Перед рассветом

Глава 22

— Речь идёт не об обычных прорывах, — принялся объяснять я. — Там готовится что-то более глобальное. Этакие мины замедленного действия, оставленные Юнгом. Учитывая его перемещения, точно задействованы такие города, как Петербург, Москва и Париж. Хотя не стоит забывать, что Юнг использовал порталы с той же легкостью, с какой мы используем двери. Так что запросто может быть хоть Антарктида. Ну и точного времени прорывов мы, разумеется, не знаем. Однако есть мнение, что если воздействовать на книгу Светом…

Света уже не слушала. Она пододвинула к себе книгу и всмотрелась в обложку. Воскликнула:

— Какая гадость!

— Не суди о книге по обложке, — усмехнулся я. — Внутри всё гораздо хуже.

— Я ведь говорила, что вижу всё иначе. Это… Это даже не книга!

— А что?

— Не знаю… Какой-то мерзкий сгусток. Слизь. Фу! — Света шарахнулась и содрогнулась всем телом. Казалось, её вот-вот вырвет.

— Целовать её, думаю, не нужно, — усмехнулся я. — В прекрасную принцессу она от этого точно не превратится. А если превратится — то будет явный перебор с принцессами, я столько не вывезу. Ты можешь на неё… воздействовать? Ну, не знаю… Посветить, что ли?

— Я бы с удовольствием её испепелила, — процедила Света сквозь зубы.

— Не раньше, чем я получу информацию.

— Но я не знаю, как добыть информацию!

— Просто посвети. И наращивай интенсивность, пока что-то не получится.

— А если ничего не будет получаться, и эта гадость начнёт гореть? — заинтересовалась Света.

— Тогда можешь сжечь, — вздохнул я.

Если уж Света своим воздействием ничего не сможет получить от книги, то и никто не сможет. А значит — пусть горит.

Разрешению сжечь ненавистное нечто Света заметно обрадовалась. Она подвинулась вперёд и, прищурив один глаз, вытянула над книгой руку.

Из центра ладони ударил яркий луч. Мне пришлось отсесть подальше и прикрыть глаза. Чувство было такое, будто на сварку посмотрел. Перед глазами заплясали разноцветные пятна. Кожей я ощущал жар, но книга ещё не горела. Она… начала корчиться.

Как живое существо, книга сжималась от боли. Она словно бы пыталась уползти, но не могла. И вдруг я услышал крик.

Сначала — как звон в ушах, потом — будто крик младенца. И наконец он выродился в полноценный стон, который мог издать только взрослый человек:

— Хватит! Хватит!

— Не останавливайся, — велел я Свете и вскочил на ноги.

Посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Глаза уже справились с раздражением и привычно легко вцепились в полумрак. Там, в углу, шевелился человек.

Впрочем, человеком его можно было назвать лишь условно. Я видел, что он не опирается на пол в действительности. Видел и лёгкое призрачное свечение, не такое, как у Светы.

А когда он поднял голову, я узнал его лицо, несмотря на гримасу страдания.

— Господин Юнг, — сказал я. — Какая встреча. Что, не захотелось после смерти растворяться во Тьме?

— А кому бы захотелось? — прошипел призрак. — Я верой и правдой служил ей, но она не делает исключений ни для кого! Если бы мы победили, если бы я остался жив, я перешёл бы в следующий мир, но… но…

— Но ты предполагал, что можешь сдохнуть, и на всякий случай построил маленький домик, — усмехнулся я.

— Не льсти себе, Бродяга, — процедил сквозь зубы Юнг. — Я делал так в каждом мире! Я знаю такие законы мироздания, о которых вам не узнать никогда! Я умею выживать, несмотря ни на… Проклятье, да пусть же она прекратит!

Призрак взвыл и вновь скорчился от боли. Я поспешно выставил глушилку. Чёрт его знает, слышны ли окружающим вопли призрака, но лучше перестраховаться.

— Она не прекратит, — сказал я. — До тех пор, пока мы не проясним всё. Мне нужна информация. Ты сам знаешь, какая.

— Проклятый бродяга!

— Да брось. Облегчи душу. Ты ведь уже потерял всё, чего тебе бояться?

— Я не потерял всего. Никогда не теряю. Просто… отпустите… меня… Я не наврежу больше этому миру, не смогу…

— Но ты можешь ему помочь! — поднял я указательный палец. — А это гораздо круче. Итак, мега-прорывы. Сколько, где, когда. Вот что меня интересует.

Видимо, догадливая Света в этот момент усилила накал. Так что Юнга буквально выгнуло назад, он фактически переломился пополам. К счастью, это был не живой человек, а призрак. На внятности речи перелом никак не отразился.

— Нет! — рявкнул Юнг.

— Ну, нет так нет, — пожал я плечами. — Света, подбавь огонька.

Призрак бросился на стену и стёк по ней, скуля, как щенок.

— Я скажу… — едва разобрал я. — Скажу… Покажу! Только пусть она прекратит!

Юнг резко развернулся ко мне лицом, потом посмотрел куда-то вверх. Я проследил за его взглядом и присвистнул.

На потолке появилась карта. Выглядела она как проекция в кинотеатре. И на ней было несколько чёрных пятен — обозначающих, видимо, места прорывов.

— Карта мира, умник? — Я посмотрел на призрака. — Ты издеваешься? Одно пятно может означать десять мест прорывов!

— Чего ты от меня хочешь? — простонал Юнг.

— Точные координаты всех мест. И даты прорывов.

— Это… Это невозможно! Прорывы привязаны, в основном, к людям. А люди… перемещаются. Точное время назвать нельзя, это будет зависеть от многих факторов. Прорывы будут происходить по мере истончения ткани мироздания.

— Хм-м. Ну, допустим. Тогда — имена людей, о которых ты говоришь? Как их найти?

Несмотря на боль призрак улыбнулся.

— Сделка, Бродяга.

— Никаких сделок с террористами, — мотнул я головой.

— Тогда как знаешь. Я буду терпеть боль. А ты будешь терпеть своё бессилие, глядя, как мир погибает.

— Чего хочешь? — вздохнул я.

— Пусть она прекратит!

— И что ты мне дашь?

— Всю информацию, которая тебе нужна. Она будет на страницах книги! Первый прорыв… он… уже скоро! Я чувствую его приближение!

— Костя, — позвала Света. — Можно я её сожгу? — Она азартно смотрела на книгу. Словно ребёнок, ожидающий разрешения открыть новогодний подарок.

— А как я узнаю, что ты не лжёшь, призрак? — я повернулся к Юнгу.

Он, несмотря на адскую боль, рассмеялся:

— Призраки не могут лгать!

— Ладно. Это мы проверим. Книга ведь, если что, никуда не денется… Света! Хватит.

— Что? — встрепенулась та. — Но ты же обещал…

— Я обещал, что разрешу тебе сжечь книгу, если мы ничего не добьёмся. Мы добились. Всё.

— Так не честно! — надула губы Света.

— Да жизнь — вообще дерьмо, лучше сразу привыкай, — вздохнул я.

Света нехотя опустила руку, и свет исчез. Чердачное помещение погрузилось во тьму.

Ну, то есть, для нормального человека, который был бы здесь, после такого яркого света темнота показалась бы непроглядной. Однако нормальных тут было, прямо скажем, небогато. Я видел ночью не хуже, чем днём, Света была аватаром Света и явно тоже затруднений не испытывала. А призрак был призраком. Он поднялся на ноги и расправил плечи. Уставился на меня.

— Твоя борьба обречена, — объявил он.

— Знаю, в книжке читал, — кивнул я. — Что-то ещё?

— У Тьмы множество лиц. Она…

— Что-то по делу есть? — спросил я.

Призрак молча таращился на меня.

— Ну тогда пошёл вон, не задерживаю. Нужен будешь — позову.

Мне показалось, что призрак скрипнул зубами, прежде чем исчезнуть.

Света сидела, отвернувшись и сложив руки на груди. Типичная барышня: «Всё, я обиделась, извиняйся передо мной!».

Я сел рядом, взял книжку. Обложка основательно обуглилась, но страницы не пострадали. Открыл первую. Ну что ж — на первый взгляд, призрак не обманул. Вся псевдофилософская галиматья со страницы улетучилась, а вместо неё появились чёткие сведения чисто технического характера. Географические координаты и названия мест, имена людей.

На первой же странице был указан Павловск — это неподалёку отсюда. Даты прорыва не было. Но, если предположить, что книга показывает места прорывов последовательно, этот — ближайший, который должен произойти. Хорошо, что рядом, успеем подготовиться. А дальше, на следующих страницах?.. Ого, да тут у нас целая серия прорывов в Париже! На европейскую столицу Юнг, похоже, возлагал большие надежды. Да только Витман оказался дальновиднее. Кристина уже там, подготовила группу. Надо только передать ей штормовое предупреждение.

А вот и самое интересное! Есть ещё один прорыв, который, если верить книге, уже минул. Чёрный город. И, как обещал Юнг, имя человека, к которому привязан прорыв. «Мурашиха», — прочитал я.

Здесь дата, кстати, была указана. Следующий день после того, как Жорж вернулся к жизни. Когда мы со Светой приехали проведать Мурашиху. И Света походя заштопала истончившуюся ткань мироздания… Почему, выходит, прорыва в итоге и не случилось.

Что это значит, интересно? Судьба? Счастливая случайность? Или просто нашла коса на камень? Мурашиха ведь тоже не лыком шита, линии вероятности видит. Вот и прикидывалась шлангом, пока мы со Светой не пришли…

Присмотревшись к строчкам получше, я обнаружил одну неутешительную деталь. Рядом с обозначением «Павловск» стояло имя — Злата Аркадьевна Львова. И всё бы ничего, но я был готов поклясться, что когда смотрел на страницу в прошлый раз, видел другое имя — Агата Аркадьевна Львова.

Я перевернул страницу. Потом снова вернулся на первую.

Имя изменилось. Вместо Златы снова появилась Агата. А через минуту, прямо у меня на глазах, буквы поплыли. И Агата превратилась в Злату.

— Ну и что это значит? — проворчал я. — Что за метания? Сами не знаем, чего хотим?

Вместо ответа буквы снова поплыли. Злата сменилась Агатой.

— Спасибо, достаточно, — буркнул я. Вздохнул и завернул книжку в противомагический брезент. Сказал Свете: — Нужно будет ещё кое с чем разобраться. Но не сейчас. Призрака и так ушатали, пусть передохнёт маленько. А мы с тобой совершенно точно скоро поедем в Павловск. Только перед тем нужно будет объединить близняшек. Этот дурацкий калейдоскоп, насколько понимаю, означает неопределенность. Если Львовых объединить — прорыва, может, вовсе не случится.

— Не хочу в Павловск, — буркнула Света.

— Ты даже не знаешь, что это.

— Никуда не хочу.

Ну чисто дитя малое! Подарок показать — показали, а открыть и поиграть не позволили.

— Ну и сиди тут, — фыркнул я. — Смотри, как Тьма пожирает мир и подбирается к твоей драгоценной вершине.

Света вздрогнула и посмотрела на меня.

— Костя, ты очень злой человек, — сказала она с чувством.

Я только вздохнул и развёл руками. Увы мне…

Вернувшись к себе на этаж, я столкнулся в коридоре со странным господином. Видел его и раньше, знал, что он преподаёт что-то у старших курсов, но пересекаться не приходилось. На глаз мужчине было лет пятьдесят, волосы у него были полностью седые, аккуратно, волосок к волоску, зачёсанные назад. Вообще, выглядел этот господин так, будто его основным занятием было расчёсывать волосы и гладить мундир. Этакая статуя, только подвижная.

— Здравствуйте, э-э-э… — протянул я, запоздало вспомнив, что имени его не знаю.

— Бернард Асинкритович, — глухим голосом подсказал мужчина.

— Бернард Асинкритович, — повторил я. — А вы к нам?

Имел в виду — точно к нам? Преподаватели старших курсов на нашем этаже появлялись не часто. А Бернард Асинкритович выглядел так, как будто заблудился.

Но он меня удивил:

— О да. К вам. До меня дошли слухи о призраке.

Я вздрогнул и сжал под кителем покореженную книжку. Какого чёрта?..

— Призраке? — переспросил я.

— Да… Призраке… — Бернард Асикритович говорил так, будто находился в трансе. Но мне показалось, что для него это в принципе норма жизни — наверное, всегда так разговаривает. — Призрак — явление редчайшее, а потому слух весьма сомнителен. Однако проверить — моя обязанность… Я ведь преподаю взаимодействие с сущностями извне. А призрак — есть в первую очередь сущность…

— А, — сообразил я. С трудом удержался от того, чтобы выдохнуть с облегчением. — Вы о том призраке, которого видели в комнате Жоржа Юсупова?

— Именно так-с, — Бернард Асикритович внезапно мне поклонился.

— Но Жорж ведь вернулся, он жив и здоров.

— Действительно? — озадачилась «статуя».

— Ну да. Кому-то что-то почудилось, только и всего.

— Что ж… Я предполагал, что этим всё и закончится. Благодарю, что сэкономили мне время.

Бернард Асикритович развернулся и сделал шаг к ступенькам. Но я, озарённый внезапной мыслью, его остановил:

— Бернард Асикритович, постойте!

— Слушаю вас внимательно, господин курсант, — повернул ко мне голову учитель.

Хм, он что, на полном серьёзе не знает моего имени? Впрочем, если до него даже слухи доходят, как до жирафа, то вполне может быть.

— Я — Барятинский, Константин Александрович.

— Очень приятно с вами познакомиться. Вы из тех Барятинских, что состоят в Ближнем кругу?

У-у-у… Куда тому жирафу.

— Из них, — кивнул я. — Но вопрос будет о другом. Скажите, правда ли, что призраки не могут лгать?

Бернард Асикритович помолчал, глядя на меня. Не завис, не задумался. Скорее было похоже, что он формулирует ответ.

— Смотря что назвать призраком, Константин Александрович.

— А разве это не очевидно? Ну, то есть, если человек умер и является после смерти — это ведь призрак…

— Не всегда. Начать следует с вопроса: а умер ли человек? Если в этом нет святой уверенности, то человек может быть жив и может являть вам свою астральную проекцию. Которая свободно может лгать, ибо призраком не является. Кроме того, если человек умер, и вы его увидели, скажем, во сне, то, опять же, сие вряд ли есть призрак. С высокой долей вероятности, сие лишь часть вашего рассудка, которая может сказать вам то, что для вас важно, и что не будет соответствовать объективной истине. Однако технически это нельзя будет назвать и ложью…

Бернард Асикритович, похоже, почувствовал себя на лекции. От его монотонной интонации даже мне, стоя на ногах, захотелось спать. А ученикам каково? Я подумал, что через год-два окажусь в их числе и содрогнулся. Если у нас, разумеется, будут эти год-два.

— Нет-нет, речь именно о призраке, — вставил я, когда неспешный поток речи прервался. — Совершенно точно.

— То есть, призрак здесь всё-таки был? — Бернард Асикритович развернулся полностью. — В таком случае, я должен…

— Да нет! — чуть не простонал я. — Не здесь. Вообще не в академии! Просто я сам недавно видел призрака. Это был мой отец.

— Ваш отец?..

— Именно. Он кое-что сказал мне, очень личное. И я… хочу понять, не мог ли он нечаянно солгать. В том, что мой отец — мёртв, я уверен. То есть, я однозначно видел призрака.

Я-то ведь точно не призрак и лгать могу. Вот даже в таких мелочах, как сейчас. Хотя… Если уж разбираться, то призрака отца я действительно видел. И действительно не в академии. Так что формально — говорю правду, по крайней мере, частично.

— Ну что ж… — Выражение лица Бернарда Асикритовича не изменилось ни на йоту. — Если поставить условия задачи таким образом, то я дам утвердительный ответ: да, призрак может сказать только правду. Однако вы должны понимать, что «правда» и «истина» — это разные вещи. То, что является правдой для призрака, совсем не обязательно будет истиной. Призраки не всеведущи, даже если утверждают обратное.

— Спасибо, — кивнул я. — Вы мне очень помогли.

Я моментально потерял интерес к Бернарду Асикритовичу. Отвернулся от него, взялся за ручку двери, назвал свою фамилию. Дверь мигнула зелёным, и ручка повернулась.

Но Бернард Асикритович как будто не заметил, что я ухожу. Он продолжал бубнить, обращаясь к воображаемой аудитории:

— Существуют разные виды призраков. Вид призрака зависит от доминирующей энергии в момент смерти человека. Это может быть злой призрак, мстительный. Может быть призрак любящий. Но что их всех объединяет — это нечто «недожитое». Слишком сильная связь с землёй. Поэтому призрак — большая редкость. Суть вселенной требует от души вознесения. Некоторые сильные маги, сознавая, что при жизни не успеют завершить некоего важного дела, готовятся к смерти заблаговременно. Они привязывают свои души к предметам. Чаще всего это — книги…

Я уже почти закрыл за собой дверь, но при слове «книги» остановился. Повернулся, выглянул в коридор.

— Простите, что насчёт книг?

— Книги — самый распространённый резервуар, в который можно поместить душу, — забубнил Бернард Асикритович. — Чаще всего это — книга с пустыми страницами. Так призрак может продолжать писать свою судьбу. Такой призрак в некотором роде продолжает жить.

— И может лгать, — сказал я.

Бернард Асикритович вздрогнул и посмотрел на меня. Хорошо хоть не спросил: «Кто здесь⁈» — как в том анекдоте.

— Он может всё, что угодно. И посему лучшее, что мы можем сделать — держаться от подобных книг подальше. У мёртвых свои пути, не стоит пересекать их с путями живых.

На этой торжественной ноте Бернард Асикритович развернулся и двинулся по коридору в сторону лестницы. Выглядело это так чудовищно мрачно, как будто внизу его ждал катафалк.

А я сжал через китель проклятую книгу и скрипнул зубами. Мне показалось, будто слышу где-то вдали смех Юнга… Хотя — да и чёрт с ним. Если эта тварь меня обманула — ответит так, что мало не покажется. Корчиться от Света ей очень и очень не понравилось.