Пастырь крови

Глава 4. Люди и эльфы

Вечер этого дня.

Какие бы плохие события не опечалили, чтобы не происходило в течении дня, всегда можно найти покой и отдых после работы, а именно «утопить» невзгоды в местной таверне. Так и поступили Этиен с Люссиэль – они решили на пару мгновений отойти от всех бед и испытаний сегодняшнего приключения. Несмотря на испытания грядущей ночи, они могли предаться моменту веселья – тому, что предаёт вкус жизни на окраине Империи, вдалеке от света закона и благ цивилизации.

- Значит ты, луговая эльфийка? – спросил юноша, присаживаясь за крепкий дубовый стол, где уже поставлена еда и выпивка. – Но по манерам, оборотам речи, ты не похожа на других эльфов. Я встречал твоих родичей, но из «семейства»[1] миддивалагардских, «ветви» речных, ствола «лесных» дома «холодного ручья», - парень прикоснулся губами к пенному напитку, прохладное пиво принесло облегчение. – Боже, язык сломаешь. И вот – у них особая манера речи.

- Ты прав. Я не похожа на своих родичей, но только потому, что я выросла среди людей, - Люсси осторожно взяла пару листов капусты, завёрнутых в конверт. – Моя мать даже не пыталась мне насадить манеры предков. Она понимала, что мне быть среди вашего бората и решила растить, чтобы потом было проще.

- Я думаю, ты ещё вернёшься к себе на родину, - улыбнулся Этиен, погладив девушку по руке, понимая, что тут никто не подбежит к нему и не станет упрекать в нарушении заповедей и учению проповедников Церкви.

- Ты знаешь обо мне, знаешь, что я люблю петрушку и мирт, белое вино. Знаешь, что я люблю музыку свирели и песни вагантов. Но ты ничего не рассказал о себе, кроме того, что спалил дверь библиотеки, когда в первый раз попытался колдовать, - она прожевала и проглотила капусту. – Расскажи о себе, дорогой мой друг и я с интересом послушаю.

- Да, я после этого, думал неделю сидеть нормально не смогу. Дьяконские розги особо больнючие, - усмехнулся парнишка, вспомнив, что будучи мальчуганом родители отдали его работать при церквушке. И там он забрёл в местное хранилище знаний, нашёл там открытую книгу огненных заклинаний. Его как раз учили грамоте диаконы и какие-то слова он уже мог разобрать. Прочитав пару строк, юнцу захотелось повторить всё, желание почувствовать себя магом полностью развеяло страх пред последствиями. Так Церковь узнала, что у беженца с дальнего востока есть способности к магии, а местные церковники хватались за голову, ибо хранилище знаний чуть не было утеряно в пожаре.

Этиен кивнул, осмотревшись. «Хромой тролль» под вечер пестрел простой «красотой», в нём творилась истинная магия скромного празднества. Если утром сельчане собираются в храме ради таинств Господа, то сейчас они тут во имя мистерий веселья и трактира. Шальная весёлая музыка костяных флейт поддерживает бранные частушки, пьяня не хуже эля. Люди пускались в безудержный пляс, за крепкими столами мужики пили пиво и ели, а дамы шептались о новых сплетнях. Народ играл в карты, ставил деньги и ценные вещи. Инспектор тут и там слышал крики и смех, до его уха доносились досужие сплетни и разговоры:

- Слышала, нашего маркграфа в Циенне видели с баронессой какой-то! – заедая хлебом и попивая пиво, твердила плотно сложенная сельчанка. – А ведь у него такая хорошая жёнка.

- Да полно тебе будет. Это обычная встреча. По торговле общались, наверное.

- А я говорю тебе. Делит он постель не только с женой своей, - она погладила себя по лбу, - ух прости нас Господи, грешных.

Повернув голову, Этиен мог услышать и что-то более приземлённое, чем разговоры о вечном – политике и постели:

- Как ты, моя дорогая? Всё хорошо?

- Да трудно нынче стало. Торгаши цены поднимают, товар, испорченный, обратно не хотят принимать. Старик мой на последнем издыхании, кряхтит всю ночь, продыху от него нет!

- О, Боже. Да может всё наладится.

- Да не наладится. Мой идиот-то пропил полжалованья с товарищами. И вот на что нам жить? Посевы на нашем участке не богатые взошли. Ох дурья-то бошка, из-за него опять занимать у общины.

- А Иннори не поможет? Он же священник.

- Мёртвого быстрее о помощи допросишься, чем его.

Не обошлось и без известной ненависти к тем, кто лишён благовидного образа и лика:

- Ты не думала, почему-то наша бурёнка, Алая, прихворала?

- Неа.

- А я тебе говорю, орк на неё прям так и пялился, прям и сожрать её хотел. Это он её траванул или сглазил, чтобы потом мясо себе забрать.

- Ты ещё саджи, что это гоблины твои запасы поели, а не ты их от мышей не укрыл.

- И то верно ты говоришь. Будь моя воля, я бы всех этих зеленокожих на костёр отправил. Верно говорит отец Иннори – все они животные безбожные и всем им место на пустошах.

Но есть и куда более высокие темы, которые пронизаны всё тем же невежеством и глупостью:

- Нужно три меры святой воды добавлять в воду для полива овощей. Ну и посыпать просфорным хлебом. Так всё будет лучше расти.

Другая дама молвила об ином:

- Если кошка чёрная поперёк пути пробежала, сотвори три поклона, помолись благоверному Еникию-батюшке, плюнь через правое плечо и иди смело. Чёрт у кошки убоится и побежит.

С другой стороны уши «ласкали» поверья про руки:

- Слышала? На левом плече у тебя дьявол сидит! А значит и левая рука ему отдана. Не ешь и не пей ею.

«Хромой тролль» стал небольшой отдушиной для Этиена. Если таверны и постоялые дворы в Штраффале следуют строгим правилам – запрет на безудержные танцы, песни только о силе и славе священства, музыка только лишь та, которую одобрят церковные хоры. Вопрос Люссиэль заставил его задуматься о собственной жизни, о значении простого веселья и доброго отдыха в конце дня. На миг ему показалось, что он постепенно выгорает, ему всё надоедает… к чему же приведёт это давление?

- Я даже не знаю… вся моя жизнь – изучение закона и служба Церкви. За это время мне мало удавалось где-то быть и пробовать что-то не утверждённое уставом.

- Уже поняла… иначе бы ты меня не потащил на утреннюю службу.

- Я тебя и не тащил, - парень отпил пива и потянулся за куском рубленого сыра. – Ты сама согласилась.

- Ну а что мне ещё делать? Одна в чужой деревне.

- Мне нравится тихая и спокойная музыка, острая еда. Ну и, - щёки парня слегка покраснели, он откинулся на спинку стула. – Мне нравится читать. Книжный дом «Буква света» и книжный цех Штраффаля продают не только книги о вере.

- А что ты любишь читать? – в глазах Люсси зажегся огонёк интереса.

- Помимо книг о праве, романы, памфлеты, мистику… одобренную Церковью, иначе иной нет. Ну и что-то тёплое и душевное.

- Мне тоже нравится, - Этиен рад был увидеть улыбку на тонких губах эльфийки, её ушки слабо затрепетали. – И знаешь… есть что-то в этом что-то лёгкое и прекрасное. Особенно про любовь, про романтику, - Люссиэль провела пальцами по ярким рыжим волосам и отбросила прядь, оголив изящную белую шею. – Её мне никогда не хватало… не хватало, - она печально усмехнулась, сомкнув ладонь на кружке свином. – Её и не было в моей жизни. Бесконечный поток «отправления» нужды за горсть монет. Меня от этого тошнит. Хочется какой-то чистоты, - её губы окрасились в насыщенно-алый от соприкосновения с вином. – А ты, Этиен? У тебя на это какие взгляды? И почему ты… ударил того солдата?

Прежде чем ответить на вопрос, «ученик» Лаодикия подумал о том, что весь этот поход для его подруги стал возможностью, уникальным шансом отказаться от прошлой жизни.

«Быть может, ей нужен только повод?» - спросил себя радетель законов церковных.

- Я не люблю, терпеть не могу, когда обижают тех, кто не может ответить. Ведь как так можно обижать того, кто слаб и беззащитен? Кто не может дать отпор? – парень «опрокинул» кружку и допил пиво. – Ну и ещё, я хотел заступиться за тебя. Ты за последние стала для меня не последним человеком. Э, точнее эльфом.

- А женщина? – вкрадчиво спросила подруга. – У тебя был кто-нибудь? Или может быть… есть?

- Откуда? – готов был фыркнуть вазиантиец. – Я думаю, ты понимаешь, что любой, кто служит Церкви в мирском чине и имеет образование, далеко не волен в выборе спутницы жизни, - юноша потянулся к куску хлеба.

- Этот как? Сколько живу в Штраффале, в первый раз слышу.

- Потому что об этом не принято говорить, да и будем честны, твои клиенты были далеко от того, - человек печально посмотрел на потолок, после чего коснулся второй кружки пива. – При каждом приходе или епархии, самый старый священник избирает для таких слуг Церкви и её организаций вроде Ордена или Инквизиции спутниц и спутников жизни. Но чаще всего, они получают особое благословение правящего архиепископа на монашество.

- И как я понимаю, его проигнорировать нельзя?

- Можно, но это будет ошибкой, - Этиен положил в рот хлеб, зажевал его и запил пивом, на миг напиток стал для него нестерпимо горьким, а веселье травило душу. – За отказ от такого «благословения» начальства церковные смотрят на тебя, едва ли как не на еретика.

- А ты сам бы хотел… ты понимаешь.

- Не знаю, - слова вырвались с подавленным шёпотом. – Мне пришлось несколько раз подавлять чувства к девушкам. Они были…

- Слишком тягостны, да и не одобрены бы.

- Ты права.

Оба отпили, но алкоголь не веселил, сладость на языке притуплялась горечью «пепла». Молодой инспектор сколько раз себя спрашивал – правильно ли он поступил? С одной стороны, он нашёл работу в Суде, чаял вступления в Орден Света, чтобы стать защитником от нечисти и монстров, а потом встал в ряды Инквизиции, чтобы оградить мир от яда ереси. Но с другой стороны вес и количество запретов, неблагочестивые деяния служителей «Общины Завета», колоссальный давящий столб требований, не связанных с заповедями, покупная праведность и отпущение за грехи за монеты вносит раскол в душу. Ему трудно служить благой воле Штраффаля, зная, какие не благие дела стоят за его высшими служителями. Опускаются руки, когда он видит, как некоторый священник и диакон могут спокойно устраивать походы в таверны, постоялые дворы иль в места, где плоть похоть будоражит, но на следующее утро они с амвона проклинают и налагают епитимьи и покаяния за то, что мужчина смел подумать о постельных утехах с женой во время поста. В ином случае отчаяние накрывает, когда рьяные и благочестивые, пылающие огнём фанатизма праведники в алых мантиях, умертвившие собственные страсти и похоти на пару с плотью, дают жёсткие посты и меры воздержания для обычных прихожан от которых можно сойти с ума. И тем приходится покупать индульгенции, чтобы искупить грех… искупление и раскаяние где-то становится просто неотделимо от «сребра, освящённого подаянием во храм за грамоту покаяния». К этому можно прибавить и стаи монстров, толпы нежити, а так же ковены злых колдунов, которые отравляют и без того тяжёлую жизнь обычных жителей».

«Но Церковь, какая бы она ни была, какая она ни предстала, нужна для нас», - появилась мысль в уме Этиена, за которую он схватился, как за спасительную верёвку. – «Она, через таинства, хранит нас от мрака. А слуги культа под ударом духов злобы поднебесной более всего, оттого и впадают в больший и тяжкий грех».

Успокоил он себя мыслью, что есть и хорошие клирики, готовые помогать бедным и несчастным. К тому же Церковь в этой части мира – лишь небольшая лоза единого растения, уходящего корнями на далёкий юг. Его ветви раскинулись повсюду, где только можно, куда смогли принести свет веры древние пророки, утвердившие поклонение на континенте Эмраль и даже за его пределами.

«И там уж точно всё в порядке», - вконец успокоил себя юноша, отпив пива.

Размышления посланника архиепископа прервала молодая девушка, одетая в светлый простенький сарафан. В её волосы вплетено пару чудесных алых цветов, а на груди сверкают стеклянные бусы.

- Милостивый господин, я рада, что вы приехали к нам, - накрашенные какой-нибудь простой помадой яркие полные губы разошлись в улыбке, являя ряд белоснежных зубов.

- Фрида, - узнал её Этиен. – Как вы себя чувствуете после всего? Вам помощь не нужна?

- Я хотела вас поблагодарить за то, что вы сделали для меня, - опустила глаза в пол сельчанка, тихо говоря. – Если бы он сделал то, что сделал, то я была бы опозорена на всю деревню. Правильно Грегор говорил, что давно пора было повесить на сук отпрыска его. Лучше терпеть причуды торговцев, чем беспредел монаршьего выводка.

- Что ж, не будем столь поспешны в таких решениях. Как только я буду в Штраффале, я доложу архиепископу о неблагочестивом поведении сына маркграфа.

- Я не верю в справедливость, - она подняла лик, и в её чудесных широких глазах цвета неба промелькнул отблеск радости. – Вы спасли меня, а не священники. Я в порядке, но всё ещё плохо, - она приподняла чуть трясущиеся ладони, грубоватая кожа с царапинами была настолько белой, что легко проглядывались синеватые вены.

- Чудесно, - улыбаясь, кивнул инспектор и махнул рукой. – Ступайте, веселитесь. Сегодня хороший вечер.

- Я бы хотела, - замялась Фрида, показав на то, как люди пускаются в пляс под музыку флейт и лютен, - чтобы вы подарили пару танцев мне.

- Несомненно, но позже.

Дверь распахнулась и в таверну прошла таинственная фигура. Высокий рослый мужчина в накидке тёмного цвета с капюшоном, виднелась лишь светлая аккуратная бородка. Он повернул головой и остановил взгляд на углу, где расположились Этиен и Люссиэль. Размашистым шагом он направился к ним, немногие гости, ещё не охмелевшие от выпитого, кинули на него неодобрительные взгляды.

- Этиен из Штраффаля, - сел рядом мужчина, не снимая капюшона.

- Господин Готфрид, - узнал его вазиантиец. – Маркграф всех земель окрестных, крепости Орьетто, и сюзерен города Циенна. Что же вас привело сюда?

- Я пришёл вас поблагодарить, - Готфрид взял кружку, осторожно поставленную разносчицей, и положил на стол пару серебряных монет за напиток. – Что вы не дали тому идиоту сделать грязное дело.

- Это наш долг… как верных чад Церкви, - глубокомысленно произнёс Этиен. – Как так получается, господин, что он может творить, что хочет? Как же его манеры дворянства? Такое ощущение, что мы живём в какой-нибудь Фарции, Брэтоннии или Анаголии, где власть феодалов и их отпрысков, их произвол, может быть ограничен лишь высокой Церковью.

- Это моя… оплошность. Я должен был для него стать отцом, но всё время проводил в походах, делах страны и на богатых приёмах. А мать… да не совсем она ему мать. Она даже его не воспитывала поэтому, скинув на служанок, как шавку.

- Расскажите, - попросил инспектор, коснувшись кружки, – господин. Если вы желаете.

- Если об этом кто-нибудь узнает, клянусь, не один архиепископ вас не спасёт, - угрожал Готфрид, проведя по вилке. – Лоренцо… ребёнок не от брака. Ещё до того, как Иннори обвенчал меня с Евгенией, я был влюблён в девушку из… города. Но её дело, которым она промышляла…

- Преступница, контрабандистка, - предположил Этиен.

- Да, - кивнул Готфрид, опустошив наполовину кружку. – Мы были знакомы десять лет, когда ещё мой отец был маркграфом. Это были прекрасные десять лет любви и страсти. Я каюсь – первый раз я познал женщину не в браке, - он протянул руку за острыми рыбными чипсами. – Чем мы только вдвоём не промышляли. Я хоть и имел деньги, власть, но это чувство, когда помогаешь любимой, когда спасаешь её из передряг, вместе удираете от стражи и обманываете портовых клерков, ввозя кофе и книги из Араббии, которые запретили иерархи.

- Как так получилось, что она забеременела?

- Как будто ты не знаешь, как это происходит? – улыбнулся лорд.

- Теоретически, если только, - сдавленно произнёс Этиен. – Почему она осталась одна?

- Я должен был жениться на Евгении, дочери графа Альдегойского, но я не мог оторвать своё сердце от Дулькаты. Месяцы я знобил и пил. Я сказал ей об этом, - щёки маркграфа побагровели, а голос стал «глубже». – Мы провели пару восхитительных ночей, после которой она исчезла, оставив письмо, где писала, что запомнит меня на всю жизнь. А через девять месяцев, прямо накануне свадьбы, в своей комнате, в замке, я нашёл корзину с ребёнком и запиской.

- И никто не застиг того, кто проник?

- Нет. Видимо она использовала зелье невидимости.

- Она?

- Да. Я более чем уверен, что это была именно Дульката. В своё время мы, какими только путями не проникали в замок, в обход стражи. Да и записка была от неё, - Готфрид вздохнул, допив горькое пиво. – Она писала, что ребёнок мой, но в силу своей работы, не может его оставить. И ему будет лучше со мной. Евгения, скрепя сердцем, согласилась его оставить и воспитывать как своего… говорила об этом. Эх, как же там сейчас Дульката живёт?

- Мне не известна ваша печаль, мой господин, - минорно посмотрел Этиен на монарха. – Что теперь будет с Лоренцо? Он ведь… бастард, получается.

- Я не хочу ссориться с Церковью. С отцом Иннори я уже поговорил, - маркграф тяжело выдохнул, опустив голову. – Мне придётся лишить его сословных привилегий и отправить в монастырь святого Доминика. Слишком много явных грехов на нём, да и отец Иннори совсем недавно раскрыл то, как мой сын… читает «Призыв к простоте», который распространяют местные еретики. Это стало краем. Парень всегда отличался непослушанием, но после первых походов в городской бордель и тамошние постоялые дворы, у него совсем крышу сорвало.

- А наследники? Закон и наследственная практика требуют, чтобы у вас были наследники мужского пола, минимум двое.

- У меня есть ещё три сына от Евгении.

- Что это за спор о республике? – спросила эльфийка. – Мы слышали, что тут было восстание и от него остались… определённые и не совсем приятные последствия.

- Вы хорошо осведомлены, - поразился маркграф. – Пять лет тому назад городской совет Циенны, при поддержке Гильдии торговцев и цехов, объявили о принятии декларации «О создании республики». За короткое время им удалось вооружить своё ополчение и начать активные действия против меня.

- Почему? – Этиен было хотел потянуться за ещё одной кружкой пива, но лёгкое головокружение дало ему знать, что хватит.

- Мне пришлось ввести три налога в городе сроком на год. На морские товары, на текстиль и товары цехов. Император начал войну с Самодержавием и нужны были деньги. К тому же был ограничен ряд вольностей цехов и торговцев.

- И город этого не вынес?

- Да. Если налоги ещё как-то город терпел, то вот наступление на всем известные вольности не смог стерпеть. Три года мы рубили друг друга, до тех пор, пока мои рыцари не разгромили ополчение прямо под городом.

- Сие находится странным, - посмотрела на пальцы Люсси. – Если вы победили, почему город отстоял вольности?

- Представьте себе – большой город, с портом, с производством, с резиденцией Гильдии торговцев, который является купеческим центром Маркграфства. На нём держится вся экономика моей вотчины, - твёрдо заключил Готфрид. – Нельзя было не пойти на некоторые уступки. Просто невозможно. В обмен на деньги для войны императора, я документально, своей печатью, подтвердил их вольности. Теперь Циенна имеет свой совет и магистрат, решающий все внутригородские дела. А также ополчение в количестве двух тысяч человек. Но не все были рады такому, - голос маркграфа стал мрачнее. – Радикалы из республиканского движения продолжили борьбу. Бандиты готовы драться до последней капли крови, лишь бы меня убить.

- Расскажите чуть больше о них. И о еретиках, - попросил Этиен.

- Ну да. Есть старый замок на юге отсюда. Один из оплотов старой республики. Чем дальше на юг, тем больше нор и дыр в которых они скрываются, - Готфрид стал злее. – Эти твари нападают на деревни, грабят караваны и временами устраивают штурмы моих крепостей.

- Сколько сейчас под контролем повстанцев?

- Процентов тридцать, не более того. В основном это леса, непроходимые топи и дремучие места. К тому же, у них есть свои агенты, вербующие народ и собирающие информацию.

- Хорошо, очень интересно, - Этиен нашёл в этом что-то важное. – А что вы знаете о еретиках «Благой общины Вальда»?

- Ох, это попытка городской бедноты, мятежных церковнослужителей и торговцев создать свою церковь в Циенне во время восстания, - Готфрид проглотил последний кусок рыбы, доев чипсы. – Когда приняли Декларацию, священники стали призывать к мирному урегулированию, а мятеж называли грехом. И чтобы найти опору в вере, Городской совет внял лозунгам иподиакона Вальда и выдворил всех городских священников и епископа вместе со всеми нелюдями. Они создали «новую церковь», которая быстро нашла опору среди городских низов за счёт того, что дала возможность… разорить храмы и назначать клириков из народа. А все индульгенции были сожжены на главной площади, - Готфрид покачал головой. – За богатства храмов Республика купила себе лояльность населения на проповедях.

- Что пошло не так?

- Когда мы сели за стол переговоров, в них активное участие приняла и Церковь. Республиканское ополчение уже было бито, а Штраффаль готовил «священный поход» за ересь. Единственное, что останавливало «отцов» так это походы в Араббию, и война с акратарами[2] в Фарции. Торговые круги быстро пошли на условия легатов Великого Понтифика, а те… «клирики» и их паства, которых выкинули из города, стали именовать себя «Благой общиной Вальда».

- Интересно. Всё происходит от одного корня – от мятежа, - Этиен задумался. – Это для нас весьма полезная информация, - парень осмотрелся вокруг, узрев чёткие образы танцующих и пьющих, он понял, что слегка отошёл и можно выпить ещё, его рука потянулась к небольшому кувшинчику с вином. – Расскажите о старосте Фаринге. И какое положение он занял во время мятежа?

- Фаринг? Хороший мужик. Вовремя платит налог, поддерживает народ, соблюдает закон. Он и помогает моим солдатам, по пустякам меня не беспокоит, - маркграф, слегка охмелевший, перепутал кружки и лихо выпил вино Этиена, вызвав лёгкую улыбку у Люссиэль. – Прости, мужик, я не приметил.

- Ничего страшного.

- Да не думаю, что он меня бы предал, - откинулся на спинку стула Готфрид. – На самом деле – деревни заняли нейтральный статус. Я позволил им поставлять зерно в город и исполнять договоры с торговцами, чтобы горожане не померли от голода… при условии, что налог и мне выплачивается в срок и в полной мере. Но если какая-нибудь деревня начинала и солдат поставлять, то я спускал своих рыцарей. Фаринг, да и другие старосты, не делали этого. А тебе зачем?

- Мы тут как раз-таки ради него, - раскрыл цель приезда агент Лаодикия. – Говорят, что он не совсем чист в очах Церкви.

- Хорошо. Если вам нужна будет помощь, ик, - рука маркграфа легла на грудь. – Обращайтесь. Помогу, чем смогу. И кстати, - Готфрид приподнялся, чтобы уже уйти, - мои парни по пути сюда в болоте нашли труп. Какой-то старик, но в сумке у него были закисшие травы. Беда, у него разодраны вены на шее и руках, пол рожи переворошено, - владыка земель кивнул в знак прощания, направившись к выходу.

- Ты не думаешь? – осторожно заговорила Люссиэль.

- То, что это может быть алхимик? Может быть. И очень странно, что его постигла судьба…

- Алосты, - с холодным ужасом завершила девушка.

Инспектор задумался, положив подбородок на ладонь. Фаринг, который во время мятежа мог тайно поддержать Республику и ждать её победы, а также и вообще отринуть спасительную чашу Церкви, и отец Иннори, верный слуга «Общины Завета».

«Что их объединяет? Могли ли они пересекаться и иметь общие дела раньше? Смерть девочки… республиканцев ли дело? Может ли в этом быть замешан Фаринг? Почему именно та девочка? Что, если Фаринг до сих пор поддерживает республиканцев?» - сыпались вопросы один за другим.

Единственное, что сейчас ясно знал Этиен, так это то, что в Лациассе творится явно что-то не то. Отравленное пиво для Фаринга или от самого старосты для орков, учитывая ненависть республиканцам к нелюдям порождает версию, что правитель деревни питает симпатию к идеям мятежников. Увлечения сомнительной литературой, обвинения в ереси со стороны отца Иннори и ночные прогулки явно не говорят в пользу Фаринга.

«Нужно отработать его жёстче», - появилась мысль в уме вазиантийца. – «Завтра проведу обыск в его доме, а может даже и арестую на пару суток, чтобы не рыпался».

- Что думаешь? – вопрос Люсси вывел напарника из размышлений.

- Нужно чуть-чуть отдохнуть.

Этиен встав, тут же ощутил лёгкое головокружение – хмель сделал его мягким на шаг, всё вокруг чуть-чуть поплыло, но он быстро взял себя в руки. Парень уверенной походкой направился к высокой светловолосой леди, сидящей за столом с другими дамами. Он протянул руку, и Фрида радостно ответила согласием, положив свою ладонь в его. Инспектор ощутил щекотливый укол в груди, когда дотронулся до женской кожи, блеск в глазах девушки показался ему слишком манящим и завлекающим.

Они вышли на небольшую «сцену», где в кругах заводится пляшущий под шумную балагамную музыку. Местные «музыканты» не пели, орали какую-то простую песню про отдых и развлечения в таверне. В пляс осторожно пустился и Этиен… он не знал, как танцевать и больше повторял движения Фриды и парней рядом. Каждое дёрганье сжималось внутренней застенчивостью.

- Расслабься! – толкнула его селянка в плечо, заулыбавшись.

- Прости, я практически никогда не танцевал, - тяжело выговорил горожанин, неумело пытаясь повторить задорный пляс.

- А почему же ты пошёл тогда? – отдалилась сельчанка.

- Так ты же попросила, - смог улыбнуться человек. – Я не мог отказаться.

- Как я могу отблагодарить такого смелого парня? – расплёлся язык подвыпившей вина девушки. – У меня есть золотая монета. Есть кольцо с гранатом. Ты спас мою честь.

- Мне ничего не нужно, - отмахнулся инспектор. – Ну разве что…

- Что? – подпрыгнула Фрида.

- У вас произошло что-то страшное в последнее время, - Этиен в пляс приблизился, его речь стала тише. – Что ты можешь рассказать об Алосте?

- Это сложный вопрос, - нахмурилась Фрида. – Но я тебе поведаю, что знаю.

Ещё пару минут потанцевав, где агент архиепископа неумело подвигался, они отошли в сторону, сели за небольшой столик, где бы их никто не услышал.

- Алоста… хорошая девочка, - выпила чуть-чуть вина сельчанка, её лицо стало отражением глубокой грусти. – Она очень сильно была любима всей деревней. Но больше всего её любил наш староста – дарил подарки, а семье дал свободно работать парой своих мотыг.

- А что в этом странного? Говорят, что староста – мужик хороший, всем готов был помочь.

- Но… в этот раз всё иначе, - Фрида настороженно посмотрела по сторонам. – Он хотел дать девочке науки. Заботился о них много. Денег давал.

- То есть Фаринг был особо приближённым к их семье?

- Да. Народ молвит даже, что он был… отцом её. Уж слишком часто он захаживал в их дом, когда муж был на работах. Да и сама Алоста, - восхитительная особа чуть-чуть отпила вина, – имела лицо и тело большие… слишком не свойственное для человека.

- Хорошо, - кивнул Этиен. – Но кто мог на неё напасть? Какая страшная и безумная тварь?

- Отец Иннори говорит, что она стала жертвой еретиков. Что они использовали её в своих жестоких ритуалах. Охотники молвят, что это мог быть монстр. Кто-то готов обвинить разбойников и республиканцев, - Фрида допила вино. – А некоторые готовы и плеваться на Фаринга. Кто-то пустил слух, что это он мог её прикончить, чтобы… скрыть грехи свои. Ведь отец Иннори пару раз говорил, что отправит за людом учёным и священниками в Циенну, чтобы они установили родство крови девочки.

- А что было если бы Алоста произошла от старосты?

- Ты что, милый, - развела руками Фрида. – Если бы стало ясно, что полумонах имел отношения с замужней женщиной, и от их союза появилась дочь, то Фаринга бы приговорили к трём годам каторги или отправили в монастырь пожизненно для покаяния.

- Хорошо, я тебя понял, - Этиен погладил руку Фриды. – Что ты можешь рассказать о местном алхимике?

- Странный старичок был. Хмурый и нудный, но если кто заболевал, он пытался лечить.

- А когда ты его в последний раз видела?

- Дня три тому назад. Наша коровка приболела, он мне дал трав и отпустил. Сказал, что к нему кто-то из церкви должен был зайти.

- Спасибо тебе за танец, - кивнул штраффалец.

- Тебе спасибо, что спас меня, - прощаясь, лицо девушки просияло счастьем, на губах появилась тёплая улыбка.

Юноша вскоре вернулся за столик. Люссиэль посмотрела на него и проронила осторожный вопрос:

- Как разговор? Что интересного узнал?

- Кажется, всё складывается не в пользу Фаринга, - стал размышлять Этиен. – Она рассказала, что у сельчан были подозрения насчёт Алосты. Говорили, что староста её отец, - парень скептически отметил. – Это конечно деревенские слухи, но если всё так, то у него есть мотив. Но… любил, уважал, лелеял, а потом… убил?

- Знаешь, что самое интересное? Шаманы орков с помощью сангвинарной магии[3] способны определять родство. А орочий вождь местной общины… обладает знаниями в этом. Об этом рассказал диакон.

- Я не верю, что Фаринг мог пойти на такое. Он мне не показался гномом, который способен убить маленькую девочку.

- А ты знаешь, что до того, как Фаринг стал старостой, он служил в Имперской армии ради гражданства? – бодро заговорила Люсси. – Ему дали фельдсержанта за то, что он вырезал деревни с медьенгерским[4] ополчением. Мужики рассказали, что он сам лично мог… топором рубить пленных потехи ради, - девушка налила остатки вина в обе кружки. – Воины его отряда поддерживали всё, ведь он не щадил народ – спокойно отдавал дома грабить, детей в плен брал и заставлял их матерей… солдатню обслуживать. Как-то раз он чуть даже не пришиб капеллана, который во время штурма, встал на пути Фаринга.

- Хм, вот теперь картина постепенно складывается. Теперь он не кажется паинькой.

- Знаешь, что я ещё узнала? К тому же… во время гражданской войны в Маркграфстве тут довольно часто появлялись солдаты Республики. Фаринг им естественно помогал, скрывая это от Готфрида, - Люссиэль схватила кружку и вместе они ударились ими. – Я поговорила с вождём. Он… неохотно, но рассказал об этом. Ему самому не нравилось, что по деревне шастали республиканцы, предатели.

- Хм, а ты узнала что-нибудь о споре орков и торговцев?

- Фаринг встал на сторону Гильдии торговцев. Он поддержал их требования к оркам. Вождь сказал, что будет жаловаться маркграфу и вообще больше ничего не даст торговцам, - эльфийка отодвинула кружку, осмотрела стол и увидела, что больше есть нечего – тарелки «сияли» пустотой.

- Не беспокойся, я заплачу.

- Спасибо тебе, - на щеках Этиен заметил лёгкий румянец.

- Я думаю, что у Фаринга есть и отношения с Гильдией торговцев. В таком случае, у него был бы мотив и избавиться от орка.

- Кто знает? – пожала плечами Люсси.

- Именно так. От торговли и её бойкости зависят поступления в казну села. А учитывая, что староста полностью зависит от этих денег, то любой удар по торговле для него очень страшен. Что ж, пора его навестить по серьёзному, - Этиен выдохнул. Он посмотрел на напарницу, ему захотелось ей принести частицу радости. – Люссиэль, я тут подумал. Когда всё закончится, я попрошу отца Иннори о твоём амулете.

- Спасибо! – готова была кинуться на шею эльфийка. – Чем сейчас займёмся?

- Нужно последовать примеру одного гоблина. Собирайся, ночь будет нескучной.

[1] «Семейство» - территориальная община, чьи границы очерчены землёй с определённой культурно-исторической цивилизационной эпохой.

[2] Акратары – еретики, которые восстали в Фарции. Это религиозно-социальное движение проповедует установление социальное равенство, но с сохранением некоторых господских привилегий. Так же они утверждают, что существует дуалистический мир – есть светлый абсолютный бог и его тёмное отражение. Первый породил всё духовное и святое, а второй материальное и грязное. У них сохраняется клир и священство, которые живут в простых монашеских общинах. Мирянские союзы и общины отличаются особой активностью в социальной жизни. Благодаря активности, призывам к равенству и простоте жизни, они заслужили народную любовь во многих областях Фарции.

[3] Сангвинарная магия – область магии, которая посвящена крови. Благодаря крови, и её силе, маг получает невообразимые возможности – от обычного определения родства и восполнения здоровья до способности вскипятить кровь в венах врагов и обрушить на противников дождь раскалённой «жидкости». С помощью неё заклинатель ставит печати и проклятья, создаёт ловушки и восстанавливает силы. Практически во всём цивилизованном мире является запрещённой.

[4] Медьенгеры – жители Медьергии, огромной могущественной страны, лежащей к востоку от Герементской Империи. В отличии от второй она довольно централизована, имеет единую армию и систему власти, хоть и не лишена феодальных особенностей.