Патриот. Смута. Том 4

Глава 21

Под голубым небом, по которому гонимые ветром мчались за горизонт облака, стояло мое воинство. Тысяча человек. Сила, искра, из которой долго разгореться пламя войны, очищающей Русь от смуты.

Во все глаза бойцы — каказаки донские и городовые, дети боярские, дворяне смотрели на, казалось бы, обычное полотно. Но, то, что видели они в нем, невероятно поднимало их боевой дух. Словно облака расступились в пасмурный день, и осветилось воинство мое лучами солнца. Вот такой настрой сейчас я ощущал. Невероятное воодушевление стояло вокруг. Люди собирались, поправляли перевязи, подтягивали их, застегивали пуговицы кафтанов, выпячивали грудь, перехватывали удобнее копья, приосанивались.

Становились, как на парад, гордо подняв подбородки.

Ведь не простой этот отрез был, а по-настоящему знаковый.

— Отец. Откуда? — Спросил я, смотря на монаха.

— А откуда у тебя крест, сын божий? — Он хитро смотрел на меня.

Отделился от замершей напротив нашего строя группы, готовящейся идти крестный ход. Сделал несколько шагов навстречу. Протянул мне полотно, проговорил тихо, так, чтобы только я услышал.

— Чужой крест нести тебе. Чужой, он тяжелее всего. Но сдюжишь, коли начал. Сдюжишь, кто бы ты ни был, Игорь Васильевич. Теперь ты, другой человек. Не тот, кем была ранее. — А затем вобрал в грудь побольше воздуха и выкрикнул громко. — Отец наш небесный! Матерь Божья! Благословите войско это христолюбивое.

Я, ощутив порыв и понимая, что так нужно, преклонил одно колено и принял знамя. Поцеловал его. Стяг царский, самого Ивана грозного. Подумал о словах монаха. Другой человек? Да, как же ты прав, святой ты муж. Даже не догадываешься насколько. Хотя… Может, и было тебе какое-то ведение, кто же знает.

Воинство в едином порыве ликовало.

— Ура! Воеводе!

Поднялся. За спиной моей была сотня Якова, и я громко выкрикнул.

— Яков! Копье! Крепить знамя будем! Чтобы реяло гордо! Давай!

Служилый человек чуть замешкался. Я ждал, замер спокойно, спиной к строю, сжимая полотно. Наконец-то он отыскал древковое оружие, вышел ко мне, протянул. Вдвоем мы достаточно шустро закрепили на древке ткань, и я поднял знамя. Упер пятку в землю.

Порыв ветра развернул его, встрепенулась ткань. Темно-красный фон, икона, кресты и звезды. Если так подумать, под красным знаменем в разных его вариациях предки наши ходили давным-давно на бой еще до революции. И у Дмитрия Донского и у Александра невского красный на стяге присутствовал. Пусть неполное полотно как Знамя Победы. Но — оттенки красного цвета, это олицетворение нашей, Русской воинской славы, богатырской воинской доблести!

— Ура! — Выкрикнул я громко. Так, что казалось, эхом от леса отразился голос.

Монах поклонился, отошел, и все они, продолжая петь не очень-то разборчивые для моего уха молитвенные песнопения, двинулись вокруг воинства моего. Бойцы становились на колени. Возводили глаза к небу. Молились.

Признаюсь, не ожила я такого, на столько сильного эффекта. Замер один во главе всего этого, творящегося вокруг, сжимал древко. В душе рождалось невероятное чувство, что и горы по силам свернуть — если верно все сделать.

Выходило, монахи ждали меня здесь.

Как еще объяснить наличие этого стяга?

Или не меня, а кого-то, кто смог бы собрать воедино силы юга Руси. Своя политическая игра у них была или это действительно какое-то божественное проявление. Кто знает? Да и чего гадать. Факт есть факт.

Примерно полчаса длилась молитва, крестный ход и благословение всего моего воинства. Завершилось оно также подле меня. Когда монахи сделали полный круг вокруг сотен и обоза. Поклонились нам и двинулись обратно в острог свой.

М-да дела.

Развернулся, закричал громко.

— Собратья! За дело! Переправа не ждет.

Молитва и поднятие боевого духа, это хорошо, но работа не ждет. До темноты нужно всем нам быть уже на том берегу.

С удвоенной сноровкой и невероятным воодушевлением люди приступили к работе. Возы тащили к реке. Конница спешивалась. Лошадей также вели к плотам. Их все же было перевозить чуть проще, чем огромное количество инвентаря и походного снаряжения.

Не успел я влиться в работу.

Почти сразу подошел Серафим, перекрестился, поклонился. За ним торопился Франсуа. Я видел остальных сотников, они явно тоже хотели выразить мне свое почтение, сказать что-то. Но, поняли, что занят я буду какое-то время, и принялись за работу.

Сейчас еще Яков вам расскажет истории, про медведя и крест и… Опять вы все начнете на совете Царем меня именовать.

Ну, воля ваша.

— Господь всемогущий, Игорь Васильевич, я как увидел, глазам не поверил.

Я тоже. Но отвечать что-то иное нужно было.

— Чудо. Другого слова у меня нет, батюшка.

— Откуда оно у них? — Мой армейский священник находился в невероятно удивленном состоянии. Можно сказать, был шокирован даже.

Посмотрел я на него пристально. Коснулся плеча. Встряхнул.

— Серафим, ты же тоже сан имеешь, поговорил бы с ними. Расположение как-то приобрел. Это я человек мирской, мне с ними сложнее. Все загадками говорят. — Интересно, что ты скажешь. Ведь ты тоже отец настоятель, до недавних пор. Продолжил после краткой паузы — На путь наставляют. А тебе… Свои же люди.

Лицо его сделалось немного кислым. Понизил голос, проговорил.

— Я, Игорь Васильевич, тоже иного с ними толка человек. Сложно объяснить. У нас же тоже иерархия церковная имеется. — Он пожевал губами, погладил бороду. — Старцы эти, люди в высших кругах церковных уважаемые, известные. Аскезой своей и мудростью заслужили. А я…

Вздохнул, сбился. Понял, что лишнего сказал, замялся. Все же он мудрый наставник нас всех на дело святое. От греха уберегающий. А здесь так о себе нелестно отозваться.

Но суть я понял. Ты, Серафим, постриг принял, видимо, от войны устав или натворив чего. Лезть в эти дела мне не интересно и не нужно. Дело-то не мое. Если захочет и важно это будет — сам расскажет. А пока — есть в войске батюшка и отлично.

Но, воодушевить своего сотника мне было необходимо.

— Серафим, все понимаю, но ты мой армейский священник, как-никак. — Он на меня уставился немного удивленно. Лицо приобрело задумчивое выражение видимо не думал он о таком своем статусе. — Иди поговори с ними на вашем, религиозном. О важном, о священном, о возвышенном. Ну и о мирском поговори. О нас.

— Сделаю. — Он поклонился слегка, сделал шаг назад, чуть не налетел на поджидающего, когда я освобожусь, француза. Смерил его грозным взглядом. Развернулся, двинулся к острогу неспешной походкой. Чувствовалось, что с мыслями собирается.

Франсуа тем временем поклонился, сделал реверанс, загнусавил:

— Игорь Васильевич, обращаюсь к тебе, поскольку больше не к кому. Я нем, но хочу знать, что это все значит?

— Что? — Я улыбнулся, смотря на него.

— Все это. — Француз обвел поляну рукой. — Что за знамя? Почему эти люди пели и ходили вокруг войска с крестом в руках? Что происходит?

— Дьяволом больше не зовешь? — Усмехнулся откровенно и задорно.

Он уставился на меня с удивлением. Вздохнул, плечами пожал, ждал ответа.

— Франсуа, это знамя, символ царской власти, хотя…

Глаза его слегка полезли на лоб.

— Нет, не совсем так. Знамя это принадлежало великому Русскому царю, Ивану Васильевичу.

— Грозному?

— О, даже ты знаешь его.

— Да, во Франции имя это на устах. — Хмыкнул он. — Злые языки стариков поговаривают, что Карлу нашему Девятому и Екатерине, его матери больше бы подошло такое звание.

Я с трудом сдержал смех. Еще бы. За одну Варфоломеевскую ночь погибло столько народу, что нашему Великому царю и не снились подобные репрессии против оппозиции. Не очень-то мой армейский учитель уважал своих правителей. Пускай и ушедших из жизни.

— Тогда, Игорь Васильевич, ты опять заставляешь меня усомниться в твоих словах. — Он улыбнулся как-то невесело, вздохнул. — Кому я служу? Игорь Васильевич Данилов. Боярин из Москвы. Просто боярин. Ты так говорил. Тогда, как это понимать? Почему это знамя тебе вручают монахи?

Как бы тебе так сказать и пояснить…

— Выходит так, Франсуа, что… — Начал неспешно. — По их мнению мне следует нести крест того человека, что подняв силу с земли Русской и, собрав ее в кулак, искоренит Смуту и поведет государство к великому, доброму, вечному.

— Следует мне обращаться к вам, как к особе королевских кровей?

— Людей моих учи. — Я вмиг посерьезнел. — Где ты здесь короля увидел?

Если так задуматься, какой из меня король — это раз. А второе. Если уж царь — то точно не король. Царь — это кесарь, император, единственный владыка, равных которому нет. Так с древнего Рима еще пошло. Ну а мы, выходит, унаследовали.

Француз сделал реверанс, произнес.

— Докладываю, Игорь Васильевич. В походе отрабатывали строевой шаг и марш. Пока все плохо, времени мало. Но, успехи есть.

— Хорошо. Надеюсь на тебя.

— Осмелюсь спросить, Игорь Васильевич, что с пиками.

Обращение его меня не порадовало. То ли ирония, то ли действительно решил, что лучше уж так. Раз какие-то святые отшельники ко мне так трепетно относятся. Списал на последнее не стал задавать вопросов. На пустом месте разборки городить, еще не хватало. Работает и отлично.

Но точно, пики!

— Пики будут.

Решил я, было идти за Серафимом. Все же, чтобы получить оружие, договариваться самому придется. Но в этот момент услышал крики и шум у опушки.

Что там еще?

Повернулся. Обоз неспешно двигался к реке, людей вокруг было много. Все, на кого падал мой взор, кланялись немного, но от дел своих не отрывались. Это больше было уважение, а не подобострастие.

— Работай, Франсуа. Работай! — Произнес быстро. — И язык учи. С Абдуллой вместе.

Тот кисло хмыкнул, кивну.

А я резко повернулся, не обращая внимание на реверанс в мою сторону.

Широким шагом двинулся через неровный строй, идущих к реке людей, коней, телег. Всмотрелся, оказалось Яков нависает над вчерашними пленными. Они что-то ему доказывают, кричат. Он их кроет руганью почем свет стоит.

— Да вы что удумали! — Донеслось до моих ушей. — Кха! Черт!

— Что тут? — Я подошел быстро

— Да, воевода…

— Служить хотим. Государь батюшка! — Заголосил тот самый десятник. — Искупить! Не знали мы! не ведали!

— Какой я тебе царь? — Уставился на него.

— Известно какой. Раз знамя монахи вам передали, знамо. Государь, батюшка.

Пропустил мимо ушей. Видимо, не искоренить эти мысли из рядового состава. Он стоял на коленях, глаза в землю опустил. Остальные пленные тоже выглядели покорно. Что они затеяли?

— Ну и в чем вину свою чувствуешь, десятник? — Навис над ним теперь уже я.

— Государь. Мы же против вас думали. За татар войско ваше приняли. Воевода наш, Семен Белов, обдурил, объегорил. Или сам со страху не разобрался, тут не ведаю. Но, искупить хочу. Что угодно сделаю. У меня отец, государь, отец… — Он чуть сбился, уставился на меня. — Отец мой, государь, под Молодями бился. За царя Ивана, за землю Русскую. Под этим знаменем. Не посрамлю его.

Ясно.

— Подумаю, что сделать с вами.

— Мы в верности клянемся, государь. Мы, что скажешь.

Я поднял взгляд на Якова, тот приосанился. Даже на него подействовало вручение мне стяга Ивана Грозного.

— Что с ними делать, г… — Наткнулся на мой холодный, злой взгляд, исправился — Воевода.

— Пока сидят пускай. Думаю к Серафиму их определить. Там люди идейные…

— Какие? — Не понял сотник.

— Добровольцы, из холопов, вызвавшиеся за землю сражаться. Там, если что, не натворят эти новобранцы дел плохих. Работайте. С Серафимом обсужу.

Яков кивнул.

Процесс переправы продолжался. Был он сложен и тернист. Старались быстрее, как можно быстрее перетащить на тот берег и телеги и коней. В ход шел и паром, и лодки, и плоты. Все, что только было и могло плавать и везти грузы.

Возы разгружали, вещи складывали на суда, перевозили.

Часть скакунов даже переправили вплавь, предварительно сняв все тяжелое, что могло на дно потянуть. Но риск был большой. Все же Дон — ререка широкая, опасная, течение сильное. Боялись кони, роптали, и седоки их не хотели рисковать, как и я сам. Остаться без конницы из-за спешки — дело последнее.

Трудились как угорелые, но успели.

С последними лучами солнца разгрузили очередной паром и плоты. Вытащили лодки на берег. Заняли уже готовый к ночлегу, разбитый заранее лагерь. Сегодня все воинство ночевало вместе.

Монастырь с монахами остался на левом берегу. Там тоже завершилась стройка, люди отходили ко сну. До ночи они передали нам в сотню Серафима трех монахов. Я не перечил, раз батюшка наш их взял, так тому и быть. А еще три с половиной сотни отличных древков для пик. Еще две сотни они недавно отправили в Елец. Это все, что они успели сделать с момента начала стройки, с осени. Наконечников не было. Кузни при монастыре не имелось, с металлом работать некому было. Но уже сам факт такого приобретения радовал.

Выковать острия — это полдела.

Готовились к ночлегу. Но, многое нужно было решить сегодня.

Вечером собрался весь мой офицерский корпус на новом месте, на правом берегу Дона в лагере. Совет военный держать. Сумерки, костер, десяток собратьев — командиров сидели вокруг него и докладывали мне, что и как.

Как прошел день в мое отсутствие.

В общих чертах все было в рамках. Все хорошо, без глобальных проблем. Пара лошадей, подвернувших ногу, один заболевший, которого оставили в одному из хуторов, мимо которых проходила армия. Фураж имелся в достатке, люди были воодушевлены, хоть и казацкая речная часть воинства утомлена греблей прилично.

Дон мы перешли, первая преграда позади. Впереди нас ждала река Сосна и Елец. И как к нему подступить — это хитро все делать надо. Нужно сейчас донести до войска основной план.

— Собратья. — Смотрел на них пристально. В свете костра тени играли на их лицах, а глаза отсвечивали ярко. — Думаю так. Елецкие люди, не враги нам.

С этим все были согласны, закивали, разнесся одобрительный гул.

— Значит воевать их мы не будем. К нам они перейти должны. Под наше знамя встать. — Говорил холодно, ждал реакции, но сотники только слушали и внимали. Верили они моему слову сейчас почти безгранично. — Но, думаю, воевода их так просто этого сделать не захочет. Поэтому действуем так. Завтра поутру я беру сотню Якова. Все тех же стрелков конных и летим мы во весь опор к Ельцу. Вечером там будем.

Лица собравшихся выглядели напряженными. Не нравилось им, что я затеял.

— Лезть всем войском на Елец — долго. Броды восточнее и там, уверен я, воевода их и сидит. Не в Ельце он, а в остроге близ Талицких бродов. Крепостца там есть, небольшая.

Сотники кивали.

— Половину пленных я с собой беру. С ними в город пойдем, они за нас слово охране скажут…

При этих словах Григорий вздохнул тяжело, покачал головой.

— Не веришь? — Спросил я у него.

— Сложно. У Ельца пушки, эка по вам вдарят?

— Я вообще думал поначалу стену им взорвать, чтобы страх вселить. — Я усмехнулся. — А теперь мыслю взять знамя и с ним под стены прийти.

— Может, лучше две сотни? — Подал голос Тренко. — Гарнизон Ельца больше, чем воронежский. Тысяча там. Если ты, Игорь Васильевич, прав и Семен Белов половину или даже больше увел оттуда к бродам, то… Две сотни, это примерно… Что вас, что их, поровну.

— Испугаются силы большой. Вот что думаю. А так — войдем, говорить будем. Кто у них там за главного остался. С ним и решим все.

— Лихо. — Процедил сквозь зубы Григорий. — Ой лихо.

— Они же татар ждут, не нас. Верно?

— Тоже верно.

— А войско, неспешно по воде и по земле за два дня дойдет до бродов и на этой стороне Сосны встанет. По правому берегу, получается. На левом там острог и их войско. Уверен, воевода с собой привел полтысячи точно. А может, и больше. Сколько-то еще там сидело. Малый острожный гарнизон какой-то же был. Еще Лебедянь сил послала и Ливны тоже. Здесь я прямо уверен. Сколько — того не знаю. Думаю, все это… — Погладил я подбородок, осмотрел их всех, произнес дальше. — Тысяча вся эта нас там и ждет.

— Ну, так, а мы туда и придем же. — Тренко не понимал в чем хитрость.

— Вы да, а я в это время в Ельце уже буду. Его людей на нашу сторону перетащу. Разброд в войске мы посеем. Я что думаю. Часть пленных отпустить утром с письмами к бродам.

— Убьют их… — покачал головой Григорий.

— Может да, может, нет. Они же свои. — Помолчал, продолжил. — Да. Людей жалко, согласен. Но если не бьют, то прислушаются. А если бьют, что?

Все молчали, размышляли.

— Думаю, если даже казнят их, как предателей, то это нам на руку будет. Если бы часть твоей сотни я казнил, верны ли мне были люди? — Я уставился на Якова.

Он задумался, почесал затылок, кашлянул громко.

— Тут сложно, воевода… Смотря за что. — Начал отвечать медленно. — За предательство, кха… За измену или за трусость и бегство с поля боя. Или за разбой.

— Согласен. Но здесь-то выходит за слова. Так что, если казнят, верности у простых бойцов это поубавит. А потом на исходе второго дня, я из Ельца подойду. Или, самое позднее — на третий день.

— А если нет? — Проворчал Григорий.

Что же ты нагнетаешь-то, собрат.

— Гонец будет. — Холодно ответил я. Понятно, что если убьют меня, то вся затея наша, скорее всего, прахом пойдет.

Собравшиеся невесело кивали. План им не нравился, это было видно, но перечить никто не смел. Хорошо, с этим решили, спать пора и утром рано в дорогу.

— На этом все. Отдыхать.

— Дозволь, воевода. — Заговорил Серафим.

— Да, отец, чего хотел?

— Я у монахов поспрашивал и у Якова тоже… — Начал он.

Вздохнул я, руку ко лбу приложил, потер, ждал, чего там дальше будет. Опять эти расспросы глупые. Опять Царем звать будут. Послушаем, чего хотят собратья.

— Скажи. — Продолжил он после краткой паузы. — Правда, что Яков мне и монахи сказали?

Уважаемые читатели, спасибо!

4-й том скоро подойдет к концу. Нет нет… Это не последняя глава. И история противостояние Смуте продолжается.

Но, если Вам понравилось и было интересно, пожалуйста не забывайте ставить лайк.

Так же буду благодарен, если вы оставите отзыв первой книге серии — https://author.today/work/464355

С уважением, Евгений