Патриот. Смута. Том 4

Глава 4

Я почти сломал этого татарина. Мне было жизненно нужно, чтобы он, верно сказал все это там, в шатре у Дженибека Герайя. И чтобы они ушли в Крым. Освободили мне руки, и я занялся тренировкой войск. А потом, вскоре двинулся на север!

Повторил еще раз:

— Колдун смутил вам. Вы славно сражались, но Аллах отвернулся от вас. Русские оказались сильнее. — Сделал паузу. — Раз так, значит, Аллах не благоволит к походу на север. Скажи все это. Эти слова порадуют сына хана. Так, ты спасешь своих людей и, возможно, даже себя от смерти. Ведь вы проиграли и отступились. Что сделают с вами сородичи?

Он закрутил головой, продолжал шипеть что-то. Казалось, он даже плакал. Остальные татары смотрели на него. Понимал ли кто-то из них, что я сейчас говорю? уверен, что как минимум двое и на этом сейчас нужно было сыграть. Добить разум и стойкость Богатура. То, что они есть — отлично. Ведь все они пришли сюда, значит, нарушили волю сына хана. Пришли и проиграли. Да, победителей не судят, но с проигравших спросят.

Они потеряли много. Выжили сами и вернулись ни с чем.

Дженибек Герай строго спросит с них за поражение. Но, если подать все как колдовские наветы, как честный, славный бой, как божественное проявление, божью волю, это может сработать. Должно!

— Что скажешь, Богатур?

Татарин вскинулся, смотрел на меня слезящимися глазами. Я видел, что ему страшно, он думает, мозг его напряжен до крайности. Не верит мне, хочет найти какой-то лучший выход. Но я даю ему эту лазейку. Направляю по верному пути. Жить! Это, пожалуй, единственный вариант выжить. Хоть как-то пройти на грани между данью уважения своего сотоварища Кан-Темира, о котором я, как русский воевода не говорю ничего плохого. И между гневом сына хана за отступничество.

Решил прибегнуть к еще одной хитрости.

Так-то не один ты здесь, Гирей Дивеев. Не ты, так другие найдутся, посговорчивее.

— Беи! Кто понял, о чем я, воевода русский, говорю? — Поднял взгляд, осмотрел их. — Кто готов сделать то, что я говорю. Только это спасет вам жизнь. Вы все отступники, вы покинули Дженибека Герайя, пошли за Кровавым мечом. Он пал, войско разбита. Сын хана будет в ярости. Ведь все вы нарушили его приказ. Если бы вы победили…

— Я понимаю. — Проговорил один из них, привалившийся к дереву спиной и тяжело сопящий.

— И я тоже. — Кивнул второй, завозился.

Богатур дернулся так сильно, что застонал от пут, захрипел, но он даже увидеть их не мог. Кем они были, кто отозвался на мой вопрос. Мог ли он их всех знать по голосу? Вряд ли. Многие прибились к Кан-Темиру и ему совсем недавно.

Ну вот ты и в ловушке. Богатур.

— Если этот славный воин не готов сделать то, что я прошу. Думаю, это можете сделать вы. Любой из вас. Или даже все. Мне не нужна ваша жизнь. Она нужна вам. Сказать сыну хана, что вы проиграли нужно с умом, ведь вы уже оступились от него один раз.

Я уставился на Гирея Дивеева. Вот так вот, воин. Незаменимых нет. Да, лучше бы это сделал ты, но если нет — оставлю тебя подле себя, буду ждать выкупа.

— Мы…

— Я согласен! — Заорал Богатур. — Согласен, шайтан, русский воевода! Я согласен!

Инстинкт самосохранения сыграл свою роль. Еще немного и он оказался бы ненужным. И я, как думалось ему, убил бы его без всякого раздумья.

— Тогда переводи им все, что я сказал о нашем бое с Кан-Темиром. Говори им, что только так они все имеют шанс выжить. Я отпущу вас всех завтра утром. Тебя и всех беев. Дам лошадей. Вы доберетесь до стана сына хана и скажете то… — Сделал паузу, обвел их взглядом. — Скажете то, что спасет ваши жизни и то, что нужно мне и самому сыну хана.

Ухмыльнулся недобро, добавил

— А еще передадите письмо.

— Хорошо. — Скрипнув зубами, сказал сломленный татарин.

На том и порешили, он заговорил на татарском. Остальные беи, что не понимали до этого нашу речь, удивлялись, кивали. Им было страшно, но в глазах я видел растущую уверенность в том, что это единственный выход. Те двое, что знали русскую речь, не перечили, не возмущались. Значит, я на это очень надеялся, татарин не стал дурить. Сделал все, как велено.

Отлично!

С татарами разобрался. Вроде все более-менее ясно, понятно. Утром, чтобы к вечеру до лагеря сына хана они добрались, снаряжу всех этих благородных. Тело Кан-Темира передам с ними. И голову его.

Дал распоряжение найти, подготовить.

Что там дальше по делам?

Отойдя от пленных татар, которых поднимали и тащили вниз к остальным, остановился вблизи ворот в острог, задумался. С нижегородцем поговорить надо. Что он предлагает, зачем и… Да действительно, какого черта он пришел на совет и так рискнул? Дурь какая-то. Полковые казаки, атаман мертв, будут выбирать, уверен ко мне пришлют за советом. Может сформировать из них полк нового строя. Две сотни пикинеров как раз. Идея хорошая, пики только где-то найти надо. Сделать.

Дальше — письма по городам рассылать. Это Григорию поручить можно, он уже с опальным писарем и его сыном все это делал, повторим процедуру. Но завтра, как в город вернусь. Филка погрузкой занимается, ему в этом деле доверять можно. Отправка полным ходом сейчас пойдет. Мое вмешательство там не нужно. Первые лодки повезут пушки и часть раненных под конвоем. Так что вперед двинется небольшой, трофейный табун в две сотни голов, который надо переправить на правый берег Воронежа и определить по пастбищам. Чижовка или район Казакрского городища, или северная окраина, что за стенами.

Что еще?

Серафим и его сотня. Он как раз здесь, при лазарете. Они присягу… Клятву то есть еще не приняли, в кремле воронежском их не было. Значит, нужно до их расположения дойти и сдать это. Тут без меня никак. Они мне клянутся, а я им. Таков у нас порядок. Взаимная ответственность и доверие. Я их веду не просто так, а со значением, на дело великое.

К тому же мужики они рукастые, может, кто из бывшей посошной рати, что по пикам скажет. Как их сделать. Можно ли просто из бревен сосновых или дубовых, которых вокруг Воронежа в достатке добыть можно. Или проклеивать нужно, чтобы прочнее было. По какой-то технологии.

Так-то для обучения палок — длинных жердей, нарубить дело немудреное, но в бою — какие они нужны? Франсуа подсказать должен.

Так. По порядку, нижегородец. Это самое важное.

Двинулся к терему. Стрельцы вытянулись при виде меня. Точно, еще одно забыл. Этих разгильдяев наказать надо. Разобраться в ситуации. Как они пустили троих саботажников внутрь.

— Стрельцы-молодцы. — Посмотрел на них — А как так вышло, что троих казаков убийц вы пустили, а?

Они тут же как-то сдались, глаза опустили, занервничали.

— Воевода, так мы это…

Интересно, за проступки подобные у них здесь что положено? Порка прилюдная, какие-то иные телесные наказания. Но, тут понять надо. Они же своих пропустили, не врагов. Приказа никого не пускать не было. А с оружием тут все ходят. Это же не татары переодетые, не ляхи. А маски…

— Так вы, что? — Уставился на одного, потом на другого пронизывающим взглядом. — Убийц, заговорщиков пустили.

— Воевода, не казни. Так свои же они, казаки воронежские. Даже не донские. — Начал один неравно и не собрано. — Сказали, что к тебе по важному вопросу. Сказали, обождут в сенях. Сказали, атаман послал.

— Обождали. — Процедил я зло. — Один друг ваш погиб, второй ранен. Нижегородец ранен.

— Воевода, ты мы… А как мы? — В глазах говорившего стоял немой вопрос. — Мы то, как? Как понять, коли свои они?

— А маски что?

— Так, они как вошли, потолпились, потолкались че-то у двери. Обсуждали. А потом как раз… Как началась пальба. Мы и это… Мы же с поста не можем. Вдруг чего. Вдруг отвлекут, и толпа ворвется.

— Чья толпа? Свои же все?

— Так, это…

М-да…

Что же мне, черт возьми, с вами делать. Ладно. Ситуацию непосредственному начальству выдам, в Воронеже. Пускай сотник с ними, что решит-то и делает. Тут полусотник их погиб, а назначенный на его место может либо спустя рукава все решить, или, наоборот — излишне жестко, чтобы выслужиться. Я местных законов не знаю. В мое время за такое, во время боевых действий и расстрелять могли. Но с иной стороны — постовая служба не налажена полностью. Это исправлять надо. Хорошо, потерями малыми обошлись. Друга они своего потеряли, стрельца одного. Но, могло и хуже обернуться.

Смотрел на них холодно, буравил прямо взглядом.

— Разберемся. Что с вами делать сотник ваш в Воронеже решит. Служите пока. — Процедил я сквозь зубы.

Они закивали, в глазах была радость. Думали — уф, пронесло. Видимо, действительно могли за такое и казнить. Умысла злого вроде нет, но дурость есть. А раз есть — то и отвечать по всей строгости.

Ладно. Завтра.

Зашел внутрь стен. Пленных не было, увели куда-то. У входа в терем дежурило трое бойцов, постеленных Яковом. Самого сотника не видать. Вообще, довольно безлюдно.

Подошел к ним.

— Нижегородец там?

— Да воевода, внутри он. И люди его пришли. Те, двое.

— А Яков где?

— Ключев, сотник-то наш, до сотни пошел.

— Хорошо. Никого из простых бойцов не пускать. Кто по делу придет, спрашивать.

— Сделаем, воевода.

— А эти, пленные где? Заговорщики?

— Да тут, в подвале сидят. Людей Жука же нет. Пусто там.

Да, их нет, я их к татарам отравил, и участь их оказалась незавидной.

Зашел внутрь, сени оказались пустыми. Кровь стерли, прибрали. Вошел в основную комнату. Тут было тепло, готовился обед. Девушки, как и всегда возились на своей части комнаты. За столом сидел нижегородец, пеленал руку, скучал. При виде меня подскочил, но тут же скривился от резкого движения. Еще двое его людей, что успели уже сюда добраться, тоже встали, поклонились.

— Садись, Путята и вы, товарищи, тоже.

Прошел, занял место во главе, уставился на них троих. Привыкал к полумраку помещения. Чуть выждал и начал холодно.

— Скажи, нижегородец, ты зачем при всем народе речь такую завел? — Буравил его взглядом. — Это же… С глазу на глаз такое обсуждать надо. А ты. Непохож ты на человека глупого. Ты же торговец.

— Не гневись, воевода. — Он глаза опустил. — Мы же сюда прибыли не просто так. Мы же… — Зыркнул на девок, замолчал.

Вздохнул. Все какие-то недосказанности, беды и проблемы. Интриги, чтоб их. Чем больше народу вовлекается вовсе это — тем сложнее контролировать. Но иначе как? Я же не могу один Лжедмитрия убить и Шуйского. Хотя… Так-то как раз могу. Наверное. К первому в лагерь проникнуть точно и устранить. Со вторым сложнее, но тоже думаю получиться. Да и если я до Клушинской битвы не поспею его и так в монахи постригут. Принудительно!

Толку только от двух этих смертей? Что из этого выйдет? Как бы хуже не стало. Силу собрать надо, чтобы она от имени земли, по воле ее действовала. Чтобы не смогли бояре опять сговориться и противостоять ей.

А раз одному никак, то силой этой управлять надо. А значит, во всем этом копаться и ухо востро держать. Чтобы нож в спину не воткнули и друг другу в глотки не вгрызлись на противоречиях. На корню крамолу и измену рубить. Жестко. Иначе нельзя.

После короткой паузы заговорил:

— Изменников мы словили. Кто смерти тебе желал в подвале сидит. Главный их мертв. Говори, Путята, девушки хоть и глаза да уши имеют, с кем говорят-то? Со слугой моим только. Да и если скажут чего. И так уже все ясно. Ты же сам все сказал, когда пришел, при всех. За это и пулю чуть не получил.

Насчет девушек это было неправдой, но мне плевать. Он уже и так засветился, рассказал при всем честном народе, при всех моих офицерах, что за Минина стоит и что послан сюда, как соглядатай. Еще один гвоздь в гроб — что он есть, что нет.

Добавил, смотря на пыхтящего нижегородца:

— Давай говори, Путята.

— Мы на юг пришли смотреть, что тут, да как. Мы, там у себя, как и ты здесь от всего творящегося ох как устали. Люди посадские у нас побогаче будут, позажиточнее. Вот и понемногу сговариваемся мы, решаем, людей ищем. Не дело то, что на Руси твориться.

— Не дело. Ты меня слышал, я также думаю. Силу хочу собрать и на Москву идти. — Смотрел на него, думал, пытался фальшь распознать, но вроде правду говорил этот торговец. — Ты скажи, зачем при всех, в чем смысл?

— У людей доверие, когда при всех говорят. — Он занервничал. — Это раз.

Вот в это я не верю, от слова совсем. Да, был бы ты воин, хорошо. Но ведь делец, договоры и переговоры ради прибыли — это твое. А там логика иная, выгода какая-то в этом всем тебе есть. И делу твоему.

— А два? Не томи, Путята.

— Знали мы… Мы же слушали, наблюдали, по хуторам поездили, про бобров поспрашивали. Дело-то оно другому не мешает. Мы и вправду промыслом звериным у себя там занимаемся. Ну и здесь… Так, расспросили, разузнали… Ну и за Димитрия в основном силы твои… Были.

— Были. — Че-то, ты от вопроса в сторону ушел. Какое отношение то, что мои за Лжедмитрия стоят имеет к тому, что ты человек Минина?

Юлишь.

Тем временем он продолжал:

— Ну и чуял я, и люди мои, неладное. Решил на живца ловить крамолу.

Очень странно. А может, ты хитрец сам спровоцировал полкового атамана на действия. Знал, что он что-то затевает. Понимал, что враг он твой, и таким образом проявил его. И людей его. Он же, дурень, так резко все творить начал, как с цепи сорвался. Нагородил огороду. Решился на такие меры яростные, непродуманные и быстрые.

— Ладно. — Черт с тобой, не хочешь говорить, не надо. Понаблюдаю за тобой, подумаю. А пока все по-простому сделаем. — Что предложить может Минин твой? Войско вы уже собрали?

Я знал ответ. Нет, ничего у них не готово. Все только начинается и будет это происходить неспешно. До второго ополчения еще год, а то и больше. Но, спросить для порядка нужно было. Ведь что-то предрекло сбор людей служилых под знамена Минина и Пожарского.

— Войско вроде бы и есть, в воеводы толкового как бы и нет.

Судя по разговору, на место князя, они меня, как вариант, могут делегировать. Силой совместной управлять. Отказываться от такого — грех. Только далеко Нижний. Очень. А Клушино близко. Полтора месяца у меня.

Путята тем временем продолжал:

— Мы же воюем у себя там с ляхами. — Перекрестился нижегородец размашисто, нахмурился — Дожили, ляхи до Волги дошли. Где это видано то, когда такое было на земле русской. Позор.

— Дожили. — Поддержал его я. — Десять лет все это творится. Или даже больше. Как голод начался, пожалуй. Ослабела земля русская. А как не ослабеть, то, если режем друг друга да бьем.

— Так-то оно так, воевода. — Он вздохнул. — В общем так скажу я, что знаю. Войско есть, пока небольшое. Но растет оно изо дня в день. Пока что медленно. Не можем мы раз и всеми переметнуться, отделиться от Шуйского. Он пока названный царь. Хоть и… — Путята опять на девок за спиной моей посмотрел. — Но то, что он творит и что вообще твориться, не дело.

— На Москву идти хотите? — Спросил в лоб.

— Мы? Нет. — Он замялся. — Говорю же. Воеводы у нас нет. Да и часть людей не двинет далеко. У нас своих банд много. Эти, упыри, что воренку присягнули разбой чинят. Вам-то, здесь на Воронеже он люб, многим. А нам. — Путята на горло ребром ладони показал. — Вот тут.

— Ясно. А если я, скажем, у Серпухова через месяц встану. — Называя город, я смотрел на него пристально. Не моргнет ли, не покажет, чем, что знает о том, что там затевается.

Нижегородец аж крякнул. Глаза выпучил.

— Шустр ты воевода! Скор на дела, Игорь Васильевич.

— Ну так что скажешь, Путята. Придет войско из Нижнего через месяц или нет?

Даже в полумраке было видно, что он покраснел. Стащил шапку, засопел еще сильнее прошлого. Смотрел то на меня, то на девок. Думал, это прямо видно было по его лицу. Двое его сопровождающих переглядывались. Лица были удивленными и малость глупыми.

Кашлянул:

— Воевода. До Серпухова от Нижнего Новгорода по воде верст семьсот. — Он пристально смотрел на меня. — Это как раз где-то месяц. Но мы-то тут, а войско там. Нам туда еще попасть надо, воевода. Как-то.

Ага, значит, вопрос в том идти или нет у вас уже не стоит. Подконтрольная посадским людям часть войска выдвигаться готова. Было бы за кого и под чьим руководством. Во мне, судя по всему, такой человек обнаружен.

Чудно.

У тебя, Путята, есть полномочия даже такие вещи обсуждать. Ты, не просто торговец и делец. Даже не просто посол. Раз такие вещи решать хочешь. Чего же ты здесь делаешь, нижегородец.

Задумался я, глубоко, сильно. Неужто с татарами говорить ты, сотоварищ думал? Откуда еще силу-то здесь брать? Как такой, как ты, могущий дать ответ о готовности нижегородского войска, и его выдвижении оказался здесь? Или казаков нанять решился, среди них кого-то найти.

Черт, прессануть бы тебя жестко, допросить, выведать все. Но придется юлить и вытягивать по крупице, по капельке, может и не сегодня даже. Ох и интересный ты человек, Путята Бобров.

Смотрел на него пристально, думал. Чувствовал, что мозг мой прямо закипает от такого поворота событий.

— Десятого июня в Серпухове быть смоешь? С войсками. — Я поставил задачу четко. — Да или нет?

Глаза нижегородца полезли на лоб. Не ожидал он от меня такого напора.