Глава XIII
ЧЕЛОВЕК С НАКЛАДНОЙ БОРОДОЙ

Всего несколько дней спустя мистер Дэйд посетовал на странное явление, которое он подметил в жизни этого города. Они как раз сидели с Маргарет на веранде и наслаждались вечерней тишиной, когда из кустов, росших у забора, донеслось уханье, которое чем-то напоминало крик совы. Ответом был печальный, но явно не собачий лай, бравший начало в каких-то более отдаленных от веранды зарослях.

Мистера Дэйда передернуло.

– Это еще что такое? – спросил он.

Маргарет засмеялась.

– Это Пенрод играет с приятелями.

– Ом софи на фулеськах! – раздался вдруг крик. – Ма фефанде!

– А это что? – нервно спросил мистер Дэйд.

– Это всего лишь Верман, – объяснила Маргарет и снова засмеялась.

– Кто?

Маргарет объяснила, что так зовут мальчика.

– Это маленький чернокожий мальчик, – сказала она, – он живет на нашей улице. Он косноязычный.

– Странно, – задумчиво произнес мистер Дэйд, – мне кажется, последние несколько дней я только и делаю, что натыкаюсь в центре города на маленьких чернокожих мальчиков. Я уже видел их, по крайней мере, сотню. У меня такое впечатление, что в вашем городе маленькие черные мальчики только и делают, что крутятся под ногами у взрослых. Но самое удивительное, что из той сотни, с которой я столкнулся, пятьдесят, по крайней мере, были косноязычными.

Из этого замечания мистера Дэйда можно сделать вывод, что Верман, а иначе Джим или «номер сто пять» оказался подлинной находкой дня Джорджа Б. Джашбера. Он оказался даже ценнее, чем Герман. Дело в том, что сообразительность и ловкость старшего брата он с лихвой восполнял косноязычием, которое в деле сыска оказалось незаменимым средством. Ведь недостаток речи (впрочем, Верман никогда не считал его недостатком и даже гордился им, как талантом) позволял ему передавать тайную информацию во всеуслышанье и в самых людных местах.

Вот и сейчас Верман громко огласил сумерки сообщением, что:

– Ом софи на фулеськах! Ма фефанде!

Пенрод и Герман, надежно укрывшись от взоров преследуемого, были достаточно знакомы с произношением Вермана, чтобы тут же расшифровать: «Он сидит на ступеньках! На веранде!»

А когда мистер Дэйд, выходя из дверей Общества, чуть не наступил на Вермана, тот бодро и громко вопил:

– Ом випил! Випил ом!

Из чего Герман тут же заключил:

– Он вышел! Вышел он!

И передавал эту информацию мистеру Джорджу Б. Джашберу, который скрывался за углом.

Безошибочно понимал Вермана один только Герман. Правда, и Пенрод за время общения с братьями научился хорошо понимать младшего из них и ошибался очень редко. Единственно, когда Джордж Б. Джашбер проявлял нетерпение по отношению к своему одаренному помощнику, была запись в журнал. Этот ритуал наш сыщик вынес из множества прочитанных детективов и свято соблюдал его каждое утро. Усевшись в своей «конторе», Дж. Б. Джашбер тщательно заносил результаты деятельности помощников в специальный журнал. Вот такие-то моменты «доклада» Вермана порой и утомляли его. Герман «докладывал» четко и быстро. Верман же любил поговорить и считал «запись в журнал» хорошим поводом для обстоятельной беседы. Вытаращив глаза, он принимался жестикулировать и нес что-то непонятное, чем обычно выводил из себя Джорджа Б. Джашбера. Красноречие Вермана невозможно было прервать чем-нибудь вроде: «Достаточно!» или: «Замолчи! Ты что не можешь помолчать?» Такие слова на Вермана не производили никакого впечатления, и он продолжал вещать все громче, визгливее и самодовольнее. Только после того, как Джордж Б. Джашбер топал ногой и грубо кричал: «Да заткнись ты, наконец!» – Верман с хохотом умолкал.

Воцарялась тишина.

– О чем он говорил, Герман? – спрашивал Пенрод.

– Ни о чем. Он все время повторял то, что сказал в самом начале.

И все же Пенроду удавалось написать что-то вроде отчета, в котором накапливалось все больше данных о передвижениях мистера Герберта Гамильтона Дэйда. Этот документ, обычно хранящийся в ящике для опилок, мог бы вполне удовлетворить типичного детектива из любого спектакля, фильма или романа. Ведь именно подобных сыщиков и брал Пенрод за образец своей деятельности.

Как-то Пенрод дал почитать выдержку из журнала Марджори Джонс. Он искоса наблюдал, какое это производит на нее впечатление. С трудом разбирая текст, она медленно читала вслух, и голос ее звучал с тем же выражением, что на уроках.

– Контора, – начала она, – Джордж Б. Джашбер. Доклад Билла и Джима. Мы должны поймать этого приспешника…

– Преступника! – поправил Пенрод.

– А что такое преступник, Пенрод? – без особого интереса спросила Марджори.

– Читай дальше. Там все сказано.

– Мы должны поймать, – продолжала Марджори, – этого приспеш… я хотела сказать преступника, и идти после, нет, наверное, все-таки, идти по следу ночью и днем. Джим. Отчет. Не годится… Не годный… Негодяй пошел обедать в место, где сказано поесть стоит двадцать пять центов. Доклад Билла. Негодяй говорит с преступником с фальшивой накладенной борой…

– Накладной бородой, Марджори! Неужели ты не знаешь…

– Бородой… около лестницы парикмахерской.

– Джордж Б. Джашбер. Доклад. Я был с Биллом. Преступник сказал, что у парикмахера внутри прохладно и нет особых новостей. А тот с фальшивой накладной бор… бородой сказал, что постригся. Конец доклада.

– Отдай! – потребовал Пенрод и спрятал журнал в карман курточки.

– Но что все это значит, Пенрод? – вежливо спросила Марджори.

Однако кроме вежливости Пенрод уловил в ее голосе и в выражении лица нечто такое, что порядком уязвило в нем Джорджа Б. Джашбера.

– Это что, игра, в которую ты играешь сам с собой? – добавила она.

Это еще больше задело его.

– Играю! – мрачно воскликнул он. – Если бы ты хоть что-нибудь в этом понимала, ты бы выбирала выражения. Знаешь, ведь это очень опасное дело.

– А на что оно похоже?

– Ну, ты помнишь, что я тебе в тот раз показывал?

– В какой раз?

Тут Пенрод резко вскочил с травы (все это время они сидели во дворе у Марджори на траве) и зашагал к калитке.

– Ну, и пожалуйста! – крикнула ему в след Марджори. – Конечно, злиться гораздо легче, чем объяснить, как следует, в чем дело. Можешь уходить. Мне все равно!

Пенрод в нерешительности остановился. Затем повернул назад и снова опустился на траву рядом с Марджори.

– Ты же знаешь, что я тебе тогда показал, – произнес он с укором, – зачем же делаешь вид, что…

– Честное слово, Пенрод! Я не знаю! – совершенно серьезно ответила Марджори. – Я ничего не разглядела.

– Ну, тогда гляди!

И, откинув полу курточки, Пенрод выставил на ее обозрение блестящий символ избранной им профессии. На этот раз он позволил ей разглядеть значок как следует.

– Ой, Пенрод, какой красивый значок! – воскликнула она и стала читать надпись.

Но это были какие-то странные буквы, которые не складывались в сколько-нибудь определенные слова, и Марджори спросила:

– Слушай, а что значит «Г.Д.А.» и еще там другие буквы?

– Тебе этого все равно не понять, – тяжело дыша, ответил он, – я ведь тебе уже сказал очень важную вещь, а ты даже внимания не обратила.

– Какую вещь?

– Насчет того, что я слежу за этим преступником. Я же тебе уже сказал: это очень опасное дело.

– Пенрод, ты ведь обещал объяснить мне, кто такие преступники!

– Ну, – он с опаской оглянулся, – преступники, они и есть преступники. Это такие люди, которых надо арестовать. Каждый, кого посадили в тюрьму – преступник. Ну, например, это может быть конокрад или еще там кто-нибудь. Я сейчас как раз ловлю банду преступников.

– Ты ловишь? – удивленно спросила Марджори.

– Ну да, я.

– А что они тебе сделали, Пенрод?

– Что?

– Что они тебе сделали? Зачем тебе ловить их?

– Ну… – он замялся. – Но я их точно поймаю, тогда они узнают!

– Но кто они такие, Пенрод? А маленький Карли Читтен тоже с ними?

Непонятливость Марджори начала злить Пенрода. Он понял, что даже значок не произвел на нее впечатления, и она по-прежнему думает, будто это какая-то игра.

– Нет, – сокрушенно произнес он. И добавил ее голосом: – Маленький Карли Читтен не тоже с ними! Боже, я думал, ты, хоть немного, разбираешься в таких вещах!

– Но почему же ты мне не объясняешь, кто эти преступники? А?

– Успокойся, я объясню тебе, кто они. Надеюсь, уж после этого ты оставишь в покое своего «маленького Карли Читтена»!

– Ну, тогда возьми, да и объясни!

– Объясню, если ты мне дашь хоть слово сказать!

– Ну, говори, говори! Пожалуйста! Я буду молчать, пока ты не скажешь!

– Ну, один из них ходит с наклеенной черной бородой.

– Ты хочешь сказать, это взрослый человек, да, Пенрод?

– Конечно, это «взрослый человек»! Именно это я и хочу сказать, – ответил наш отважный сыщик. – О чем по-твоему я тебе все время твержу? Он постоянно ошивается поблизости, и с ним часто еще один. У него черная накладная борода. Их двое.

– Значит, и у того, и у другого накладная черная борода? – спросила Марджори.

– Нет, я этого не говорил! С чего ты взяла, что у того и у другого накладная черная борода? Я сказал только, что у того, который носит накладную черную бороду, есть накладная черная борода! Я не говорил, что она есть у другого. У другого бороды совсем нет.

– Ну, а кто же этот, другой, а, Пенрод?

– Это старый негодяй мистер Дэйд.

– Кто?

– Тот самый негодяй Дэйд, который вечно сидит у нас.

– Пенрод! – воскликнула Марджори. – Да я же его знаю! Он иногда приходит к моему папе.

– Но он все равно преступник.

Марджори отнеслась к этому заявлению явно недоверчиво.

– Не говори ерунды! – громко запротестовала она. – Стал бы мой папа пускать в дом человека, по которому тюрьма плачет! Он бы и близко такого к нашему дому не подпустил! Ты все это выдумал, Пенрод Скофилд!

– Нет, не выдумал! – негодующе воскликнул Пенрод. – Ты просто не понимаешь. Преступники часто так себя ведут. Они ходят в гости к порядочным людям, а потом, в один прекрасный день, что-нибудь у них крадут. Илй заставляют подписать какую-нибудь бумагу, а потом отбирают все деньги. Мало ли что этот Дэйд ходит к твоему отцу? Все равно он заядлый преступник!

– Нет!

– Да! И очень скоро он или что-нибудь украдет, или заставит твоих отца с матерью подписать какие-нибудь бумаги, и у вас не останется за душой ни цента!

Эти слова произвели на Марджори впечатление, и она не смогла спрятать беспокойства.

– Пенрод! – крикнула она.

Ее прелестные глаза округлились, а нежно-розовый рот приоткрылся.

– Сама увидишь!

– Пенрод, ты действительно думаешь, что он украдет папины деньги?

– Не знаю, – скромно ответил Пенрод. – Может, он вытащит их у него из кармана, а, может, заставит подписать какие-нибудь бумаги. Но что-нибудь он сделает. Это уж точно. Если твой отец не перестанет водиться с этим Дэйдом и с человеком с черной накладной бородой…

Пенрод осекся и челюсть у него слегка отвисла от изумления. Да и было чему изумляться: именно в этот момент в калитку вошли отец Марджори, мистер Паоли Джонс, а с ним – тот самый человек с черной накладной бородой. Поглощенные разговором, мужчины дошли до парадной двери и скрылись в доме.

– Ого! – вырвалось у Пенрода.

– Ты что?

– Это он и есть!

– Кто? – громко спросила Марджори. – Кого ты имеешь в виду?

– Того, с твоим отцом, Марджори! Это и есть другой преступник, за которым мы с Герма… Мы с Биллом и Джимом все время следим. Это тот самый, с черной накладной бородой.

Марджори смерила его гневным взглядом.

– Вовсе нет! – воскликнула она. – Неужели тебе не стыдно так лгать, Пенрод Скофилд? У него совсем не фальшивая борода! Просто у него недавно был тиф, и мама уговорила его отпустить бороду. Она говорит, что так меньше видно, какой он бледный после болезни!

– Так ты его знаешь, Марджори?

– Еще бы, – возмущенно отозвалась она, – ведь это мой дядя Монтгомери!


Загрузка...