Шум выстрела все еще звучал в моей голове, когда я обернулась к Никите. Ствол был направлен ему в голову, однако, он смотрел на раненого Михаила и не спешил реагировать на мое движение.
— Мне нужно было это сделать пятнадцать лет назад, — в его голосе звучало сожаление и боль, словно минуту назад не он совершенно хладнокровно на моих глазах выстрелил в своего друга.
— Извини, но в данный момент я не настроена тебе сочувствовать, — без обиняков заявила я, все еще держа Рыжика на прицеле. Тем временем он медленно и совершенно спокойно подошел к неподвижному Мишке, и присел на корточки:
— Я не нуждаюсь в сочувствии, — он вздохнул, и, подняв дуло, потер им висок, — я знал, на что иду. И тогда и теперь.
— Но почему именно сейчас, спустя столько лет?
— Могу тот же вопрос адресовать тебе, Танюша, — мягко произнес Никита, — однако, сомневаюсь, что ты захочешь мне ответить.
— Ты прав, — я слегка расслабилась, видя, что он не намеревается пустить мне пулю в лоб. Пока.
— Половина моей жизни прошла в страхе — тихим вкрадчивым голосом продолжал Никита, — я чувствовал, что придет день, и прошлое вернется, чтобы нас наказать.
— Когда ты понял, что я не Марина?
— Почти сразу же. Парни видели в тебе то, что хотели видеть. Ту, кого хотели… А я слишком часто нянчился с тобой, чтобы ты могла меня обмануть. Пусть цвет этих глаз скрывают линзы, но я всегда тебя узнаю, малышка.
— Как трогательно. Особенно, если вспомнить, что однажды ты бросил меня умирать в лесу.
— И не мог себе этого простить. Как тебе удалось выжить?
1993 год…
Я почувствовала, как что-то мокрое и горячее прикасается к моему лицу. Кто-то довольно бесцеремонно потоптался по ногам всеми четырьмя лапами, и прямо над собой я услышала собачий лай.
Дорога из леса была мучительной и болезненной. Кто-то долго нес меня на руках, приговаривая потерпеть еще немного, а его четвероногий друг, словно соглашаясь со своим хозяином, поскуливал где-то рядом, не отставая от нас ни на шаг. Потом меня положили на заднее сидение автомобиля, и куда-то повезли. Несколько раз по дороге я теряла сознание, но каждый раз меня приводили в себя тревожные окрики моего спасителя. Потом были белые стены больницы, незнакомые голоса и раздражающий запах лекарств.
Не знаю, как долго я была без сознания, но когда очнулась, было раннее утро. Рядом со мной сидела женщина, которую я никогда раньше не видела.
— Здравствуй, Татьяна, — ее голос звучал слишком бесстрастно — без чувств, без эмоций.
— Здравствуйте, — тихо произнесла я, слегка морщась от боли в голове, — где мой папа? И Алешка? Где они?
В мыслях царила пустота. Я совершенно не понимала, почему я в больнице и где мои родные.
— Они не придут, — недовольно поморщилась она.
— Почему? — я почувствовала, что начинаю плакать, — я хочу домой, к папе.
— Перестань! — приказала она, и от неожиданности и обиды я замолчала, глотая слезы, — скоро мы поедем домой. К нам домой. Я познакомлю тебя с твоим новым папой. У тебя будет своя комната, и новые красивые игрушки.
— Кто вы? — с подозрением спросила я, уже зная ответ. Я никогда раньше не видела эту женщину, но ее образ часто преследовал меня в кошмарах по ночам. Она хотела разрушить нашу семью и забрать меня у отца и брата.
— Я твоя мама.
2008 год…
— Знаешь, мне повезло. Меня нашел турист, точнее его собака. Когда я попала в больницу, врачи сказали, что я чудом осталась жива. Они не были уверены, что смогут меня спасти. Но спустя три дня я очнулась.
— Я рад. Правда, рад, — Рыжик поднялся, все еще глядя на тело Мишки. Он по-прежнему не подавал признаков жизни, а сквозь расстегнутую куртку проступала кровь. Внезапно я поймала себя на мысли, что мне все равно, жив он или мертв. Он это заслужил… мы все это заслужили.
Я опустила пистолет и подняла глаза на темное, покрытое тучами небо. Несколько крупных снежинок упали мне на лицо, и вдруг поняла, что как бы для нас не закончилась эта ночь, жизнь не остановиться. Она будет продолжаться для тех, других, кто возможно умнее и добрее нас, кто заслуживает этого больше чем мы.
— Где он? — я снова посмотрела на Никиту, уверенная, что он правильно понял мой вопрос. И не ошиблась, он его понял.
— Он там, — Никита указал на место в нескольких метрах от нас. Значит, я не ошиблась. Они не стали заморачиваться и похоронили моего брата там же, где и убили. Скоты! Но почему я ничего не почувствовала? Ведь не раз была здесь одна и с ребятами.
Я прошла туда, куда указывал Никита. У меня не было причины ему не верить теперь. Инстинктивно встав у невысокого холмика, я выронила пистолет, чувствуя, как сердце замирает, а к горлу подкатывает комок. Он здесь… Я опустилась на колени и провела ладонью по мерзлой припорошенной снегом земле.
«Ты здесь…» — шепнула я в никуда.
— Ты здесь. Я тебя нашла, — сама не понимая как, я оказалась лежащей на земле, мои пальцы погружались в снег, словно тянулись к тому, к кому я уже никогда не смогу прикоснуться.
— Я виновата. И мне нет прощения.
Горячие слезы упали на холодный снег.
— Этого не должно было случиться.
Я зачерпнула ладонью мерзлую землю, и сжала ее в кулак, не чувствуя, как ногти впиваются в кожу, оставляя на снегу капли крови.
— Твоя смерть лишила меня отца и детства. Той ночью я умерла вместе с тобой. Если бы можно было что-то изменить… Мне тебя так не хватает! Я скучаю.
Не знаю, сколько я лежала на могиле своего брата, вслушиваясь в ночную тишину, словно ожидая конца. Последней точки в этой истории, после которой можно вздохнуть спокойно и сказать, что ты сделал все, что мог. Все что хотел. Могла ли я сказать, что получила все, что хотела? Наверное, да…
— Мне правда очень жаль, — надо мной раздался голос Никиты. Я не почувствовала, когда он подошел настолько близко, и постаралась встать на ноги, но не успела. Дуло пистолета вдавилось мне в висок, второй ствол, который я так неосмотрительно выпустила из рук, он положил себе в карман.
— Я обещаю, что не сделаю тебе больно, если ты не будешь сопротивляться.
Я обернулась к Никите, очень медленно, стараясь его не спровоцировать. Было заметно, что он нервничает, даже слишком.
— Почему? — это все, что я смогла спросить.
— Не могу позволить, чтобы эта история всплыла после стольких лет.
— Я помню, ты говорил, у тебя жена и двое детей… — осторожно начала я.
— А еще очень богатый и влиятельный тесть, который узнав о прошлых делах своего зятя, лишит меня всего. Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы оказаться там, где я сейчас.
— Разве ты этого не заслужил? — мягко, стараясь не раздражать Рыжика, спросила я.
Никита усмехнулся, и понимающе посмотрел на меня:
— Я был лучшим в своем выпуске в университете. Брался за любую работу, чтобы доказать — я чего-то стою. Не досыпал, работая на двух работах, чтобы держаться на плаву, не доедал, потому что большая часть денег уходила на плату за квартиру. Я видел, как живут другие. Те, которые не сделали в своей жизни ни черта, сорили деньгами, ездили на крутых тачках, брали от жизни все, что хотели. У них было все, а у меня ничего. И знаешь что?
— Что? — тихо спросила я.
— Однажды я понял, насколько мои попытки жалки и смешны. И стал действовать другими методами. Ты не поверишь, насколько некоторые бабы падки на лесть. Особенно, когда она исходит от подающего надежды добропорядочного мужчины, с мозгами, без вредных привычек с серьезными намерениями. Было не так уж и трудно окрутить эту дуру. С ее-то внешностью! Кстати, те два очаровательных малыша, которых ты видела на фото не мои. Ее папаша вовремя пресек попытки менее удачливого парня, моего предшественника. Его неудача стала моим успехом. И вот, я уже зять генерального директора одной из крупнейший компаний в стране, моего бывшего босса. Поэтому все, что здесь когда-то произошло должно быть забыто навсегда.
— Значит, ты приехал сюда не за камнем? — постаралась я оттянуть время, понимая, что собственно говоря, надеяться мне не на что.
— Посуди сама — он исчез пятнадцать лет назад. И никто о нем ничего не слышал. Глупо рисковать из-за того, что, возможно, утеряно навсегда. Устранив последнего свидетеля, то есть тебя, я смогу вернуться домой, и забыть об этой истории.
— Ты взорвал Пашку и Юлю? — я стала осторожно пятиться, понимая, что разговариваю с не совсем адекватным человеком.
— Я, — кивнул он, улыбаясь, — жаль. Он всегда мне нравился. Вообще-то я надеялся одним махом избавиться от вас двоих. Но не получилось. Кстати, тот пожар тоже устроил я. К сожалению, не получилось сразу убить тебя и Харламова. Это бы значительно упростило мне жизнь. И заняло гораздо меньше времени.
Никита сделал шаг в мою сторону, снова сократив расстояние между нами.
— Ты хотел сказать — от Пахомова, — увидев мелькнувшее на его лице удивление, я продолжала, — Дмитрий Харламов на самом деле Макс Пахомов. Сын того самого старика, которого вы убили и ограбили.
— Вот значит как, — Рыжик нахмурился, и дуло ушло в сторону от моей головы, — что же, в таком случае даже хорошо, что тебе удалось его ранить. Возможно, ты его убила, и мне не придется делать это своими руками.
— Как предусмотрительно с твоей стороны подумать об этом, — прошептала я.
— Что же ты за человек, Татьяна? Земля тебя не приняла, в огне ты не горишь… остается только одно.
— Что? — спросила я, готовясь отскочить. Увидела его движение, и отшатнулась, уходя от удара, но поскользнувшись на мерзлой земле, упала. Сзади на голову обрушился удар. Теряя сознание, последнее, что я увидела, была улыбка на лице моего бывшего друга.
Меня знобило, тошнота подкатывала к горлу, и с трудом разлепив веки, я открыла глаза. Почувствовала, что меня качает, и только сейчас сообразила, что нахожусь не на земле. Моя голова покоилась на деревянном сидении, руки и ноги были стянуты веревкой. На дне лодки стоял древнего вида фонарь, видимо позаимствованный Рыжиком у хозяина вместе с плавсредством. Надо мной было темное небо, тысячи снежинок падали вниз, чтобы к утру укрыть землю белым покрывалом. Закачивался первый день последнего месяца осени. Последний день моей жизни.
— Очнулась? Зря. Все могло бы пройти незаметно для тебя. Пойми, я не чудовище. Мне не доставляет удовольствие видеть чужие страдания. Впрочем, когда настанет время, я помогу тебе снова уснуть. Не хочу, заставлять нашу малышку страдать.
От моей попытки приподняться лодка опасно качнулась, и я едва не закричала от ужаса.
— Ты всегда боялась воды, — словно противореча только что сказанному, с каким-то садистским удовлетворением, произнес Никита, — сколько раз Алешка не пытался добиться от тебя правды, ты никогда ему не признавалась, почему? Не скажешь мне сейчас? Перед смертью?
Я молчала, сцепив зубы, пытаясь не смотреть за низкий борт, где плескалась вода.
— Почему ты меня не застрелил? — мне нужно было говорить. Все равно с кем и о чем, лишь бы голос заглушал этот непрекращающийся звук — плеск воды о борта лодки и мерный звук весел, разрезающих темную воду.
— Потому что твоя смерть должна выглядеть как самоубийство. Не волнуйся. Когда придет время, я тебя развяжу. Правда, ты этого уже не почувствуешь. Убийство Мишки все расставит по своим местам. Когда тебя найдут… кстати, судя по всему не раньше весны, у местной милиции не возникнет больше никаких сомнений в том, кто же виновен во всех этих смертях. Хотя, — Рыжик потянул время, чтобы я снова обратила на него внимание, — твое тело могут и не найти. И все будут думать, что ты сбежала.
— А как же ты? Думаешь, они не захотят с тобой кое о чем поговорить?
— Наверняка захотят. Вот только у меня найдется, что им рассказать. Милая, ты сама дала мне в руки доказательства своей вины. Именно ты заманила нас в этот город. Вместе с сообщником, которого, будет не так тяжело поймать теперь, когда я точно знаю, что же это за зверь такой… Так вот, ты провернула все это не одна. Разумеется, Пахомов был твоим сообщником. Кому поверят — мне, уважаемому бизнесмену, потерявшему друзей, погибших от рук безумной сучки с ее любовником? Или тебе? Ах, да, я забыл: ты ведь к этому времени будешь уже мертва.
Я сглотнула ставшую горькой слюну, и наконец, обвела взглядом речку. Так много воды…. А теперь она станет местом моего последнего упокоения. Как уж тут не поверишь в судьбу. Но, похоже, другого шанса у меня уже не будет. Казалось, мы плыли целую вечность, хотя на самом деле не добрались даже до середины, находясь недалеко от того места, откуда вышли, и я поняла, что Никита просто не может справиться с лодкой. Что же, он никогда не был в этом деле профессионалом.
Я выбросила вперед связанные ноги, попав Рыжику в солнечное сплетение. Захрипев, он покачнулся назад, бросив весла, и судорожно схватившись руками за борта лодки. На этот раз я целилась в лицо, радуясь, что сегодня решила надеть сапоги на высоком каблуке. Судя по хрусту и его глухому крику, удар достиг цели. Несколько секунд мужчина пытался сохранить равновесие, но безуспешно. Лодка опасно накренилась и в ту же секунду мы оказались в ледяной воде.
— Ну же, малышка! Ты ничего не боишься! — Алешка со смехом смотрит на меня, как всегда пытаясь научить плавать, — это же просто! Ты должна войти в воду, а я буду тебя держать.
— Нет, — я качаю головой, отходя подальше от этого плеска, заглушающего в моей голове все остальные звуки, — я не хочу.
— Ладно, — смирившись, он взлохмачивает мои волосы мокрой рукой, и идет в воду сам. Я хочу крикнуть, чтобы он остановился. Но что-то не позволяет мне этого сделать, я понимаю — это только мой страх. И Алешка никогда не сможет разделить его со мной.
Я медленно уходила под воду. Не думала, что это произойдет когда-нибудь. Они не понимают… никогда не понимали, почему вода стала моим врагом. И ошибались, списывая это на детский страх. Да, я боялась. Но не самой воды. Я боялась того, что будет, стоит мне в нее погрузиться. Всему виной сон. Я видела его тысячи раз, и он оставался неизменным.
Я иду на дно, волны тяжелой массой смыкаются надо мной. Я знаю, стоит мне вздохнуть, и она проникнет внутрь меня, заполнит тело, и я перестану жить. Но не это меня пугало, а то, что я при этом ощущала.
Будучи ребенком, я не понимала, причины этого страха. Теперь, в эту минуту я четко осознала: в том сне я ждала собственную смерть как избавление от того, что считала в тысячу раз хуже нее.
Холод начал отступать, и я почувствовала тепло, наполняющее тело, покой и уют.
Закрыв глаза, я погружалась на дно, чувствуя, как меня покидает боль, отчаяние беспомощность, страх, ненависть, горе, одиночество. Чувства, которые всю жизнь были моими спутниками. И теперь я расставалась с ними без сожалений, и даже с какой-то радостью. Я шла на дно, понимая, что лишь там я найду мир и покой. Потому что на земле меня уже ничто не держит…
— Ты не должна так думать, малышка, — он совсем рядом. Я вижу его, перед собой — молодого, красивого, живого. Он мягко улыбается, протягивая мне руку, — держись! И ничего не бойся. Ты же смелая. Я знаю.
— Алешка! — шепчу я, понимая, что он меня не слышит. Просто не может услышать. Потому что давно мертв.
— Не теряй надежду, Танюшка. Ты должна жить. Ради отца. Ради меня. И ради него.
— Кого?
— Возьми меня за руку! — в его голосе слышится искренняя любовь и забота. Мне так ее не хватало. Мне так не хватало его.
Я протягиваю руку и чувствую тепло его сильной ладони.
— Значит, ты жив?
— Я всегда буду жив, пока жива ты сама.
Какая-то сила выдернула меня из воды. Я задыхалась, бьясь в чьих-то руках, пытаясь сделать глоток драгоценного воздуха. Кто-то с силой прижал меня к себе, но я сопротивлялась, толком не понимая, кто же мой противник. Минуту назад меня заставили выбрать жизнь, а значит, я буду бороться до последнего вздоха. Чьи-то пальцы надавили на шею, и мое тело отказалось мне повиноваться.
— Мне все равно кто ты, и что сделала. Слышишь? Ты не умрешь!
Я почувствовала, как кто-то, держа мою голову над водой, тащит меня на берег. Руки и ноги налились свинцом, одежда и обувь тянула на дно. Когда окоченевшие ноги коснулись земли, я упала, увлекая за собой держащего меня человека. Мокрая одежда стала твердой, слипшиеся на морозе волосы облепили лицо. Я почувствовала, как от холода свело пальцы рук, ног я совсем не ощущала. Я задыхалась, и была занята только тем, что выкашливала воду из легких, пытаясь вдохнуть немного воздуха. Меня рвало, вода хлестала изо рта и носа, но я отчетливо ощутила рядом с собой тяжелое мокрое тело своего спасителя.
Я не могла пошевелиться, чтобы посмотреть на него. Но достаточно было услышать этот голос, чтобы понять, кто он. Закрыв глаза, я приникла щекой к земле, со страхом и недоверием думала о том, что же заставило Макса Пахомова рискнуть жизнью и вытащить меня из воды.
Июнь, 2008 года…
Раз в год в этот день я уходила из дома и почти до ночи бродила по улицам, пытаясь отрешиться от всего, что меня окружало. День, изменивший мою жизнь, забравший так много, и оставивший взамен лишь боль, отчаяние одиночество и чувство бессилия. Прошло столько лет, но для меня ничего не изменилось. Наверное, я была больна. Скорее всего, больна, если ненависть можно считать болезнью. И от нее не так просто излечиться.
Они не понимали… никто из них так и не понял, что же произошло со мной в ту ночь. Я просто исчезла, а потом оказалась в больнице, куда меня принес незнакомый мужчина. Я не смогла узнать его имени — он ушел сразу же, как только передал меня на руки врачам.
Три дня беспамятства полностью стерли воспоминания о ночи, когда моя жизнь изменилась. Не знаю, что это было. Возможно, всему виной травма, хотя я всегда была склонна считать, что произошедшее со мной было слишком ужасным, чтобы я хотела хранить об этом воспоминания.
Мне хотелось, чтобы рядом был папа и, конечно, Алешка. Но шли дни, а они все не приходили. Было обидно, что меня все забыли, хотя женщина, назвавшаяся моей матерью, исправно приходила ко мне в часы посещений, приносила какие-то фрукты и детские игрушки, отмахивалась от надоедливых вопросов, и через четверть часа уходила, оставляя меня в слезах и сомнениях. Я чувствовала — что-то происходит, но никто ничего не хотел объяснять испуганному девятилетнему ребенку.
Однажды мама пришла ближе к вечеру, и сразу же сообщила, что папа умер, а мой брат куда-то сбежал. Его искали несколько дней, но безуспешно. Дождавшись, когда эта женщина уйдет, я укрылась одеялам с головой и плакала до тех пор, пока не выбилась из сил. Я знала — что бы ни произошло, Алешка никогда не оставил меня одну. Тем более, не позволил чужой для меня женщине быть рядом со мной. Наверное, именно тогда я поняла, что все изменилось, и уже никогда не смогу вернуть того, что у меня когда-то было. Меня забрали из мира, где я была счастлива, и заставили жить в другом — чужом и враждебном, но я выжила. И изменилась. По-другому быть просто не могло.
Я остановилась, отгоняя непрошенные воспоминания. Не сегодня. Только не сейчас.
Я зашла в одно неприглядное местечко, и, заказав две рюмки водки, бегло осмотрела тусклое полупустое помещение. Никто не обращал внимания на одинокую девушку, по-видимому, решившую напиться. Залпом осушив рюмку, я закрыла глаза, пытаясь усмирить воспоминания, до сих пор волновавшие меня. Иногда казалось, что это прошло, но случайное лицо, увиденное в витрине, голос, зовущий не меня, движение, взгляд… Я знала, что это никогда не закончиться, пока не узнаю, что произошло с моим братом. Я всегда буду ждать его возвращения домой. Домой… Губы задрожали, на глазах выступили слезы, как и всегда, когда я вспоминала, что уже никогда не смогу вернуться туда, откуда меня забрали еще ребенком.
Я сняла темные очки и смахнула слезы. В глубине зала раздался пьяный женский смех, и звук бьющегося стекла. На миг мне захотелось напиться и забыть все, что не давало покоя столько лет. Вот только вряд ли в спиртном можно найти ответы на вопросы, которые мучили меня столько лет.
Дверь бара открылась, впустив полноватого мужчину средних лет, видимо, изнывающего от жары и молодую женщину лет тридцати, довольно привлекательную на вид. Длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост, высокий лоб скрывала длинная челка. Пара прошла вглубь бара и заняла столик в нескольких метрах от меня. Я не могла понять, почему не могу отвести от этой женщины взгляд. Она кого-то мне напоминала, вот только я не могла вспомнить — кого именно. Постепенно во мне росла убежденность, что я ее знаю.
Мужчина и женщина тихо о чем-то перешептывались, ни на кого не обращая внимания. Она сидела, положив ногу на ногу, а он тихонько поглаживал ее бедро. Мне стало неудобно, словно я подглядывала за чужой интимной жизнью. Но, по сути, так оно и было. Внезапно женщина подняла взгляд и посмотрела прямо на меня. Это длилось несколько секунд, но я успела рассмотреть высокие скулы, красивой формы рот и изумительные глаза, насыщенного синего цвета. Она моргнула, и медленно отвернулась к говорившему с ней мужчине. Но через несколько минут я снова ощутила ее взгляд, понимая, что теперь уже я стала объектом ее пристального внимания. Чувствуя странную неловкость и смущение, я решила, что лучше всего уйти, не позволяя себе думать о том, что присутствие этой женщины пробуждает в душе тревогу.
Я подозвала официантку, и, расплатившись, направилась из бара. Не дойдя несколько шагов до двери, я остановилась, пораженная внезапной догадкой. Снова повернувшись к паре, я, уже не таясь, рассматривала женщину. Не может быть! Прошло столько лет, но я не могла ошибиться. Женщина встала, и с улыбкой извинившись перед своим кавалером, направилась ко мне. Мы замерли напротив друг друга, еще не до конца веря, что все это не какая-то ошибка.
— Таня? Это ведь ты? — нерешительно произнесла женщина, и мои сомнения рассеялись в ту же минуту. Я улыбнулась, и посмотрела на бывшую девушку моего брата.
— Привет, Марина. Давно не виделись.
Ноябрь 2008 года…
Мое тело била дрожь, несмотря на включенный в автомобиле обогреватель. Пахомов избавил меня от большей части одежды, и, завернув в плед, заставил выпить какую-то гадость. Закончив со мной, он поспешил раздеться до пояса, и я успела увидеть на его боку повязку, сквозь которую проступала кровь.
Не теряя больше ни секунды, он сел за руль, и машина сорвалась с места. Несколько раз я думала, что мы разобьемся, врезавшись в одно из сотен деревьев, встретившихся нам на лесной дороге. Когда мы выехали на трассу, я отвернулась к окну, и изо всех сил вцепившись в плед, старалась сдержать накатывавшуюся волнами дрожь.
Вся дорога прошла в полном молчании, и только когда автомобиль остановился, я поняла, что Пахомов привез меня к себе домой. Накинув оказавшуюся сухой куртку, он вышел, и, открыв переднюю дверь, буквально вытащил меня из машины. На миг его лицо исказила гримаса боли, но быстро справившись с собой, он взвалил меня на плечо и, поднявшись по пролету, вошел в квартиру.
В комнате царил полный разгром, было видно, что ребята постарались на славу. Жаль, что они так ничего не нашли, и я по-прежнему нахожусь в руках человека, который пообещал убить меня последней. В таком случае, зачем же он меня спас?
Я не сразу сообразила, что он пытается сделать, забрав у меня плед и срывая остатки одежды. Затем, приказав оставаться на месте, вышел в другую комнату. Наверное, я могла бы попытаться сбежать, хотя прекрасно слышала звук запираемой двери. Но я бы могла попытаться… Я встала с кровати, и, сделав пару шагов, упала на пол.
— Я же сказал тебе оставаться в постели, — он снова подхватил меня, и швырнул на кровать. В его руке была открытая бутылка водки. Плеснув ее себе на ладонь, он подался ко мне, и когда его руки коснулись мое тела, я закричала. Я кричала так, как никогда в жизни, сама не ожидая этого от себя, в глубине души понимая, что, скорее всего он хочет мне помочь, а не навредить. Но ничего не могла поделать со своим страхом, испытать в его руках то, что он совсем недавно заставил меня пережить.
— Тихо! Успокойся! Я не причиню тебе вреда, — обхватив двумя руками мою голову, он смотрел прямо мне в глаза, стараясь найти там проблеск разума. Видимо, его попытка не увенчалась успехом, поэтому, размахнувшись, он слегка ударил меня по лицу, пытаясь привести в чувство. Похоже, это сработало, потому что уже через секунду, переборов себя, я посмотрела на него:
— Достаточно. Я в порядке, — мой голос немного охрип, а зубы все еще стучали от выходившего из тела холода. Но я не солгала. Меня пытался убить человек, которого я считала наиболее безобидным из всех, на моих глазах был застрелен главный виновник смерти моего брата, и совсем недавно меня спас тот, кто жаждал моей смерти. Но, похоже, я была в порядке.
— Я собираюсь растереть тебя водкой, — его голос изменился, стал немного мягче, но настойчивее. Словно он говорил с больной или сумасшедшей. Я поняла, что действительно веду себя глупо. К тому, же, вряд ли он сможет… Сглотнув, я снова посмотрела на его раненный бок и тело, покрытое синяками. Впрочем, совсем недавно ему это не помешало, — обещаю, держать себя в руках.
Не отреагировав на его последний выпад, я сдалась, позволив ему растереть себе спину. Его руки мяли кожу, словно хотели ее разорвать, но от этих движения я почувствовала тепло, разливающееся по телу. Когда его пальцы коснулись ребер и груди, я выхватила у него бутылку и тихим голосом попросила выйти из комнаты. К моему удивлению, он подчинился. И уже через несколько минут я услышала в ванной шум воды.
— Невероятно, пробормотала я, растирая шею, грудь и ноги, — тоже мне, мать Тереза!
Когда шум воды стих, я завернулась в покрывало, пытаясь угадать, когда именно этому человеку надоест играть роль спасителя, и мы вернемся к тому, с чего начинали. Он вышел, завязывая на бедрах полотенце. Из ванной шел густой пар.
— Рекомендую. Если, конечно, не хочешь умереть от воспаления легких.
Бросив на меня насмешливый взгляд, он скрылся в другой комнате. Воспользовавшись этим, я вошла в ванную, закрыв за собой дверь на щеколду. Что же, он прав. Прежде чем бежать отсюда, куда глаза глядят, неплохо бы для начала хорошенько отогреться.
Когда я вышла, моя комната по-прежнему была пуста, а входная дверь заперта. Плюнув на все, я опустилась на постель и, замотавшись с головой в покрывало, заплакала. Что бы я ни говорила самой себе, как бы ни пыталась себя убедить, я не знала, что делать дальше. Я узнала все, зачем сюда приехала, и теперь просто не понимала, как жить. Столько лет сомнений, ожиданий, и вот, к чему я пришла — кровь, ненависть, трупы тех, кого я когда-то считала близкими людьми. Но если бы я знала, что все закончиться именно так, отказалась бы я от мысли сюда приехать? Нет, — твердо ответила себе самой, и, постаравшись выбросить из головы все, что не давало мне покоя, уснула в комнате, зная, что где-то там, за дверью находиться мой насильник. Но почему-то в тот момент мне было на это наплевать. Я слишком устала…