рати при имперском войске. Одни из самых лучших воинов на службе Фридриха.

- А для Лациасса?

- Грубая сила. Лучшие пахари на полях, носильщики и ополченцы. А в ловкости и быстроте собирательства ягод мало, кто сравнится с гоблинами. К тому же, посмотри, - Этиен показал на шатёр, из которого доносился звон металла, а из дыры вырывались клубы чёрного дыма. – Лучшие кузнецы здесь – орочьи. Я видел пару здешних плугов – работа грубая, но добротная, - на этот раз рука указала на шатёр, полный шкурами животных. – Орки и гоблины – хорошие охотники. Сильные, быстрые, выносливые. Они с лёгкостью завалят медведя, прогонят стаю таких или выследят монстра, - парень потёр нос, который стало щипать от стойкого запаха пота и пойла. – Ты понимаешь.

Встав посреди общины у огромного тлеющего кострища, они стали искать того, с кем можно поговорить. Орочий язык прост, но ни Люссиэль, ни Этиен не знают его в совершенстве, но вазиантиец всё же решил попробовать.

- Оррука, оррука, гдхарда умма.

В ответ пара орков расхохотались, паренёк явно исковеркал их язык, сказав что-то потешное.

- Орруку, агхаррдд уммарр, - донеслись позади слова. – Чего вам нада, люди? – на довольно сносном человеческом языке заговорил орк, взгромоздившись над пришедшими сгорбленной фигурой, длинные мощные руки с когтистыми пальцами поглаживали бока.

- Мы пришли помочь, - ответил инспектор. – Говорят, что у вас есть проблемы.

Орк потёр приплюснутый нос.

- Н-дха. Есть такое. Но вы люди не делать просто всё. Вам что-то нада?

- Ничего особенного. Говори, орк.

- Наш вождь прихворал. Грозрохол у себя. Вы – идти за мной.

Спустя пару мгновений они оказались в довольно приятном и уютном шатре. Под ногами шкуры волков, кабанов, речных шкытов и медведей, ставших отличным ковром. У «стен» поставлены стойки с брутальными массивными топорами, валяются трофеи – рога, зубы на верёвках и когти. Впереди, на деревянном самодельном и державном троне взгромоздилась внушительная фигура – величавый орк, предводитель общины. Под медвежьими и тролльими шкурами проглядывается бледная кожа, «опоганенная» нарывами и язвами. В тёмных глазах слабо трепещется огонёк жизни, а у клыков собралась желтоватая пена. Он сильно накренился вперёд, кажется – ещё немного, и он грохнется на «пол».

- О, - удивилась эльфийка, увидев статного бородатого мужчину в церковной рясе, смотрящего на орка.

- Отец диакон, - узнал Этиен мужчину в чёрно-синей мантии. – Как вы тут оказались быстрее нас?

- Окольными путями, сын мой, окольными путями, - улыбнулся клирик и протянул руку для рукопожатия… это привело в ступор штраффальца – вместо нарочито громкого благословения и высокомерного взгляда пред ним простота, а клирик посмеялся. – Да давай, я не кусаюсь. Меня зовут – Саварро.

- Вы помогаете оркам? - с настороженностью протянув руку, поздоровался Этиен. – Отец Саварро.

- Да. Порой ношу травы и эликсиры, когда они хворают. Окормляю их духовно. Читаю их детям Писание, ну и так по мелочам.

- Хорошо. Отец Иннори не особо жалует то орков. Я видел, с каким неодобрением он смотрел на них и отзывался.

- Ох, - тяжко выдохнул диакон. – Он их считает грязными животными, не понимая, что всякая жизнь важна Господу. Многие их презирают за дикие обычаи, за внешний вид и странность жизни. Не такие как мы… но кто посмотрит в их душу? – Саварро сложил руки на груди. – Они тоже живые существа, ради Истины отрёкшиеся от природной злобы и дикарства. Да, есть ещё целые племена и земли, заселённые орками, которые молятся тёмным богам, едят людей и грабят селения, но они, - диакон обвёл рукой присутствующих, – ради Творца смогли преодолеть свою натуру. Так почему же мы должны их не любить? У отца Иннори свой взгляд, и он священник. Я не стану его критиковать.

- Хорошо, - улыбнулся Этиен. – Редко встретишь такого милосердного бра… клирика, - поправил себя инспектор, памятуя о статусе собеседника; он показал на вождя, бодро говоря. – К делу. Что тут у нас?

- Это последствия отравления, - вмешалась напарница; пальцы провели по волдырям, нос втянул воздух, различивший слабые оттенки чесночно-аммиачного аромата. – Раны — это следствие, из них сочится ихор. Бледная кожа, изо рта идёт характерный запах. Организм ещё пытается бороться.

- Что? – смутился диакон. – Как такое может быть?

- Это яд. Точно, - Люссиэль отстранилась от орка. – Судя по всему эту «заля аль-мафти»[4] с востока. Он очень быстро убивает человека, разрушая его тело, но вот с орочьим организмом он не может быстро справиться, - уши эльфийки дрогнули. – Противоядие от него трудно готовится, и оно очень дорогое, но я смогу помочь.

- Говори, что нада, - потребовал орк.

- Вам нужно сделать раствор на мане из лепестков золотого мирта, тёртого клыка тролля и корня целебной розы, - девушка вытащила из подсумка на поясе небольшой мешочек, размером с напёрсток. – Тут лепестки мирта. Этого должно хватить.

- О, благослови тебя Господь! – воскликнул диакон, выхватив тканевый свёрток, затянутый нитью. – Я обладаю искусством алхимии и думаю, смогу что-то приготовить. Ещё раз – храни тебя Бог, дочь моя.

Этиен улыбнулся тому, что исход будет добрый. Несколько сотен тысяч лет назад потомки первомужчины и первоженщины разошлись в путях. Орками и гоблинами стали те, кто присягнул на верность силам природы, кто сроднился с ней и более уподобился зверю, могучему и славному. Но тем не менее все они – творения Всевышнего, не лишённые разума и Его образа, кто бы что не говорил и чему не учил.

Следователь из Штраффаля вспомнил о том, что будоражит умы жителей Лациасса и не мог не поинтересоваться:

- Отец Савваро, расскажите пожалуйста, что вы знаете о заразе, которая распространяется по городищу?

- К великому сожалению, практически ничего, сын мой, - диакон почесал бороду, - мне удалось осмотреть заключенных. Единственное, что я понял – они будто бы живые трупы.

- Как это? – в душу проник страх, на лице повисла маска смущения.

- Плоть хилеет, начинает разлагаться, - речь дёрнулась от ужаса, - сердца практически не слышно. Вены становятся синими. И знаешь, это проявляется днём, когда солнце особо яркое.

- Да ну!

- Истинно тебе говорю, сын мой. Они поведали так же, что по ночам ощущают странную тягу, их будто бы кто-то зовёт или… заставляет прийти, - Саварро тронул чашу на груди. – Храни нас Творец, но я ничем не могу помочь им. Никакие травы не действуют, болезнь словно магическая. Они буквально умирают, но вот молитвы, поедание святыни и помазание елеем святым останавливает разложение. А их кровь вне тела шипит и пузырится, если её полить водой святой. Вот, что сила Господня творит.

- Но почему я вчера видел едва ли не труп? – возмутился юноша, уперев руки в бока.

- Отец Иннори запретил, - печально ответил диакон. – Он полагает, что эти люди прокляты Богом, а значит никакой помощи от алтаря им ненадобно.

- Понятно.

Этиен махнул головой орку, подав знак. Вместе они вышли из палаты, пока Люссиэль продолжала объяснять Саварро, как лучше лечить вождя. Прежде чем озвучить просьбу парень посмотрел на своего собеседника.

- Мы помогли вам, теперь вы помогите нам.

- Что тебе нада?

- Мне нужно знать, есть ли у старосты какие-либо особенности? Может он ходит куда-то по ночам или поведение странное? Вы живёте на окраине, и можете видеть, если он куда-то удаляется в лес и вам оркам, с вашим чутьём открыто больше, чем людям.

- Староста Фаринг – мужик хороший. Он нам помогать. Мы ему многим должен.

- Я понимаю. Это всё – для его блага. Я не стану творить ему зло, - соврал инспектор, почувствовав укол в сердце.

Орк мялся где-то с полминуты. Законы и обычаи чести не давали ему помочь какой-либо стороне – и староста для них много сделал, и посланники Церкви спасли Грозрохола. Этиен уже вновь думал давить на него, как услышал грубую, но осторожную речь:

- Гоблин Типпши как-то раз его видел вечер. Он идти из дома. Идти на север села. Гоблин проследить. Типпши видеть, как он заходить в дом с птицей. Это всё.

- Хорошо, - кивнул вазиантиец и приложил руку к груди. – Бывай, орк.

- И это, - остановил его «общинник». – Вождь захворать после того, как быть у старосты. Он принести бочонок пива и пить. Потом ему плохо. Но это не староста. Фаринг его сам пить хотеть. Но подарить вождь.

- Я учту это. Ты знаешь что-то о монстрах в округе? Или опасных диких животных? Кто-то пьёт кровь животных.

- Там дальше, на полях есть большой жук. Много. Но они бежать, когда нас видеть. Больше нет – мы всех опасных-опасных побить.

- Кстати, вы недавно бунтовали? Так говорил Фаринг.

- Мы ничего не делать. Мы справедливо возмущаться и говорить старосте! – вспылил орк, разведя лапами. – Синее люди требовать больше шкур, чем мы договариваться. Мы говорить старосте. Никакой оружие и вещи от нас.

- Я тебя понял.

Этиен подождал спутницу, после чего они пошли дальше. Солнце медленно закрывала чреда облаков, судя по всему, намечался дождь. Выйдя из низины, они оказались пред просторными далями. Огромные, не вмещающие взгляда, голые тёмно-коричневые поля, где местами виднеются стога сена. Вот – основной источник пищи, дохода и натурального налога этой деревне. Пускай временами урожай скудный, но без него не выжить жителям Лациасса.

- Что думаешь? – спросила эльфийка.

- У меня только два вопроса – откуда ты столько знаешь про яды, и что мы будем делать дальше?

- Яды-ы, - затянула Люссиэль. – Я про них читала, да мать рассказывала. В нынешние времена без хорошего яда или знания о них особо никуда. Народ частенько травит друг друга, нужно знать, как защищаться от подобных коварных выпадов. И… что затрудняет тебя?

- Орк мне сказал, что никаких монстров в округе нет... староста мне сказал иначе. И знаешь, - нахмурился инспектор, потерев щиток. – Я куда более склонен верить орку. У старосты есть мотив направить нас по ложному следу. Он же мне и рассказал, что у них произошёл конфликт с торговцами Гильдии. Что-то неладное тут творится.

- Ты о чём?

- Пиво вождю общины дал староста, и после него ему стало плохо. Фаринг же говорил и о чудовище, и о животных, высосанных досуха, но лучшие охотники этих мест об этом слухом не слыхивали, - Этиен показал на овец, которых пастух вывел на поля, пощипать последнюю пожухшую травку. – Как он спокойно их водит. При нём нет даже меча. Нужно тряхнуть старосту.

- Хорошо. Диакон дал мне остатки того пойла, - дочь лугов подбросила небольшую бутылочку со светлой пенящейся жидкостью. – Можно будет проверить её не только на наличие яда. Осталось найти только магический стол.

- Это ты к чему?

- Кто знает? – пожала плечами эльфийка, - может пиво ещё и прокляли, чтобы устранить цель наверняка. Тогда мы будем знать, что нужно искать преступника с навыками треклятого колдуна.

- Хорошо, продуманная ты моя. А теперь я хочу посетить дом алхимика. Что-то мне кажется, что неизвестная болезнь не просто так появилась.

Вскоре Этиен и Люссиэль добрались до лачуги, стоящей на южном отшибе Лациасса, которая была скрыт за высоким забором, полностью овеянным высоким кустом и лианами. Вазиантиец коснулся калитки и со скрипом оттолкнул дверь, ступив на дорожку из камня.

- Чувствуешь? – спросила эльфийка, когда её нос защипал смрад.

- Пока ничего.

Возле одноэтажного весьма приземлённого домика разбиты три небольших участка. На них длинными рядами простирались высокие грядки. Они видели, что на них ровными рядами желтеют травы – высокий, смахивающий на камыш, ибрис, чей верх налит алым, содержа концентрированный лечебный сок. Метровые стебли орши так и манят насыщенными зелёными ягодами, которые любят старики за то, что она предаёт сил и энергии.

- Кто-то должен был собрать эти травы, но их никто не коснулся, - подметил штраффалец, - что ж, тут у нас стандартный набор. Ибрис с маной для здоровья, а орша придаст сил на полях.

Инспектор осторожно подошёл к двери и пару раз стукнул. В ответ тишина. Тогда он подтолкнул преграду и кусок дерева со скрипом отъехал назад, будто бы приглашая их в тёмное помещение. Под ногами захрустели осколки стекла. Этиен почувствовал, как неприятный холодок пробежал по спине, теперь его нос стало пощипывать. Тут он увидел обычную обстановку для дома алхимика – тут и там висят пучки трав, есть пара кованных сундуков, а на большом столе разбросаны мензурки, ступы и перегонные кубы. На дощечках засохли резанные и тёртые травы, всё ещё исторгающие терпкий аромат. Глаз зацепил и небольшую бутылочку, наполненную светло-синей жидкостью. Раствор ждал своего момента.

- Он не успел его применить, - сказала Люссиэль, погладив стекло. – Без маны любое зелье не зелье, просто сок, ибо только она даёт силу алхимическому… «компоту». Он что-то готовил, - напарница наклонилась над столиком, осторожно трогая сухие волокна. – Это ибрис, тут виднеются тёртые ягоды орши, - она заглянула в ступу, где палец вытащил пару алых гранул. – А это «слёзы ангелов», довольно сильный стимулятор.

- Я слышал, что это довольно дорогое вещество, - Этиен взглянул на мензурки. – Оно добывается из особых деревьев на юге, и само содержит ману, но только крупицу.

- Ты прав. Орша, ибрис и «слёзы ангелов», - Люсси взглянула на напарника, бедолага слегка продрог, ибо в темноте зелёные глаза эльфийки светились, как у кошки, - это был бы мощный стимулятор с целебным эффектом.

- Господи, - приложил он ладонь к сердцу, - давно хотел сказать. У тебя такие глаза, ух, завораживают.

- Да, у большинства эльфов глаза светятся в темноте. Только наши тёмные сородичи лишены этого.

- Он явно хотел вколоть это заражённым, - вернулся к теме инспектор.

- Смотри, - она показала на листы бумаги, оставленные у дощечек.

Этиен подошёл к ним и взял. Отряхнув от пыли, он стал читать косо написанные строки:

«Запись 1. Я начал изучать заражённых, хотя Иннори шипел, что нельзя. «Проклятые Богом», значит. Проклятье, они – живые трупы. Я даже не знаю, как к ним подступиться. Они смердят и воняют, будто уже сдохли. Ладно, начну с обычного осмотра. Самое страшное – они даже и говорить толком не могут, несут бред. Опросить их не получается».

Переведя взгляд, он увидел существенное продвижение в изысканиях:

«Запись 4. Отлично, Иннори всё же одобрил мои дела. Я знал, что он оценит то, что их можно исцелить. Священник даже дал «слёзы ангела», когда я ему рассказал, что мне нужны сильные вещества, которые могли бы дать лечебному зелью силы. К тому же они особо с ним дружили, может поэтому он мне помог? Он даже Писания изучал вместе с этой частью общины. Хорошо, судя по симптомам это «Болотная лихорадка Шульмана», переносимая ядовитыми мухами. Один укус и впрыск яда заставляет людей едва ли не гнить заживо. Но у нас единственные болота – на юге и там сейчас сидят повстанцы. Да и этот зов, активизация симптомов под солнцем?»

Перелистнув пару страниц, следователь из Штраффаля посмотрел на самый конец листа:

«Запись 8. А вот тут интересно. Я с собой взял крупицу «слезы ангелов» и результаты были ошеломляющими! Скорее всего тут замешан…», - запись обрывалась.

- Я думаю, здесь мы больше ничего не найдём, - Этиен убрал листы в карман. – Его прервали как раз в тот момент, когда он хотел записать причину болезни.

- Что ты о всём этом думаешь?

- Он работал над лекарством, причём эффективно, судя по записям. Когда бы заражённые пришли бы в себя, то поведали много интересного, быть может, - юноша обратил взор на выход. – Дверь незапертая. Он видимо думал, что скоро вернётся, но…

- Ты думаешь?

- Да, я прочти уверен, что он валяется где-нибудь с пробитым черепом и ножом в животе. Пошли, подумаем над тем, что узнали.

Вскоре они вернулись в деревню, но вместо спокойствия и отдыха они встретили полную неразбериху. В центре Лациасса всё кишело солдатами – воины в кольчугах и табардах с бело-синим полотнищем и щитом, шлемах-капеллинах. Они грозили местным жителям – дубинками, палицами, топорами, копьями и алебардами, на каждый крик возмущения ответом становился дежурный агрессивный ответ:

- Всем оставаться на месте и кланяться! – кричал воин, размахивая шестопёром, его шлем перевязан красной тканью. – Тут ваш маркграф!

- Да шо вы аспиды творите! – вопили сельчане. – Твои салдофоны курей подавили мне!

- Всё во имя государства!

Человек и эльфийка подошли к толпе, решая, что делать дальше. В их стороны «смотрели» взведённые арбалеты, а тонкая линия солдат с небольшими простыми щитами отделяла народ от воинов маркграфа. Сержанты, вооружённые мечами, громогласно отдавали приказы, переставляя ратников и занимая ими новые позиции на улицах и здания, выкидывая оттуда людей. Этиен дрогнул, увидев пару человек с фингалами и разбитыми головами у своих домов, а из окон торчали луки и арбалеты. Всё происходило слишком быстро.

Внезапно на «арене» появился новый участник – на белом коне, в окружении свиты из всадников, облачённый в латный доспех, с разувающимся синим плащом, дал лицезреть себя сам маркграф. Это высокий рослый мужчина с русыми волосами, стриженными под каре, аккуратной бородкой на прекрасном лице и голубыми очами. В его свите ехали пару рыцарей, и десяток воинов, которые красуются хорошо сделанными кирасами и оружием, украшенным резьбой и узорами на стали. Они встали прямо пред храмом – образ прекрасных воинов в сверкающих доспехах на фоне церкви так и просился на картину.

Появились и крупные мужики, удерживая на поводке рычащих мохнатых и страшных псин.

«Зараза», - продрог Этиен, увидев высоких тварей, лающих и рвущихся кого-то загрызть, ещё сильнее их образ дополняли налитые кровью глаза, пена и сверкающие зубы.

Одно появление лорда вызвало у людей вздохи и ахи, восхищение и глубокое почтение, а у кого-то страх и презрение… практически в едином порыве они склонили головы в присутствии своего феодала. Вазиантиец так же сделал, явно ощущая, что большинство сотворили жест уважения сколько из-за ужаса перед наказанием, ударом дубинки тупого солдата, который попытается выслужиться перед своим хозяином.

«По любому из-за своего сынка-ублюдка прискакал», - подумал инспектор.

- Мне нужен Этиен из Штраффаля! – громко крикнул Готфрид. – Среди вас есть Этиен из Штраффаля!

Вазиантиец ни секунды не сомневался. Страх и трепет стягивали сердце, стали камнем в груди, но он смог.

- Это я! – подняв голову, крикнул парень и шагнул вперёд; маркграф дал знак, и стража расступилась, пропуская его.

- Скажи, зачем ты напал на моего сына!? – сходу спросил Готфрид.

Их взгляды встретились – огонь в нефритовых очах слуги Инквизиции столкнулся с холодом в сапфировых глазах монарха. Лик выходца востока был бледен, но, всё же, развевая каждый укол волнения и держа себя, без дрожи пред владыкой земель окрестных, он заговорил:

- Потому что он напал на девушку и со своими спутниками решил её насильничать.

- А такому есть доказательства?

- Спросите у своего сына, - Этиен указал на парнишку подле маркграфа, держащегося за грудь.

- Лоренцо? – опустил глаза земледержец.

- Подумаешь, сучка деревенская, - фыркнул парень. – Отец, разве это имеет значение? Мало ли девок я поимел. Одной больше, одной меньше.

После этих слов грянула напряжённая тишина. С одной стороны, феодал понял, что был не прав, но с другой – он не может позволить ударить в грязь лицом, не может позволить себе потерять авторитет.

«Сегодня они поднимут руку на моего сына, а завтра крестьяне бунт учудят из-за какой-нибудь мелочи!?» - подумал Готфрид.

- Да и насрать! – выругался один из рыцарей, защитивший себя плотной кольчугой, украсивший зелёно-синим цветастым сюрко. – Он ополчился на отрока твоего! Без честного суда и почтения к голубой крови! Теперь пущай их суд лорда ждёт!

- Я – представитель Инквизиции, рыцарь, - указал на щиток инспектор. – Не тебе меня судить.

- Я тебе бошку отделю, потрох сучий! – обнажил топор воин, подняв на дыбы ржущую лошадь. – А в Штраффаль отправлю послание, что ты сгинул на болотах, скотина.

- А то, что этот говнюк на девушку полез, нормально? - Люссиэль не выдержала, в её пальцах сверкнуло длинное волнистое лезвие кинжала, сам жест распугал народ и заставил воинов насторожиться.

- Я как-то был в Штраффале, - ухмыльнулся воин, посмотрев на эльфийку. – И заглянул в один бордель. Ох, да ты у нас оказывается боевая шлюха!

Этиен не сдержал порыв. Он обернулся, одёрнул воина и что было силы, ударил его. Пара зубов с перестуком упала на брусчатку, а солдат грохнулся, выронив арбалет.

- Собак на них! – крикнул рыцарь.

Мужики спустили псин, вазиантиец быстрым движением руки успел вынуть бастард и встал в стойку, чтобы сдержать натиск трёх массивных тварей, которые волка способны загрызть. В крови забурлила ярость, взывающая к вспышке пламени, на пальцах заиграл жаркий чародейский огонь. На ватных ногах инспектор готовился отбиться от собак, смотрел на чёрных мускулистых монстров, но то, что произошло, он не ожидал. Псы остановились в метре от него, когда юноша уже готовился высыпать сноп огненных искр по мордам. Животные, будто одурманенные сели и покачиваясь, легли. Скулящие «щенки» закатились на спину и к изумлению, всех стали кататься и весело скулить.

Этиен обернулся. Он обрадовался, на лице расплылась улыбка. Люссиэль на протянутой руке держит облачный шар ядовито-зелёного света – она сотворила заклятье из дисциплины[5] зоомантии, сделав из настоящих машин смерти милейших пёсиков, одновременно собрав удивлённые взгляды.

В этот миг двери храма распахнулись и на ступенях святого места появился священник, выкрикнувший:

- Готфрид, я тебе запрещаю трогать слуг Церкви!

Иннори не стал вести полемики, но он использовал сильнейшее оружие в подлунном и эфирном мире – силу веры. Это оружие способно останавливать и разжигать целые войны, щадить и губить тысячи жизней. С его уст слетела фраза, способная изменить сердца людей. Этой фразой можно оправдать всё, что угодно, можно низвергать монархов и возводить чернь, можно останавливать армии. Это фраза хтонической силы:

- Помни, маркграф, идти против Церкви, значит идти против Бога!

- Они тронули моего сына! – крикнул маркграф, будто бы желая оправдаться.

- Так только потому, что он творил дела не Богоугодные, а осуждения достойные! – позволил себе дерзость священник.

Как только прозвучали заветные слова, сильнее всякой магии, всё противостояние быстро сошло на нет. Готфрид не желал начинать воевать с Церковью и махнув рукой, забрал рыцарей восвояси. Солдаты, получив приказы от сержантов, стали спешно ретироваться.

- Спасибо вам, отец Иннори, - поклонился Этиен, понимая, что обязан жизнью ему, люди маркграфа могли зайти слишком далеко.

- Вы пришли, дабы найти преступников и покарать их. Ступайте, с миром, - осенил их священным знаменем Иннори. – И пусть Господь поможет вам в святом деле поиска еретиков!

[1] Первый Храм – главное святилище Творца на этой земле, ставшее единственным и главным «домом» Единого. Именно там приносят главные жертвы, установленные Книгой Закона. Построено царём Шоломоном по приказу самого Бога, когда «Община Завета» ограничивалась только маленькой крохой земли на далёком юге, известном ещё как «Бетт-А-Элорам». Все остальные церкви, храмы и соборы являются отголоском его славы. Оно представляет собой не просто строение, а целый храмовый комплекс, выполненный в искусном виде и форме. Само внутреннее святилище, куда могут входить только священники из священного рода, настолько красиво, что кажется, словно его сотворил сам «Небесный Ювелир», а во время богослужений нередко видят обитателей горнего мира.

[2] Эльфинфин’Эль – название континента эльфов на их родном языке.

[3] Ветвь – название эльфийского подвида. Всё общество этой расы представляется в образе дерева, где есть «стволы» - главные виды эльфов, а от них уже исходят ветви.

[4] Заля-аль-мафти – яд, известный как «дыхание смерти», переводя с араббийского. Он очень распространён на юго-востоке этой части континента среди султанатов и халифатов. Является очень опасным, пара капель способны убить взрослого человека за считанные минуты.

[5] Дисциплины магии – деление всех заклятий на соответствующие школы в соответствии с их свойствами. Так есть следующие основные дисциплины – элементальная магия, ментально-псионическая магия, сангвинарная магия, зоомантия, колдовство, телекинетика, преобразование, некромантия, магия света (исцеление и борьба с нежитью, злом), магия призыва, акустическая магия и астральная магия.