Паутина смерти

Глава 12

Бруклин, Брайтон-Бич

01.00

Копы говорят, что год работы уличной шлюхой идет за десять и оставляет соответствующий отпечаток на лице. В таком случае Людмиле Загальской не двадцать пять, а все сто тридцать. Но, по правде говоря, она неплохо сохранилась. Хотя два аборта и серьезные проблемы с наркотиками, от которых открещиваются даже самые матерые рок-звезды, не сулили ничего хорошего.

Лу, как ее стали называть в Америке, с пятнадцати лет работала на русского сутенера Олега, которому принадлежит почти весь бизнес на Брайтон-Бич-авеню. Олег — скотина. Гора жира с татуированными руками, огромными, будто ляжки быка, и большой бритой наголо головой, такой же морщинистой, круглой и симпатичной, как перезрелая тыква. Но он по крайней мере не бьет Лу, как это делала пьяная мать — стареющая москвичка, завидовавшая красоте дочери. И не заползает к ней в кровать посреди ночи, «чтобы стать ближе», как отчим. Конечно, сбежать из Москвы и пахать на Олега не было голубой мечтой детства, но уж точно лучше, чем оставаться с матерью. Еще в Москве Лу начала воровать, чтобы скопить на билет в Америку. И теперь продолжала крутиться как могла. Ее утро начинается с косяка, как у многих с кофе и булочки. Наркотики помогают Лу приступить к работе, выматывающей всю душу, — быть изнасилованной, униженной и оскорбленной в обмен на деньги. Обычно Лу начинает в обед, а заканчивает, когда последний мудак — тупой козел, грязный извращенец — заплатит свои вонючие деньги и свалит. Первая смена — на Кони-Айленд-авеню между шестым и седьмым домами. В конце смены, около шести вечера, Лу встречается с Олегом, чтобы сдать кассу. Иногда, если повезет заработать больше дневной нормы, Олег покупает ей гамбургер или пиво, прежде чем, хлопнув по заднице, снова отправить на улицу. Вторая смена — на Брайтон-Бич-авеню. Лу гордо вышагивает на высоких красных каблуках, больше на ней почти ничего и нет. Бывает, копы сразу выпирают ее с центральной улицы, тогда приходится тащиться на набережную Ригельман и идти дальше до самой площади Чемберз.

В тот день Лу было что-то не по себе. Отдав заработанные деньги Олегу, она сразу пошла домой. По дороге ее снял какой-то чувак на золотистом «лексусе». Все закончилось халявой — всего лишь подрочил в руку. Лу оставила все деньги себе.

А «золотому мальчику» много придется отдать за чистку кожаного салона! Так ему и надо. Лу получила две бумажки по пятьдесят баксов всего за десять минут. Почти рекорд в ее личном зачете! Большинство девушек с улицы называют Лу дешевкой, шлюхой вокзальной. Ну и что! В последнее время благодаря маленьким хитростям Лу чувствовала, что удача сопутствует ей во всем. Подвозя Лу к рынку на Брайтон-Бич, чувак в «лексусе» все трепался о том, как ему нравится возвращаться сюда, в район, где он вырос, хвастался, что вылез из этой дыры и сколотил состояние в Манхэттене. Вот козел! Сволочь! Лу пришлось выслушать его. А со спущенными штанами и спермой на животе он не выглядел надменным финансовым магнатом. Лу улыбнулась, вспоминая, как завела его, расстегивая ширинку и шаловливо шепча по-русски в громадное ухо милым голоском: «У тебя такой крошечный член! Всего-то пара дюймов».

Парень бы, наверное, сразу сник, узнав, что это означает. И уж точно не дал бы ей столько зеленых, если бы сообразил, что «у тебя рожа, как обезьянья жопа» совсем не то же самое, что «большое спасибо».

Лу рассмеялась, промурлыкав себе под нос: «Вот мудак!»

Проходя мимо ресторана «Приморский», она заглянула через окно внутрь. Официанты переворачивали стулья на столы, начиная уборку. Она бы лучше продала душу дьяволу, чем мыть за кем-нибудь полы! Рамзан — молодой официант — помахал ей, но был слишком занят, чтобы подойти к двери поздороваться.

На прошлой неделе они переглядывались в новом баре на Джонс-Бич. Но когда Лу удалось избавиться от внимания нежелательного клиента, Рамзан уже ушел. Подруга Гражина советует ей держаться подальше от Рамзана, он ведь чеченец, а Олег чеченцев ненавидит. Но Лу наплевать — пусть Олег катится к черту! Рамзан — высокий худой симпатичный парень с добрыми глазами. Такие глаза не обманывают. Он будет заботиться о ней… Он навсегда изменит ее жизнь, вытащив из этой дыры.

Прижавшись к стеклу, Лу увидела, как Рамзан помог одной из официанток передвинуть стол, чтобы протереть под ним. И вдруг почувствовала пронзительную ревность. К черту его! Лу Загальски никого не ждет! Ей никто не нужен! Порывшись в сумочке, Лу достала амфетамин — проверенное средство от боли. Вот теперь порядок!

Ее радар, настроенный на поиск клиентов, засек парня у банкомата рядом с рестораном «Приморский».

— Не работает! — крикнула Лу.

— Что?

— Сломан, — повторила она с идеальным произношением, никто бы и не догадался, что она русская. — Ни разу не видела, чтоб он работал.

— Вот черт!

Сняв очки, чувак засунул блестящую кредитку в портмоне.

— А вы, случайно, не знаете, есть ли поблизости другой банкомат?

— Конечно, знаю. Три квартала дальше по улице, — ответила Лу. Предвкушая легкую добычу, она слегка прикоснулась пальчиком к губам. — Могу показать, если пообещаешь потратить немного на меня.

Слегка шокированный таким предложением, незнакомец огляделся по сторонам. Казалось, он согласен, просто не знает, что дальше говорить и делать.

— Ну… ммм… Не знаю. То есть… я никогда не делал ничего подобного раньше. Я не уверен, в смысле я имею в виду…

Лу подошла ближе. Те, у кого это в первый раз, всегда легки на подъем. Их надо только успокоить. А потом они выразят благодарность, да так щедро — заплатят намного больше, чем постоянные клиенты.

— Не волнуйтесь, мистер, я сделаю все сама, — сказала Лу, придвигаясь к нему все ближе. — У тебя есть тачка?

Он отпрянул.

— Да. Вон там.

И показал на скучный семейный «хендай». Даже девяностолетний дедок подумал бы, что будет выглядеть полным придурком за рулем такого отстойного авто. Бедный зануда! У него, наверное, не было нормального секса с женой лет двадцать! Лу даже стало его жалко.

— Двадцать долларов за ласки руками, пятьдесят — оральный секс, сотня — за все, — огласила она список, словно официантка вагона-ресторана, зачитывающая блюда дня.

— Но, но… — начал заикаться он, — у меня нет с собой денег. — В-в-вы же сами в-в-видели, банкомат сломан.

— Ну что ты, дорогой мой! Не переживай так. Я знаю, — успокоила его Лу, поглаживая лацкан старого синего пиджака. — Подвезешь меня, а я покажу, где находится банкомат, а потом еще немного покатаемся — ну, ты понимаешь, да? — и все.

— П-п-понял, — ответил незнакомец, едва не уронив ключи.

До машины шли молча. Потом он открыл пультом двери, и они залезли внутрь. Заведя двигатель, незнакомец пристегнулся ремнем безопасности.

— Я немного боюсь аварий. Не могли бы и вы пристегнуться, мисс? — пробормотал он, потянувшись за ремнем со стороны Лу. — Безопасность — самое главное на дороге!

Глава 13

Флоренция, гостиница «Софитель»

09.45

Любимая цитата Нэнси из Шекспира — «А то, что нынче нам приятно, вдруг становится противным».[11]

Именно эту фразу вспомнил Джек прошлым вечером, хотя алкоголь, стресс да еще и чертов психоанализ могли бы оправдать то, что он сошел с супружеских рельсов. Тем не менее, несмотря на очарование Орсетты, перед которым сложно устоять, разум Джека возобладал над инстинктом. Все закончилось, так и не начавшись. Обсуждение дел было решено отложить до завтрака.

Время поджимало.

Джек еле доковылял до ванной, проклиная жуткое похмелье. Он изрядно проспал. Осталось всего два часа на то, чтобы поговорить с Орсеттой, выяснить, в чем конкретно нужна его помощь, и успеть на поезд в Сиену.

Джек принял душ, побрился. На это ушло пятнадцать минут. И хотя его слегка подташнивало от запаха одеколона, спустился в ресторан.

Орсетта сидела в углу и читала итальянскую газету, потягивая капуччино.

— Доброе утро! Что хорошего в прессе? — спросил Джек, присаживаясь рядом.

— Buongiorno, — ответила Орсетта, не поднимая головы. — В итальянских газетах, к сожалению, не бывает ничего хорошего!

Джек прекрасно понял, что она имела в виду. Раньше он тоже читал американские газеты, в которых один криминал, чтобы быть в курсе, что известно журналистам о последних преступлениях.

Подошел официант. Джек попросил черный кофе, сок, немного фруктов и йогурт. Он бы заказал что-нибудь посерьезнее. Но понимал, что в его возрасте обильный завтрак может с легкостью превратиться в толстую складку где-нибудь между ртом и коленями.

Орсетта отложила газету. На пальцах остались черные следы.

— Как будто у меня снимали отпечатки, — усмехнулась она, вытирая руки салфеткой.

— Ну все, теперь они в базе данных! — подхватил шутку Джек.

Орсетта достала из черной кожаной сумки увесистую папку формата А4 и в нерешительности опустила ее на колени.

— И что дальше? — спросил Джек, чувствуя ее сомнения.

— Прошлой ночью вы сказали, что вас придется убеждать… Я убедила?..

Джек облизнул губы. Быстрее бы принесли сок и кофе.

— Прошлой ночью вы признались, что встретились со мной, чтобы убедиться, что вместо головы у меня не кочан капусты… Убедились?

Орсетта рассмеялась, снова услышав про капусту, и передала ему папку.

— Тяжелая! — отметил Джек, взвешивая папку одной рукой. — Просмотрю в поезде, а потом позвоню вам. Идет?

— Позвоните лучше Массимо. В папке найдете письмо от него. Я уже говорила вчера, что босс лично хотел встретиться с вами, но не смог из-за срочной командировки за границу.

Принесли заказ. Джек залпом осушил полстакана апельсинового сока и, выждав, пока отойдет официант, продолжил разговор:

— Жертвы блэк-риверского маньяка — всегда одинокие женщины в возрасте около двадцати пяти лет. Он действует, я бы сказал, мягко. Никогда не похищает жертв. Полагаю, он ухаживает за ними, возможно, даже соблазняет, потом заманивает туда, где они чувствуют себя в безопасности, и убивает. Он крайне организован — планирует все на несколько шагов вперед, не приемлет неоправданный риск и не делает глупых ошибок. Он из тех, кто семь раз отмерит, прежде чем отрезать.

Джек ужаснулся получившемуся каламбуру. Хотя блэк-риверский маньяк, наверное, применял это правило и когда расчленял своих жертв.

Орсетта отпила кофе, отметив про себя, как быстро Джек перешел к обсуждению дела, поливая фрукты йогуртом.

— У нас только одна жертва — молодая женщина. Убита в Ливорно, городке на западном побережье Тирренского моря. Нет доказательств, что ее похитили. Мы считаем, что убийца тоже крайне организован, но еще слишком рано делать вывод, что он никогда не совершает ошибок и не оставляет улик. Лично я надеюсь, что это все же не блэк-риверский маньяк.

— Блэк-риверский маньяк расчленял все свои последние жертвы и сбрасывал по частям в море. К тому времени, когда их обнаруживали, рыбы не оставляли никаких улик. Все, что удавалось найти криминалистам, — морскую соль да мелких беспозвоночных.

Орсетта нервно крутила часы на запястье.

— Мне пора возвращаться в Рим. Я и так задержалась здесь — не планировала оставаться на ночь…

— Простите, — сказал уныло Джек, хотя ему не верилось, что она действительно хочет уехать.

Что-то Орсетта недоговаривает… Не важно. Вскоре все обязательно прояснится.

— Извините, но прошлой ночью я не был готов взяться за дело. Надеюсь, вы простите меня за то, что пришлось отложить разговор до утра.

— Конечно, — ответила Орсетта, тронутая приступом вежливости, и подписала счет. — Но только если вы согласитесь нам помочь.

— Идет. Я согласен. И, честно говоря, даже рад снова погрузиться в работу. Я действительно надеюсь, что смогу помочь. — Джек похлопал рукой по папке. — Как прочту, позвоню Массимо и попрошу его подготовить предварительные данные.

Орсетта оставила десять евро на чай официанту и, взяв сумку, поднялась, чтобы попрощаться.

— Вы должны мне кое-что пообещать, — сказала она, протягивая руку Джеку.

— Конечно! Все, что угодно. — Джек встал и учтиво пожал ей руку.

— Когда приедете в Рим, пообедаем вместе за мой счет?

— С удовольствием, — любезно ответил Джек.

Орсетта улыбнулась и задержала его руку чуть дольше, чем он считал нужным, перед тем как уйти. Она оставила после себя долгий резкий аромат цитрусовых духов и много того, над чем Джеку еще предстояло подумать.

Глава 14

Бруклин

01.01

Мельком взглянув на испуганного клиента за рулем, Лу Загальски засомневалась, стоит ли тратить на него время. С самого начала этот несчастный не мог снять деньги в банкомате, сейчас он хочет, чтобы она пристегнулась ради того, чтобы проехать меньше мили по пустынной дороге посреди долбаной ночи. Наверное, у него даже не встанет, а потом он еще и откажется оплатить.

— Валяй пристегивай!

Плевать, будь что будет. Сунув в рот жвачку, Лу начала смачно ее пережевывать, когда машина тронулась по Бич-авеню.

— Вы говорите по-русски? — спросила Лу осторожно на русском, прежде чем начать выражаться на родном языке.

— Что?! Повторите, пожалуйста. Я вас не понимаю, — вежливо попросил водитель, не отрывая рук от руля и не сводя взгляда с дороги.

— Ничего. Просто хотела узнать, говорите ли вы по-русски. Здесь много русских, заметил?

— Ясно, — ответил он, проверяя спидометр, чтобы не превысить разрешенную скорость — тридцать миль в час.

Вот дерьмо! Такого нервного придурка Лу давно не встречала.

— Нет-нет, я не русский. Я бухгалтер. Подрабатываю в этом районе недавно. Ничего здесь не знаю, поэтому немного нервничаю.

Так-так, вот это уже интереснее! Бедных бухгалтеров в природе не бывает. Может, заставить его снять все деньжата со счета, завести в укромный уголок, а когда он стянет штаны, сбежать с деньгами и кошельком?.. Хороший план. Правда, не оригинальный. Шлюхи по нему всю жизнь работают. Хотя этот фокус все еще проходит с такими вот тупицами.

— На следующем повороте налево, — скомандовала Лу, тыча пальцем в лобовое стекло. — Видишь видеопрокат на углу?

— Да-да, вижу, — ответил он, прищурившись.

— Там налево, и ярдов через сто справа будет банкомат.

Вот придурок! Уже включил поворот, хотя до угла еще километр! А теперь тормозит. Мерзкий зануда! Потом еще, наверное, полчаса будет парковаться! Видала она бабуль, которые в десять раз быстрее этого болвана ездят.

— Я на минутку, — пробормотал он, захлопывая дверь, и поспешил к банкомату.

Через несколько секунд Лу открыла бардачок, прикидывая, что бы стащить. Черт! У него даже стоящих дисков нет! Только документы на машину да скребок для ветрового стекла. Лу закрыла бардачок, увидев, что незнакомец отворачивается от банкомата, засовывая кошелек в пиджак, и возвращается к машине.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил он.

Опять пристегнул ремень — вот зануда! — проверил ручной тормоз и завел машину.

— Так что же, мистер? — спросила Лу, чувствуя, что терпение ее на исходе. — Теперь у тебя полно денег. Давай двигай куда-нибудь, пора потратить немного на меня. Ты живешь в отеле?

— Нет. Снимаю домик на Филмор-авеню на другой стороне Марин-Парка. М-м-может заедем туда?

— М-м-может, — передразнила его Лу. — Знаешь дорогу?

Вряд ли он найдет дорогу к собственным шнуркам! Что уж спрашивать про дорогу к дому!

— Вроде бы, — промямлил он.

— Отлично! Тогда погнали! — воскликнула она, притворяясь, что торопится. — Еще не поздно подарить тебе незабываемую ночь.

Лицо Лу озарилось самой сексуальной улыбкой, от которой растаял бы любой, даже Олег. Но незнакомец не смотрел в ее сторону. Он невозмутимо перевел рычаг автоматической коробки передач, и машина не спеша двинулась.

Лу уставилась в боковое окно. Водитель не проронил ни слова, пока не растаяли вдали яркие огни Бич-авеню. Спустя десять минут Лу увидела указатели улиц Филмор и Джерритсен. В желтом свете фар показались плавучие дома на сваях и десяток захудалых обшарпанных лодок, пришвартованных рядом. Где-то между Джерритсен и Восточной 38-й последний ночной клиент Лу съехал на подъездную дорогу, еле заметную в зарослях кустарника и свисающих веток деревьев.

— Добрались, что ли?! — спросила Лу, удивившись, что придурок все-таки сумел найти дорогу домой.

— Да. Подождите минутку, — попросил он, нажимая на кнопку брелока дистанционного управления, которым открыл массивные металлические ворота гаража.

Потом снова завел машину и заехал внутрь. Ворота начали автоматически опускаться. Лу выскочила из машины прежде, чем они закрылись. Ей не терпелось покончить с этим делом, поймать такси и свалить отсюда. Но еще больше ей хотелось в туалет.

Придурок щелкнул выключателем. Неожиданный яркий свет ослепил Лу.

— Где-то у меня есть ключ… Надо только выяснить какой… — промямлил незнакомец, перебирая связку медных и железных ключей. — О, нашел!

Затем, обойдя вокруг машины, он подошел к двери, ведущей из гаража в кухню старого дома. Лу пошла следом за ним.

Когда зажегся свет, Лу огляделась по сторонам. Ничего особенного. Обшарпанная старая кухня, три убогие комнатки, камин, грязный, некогда белого цвета коврик. Телевизора не было. Лу ни разу не видела дома без телевизора. Надо сказать, она даже не представляла, что такое возможно!

— Эй, можно в туалет сходить? — крикнула она в спину хозяину дома, закрывавшему дверь.

— Один у входной двери, другой — на втором этаже, — ответил он, кивнув в сторону деревянной лестницы в углу гостиной.

Лу пошла в туалет на нижнем этаже. Спускаясь, она все пыталась прикинуть, на что можно рассчитывать. Дом так себе. Никаких признаков женщины, значит, драгоценностей тоже нет. Придурок снял деньги в банкомате, получается, наличность в доме не держит, кроме мелочи на прикроватной тумбочке. Если повезет, может, найдутся дорогие часы, золотое кольцо или цепочка. Хотя… Нет, он не похож на мужчину, который носит украшения. В общем, лучше уломать его на всю ночь и предложить специальную цену, надавив на то, что она приехала к нему. Пятьсот баксов. Начнем с этой суммы. Он бухгалтер, цифры — его конек. Наверное, захочет немного сбить. Ну что же… Тогда начну с пяти сотен, а там можно будет согласиться на три-две с половиной.

Лу спустила воду в туалете и, открыв кран, взглянула на себя в зеркало, висевшее над грязной стеклянной полкой. Жалкая картина… Тени с подводкой размазались, глаза покраснели. Да наплевать! Не на кастинг в Голливуд же собралась. Бесхребетному мудаку и так сойдет. Если все пройдет по плану, завтра можно будет отдохнуть, отстегнув Олегу с сегодняшнего левака сумму, равную обычной ночной смене.

Лу припудрила носик, сжала губы, чтобы помада легла ровно, и открыла дверь в полной решимости потребовать пятьсот баксов и согласиться на любую прихоть жалкого гаденыша взамен.

— Ну где вы, мистер? Развлечемся?! — крикнула она, вернувшись в гостиную.

Вдруг откуда-то сзади ей на шею накинули петлю и резко дернули.

Лу упала, ударившись головой о пол, и, задыхаясь, судорожно вцепилась в веревку, сжимавшую шею все сильнее и сильнее.

— Добро пожаловать в сети к Пауку! — произнес над головой Лу стальной размеренный голос.

Глава 15

Флоренция

11.00

От невыносимой жары железнодорожный вокзал Флоренции превратился в кипящий котел, в котором варились туристы со всех уголков Европы. Все вокруг то и дело толкались, кричали, налетали друг на друга, пытаясь найти нужную платформу. А определившись с платформой, люди сливались с одним из потоков и медленно следовали к своему поезду, а потом с трудом забирались в раскаленные вагоны.

Джеку повезло — его вагон в самом конце поезда на Сиену оказался полупустым. По-прежнему было невыносимо жарко, и от сидящих рядом пассажиров отвратительно пахло потом. Джек залпом выпил полбутылки теплой воды, которую взял из мини-бара в «Софителе», и потрепал рубашку, прилипшую к груди. Потом попытался открыть окно, но оно заклинило. Сев на грязное сломанное сиденье у окна, он увидел полицейских, куривших одну сигарету на двоих. Они только что проверили платформу — привычное дело после нескольких попыток терактов — и теперь отдыхали в тени. Автоматические камеры видеонаблюдения над их головами сканировали железнодорожные пути. Джек узнал модель с интегрированной системой хранения мультимедийной информации производства «Майкрософт». Билл Гейтс и сюда, в древнюю Флоренцию, забрался! Базисная мощность этой системы больше мощности трех тысяч камер, поэтому она стала стандартным устройством видеослежения и анализа информации во всем мире.

Джек положил на заляпанный столик перед собой до сих пор не открытый конверт с письмом от Массимо Альбонетти.

Они с Массимо старые друзья. Познакомились в Риме во время программы Интерпола по обмену опытом. Годом позже Массимо помогал Джеку расследовать дело одного педофила в Маленькой Италии, когда двери итальянского мирка в Нью-Йорке оказались закрытыми для копов, а мафия пыталась решать проблемы традиционными для той субкультуры методами — пытки, убийства, кровная месть.

Массимо Альбонетти был потрясающим полицейским. Он, как и Джек, получил образование в области психологии. Но считал, что следователям необходимо составлять психологический портрет преступника и относиться к профайлингу как эффективному инструменту, помогающему проанализировать поведение убийцы, а не как к хрустальному шару, способному показать имя преступника.

Джек допил бутылку воды и, аккуратно вскрыв конверт, вытащил письмо, написанное от руки на тисненой бумаге кремового цвета.

Джек глубоко вздохнул. В последний раз он получал письмо от Массимо, когда заболел, но это послание явно отличалось от того доброго и заботливого жеста старого друга. Действительно ли ему хочется вновь погрузиться в расследование, которое глухим эхом отдает воспоминаниями о деле блэк-риверского маньяка? Готов ли он к такому испытанию?.. И как доказать Нэнси, что его возвращение к работе необходимо?

Вопросы, вопросы… В голове лишь вопросы. И ни одного ответа! Джек вытащил из папки другой конверт — с грифом «Секретно». В прошлом ему не раз попадали в руки подобные документы — сжатая информация, которая, по сути, сводилась к голым фактам, цифрам, статистике о смертях невинных жертв и бесконечных страданиях их семей.

Прорезая душную толщу воздуха, с платформы раздался долгий свисток. Двери поезда с шумом закрылись. И, словно змея, поезд медленно тронулся с места, лениво выползая с вокзала под палящие лучи полуденного солнца. Грусть волной накрыла Джека. Столько времени прошло с тех пор, как он прервал мрачное путешествие по одинокому ужасающему миру убийств… И где-то в глубине души он не был уверен, что хочет в него вернуться.

Глава 16

Бруклин, Марин-Парк

02.10

На секунду Людмиле Загальской показалось, что она умерла. Но когда она открыла глаза, то тут же пожалела, что это не так. Ничего не понимая, Лу инстинктивно ощущала серьезность происходящего. Этот ничтожный мудак, урод вонючий, который даже скорость боялся превысить, набросился на нее и чуть не задушил!

Какого черта, Лу! Сколько раз ты советовала другим никому и никогда не доверять? А теперь сама попалась. Как ты могла позволить такому произойти?! Запомни, девочка, жизнь полна всякого дерьма. И оно случается в тот момент, когда меньше всего этого ждешь!

Постепенно сознание стало к ней возвращаться. Лу почувствовала боль во всем теле. Она открыла глаза и увидела прямо перед собой потолок. Она лежала на спине в незнакомой комнате.

«Где я?»

Яркий свет слепил глаза. Но комната почему-то казалась черной. Лу попыталась повернуть голову и почувствовала удавку, сжимающую горло.

«Что здесь, черт возьми, происходит?»

Давление исходило откуда-то снизу, а не сверху. На запястьях и лодыжках Лу — кожаные ремни. Она изо всех сил попыталась освободиться, натягивая их, но внизу загремели цепи. Нет, не цепи. Это звук работающей пилы!

Обнаженная, распластанная Лу лежала на чем-то вроде стола для садомазохистских игр. Веревка завязана снизу, поэтому, когда Лу пыталась поднять голову, горло пережимало. Лу закричала бы! Закричала бы что есть силы, но она едва могла дышать.

«Я умираю, Господи, я задыхаюсь!»

Во рту тряпка. Кляп. И чтобы он не выпал, рот заклеен скотчем, обмотанным вокруг головы несколько раз.

Дикая паника охватила Лу. Сердце колотилось все сильнее и сильнее. Если она сейчас же не успокоится, то задохнется!

«Давай, Лу! Ну же, девочка, соберись! Соберись, сука, или подохнешь!»

Лу уговаривала себя дышать спокойнее, через нос. Пульс постепенно замедлился. Наконец она смогла контролировать себя.

А потом, лежа на столе, разглядывая странный черный потолок, Лу снова увидела мерзкого ублюдка. Точнее, его лицо, склонившееся над ней. Огромное и так близко, что можно разглядеть все поры на коже, волоски в носу, почувствовать жаркое дыхание.

Теперь он не кажется жалким и безобидным!

— Привет, Малышка! — мягко произнес он и, пытаясь уловить ее запах, начал тереться лицом о ее тело, словно хозяйский пес, обнюхивающий незнакомца, пришедшего в дом. — Не волнуйся, моя дорогая. Паук здесь… Паук теперь рядом с тобой…

Она не так красива, как другие Малышки. Ну а в остальном точно такая же. Всем им казалось, что они сильные и ни в ком не нуждаются, что могут играть по своим правилам, могут вваливаться в жизнь других людей и уходить, когда им взбредет в голову! Что ж… Они ошибались. Все они глубоко заблуждались на этот счет. Никто еще не уходил от Паука. Никто и никогда!

Паук подставил обтянутую кожей деревянную табуретку, чтобы сесть напротив Лу.

— Теперь твоя жизнь зависит от того, будешь ли ты послушной, — сказал он и достал из коричневого конверта пачку цифровых фотографий. — Бедная-бедная Малышка… Ты живешь в мире лжи, — с жалостью проговорил Паук. — Но не волнуйся — я тебя обманывать не собираюсь. Думаю, отношения между людьми должны основываться на честности. И сейчас, в самом начале наших отношений, я обещаю всегда быть честным с тобой.

Он замолчал, а потом нежно откинул пряди черных волос, упавшие на вспотевший лоб.

— Хочу показать тебе несколько фотографий… Семейных фотографий, можно сказать… Итак, ты знаешь, что все мои слова — правда. Ну что, хочешь посмотреть? Хочешь взглянуть на мои фотографии?

Лу показалось, она сходит с ума. Обнажена, связана, и в этот момент какой-то безумный извращенец сует ей свой семейный альбом! О Господи! Бред какой-то!

— Ой, извини! — с сарказмом воскликнул вдруг Паук, кладя фотографии изображением вниз ей на грудь. — Совсем забыл ослабить веревку. Тебе же так смотреть неудобно. И режет, наверное?

Он повозился с веревкой внизу. И наконец давление на шею ослабло.

Как хорошо! Раньше Лу и не думала, что величайшее в жизни счастье — дышать, не чувствуя сжимающей шею веревки!

— Ну как, лучше? — поинтересовался Паук.

Лу кивнула.

Взяв снова фотографии, он перетасовал их, будто колоду карт, складывая в определенном порядке.

— На снимках, которые я тебе покажу, другие женщины. Женщины, побывавшие на твоем месте. А если ты читаешь газеты, то, может, даже узнаешь некоторых из них. — Он наклонился еще ближе. — Ты ведь читаешь газеты? Похоже, нет… Разве что комиксы.

Лу представила, как она плюет в его рожу, как пинает его ниже пояса. Надменная сволочь! Он, загибаясь, падает на тротуар и смотрит, как она быстро уходит, виляя симпатичной русской задницей, как ни в чем не бывало.

— Давай сыграем в «До и после», — предложил Паук, перемешивая фотографии, затем вытянул одну и показал Лу. — Это «до».

На фото — рыжеволосая девушка в солнцезащитных очках, струящемся зеленом платье в цветочек и сандалиях на тонких ремешках. Снимок сделан в торговом центре. Девушка разговаривает по мобильному телефону. На заднем фоне — люди, поднимающиеся на лифте.

— И «после». — Паук показал другой снимок.

На этот раз женщина обнажена и мертва. Она лежит на спине, руки скрещены на груди. Волосы кажутся неестественно яркими по сравнению с мраморно-белой кожей. Но самое страшное не это… Мертвая девушка лежит на точно таком же столе, как Лу!

Улыбаясь, Паук бережно сложил фотографии в конверт.

— Не нервничай так, Малышка. Знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься! Я раздел тебя не для секса. Возможно, еще наступит момент близости. Но не сейчас. Не в этой жизни по крайней мере.

Его слова не укладывались в голове Лу. Она много слышала о всякой дряни, которая заводит извращенцев. Помочись на меня, одень меня в латекс, выгуляй меня на собачьем поводке. Но чтоб такое! Подобное ни с кем из ее знакомых не случалось.

Паук подошел к ней сзади и начал расчесывать пальцами спутавшиеся волосы, свисавшие со стола. Он вспомнил, как в детстве сидел в углу парикмахерского зала, пока маме мыли волосы. Она опускала их в раковину, а какой-то странный мужчина все время смеялся, энергично взбивая пену. Больше всего на свете маленькому мальчику хотелось поиграть с волшебными мыльными пузырями, которые, приземляясь на пол, лопались и превращались в блестящие лужицы. Но странный мужчина не разрешал, заставлял сидеть на стуле и говорил, чтобы он дал маме время немного отдохнуть от себя.

Паук запустил пальцы глубже в волосы Лу. Точно так же делал странный мужчина. Затем погладил ее лоб, будто протирая от мыльных пузырей.

— У тебя красивые волосы, Малышка. Тебе стоит о них лучше заботиться. Не пользуйся так часто лаком. Сделай модную стрижку. Ты ведь можешь иногда позволить себе маленькие радости?

Он нежно массировал ей виски и лоб, а затем снова сел на табуретку напротив. Темные мысли заползали в мозг. Мысли о том, как он исследует ее, когда она умрет, как кончит в прохладную глубь ее тела, как будет прижимать к себе, пока вся ее энергия не перейдет к нему.

Паук дотронулся до лица Лу.

— Ты любишь цветы?

«Что за черт! Люблю ли я цветы? Я люблю свободу. Я хочу на свободу. Отпусти меня, пожалуйста. Отпусти…»

Он пристально посмотрел на нее, сверля диким взглядом. И безумным голосом прошептал:

— Ты видела нильские лилии? Они прекрасны. Хрупкие, белые…

Лу никогда не видела обыкновенных лилий, не говоря уже о нильских.

— Однажды я покрою ими все твое тело. Я укрою тебя ими. И когда все забудут о тебе, забудут, что ты жила, я буду приносить тебе нильские лилии.

Паук развернулся и отошел немного, чувствуя, как желание волной поднимается внутри его.

Он хочет к ней сейчас.

Хочет ощутить волшебство обладания ею.

Да… владеть ею.

Поглотить.

Убить.

Но нет, Паук не позволит похоти взять верх. Пламя внутри не разрушит план. Он не поддастся. Он научился справляться со страстью.

Паук знал, как усмирить бушующую в венах кровь и избежать того, чтобы животная страсть в один миг охватила его.

Холодный пот покрыл все тело Лу Загальски. Теперь, когда шея свободна от петли, ей удалось повернуть голову. Мудак — в углу комнаты и не смотрит на нее. Оглядев комнату, Лу ужаснулась. Паника вновь захлестнула ее. Лу отчаянно начала дергать ногами, растягивать ремни на запястьях. Бесполезно!

Не только потолок покрыт черным пластиком. Каждый дюйм комнаты: стены и даже пол были обшиты этим материалом. Лу казалось, что она в мешке для трупов, в которые обычно складывают тела и отвозят в морг с места преступления.

Глава 17

Флоренция

11.15

Джек подождал, пока контролер проверит его билет и выйдет из вагона. И только тогда открыл документы дела, над которым работал Массимо Альбонетти.

Одного взгляда было достаточно, чтобы не на шутку занервничать.

В папке оказалось два толстых документа — один на итальянском, а второй — перевод на английский. Джек отложил оригинал на итальянском в сторону, сосредоточившись на английской копии. Дело начиналось с добротного краткого изложения, которое, похоже, собственноручно написал Массимо. Джек не узнал ничего нового. Там говорилось о том, что ему уже рассказала Орсетта, — по мнению итальянской полиции, преступление совершено опасным серийным убийцей, который представляет серьезную угрозу обществу.

Джек вернулся к началу документа, чтобы уточнить дату — последняя неделя июня. Взял оригинал на итальянском языке и, сравнивая его с переводом, понял, что читает конфиденциальную служебную записку, адресованную премьер-министру Италии. Несомненно, случай не простой. Кроме Джека, эта информация известна еще от силы десяти привилегированным лицам, которые получили право ознакомиться с делом.

К документу прилагалась фотография жертвы — молодой красивой девушки с длинными каштановыми волосами и карими глазами. Совиные очки ничуть не портили ее, наоборот, делали лицо еще миловиднее. Из отчета Джек узнал, что убитой девушке — Кристине Барбуяни — было двадцать шесть лет, и она работала библиотекарем в Ливорно, избегала шумных компаний, знакомые считали ее умной, застенчивой и начитанной. Кристина закончила исторический факультет и большую часть свободного времени проводила в Монтелупо-Фиорентино, недалеко от Флоренции, — участвовала в археологических раскопках древнеримского поселения. В результате раскопок обнаружили множество ферм, несколько первых заводов по производству вина, оливкового масла и хлеба.

И почему жертвами серийных маньяков всегда становятся хорошие люди? Почему к ним в лапы не попадают международные контрабандисты, педофилы и насильники?

Джек продолжил читать. В отчете приводились факты, схожие с делом блэк-риверского маньяка, о которых Орсетта говорила за завтраком. Изуродованные части тела Кристины в отдельных черных полиэтиленовых пакетах были найдены разбросанными на мили вдоль западной береговой линии. Так же поступал со своими жертвами блэк-риверский маньяк. Читая дальше, Джек выяснил, что по тому, где были найдены останки, можно предположить, что их сбрасывали в море с берега, а не с лодки. Это могла быть пристань, небольшой склон или скала. Ступни, голени, бедра, туловище, верхняя часть руки и предплечье жертвы оказались обнаружены в разных местах.

Джек перевернул страницу и почувствовал, как стынет в жилах кровь. Все части тела были по отдельности упакованы в пакеты и помечены, точнее, пронумерованы так, как это делают при вскрытии трупа. Не хватало лишь одной части — левой руки. Джек сразу же понял, что именно на это намекал Массимо. За всю карьеру он встречал только одного убийцу, оставлявшего себе подобный трофей, — блэк-риверского маньяка.

Глава 18

Бруклин, Марин-Парк

03.00

Паук проверил кляп и ремни, потом запер дверь подвала и поднялся на второй этаж отдохнуть.

Зайдя в спальню, он посмотрелся в зеркальную плитку на потолке, специально прикрепленную так, чтобы он мог видеть себя во всей красе, лежа на специальной кровати. Он называл зеркальную плитку «окном в небеса».

Паук выложил содержимое карманов на прикроватную тумбочку и, взяв мобильный телефон, зашел в «Меню». В «Галерее» выбрал «Посмотреть» и начал листать фото, сделанные двухмегапиксельной камерой мобильного. Две ночи подряд он фотографировал Лу Загальски, которая торговала телом, расхаживая на высоченных каблуках по Маленькой Одессе, привлекая внимание автомобилистов. Паук хотел изучить каждое ее движение, то, как она обслуживала клиентов одного за другим, опустошая их кошельки и оставляя совершенно обессиленными. Она — типичная женщина. Как все они, забирает деньги и уходит! Единственное ее отличие — Лу требуется на это всего двадцать минут, а не двадцать лет. Но результат тот же — она все равно уходит, как любая другая.

В мире Паука все по-другому, правда?.. От Паука тебе не уйти. Даже когда твое безжизненное тело покинет меня, ты все равно останешься жить внутри меня — ты будешь частью меня. Наши души сольются навеки.

Разглядывая фото Лу в телефоне, Паук задумался: что в ней, как и в других жертвах, напоминает умершую мать? Цвет волос? Да. Форма и цвет глаз? Похожи. Но на этом сходство заканчивается. Лу — распутная проститутка. Она не достойна умереть так же, как остальные. Но она идеальна для той смерти, которую придумал Паук. Не обыкновенное убийство, а особенное. Она прославится благодаря смерти!..

Паук почувствовал, что страсть снова проснулась в нем. Похоть начала грызть изнутри, когда он представил умирающую Лу, а потом ее холодное мертвое тело.

Раздевшись, Паук пошел в ванную, помылся и почистил зубы. Он всегда чистил зубы три раза в день, как заставляла мать, а не два, как принято. «Благочестие начинается с чистоты», — любила повторять она в те счастливые дни, когда еще не ушла от него.

Пока не ушла, не сказав ни слова на прощание!

Вернувшись однажды домой из школы, он узнал, что мать навсегда покинула его. Умерла. Но ему не стоит переживать, потому что теперь ей намного лучше там, на небесах, с ангелами…

Разве это возможно?! Как мама могла уйти куда-то, где ей теперь так хорошо, и не взять его с собой?!

Пауку было десять лет, когда умерла мать. К тому времени он уже знал, что нельзя верить каждому встречному. Он доверял только папе и маме. Родители говорили, что они единственные люди на земле, кому он может доверять, которые всегда скажут правду и которые будут всегда заботиться о нем.

Всегда… Вечно…

Но все их обещания оказались ложью. Так получается?!

Несколько недель мать лежала в больнице. А он скучал по ней. Скучал каждый день, проведенный без нее.

Папочка, я не могу заснуть. Когда она вернется? Когда мама придет домой?

Они с отцом часто ездили к ней в больницу. И с каждым днем мама выглядела все печальнее, худее и бледнее. Взрослые говорили, что она боролась с каким-то раком. И мальчику казалось, что рак начал побеждать. Но нет, врачи убеждали его, что мама — борец, она справится и скоро пойдет на поправку.

Лжецы… Будь они прокляты! Все — лжецы!

Даже когда в тело мамы вставили трубки, отец, обняв его, твердил, что нечего бояться, что трубки нужны только для того, чтобы помочь маме поправиться.

Иногда мальчик забирался на жесткую больничную койку — мама была слишком слаба, чтобы сесть и обнять его. Он ложился рядом и рыдал в мамину подушку. Мама с трудом приподнимала костлявую, полупрозрачную руку с трубками, торчавшими из опухших вен, и гладила лицо сына. Ее голос стал тонким, а раньше мама говорила громко. И когда звала его на обед домой, слышно было на весь двор. Как больно слышать слабый шепот: «Не плачь… Мне скоро станет лучше. Вытри слезы. Я скоро вернусь домой…»

А потом она ушла.

Ушла на небеса, в лучший мир, оставив его здесь.

Где же ты, мама? Я жду тебя! Все еще жду…

Как мать могла уйти куда-то, где так хорошо, и не взять его с собой?

Паук задавал себе этот вопрос каждый день.

Со временем он, наверное, смог бы оправиться от трагической потери матери. Но судьба оказалась слишком жестока к нему.

Через несколько недель после похорон матери, отца, душевная поддержка которого была спасением для мальчика, насмерть сбила патрульная полицейская машина, спешившая на ложный вызов — местные подростки позвонили, чтобы посмотреть, как работает полиция: сирена, красно-синие мигалки…

Паук сел на кровать с такими же высокими краями, как у его детской кроватки. Только эта кровать похожа на гроб. Паук сделал ее сам из сосны инструментами покойного отца. Внизу кровати — глубокий выдвижной ящик, в котором Паук хранит фотографии родителей, вырезки из газет о гибели отца и свои трофеи — ободранные от плоти, сваренные и начисто вычищенные косточки пальцев, похожие на короткие китайские палочки для еды. Ему совсем не нужны были левые руки жертв. Паук снимал трофей с безымянного пальца. В дальнем углу ящика лежала завернутая в носовой платок коллекция колец, дешевых и дорогих, обручальных и подаренных в честь помолвки.

Паук сидел обнаженный на кровати и в задумчивости водил кончиком пальца по золотой цепочке на шее. На цепочке — обручальные кольца родителей. Он поцеловал их, с трепетом поднося к губам. И замер на мгновение, а потом отпустил цепочку. Затем Паук взял банку, стоявшую рядом с кроватью, открутил крышку и высыпал на ладонь белый порошок — тальк. И начал медленно наносить его на голое тело, пока оно не стало белым.

Белым, как труп.

Белым, как мамино лицо.

Паук лег на кровать и посмотрел в «окно на небеса». Он верил, что по ту сторону, в более совершенном мире, увидит маму, протягивающую к нему мертвенно-белые руки.

Глава 19

Нью-Йорк, Сохо

03.05

Две причины не давали Хью Баумгарду заснуть — еда и убийство. Хью решил, что последним он сыт по горло, а вот первого не мешало бы добавить. Босиком, на цыпочках, стараясь не разбудить домашних, он спустился по лестнице. Урчащий живот, словно арбуз, выкатился из плотно облегающих синих штанов от пижамы. Хью шутил, что похож на Тони Сопрано. Ну вероятно, немного уже в плечах и на порядок шире в талии, но все же. А тщательно побрившись, наодеколонившись и надев пеструю рубашку, Хью чувствовал себя шикарным мужчиной. Но только до того момента, пока его худосочная жена не отмечала, что он больше похож на бесформенного монстра из фильма «Охотники за привидениями», чем на Джеймса Гандольфини, которого она считала чертовски сексуальным, хотя и не худым.

Вчера вечером в завершение кошмарного рабочего дня Хью пришел домой. И ради чего? Чтобы поужинать салатиком из креветок и выпить стакан обезжиренного молока!

«Вот блин, неужели не осталось никакой радости в жизни?! К черту Кэрри вместе с подсчетом калорий! Пора подкрепиться».

— Берегись, холодильник! Хью идет! — прошептал Хью, потянув на себя двойные дверцы хранилища сокровищ.

Вытащив завернутого в фольгу холодного цыпленка, Хью провальсировал с ним к обеденному столу и тарелке клюквенного желе. Хлебница из нержавеющей стали скрывала в себе настоящее богатство — чудесный белый хлеб и желейный пончик, оставленный Хью-младшим, который, похоже, умял три штуки из четырех в пачке.

Для полного счастья Хью открыл баночку пива и сделал большой глоток, прежде чем сесть за стол. Отломив куриную ножку, с жадностью начал обгладывать нежное мясо. Щепотка «белой смерти» превратила и без того прекрасную еду в божественную. Хью понимал, что ест ради самоутешения. И это помогает. Сделав еще глоток пива, он почувствовал себя в тысячу раз лучше, чем последние два часа, когда, лежа на боку, проголодавшись до смерти, не мог заснуть, волнуясь по поводу предстоящего звонка.

Хью снял с зарядки мобильный телефон, лежавший на черной гранитной поверхности стола, и нажал кнопку быстрого набора номера Джека Кинга. Соединения пришлось ждать целую вечность. Наконец раздался сигнал, и женский голос ответил:

— Доброе утро! «Дом у дороги». Мария. Чем могу помочь?

Хью тут же представил пару вариантов, как девушка с таким сексуальным голосом могла бы помочь ему. Но оба варианта неизбежно привели бы к разводу, поэтому Хью, вспомнив о цели звонка, сказал:

— Здрасте! Америка на проводе. Хотелось бы поговорить с Джеком Кингом. Соедините, пожалуйста.

Хью было не по себе — старина Джек сейчас наверняка наслаждается чудным тосканским утром, а он собирается превратить этот рай в кусок дерьма.

— К сожалению, синьора Кинга нет на месте. Может быть, пригласить к телефону синьору Кинг?

Лучше бы ему побрили яйца. Но выбора не оставалось.

— Да, если вам не трудно.

Лоб покрылся испариной. Пару раз Нэнси устраивала Хью жесткую трепку, когда он вытаскивал Джека по делам из семейного гнездышка. Нэнси с Хью любили друг друга как кошка с собакой. Хью был уверен, ее возмущало, сколько времени они с Джеком проводили вместе. И конечно, она никогда не говорила, но Хью чувствовал, что Нэнси отчасти обвиняла его в нервном срыве мужа.

— Алло, Хью? — удивленно спросила Нэнси. — Почему ты звонишь в такое время?

Вопрос поставил Хью в тупик. Что он мог ответить? «Понимаешь, Нэнси, кто-то прислал твоему мужу посылочку. А там — череп убитой двадцать лет назад девушки. Я просто звоню узнать, когда он за посылочкой-то заглянет».

Да уж…

Хью решил пойти по более безопасному пути.

— Привет, Нэнси! Да вот собираюсь опустошить холодильник и решил заодно с Джеком поболтать.

— О чем? — быстро спросила Нэнси — реакции ей не занимать.

— Да так, одно старое дело всплыло. Ничего особенного. Не подскажешь, когда Джек появится?

Нэнси прекрасно понимала, что Хью водит ее за нос. Знала точно так же, как и то, что итальянка из местной полиции не сказала ей, зачем на самом деле приходила. И теперь нет смысла спрашивать у старого приятеля Джека, связаны ли эти события между собой. Она и так знала ответ.

— Хью, это никак не повлияет на нашу семью? Джек только пошел на поправку. Ты ведь понимаешь, нам лишние стрессы сейчас ни к чему, — проговорила Нэнси, беспокойно почесывая шею. Она думала, что уже избавилась от этой нервной привычки. — Скажи мне честно, это не заставит Джека вернуться к работе?

Хью решил допить оставшееся в банке пиво, прежде чем ответить.

— Правда в том, Нэнси, что, похоже, придется возобновить дело блэк-риверского маньяка. И пресса снова затевает шумиху об этой истории и прошлом Джека…

— О Господи!

— Прости… — Хью услышал прерывистое дыхание на другом конце телефона. — Тебе плохо?!

— Да, Хью. Мне очень плохо!

Чувство умиротворения, подаренное пивом с цыпленком, испарилось. Хью знал: чтобы избавиться от скверного ощущения на душе, нужно что-то более действенное, чем просто набить брюхо.

— Нэнси, ну подумай сама. Будет ведь лучше, если я поговорю с Джеком до того, как он прочитает обо всем в газетах?

— Не знаю, Хью… Я сейчас не в состоянии думать. Джек во Флоренции. Я скажу, чтобы он перезвонил тебе, как только приедет домой.

— Спасибо.

Хью отодвинул тарелку с цыпленком.

— Да пожалуйста, — с горечью ответила Нэнси и вдруг сорвалась: — А Кэрри права! Ты жирная самовлюбленная свинья, которая только и думает о своем ФБР, и ни о чем другом!

Нэнси бросила трубку. Хью даже не успел сообразить, что ответить.

Было всего четыре утра. Ничего другого, как открыть еще одну баночку пива, не оставалось.

Глава 20

Флоренция — Сиена

Тоскана

11.30

Джек дважды прочитал отчет по делу и еще раз просмотрел сопроводительное письмо Массимо Альбонетти, прежде чем набрать его номер. Окрестности Флоренции растворялись вдали под грохот колес поезда, уносившего Джека в Сиену.

— Pronto, — раздался в трубке низкий мужской голос, причем звук «r» был таким раскатистым, словно у оперного баритона.

— Массимо, это Джек. Джек Кинг.

— А, Джек! — как можно приветливее произнес Массимо, надеясь, что не слишком обременил бывшего коллегу просьбой о помощи. — Как ты, дружище?

— Жизнь идет, Массимо, — ответил Джек, представляя, что Массимо, как обычно, сидит за столом с чашкой эспрессо с одной стороны и дымящейся в пепельнице сигаретой с другой. — Наверное, твоя подчиненная уже все тебе доложила.

Массимо закашлялся, прикрывая рот рукой.

— Прости, Джек. Я не смог встретиться с тобой лично. Ты видел дело и, надеюсь, понимаешь, почему мне так срочно понадобилась твоя помощь.

— Да, Масс, конечно, понимаю. Никаких обид. Мы ведь старые друзья. — Джек вспомнил, как они часто засиживались до утра — вначале итальянское красное, потом американский бурбон. — На твоем месте я бы тоже так поступил.

По звукам на другом конце телефона Массимо понял, что Джек в поезде, возвращается домой, к семье.

— Джек, я бы не обратился к тебе, если бы мы сами могли распутать дело. Но этот человек, этот убийца… Никто не знает его лучше тебя.

Джек нахмурился. Он представил, чем придется поплатиться за возвращение к работе.

— Это мутное дело… Я чуть не лишился здоровья и семьи, преследуя блэк-риверского маньяка.

— Знаю, Джек. Если бы я был не полицейским, а просто твоим другом, я бы посоветовал тебе не впутываться в это дело и думать в первую очередь о семье. Но, Джек, я полицейский! Как и ты. Только ты сможешь справиться с ним. Я знаю, ты настоящий профессионал, уникальный в своем роде. У нас нет шансов поймать маньяка без твоей помощи.

Джек, задумавшись, молча смотрел в окно, за которым мелькали залитые полуденным солнцем деревни, раскинувшиеся пестрым стеганым одеялом до самого горизонта, куда хватало глаз.

«Неужели блэк-риверский маньяк и сюда добрался? Неужели осквернил безумством и эту прекрасную землю?»

— Может, это ошибка? — спросил Джек в трубку.

— Нет, — решительно ответил Массимо, допивая густой осадок эспрессо. — Ошибки быть не может. Подумай о руке.

Десятки образов пронеслись перед глазами Джека: женские лица, белые простыни, откинутые для опознания останков в морге, изуродованные руки, от которых маньяк отрезал в качестве трофея кисти, всегда левую, на которой носят обручальное кольцо.

Массимо затянулся сигаретой. Как бы он хотел сейчас выпить с Джеком, чтобы снять напряжение и вспомнить старые добрые времена. Выпустив кольцо дыма, он постарался подобрать слова помягче:

— Никакой ошибки, Джек. Убийца отрезал руку точно так же…

— Какую часть? — В голосе Джека зазвучали профессиональные нотки. — Из отчета неясно, в каком месте отрезана рука.

— Ближе к запястью. — Массимо убрал крупинку табака с языка. — По диагонали, между костями запястья и лучевой костью.

Джек начал потеть от напряжения. В голове снова возникли страшные образы, но не жертв, а маньяка. Он медленно подготавливает инструменты, чтобы осуществить задуманное, и отрезает руку. Была ли девушка еще жива в тот момент? На телах первых жертв остались неаккуратные, неуверенные следы режущего инструмента — зубила или пилы. Раздробленные кости наводили на мысль, что убийца также использовал молоток, чтобы отделить руку. Однако вскоре блэк-риверский маньяк, похоже, нашел более подходящий инструмент, узнав об удобных для разреза местах.

— Джек? Алло? — Голос Массимо прервал его мысли. — Ты меня слышишь?

— Связь барахлит. Скажи, Масс, каким инструментом отрезана рука? — спросил Джек, заранее зная ответ.

— Похоже, профессиональная ножовка. По следам зубьев можно предположить, что медицинская пила, пила для аутопсии или костепилка, которой пользуются мясники.

— Черт! А зубья на пиле целые или некоторые обломаны?

— Есть обломанные, — уверенно ответил Массимо. — Пила старая. Ею раньше пользовались. Судэксперты считают, что это скорее всего четырнадцати- или шестнадцатидюймовое полотнище с двумя промежутками сломанных зубьев.

— Дай-ка угадаю! Первые три зубца обломаны, и где-то через семь дюймов еще один зубец загнут в левую сторону.

— Сложно сказать, — ответил Массимо. — Но безусловно, есть доказательство, что пила со сломанными зубьями. Джек, похоже, это один и тот же человек.

Джек не мог выговорить ни слова. Не хотелось верить в то, что старую рану вновь растревожили, едва она начала заживать. Ведь еще вчера, после сеанса у психотерапевта во Флоренции, у Джека появилась надежда, что он сумеет обо всем забыть!

Массимо терпеливо ждал, слыша в трубке звуки движущегося поезда. Джеку нужно собраться с мыслями и принять решение.

— Хорошо. Согласен, — твердо сказал Джек. — Я в деле. Попробую еще раз. Другого выхода нет. Я перезвоню тебе по нормальному телефону из Сан-Квирико, когда доберусь домой. Тогда и обсудим детали.

— Спасибо, — едва успел ответить Массимо.

Он несколько раз похлопал по ладони телефонной трубкой, в которой уже раздавались гудки, и положил ее. Осталось еще три момента в деле об убийстве Кристины Барбуяни, о которых Массимо так и не сказал Джеку. Но о них лучше поговорить при личной встрече.

Глава 21

Нью-Йорк, Сохо

05.00

Рассвет тронул первыми мазками акварели небо Нью-Йорка. Хью сел за стол у окна в крошечном домашнем кабинете. Ему лучше работалось с утра, когда голова еще не забита текущими проблемами, которые появлялись сразу же, стоило перешагнуть порог конторы.

Важные лица в Виргинии потребовали официального возобновления дела блэк-риверского маньяка. Теперь каждая секунда на счету.

Было приказано собрать небольшую группу, не выходя за рамки бюджета, чтобы проанализировать свидетельские показания и выяснить, что думают джорджтаунские копы о вскрытии могилы Сары Карни.

Хью поставил большую кружку черного кофе рядом с пачкой документов по делу, которые прихватил с работы домой. Однако начал он со статистической и психологической информации в «Профайлере» и «Викапе» — основных компьютеризированных базах данных ФБР о серийных убийцах. По делу блэк-риверского маньяка компьютер выдал огромное количество ссылок. А это скорее усложняло задачу Хью, чем помогало. Статистика вредна для пищеварения в любое время суток, но перед завтраком особенно.

За двадцать лет расследования было найдено более тридцати тысяч свидетелей в сорока городах. Сделано более восьмидесяти тысяч проверок автомобилей. Проанализировано более двух тысяч ранее заведенных дел. Хью почувствовал, как энтузиазм постепенно покидает его. Господи, одна только проверка отпечатков пальцев может свести с ума! Интегрированная автоматизированная система идентификации отпечатков пальцев ФБР сопоставила более семи тысяч образцов, имеющихся в базе, с данными по сорока миллионам криминальных дел. А потом составила более десяти тысяч негласных отчетов, на основе которых с использованием передовых технологий были выявлены цепочки ДНК. Умники, работающие в отделе индексной системы ДНК, пополнили базу данных полученной информацией. Но генетические коды не соответствовали ни одному из известных правонарушителей. Раньше работа полиции стопорилась, потому что наука была недостаточно развита и трудно оказывалось разобраться, какие данные принадлежат жертве, какие убийце, а какие просто людям, случайно оказавшимся свидетелями. Теперь же благодаря научному прогрессу все стало намного проще! О нет, Хью думал совсем иначе.

Ни отпечатки пальцев, ни генетические коды, ни статистика, ни видеонаблюдение, ни что другое, изобретенное в последнее время учеными, не помогло полиции выйти на нужного человека. Нет подозреваемого — стоп игра! Информация могла бы быть ценной, если бы убийца оказался ранее судимым. А так она и ломаного гроша не стоит.

Хью решил вернуться к самому началу — самостоятельно составить психологический портрет, не вдаваясь в детали, предлагаемые компьютерными системами, взглянуть на дело свежим взглядом, как будто впервые столкнувшись с ним.

Некоторые моменты очевидны. С первого совершенного убийства по этому делу прошло двадцать лет, значит, маньяк сейчас — человек среднего возраста. А это говорит о том, что он начал убивать в самый активный в плане сексуальности период жизни и продолжал до сих пор. Верный признак, что блэк-риверский маньяк не просто сексуально озабоченный психопат. Статистика утверждает: серийные убийцы такого типа никогда не останавливаются. Они продолжают убивать, пока их не поймают или пока они не умрут.

Все жертвы блэк-риверского маньяка — белокожие женщины. По статистическим данным, он сам тоже должен быть белым.

Территориальный диапазон обнаружения тел охватывает большую часть США. Неслыханный ранее случай! Преступника стали называть блэк-риверским маньяком, или сокращенно БРМ, из-за серии убийств, совершенных у реки Блэк-Ривер в Южной Каролине. Но на самом деле он находил жертв не только там. Расчлененные тела выбрасывало на берег близ Джексонвилла, Свон-Квартера, Хартворда и Хамптона. Тела обнаруживали по всему побережью от канадской границы до Майами и даже вблизи границы с Мексикой. Из-за такого географического размаха следователи решили, что блэк-риверский маньяк сам себе хозяин, неженатый, безработный или очень состоятельный мужчина, который может себе позволить путешествовать, ни перед кем не отчитываясь.

Хью записал основные характеристики:

— Отлично! — воскликнул Хью, всплеснув руками с притворным энтузиазмом. — Круг подозреваемых сузился примерно до шестидесяти миллионов американцев.

Это дело не давало Хью спокойно жить.

В Америке каждый год убивают семнадцать тысяч человек — шесть убийств на сто тысяч. Но большинство из них легко раскрываются: бытовые убийства, на фоне наркотической зависимости, совершенные во время уличных разборок, когда зрителей больше, чем на бейсболе. И это, как правило, новички, «любители», которые, поддавшись панике, удирают подальше с места преступления, оставляя тела и кучу улик. Блэк-риверский маньяк совсем другой. Он не избавлялся от тел как можно дольше. Этому могло быть несколько объяснений. Все, кто занимался этим делом, считали БРМ невероятно умным. Он наверняка понимал, что, перемещая тело с места преступления, вдвойне усложняет расследование. Во-первых, не обнаружив труп, не заводят уголовное дело. К расследованию о пропаже человека привлекается лишь небольшая группа полицейских, а в прессе говорят, что ведутся активные поиски. На месте преступления со временем будут уничтожены все улики: дождем, людьми, собаками.

Еще одна проблема — юрисдикция. Трупом, оставленным на месте преступления, будет заниматься ФБР. Местной полиции и шерифу придется засучить рукава, чтобы добиться разрешения вести расследование, или наоборот. Хью знал и о таких случаях, когда местная полиция всеми правдами и неправдами старалась избавиться от дела.

И наконец, самое интересное. Ведь убийца может забрать жертву, а затем убить в закрытом, контролируемом им помещении, где он уж точно не оставит улик. Тогда у полиции не будет даже места преступления. Многие профайлеры думали, что именно по этой причине блэк-риверский маньяк так долго не избавлялся от тел. Но только не Джек. Он часто высказывался против мнения большинства. Джек полагал, что существует другая, более сложная причина такого поведения.

Хью отпил кофе, вспоминая слова Джека. «Он просто не может их отпустить. Хочет, чтобы они всегда были рядом. Ведь мертвецы не могут уйти. Он убивает ради общения».

Хью снова отхлебнул горький кофе. Насколько он был бы вкуснее с пончиком, особенно шоколадным. Да… Не мешало бы перекусить, чтобы отогнать тревожные мысли…

«Единственная наша улика — то, как он избавляется от тел. Рубит на куски, потом едет к реке, болоту, в общем, где есть глубокая вода, и бросает туда расчлененный труп. И какой из этого можно сделать вывод?..»

Джек задавал себе этот вопрос миллион раз, строил сотни версий. Убийца как-то связан с водой. Может, он рыбак? Река кормит его? Или, может быть, он видел в детстве, как отец бросал в реку мусор? А вдруг он моряк? Хорошо знает расписание местных портов? ФБР проверило все версии, некоторые даже дважды. Безрезультатно.

Возможно, самое простое объяснение Джека было самым правильным: «Я скажу тебе, Хью, что это значит. Вода — самый лучший, после огня, способ избавиться от тела. Три четверти нашей планеты покрыто водой — громадная площадь, на которой можно спрятать труп, да? Если закопать тело, кто-нибудь обязательно заметит свежую землю или собака унюхает, тут же позвонят 911. Но если прикрепить к телу груз и бросить в воду, долгое время никто, кроме Дэйви Джонса,[12] не догадается, что ты сделал. А когда останки всплывут, они будут похожи на обглоданную куриную ножку. Поверь мне, Хью, единственное объяснение его тяги к воде — возможность избавляться от тел, не оставляя следов. Как только он найдет способ получше, сразу перестанет выбрасывать останки в реку».

Взглянув на список, Хью добавил:

Хью чуть было не записал автоматически «блины, ветчина, кофе» — мысли о еде тоже не давали покоя. В животе снова заурчало.

Если бы Хью прямо сейчас пришлось описать убийцу, он бы сказал, что это белокожий мужчина с исключительными умственными способностями, примерно сорока пяти лет. У него нет судимостей. Он независим. Ездит на ничем не примечательной машине, соблюдая правила. У него, наверное, даже нет штрафов за парковку в неположенном месте. Не любит рисковать. «Серый» тип, сливающийся со всем, что происходит вокруг, не выделяющийся из толпы. Холост. Скорее всего никогда и не был женат. И вероятно… Тут Хью задумался, к какому типу сексуальной ориентации его отнести. Гомосексуалист? Но можно ли расценивать нападения на привлекательных гетеросексуальных девушек как проявление гомосексуальности? Вряд ли. Хью мысленно вычеркнул «гомосексуальность» из списка. Но были ли все совершенные им убийства сексуального характера? Возможно. Скорее всего он расчленял трупы, чтобы скрыть то ужасное, что делал с ними. Весьма вероятно. Хотя не было никаких реальных доказательств: спермы на телах убитых, на ранах, никаких признаков повреждения половых органов. Только на запястьях и лодыжках следы от, вероятно, фетишистских ремней. Нет, скорее они напоминали отметины от кандалов, которые предусмотрительный тюремщик надевает пленникам, чтобы они не сбежали.

Хью снова глотнул кофе, жалея, что рядом нет Джека, чтобы посоветоваться. Джек специализировался на расследовании серийных убийств, совершенных на сексуальной почве. Никто лучше его в этом не разбирается.

«Не забывай, Хью, главный сексуальный орган мужчин и женщин — не гениталии, а мозг. Фантазии, предвкушения происходят в голове, а не ниже пояса. Все физические действия извращенцев — проявление их сокровенных желаний».

Хью все размышлял, что же написать — «гомосексуал» или «гетеросексуал», не понимая природу его извращения. И вдруг на ум пришло слово, которое Хью так долго не мог подобрать. Под «умный, безжалостный, педантичный» он написал «некрофил». Точно. Блэк-риверского маньяка возбуждала смерть.

Глава 22

Сиена

13.00

Джек с ужасом выглянул из окна на станции «Сиена». Платформа кишела туристами. Он вдруг вспомнил почему. Сегодня же палио.

Джек с Нэнси ни разу не были на знаменитых палио алла тондо — лошадиных скачках, проходивших на улицах города. Паоло уговаривал их сходить, а Карло — тихий и более консервативный, чем Паоло — умолял не ходить ни в коем случае. Такие разногласия ярко отражали представления итальянцев об этом противоречивом и довольно опасном зрелище. Некоторые утверждали, что скачки — дань традиции. Они ведь проводились с середины семнадцатого века и были современным аналогом традиционных римских состязаний по стрельбе из лука, борьбе и скачкам. Другие говорили о их жестокости. Лошади могли пораниться во время забега, да так сильно, что их приходилось пристреливать. Карло рассказывал, как на его глазах много лет назад одна из десяти соревнующихся лошадей, каждая из которых представляла городской квартал, упала и ее затоптали насмерть. После этого Карло поклялся, что никогда не позволит своей семье ходить на палио.

Выйдя со станции, Джек услышал цоканье копыт. Мимо проскакали карабинеры. Наверное, спешат на репетицию театрализованных боев на мечах, которые пройдут на площади Кампо. Джек заметил букмекеров, толкающихся на тротуаре, из карманов пачками торчали евро — многие сегодня делали ставки.

Движение почти во всем городе было перекрыто, поэтому поймать такси оказалось гораздо сложнее и дороже обычного. Наконец Джек рухнул на заднее сиденье старенького «рено-мегана», лишенного элементарных удобств: задней подвески и открывающегося окна. Где-то на выезде из Сиены Джек заснул и удивился, когда машина резко затормозила, как ему показалось, всего через минуту перед «Домом у дороги» в Сан-Квирико.

Завернув за угол гостиницы, Джек увидел Зака. Малыш бросил трехколесный велосипед и ринулся к нему навстречу с криками: «Ура! Папочка вернулся!»

— Привет, тигренок! А ну-ка иди сюда и поцелуй своего старика. — Джек обнял малыша, сам целуя милое личико. — Слушался маму?

Они пошли к Нэнси, которая сидела в пати за металлическим садовым столиком, разбирая документы.

— Привет, незнакомец! — сказала она, придерживая бумаги, будто неожиданный ветер мог их сдуть.

— Привет, милая!

Джек, наклонившись, поцеловал жену. Зак, словно футбольный мяч, висел у него под мышкой. Джек опустил сына на землю. Тот бросился обратно к велосипеду.

— Как доехал? — спросила Нэнси, сняв солнцезащитные очки.

Джек сел напротив жены, тайком пряча под стул пакеты с подарками.

— В Сиене сегодня палио. Все как с ума сошли. Пришлось пройти несколько километров, чтобы поймать такси. — Он взял горсть оливок с белой тарелки на столе. — Карло не советует, но мне бы хотелось когда-нибудь побывать на палио.

— Да, — ответила Нэнси невпопад, ее голова была занята совсем другими мыслями. — Ну так что ты решил? Откажешься? С этим ведь давно покончено, правда? Или я только зря надеюсь?..

Джек издал странный звук — что-то среднее между смехом и вздохом:

— Ух, Нэнси, неужели меня так легко раскусить?!

Нэнси кивнула.

— Они хотят, чтобы я взглянул на кое-кого…

— На ту девицу — Оливетту, или как там ее?

— Орсетта, — поправил Джек. — Конечно, нет. О чем ты! Массимо…

Глаза Нэнси загорелись.

— Ты говорил с Массимо?! Как там Бенедикта и дети?

— У нас не было времени нормально пообщаться, — ответил Джек, вспомнив, как сдружилась Нэнси с женой Массимо, когда они встретились в Риме. Бенедикта показала ей все достопримечательности, пока Джек с Массимо работали вместе. — Я позвоню ему. Только вот освежусь и выпью кофе.

— Хочешь, пошлю кого-нибудь на кухню, чтобы приготовили поесть?

— Да, пусть сделают панини, можно? — спросил он, поднимаясь со стула.

— У нас работают профессиональные повара, милый! Могут приготовить тебе хоть обед из шести блюд.

— Моцареллы и салата будет достаточно, — сказал Джек, задвигая стул. — Он уже собрался уходить, но вдруг остановился. — Что такое, дорогая? Ты как будто сейчас расплачешься!

Нэнси глубоко вздохнула. Вообще-то она хотела поговорить об этом позже, прохладным вечером, когда сможет контролировать ситуацию и ничто не будет их отвлекать.

— Я не хочу, чтобы ты занимался этим делом. Оно ведь связано с убийством девушки, о котором говорят в новостях? Ты, наверное, чувствуешь, что должен помочь. Но ты не должен, Джек! Тебе это сейчас ни к чему.

— Что ты сказала?! — воскликнул Джек резко, сам того не ожидая.

— История повторяется, да? — Нэнси поняла — день испорчен.

Джек отпрянул от нее. Он всегда так делал, когда раздражался и считал, что жена вышла за рамки дозволенного.

— Дорогая, я собираюсь всего лишь взглянуть на документы и фотографии, просмотреть отчет и дать пару советов!

Нэнси недоверчиво взглянула на мужа и провела языком по зубам, сомневаясь, стоит ли говорить о звонке Хью.

— Что еще? — спросил Джек тем тоном, который обычно приберегал для допросов.

— Хью звонил из Нью-Йорка, — ответила Нэнси, испытующе глядя на него. — Что-то там произошло. Он мне, естественно, не сказал. Упомянул только блэк-риверского маньяка и что возобновили дело.

— Объяснил почему?

— Я же говорю, он не стал распространяться! Сказал еще, что пресса снова заинтересовалась делом, и тобой, возможно, тоже. — Нэнси схватила мужа за руку: — Милый, ну зачем нам все это?! Опять… — Она обвела взглядом спокойный сад и видневшиеся вдали холмы. — Разве ты хочешь потерять все это?! Джек, не впутывайся, прошу тебя!

Джек перегнулся через стол. Его лицо казалось бескомпромиссным. Но от жены не скрылось едва заметное волнение.

— Нэнси, этот человек, может быть, прямо сейчас убивает. Или уже убил какую-нибудь молодую девушку здесь, в Италии. Вполне возможно, итальянку, с которой ты могла разговориться в магазине! Как ты не понимаешь! Или, судя по звонку Хью, маньяк мог вернуться на родину и орудует теперь там. — Джек взял жену за руку. — Я не могу больше прятаться от этого. Не могу убегать. Бездействие сводит меня с ума. Я должен попробовать остановить его.

— Даже если это навредит тебе? — спросила Нэнси, чувствуя, что начинает разговор четырехлетней давности. — Даже если это подвергнет нашу семью опасности?

Джек промолчал, но она прочла ответ по лицу. Нэнси резко вырвала руку из его руки.

— Пойду на кухню. Паоло принесет тебе еду.

Джек стоял не шелохнувшись. Нэнси отодвинула стул с такой силой, что он полетел на пол. Джек наклонился поднять стул. Нэнси быстро шла к ресторану. По вздрагивающим плечам он понял, что жена плачет. Но ничто не могло изменить его решения.

Глава 23

Бруклин, Марин-Парк

06.00

Лу Загальски все еще спала, когда Паук вытащил кляп из ее рта и влил туда неразбавленного отбеливателя, чтобы обжечь голосовые связки. Теперь она не сможет не то что крикнуть, пискнуть даже.

Паук убрал кляп, боясь, что Лу захлебнется собственной рвотой. Он не хотел, чтобы она умерла. По крайней мере пока.

— Тише, тише… Не дергайся, — прошептал он, вытаскивая шприц и придерживая Лу за плечи.

Пришлось немного ослабить ремень на руке. Неожиданно проснувшись, Лу инстинктивно попыталась ударить Паука, чуть не вывихнув руку. Все случилось мгновенно. Взбешенный Паук схватил Лу за горло, впиваясь пальцами, словно стальными ножами. Паук возбудился, сжимая нежную кожу на шее все сильнее и сильнее. Лу поняла, что умрет.

«Сейчас! Он убьет меня прямо сейчас! Не будет Рамзана. Не будет прекрасной жизни на Брайтон-Бич. Не будет ничего!..»

Превозмогая жуткую боль, Лу резко повернула голову и укусила Паука. Зубы глубоко вонзились в его левую руку. Челюсти сомкнулись, как у свирепой уличной псины. Паук старался держаться невозмутимым. Но Лу сильнее вгрызалась. Невероятно! Разрывая плоть, она, казалось, добралась до кости большого пальца. Паук отпустил ее шею и с размаху ударил по лицу правой рукой. Лу никак не отреагировала. В детстве она каждый день получала от матери побои. Да такие, которые и не снились этому жалкому придурку. Кровь, пульсируя, прилила к левой скуле. Но Лу не обращала внимания, а только крепче впивалась в руку. Она чувствовала, как вонючая кровь ублюдка заполняет рот.

— С-с-сука! — закричал Паук и снова ударил ее.

Но он не мог нанести точный удар. Зубы маленькой шлюшки впились в сухожилия. Боль стала невыносимой. Словно электрический ток пронзил руку до локтя. Навалившись всем телом на Лу, Паук начал душить ее, пытаясь засунуть руку глубже в рот.

Или эта стерва разожмет зубы, или задохнется!!

Лу не теряла самообладания. Даже когда он обрушился на нее всем весом, она только плотнее сжала зубы. В глазах потемнело, стало трудно дышать. От его тела было жарко. Лу не хватало воздуха. Приподнявшись, Паук надавил правой рукой на лицо Лу и снова обрушился на нее всем телом. Ее начало рвать, когда он просунул большой палец ей в горло. Она знала, что Паук не сможет освободить руку, не повредив ее, поэтому и пытался душить.

«Ну что же, мистер, придется потрудиться! В рот Лу Загальски и побольше размеры совали. И боровы крупнее тебя залезали на это тело!»

Кошмары детства и постоянное унижение захлестнули Лу. Она сжала челюсти так сильно, что почувствовала, как треснул зуб. Не вытерпев боли, Паук отпрянул от Лу и упал на пол.

Лу выплюнула сломанные зубы с кровью, прямо как Роки Бальбоа, когда он победил чемпиона Аполлона Крида. Избитый, окровавленный, но все-таки победитель! Вот только победа Лу недолговечна. Она вспомнила, как когда-то в Москве в своей спальне так же укусила мужчину. Тогда, как и сейчас, она не стала мириться. Чтобы ни происходило, ты не обязана подчиняться!

«Борись за жизнь, Лу, борись до последней секунды, до последнего вздоха… Чтобы он ни делал, он не сможет сломить твой дух».

Паук бережно придерживал левую руку.

Господи, как ей это удалось?! Вгрызлась до самой кости! Все мясо наружу!

Казалось, он на самом деле видел кость, вены и мышечную ткань. Кровь сочилась из рваной, в форме полумесяца, раны. Паук вытер пот со лба. Чем бы перетянуть руку? В дальнем углу комнаты у раковины висели тряпки. Если их прополоскать, вполне сгодится.

Паук повернул кран. Холодная вода, окрашиваясь в красный цвет, стекала по керамическим стенкам раковины, постепенно успокаивая боль. Паук намочил тряпку — такими он обычно затыкал рот своим жертвам — и выжал, насколько хватило сил. Потом внимательно осмотрел вздувшиеся вены, обернул влажную тряпку вокруг руки чуть выше места укуса и, сделав петлю, схватил один конец тряпки зубами и крепко затянул.

Лу беспомощно наблюдала за Пауком со стола. Она вспоминала детство… Как первый раз увидела снежинки за окном родительской квартиры в многоэтажном доме. Как бегала по парку Горького. Как была свободна и невинна…

А еще она думала о том, как могла бы сложиться ее жизнь с Рамзаном. Лу думала о чем угодно, только не о том, что произойдет с ней сейчас.

Вытерев левую руку о брюки, Паук заглянул в глаза Лу.

— Плохая. Плохая Малышка, — покачал он головой. — Очень плохая.

Лу, словно загипнотизированная, смотрела на его руку. Не на ту руку, которую укусила, а на правую, в которой Паук держал огромную пилу.

Глава 24

Сан-Квирико, Тоскана

15.45

За окном спальни с зелеными ставнями шумел фруктовый сад.

После ссоры с Нэнси Джек был полностью опустошен. Медленно прокручивал в голове все, что они наговорили друг другу, но понимал — назад дороги нет. Чтобы ни сказала Нэнси, чтобы она ни сделала, Джек решил помочь Массимо. А при необходимости и Хью тоже. И если уж быть окончательно честным с самим собой, пора признать, что история блэк-риверского маньяка никогда не покидала его мысли. На самом деле отстранение от дела сильнее, чем что-либо другое, подействовало на психику Джека. А теперь он снова в команде, пытается действовать. Вот именно — действовать, а не терзаться бессмысленными переживаниями.

Джек выглянул из окна. В саду гуляла только одна пара — пожилые мужчина с женщиной, примерно такого же возраста были бы родители Джека сейчас, если бы не умерли. Держась за руки, старики медленно шли по каменной дорожке, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться фруктами. Как же их фамилия?.. Гигс или Григс?.. Что-то в этом роде… Нэнси сказала, они приехали сюда отпраздновать юбилеи — его семидесятилетие и ее шестидесятилетие — и полностью посвятить друг другу пять дней. Как прекрасно дожить до такого возраста и все еще любить! Джек присмотрелся к старику. На обожженном солнцем лице под бежевой панамой сияла улыбка. Похоже, он вполне доволен жизнью. Ему нравится медленно брести по ней под руку с родственной душой. Увидев домашнего кролика в тени цветущей вишни, парочка замерла. Кролик тут же бросился наутек. Старик стряхнул осыпавшиеся лепестки с шезлонга под вишней и помог жене присесть. А сам занял соседний шезлонг, протянув супруге руку с изуродованными артритом пальцами.

С какой бы радостью Джек привозил сюда летом родителей — на месяц или два, чтобы они видели, как растет внук! И многое бы отдал сейчас за то, чтобы, выглянув из окна, увидеть вместо этих стариков своих маму и папу… Они редко выезжали из Нью-Йорка, что уж говорить об Америке. Но всегда мечтали побывать в Италии. Им бы здесь точно понравилось. По иронии судьбы как раз на деньги, оставшиеся в наследство от родителей, Джек купил «Дом у дороги», обойдясь без ипотеки. На минуту он представил, как все три поколения Кингов собрались вместе на прогулку — дошли до центра города, до площади Свободы, сели на длинные ступени каменной лестницы, а Зак с дедушкой, которого он никогда не видел, отправились за мороженым. Потом они бы все вместе бродили по садам эпохи Возрождения. Нэнси со свекровью смотрели бы, как Зак играет в прятки в лабиринте…

Непонятно как, но ссора с женой и скорое расставание с семьей пробудили в Джеке тоску по родителям. Он отстранился от окна и неосуществимых мечтаний. Ну хватит… Пора отнести на второй план мысли о маме с папой, Нэнси и Заке и вообще о размеренной жизни в Италии! Пора за работу!

Джек набрал номер Массимо Альбонетти.

Глава 25

Бруклин, Марин-Парк

06.05

Держа в руке медицинскую пилу, Паук посмотрел вдоль лезвия на Лу Загальски, которая билась распятая на столе, отчаянно пытаясь освободиться от оков. Паук держал шестнадцать дюймов бесчувственной стали — пилу, когда-то принадлежавшую его отцу, который многие годы разделывал ею говядину и свинину, закупаемую оптом. Паук нашел пиле более оригинальное применение. Как здорово было бы сейчас отплатить Лу за жестокость! Разрезать ее живьем — кусочек за кусочком…

Стоп, Паук! Ты же придумал сделать с ней кое-что получше! Не позволяй одной маленькой ошибке разрушить грандиозный план.

Кровь все еще капала с левой руки. Ткани вокруг укуса неприятно пульсировали. Кожа разодрана, и даже видны следы от зубов по краям раны.

В глазах Лу застыл ужас. Она пыталась что-то сказать, старалась вымолить пощаду, но слов не было слышно. Голосовые связки будто онемели.

— Шлюха! — крикнул Паук и с размаху ударил концом деревянной ручки пилы по носу Лу. — Думала, можешь сделать мне больно, и ничего тебе за это не будет? Грязная заносчивая сучка!

Он снова ударил Лу ручкой пилы. Боль от первого удара была невыносима. Нос точно сломан. В глазах защипало от слез. Лу не могла отвести от лезвия взгляда.

— Да ты посмотри на себя! — с отвращением сказал Паук. — Посмотри только. Какая же ты вульгарная дешевка!

Отступив, Паук плюнул на Лу. И в эту секунду она поняла, что вела себя недостойно. Теперь с ней случится то, что и в самых жутких кошмарах не привидится. Но он прав. Этот сумасшедший придурок прав. Пять минут назад в разгар их драки она потеряла контроль над собой!

Паук презрительно усмехнулся.

— Ты отвратительна. Ты хуже остальных.

Лу отвернулась, стараясь заглушить необъяснимое чувство вины. Она уговаривала себя вспомнить о том, что сделало с ней это чудовище. С ней и с другими женщинами, замученными и жестоко убитыми.

Губы Паука медленно растянулись в улыбке.

— Все вы одинаковые. Все вы, грязные сучки, рано или поздно ссыте от страха или гадите. Зачем, думаешь, я тебя раздел догола?

Чуть не плача, Лу снова отвернулась. Как глупо! Она чувствует себя пристыженным ребенком.

«Забудь про гордость! Он выпотрошит тебя как рыбу! Он не шутит, размахивая тут пилой. О чем бы он ни трепался, в любую секунду может перерезать тебе глотку, а потом почикает твою несчастную задницу!»

Паук успокоился.

Все под контролем. Ничего непредвиденного не случится. Все под контролем…

Он обошел вокруг Лу, привязанной к столу, и, опустившись на колени, затянул ослабленный ремень на правом запястье.

Сердце Лу забилось еще сильнее.

«Что он делает? Зачем затягивать ремни?! Неужели сейчас? Сейчас он убьет меня!»

Паук будто прочитал ее мысли.

— Конечно, убью, Малышка! — Он прижал лезвие к ее горлу. Неровные зубья врезались в кожу. — Но не этим. И не сейчас.

Паук легонько провел пилой по шее Лу, царапая, но не режа.

— Нет-нет… Тебе будет больнее, намного больнее.

Рим

04.00

Конечно же, Бенедикта Альбонетти была единственной любовью Массимо. Но, кроме любви, у него была и страсть — молодая и очень сексуальная модель.

Массимо сел в синий турбированный «мазерати-купе» — неожиданный подарок римского банкира, которого он почти двадцать лет назад спас во время вооруженного ограбления, закончившегося кровавой перестрелкой. Массимо получил «зверя», развивающего скорость до ста шестидесяти миль в час, на пятидесятилетие и говорил, что собирается ездить на этом авто до конца своих дней. «Который не за горами, — шутила Бенедикта. — Носишься ведь как сумасшедший!»

Хотя сегодня Массимо рано вышел из офиса, он только через час смог выехать из центра Рима и еще через двадцать минут перейти на четвертую скорость и включить турбо. Вот парадокс! Тащиться два часа в машине, которая развивает скорость шестьдесят миль в час за шестьдесят секунд, вместо того чтобы спуститься в метро и доехать до дома за полчаса. Да что там говорить — меньше! Но Массимо обожал каждую минуту, проведенную в «мазерати». И долгий путь домой — на прибрежную виллу «Остиа» — каждый день был не пыткой, а скорее терапией. Таким способом Массимо отдалялся от накопившихся на работе проблем — реально и фигурально. И когда он останавливал машину у скромного дома с тремя спальнями, становился совершенно другим человеком, совсем не тем грозным начальником полиции, погруженным с головой в мир крови, трупов и огнестрельных ран.

До дома оставалось еще минут пятнадцать езды, когда в машине зазвонил телефон. Услышав голос Джека Кинга, Массимо тут же сбросил скорость.

— Где ты? — спросил Джек, различив недовольное ворчание мотора, когда Массимо перешел с шестой передачи на четвертую.

— Домой еду, — крикнул Массимо, постукивая по гарнитуре на ухе — никак к этой штуке не привыкнет. — Бенедикта с детьми летит сегодня в Ниццу к сестре. Хочет еще с друзьями там встретиться. Я обещал отвезти ее в аэропорт, поэтому пораньше освободился.

— Нэнси ей привет передает.

— Передам. Так, значит, твоя очаровательная женушка в курсе нашего разговора?

— Да. Но в детали я не вдавался. Ни к чему ей все знать. Женщины многое преувеличивают!

— Это точно! — поддержал Массимо. — И неужели она тебя не отговорила нам помочь?

— Я бы тогда не звонил. Когда и куда мне подъехать?

— В Рим. Как можно скорее.

— Хорошо.

— Через сколько будешь, Джек?

— Точно не завтра. Мне нужен хотя бы день, чтобы утрясти дела дома. Нэнси одной нелегко придется с гостиницей. Сколько времени, по-твоему, займет это дело?

Выругавшись по-итальянски, Массимо нажал на сигнал. Старенький неповоротливый «форд» нагло обогнал «мазерати» и вклинился прямо перед ним.

— Прости, Джек. На дороге одни идиоты! Слушай, а тебя сложно представить управляющим отелем!.. Думаю, за неделю справишься. Пару дней проведешь в Риме. Потом, наверное, захочешь проехать на место преступления в Ливорно и поговорить там с народом.

Джек прокрутил в голове даты.

— Похоже, ты прав. Только у меня в запасе мало времени. Я должен быть дома к восьмому числу. У нас с Нэнси годовщина. Если опоздаю, я труп.

— Non problema![13] — ответил Массимо, едва сдерживаясь, чтобы не броситься вдогонку «форду» и не пустить ему в капот облако газа, а затем вытащить водилу и сунуть ему в лицо полицейский значок.

— Мне дадут переводчика? Ты же знаешь, с итальянским у меня беда!

— Орсетта поедет с тобой. У нее неплохой английский. Заметил?

Джек заволновался. Лучше бы она не ехала. Но Массимо будет сложно объяснить почему.

— Конечно, она превосходно знает язык.

— Она просто беллиссима, да? Белла донна!

— Не провоцируй, Масс! Ты же меня знаешь. Я однолюб. Всегда был и останусь.

— Perfetto,[14] — продолжал Массимо. — Я тоже однолюб. Но Орсетта даже святого отца может до греха довести.

— Мне такие сложности не нужны. Документы, которые она мне передала, весьма полезны. Но хотелось бы познакомиться с делом детальнее.

— Мы подготовим полный отчет к твоему приезду.

— Отлично. Подготовьте тогда и отчет о вскрытии. При полном уважении, Массимо, ваши патологоанатомы с американскими не идут ни в какое сравнение. Может быть, организуешь мне встречу с тем, кто проводил медосвидетельствование Кристины Барбуяни? Кто дежурил в тот день? Надеюсь, он не в отпуске?

— Нет, она не в отпуске. Патологоанатом — женщина, — ответил Массимо. — Я договорюсь о встрече. — Подумав, он добавил: — Знаешь, есть… как тебе сказать… В общем, есть еще кое-какие данные, обнаружившиеся при вскрытии трупа, которые я не включил в отчет, отправленный тебе.

Джек вспомнил, что документы были, как говорится, высшего уровня, адресованы премьер-министру.

— Массимо, но ведь этот отчет пойдет на самый верх! Ты хочешь сказать, что скрыл что-то от правительства или, может, от меня?

Массимо поморщился.

— И от тебя, и от них. Думаю, об этом лучше пока никому не знать. Кроме меня, об этом известно еще нескольким людям. Тебе я сказать не могу, по крайней мере по этому телефону. Обещаю, как только приедешь, сразу обо всем узнаешь. Чао!

Массимо отключился прежде, чем Джек попробовал возразить. Потом перешел на повышенную передачу — «мазерати» заворчал, а когда Массимо выжал газ, громко взревел, унося хозяина домой.

Глава 26

Бруклин, Марин-Парк

07.00

Паук поднялся из подвала в спальню, чтобы обработать укус. Запасу лекарств под раковиной в ванной, совмещенной с туалетом, позавидовала бы любая аптека. Паук перебрал местные обезболивающие: новокаин, ксикаин и прилокаин. Обычно он использовал их по другому назначению — страшному и приятному, с какой стороны посмотреть. Паук приобретал лекарства через подставную фармацевтическую торговую компанию. Он сам основал ее и регулярно получал лекарственные препараты и оборудование, выставляемое на распродажу при ликвидации компаний он-лайн. Многие с руками вырывали его заказы, не спрашивая лицензию на торговлю лекарствами.

Паук выбрал любимое обезболивающее — 50 мл ксикаина, обработал кожу вокруг укуса дезинфицирующим средством и сделал укол. Мышцы расслабились. Паук рассмотрел рану.

Вот стерва! Глубокая рана. Сама не затянется.

Паук снова открыл шкафчик под раковиной, вытащил коробку со стерильными лейкопластырями для затягивания ран. Трудно одной рукой! Но Паук никогда не торопился и вскоре прикрепил пластыри, затем наложил еще и бактерицидный лейкопластырь и эластичный бинт сверху.

Закрыв шкафчик, Паук вернулся в спальню, присел на край кровати, похожей на гроб, погладил забинтованную руку, проверил повязку и включил портативный телевизор. На экране с треском замелькали помехи. Паук переключил на первый канал. Появилась черно-белая картинка дороги перед его домом, разделенная на четыре части. На верхних квадратах отражались все подъезды к дому с востока и запада. На нижних — гараж снаружи и входная дверь. Камера над входом захватывала голову и плечи звонящего в дверь. Все камеры регулировались пультом — наклон, резкость, масштаб, — чтобы запечатлеть малейшее движение.

Паук дважды нажал на пульт. На экране снова появились четыре черно-белые картинки. Камера № 1 давала общий обзор подвала. Черный пластик на стенах, потолке и полу приглушал уровень яркости до такой степени, что нельзя было понять, где заканчивалась одна плоскость и начиналась другая. Распятое тело Лу Загальски будто парило посреди черного пространства. Паук больше всего любил этот ракурс. Он представлял Лу подвешенной в абсолютной бесконечной темноте загробной жизни — теперь она его навечно.

Камера № 2 снимала сверху, со специального устройства, позволяющего поворачивать линзы на триста шестьдесят градусов, давать изображение крупным и мелким планом. Третья и четвертая камеры снимали под малым углом. Камера № 3, расположенная за головой Лу, была направлена вниз по телу. Камера № 4, установленная на той же высоте, что и камера № 3, давала обратное изображение от левой ступни.

Паук искусно режиссировал пультом свое смертельное шоу, снимая жертву под всевозможными углами, то приближая камеру, то отдаляя, уменьшая и увеличивая резкость, поворачивая картинку.

Он навел камеру на лицо Лу и начал постепенно приближать.

Картинка медленно подплывала. Фокус настраивался автоматически. Всего лишь секунда нужна, чтобы рассчитать правильное расстояние и экспозицию. Пультом управления можно было «заморозить» изображение, а потом загрузить его в компьютер в формате цифрового фото.

Паук несколько минут смотрел через камеру в глаза Лу, пытаясь проникнуть в ее мысли, понять, что творится у нее в голове, пока она лежит там — обнаженная и уязвимая в абсолютной темноте.

Лу смотрела прямо перед собой не моргая. Тело ее больше не дрожало от страха. Паук подумал, что она, наверное, пытается мысленно отстраниться от реальности, неосознанно медитируя, чтобы заблокировать событие, происходящее с ней. Или, скорее, то событие, которое произойдет с ней…

Паук сделал пару цифровых фотографий, которые позже принесут ему немало удовольствия. А потом переключил экран на свой любимый ракурс камеры № 1. От ксикаина Паука слегка клонило в сон. Часа через два-три это пройдет. Придерживая перевязанную руку, он лег в кровать-гроб и погладил изображение на экране.

Как она прекрасна!

Как безмятежно спокойна.

Почти мертва.

Глава 27

Нью-Йорк, Сохо

07.30

Из всех фильмов Хью Баумгарду больше всего нравилось «Криминальное чтиво». А из всего «Криминального чтива» — момент, когда Винсент идет в туалет в квартире сбежавшего боксера Буча, а Буч потом неожиданно появляется в дверях с «МАК-10» в руке и стреляет в киллера. А тот так и сидит на унитазе со спущенными до колен штанами.

Как и все мальчишки, даже перешагнув тридцатилетний рубеж, Хью обожал примитивный юмор и часто повторял, что больше всего его поражает реалистичность этой сцены. Как полицейский, которому несколько раз (точнее — дважды) приходилось видеть людей, умерших на унитазе (законченный наркоман от передозировки и престарелый мафиози от сердечного приступа), Хью восхищался Тарантино, который оказался «настоящим мужиком с реальными яйцами в штанах», чтобы рассказать, как это бывает на самом деле.

Хью как раз был занят утренними процедурами, когда зазвонил мобильный. Обычно он, взглянув мельком на дисплей, сбрасывал вызов, забывая о нем до более подходящего для разговора момента. Но не сейчас. На телефоне отразился код Италии. Хью быстро прижал телефон к уху.

— Резиденция Баумгардов! Какого черта вам не спится?!

Джек рассмеялся в трубку:

— Очень рад, мистер Баумгард, что вы свежи и бодры с утра! Как поживаешь?

— Кто рано встает, тот сам у Бога все берет! Вам ли это не знать, босс.

Джек сделал вид, что не заметил обращения «босс». Хью столько лет называл его боссом. Не так просто избавиться от старых привычек.

— Ну когда возьмешь хлопья с полки, может, расскажешь мне, зачем звонил моей драгоценной супруге? Что у вас за дела появились? А может быть, она наконец-то нашла путь к твоему сердцу?!

— До моего сердца Нэнси согласна добраться, только выломав пару ребер!

Друзья рассмеялись. А потом Джек перешел к серьезному разговору:

— На самом деле, старик, зачем звонил? Нэнси сказала, что-то срочное.

Хью тут же перестал смеяться.

— Да, так и есть. Сколько странных дел мы с тобой разбирали!.. Ну слушай! От такого даже ты обалдеешь!

— Погоди, — прервал его Джек.

Нэнси вошла в спальню с завтраком на серебряном подносе. Джек неосознанно прикрыл трубку рукой.

— Спасибо, — сказал он осторожно, вспоминая недавнюю ссору.

Нэнси ничего не ответила, поставила поднос на кровать и натянуто улыбнулась перед тем, как выйти.

— Джек, ты здесь? Алло, Джек? — кричал Хью в трубку через тысячи миль.

— Да. Прости. Нэнси принесла бутерброд. О чем мы говорили?

— Помнишь Сару Карни? Жертву блэк-риверского маньяка, ее похоронили в Джорджтауне?

— Конечно, — ответил Джек, убирая салфетку с подноса. Под ней оказалась тарелка рокет-салата, порезанные помидоры и сочный сыр моцарелла. Паоло, похоже, приготовил его всего несколько часов назад. — Она там и жила — в Джорджтауне. Верно? Сирота. Но я вроде бы читал, что горожане собрали деньги на ее похороны и службу…

— Могли бы и не тратиться. Прости Господи! В смысле какой-то извращенец, скорее всего блэк-риверский маньяк, выкопал ее.

У Джека внутри похолодело.

— Ты уверен? Может, это местные вандалы, больные на голову?

— Нет. Вандалы не настолько больны, чтобы выкопать гроб, вытащить скелет бедняжки, а потом усадить его, прислонив к надгробию.

— Усадить?! — переспросил Джек. Да он, похоже, решил посмеяться над ФБР. Прекрасно ведь знал, что газетчики сразу налетят. Такой шокирующий случай!

— Вот именно. Дети шли через кладбище на рыбалку и увидели выкопанный скелет.

Джек гонял по тарелке помидор. Аппетит совсем пропал.

— Какого черта ему это надо?!

Хью молча пожал плечами. Он сам сотню раз задавался этим вопросом.

— Ума не приложу! Часто бывает, преступники возвращаются на место преступления, убийцы приходят на могилы жертв… Но чтоб выкапывать останки! Нет, это для меня из разряда высшей математики!

Джек мысленно отмел версию о сексуальном мотиве.

— А может, он просто хочет привлечь внимание?

— О, это ему удалось! — усмехнулся Хью.

— Помнишь Массимо Альбонетти? — Джек подумал, что итальянский случай должен быть связан с этим делом.

Хью задумался на секунду.

— А, ну конечно! Коп из Рима. Он еще потом стал начальником подразделения профайлеров у них там. Вы с ним ведь дружили какое-то время?

— Да. Отличный парень! Он, кстати, на днях попросил меня помочь разобраться в одном деле. Очень напоминает почерк нашего БРМ!

— Надеюсь, ты шутишь, — проговорил Хью, хотя прекрасно знал, что на эту тему Джек никогда шутить не станет.

— Если бы! Расчлененные останки женщины нашли в нескольких местах на западном побережье. Я просмотрел документы по делу. Есть и еще совпадения с нашими случаями.

— Рука?

— Угадал. Левую руку не нашли. И следы от пилы точно такие же. И это не все. Внешность жертвы подпадает под нашу категорию: темные волосы, примерно двадцать пять лет, чуть ниже среднего роста, ну и так далее.

Хью недоверчиво скривился.

— И какого черта блэк-риверскому маньяку убивать в Италии и в то же время выкапывать скелет первой жертвы в США?

— Думаешь, в Италии работает подражатель? — спросил Джек, ковыряясь в салате.

«Надо попробовать моцареллу. Нет, кусок в горло не лезет. Моцарелла… Mozzare — по-итальянски „резать“. Прекрасно, совсем есть расхотелось».

— Не знаю… Как-то неубедительно! — сказал Хью. — Предположим, что разорение могилы в Южной Каролине и убийство в Италии произошли совершенно независимо друг от друга, пусть и почти в одно время.

— Или наоборот. Предположим, что блэк-риверский маньяк теперь работает на двух континентах. А еще есть версия, что Карни выкопал местный психопат, который не имеет никакого отношения ни к блэк-риверскому маньяку, ни к убийству в Италии…

Вдруг в дверь ванной Хью резко постучали.

— Ты там на весь день застрял?! — крикнула Кэрри. — Мне нужно душ принять перед пилатесом.

— Ты в туалете, что ли? — спросил Джек. — Только не говори, что ты сейчас делаешь то, о чем я подумал!

— Как раз был в середине процесса, когда ты позвонил.

— О Боже, можно без подробностей! — сказал Джек так, как будто был действительно шокирован.

— Эй, ты спросил — я ответил! Что такого?! К тому же я тебе никогда не вру.

— Знаешь, Хью, в некоторых случаях, как, например, сейчас, лучше соврать.

— Открой дверь! — снова закричала Кэрри.

— Не вешай трубку, Джек. — Хью прикрыл телефон рукой. — Кэрри, дорогая, не могла бы ты заткнуться на минутку? Джек из Италии звонит. И знаешь, такое дело, я сейчас на унитазе — дверь тебе открыть не смогу!

— Так я тебе и поверила! — Кэрри еще разок ударила по двери и с шумом ушла в комнату.

Успокоившись, Хью вернулся к разговору:

— Прости, старик, небольшая семейная перепалка. Так о чем мы?..

— О связи, — ответил Джек. — Мы размышляли, есть ли связь между разоренной могилой Карни, блэк-риверским маньяком и убийством в Италии.

— Что-то мне подсказывает, что могилку Карни навестил все-таки блэк-риверский маньяк, — с уверенностью заявил Хью.

— Что-то — это что? Интуиция или есть какие-то доказательства?

— И то и другое. Преступник отрезал череп Карни и забрал с собой.

— Что?!

— Точнее, отпилил. Опережу твой вопрос — мы еще не знаем точно, чем отпилил. Но отпилил однозначно! Не оторвал, не отрезал, а отпилил.

Джек представил обезглавленный скелет Сары Карни. Ярость закипела внутри.

— Головы — не его почерк! Правда, он отпиливал головы. Но это было скорее функционально, а не эмоционально. Он разделял тела до мельчайших мышц, но только чтобы избавиться от улик. Он никогда не забирал в качестве трофеев головы. Только руку. Одну только руку. Не знаю… Не уверен, что эти случаи связаны…

— Связаны, Джек. Точно! Уж поверь мне!

— Что еще? — спросил Джек, чувствуя, что Хью рассказал далеко не все, и понимая, что сам себя обманывает, пытаясь заглушить внутренний голос, подсказывающий ему, что, конечно же, эти дела связаны.

— Череп у нас. Он отправил нам его по почте…

— В ФБР?!

— В нью-йоркское отделение. Охрана аэропорта Миртл, естественно, проверила посылку на рентгене…

— Он знал, что будет проверка! — вставил Джек. — Конечно, никаких отпечатков?

— Чище только трусы папы римского.

— Все равно это еще ничего не доказывает, — сказал Джек в духе фильма «Адвокат дьявола». — Допустим, что вскрытие могилы Сары Карни каким-то особенным образом связано с блэк-риверским маньяком. Но это не в его стиле! Обезглавливание тел не вписывается в его психологический портрет. И уж тем более наглое обращение напрямую в ФБР!

Хью знал, что спорить с Джеком, когда он впадает в аналитический раж, бесполезно.

— Наверное, ты прав, — просто сказал он. — Но есть еще одна деталь, которая может полностью изменить твое мнение. Кто бы это ни сделал — БРМ или кто другой, он отправил череп Сары Карни тебе. Положил в коробку и подписал: «Лично Джеку Кингу. Отделение ФБР в Нью-Йорке». Может, ты мне тогда объяснишь, Джек, зачем никому не известному психопату отправлять тебе череп Сары Карни?..

Глава 28

Бруклин, Марин-Парк

13.00

Лу Загальски задрожала от страха, услышав шаги по деревянной лестнице, ведущей в подвал, и быстрый поворот ключа в замке массивной двери.

Прошло всего шесть часов с момента их встречи.

Лу потеряла счет времени, и ей казалось, что в подвале она провела целую вечность. Истерзанная, измученная Лу быстро заснула. Но сон не принес облегчения. Сломанный нос сильно болел. Обжигало горло. Тело ныло.

— Привет, Малышка! — весело крикнул Паук, как будто она ему давняя подружка, а не жертва, отчаянно борющаяся за последние мгновения жизни.

На руке повязка с кровавым пятном сбоку. В другой руке ванильный молочный коктейль и газета — похоже, «Ю-эс-эй тудей».

Паук заметил, как внимательно Лу смотрит на него.

— Выходил погулять, — объяснил он, — подышать свежим воздухом, чтобы успокоиться после нашей ссоры. Кстати, я принес молочный коктейль. Подумал, тебе захочется чего-нибудь прохладного. Горлышко горит, наверное?

Он аккуратно положил газету на пол, словно прикрыл грязное пятно, а потом поставил коктейль на край стола, на котором лежала Лу.

— Сейчас я немного ослаблю ремни, и ты сможешь приподняться, чтобы попить. Но только совсем чуть-чуть. Не так, как в прошлый раз. Старина Паук усвоил урок — больше ты не укусишь руку, кормящую тебя.

Голова Лу разрывалась от боли, кровь резко побежала по онемевшему телу, когда Паук приподнял ее, чтобы посадить.

— Пей медленно, — приказал он, согнул соломинку и прикоснулся ею к губам Лу.

Лу жадно схватила соломинку и начала втягивать ледяную жидкость, приятно охлаждающую разодранное горло. Живот заурчал, словно удивился — наконец-то есть что переваривать.

— Ну-ну, хватит. — Паук забрал коктейль. — А теперь положим тебя обратно.

Он легонько надавил на лоб Лу, возвращая на стол, чтобы снова затянуть ремни.

Лу стало немного лучше. Казалось, появился повод для оптимизма.

«Ничего страшного, Лу. Он покормил тебя. А это означает, что он хочет, чтобы ты жила. По крайней мере пока».

Паук склонился над ней, проверяя, достаточно ли крепко затянуты ремни.

— Надеюсь, коктейль придаст тебе сил. Успокоишься немножко, когда я уйду.

«Уйду»?! Слово пульсировало в голове девушки.

— Ты меня правильно поняла, — сказал Паук, заметив перемену в ее взгляде. — Я оставлю тебя здесь одну.

От удивления Лу вскинула брови.

«Оставит меня одну? На сколько? Почему? Куда он пойдет?»

Наклонившись еще ближе к ее лицу, Паук поднял указательный палец вверх.

— Посмотри-ка на потолок. Видишь камеру?

Лу заметила объектив и мигающий красный огонек, словно глаз крысы, наблюдающей за ней с потолка.

Паук повернул голову Лу набок.

— И вон там. Смотри — еще одна маленькая камера глядит на тебя. — Паук выпрямился. — Весь дом напичкан камерами, следящими за тобой. И знаешь что? Где бы я ни находился, я всегда знаю, что ты делаешь. Современные технологии! Не чудо ли?

Он вытащил из кармана черную коробочку, похожую на мобильный телефон, только в четыре раза меньше, на которой мигала синяя лампочка. Лу заметила еще три кнопки — красная, зеленая и синяя, как на телевизионном пульте.

— Он работает по принципу беспроводной радиосвязи. Прежде чем уйти, я активирую зажимы снаружи подвала. Если попробуешь сбежать или если кто-нибудь попытается проникнуть внутрь, пока меня не будет, сработает взрывное устройство и через секунду весь дом превратится в один огненный шар. Более того, Малышка, где бы я ни был, стоит мне набрать код и нажать вот на эту красненькую кнопочку, и — ба-бах! И все — как будто здесь ничего никогда и не было!

Лу побледнела еще сильнее, хотя в ее лице и так уже не осталось ни кровинки.

— Надеюсь, тебе понравился молочный коктейль, потому что это последнее, что ты ела в своей жизни. Очень скоро ты поймешь, что такое настоящий голод. Твое тело начнет само себя пожирать… В буквальном смысле. А я буду наблюдать, как ты умираешь, до самого последнего вздоха…