Перед завтраком ко мне подошёл Мишель. Он изо всех сил старался выглядеть так, как будто просто решил поболтать на какие-то светские темы. То есть, был бледен, широко раскрыл глаза и то и дело озирался, не подслушивает ли кто.
— Костя, что это было? — спросил Мишель шёпотом, предварительно выставив глушилку. Таким скрытым жестом, что его, наверное, заметили из императорского дворца.
— Я всё расскажу, когда мне будет что сказать.
— Но девушка!
— Ты что, никогда девушек не видел?
— Видел, конечно, но… не таких.
Бледность Мишеля сменилась лихорадочным румянцем.
— А если Полли узнает, что ты вспоминаешь какую-то обнажённую красотку? — намекнул я Мишелю.
Теперь он опять побледнел.
— Костя, не говори ей, пожалуйста! Я же… я вовсе не собирался ни на кого смотреть!
— Не скажу. — Я похлопал Мишеля по плечу. — Но и ты о том, что видел, никому не говори.
— Но кто она? — не отставал Мишель. — Откуда взялась у нас на этаже — к нам ведь не могут приходить девушки? Что вообще происходит? И почему никто не должен знать?
Почему, почему… Да потому что если о Свете узнает Витман, он утащит её в лабораторию. Не в ту, которую мы развалили, а в новую. И будет её препарировать — до тех пор, пока на молекулы не разберёт. А я этого не хочу. Мы, как говорится, в ответе за тех, кого приручили — раз. А два — если есть выбор, превратить Свету в оружие или в союзника, я предпочитаю второе. Потому и не надо никому ничего знать — по крайней мере, до тех пор, пока я сам во всём не разберусь. Тогда уже можно будет представить Витману доклад со всеми доводами, избежав бессмысленных перепалок и перестраховок.
Вслух я, разумеется, сказал иное:
— Мишель. Я на твоих глазах протащил в свою комнату весьма скромно одетую девушку. Как ты думаешь, почему об этом никто не должен знать?
Мишель даже отстранился от меня.
— И… и всё? — хрипло, изумленно спросил он. — Всё только ради… вот этого?
— Ты — хороший парень, Мишель, — вздохнул я. — И Полли, несмотря на все свои… — чуть не сказал «загоны», но вовремя спохватился, — фантазии, прекрасная девушка. Вам с ней всего-то лишь нужно немного подождать. Когда закончите академию, вы поженитесь и будете счастливо жить вместе. Тебе не о чем будет мечтать. А я — не такой. Моя работа не предполагает создание семьи. Я всю жизнь буду метаться меж белой и чёрной магией, спасая то мир, то наше великое государство. До тех пор, пока не сгину на одной из войн, о которых ты, скорее всего, никогда даже не услышишь. В свете всего этого — разве не могу я себе время от времени позволять некоторые слабости?
Потупившись, Мишель пробормотал:
— Можешь, конечно.
Я думал, разговор на этом и закончится, но как только сделал шаг в сторону, Мишель спросил:
— А почему она светилась?
Господь всемогущий, дай мне силы пережить этот день…
— От счастья, — коротко сказал я. — От предвкушения того, что будет между нами. Такова её родовая магия. Эта девушка светится, когда счастлива.
Кажется, прокатило. Родовая магия — это была штука интересная. Мало кто афишировал её особенности. И свечение от счастья было вполне в рамках допустимых значений. Во всяком случае, Мишель моим объяснением полностью удовлетворился. Скорее всего, его успокоило то, что раз девушка светилась от счастья, значит, всё у нас точно происходит по обоюдному согласию, и переживать не нужно. К вопросу о том, каким образом я ухитрился протащить обнаженную красотку на мужской этаж, он, слава богу, не вернулся.
За завтраком только и пересудов было, что о ночном переполохе. На меня поглядывали и переговаривались.
Мишель в обсуждениях старательно не участвовал, а когда Полли спросила его, что он видел — ответил, что ничего не видел, так как проснулся уже под самый конец переполоха. Застал только меня, стоящего в коридоре с чайкой на плече и отчитывающего наставника. Что характерно — даже почти не соврал. Только немного не договорил.
А я, погруженный в свои мысли, внимательно смотрел на Полли. Так внимательно, что она перехватила мой взгляд и поинтересовалась:
— Что это значит, Константин Александрович?
— О чём вы, Аполлинария Андреевна? — спросил я и отвёл взгляд от её груди.
— Ваши страстные взгляды. В то время как я сижу здесь рядом со своим женихом.
Теперь я всмотрелся уже в глаза Полли — для того, чтобы увидеть там разгорающееся пламя. Актерскому дарованию Аполлинарии Андреевны надо отдать должное — она готова была в любой момент устроить хоть драму, хоть трагедию в лучших театральных традициях. Только повод дай.
— Прошу простить, — покаялся я. — Я был задумчив и не отдавал себе отчёта в том, куда направлен мой взгляд.
Инцидент в итоге удалось свести к перешучиваниям. Потом я отвернулся и стал смотреть на сидящую за другим столом Злату. Она тоже почувствовала мой взгляд и подошла после завтрака.
— Вы что-то нашли, Константин Александрович?
— М-м-м? — не понял я, продолжая ощупывать девушку взглядом.
От такого пристального внимания Злата поёжилась и сложила руки на груди.
— Я имею в виду… — Злата огляделась и закончила, понизив голос: — … наше объединение.
— Определённые сдвиги есть, — сказал я уверенно. — Хотя о завершении говорить ещё рано. Мне нужно провести кое-какие тесты. А для этого нужна ваша помощь.
— Всё, что угодно! — Злата подалась вперёд и опустила руки.
— Мне нужна ваша одежда, Злата Аркадьевна. Академическая форма. У вас же есть запасной комплект?
— Конечно, — не моргнув глазом сказала Злата. — После занятий встретимся в саду за академией, я передам вам свёрток. Что-то ещё?
— Да. Ещё мне нужно ваше нижнее бельё.
Вот теперь она запнулась.
— З… зачем?
— Ну, надо… — развёл руками я.
— Хорошо… — Злата порозовела. — Вам нужно то бельё, что на мне сейчас?
— Как раз наоборот — нужно то, что вы не носили. Если вдруг есть новое, будет вообще отлично.
— Но какой в этом смысл? Ведь если проводить ритуал, обращаясь к моей энергии…
— Злата, — поймал я её руки, которыми она принялась размахивать. — Просто сделай так, как я прошу.
— А от Агаты ничего не нужно?
— Не нужно, — вздохнул я. — Только то, о чём я попросил.
— Принесу, — пообещала Злата.
Ангел, а не девушка.
Впрочем, в саду после занятий мне пришлось для начала встретиться с демоном. То есть, с Агатой.
— Что это вы такое задумали, Константин Александрович? — спросила она, остановившись напротив меня. — Зачем вам нижнее бельё моей сестры?
— И почему все вечно замечают только самые пикантные подробности? — воскликнул я, даже не пытаясь скрыть раздражения. — А то, что мне понадобилась одежда Златы, вас нисколько не смутило?
Но Агата, как это часто бывает у людей, меня не слышала. Она заранее сама себе придумала мои реплики и сейчас отвечала мне воображаемому. Ну не пропадать же отточенным словесным конструкциям, которые должны, просто обязаны размазать меня по земле ровным слоем!
— Вы наивно полагаете, будто можете скрыть от меня что-то, о чём говорили со Златой? Да я ведь вижу то же, что она! Слышу то же, что она, и даже чувствую то же! Мне известно, о чём она думает!
— Безусловно. Только вот о том, что думаю я, вы не имеете ни малейшего понятия, — кивнул я. — И уж подавно не видите моими глазами и не слышите моими ушами.
— Именно поэтому я и спрашиваю: зачем вам нижнее бельё моей сестры⁈ — даже привзвизгнула Агата.
Я поморщился. Пожалуй, до меня на территории академии такие разговоры велись нечасто. Экий я креативный — всюду привношу элемент новизны.
— Нет у вас никакой сестры — начнём с этого, — сказал я.
Агата аж выдохнула от злости и неожиданности, и изо рта у неё вылетел клуб пара. Что было странно, поскольку до холодов оставалось ещё прилично времени. Из чего напрашивался интересный вывод: я увидел не пар, а дым. И, если вспомнить, как ловко Агата орудует огнём, вывод получался жутковатым. А ну как изрыгнёт в меня струю пламени? Качественно разозлённая девушка и не такое может.
— Что же до остального, — постарался я перевести разговор в мирную плоскость, — то я даю вам слово дворянина: ровным счётом никаких неприятных последствий для Златы от моих действий не будет. Её честь не пострадает ни в одном из известных мне смыслов этого выражения.
Но, как выяснилось, я думал слишком хорошо про черномагическую Агату. Чёрные маги всегда в первую очередь пекутся о себе.
— В этом я даже не сомневалась, Константин Александрович, — прошипела Агата. — Меня беспокоит то, что вы явно задумали совершить ритуал, который нас объединит!
Агата начала проявлять признаки нетерпения. Оглядывалась и переминалась с ноги на ногу. Вероятно, Злата уже спешила на место встречи, и времени на запугивание меня почти не оставалось.
— А давайте, любезнейшая Агата, мыслью перенесёмся несколько назад во времени, — предложил я. — И вспомним, что вы со Златой с детства мечтали об этом объединении! Что вы поступили в Императорскую академию лишь потому, что здесь учусь я — тот, кто может помочь вам в решении этого вопроса! На меня указывали линии вероятностей, и именно поэтому вы так стремились оказаться здесь. Я что-то упускаю?
Вот тут Агата явно сбилась и покраснела. Ну да, тяжело быть подростком, у которого мировоззрение меняется пятнадцать раз на неделе и за каждую итерацию он готов умереть. И в два раза тяжелее быть подростком, разделённым на два тела… Даже представлять не хочу, что сейчас творится в голове у Агаты.
— Кое-что изменилось, — промямлила она.
— Старая добрая влюблённость, — улыбнулся я.
— Н-не называйте это так легкомысленно! Это — любовь! — воскликнула Агата. — И даже не смейте думать, будто всё это лишь потому, что он… Он…
— Что он — великий князь, — подсказал я. — Даже не пытаюсь об этом думать, боже сохрани.
— Вы ведь… любили, Константин Александрович?
Агата заглянула мне в глаза в поисках ответа. А я не на шутку задумался.
Любил ли я?..
Вспомнил Кристину. Ту, что уехала в Париж, и ту, что я видел на Изнанке — истинную Кристину, опалённую неведомой войной.
Вспомнил Клавдию, которая всегда была рада меня видеть.
Вспомнил девушек, с которыми имел дело до того, как меня расстреляли, и я оказался в этом мире. Тогда мне было не до любви — даже по молодости. А потом пламя войны выжгло в сердце огромные пустоты. Но ведь не испытывать — не значит не понимать.
— Любил, — сказал я, наконец. — Достаточно, чтобы понять: любовью жизнь не исчерпывается.
— Я не могу потерять его, — мотнула головой Агата.
— Значит, не потеряете.
— Что вы говорите! Вы сами себя слышите? — Она всхлипнула. — Это ведь — вы!
Вот тут я удивился уже всерьёз.
— А я-то здесь при чём?
— И вправду не понимаете… — Агата горько вздохнула. — Вы сильнее его, Константин Александрович. Вы всегда побеждаете. А он… пусть он и не такой, как вы, но я его люблю!
Господи… И как такие страсти умудрились разгореться за… За сколько? Пару-тройку недель?
— Я опять что-то пропустил? — заинтересовался я. — С каких пор я в этом вопросе сделался соперником его высочества?
— Константин Александрович! — простонала Агата. — Да ведь Злата любит вас, неужели вы этого не замечаете! И когда мы объединимся… Вы, как всегда, победите.
Ах, вот оно что. Ну да, такая очевидная мысль мне бы в трезвую голову вовсе не пришла.
Я основательно подвис, не зная, что сказать. А сказать можно было много что. Например, огорчить Агату, что никакой особенной любви к Борису у неё, скорее всего, нет.
Сначала Агата обратила внимание на цесаревича во время инцидента в начале года — ну, уж будем честными, на тот его поступок сложно было не обратить внимания. Потом Борис хорошо сработался со Златой во время Игры. Затем Злата начала оказывать знаки внимания мне, и одновременно с этим Борис начал оказывать знаки внимания Агате. Ложной скромностью я не страдал и прекрасно знал, что примерно каждая первая девушка с трудом может передо мной устоять. А особенно столь юная и неопытная. Так что, скорее всего, после всей этой раскачки именно Злата влюбилась в меня. А Агата почувствовала то же самое — но, поскольку я был уже занят сестрой, перенесла это чувство на великого князя.
Однако если всё это рассказать Агате, она, чего доброго, и вправду полыхнёт на меня пламенем изо рта. Только пожара нам и не хватало…
Из затруднения меня вывела Злата. Она, запыхавшись, подбежала к нам, держа в руках свёрток. И сразу же набросилась на «сестру».
— Как ты можешь? Ты обезумела, Агата? Ты забыла, как мы мечтали о том дне, когда снова станем единым целым?
— Я больше не хочу быть единым целым! — выкрикнула Агата. — Я, наконец, счастлива!
— Да не счастлива ты, глупая! Разве ты не понимаешь? Разве ты не чувствуешь этой пустоты в душе, этой боли⁈
— Может быть. Но это из-за тебя! Когда ты найдёшь своего возлюбленного, мы обе будем счастливы!
— Болеет одна — болеем обе. Наказывают одну — больно обеим. Мы даже в уборную вынуждены ходить одновременно! — Кажется, Злата позабыла о том, что я тоже стою здесь. — Я вчера не могла сосредоточиться на учебниках, потому что ты лобзалась с Борисом Александровичем!
— А я из-за твоих учебников показалась ему холодной и отстранённой!
— Вот именно! Ни одна из нас не может жить своей жизнью, пока всё обстоит таким образом. Возьмите мою одежду, Константин Александрович! Заберите моё бельё, делайте со мной всё, что хотите — лишь бы мы, наконец, стали единым целым!
С этими словами Злата сунула свёрток мне в руки и побежала обратно к академии. Агата, метнув на меня пылающий взгляд, поспешила вслед за ней.
А с противоположной стороны ко мне приблизился Анатоль.
— Я не подслушивал, — сразу поднял руки он. — До меня донеслись лишь две последние сентенции. Послушай, Костя, ты ведь мой друг! Открой секрет: что нужно делать, чтобы девушки умоляли избавить их от одежды и белья, а потом делать с ними всё, что хочешь? Пока это какой-то запредельный для меня уровень, но я готов учиться у лучших.
— Это было всё, что ты услышал? — полюбопытствовал я.
— Клянусь честью — всё! Хотя и этого хватило за глаза… Впрочем, даже если бы я ничего не услышал, всё равно бы понял, что ты умудрился закрутить с обеими Львовыми. И что ж за невезение, право! Ты постоянно оказываешься на шаг впереди меня! Ей богу, Костя, это становится невыносимым. Предлагаю поступить по-джентльменски. Давай поделим близняшек. Одну тебе, другую мне — всё честно.
— Не получится, — вздохнул я. — Агата встречается с Борисом. А Злата… Злата влюблена в меня.
— Да что ж за беда, — вздохнул Анатоль. — Впрочем, про Злату мог бы и не говорить. Когда девушка отдаёт тебе нижнее бельё — это явно означает любовь. Если нет такого туземного племени, где в ходу подобный обычай, то его следовало бы придумать.
— Вряд ли у туземных племён нижнее бельё вообще в ходу, — усмехнулся я. — Впрочем, тебе никто не мешает проверить.
Казалось, эта идея захватила Анатоля всерьёз. Он задумался и не проронил ни слова до тех пор, пока мы не дошли до здания академии.
— Кстати, — вспомнил он у крыльца, — а я ведь тебя искал.
— Ну вот, нашёл. — Я остановился. — Что случилось?
— Я подумал, что тебе будет любопытно. Жорж вернулся.
— Ку… Какой Жорж? — брякнул я.
— Юсупов, какой же ещё. Явился как ни в чём не бывало в столовую, во время обеда — сразу после того, как вы с госпожой Львовой изволили удалиться. Поел и отправился к Калиновскому. О дальнейших его перемещениях мне ничего не известно.