Патриот. Смута. Том 4

Глава 1

Над холмом раскатилось:

— Татары! Татары утекли! Измена!

Минуту назад, несмотря на чувство нависшей опасности я думал, что будет дальше, как все сложилось и куда и как мне двигаться. Как использовать то, что у меня уже есть для достижения великой цели.

Пресечь Смуту на два года раньше, чем это было в истории.

Солнце припекало. Утро, уже достаточно позднее было теплым, и день, что следовал за ним, обещал стать жарким. Пологий холм с острогом на своей вершине, как уставший страж, расположился на границе Поля в месте, где Воронеж впадает в Дон, несущий свои воды на юг к морю через бескрайнюю зеленую степь.

Именно здесь стояло поместье атамана Жука, его крепостца, острог.

Я захватил это место и использовал как военную базу для отпора татарам. Разбил их передовые части и, вроде бы, убедил сына хана с основным войском возвращаться к себе в Крым. В Бахчисарае бороться за власть, а не искать здесь на севере славы и легких побед.

Теперь дорогая моя лежала на север через Елец к Серпухову и Москве.

Время Смутное, года десятый. Впереди, если верить истории, еще два тяжелых для России года. Резня, кровопролитие, грабеж, пожары, убийства. Настоящие ужасы братоубийственной гражданской войны. А потом, вроде бы после завершения Смуты — еще несколько лет сложной войны против шведов и Речи Посполитой. Тяжелый мир и десятилетия восстановления хозяйства.

И на моих плечах, и в моих мыслях то, как это время сократить. Уменьшить потери, решить проблемы быстрее, лучше, надежнее. Пустить страну по руслу более быстрого развития.

Но, еще не мертвы Василий и Дмитрий.

Впереди битва при Клушино — разгром армии Шуйского и его принудительный постриг в монахи. Можно ли обойтись без этой катастрофы, полной смертей? Как сковырнуть засевшего на троне интригана и махинатора? А до этого еще и усмирить Лжедмитрия и всех тех, кто вращается вокруг него, словно…

Вопросы, на который мне нужно найти ответ. И на это у меня чуть больше месяца.

Но, если так задуматься за последние дни я сделал невероятно много! Но, сколько ни делай, работы еще непочатый край.

С такими мыслями я в сопровождении Григория Неуступыча Трарыкова, подьячего Поместного приказа земли воронежской, ставшего мне добрым товарищем и собратом по оружию, поднимался к поместью. Шли быстро, торопились. Время тратить на пустое нельзя, оно очень дорого.

Все утро меня не покидало чувство нависающей опасности. Да, мы одолели врага, но внутри создающейся почти с нуля армии для движения на север ощущалось приличное количество противоречий. Дворяне и казаки. Извечный камень преткновения между этими сословиями. И те и другие — люди военные. Но одни служилые, на землю посаженные, а вторые вольные.

Подход к жизни и запрос на изменения устоев у них совершенно разный. Именно эти разногласия привели к провалу первого ополчения. Но, до этого еще год. Мне нужно сгладить все это. Дать людям единую систему, единые цели, единую идею и веру в светлое будущее. Общее для всех людей русской культуры.

Минуту назад, если не меньше, я распрощался с двумя людьми, которым мог доверять. Яков Семенович Ключев — подьячий Разрядного приказа. Человек, который привел на битву с татарами сотню воронежского дворянского ополчения. Тренко Чернов — сотник, за которым шли местные дети боярские. Достойные люди и славные воины бок о бок с которыми мы сражались вчера вечером, повергая мурзу Кан-Темира и его воинство.

Там внизу, откуда я двигался, пять сотен казаков присягнули мне в верности. Там я бился перед ними с каким-то мальчишкой, осмелившимся в наглости своей, бросить мне вызов. Он проиграл и теперь будет моим «псом». Как он это сам сказал.

Сегодня нужно сделать очень и очень многое. Татарские пленные, вывоз пушек в Воронеж, организация питания огромного табуна лошадей. Это вам не моторизованные части — есть бензин, воюем, нет — извини брат, не воем. Здесь все иначе. Хочешь победы — держи конницу сытой и чистой, а то подведет.

Вздохнул, вспомнил, как отец учил меня обращению с этими благородными животными. Сам он служил у Доватора, и детство мое прошло в колхозе под Воронежем на конюшнях. А потом… А что потом — служба отечеству, которое поначалу было великим, стремилось построить лучшее будущее для всех людей на земле, а потом… Потом начало умирать. Я видел, как от Союза осталось так мало, что казалось, никогда не вернется уже ничего.

Но нет, из пепла начало восставать…

Из раздумий меня вывел севший на сук вблизи огромный черный ворон.

— Кар! — Мудрая птица смотрела на меня пристально. — Кар!

Я хмыкнул, остановился. Хугин это или Мунин? Слишком уж он был массивен, как мне казалось, для простой вороны. Взирал свысока, мудро, чуть наклонил голову.

Толкнулся, расправил крылья, взлетел. Унесся куда-то вдаль.

Григорий задал вопрос о том, кто же я такой. Улыбнулся, ответил ему заученной фразой:

— Я Игорь Васильевич Данилов, боярин из московских. — Хотя на самом деле я был не только им. Внешне, да. Но внутри… Иной человек из двадцать первого века, видавший виды ветеран, опытный боец и патриот.

И здесь над холмом как раз и раскатилось:

— Татары! Татары утекли! Измена!

Встряхнулся. Отбросил вялотекущие мысли о прошлом.

Опасения были не пустым звукам. Чувствовал я, что вот сейчас что-то да произойдет. Ждал подвоха от донских казаков. Но там все легко пошло. Тогда. Кто-то из сотников и атаманов — моих офицеров. Да, до этого слова еще далеко, сам себе их так обозначил.

— Яков! Тренко! — Заорал так, что казалось стоящие вокруг сосны качнулись.

Хорошо бы собратья не ушли далеко.

Позиция инженера Филки тоже рядом, только он, черт возьми, невоенный человек. Нападут на него не отобьется. А он мне ох как потребен.

— Григорий, за мной, к лазарету!

Подьячий навострился, уже был готов бежать к пленным татарам.

— Нет, ловушка это. Нижегородца убивать идут, нас отвлекают. — Осмотрелся, добавил, быстро оценив ситуацию. — Мое слово. Чую.

Лицо подьячего изменилось на удивленное. Но он знал мои причуды и не раз видел, что-то что делаю приносит успех и победу.

Снизу раздались крики я увидел застывших у подъёма и смотрящих на меня братьев Чершеньских. Далеко, метров сто, но, может, услышат. Должны.

— К реке! Никого на лодки не пускать! — Махнул им рукой. — К реке!

Младший, Василий кивнул.

— Вперед!

Мы с Григорием быстро стали подниматься. Тропа петляла, где было можно шли напрямик. Добрались до лазарета. Серафима здесь не было, люди выглядели напряженными, удивленными. Во взглядах стоял немой вопрос. Вроде бы бой закончился, так что же происходит? Почему кричат про татар, какая измена?

Охраны не было. Батюшка взял людей, побежал разбираться. Видимо, попался на уловку.

Но тут я увидел человека, которого уже думал, что потерял. Пантелей неспешно выворачивал справа, обходя острог.

— За мной.

Раскатистый выстрел, потом второй. Внутри в черте стен, окружающих хутор.

— Зараза!

Выхватил саблю. В левую руку взял пистолет, помчался вперед к воротам. Двое стрельцов, стороживших вход, вскинули ружья, но не понимали, что происходит. Пальба была в самом тереме. От входа в поместье не видно, что происходит. Черт!

Из здания слышался звон стали, крики, ругань. Я узнал французский язык. Франсуа там, это хорошо. Он мастер клинком махать. Двоих в бою стоит.

— Сколько? — Выпалил, пробегая мимо поста.

— Трое! — Выпалил ошарашенный боец. Навострился за мной бежать.

Да, не думал я, что у них здесь все не очень хорошо с караульной службой.

— Стоять! Пост держать, внутрь только Тренко и Якова. Больше никого!

Раздался еще один выстрел. Моя Ванька орал что-то, как безумный.

— Живым! Живым брать! Хотя бы одного! — Кричал я, двигаясь от ворот к двери в терем.

В сенцах шел бой. Это я понимал уже на подходе. Подбежал, на меня распахнулась дверь. Увидел спину отбивающегося от наседавших изнутри, человека. В нос ударил запах жженого пороха. Внутри было дымно.

Там, в помещении слышались стоны, безумный девичий визг, крики, ругань.

Недолго думая, я шарахнул отступающего по голове. Он мне был не знаком, значит, находиться здесь не должен. Два стрельца, француз, Ванька, нижегородец и девушки, это те — кто здесь точно был моими союзниками. Остальные, бабушка сказала надвое, по ходу дела разберемся.

— Что здесь! — Крикнул я внутрь.

Там как-то все уже стихало.

— Врача! — Орал Ванька откуда-то изнутри. — Хозяин, врача!

— Нормально, Игорь. — за дверным проемом меня встретил Франсуа. — Кончено все.

Он стоял боком, в руках шпага. Клинок ее упирался в горло какому-то воину в маске, натянутой на лицо.

Я осмотрелся. С солнца в полумраке было все не так уж хорошо видно. К тому же мешал дым, пахло кровью, порогом и смертью. Один из стрельцов лежал в углу, стонал, прижимая руки к груди. Кафтан его был окровавлен. Пулевое ранение в легкие, скорее всего, не жилец. Второй зажимал левой рукой правую, в которой держал, но уже опускал клинок. На полу валялся одетый в старый, потертый кафтан мужик. Распластался истекал кровью, признаков жизни не подавал. Еще один, похожий на него по одежде прижимался к противоположной от стрельцов стене. Как раз его удерживал француз.

— Только дернись, только дернись. — Говорил он на своем немного напевно.

Бок его пленника кровил. Оружие валялось у ног.

Ванька замер с дымящимся пистолем в руках, трясся и смотрел на меня широченными глазами.

— Врача. — Просипел он в очередной раз.

Был бы он здесь. Этот ваш врач.

Самое важное. Путята Бобров, нижегородский торговец и дипломат поневоле был жив. Забился в один из углов, держал саблю наготове. Зажимал свободной от оружия плечо рукой. Шапка сползла набок. Глаза совершенно бешеные, дыхание сбитое. Все свидетельствует о том, что нападение оказалось внезапным и он растерялся. Но как-то на инстинктах отбился.

Везение, удача на моей стороне.

Из комнаты доносились всхлипы и повизгивание. Девушки явно не пострадали, враг не стремился проникнуть в комнату. Его целью был нижегородец. Но от стрельбы у прекрасного пола случилась истерика.

— Ванька! — Слуга уставился на меня. — Молодец! Хвалю! Иди, девок в чувство приведи! Напавших на улицу, связать, раненных в лазарет.

Григорий уже крутил оглушенного мной диверсанта. Пантелей с пыхтением вошел в сени, развернулся, сделал шаг. Резко врезал второму захваченному врагу в лицо. Защититься тот не успел, да и клинок француза у его горла несколько сковывал действия.

Упал со стоном, схватился за лицо. Богатырь поднял его и пинком выкинул наружу. Тоже начал вязать.

Стрельцы, увидев происходящее от ворот, было дернулись помогать. Но я их мгновенно прервал.

— Быстро на пост!

Бойцы закивали и замерли у входа.

Сейчас на стрельбу народ начнет сходиться. В военном лагере стрельба, значит, дело нечисто. Либо делят что-то, либо диверсия, либо предательство. А, если верить крикам — то можно решить, что татары разбегаются.

Я, выйдя из терема и чуть отойдя, чтобы было видно, махнул рукой стрельцу, что был на наблюдательной башне. Сторожи, мол. Черт, что за разгильдяйство. Пропускной режим не налажен, пускают абы кого, а они потом в людей стреляют.

Раненый стрелец вышел вслед за мной. Его немного трясло, смотрел на меня потерянными глазами только что проснувшегося человека.

— Они это, они воевода, как влетели. Бах, бах, я вскочил, а друг мой, дружок Севка уже лежит. — Махнул рукой на дверь. — Вон он к стене привалился, кровью исходит. — Хлюпнул носом. — Я вскочил, за саблю и биться. А их трое. Они — это, они. — Он задыхался, дергался, явно был шокирован.

Кинул взгляд на раненного. Плохо. Севке конец. Я мог оказать ему первую помощь, парень был еще жив, можно устранить пневмоторакс, залепив рану… А чем? Тут нет целофана и упаковок от бинтов. Куском кожи? С сапога — вариант.

Закусил губу, слушал доклад второго постового, думал.

Не получится ничего. Без качественной хирургии, дренажа раны, он умрет.

У ворот начался шум. Быстро толпа собралась. Глянул туда. А нет, это собратья на крик пришли первыми — Яков и Тренко.

— Пустить. Сюда!

— Что тут. — Выпалил сотник над детьми боярскими, двигающийся ощутимо быстрее и проворнее сотоварища.

— Двое пленных, один труп. Наших перевязать надо. Проследите, я попробую спасти Севку.

В глазах собрата я увидел понимание. Они вдвоем приступили к работе. Я вновь вошел внутрь.

— Свет, бинты, теплую воду. Горячую лучше!

Сделал несколько шагов к двери в комнату. Вопли там прекратились, доносились только легкие всхлипывания. Повторил требование.

— Свет, бинты, горячую воду! Быстро!

Франсуа смотрел на меня с недоумением. Григорий осматривал, готовил к перевязке нижегородца. Пришедшие на помощь сотники и Пантелей крутили пленных заговорщиков. Осматривали двор.

Сел над раненым парнем. Черт. Ножниц нет, иглы нет, чем они там операции делали раненным? Он был еще жив, хрипел, кровь пузырилась. Руками держал место ранения. Плохо. Очень плохо.

— Он уже труп, Игорь. — Проговори француз из-за спины. — Кровь идет горлом.

— Знаю. — Ответил холодно.

Парень издал последний вздох и утих. Замолчал. Прикрыл ему глаза, поднялся, покачал головой.

Одна из девушек, всхлипывая и трясясь, притащила миску и нарезанные тряпки.

— Григорий, промой, обработай, смотри может шить надо.

— Сделаю, воевода. — Он занялся раной нижегородца. Тот, сцепив зубы, терпел, чуть шипел.

— Позови, как закончишь.

Сам кивнул французу, мы вышли. Пленных к этому моменту же хорошо упаковали. К допросу, так сказать, подготовили

— Тренко, собрат, проверь, где Серафим, что с татарами. И, отправь попа к лодкам. Ни одна не должна отплыть. И с ним иди.

— Понял.

— Кто коней стережет?

— мои люди. Ну… А казацких, донских, сами донцы.

— Хорошо. Тогда давай туда, смотри, чтобы не удрал конным никто.

— Понял. — Он повернулся и рысцой помчался выполнять приказы.

— Яков. Мне шесть людей надежных, чтобы усилить охрану.

— Сделаю.

— Я тут пока сам.

Они двинулись выполнять приказы, а я повернулся к Франсуа. Ситуация выглядела как-то странно. Трое прошли через ворота, подошли к терему. Вошли внутрь, стреляли, завязался бой. Вопросов у меня, мягко говоря, много.

— Что тут было? — Спросил холодно. Француз помог, спасибо ему. Но сама ситуация, чудная.

— Я после совета вашего от безделья полного задремал. Слышу на входе шум, потом бах, бах. Пистолеты. Вскочил. Слуга твой, с глазами вот такими. — Он поднял к лицу пальцы, сделал некое подобие очков из них. — Смотрит на меня. Я ему, к бою, кричу. Ну, он трусливый у тебя, но пистоль схватил. Выбегаем. Там трое. Стрелец один мертвый, второй, отбивается еле-еле. Этот, что говорить приходил…

Сбился, почесал затылок.

— Ну.

— Не помню, как звать. Имена ваши, ух… Бьются они вдвоем со стрельцом с тремя. Нападение, значит, на нас. Дело последнее, предательство выходит. Саботаж. Тут слуга твой из пистоля одного завалил. Мы втроем их потеснили. Драться-то неудобно, слишком места мало. Ну а тут ты. Все.

Все, как я и думал. Бесхитростная, безумная, глупая атака. Вопрос, а как они потом уходить собирались? Стрельцы же им выйти бы не дали. Или думали через забор махнуть? Так-то можно, только вот далеко ли удерешь? Неразбериха, на нее понадеялись.

Ладно, расспрошу лично оставшихся в живых.

— Спасибо, Франсуа.

— Я работаю за деньги. — Улыбнулся француз. — Но я не люблю подлых налетчиков. Кстати, Игорь, осталось два дня.

— Помню. — Признаться, я уже со счета сбился, слишком уж насыщенные у меня выдавались дни. Но раз француз говорит два, значит, так и есть.

К стенам острога стал подходить народ. Все, кто слышал стрельбу, всколыхнулись. Лагерь вокруг пологого холма пришел в движение, оживился. Крики, стрельба в таком месте без реакции не происходят. Все, кто не был на постах и в дозорах двинулись к лазарету. Скоро здесь будет половина моей небольшой армии.

Надо допросить пленных. Один вырублен, но второй то вполне в себе.

В несколько шагов подошел к двум связанным, уставился. Видел я их среди полковых казаков. Точно, к гадалке не ходи. Пазл в голове начинал складываться. Предчувствия подтвердились.

— Кто вам приказал? — Глянул холодно, сурово.

Тот, что был в сознании ощерился.

— Ты же клятву давал, как и все. Тварь ты лживая. — Не щадя, врезал ему ногой в живот.

Тот закашлялся, пытался поймать ртом больше воздуха, согнулся еще больше, шлепнулся набок. По-другому путы не позволяли. Застонал.

— Кто⁈ Говори, сука лживая! Предатель!

Уважаемые читатели, спасибо!

Пожалуйста не забывайте ставить лайк.

И конечно — добавляйте книгу в библиотеку.

Впереди — много интересного.