Переписка и деловые бумаги

"Памяти Гаршина" понравилось в "Новом времени" всем. Это я хорошо помню. При мне также был разговор, что надо-де сборник похвалить. Почему до сих пор не похвалили, не знаю. Заметка же насчет "Горе от ума" и "Ревизора" ничтожна по существу и значения никакого не имеет. Заключать из нее о симпатиях или антипатиях к тому или другому сборнику совсем уж невозможно.

Вся моя фамилия низко Вам кланяется и благодарит за поклон. Вашим мой сердечный привет и пожелания

всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Скорей бы весна!

* или, кажется, даже писал

569. Ал. П. ЧЕХОВУ

2 января 1889 г. Москва.

2 янв. 1889.

Велемудрый секретарь!

Поздравляю твою лучезарную особу и чад твоих с Новым годом, с новым счастьем. Желаю тебе выиграть 200 тысяч и стать действ<ительным> статским советником, а наипаче всего здравствовать и иметь хлеб наш насущный в достаточном для такого обжоры, как ты, количестве.

В последний мой приезд мы виделись и расстались так, как будто между нами произошло недоразумение. Скоро я опять приеду; чтобы прервать это недоразумение, считаю нужным искренно и по совести заявить тебе таковое. Я на тебя не шутя сердился и уехал сердитым, в чем и каюсь теперь перед тобой. В первое же мое посещение меня оторвало от тебя твое ужасное, ни с чем не сообразное обращение с Н<атальей> А<лександровной> и кухаркой. Прости меня великодушно, но так обращаться с женщинами, каковы бы они ни были, недостойно порядочного и любящего человека. Какая небесная или земная власть дала тебе право делать из них своих рабынь? Постоянные ругательства самого низменного сорта, возвышение голоса, попреки, капризы за завтраком и обедом, вечные жалобы на жизнь каторжную и труд анафемский - разве всё это не есть выражение грубого деспотизма? Как бы ничтожна и виновата ни была женщина, как бы близко она ни стояла к тебе, ты не имеешь права сидеть в ее присутствии без штанов, быть в ее присутствии пьяным, говорить словеса, которых не говорят даже фабричные, когда видят около себя женщин. Приличие и воспитанность ты почитаешь предрассудками, но надо ведь щадить хоть что-нибудь, хоть женскую слабость и детей - щадить хоть поэзию жизни, если с прозой уже покончено. Ни один порядочный муж или любовник не позволит себе говорить с женщиной <...> грубо, анекдота ради иронизировать постельные отношения <...> Это развращает женщину и отдаляет ее от бога, в которого она верит. Человек, уважающий женщину, воспитанный и любящий, не позволит себе показаться горничной без штанов, кричать во всё горло: "Катька, подай урыльник!"... Ночью мужья спят с женами, соблюдая всякое приличие в тоне и в манере, а утром они спешат надеть галстух, чтобы не оскорбить женщину своим неприличным видом, сиречь небрежностью костюма. Это педантично, но имеет в основе нечто такое, что ты поймешь, буде вспомнишь о том, какую страшную воспитательную роль играют в жизни человека обстановка и мелочи. Между женщиной, которая спит на чистой простыне, и тою, к<ото>рая дрыхнет на грязной и весело хохочет, когда ее любовник <...>, такая же разница, как между гостиной и кабаком.

Дети святы и чисты. Даже у разбойников и крокодилов они состоят в ангельском чине. Сами мы можем лезть в какую угодно яму, но их должны окутывать в атмосферу, приличную их чину. Нельзя безнаказанно похабничать в их присутствии, оскорблять прислугу или говорить со злобой Н<аталье> А<лександров>не: "Убирайся ты от меня ко всем чертям! Я тебя не держу!" Нельзя делать их игрушкою своего настроения: то нежно лобызать, то бешено топать на них ногами. Лучше не любить, чем любить деспотической любовью. Ненависть гораздо честнее любви Наср-Эддина, который своих горячо любимых персов то производит в сатрапы, то сажает на колы. Нельзя упоминать имена детей всуе, а у тебя манера всякую копейку, какую ты даешь или хочешь дать другому, называть так: "Отнимать у детей". Если кто отнимает, то это значит, что он дал, а говорить о своих благодеяниях и подачках не совсем красиво. Это похоже на попреки. Большинство живет для семей, но редко кто осмеливается ставить себе это в заслугу, и едва ли, кроме тебя, встретится другой такой храбрец, который, давая кому-нибудь рубль взаймы, сказал бы: "Это я отнимаю у своих детей". Надо не уважать детей, не уважать их святости, чтобы, будучи сытым, одетым, ежедневно навеселе, в то же время говорить, что весь заработок уходит только на детей! Полно!

Я прошу тебя вспомнить, что деспотизм и ложь сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать. Вспомни те ужас и отвращение, какие мы чувствовали во время оно, когда отец за обедом поднимал бунт из-за пересоленного супа или ругал мать дурой. Отец теперь никак не может простить себе всего этого...

Деспотизм преступен трижды. Если страшный суд не фантазия, то на этом суде ты будешь подлежать синедриону в сильнейшей степени, чем Чохов и И. Е. Гаврилов. Для тебя не секрет, что небеса одарили тебя тем, чего нет у 99 из 100 человек: ты по природе бесконечно великодушен и нежен. Поэтому с тебя и спросится в 100 раз больше. К тому же еще ты университетский человек и считаешься журналистом.

Тяжелое положение, дурной характер женщин, с которыми тебе приходится жить, идиотство кухарок, труд каторжный, жизнь анафемская и проч. служить оправданием твоего деспотизма не могут. Лучше быть жертвой, чем палачом.

Н<аталья> А<лександровна>, кухарка и дети беззащитны и слабы. Они не имеют над тобой никаких прав, ты же каждую минуту имеешь право выбросить их за дверь и надсмеяться над их слабостью, как тебе угодно. Не надо давать чувствовать это свое право.

Я вступился, как умею, и совесть моя чиста. Будь великодушен и считай недоразумение поконченным. Если ты прямой и не хитрый человек, то не скажешь, что это письмо имеет дурные цели, что оно, например, оскорбительно и внушено мне нехорошим чувством. В наших отношениях я ищу одной только искренности. Другого же мне ничего больше не нужно. Нам с тобой делить нечего.

Напиши мне, что ты тоже не сердишься и считаешь черную кошку не существующей.

Вся фамилия кланяется.

Твой А. Чехов.

570. А. С. СУВОРИНУ

3 января. 1889 г. Москва.

3 янв.

Отвечаю на Вашу телеграмму письмом, которое Вы получите непременно 4-го января.

Пусть Бабанину играет Абаринова, Шабельского - Свободин, доктора Львова Аполлонский. Согласен и благодарю.

Давыдов хочет играть Лебедева? Был бы очень рад. Но кто же тогда станет играть Иванова, если Сазонов занят?

Я любезно поговорил с Вашей вокзальной девицей и получаю из контрагентства все Ваши посылки не вечером, а утром. Получил я экземпляр "Татьяны" с переделками и 2 письма, но оттиск монолога и письмо Потехина о распределении ролей мною не получены.

Попросите Потехина возможно скорее переписать для меня экземпляр "Иванова" и выслать для переделок. Буду очень благодарен. У меня нет копии, иначе бы не беспокоил.

Сестра выздоровела и благодарит.

Что я приеду в Петербург завтра - мистификация. Брата, вероятно, обманули. Я не выеду из Москвы без Вас.

"Новости" бездарны и сухи, оттого и потеряли 1100 подписчиков. Вы должны платить мне 15000 р. отступного за то, что я не издаю в Петербурге газеты.

Спешу. Брат стоит и ждет, когда я дам ему это письмо.

Конечно, я себе не враг и хочу, чтобы моя пьеса шла. Но, говоря по секрету, своей пьесы я не люблю и жалею, что написал ее я, а не кто-нибудь другой, более толковый и разумный человек.

Кланяюсь Вашим.

Ваш А. Чехов.

Похлопочите, голубчик, насчет копии! Без копии невозможны никакие вставки и переделки.

Отчего у Вас ни слова не сказали о "Памяти Гаршина"? Это несправедливо.

571. В. Н. ДАВЫДОВУ

4 января 1889 г. Москва.

4 янв. 89.

Добрейший Владимир Николаевич! Прежде всего по христианскому обычаю поздравляю Вас и всё Ваше семейство с Новым годом, с новым счастьем и желаю Вам побольше здравия, денег и успехов.

За сим приступаю к делу. Мой покойный "Иванов", как Вам известно, вырыт из могилы и вновь подвергается экспертизе. Когда высшие власти потребовали от меня распределения ролей, то я, послушный Вашему желанию, заявленному Вами в одну из последних наших бесед, написал, что Иванова будете играть непременно Вы. Вчера же я получил от Суворина телеграмму, в которой А<лексей> С<ергеевич> извещает меня, что, по слухам, Вы желаете играть Лебедева. Всякое Ваше желание в сфере "Иванова" составляет для меня закон. Если бы Вы согласились взять сразу две-три роли, то мне оставалось бы только радоваться за свою пьесу. Итак - времени еще много, изменения делать можно, какие угодно. Если в самом деде Вы желаете играть Лебедева, то напишите мне. В своем распределении роль Лебедева я назначил г. Варламову - это Вы посоветовали мне. Так как г. Варламову, вероятно, еще неизвестно об этом, то, думаю, не произойдет никакой неловкости, если я захочу исполнить Ваше желание.

Но кто же будет играть Иванова? Г. Сазонов, говорят, занят в другой пьесе.

Правда ли, что у Гамбургера Вы играли моего Медведя?

Я приеду 20-21-го января или даже 22-го.

Ананьеву Ваш поклон передан.

О чем еще написать Вам? Новостей нет никаких, морозы лютые, денег адски мало, геморрой страшный; у Корша дела катятся вниз по наклонной плоскости с быстротою курьерского поезда.

Вашему семейству передайте мой поклон и сердечную благодарность за хлеб за соль. Павлу Павловичу привет и приглашение не шикать моему многострадальному "Иванову".

Все мои Вам кланяются.

Душевно преданный

А. Чехов.

Кудринская Садовая, д. Корнеева.

572. А. С. СУВОРИНУ

4 января 1889 г. Москва.

4 янв.

Дорогой Алексей Сергеевич, посылаю Вам для передачи Федорову две вставки и одну поправку. Если моя пьеса протянется лишние полчаса, то напечатайте это письмо, чтоб все знали, кто виноват. Вы виноваты! Если бы не Вы, вставок бы не было.

Сообщите мне, как имя и отчество Федорова-Юрковского; я перестану беспокоить Вас и буду отсылать свои поправки прямо по адресу виновника торжества. Скажите ему, что будут еще поправки и вставки, но только в том случае, если мне пришлют копию моей пьесы. У меня нет IV акта, нет почти второго и куска III. Попросите, чтобы посылаемые поправки имелись в виду при переписке ролей. Я пошлю их в цензуру не теперь, а 10-15 вместе с теми поправками, которые еще намерен учинить. Я окончательно лишил свою пьесу девственности!

Попросите напечатать в афишах, чтоб автора не вызывали до конца пьесы. Три акта пройдут гладко, а IV зарежет.

Татищев приглашал Вас отдаться политике и не заниматься пустяками? О дипломаты! Зачем же это он сам перевел "Эрнани", зачем трудился писать малиновый дифирамб "Татьяне Репиной"? Зачем проедается у Савиной? Уверяю Вас, все они сами рады были бы заняться пустяками, да толкастики бог не дал. Конечно, политика интересная и захватывающая штука. Непреложных законов она но дает, почти всегда врет, но насчет шалтай-болтай и изощрения ума - она неисчерпаема и материала дает много. Я бы занялся ею охотно, рекомендовал бы ее и Алексею Алексеевичу, который чувствует к ней зуд. Но Вам не грешно быть холодным к ней. На своем веку Вы уж немало поработали для нее. Вы теперь семьянин, собственник, и самое подходящее для Вас - это отдаться художествам, хотя бы ради собственного удовольствия, на каковое Вы давно уже имеете право. Приятно сидеть у себя в палаццо и писать пьесу или же штудировать сочинения Чехова! Честное слово, на Вашем месте я не бросал бы ни театра, ни художественной критики, ни Н. Лаврецкого! Мне гораздо приятнее читать Вашу новую пьесу, чем услыхать, что Вы отвоевали у англичан Персию. Право, персы такие идиоты, а в Персии так жарко, что я бы всячески помогал англичанам, а не наоборот.

Вы пишете, что театр влечет к себе потому, что он похож на жизнь... Будто бы? А по-моему, театр влечет Вас и меня и иссушил Щеглова, потому что он один из видов спорта. Где успех или неуспех, там и спорт, там азарт.

Мне хочется, чтобы моя пьеса была поставлена. Кто же этого не хочет? Главное, конечно, для меня деньги, но интересны и подробности. Мне, например, очень весело при мысли, что Анна Ивановна будет иронизировать мой успех или неуспех, мое неуменье кланяться, что во время первого представления у Щеглова и прочих моих приятелей будут таинственные физиономии, что все брюнеты, сидящие в ложах, будут казаться мне враждебно настроенными, а блондины холодными и невнимательными, что гг. Михневичи будут ходить, как тени, с краснотою на скулах - от духоты и внутреннего напряжения, что Григорович после первого же акта будет кричать: "автора! автора", а автор после второго акта будет уже чувствовать утомление в плечах, сухость в горле и желание уехать домой; мне весело при мысли, что, вернувшись из театра, я услышу массу вставок и поправок, какие я должен был бы сделать, услышу, что Варламов был хорош, Давыдов сух, Савина мила, но рассержена Далматовым, который в этот

раз наступит ей на мизинец левой руки... Весело, что Анна Ивановна в конце концов обратится ко мне, меньше всего говорившему о пьесе, и скажет:

- Как Вы надоели мне со своей пьесой! Целый день одно и то же, одно и то же... Нет скучней людей, как литераторы!

А я пожелаю ей спокойной ночи, пойду к себе, выпью вина и завалюсь спать.

Будьте здоровы. Кланяюсь всем Вашим. "Татьяна" пойдет, кажется, не 16-го, а 19-го января.

Ваш А.Чехов.

573. А. С. СУВОРИНУ

4 января 1889 г. Москва.

Милый Алексей Сергеевич, посылаю Вам сие письмо для руководства. Дайте же, наконец, свободу Вашей бедной пленнице, пустите ее погулять по провинции. Я говорил с г. Рассохиным вскоре по получении сего письма. Он охотно бы купил у Вас или взял бы на комиссию 100 экз. Напечатайте скорее и пришлите мне через Ваше контрагентство. Спешить надо, ибо сезон близится к концу. Поклон Вашим. Сегодня я послал Вам уже одно письмо.

Ваш А. Чехов.

574. А. С. СУВОРИНУ

5 января 1889 г. Москва.

Напечатайте петитом прилагаемую заметочку. Соловцов просил меня сделать ему рекламу. Я исполнил его желание, но, кажется, так, что он больше уж никогда не попросит.

По словам вокзальной барышни и Вашего магазинного Боголепова, мои "Рассказы" уже распроданы. Прикажите печатать второе издание.

Рассохин вчера сказал мне, что им получены еще три телеграммы (с ответом) насчет "Татьяны Репиной". Он предлагает Вам по 50 коп. за экз<емпляр>, т. о. 50 руб. за 100, а я хочу отдать на комиссию с уступкой 50%. Он будет продавать по 2 руб. Если хотите, то я отдам ему по полтиннику, шут с ним.

Завтра побываю в Лоскутной и посмотрю номера; жаль только, что я ничего не понимаю. В Моск<овской> гостинице скучно и серо.

Жду Вас к 10-11 января, не позже. Проведем вместе Татьяну (не Репину, а университетскую). Посмотрите, как ученые пьянствуют.

Получил я 24 экз. "Татьяны". Сегодня сдам Рассохину 22 и пошлю Никулиной 1 и Ленскому 1, подчеркнув вставки.

Аполлонский играет Львова, а не Лебедева.

С Рассохина сдеру 11 рублев, а послезавтра запишу Вас в члены Общества. Сегодня и завтра праздники.

Присылайте еще!! Для провинции 22 экз. мало!!

575. А. П. ЛЕНСКОМУ

6 января 1889 г. Москва.

6 янв.

Посылаю Вам, добрейший Александр Павлович, экземпляр "Татьяны Репиной", в который вошли все поправки, сделанные в последнее время автором. Так как, насколько помнится, от поправок и вставок досталось больше всего Адашеву, то посылаю Вам экземпляр особо, не в пример прочим. Такой же экземпляр послан и Никулиной.

Как Вы поживаете? Небось утомились? Думаю на сих днях побывать у Вас, а пока кланяюсь Вам и Лидии Николаевне и желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Будьте добры сказать сестре, когда начнутся репетиции "Татьяны" и когда она пойдет.

576. А. С. СУВОРИНУ

6 января 1889 г. Москва.

6 янв.

Я ужасно деловой человек. Забросал Вас письмами.

Был в Лоскутной. Свободных номеров пока нет, но к 10-11, кажется, очистится 7 No, имеющий 3 комнаты и четвертую переднюю. Цена 8 рублей в сутки. Отопление духовое. Печное отопление есть только в "Дрездене", где останавливаются министры. Если Вы за сутки уведомите меня о дне Вашего выезда, то я справлюсь в Лоскутной и, буде 7 No очистится, оставлю его за Вами.

Работа кипит. 20 экз. вручены Рассохину и пошли уже в дело. (Выслали Вы мне не 24 экз., а только 22.) Содрал с Рассохина 10 рублей из принципа ничего не давать даром этому человеку. Из этих десяти дам три тому бедняге, который ходит ко мне из контрагентства; очень усердный парень. Семь за мной.

Из Петербурга от неизвестных мне особ женского пола получаю письма с просьбой - разъяснить им, почему я пишу так, а не этак. Прилагают на ответ марки. Марки я зажуливаю, а ответов не посылаю.

Звонок. Посланный из контрагентства принес 2 экз. "Татьяны" с надписью На конверте: "Дефектные, но мной исправленные карандашом". Дал посланному 3 рубля. Ушел очарованный.

Относительно двух экземпляров я немножко задумался и прошу позволения удержать их у себя до Вашего приезда. Дело в том, что сегодня я послал Никулиной и Ленскому по экземпляру из вчерашнего присыла, попросил их сверить по экземплярам свои роли и объявил, что поправок больше не будет. А между тем в последних двух экз<емплярах>, к<ото>рые я сейчас получил, имеются те поправки, о коих Вы мне телеграфировали: "С поправками к Адашеву подождите". Эти поправки я берегу: они сделаны Вами рукописно в одном из экземпляров, присланных 5-6 дней назад...

Я прошу погодить с новыми поправками. Боюсь, чтобы актеры не перепутали экземпляры и не стали сердиться. Эти люди часто не хотят понимать и часто путают. Все поправки, сделанные Вами в только что полученных экз., Вы пустите в дело на репетициях - это легче всего сделать и удобно. Экземпляры я сберегу, так что с собою из

Петерб<урга> Вы не берите. Поправок в адашевской роли так мало, что их можно будет вручить Ленскому за день до спектакля - и то не поздно.

Приезжайте пораньше. Давно уж я не видел Ленского. Играет он по 2 раза в день и, говорят, замучился.

Сто рублей получил - благодарю.

Скажите Алексею Алексеевичу, что "Татьяну Репину" в Москве он увидит на масленой; пусть раньше масленой не приезжает. Он подождет меня, и мы вместе приедем в Москву из Питера.

Монолог мне нравится. Очень оригинально начало. Много шаблона: кузен, перчатка, карточка, выпадающая из кармана, подслушиванье... Надо в одноактных вещах писать вздор - в этом их сила. Валяйте так, что жена всерьез хочет бежать - скучно ей стало и захотелось новых ощущений, он всерьез грозит наставить рога ее второму супругу...

Разговор о рогах хорош. Подслушиванья не нужно:

пусть муж вернется домой в ту пору, когда жена только что написала письмо и поехала на минутку к подруге проститься, чтоб затем вернуться домой и взять багаж. Язык самый подходящий - так и надо.

Я Григоровича очень люблю, но не верю тому, что oн за меня боится. Сам он тенденциозный писатель и только прикидывается врагом тенденции. Мне кажется, что его одолевает постоянный страх потерять расположение людей, которых он любит, - отсюда и его виртуозная неискренность.

Ваш А. Чехов.

577. М. М. ДЮКОВСКОМУ

7 января 1889 г. Москва.

7 янв.

Милейший Михаил Михайлович, сейчас я получил уведомление, что в московский магазин "Нового времени" из Петербурга послан приказ делать для Мещанского училища 10% уступки.

Если купите Буренина, Бежецкого и Щеглова, то сделаете недурно. Их стоит купить.

Все наши здравствуют и Вам кланяются.

Ваш А. Чехов.

578. А. С. СУВОРИНУ

7 января 1889 г. Москва.

Посылаю, Алексей Сергеевич, еще 2 варианта. Сделал кое-какие изменения, но неважные. Будьте добры отослать варианты г. Федорову-Юрковскому с просьбой заменить ими соответствующие места в пьесе.

Простите, что я беспокою Вас. Вы занятой человек, а я бездельник в сравнении с Вами.

Изменения в IV акте будут сделаны по получении мною копии пьесы.

Жду Вас в Москву.

Кланяюсь Анне Ивановне, Насте и Боре.

Ваш А. Чехов.

579. А. С. СУВОРИНУ

7 января 1889 г. Москва.

Посылаю Вам бумажку, которую прошу скрепить Вашею подписью и выслать мне. Членом Общества Вы считаетесь с 7 января по то число, какое будет ровно через 50 лет после Вашей смерти. И это удовольствие стоит только 15 рублей.

Я послал Вам сегодня два варианта для своего "Иванова". Если б Иванова играл гибкий, энергичный актер, то я многое бы прибавил и изменил. У меня разошлась рука. Но увы! Иванова играет Давыдов. Это значит, что нужно писать покороче и посерее, памятуя, что все тонкости и "нюансы" сольются в серый круг и будут скучны. Разве Давыдов может быть то мягким, то бешеным? Когда он играет серьезные роли, то у него в горле сидит мельничка, монотонная и слабозвучная, которая играет вместо него... Мне жаль бедную Савину, что она играет дохлую Сашу. Для Савиной я рад бы всей душой, но если Иванов будет мямлить, то, как я Сашу ни отделывай, ничего у меня не выйдет. Мне просто стыдно, что Савина в моей пьесе будет играть чёрт знает что. Знай я во времена оны, что она будет играть Сашу, а Давыдов Иванова, я назвал бы свою пьесу "Саша" и на этой роли построил бы всю суть, а Иванова прицепил бы только сбоку, но кто мог знать?

У Иванова есть два больших, роковых для пьесы монолога: один в III акте, другой в конце IV... Первый нужно петь, второй читать свирепо. То и другое для Давыдова невозможно. Оба монолога он прочтет "умно", т. е. бесконечно вяло.

Как зовут Федорова?

Я с большим бы удовольствием прочитал в Литературном обществе реферат о том, откуда мне пришла мысль написать "Иванова". Я бы публично покаялся. Я лелеял дерзкую мечту суммировать всё то, что доселе писалось о ноющих и тоскующих людях, и своим "Ивановым" положить предел этим писаньям. Мне казалось, что всеми русскими беллетристами и драматургами чувствовалась потребность рисовать унылого человека и что все они писали инстинктивно, не имея определенных образов и взгляда на дело. По замыслу-то я попал приблизительно в настоящую точку, но исполнение не годится ни к чёрту. Надо было бы подождать! Я рад, что 2-3 года тому назад я не слушался Григоровича и не писал романа! Воображаю, сколько бы добра я напортил, если бы послушался. Он говорит: "Талант и свежесть всё одолеют". Талант и свежесть многое испортить могут - это вернее. Кроме изобилия материала и таланта, нужно еще кое-что, не менее важное. Нужна возмужалость - это раз; во-вторых, необходимо чувство личной свободы, а это чувство стало разгораться во мне только недавно. Раньше его у меня не было; его заменяли с успехом мое легкомыслие, небрежность и неуважение к делу.

Что писатели-дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости. Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая...

В Москве есть поэт Пальмин, очень скупой человек. Недавно он пробил себе голову, и я лечил его. Сегодня, придя на перевязку, он принес мне флакон настоящего Ilang-Ilang'a, стоящий 3 р. 50 к. Это меня тронуло.

Ну, будьте здоровы и простите за длинное письмо.

Ваш А. Чехов.

580. Ф. А. ФЕДОРОВУ (ЮРКОВСКОМУ)

8 января 1889 г. Москва.

8 января.

Многоуважаемый

Федор Александрович!

М. Г. Савина согласилась играть в моей пьесе Сашу, а между тем роль Саши чрезвычайно бледна и представляет из себя скудный сценический материал. Когда я писал ее 1 1/2 года тому назад, то не придавал ей особого значения. Теперь же ввиду чести, какую оказывает моей пьесе М<ария> Г<авриловна>, я решил переделать эту роль коренным образом и местами уже переделал так сильно, насколько позволяли это рамки пьесы. Прошу Вас убедительно не торопиться перепискою ролей и возможно скорее выслать мне копию моей пьесы. Роль для III акта почти уже готова, для IV же я могу сделать ее, только имея под рукой пьесу. Все поправки и варианты Вы получите через двое суток после того, как мною будет получена пьеса. Так, если копию я получу 15-го, то поправки будут доставлены Вам 17-го - никак не позже. Но было бы желательно иметь копию пьесы раньше 15-го.

Все поправки и варианты будут своевременно процензурованы. В этом отношении можете быть совершенно покойны. Я не задержу.

Мой адрес: "Москва, Кудринская Садовая, д. Корнеева". Копию пьесы благоволите выслать заказною бандеролью по этому адресу или же отошлите ее А. С. Суворину с надписью: "для скорейшей отсылки А. П. Чехову".

Уважающий

А. Чехов.

581. А. С. СУВОРИНУ

8 января 1889 г. Москва.

8-го янв.

Посылаю Вам, Алексей Сергеевич, письмо Никулиной. Я ответил ей, что режиссер получит желаемое не позже 12-го января. Имейте сие в виду и скорее привозите цензурованные монологи. Ваша пьеса пойдет 16-го, о чем я телеграфировал Вам сегодня. Может случиться, что отложат.

Насчет репетиций я ответил Никулиной так: "После 10-го приедет сам Алексей Сергеевич и ответит Вам на все интересующие Вас вопросы". Меня зовут на репетицию не ради советов или чего другого, а ради сокращений, уступок и т. п. Пойду я на репетицию только в том случае, если Вы сами почему-либо не приедете до спектакля, что, надеюсь, не случится. Пошел бы я завтра, но боюсь напутать и поддаться пению сирен.

Ленский, по-видимому, взял верный тон и будет играть хорошо. Я сегодня был у него. Он сердился, горячился и читал мне места из монологов. Сердится он, что в его говорильной роли мало движения, что Вы заставляете в III акте подбирать черепки битой посуды. Черепки не подбирают (их никто не жалеет), а отбрасывают ногой. Сердится за пионера и пивомера. Одним словом, за роль принялся сердито и будет играть ее горячо. Он и Ермолова в I акте говорят и брызжут. "Я ей: брррр!.. А она мне: брррр!" Я сказал, что так и нужно. Он, по-видимому, боится за себя; но я его успокоил. Я сказал ему, что I акт мне не нравился ни в чтении, ни на репетиции - меня пугала фельетонность и сухость, но что во время спектакля я был поражен тою редкою внимательностью, с какою публика прослушала этот акт. Я сказал ему искренно, и он повеселел и перестал сердиться. Это актер, с которым можно говорить и спорить. О сокращениях не было сказано ни одного слова. Я хорошо сделал, что задержал у себя последние поправки. Актеры пугаются их. Дайте им понять и выучить роли, тогда делайте хоть миллион поправок. Тогда у актеров для поправок и вариантов будет в голове фон, которого теперь еще пока нет.

Обязательно и непременно приезжайте. Умоляю Вас. Если оттого, что Вы уедете из Петербурга, произойдут протори и убытки, то скажите конторе, чтобы она записала их в мой счет: 10 лет буду даром работать. Если не приедете, то все мои планы расстроите! Поручите газету Алексею Алексеевичу и с богом. Надо Вам отдохнуть и Москву поглядеть поближе.

Жду копию своей пьесы. Написал Федорову льстивое письмо с просьбой поспешить высылкой пьесы. Иначе многое не будет исправлено. Знаете? У меня Саша в III акте волчком ходит-вот как изменил! Совсем для Савиной. Скажите Савиной, что мне так льстит то, что она согласилась взять в моей пьесе бледную и неблагодарную роль, так льстит, что я живот свой положу и изменю роль коренным образом, насколько позволят рамки пьесы. Савина у меня будет и волчком ходить, и на диван прыгать, и монологи читать. Чтобы публику ни утомило нытье, я изобразил в одном явлении веселого, хохочущего, светлого Иванова, а с ним веселую Сашу... Ведь это не лишнее? Думаю, что попал в точку... Но как тяжело быть осторожным! Пишу, а сам трепещу над каждым словом, чтобы не испортить фигуры Иванова.

Давайте летом напишем по второй пьесе! Теперь у нас есть опыт. Мы поймали чёрта за кончик хвоста. Я думаю, что мой "Леший" будет не в пример тоньше сделан, чем "Иванов". Только надо писать не зимой, не под разговоры, не под влиянием городского воздуха, а летом, когда всё городское и зимнее представляется смешным и неважным. Летом авторы свободнее и объективнее. Никогда не пишите пьес зимой; не пишите ни одной строки для театра, если он не за 1000 верст от Вас. В зимние ночи хорошо писать повести и романы, что я и буду делать, когда поумнею.

Да хранит господь бог Вас и всю Вашу фамилию! Если не приедете, нет Вам моего благословения! Приезжайте, умоляю Вас! Все мои Вам кланяются.

Ваш А. Чехов.

582. Е. К. САХАРОВОЙ

13 января 1889 г. Москва.

13 янв.

Уважаемая Елизавета Константиновна!

Прежде всего большое Вам спасибо за память и за новогодний сюрприз - так я называю Ваше письмо. Оно тем более приятно, что среди моих старых знакомых очень много тех самых людей, про которых еще Лермонтов сказал:

Одни ему изменили

И продали шпагу свою...

Теперь о деле. Всей душой готов быть полезен Вам и Вашему мужу. К сожалению, я не такой сведущий и сильный человек, как Вы пишете. В Москве я знаком только с одним художником - с Левитаном, которого Вы знаете, да, пожалуй, еще с десятком дилетантов. Знаком я близко и коротко только с Питером, в Москве же я чужой и непризнанный. В Москве я изображаю из себя доктора и больше ничего. Человек я непрактический и проч. и проч. Я могу сделать для Вас очень немногое, а именно: 1) посоветовать Вашему мужу не покидать идеи о поездке с картиной в Москву; в Москве он будет иметь основательный успех и может заработать немало. Для выставки самое подходящее время, как мне думается, великий пост, 2) поскорее приехать в Москву лично и поискать помещение; помещений в Москве много; я рекомендую одну из зал Общества искусств и литературы в доме Малкиеля на Тверской, где прежде был Пушкинский театр. Общество всплошную состоит из очень милых и обязательных людей, которые, я думаю, охотно помогут Вашему мужу, если он обратится к ним. По приезде в Москву Вашему мужу следует обратиться прежде всего к артисту Малого театра А. П. Ленскому, с которым я уже говорил о картине; он очень близко стоит к Обществу, мой приятель и вообще милый человек. Он возьмется познакомить Вашего мужа с Обществом и похлопочет, 19-го янв<аря> я уезжаю в Петерб<ург> ставить свою большую пьесу. Если Ваш муж не найдет меня в Москве то прошу его обратиться к сестре М<арии> П<авловне>: она познакомит его с Ленским. Если же и сестра уедет в Петербург, то полномочия будут даны студиозу Мише.

Заметки в газетах сделаем.

В Харькове я не был ни разу в жизни. Не люблю я сего города. Харьковские газеты меня ругают нещадно. Какое кощунство!

К сожалению, я спешу и не имею ни одной свободной минуты. Надо ехать на репетицию суворинской "Татьяны Репиной". Мысли от спешки путаются, и чувствую, что пишу нескладно. Простите.

Летом семья будет жить опять около Сум или же в Полтавской губ<ернии>. Где Ваши сестры и как они поживают?

Мой "Медведь" следовало бы назвать "Дойной коровой". Он дал мне больше, чем любая повесть. О публика!

Вчера была Татьяна. Немножко дрожат руки по сему случаю. Если Вы забыли, что значит Татьяна, то я напомню: университетская годовщина.

Итак, резюме: Вашему мужу необходимо самому приехать в Москву, а все мы к его услугам. Заочно, не видавши картины, ничего нельзя сделать.

Будьте здоровы и счастливы. Все мои шлют Вам сердечный привет.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Харьков,

Старо-Кладбищенская ул., 27

Елизавете Константиновне

Сахаровой.

583. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

15 января 1889 г. Москва.

15 янв.

Здравствуйте, милый Алексей Николаевич! Пишу Вам, отбыв каторжную работу. Ах, зачем Вы одобрили в Комитете моего "Иванова"? Какие неостроумные демоны внушили Федорову ставить в свой бенефис мою пьесу? Я замучился, и никакой гонорар не может искупить того каторжного напряжения, какое чувствовал я в последнюю неделю. Раньше своей пьесе я не придавал никакого значения и относился к ней с снисходительной иронией: написана, мол, и чёрт с ней. Теперь же, когда она вдруг неожиданно пошла в дело, я понял, до чего плохо она сработана. Последний акт поразительно плох. Всю неделю я возился над пьесой, строчил варианты, поправки, вставки, сделал новую Сашу (для Савиной), изменил IV акт до неузнаваемого, отшлифовал самого Иванова и так замучился, до такой степени возненавидел свою пьесу, что готов кончить ее словами Кина: "Палками Иванова, палками!"

Нет, не завидую я Жану Щеглову. Я понимаю теперь, почему он так трагически хохочет. Чтобы написать для театра хорошую пьесу, нужно иметь особый талант (можно быть прекрасным беллетристом и в то же время писать сапожницкие пьесы); написать же плохую пьесу и потом стараться сделать из нее хорошую, пускаться на всякие фокусы, зачеркивать, приписывать, вставлять монологи, воскрешать умерших, зарывать в могилу живых - для этого нужно иметь талант гораздо больший. Это так же трудно, как купить старые солдатские штаны и стараться во что бы то ни стало сделать из них фрак. Тут не то что захохочешь трагически, но и заржешь лошадью.

Я приеду в Питер 21 или 22-го янв<аря>. Первым делом к Вам. Надо бы нам вечерок провести и попить кларету. Я теперь могу пить этот кларет бесконечно. Водка мне противеет с каждым днем, пива я не пью, красного вина не люблю, остается одно только шампанское, которое, пока не женюсь на богатой ведьме, буду заменять кларетом или чем-нибудь вроде.

Когда покончу со своим "Болвановым", сяду писать для "Сев<ерного> вестника". Беллетристика - покойное и святое дело. Повествовательная форма это законная жена, а драматическая - эффектная, шумная, наглая и утомительная любовница.

"Иванова" печатать в "Сев<ерном> вестн<ике>" не буду.

Я совсем обезденежел. Живу благотворительностью своего "Медведя" и Суворина, который купил у меня для "Дешевой библиотеки" рассказов на 100 рублей. Да сохранит их обоих провидение!

Суворин теперь в Москве. Ставит свою "Таню". Ленский играет Адашева изумительно. Я уверен, что все московские барыни, поглядев Адашева-Ленского, заведут себе любовников-журналистов. Ленский страстен, горяч, эффектен и необычайно симпатичен. Это хорошо. Публика должна видеть журналистов не в карикатуре и не в томительно-умной давыдовской оболочке, а в розовом, приятном для глаза свете. Ермолова хороша в Татьяне.

Пишу понемножку свой роман. Выйдет ли из него что-нибудь, я не знаю, но, когда я пишу его, мне кажется, что я после хорошего обеда лежу в саду на сене, которое только что скосили. Прекрасный отдых. Ах, застрелите меня, если я сойду с ума и стану заниматься не своим делом!

Где Жоржинька? Скажите ему, что я был бы рад увидеть его в театре 26 янв<аря>. Пусть поучится, как не следует писать пьесы. Кстати бы запасся он материалом для летних разговоров. Билет я ему предоставлю.

Рассохин получил сборник Гаршина. Три рубля мною получены. Я честный человек: отдам. Душевный привет всей Вашей семье. Если Николай Алексеевич всё еще продолжает сидеть в темнице, то привет мой узнику! Все мои Вам кланяются.

Ваш А. Чехов.

584. В. А. ТИХОНОВУ

19 января. 1889 г. Петербург.

Сим извещаю российского Сарду, что я прибыл в Питер и остановился там же, где жил раньше. Был бы рад повидаться и узнать точный адрес.

А. Чехов.

Настроение вялое.

На обороте:

Петербург,

Пушкинская, 19, кв. 26

Владимиру Алексеевичу Тихонову.

585. В. Н. ДАВЫДОВУ

22 или 23 января 1889 г. Петербург.

Милый Владимир Николаевич, сегодня я побываю у Вас и дам ответ на письмо, а пока прочтите пьесу в ее массе - тогда, думаю, мой Иванов будет яснее для Вас.

Ваш А. Чехов.

586. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

23 или 24 января 1889 г. Петербург.

Дорогой Алексей Николаевич!

Спасибо, что предупредили насчет Я<кова> П<етровича>. Если мне посчастливится увидаться с ним, то я постараюсь как-нибудь выскользнуть из немножко щекотливого положения. По священному писанию, ложь бывает иногда во спасение: я солгу ему, но не скажу, что забыл о его приглашении, а свалю всю вину на Щеглова. Скажу, что-де малый был так расстроен нервно, что весь вечер пришлось не отпускать его от себя, и т. п.

Вы зовете меня сегодня к себе... Увы! Я еще не кончил канальского рассказа! Завтра я и Щеглов будем у Вас, а пока позвольте Вашему почитателю пожать Вам руку, поблагодарить и пребывать уважающим

А. Чехов.

587. М. П. ЧЕХОВУ

Последние числа января 1889 г. Петербург.

Посылаю 100 рублей. Я останусь в Петербурге до вторника и приеду непременно в четверг, 2-го февраля. Актеры играют плохо, из пьесы ничего путного не выйдет; с нудным Давыдовым ссорюсь и мирюсь по 10 раз на день. Скучно. Делать положительно нечего. Пьеса пойдет не больше четырех раз: не стоит овчинка выделки. Маше приезжать нечего.

А. Чехов.

Завтра пришлю письмо.

588. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ

3 февраля 1889 г. Москва.

3 февраль.

Милый Казимир Станиславович, я бежал в Москву, сижу уже за своим столом и первым делом отвечаю на Ваше милое письмо, полученное мною накануне "Иванова". Я говорил о Вашем однокашнике с Коломниным, заведующим в "Новом времени" хозяйственной частью. Коломнин заявил мне то, что я раньше знал: все места в конторе и в магазине заняты, и на каждое место уже имеется в запасе по два кандидата. И он сказал правду. Положение нововременских дел мне известно. В газете вакантные места всегда найдутся, в конторе же и в магазине всё занято еще со времен Очакова. Простите, голубчик, что на Ваше письмо я отвечаю не так, как бы Вам хотелось. К моему несчастью и стыду, в последнее время мне слишком часто приходится отвечать на человеческие письма не по человечески. Рад бы в рай, да грехи не пускают.

Я бежал из Питера, Одолел угар. Изнемог я, да и стыдно всё время было. Когда мне не везет, я храбрее, чем тогда, когда везет. Во время удачи я трушу и чувствую сильное желание спрятаться под стол.

Прошу прощения у Ваших за то, что не пришел проститься. Я был зайцем, которого трепали гончие. Кланяюсь всем, а Вам, милый друг, желаю всего хорошего и в литературе и на конно-железке. Да хранят Вас ангелы небесные.

Ваш А. Чехов.

Черкните мне парочку строчек.

Все мои кланяются Вам, а мать велела поблагодарить за то, что Вы покормили меня обедом. По ее мнению, я, бедный мальчик, ходил по Питеру голодный, высунув язык. Она никогда не обедала в ресторанах и не может поверить, чтобы официанты, люди совершенно чужие, могли накормить сытно. А у богачей, по ее мнению, обедать невозможно, так как в богатых домах дают очень немного супу и считают неприличным, если кто много ест. Вы же человек женатый, дети у Вас есть, стало быть, по ее мнению, и обеды у Вас настоящие, как быть должно.

589. Д. Т. САВЕЛЬЕВУ

4 февраля 1889 г. Москва.,

4 февр.

Милый друг, вчера я вернулся из Петербурга, где ставил свою пьесу, и нашел у себя на столе твое письмо. Сегодня же был я в магазине Суворина и распорядился, чтобы тебе были высланы книги и календари. Магазин обещал выслать 6-го февраля. Опоздал я, как видишь, не по своей вине: не было меня в Москве.

Пьеса моя имела громадный успех, и я вернулся увенчанный лаврами. Подробности можешь узнать в "Новом времени".

Спасибо за поздравления и пожелания. И тебе того же желаю, но только в квадрате (а + b).

Анне Ивановне передай, что всех моих произведении нельзя выслать теперь, так как две книжки совершенно распроданы и печатаются новым изданием. Когда будут отпечатаны, я поспешу исполнить ее желание. В эту весну я буду на юге и постараюсь воспользоваться ее приглашением, которое я давно уже намотал себе на ус и держу в запасе. Летом я был на Кавказе, но шатанье по Батумам, Тифлисам и Баку так утомило меня, что я еле добрался до Ростова.

Если соберусь ехать к тебе, то дам знать телеграммой из Таганрога. На даче я буду жить около Сум или в Полтавской губ<ернии>, куда приглашу тебя, буде пожелаешь.

Ну, будь здоров, богат и счастлив. Дружески

пожимаю тебе руку и остаюсь сердечно преданным

А. Чехов.

Серьезно: не захочешь ли пожить у меня недельку на даче? Я был бы рад, а семья и подавно. Старину бы вспомнили.

590. А. С. СУВОРИНУ

4 февраля 1889 г. Москва.

4 февр.

Милый Алексей Сергеевич, посылаю Вам документ, имеющий ценность только как автограф великого Шпажинского.

Мне скучно, и грустно, и некому руку подать. Из сферы бенгальского огня попал в полутемную кладовую и жмурюсь. Чувствую сильный позыв к своей скромной и кроткой беллетристике, но во всем теле разлита такая лень, что просто беда. Переживаю похмелье.

Ну-с, мой и Ваш сезон уже кончились. Мы можем теперь почить на лаврах до самой зимы, когда опять бес начнет толкать нас под руку и шептать всякий соблазнительный вздор.

Я еще не читал Вашей рецензии, но предвкушаю ее. Я человек честолюбивый по самые уши, а потому можете понять, какую ценность имеет для меня рецензия, написанная таким страшным литературным генералом, как Вы. На хуторе я вывешу ее на стену в рамочке - говорю это серьезно, а когда у меня будут дети и внуки, то буду хвастать им: "Про меня писал Суворин". Вы к себе привыкли, не чувствуете своего высокого роста и потому, вероятно, не понимаете, почему актеры Вас боятся и грызут по ночам подушку, когда Вы браните их или не замечаете.

Скажите Анне Ивановне, что я только прикидывался равнодушным человеком, но волновался ужасно.

Ее внимание, с каким она слушала пьесу, действовало на меня, как kalium bromatum. Во время спектакля я видел только двух: ее и Репина. Почему? Не знаю.

Повторяю свои просьбы, к<ото>рыми я, надеюсь, уже достаточно надоел Вам. 1) Пришлите для корректуры "Детвору". 2) Пришлите карточки, к<ото>рые получите от Юрковского, и карточки шапировские; последних побольше, ибо актеры просили. Не забудьте прислать и группу. 3) Французский словарь - взятка с Вас за мое к Вам благорасположение.

Маслов называет актеров гаерами и низкими людьми. Это оттого, что они не играли еще в его пьесах. После того, как актеры сыграли моего "Иванова", все они представляются мне родственниками. Они так же близки мне, как те больные, к<ото>рых я вылечил, или те дети, к<ото>рых я когда-то учил. Я не могу забыть, что Стрепетова плакала после III акта и что все актеры от радости блуждали, как тени; многого не могу забыть, хотя раньше и имел жестокость соглашаться, что литератору неприлично выходить на сцену рука об руку с актером и кланяться хлопающим. К чёрту аристократизм, если он лжет.

Еще раз благодарю за гостеприимство и радушие. Кланяюсь Настюше и мальчикам. Извиняюсь перед Алексеем Алексеевичем, что не успел проститься с ним и с его женой. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

591. А. С. СУВОРИНУ

6 февраля 1889 г. Москва.

6 февраль.

Ваша мысль о перенесении слов о клевете из одного места в другое пришла к Вам поздно; я ее одобряю, но воспользоваться ею не могу. Единственное, что я могу сделать в настоящее время для театра, - это получить за свою пьесу гонорар, ко всему же остальному я чувствую пресыщение. Переделывать, вставлять, писать новую пьесу для меня теперь так же невкусно, как есть суп после хорошего ужина. Будущее, когда я примусь за "Лешего" и водевили, представляется мне отдаленнейшим.

Иглу, которую Вы вонзили в мое авторское самолюбие, принимаю равнодушно. Вы правы. В письме моем Иванов, вероятно, ясней, чем на сцене. Это потому, что четверть ивановской роли вычеркнута. Я охотно отдал бы половину своего успеха за то, чтобы мне позволили сделать свою пьесу вдвое скучней. Публика величает театр школой. Коли она не фарисей, то пусть мирится со скукой. В школе ведь невесело.

В моем доме, похожем на комод, много новостей. Горничная Ольга выходит замуж; сбежал белый котенок, которого Вы знаете; у студента распух глаз;

Сережа Киселев получает сплошные единицы по латинскому языку; к хозяину Корнееву вернулась из Новочеркасска его племянница, казачка Зиночка, которая по ночам молится богу, чтобы я не влюбился в кого-нибудь. И т. д. и т. д.

Душа моя полна лени и чувства свободы. Это кровь кипит перед весной. Занимаюсь все-таки делом. Приготовляю материал для третьей книжки.

Черкаю безжалостно. Странное дело, у меня теперь мания на всё короткое. Что я ни читаю - свое и чужое, всё представляется мне недостаточно коротким.

Сегодня я послал Алексею Алексеевичу рассказ для "Стоглава". Пусть чувствует. Если будет обходиться со мной почтительно, то и в будущем году пришлю. У меня рассказов, как собак нерезаных.

Еще одно поручение, которое можете не исполнить. Если пойдете на толкучку покупать мебель, то возьмите для меня ту балалайку (мандолину), которую мы видели висящею на двери одной мебельной лавки. Я отдам Вам десять целковых. Пришлите ее при оказии через контрагентство. На даче и на хуторе она очень пригодится.

Как, однако, мелкая пресса треплет моего "Иванова"! На всякие лады, точно он не Иванов, а Буланже.

Низко кланяюсь Анне Ивановне, Настюше и Боре. A m-lles Эмили и Адель пусть извинят меня, что я не простился с ними. Скажите им, что я не пошел прощаться с ними из боязни, чтобы они не стали плакать.

Пишу это письмо в то время, когда в Питере идет второе действие моего "Иванова". Ну, будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

592. А. М. ЕВРЕИНОВОЙ 8 февраля 1889 г. Москва.

8 февр.

Уважаемая Анна Михайловна, обращаюсь к Вам с просьбой. Будьте добры, распорядитесь, чтобы корректура моего "Иванова" была выслана возможно скорее и не менее как в трех экземплярах. Два экземпляра нужны для переписки: большие требования из провинции. Театральная библиотека будет рассылать рукописные экземпляры.

В великом посту великий драматург обратится в скромного беллетриста и примется за рассказ для "Сев<ерного> вестника". Драматургия с ее шумом выбила меня из колеи, но теперь, слава создателю, я начинаю приходить в норму и жить по-человечески.

Насчет "Иванова" я буду писать Вам еще раз. Постараюсь, чтобы эта пьеса надоела не одному только мне.

Поклонитесь Марии Дмитриевне и Алексею Николаевичу, которые мне неизменно симпатичны, как очень добрые люди. Вам я тоже кланяюсь и шлю привет от чистого сердца. Будьте здоровы и небом хранимы.

Ваш А. Чехов.

Каждую ночь мне снятся миллионы, которые я так легкомысленно прозевал. Нельзя ли посвататься по телеграфу? Меня невеста может видеть в фотографии Шапиро.

Простите, бога ради. Когда кончил письмо, заметил, что этот лист уже испачкан. Неприлично посылать такое письмо. Вся надежда на Ваше снисхождение. Переписал бы, да некогда и, откровенно говоря, бумага вся вышла.

593. А. С. СУВОРИНУ

8 февраля 1880 г. Москва.

8 февраль.

Рецензия прекрасная; ценю ее на вес не золота, не алмазов, а своей души. Мое глубокое и искреннее убеждение: получил я гораздо больше, чем заслужил.

Сегодня пришло Ваше письмо, где Вы пишете о своем разговоре с Жителем. Вы думаете, что я не должен был брать Иванова "готовым". Я прошу Вас вообразить себя автором моей пьесы, чтобы чутье подсказало Вам, как Вы не правы. Зачем Вы Репину взяли "готовой"? Что было бы, если бы Хлестаков и Чацкий тоже не были взяты "готовыми"? Если мой Иванов не для всех ясен, то это потому, что все четыре акта сделаны неумелой рукой, а вовсе не потому, что я своего героя взял "готовым". Герои Толстого взяты "готовыми"; прошлое и физиономии их неизвестны, угадываются по намекам, но ведь Вы не скажете, чтобы эти герои Вас не удовлетворяли. Вся суть в размерах авторского таланта - da ist Hund begraben *. Контуры моего Иванова взяты правильно, начат он так, как нужно, мое чутье не чует фальши; сплоховала же растушёвка, а оттого, что тушёвка плоха, Вы заподозрили контуры.

Женщины в моей пьесе не нужны. Главная моя была забота не давать бабам заволакивать собой центр тяжести, сидящий вне их. Если бы мне удалось сделать их красивыми, то я считал бы свою задачу по отношению к ним совершенно исполненною. Женщины участвовали в погибели Иванова... Ну так что же? Неужели нужно длинно пояснять это участие, которое попятно и тысячу раз уже трактовалось раньше меня?

Получаю но поводу "Иванова" анонимные и не анонимные письма. Какой-то социалист (по-видимому) негодует в своем анонимном письме и шлет мне горький упрек; пишет, что после моей пьесы погиб кто-то из молодежи, что моя пьеса вредна и проч. Все письма толкуют Иванова одинаково. Очевидно, поняли, чему я очень рад.

Казанец врал Вам. "Таню Репину" отложили только потому, что Ермолова устала. Успех громадный. На каждую ложу уже записана сотня кандидатов - это говорил Ленский, у которого я был сегодня.

Какая-то психопатка-провинциалка со слезами на глазах бегала по Третьяковской галерее и с дрожью в голосе умоляла показать ей Татьяну Репина, ** про которую она много слышала и от которой ей хотелось бы разразиться истерикой.

Вас обвиняет вся мыслящая Москва в заранее обдуманном намерении - поиграть на плохих, уважения недостойных нервах. Воображают, что Вы очень хитрый человек, и не понимают, что хитрит Ермолова, а не Вы. Много ходит сплетен. Я заранее объявил, что не дам для Москвы своего "Иванова" (хотя у меня его и не просят), и это мое решение бесповоротно. Ненавижу, когда Москва берется рассуждать, понимать по-своему, судить... Буду воевать с ней. Конечно, смешно колоть слона булавкой, но все-таки, когда умру, Вы напишете в некрологе, что был один человек, который не признавал этой кухарки. Не спорьте со мной. Если мое упрямство глупо, то позвольте мне быть глупым - вреда от этого никому не будет.

Очень возможно, что сестра приедет в Питер на масленой неделе.

Потехин ставит моего "Иванова" только два раза, да и то утром! Зачем же он целовался со мной? Однако какое разочарование! Ожидал я тысячу, а получу 600700... Это и на понюшку не хватит. Очевидно, небу не угодно, чтобы я купил хутор.

У меня лютый геморрой, который я поддерживаю сиденьем и излияниями. Надо бросить манеру веселить свое сердце вином, да жалко.

Кланяюсь Анне Ивановне, Насте и Боре. Будьте здоровы в не забывайте преданного Вам

Доктора Тото.

* вот где собака зарыта (нем.).

** родительный падеж.

594. В. А. ТИХОНОВУ

10 февраля 1889 г. Москва.

Милый драматург, при всем моем желании достойно приветствовать дебют критика Тихонова я не могу сказать Вам ни единого теплого слова, так как "Неделя" в Москве составляет такую же редкость, как белые слоны. Я нигде не мог найти ее. Не потрудитесь ли Вы прислать мне тот No, где помещена Ваша рецензия? Я прочту и присовокуплю ее к куче рецензий, составляющих в моем архиве объемистое "Дело об Иванове".

Насколько могу судить по тем Вашим пьесам, которые я видел на сцене, из Вас едва ли может выработаться театральный критик. Вы человек рыхлый, чувствительный, уступчивый, наклонный к припадкам лени, впечатлительный, а все сии качества не годятся для строгого, беспристрастного судьи. Чтобы уметь писать критику, нужно быть в душе немножко тою рябой бабой, которая без милосердия будет бить Вас. Когда Суворин видит плохую пьесу, то он ненавидит автора, а мы с Вами только раздражаемся и ноем; из сего я заключаю, что Суворин годится в судьи и в гончие, а нас (меня, Вас, Щеглова и проч.) природа сработала так, что мы годимся быть только подсудимыми и зайцами. Едина честь луне, едина солнцу...

Напишите-ка лучше реферат и прочтите его на Гороховой. Сюжетов много.

Оттого, что я в Питере пил не щадя живота, у меня разыгрался генеральный геморрой, от которого я теряю немало крови. Увы, лавры и опьянение не даются даром!

Ну, будьте здравы и веселы. Поклон Вашему брату и общим знакомым.

Ваш А. Чехов.

10 февр.

Нет почтовой бумаги!

595. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ

11 февраля 1889 г. Москва.

11 февр.

Уважаемая Наталья Михайловна, если Егор Михайлович уже на Луке, то будьте добры передать ему мое извинение. Я обещал ему выехать из Петербурга вместе, но надул его и выехал, не дождавшись условленного дня. Скажите ему, что я не мог ждать. Мне нужно было уехать во что бы то ни стало. Я бежал от сильных ощущений, как трус бежит с поля битвы. Всё хорошо в меру, а сильные ощущения меры не знают.

Пишу Вам, а не ему, потому что наверное не знаю, где он: дома или же в Петербурге. Если в Петерб<урге>, то передайте ему мое извинение, когда он приедет.

Я слышал, что Елена Михайловна уехала в Киев. Когда вернется, поклонитесь.

Мы начали уже решать дачный вопрос. Большинство склоняется на сторону Луки, чему я, конечно, очень рад. Если Вы ничего не имеете против нашего переселения на Луку, то черкните две строчки. Никакой террасы, никаких колонн в стиле рококо, никаких балюстрад и статуй не нужно. Пожалуйста, не верьте добрейшей Лидии Федоровне. Если сделаете дверь из флигеля в сад, то и это уж будет великодушно и вполне достаточно.

Сердечный привет всем Вашим. Весной (в апреле) я выеду из Москвы к югу. Быть может, заеду к Вам денька на два.

Желаю всего хорошего и, если позволите, дружески жму Вам руку.

А. Чехов.

А какой ангел Лидия Федоровна! Не хватает только крылышек.

596. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

11 февраля 1889 г. Москва.

11 февраль.

Милый и дорогой Алексей Николаевич, пишу Вам сии строки накануне Ваших именин и жалею, что судьба лютая лишила меня возможности быть у Вас завтра. В Москве я утопаю в скуке. Чувствую себя так, точно меня женили на постылой женщине или сослали в страну, где вечная зима. Это похмелье после Питера, где я, как Вам известно, далеко не скучал; не только не скучал, но даже был вынужден бежать от изобилия сильных ощущений.

Конечно, за пьесу возьму я гораздо дешевле, чем за прозу. Цену назначу, когда узнаю размер пьесы. Чем она больше, тем дешевле возьму за лист. Я пьес никогда не печатал и цеп не знаю. Если бы Вы дали мне совет - какую цену назначить, чтоб никому обидно не было, - то я был бы Вам очень благодарен. Назначьте цифру.

Островский был у меня вчера. Говорили о Вас; я его порадовал, сказав, что Вы здоровы и бодры. Толковали о литературе и политике. Интересный человек. Спорили между прочим о социализме. Он хвалит брошюру Тихомирова "Отчего я перестал быть социалистом", но не прощает автору его неискренности. Ему не нравится, что Тихомиров свое прошлое называет "логической ошибкой", а не грехом, не преступлением. Я же доказывал, что нет там греха и преступления, где нет злой воли, где деятельность, добрая или злая-это все равно, является результатом глубокого убеждения и веры. Оба мы друг друга не убедили и остались каждый при своем, но это все-таки не мешало мне слушать Островского с большим интересом. Ум у него рыхлый, стоячий, как прудовая вода, покойный, но зато большой.

Что касается Жоржика, то в Москве его не было. Должно быть, поехал прямо на Луку, не заезжая домой.

Если можно достать где-нибудь судебные речи Кони, то прочтите там дело "об акушере Колосове и дворянине Ярошевиче" на стр. 248. Какой чудный и богатый материал для романа из жизни патентованных сукиных сынов!

Довожу до Вашего сведения, что у меня уже есть выигрышный билет 2-го займа. Первого марта выиграю.

Все мои Вам кланяются. Вашим мой сердечный привет. Будьте здоровы, дорогой именинник, и не забывайте душевно Вам преданного

D-r Antonio.

597. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ

12 или 13 февраля 1889 г. Москва.

Милый Николай Николаевич,

приехал Алексей Николаевич Плещеев и заболел после именинного пирога: его рвет и несет. Голубчик, не откажите возможно скорее приехать к нему: Лоскутная, No 17. Кстати, познакомитесь с ним. Он приехал в Москву есть блины.

Он Вас ждет.

Ваш от головы до пяток

А. Чехов

Поклонитесь Софье Виталиевне.

598. А. С. СУВОРИНУ

Около 13 февраля 1889 г. Москва.

При сем имею честь препроводить корреспонденцию о тех безобразиях, кои творит в Москве Ваша Татьяна Репина. Насколько монотонно-кроток мой Иванов, настолько буйна Ваша Таня. Корреспонденция не врет. Я думаю, что Лялин может узурпировать ее для своего маленького фельетона.

Ах, как я благодарен Вам за балалайку! Сегодня приведем ее в порядок, а завтра уж будем играть. Я у Вас в долгу, как в шелку.

"Иванов" идет в понедельник утром - время, когда сбор не превышает 14 р. 43 коп.!

Помните, что Вы обещали приехать постом. Я буду ждать. Если хотите, съездим к Троице, где в то время будет уже весной пахнуть. Кланяюсь всем. Скучаю.

Ваш А. Чехов.

599. А. С. СУВОРИНУ

14 февраля 1889 г. Москва.

14 февр.

Милый Алексей Сергеевич, Вы можете гордиться своей покупкой. Миша носил балалайку в музыкальный магазин струн ради, и там давали ему за нее 16 рублей. Подозреваю, что балалайка стоит около 50. - Свободин писал мне, что у Шапиро уже готовы фотографии. Получили ли Вы свою и мою долю? Если получили, то вышлите мне побольше карточек и, между прочим, одну свою большую. Я ее в гостиной повешу. Теперь ведь мы с Вами некоторым образом родня: Ваша и моя пьесы шли в один сезон, в одном и том же театре. Оба одинакие муки терпели, и оба почиваем теперь на лаврах. Оба ненавидимы Крыловым, хотя и не в одинаковой степени. Вы тоже должны мою фотографию в почете держать.

Получил я от Свободина письмо, полное жалоб на судьбу и людей. Письмо длинное и искреннее. Ответил ему длинно, что недовольство составляет одно из коренных свойств всякого настоящего таланта, и ехидно, со свойственным мне лицемерием, пожелал ему, чтобы он всегда был недоволен. Я очень жалею, что в настоящее время русским писателям некогда писать, а русским читателям некогда читать про актеров, а то бы следовало тронуть их. До сих пор наша беллетристика интересовалась только актерской богемой, но знать не хотела тех актеров, которые имеют законные семьи, живут в очень приличных гостиных, читают, судят, а главное - получают больше, чем губернаторское жалованье. Давыдов и Свободин очень и очень интересны. Оба талантливы, умны, нервны, и оба, несомненно, новы. Домашняя жизнь их крайне симпатична.

Поздравляю Алексея Алексеевича с ашиновским скандалом. Хороший урок для начинающих публицистов. "Новое время" удивительная газета. Маклая иронизировала, а Ашинова поднимала до небес.

То, что я знаю про о. Паисия, слишком интимно и может быть опубликовано только с разрешения моего дяди и самого Паисия... В истории Паисия играют видную роль его жена, гулящие бабы, изуверство, милостыня, какую Паисий получил от дяди. Нельзя всего этого трогать самовольно.

Боюсь, чтобы Паисий опять не сбился с панталыку и не стал говорить, что его новый сан (архимандрит), Абиссиния и затеи - всё от беса. Как бы он опять не бежал без паспорта куда-нибудь. Это такой человек, что и к раскольникам в Австрию бежать может. У него болезненная совесть, а ум прост и ясен. Если бы я был Победоносцевым, то послал бы Паисия в наш Новый Афон на подмогу к сухумскому архиерею, крестящему абхазцев. Кстати же, у этого архиерея совсем нет штата. Есть один письмоводитель, изображающий своею особой консисторию, да и тот по России тоскует.

Целая компания собиралась ехать на масленой в Питер глядеть моего "Иванова", но масленичный репертуар всю музыку испортил. Когда ехать, если "Иванов" идет в последний раз в среду утром? По той же причине не едет и сестра; ее пансион отпустит только в среду.

В мае я из Вашего "Мужского горя" сделаю смешную трагедию. Мужскую роль (она сделана отлично) я оставлю в неприкосновенности, а супругу дам совсем новую. Оба они у меня будут всерьез валять.

Что ж? Приедете в великом посту? Приезжайте. Я обещаю ни слова не говорить о театре, хотя удержаться трудно. Театр, повторяю, спорт и больше ничего. Единственный способ излечить Щеглова от театромании - это выучить его играть в винт или воспитать в нем любовь к скачкам. А в театр, как в школу, без которой нельзя обойтись, я не верю.

Я завидую Вам: у Вас отличная почтовая бумага. Как здоровье Анны Ивановны? Желаю от всей души, чтобы оно было отличное. К сожалению, кроме этого пожелания, у меня нет ничего такого, что бы я мог преподнести Анне Ивановне.

Наше Общество искусств и литературы закатывает в субботу костюмированный бал. Рассчитывает выручить чистых тысяч десять.

Будьте здоровы. Богатейте материально, потому что душевно Вы уже и так богаты. Материально же надо спешить богатеть. Надо Вам завести еще магазины в Саратове, Казани, в Ростове-на-Дону и в Париже. Дело такое хорошее, из-за которого можно забыть даже о существовании Леона Толстого, который богаче Вас. Да хранит Вас аллах!

А. Чехов.

600. Л. Н. ЛЕНСКОЙ

15 или 16 февраля 1889 г. Москва.

Многоуважаемая Лидия Николаевна, Ваша легенда мне очень нужна; я втиснул ее в повестушку, к<ото>рая будет печататься летом. Очень охотно возвращаю Вам право собственности, так как это возвращение не причинит мне ни малейшего ущерба: легендой я все-таки воспользуюсь. На один и тот же сюжет могут писать 20 человек, не рискуя стеснить друг друга.

Не был я у Вас на блинах по милости "Северного вестника", который прислал мне корректуру моей пьесы. Нужно было торопиться, чтобы отослать корректуру с кондуктором курьерского поезда. Тяжела шапка Мономаха!

На второй день поста, т. е. во вторник, я, буде Вы и Александр Павлович пожелаете, устрою у себя вечером "кислую капусту". Будут капуста, редька, маслины, постный винегрет, бобы и проч. Только с условием, чтобы А<лександр> П<авлович> выпил не меньше трех рюмок.

Рассказ про мальчика, убегающего ночью из больницы, я пришлю Вам вместе с другими рассказами про детей, собранными в отдельный томик "Дешевой библиотеки" под заглавием "Детвора".

Суворин в письме кланяется. Я тоже Вам кланяюсь и прошу передать мой сердечный привет Александру Павловичу.

Душевно преданный

А. Чехов.

Сестра шлет поклон.

Ради создателя, не церемоньтесь с легендой. Даю Вам обещание написать эту легенду так, что даже А<лександр> П<авлович> ее не узнает, - стало быть, но стесняйтесь и отдавайте сюжет кому угодно.

Вами легенда прекрасно изложена. Если нужно, то я пришлю копию или даже самое письмо.

601. А. М. ЕВРЕИНОВОЙ

17 февраля 1889 г. Москва.

17 февр.

Многоуважаемая Анна Михайловна!

Я зол на Вашу типографию, как аспид. У меня было в проекте провести масленицу в деревне, и я рассчитывал, что корректуру "Иванова" я получу в воскресенье или понедельник и затем буду свободен, но вышло иначе: типография высылала мне корректуру по маленьким дозам, через час по столовой ложке; сегодня пятница (вечер), а четвертого акта и конца третьего я еще не получал и не читал - и таким образом всю неделю я прожил в Москве в ожидании корректуры. Добро бы я был неисправен и задерживал корректуру, а то ведь я спешил на всех парах, не щадя живота и высылая листы обратно в день получения их... Право, поневоле социалистом сделаешься и возропщешь на порядки.

Излив свой справедливый гнев, я прошу Вас извинить меня за то, что я так часто надоедаю Вам своим "Ивановым".

Я мало-помалу прихожу к убеждению, что авторам читать корректуру положительно

необходимо.

Мои шлют Вам поклон. Желаю Вам всего хорошего и пребываю, как всегда, искренно преданным

А. Чехов.

В воскресенье я послал Вам с кондуктором корректуру I и S II акта и письмо на имя Крюковского. Получили ли?

602. М. В. КИСЕЛЕВОЙ

17 февраля. 1889 г. Москва.

17 февр.

Я зол, как аспид, которому наступил на хвост нечистый дух. Я не имею права двинуться с места. Милые дамы "Северного вестника", вместо того чтоб прислать мне корректуру "Иванова" в прошлое воскресенье, высылают мне ее по кусочку в продолжение всей масленой недели. Так как мартовская книжка должна печататься не позже 20-го февр<аля>, то меня "умоляют не задерживать корректуру". Послал ругательное письмо, но от этого мне не легче. Итак во всю зиму благодаря милейшим пьесам я ни разу не побывал в Бабкине. Покорно благодарю.

Лучшая детская писательница! Не увлекайтесь лестью косого Войнаховского и похвалами орловских поваров, бросьте литературу! Быть литератором - значит не знать покоя, не есть блинов, вечно ждать гонорара и никогда не иметь гроша в кармане. Воистину тернистый путь!

Мой "Иванов" продолжает иметь колоссальный, феноменальный успех. В Питере теперь два героя дня: нагая Фрина Семирадского и одетый я. Оба шумим. Но при всем том как мне скучно и с каким удовольствием я полетел бы в милое Бабкино!

Блиноеду-барину, прекрасной Василисе и любезнейшему Котафею Котафеичу мой нижайший поклон и пожелание отличного аппетита.

Елизавете Александровне, если она еще не забыла обо мне, тоже поклон.

Будьте здоровы, веселы и богаты.

Скажите Тышечке в шапочке и с аришечкой, что в Бабкино я теперь буду ездить всегда не через Воскресенск, а через Духонино. Не желаю подвергать свою жизнь опасности. Погибать под выстрелом аршинного револьвера - не совсем приятно, особливо во цвете лет.

Ваш душевно

А. Чехов.

603. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

18 февраля 1889 г. Москва.

18 февраль.

Милый Жан, спасибо Вам за "Господ театралов", к<ото>рых я получил. Один экз<емпляр> отдал брату-педагогу, другой присовокупил к своей публичной библиотеке (называю ее публичной, потому что она обкрадывается публикой очень усердно).

Вы в письме утешаете меня насчет "Иванова". Спасибо Вам, но уверяю Вас честным словом, я покоен и совершенно удовлетворен тем, что сделал и что получил. Я сделал то, что мог и умел, - стало быть, прав: глаза выше лба не растут; получил же я не по заслугам, больше, чем нужно. И Шекспиру не приходилось слышать тех речей, какие прослышал я. Какого же лешего мне еще нужно? А если в Питере найдется сотня человек, к<ото>рая пожимает плечами, презрительно ухмыляется, кивает, брызжет пеной или лицемерно врет, то ведь я всего этого не вижу и беспокоить меня всё это не может. В Москве даже не пахнет Петербургом. Видаю я ежедневно сотню человек, но не слышу ни одного слова об "Иванове", точно я и не писал этой пьесы, а питерские овации и успехи представляются мне беспокойным сном, от которого я отлично очнулся.

Кстати, об успехе и овациях. Всё это так шумно и так мало удовлетворяет, что в результате не получается ничего, кроме утомления и желания бежать, бежать...

Голова моя занята мыслями о лете и даче. Денно и нощно мечтаю о хуторе. Я не Потемкин, а Цинцинат. Лежанье на сене и пойманный на удочку окунь удовлетворяют мое чувство гораздо осязательнее, чем рецензии и аплодирующая галерея. Я, очевидно, урод и плебей.

Пишу докторскую диссертацию на тему: "О способах прививки Ивану Щеглову ненависти к театру".

вы пишете, что Буренин действует на Вас угнетающе. Пусть так, но, ради создателя, не поддавайтесь этому чувству и не пасуйте перед великим критиком. Что бы он ни молол авторитетно о бесполезности нашего брата, о пишущих ради куска хлеба, он никогда не будет прав. На этом свете не тесно, для всех найдется место; мы не мешаем Буренину жить, и он нам не мешает. Вопрос же о том, кто на земле полезен и бесполезен, не Буренину решать и не нам. Не расходуйте Ваших нервов и душевной энергии на чёрт знает что.

Занимайтесь беллетристикой. Она ваша законная жена, а театр - это напудренная любовница. Или становитесь Островским, или же бросайте театр. Середины нет для Вас. Середина занята драматургами, а беллетристам таким как я, Вы, Маслов, Короленко, Баранцевич и Альбов, т. е. литературным штаб-офицерам, не к лицу вести борьбу за существование с обер-офицерами драматическими. Беллетрист должен идти в толпу драматургов-специалистов или генералом, или же никак.

Захотите пошалить - другое дело. Отчего не пошалить? Но, шаля, не следует делать очень серьезного лица и угнетать себя очень серьезными мыслями.

Видите, каким я моралистом становлюсь! Мне даже капитаны нипочем, и их отчитываю. А ведь я - не имеющий чина!

Собираюсь на бал. Будьте здоровы. Да благословит Вас бог.

Ваш А. Чехов.

За "Господ театралов" - рубль дорого. Нужно было назначить 25-30 к.

Вашей жене привет. Мои кланяются и благодарят за поклон.

604. А. П. ЛЕНСКОМУ

Около 20 февраля 1889 г. Москва.

Уважаемый Александр Павлович, податель сего - художник Сахаров, о котором я говорил уже с Вами перед отъездом в Петербург. Он привез свою картину "Крушение поезда" и ищет для нее помещение. Я рекомендовал ему одну из зал Общества искусств - об этом я говорил уже Вам.

Будьте добры, скажите ему, куда и к кому он должен обратиться.

Почтение Лидии Николаевне.

Ваш душевно

А. Чехов.

Простите за беспокойство.

605. А. С. СУВОРИНУ

20 февраля 1889 г. Москва.

20 февраль.

Милый Алексей Сергеевич, поздравляю Вас с постом, с днями молитвы, покаяния и лицемерия. Пост начался для меня отвратительно: после гульной ночи вернулся домой в 10 1/2 часов утра и спал до 5 часов вечера. Ужинал вчера в фойе коршевского театра с актерами, актрисами и генералами. Ужин прощальный, по случаю закрытия сезона. Актрисы милый народ, я их вчера любил и так расчувствовался, что даже на прощанье поцеловался с некоторыми. У них есть благородство, какого нет у актеров. У мужчин, служащих святому искусству, нет чистоты душевной. В их словах, взглядах и поступках много лакейского. Впрочем, не у всех. Я пил немного, но беспорядочно, мешал ликеры с коньяком. Теперь чувствую в своем нутре гнетущую пустоту; такое состояние, точно внутри у меня пропасть с холодными стенами. Хочется всыпать в очень холодную воду побольше иголок, сильно взболтать и выпить, да чтоб к тому же иголки были кислые.

Купите под Харьковом именье, не теряйте случая. Если у Вас нет 35 тысяч, то позвольте мне украсть их для Вас из Вашей конторы, где, как Вам известно, денег ужасно много. Если хотите, я съезжу посмотреть именье, которое Вам предлагают. Мне хочется проехаться. Так как именье Ваше, то дорожные расходы (билеты) пополам. Кстати, и для себя я посмотрел бы какой-нибудь хуторок. Если Вы купите именье, то я куплю хутор по соседству с Вами и буду Вас удивлять своей агрономией, распущенностью домочадцев, гостеприимством и музыкой. Даже у Вас купил бы небольшой участок. У меня деньги будут. "Иванов" давал полные сборы; я получу около тысячи. К лету в общем наскребу из разных углов тысячи две да 1-го марта по своему билету выиграю 75 тысяч - это наверное, так как я Потемкин. К будущему сезону напишу "Лешего", за которого возьму тысяч шесть-семь. Не хотите ли взаймы?

В председатели О<бщест>ва драмат<ических> писателей будут выбирать Боборыкина. Почему-то гг. члены интересуются знать мое мнение; я отвечаю им, что против избрания Боборыкина ровно ничего не имею.

Пойдет ли после Пасхи "Севильский обольститель"?

Пришлите мне свою большую фотографию и группу.

Я читаю корректуру своей пьесы. Читаю и думаю, что не святые горшки лепят, писать драмы можно. Когда я напишу своего "Лешего", то читать Вам не дам и на репетицию Вас с собой не возьму. Мне хочется произвести на Вас впечатление не смешанное и не такое скомканное, какое Вы поневоле должны были получить от "Иванова", а для этого нужно, чтоб Вы знакомились с пьесой не раньше первого представления.

Видел я вчера "Женитьбу" Гоголя. Превосходная пьеса. Действия длинны до безобразия, но это едва чувствуется благодаря удивительным достоинствам пьесы.

Если приедете в Москву, то доставите этим мне большое удовольствие. Я Вам надоем - единственное неудобство, которое ожидает Вас в Москве, в остальном же всё будет благополучно: отдохнете, посмотрите на Москву и поедите гурьевской каши, которая мне начинает нравиться.

Комитет Драм<атнческого> общества, вероятно, обратится к Вам с просьбой взять на себя печатание пьес, принадлежащих Обществу. Предложение это в коммерческом отношении для Вас выгодно, но дурно оно в том отношении, что Вам придется печатать все пьесы, хорошие и нехорошие, т. е. делать одновременно добро и зло. Надо печатать только оригинальные пьесы, одобренные Театр<ально>-литературным комитетом и шедшие на казенной сцене, а прочие пьесы можно предоставить Рассохину и его пикантной жене.

"Медведь" мой идет уж вторым изданием, которое на исходе.

Будьте здоровы и счастливы. Анне Ивановне целую руку, а Насте и Фараону-Боре кланяюсь.

Ваш А. Чехов.

Поклонитесь Виноградовым. Я их, бедных, люблю.

606. Н. А. ЛЕЙКИНУ

21 февраля 1889 г. Москва.

21 февр.

Добрейший Николай Александрович, я бежал из Питера, не простившись с Вами. Это, конечно, не совсем вежливо с моей стороны, но если Вы постараетесь вообразить себя бегущим, то поймете, почему я у Вас не побывал.

Ну-с, поздравляю Вас с великим постом, с капустой и со скукой. Скоро весна и на дачу ехать. Вы счастливец, у Вас есть свой угол, а мне нужно еще искать и портить много крови. По всем видимостям, весна будет ранняя, а лето теплое.

"Иванов" купно с "Медведем" дал мне тысячу или тысячу без нескольких рублей. Да из Общества драматических писателей придется получить сотни две или три. Писать пьесы выгодно, но быть драматургом беспокойно и мне не по характеру. Для оваций, закулисных тревог, успехов и неуспехов я не гожусь, ибо душа моя ленива и не выносит резких повышений и понижений температуры. Гладкое и не шероховатое поприще беллетриста представляется моим душевным очам гораздо симпатичнее и теплее. Вот почему из меня едва ли когда-нибудь выйдет порядочный драматург.

У меня нет Вашего "Пожарного кума", а для коллекции не мешало бы иметь его. Нет и новой Вашей книги. Экземпляр "Пожарного кума", присланный Вами мне, отдан Коршу и принадлежит теперь не мне.

Приедете ли Вы в град Москву? На какой неделе?

Насчет "Пестрых рассказов". Я просил у Голике рассчитаться со мной не раньше 1-го апреля.

Как живут Ваши таксы? Как я жалею, что не побывал у Худекова раньше Вас и не взял у него такса! Правда, я поступил бы не по-приятельски, но ведь собаки такие милые, что можно даже грех на душу взять. Воображаю, как недовольны присутствием таксов Рогулька и ее супруг! Грызутся небось?

Поклонитесь Прасковье Никифоровне, Феде и Худековым. Жена Худекова очень симпатичная женщина. Будьте здравы и небесами хранимы. Сегодня вечером у меня кислая капуста.

Ваш А. Чехов.

607. Ал. П. ЧЕХОВУ

21 февраля 1889 г. Москва.

21 февр.

Беззаконно живущий и беззаконно погибающий брат мой! Суворин обещал мне извиниться перед тобой за то, что я бежал из Питера, не простившись с тобой. Если он не сдержал обещания, то извиняюсь сам. В день отъезда я бегал по Питеру, высунув язык. Не было ни одной свободной секунды. Извиняюсь перед милейшей Н<атальей> А<лександровной> и детишками, которых отечески благословляю и мысленно порю.

Сезон кончился. Ступай к Суворину, спроси у него, как получаются деньги из дирекции театров. Он объяснит тебе. Получив объяснения, ступай в дирекцию и потребуй деньги за "Иванова" и "Медведя". Если не будут давать или обсчитают, то скажи, что ты пожалуешься мещанскому старосте Вукову. Деньги вышли переводом по телеграфу, а счет вышли почтой. Денег ты получишь около тысячи. Желаю, чтобы ты задохнулся от черной зависти или же от зависти сел бы за стол и написал пьесу, которую написать не трудно. Тебе нужно написать две-три пьесы. Это пригодится для детей. Пьеса - это пенсия.

Весною изо всех мест буду собирать деньги, чтобы летом купить хутор место, где чеховская фамилия будет упражняться в родственном сближении.

Вся семья здравствует. Николай в безвестном отсутствии. Иван по-прежнему настоящий Иван.

Будь здоров. Кланяюсь всем.

Твой А. Чехов.

608. Н. А. ЛЕЙКИНУ

24 февраля 1889 г. Москва.

24 февр.

Отвечаю, добрейший Николай Александрович, на Ваше письмо по пунктам:

1) Ваше сетование на то, что я не подаю о себе весточки, подлежит кассации: дней 5-6 тому назад я послал Вам письмо.

2) В Питере я пробыл около половины месяца; вернувшись, живу уже в Москве почти месяц и за всё это время ни разу не виделся с Пальминым. Откуда же ему известно, что я истекаю кровью, хандрю и боюсь сойти с ума? Всё это плод фантазии поэта, сильно приправленной винными парами. Кровохарканья, бог миловал, у меня не было с самого Питера *. О хандре не может быть и речи, так как я весел больше, чем нужно. Денег у меня достаточно, весна скоро, состояние духа отменное. Работаю много, ибо спешу покончить с работой непременно к апрелю, так как в этом месяце рассчитываю выехать на юг. Причин, к<ото>рые заставили бы меня бояться скорого умопомешательства, нет, ибо водки по целым дням я не трескаю, спиритизмом и рукоблудием не занимаюсь, поэта Пальмина не читаю и безделью не предаюсь.

3) Посылаю фотографию, где я чернее и серьезнее, чем есмь на самом деле. Лучшей фотографии у меня не имеется. Чем богат, тем и рад, а за желание иметь у себя мою рожу - большое merci. Польщен.

4) В посланном мною письме я просил, кроме книги, еще "Кума пожарного".

Кланяюсь Прасковье Никифоровне и Феде.

Ваш А. Чехов.

Я купил себе выигрышный билет. 1-го марта выиграю 75000.

* было, но чуть-чуть.

609. Ал. П. ЧЕХОВУ

25 февраля 1889 г. Москва.

25 февр.

Г. губернский секретарь!

Ваше гнусное письмо, подписанное Вашим не менее гнусным именем, мною получено и брошено в сортир. Отвечаю на него по пунктам:

1) Если строки насчет хутора написаны серьезно, а не между прочим, то напиши, что именно тебе нужно, сколько у тебя денег и сколько десятин купить желаешь, дабы при покупке своего хутора я знал всё, что знать надлежит.

2) Переплеты для "Сумерек" с "А. Н. Чехов" я не могу принять ни в каком случае. Не принимай и ты. Скажи, чтобы в таких переплетах книга не могла быть продаваема, и прочти хорошую нотацию. Свиньи, не блюдут суворинского добра! Книги мне не высылай. На кой леший она мне?

Пожалуйста, в магазине не церемонься. Блюдя авторские интересы, ты этим самым блюдешь и общее дело. Да надо и Сувориных пожалеть.

3) Копия для доверенности не нужна. Если дирекция захочет оставить у себя доверенность, то пусть берет. Надобность в доверенности не скоро уж представится, ибо после Пасхи моих пьес играть не будут.

Что чада твои здоровы и обещают быть таковыми и впредь, я убедился в последние свои два приезда. Н<аталия> А<лександровна> нездорова - и в этом я убедился. Ей нужно беречь свой желудок.

Все наши здравствуют и по-прежнему держатся о тебе такого мнения, что ты штаны. Николай испарившись. Ольга выходит замуж. Клавдия Михайловна вышла замуж. Одним словом, такой счастливый в Москве год, что даже залежалый товар пошел в ход. Adieu!

Твой Antoine.

610. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

28 февраля 1889 г. Москва.

28 февраль.

Многоуважаемый

Иван Максимович!

Будьте добры приготовить мне счет и, если возможно, пришлите мне его по почте, чем премного меня обяжете. Мой адрес: Кудринская Садовая, д. Корнеева.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

611. Ал. П. ЧЕХОВУ

2 марта 1889 г. Москва.

2 март.

Человек!

Деньги - 994 рубля - я получил и благодарю тебя за то, что ты их не растратил. Когда в будущий сезон я заработаю новой пьесой 3444 рубля, то пошлю тебя в дирекцию за получением сей суммы не иначе, как с конвойным, - этак покойнее, а то я всё время беспокоился.

Насчет хутора. Твое обещание высылать ежемесячно по 50 рублей великодушно и смело, но никуда не годится. Куда ты будешь высылать, кому и за что? Чтобы выплачивать за землю, нужно сначала купить ее, а для сей надобности потребно не менее тысячи. За тысячу, внесенную единовременно, можно приобрести пятитысячное имение, заложенное в банке, т. е. тысячу ты вносишь, а остальное обязуешься выплачивать кусочками. Без тысячи никак нельзя. Если у тебя есть возможность и охота уделять ежемесячно из сиротских денег 50 рубл., то отчего же нет охоты скопить их? 50 - цифра большая, можно и поменьше. В три года скопишь больше тысячи - конечно, если не будет непредвиденных расходов.

Если же тебе нужен не хутор с постройкой, садом и рекой, а десятина-другая земли, то на это и 500 достаточно. Но землю покупать без надежды скоро построиться - не стоит и бесполезно. Ты об этом подумай.

У меня летом будет 1500 или около этого. Может быть, и удастся сделать что-нибудь. Если удастся, тогда тебе легче будет решить земельный вопрос. Легче, ибо у нас будет опыт. Я могу покупать именье, стоящее даже 10 тысяч, без риска вылететь в трубу: на проценты мне уже достаточно дают мои видмеди, т. е. Общество драмат<ических> писателей, собирающее со всей Руси рубли и полтинники за пьесы, идущие в провинции. Так я и решил, что этот доход пойдет на уплату процентов.

Повторяю, подумай. Иметь клочок земли с соответствующей постройкой значит не бояться бедности и превратностей судьбы. А превратностей нам с тобой не миновать. Понатужься и копи помаленьку, но не спеша и терпеливо.

Пишу рассказы. Скоро один пришлю в "Новое время". Летом напишу пьесу, коли буду жив и здрав.

Муж Клавдии Мих<айловны> тебе кланяется н просит тебя полюбить его.

Твой А. Чехов.

612. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

5 марта 1889 г. Москва.

5 марта.

Многоуважаемый

Иван Максимович!

В счет, который я вчера получил, вкралась маленькая ошибка. Мой "Медведь" шел у Корша 18 раз, а между тем в счете обозначен он 17 раз. Эта ошибка произошла, вероятно, оттого, что "Медведь" шел однажды у Корша вместо тургеневского "Вечера в Сорренто" и не был показан на афише.

Кстати, примечание для каталога, тоже весьма неважное: моя пьеса "Предложение" будет напечатана под псевдонимом "А. П.".

Простите, что я надоедаю Вам такими пустяками.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

613. А. С. СУВОРИНУ

5 марта 1889 г. Москва.

5 март.

Посылаю Вам, милый Алексей Сергеевич, "Княгиню". Чёрт с ней, она мне надоела: всё время валялась на столе и напрашивалась на то, чтоб я ее кончал. Ну и кончил, но не совсем складно. Если Вы не рассчитываете напечатать ее в скором времени, то пришлите корректуру. Я пошлифую.

Пишу еще один рассказ. Меня захватило, и я почти не отхожу от стола. Между прочим, я купил себе новый стол.

Спасибо за обещание выслать словари. Казав пан - кожух дам, слово его тепло... За словари я пришлю Вам подарок очень дешевый и бесполезный, но такой, какой только я один могу подарить Вам. Ждите. Позволяю себе напомнить о Вашей большой фотографии и о моих шапировских карточках. Если Шапиро прислал Вам их, то пришлите...

Был у меня Свободин и говорил, между прочим, что Вы получили якобы письмо от какого-то родителя, у которого сын застрелился после моего "Иванова". Если это письмо не миф, то пришлите мне его, пожалуйста. Я его приобщу к тем письмам, какие у меня уже имеются относительно моего "Иванова". "Гражданина" я не читал, ибо 1) этой газеты я не получаю и 2) "Иванов" надоел мне ужасно; я не могу о нем читать, и мне бывает очень не по себе, когда о нем начинают умно и толково рассуждать.

Вчера ночью ездил за город и слушал цыганок. Хорошо поют эти дикие бестии. Их пение похоже на крушение поезда с высокой насыпи во время сильной метели: много вихря, визга и стука...

Не верьте Лейкину. Кровью я не плюю, не хандрю и с ума не схожу. Если верить всему тому, что теперь говорят обо мне в Петербурге, то я истекаю кровью, сошел с ума, женился на Сибиряковой и взял 20 миллионов приданого.

Купил я в Вашем магазине Достоевского и теперь читаю. Хорошо, но очень уж длинно и нескромно. Много претензий.

Скажите, зачем это отдали французам на посмеяние "Грозу" Островского? Кто это догадался? Поставили пьесу только для того, чтоб французы лишний раз поломались и авторитетно посудачили о том, что для них нестерпимо скучно и непонятно. Я бы всех этих господ переводчиков сослал в Сибирь за непатриотизм и легкомыслие.

"Лешего" я буду писать в мае или в августе. Шагая во время обеда из угла в угол, я скомпоновал первые три акта весьма удовлетворительно, а четвертый едва наметил. III акт до того скандален, что Вы, глядя на него, скажете; "Это писал хитрый и безжалостный человек".

Кланяюсь низко Анне Ивановне и детям. Желаю им здоровья.

Ваш А. Чехов.

А Потемкин-то 1-го марта не выиграл!

614. П. А. ГАЙДЕБУРОВУ

6 марта 1889 г. Москва.

6 март.

Милостивый государь

Павел Александрович!

Ваше любезное приглашение слишком лестно для меня, но, к сожалению, мни невозможно воспользоваться им. Я не умею читать и никогда не читал публично. На это у меня не хватает ни таланта, ни голосовых средств. Мои домашние согласны со мной: они находят, что я читаю вслух отвратительно.

Прошу у Вас извинения и пребываю искренно Вас уважающим

А. Чехов.

615. П. А. СЕРГЕЕНКО

6 марта 1889 г. Москва.

6 марта.

Все врут календари. Живу я не на Невском, как показано в календаре для писателей, откуда ты, по-видимому, почерпнул мой адрес, а в Москве, на Кудринской Садовой ул., в доме Корнеева, и живу тут уже давно.

Очень рад служить и сегодня же пошлю стихи старику Плещееву, редактирующему "Северн<ый> вестник", но заранее предрекаю полное фиаско. Если и поместят стихи, то не раньше, как через 3-4 года, так как все редакционные столы, ящики и портфейли давно уже завалены стихами. Девать некуда. Да и трудно тебе и вообще всем случайным сотрудникам конкурировать с туземными поэтами, пишущими, как тебе известно, очень много. Всякая редакция скорее даст заработок своему человеку, чем чужому. Это я говорю о толстых журналах. Новое же время не печатает никого, кроме Фофанова, да и то только по воскресеньям.

Если бы ты прислал прозу, тогда была бы другая песня. В прозе нуждаются и за прозу платят дороже, чем за стихи. Я получаю 20 к. со строки, чего мне не платили бы за стихи. Намотай это себе на ус.

Мой "Иванов" написан 2 года тому назад, шел в прошлом году в Москве, шел 31 января в Петербурге с громадным успехом и напечатан в мартовской книжке (сего года) в "Северн<ом> вестнике", куда и направь свои стопы, буде тебе любопытно.

Откуда ты взял, что я много пишу? За весь последний год, т. е. за лето и зиму, я и пяти рассказов не сделал. Живу книжками да пьесами. Напротив, надо бы больше писать, да толкастики не хватает. Лермонтов умер 28 лет, а написал больше, чем оба мы с тобой вместе. Талант познается не только по качеству, но и по количеству им содеянного.

Будь здоров и богом храним.

Твой А. Чехов.

Воображаю я эту Ивановку... Шмули, шмули, шмули без конца... Площадь, бурая от навоза, садов нет, реки нет, синагога, церковь с ржавой крышей, лавка Итина, серый, пасмурный барский дом, почтовое отделение, где пахнет постными щами... А главное - глубокий, глинистый, невылазный овраг, отделяющий Ивановку от мира и от Крестной... Воображаю и эту Крестную, засыпанную снегом или черную от плохого угля... А кругом степь, степь, степь...

Впрочем, скоро весна, а ради сей особы всё простить можно...

Где теперь Яковенко?

616. А. С. СУВОРИНУ

6 марта 1889 г. Москва.

6 март.

Посылаю Вам, дорогой Алексей Сергеевич, тот очень дешевый и бесполезный подарок, который я обещал Вам. За словарями я буду скучать, поскучайте и Вы за моим подарком. Сочинил я его в один присест, спешил, а потому вышел он у меня дешевле дешевого. За то, что я воспользовался Вашим заглавием, подавайте в суд. Не показывайте его никому, а, прочитавши, бросьте в камин. Можете бросить и не читая. Вам я всё позволяю. Можете даже по прочтении сказать: чёрт знает что!

Из дирекции я получил 997 рублев за "Иванова" и "Медведя". Запер их в стол. Цыган не заработает того живым медведем, что я заработал дохлым. 500 рублей дал мне зверь.

Мой Михайло кончил курс в университете; кончилось и мое юридическое образование, так как лекции уже не будут валяться по столам и мне не за что будет хвататься в часы скуки и досуга.

А весны всё еще нет. Ужасно надоел холод.

Большие надежды возлагаю я на лето.

А Стива Облонский забыл про лодки. Всем кланяюсь. Будьте счастливы.

Ваш А. Чехов.

617. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

7 марта 1889 г. Москва.

7 марта.

Давно уж я не писал Вам, милый Алексей Николаевич, и давно уж не получал от Вас писем. Соскучился. Как Вы живете, как Ваше здоровье, что у Вас нового?

Я живу серо, по обыкновению. Нового ничего нет, ожидаю нетерпеливо весну и во всю ивановскую трачу те деньги, которые получил за своего "Иванова".

Кстати, об "Иванове". В библиотеку Рассохина поступают требования из провинции и от частных лиц, а между тем Демаков почему-то не шлет мне оттисков. Рассохин засыпал меня письмами. Если увидите, голубчик, Демакова, то скажите ему, чтоб поторопился.

Пишу рассказы. Один уже послал на днях Суворину, другой пишу помаленьку и шлифую. Летом буду коптеть над романом. Свой роман посвящу я Вам - это завещала мне моя душа. Я Вам еще ничего не посвящал в печати, но в мечтах и в планах моих Вам посвящена моя самая лучшая вещь.

Пьес не стану писать. Если будет досуг, то сделаю что-нибудь пур манже, * но осень и зиму буду отдавать только беллетристике. Не улыбается мне слава драматурга.

Все мои Вам кланяются. Сестра шлет свой привет Елене Алексеевне и приглашает ее к нам на лето. На Луку мы берем с собой музыкантов, не будет скучно.

Будьте здоровы и да хранит Вас бог.

Ваш А. Чехов.

Со мной учился в гимназии некий П. А. Сергеенко. Он пишет стихи и печатается. Прислал мне вчера пару стихов с просьбой послать их в "Сев<ерный> вестник", что я и исполняю, написав автору, что я заранее предрекаю ему полнейшее фиаско.

* хлеба ради (франц. pour manger)

618. В. А. ТИХОНОВУ

7 марта 1889 г. Москва.

7 марта 89 г.

Милейший благоприятель

Владимир Алексеевич!

Ваша рецензия меня немножко удивила: я и не подозревал, что Вы так хорошо владеете газетным языком. Чрезвычайно складно, гладко, протокольно и резонно. Я даже позавидовал, ибо этот газетный язык мне никогда не давался.

Спасибо за ласковое слово и теплое участие. Меня маленького так мало ласкали, что я теперь, будучи взрослым, принимаю ласки как нечто непривычное, еще мало пережитое. Потому и сам хотел бы быть ласков с другими, да не умею: огрубел и ленив, хотя и знаю, что нашему брату без ласки никак быть невозможно.

Коршевских новостей не ведаю. Знаю только, что Соловцов ушел, уходит, кажется, и старик Полтавцев. Режиссер Аграмов.

Дай бог, чтоб комедия, которую Вы носите под сердцем, удалась Вам и дала Вам то, чего Вы хотите. Чем больше успеха, тем лучше для всего нашего поколения писателей. Я, вопреки Вагнеру, верую в то, что каждый из нас в отдельности не будет ни "слоном среди нас" и ни каким-либо другим зверем и что мы можем взять усилиями целого поколения, не иначе. Всех нас будут звать не Чехов, не Тихонов, не Короленко, не Щеглов, не Баранцевич, не Бежецкий, а "восьмидесятые годы" или "конец XIX столетия". Некоторым образом, артель.

Нового у меня нет ничего. Собираюсь писать что-то вроде романа и уже начал. Пьесы не пишу и буду писать не скоро, ибо нет сюжетов и охоты. Чтобы писать для театра, надо любить это дело, а без любви ничего путного не выйдет. Когда нет любви, то и успех не льстит. Начну с будущего сезона аккуратно посещать театр и воспитывать себя сценически.

Поклонитесь Вашему брату. Все мои шлют Вам поклон, а я дружески жму руки и шлю Вам самые сердечные пожелания. Пишите.

Ваш А. Чехов.

619. А. М. ЕВРЕИНОВОЙ

10 марта 1889 г. Москва.

10 марта.

Уважаемая Анна Михайловна!

Гонорар получил, спасибо. Получил я больше, чем ожидал, и боюсь, что Вы не вычли моего долга. Ведь я немножко должен конторе.

Вчера я кончил и переписал начисто рассказ, но для своего романа, который в настоящее время занимает меня. Ах, какой роман! Если бы не треклятые цензурные условия, то я пообещал бы его Вам к ноябрю. В романе нет ничего, побуждающего к революции, но цензор все-таки испортит его. Половина действующих лиц говорит: "Я не верую в бога", есть один отец, сын которого пошел в каторжные работы без срока за вооруженное сопротивление, есть исправник, стыдящийся своего полицейского мундира, есть предводитель, которого ненавидят, и т. д. Материал для красного карандаша богатый.

Денег у меня теперь много, хватит прожить до сентября; обещаниями никакими я не связан... Наступило самое подходящее время для романа (литературного, конечно, а не жениховского). Если теперь не буду писать, то когда же писать? Так я рассуждаю, хотя почти уверен, что роман через 2-3 недели надоест мне и я опять отложу его.

У меня есть сюжет для небольшого рассказа. Постараюсь сделать сей рассказ к майской или июньской книжке. Но если можно подождать до июля или августа, то мой роман сказал бы Вам большое спасибо.

Сбросьте Вы с себя цензуру, ради создателя! Хоть она у меня до сих пор почти ничего не зачеркнула, но все-таки я боюсь ее и не люблю. Для толстых журналов и газет цензура и не должна существовать даже в Турции. Для театра другое дело...

Погодите: куплю все толстые журналы и прикрою их, оставлю один только "Сев<ерный> вестник". Заведем тогда электрическое освещение, величественного швейцара, собственную типографию, редакционные экипажи на резинке, пригласим в сотрудники Милана (для иностранного отдела), возьмем в швейцары Ашинова... и будет у нас 40 тысяч подписчиков. Хотя, впрочем, я еще ни разу не видел своей богатой невесты. И она меня не видела. Я ей напишу так: "Полюби не меня, а идею"... и трону ее этим.

С нетерпением жду оттисков "Иванова". Не послать ли мне к г. Демакову секундантов?

Буду сидеть в Москве до мая и писать. На меня теперь стих писательский нашел. Не выхожу из дому и всё пишу, пишу.

Почтение Марии Дмитриевне и Алексею Николаевичу.

Мои Вам кланяются, а я желаю здоровья и всего хорошего.

Искренно преданный

А. Чехов.

У Вас имеется рассказ Гиляровского о том, как плоты идут. Теперь самое время пускать его.

620. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

11 марта 1889 г. Москва.

11 март.

Милый Жан, я не болен, не уехал и не думаю жениться на миллионах; если же когда-нибудь женюсь, то не на деньгах - успокойте идеалиста Лемана. Не писал же Вам так долго по весьма тонким и политичным причинам: лень одолела. Простите, Жан.

Пастухов сапожник, а не редактор; он не смел, каналья он этакая, писать Вам, литератору, канцелярским способом, т. е. подписываться под письмом, написанным писарской рукой. Если увижу его, то нещадно выругаю. Знаком я с ним мало, отношений к нему никаких не имею, кроме разве того, что его орган "Моск<овский> листок" и его отец считаются моими литературными врагами, т. е. ругают меня при всяком удобном и неудобном случае. Платит он отлично.

Что Вам, роднуша, сказать насчет "Предложения"? Дело в том, что В. Н. Давыдов хотел сыграть его на Александринке, по крайней мере, говорил об этом. Вы спросите у него. Если он не рассчитывает играть в "Предложении", то даю Вам карт-бланш, делайте с моей пресловуто-глупой пьесой что угодно, хоть цигарки из нее лепите.

Копаюсь в своем романе. Пока еще ничего не выкопал, но в занятии сем испытываю некоторое сладострастие.

Ваши книги я запаковал, связал веревкой и спрятал. Пусть лучше изображают из себя лежачий и мертвый капитал, чем рисковать ежеминутно быть украденными любознательными читателями, наполовину уже разворовавшими мою вифлиотеку. Если куплю себе хутор, то устрою там себе настоящую библиотеку, со всеми онерами.

Слушайте, зачем это про меня сплетничают в Петербурге? Кому это нужно? В том, что каждый сплетник теряет мое уважение, беды особенной нет; в том, что я презираю сплетню и идеалистов-шептунов, тоже нет беды особенной; но ведь я же в конце концов могу и рассердиться, а это может повлечь за собой беду даже очень особенную.

Как вы думаете провести лето? На месте Вашей жены я купил бы длинный хлыст и выгнал бы Вас им из Петерб<урга>. Ведь через 5 - 10 лет, живя безвыездно в доме No 19, кв. 5, Вы обратитесь в настоящего, заправского капитана, такого капитана, что хоть нос сандаль.

Больше писать не о чем. Новостей нет никаких, на улице метель, сугробы навалило, холодно. Геморрой мой в разгаре. Да хранит Вас небо, сыплющее снег!

Ваш Antoine.

621. А. С. СУВОРИНУ

11 марта 1889 г. Москва.

11 марта.

Перечисляя прелести харьковского имения, Вы не упомянули реки. Без реки нельзя. Если Донец, то покупайте. Если же Лопань или пруды, то не покупайте. У нас есть один профессор-хирург, маленький, стриженый человечек с оттопыренными ушами и с глазами, как у Юзефовича; у него есть именье. Тех, кто ему симпатичен, он приглашает купить именье по соседству с ним. Обыкновенно берет симпатичного человека за бока, сантиментально глядит ему в лицо и говорит со вздохом: "А как бы мы с вами пожили!" Я тоже сантиментально смотрю на Вас и говорю: а как бы мы с Вами пожили! Вообще Вы приносите мне большой вред, что не покупаете именья.

Мне нужна только Ваша карточка; мои же карточки нужны не мне, а тем лицам, которые делают вид, что моя карточка им очень и очень нужна. Ведь и у меня тоже есть почитатели! Нет того Сеньки, для которого нельзя было бы подобрать шапку.

А что Вы думаете? Я пишу роман!! Пишу, пишу, и конца не видать моему писанью. Начал его, т. е. роман, сначала, сильно исправив и сократив то, что уже было написано. Очертил уже ясно девять физиономий. Какая интрига! Назвал я его так: "Рассказы из жизни моих друзей", и пишу его в форме отдельных законченных рассказов, тесно связанных между собою общностью интриги, идеи и действующих лиц. У каждого рассказа особое заглавие. Не думайте, что роман будет состоять из клочьев. Нет, он будет настоящий роман, целое тело, где каждое лицо будет органически необходимо. Григорович; которому Вы передали содержание первой главы, испугался, что у меня взят студент, который умрет и, таким образом, не пройдет сквозь весь роман, т. е. будет лишним. Но у меня этот студент - гвоздь из большого сапога. Он деталь.

Еле справляюсь с техникой. Слаб еще по этой части и чувствую, что делаю массу грубых ошибок. Будут длинноты, будут глупости. Неверных жен, самоубийц, кулаков, добродетельных мужиков, преданных рабов, резонирующих старушек, добрых нянюшек, уездных остряков, красноносых капитанов и "новых" людей постараюсь избежать, хотя местами сильно сбиваюсь на шаблон.

Корректуру "Княгини" сейчас получил и завтра пошлю ее прямо в типографию.

На закуску объявление из "Русских ведомостей".

Нужна особа средних лет в семейство, живущее близ Москвы в имении, для помощи в хозяйственных и воспитательных делах. Особа эта должна быть знакома с воззрениями на жизнь и воспитание наших писателей: доктора Покровского, Гольцева, Сикорского и Льва Толстого. Проникнутая взглядами этих писателей и понимая важность физического труда и вред умственного переутомления, она должна направить свою воспитательную деятельность к развитию в детях строгой правды, добра и любви к ближним.

Просят адресоваться письменно на No 2183, в комиссионерскую и справочную контору "В. Миллер", Москва, Петровка, д. Кабанова.

3150-1-1

Это называется свободою совести. За стол и квартиру барышня обязана быть проникнута воззрениями Гольцева и К°, а дети, должно быть, в благодарность за то, что они имеют очень умных и либеральных родителей, обязаны от утра до вечера следить за собой, чтоб не переутомляться умственно и любить ближних.

Странно, что люди боятся свободы.

Между прочим, недавно в "Новом времени" среди газет и журналов была сделана цитата из какой-то газеты, восхваляющей немецких горничных за то, что они работают целый день, как каторжные, и получают за это только 2-3 рубля в месяц. "Новое время" расписывается под этой похвалой и добавляет от себя, что беда-де наша в том, что мы держим много лишней прислуги. По-моему, немцы подлецы и плохие политико-экономы. Во-первых, нельзя говорить о прислуге таким тоном, как об арестантах; во-вторых, прислуга правоспособна и сделана из такого же мяса, как и Бисмарк; она - не рабы, а свободные работники; в-третьих, чем дороже оплачивается труд, тем счастливее государство, и каждый из нас должен стремиться к тому, чтобы за труд платить подороже. Не говорю уж о христианской точке зрения. Что же касается лишней прислуги, то держится она только там, где денег много, и получает больше, чем начальники отделений. Ее в расчет брать не следует, ибо она явление случайное и не необходимое.

Отчего Вы не едете в Москву? А как бы мы пожили!

Ваш А. Чехов.

622. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

16 марта 1889 г. Москва.

16 март.

Милый господин театрал, никаких заявлений от Базарова я не получал, и о желании его иметь моего "Болванова" я ничего не знаю. Ста экземпляров у меня нет, но если ему угодно, то я могу выслать ему 25 экз., каковые валяются у меня на окне. Я вышлю, а Вы сдерите с него по рублю за экземпляр, а деньги отдайте Свободину для Общества вспомоществования сценическим деятелям.

В Москве есть "Театр Корша". Откройте в Петер<бург>е "Театр И. Щеглова". Я говорю серьезно.

Спешу, писать больше некогда, а потому прощайте, мон анж. *

Меня злят сплетни не потому, что Вы о них мне пишете, а потому, что все о них пишут, а студенты повторяют их. Все студенты толкуют о том, что я женюсь на миллионерше. Разврат.

Впрочем, всё вздор на этом свете.

Ваш Antoine Tshekof.

А вчера я вернулся из Харькова!

* мой ангел (франц. mon ange).

623. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

21 или 22 марта 1889 г. Москва.

Я восхищаюсь Вашей шипучестью, милый Жан. Вы неутомимы. То Вы в военном магазине торгуете, то повести пишете, то театр затеваете. Это лучше, чем киснуть без дела и ныть.

На повестке Костромитинова я прочел: "Ответьте поскорее, не томите"... О чем отвечать? Насчет "Предложения" я уже писал Вам. Если Давыдов не намерен играть в этой пьесе (о чем он заявлял мне), то делайте с нею, что хотите. Вы просите позволения (?!) поставить мое "Предложение" хотя бы 1 раз. Я позволяю и благословляю в полной надежде, что Вы не злодей и поставите мой водевиль не менее пяти раз, иначе овчинка не будет стоить выделки. Во всяком разе судьба моего водевиля в руках Давыдова. Он хозяин. Коли он откажется от него, то становитесь Вы хозяином. Вот и всё.

Литераторам необходимо иметь свой собственный театр. Это так. Но к Суворину я Вам не советую обращаться. Он всей душой, по-видимому, любит театр и 22 часа в сутки думает о нем, но 5 тысяч он не даст. Я не претендую на непогрешимое знание его денежных дел и кармана, но, насколько я могу судить по его письмам и разговорам со мной, в настоящее время у него лично нет ни одной тысячи свободных денег, если не считать тех 2-3 тысяч, которые он получит за свою "Татьяну Репину". Он мне говорил, что замок, воздвигаемый в Эртелевом переулке, феодосийская дача и имение, которое он покупает под Харьковом, поглотили все его свободные ресурсы и сильно подрезали ему крылья. Мне он говорил это, стало быть, не мне писать ему о пяти тысячах.

Допустим даже, что я напишу, что мое и Ваше красноречие воспламенит его, но... должен я Вам сказать, что каждое денежное требование неминуемо проходит через руки вечно бодрствующего А. П. Коломнина, который не замедлит наложить на Ваши прошение свое железное veto.

Погодите, через 3-4 года я дам Вам пять тысяч. У меня уж есть 1 1/2 тысячи, а через 3-4 года я постараюсь иметь в 10 раз больше, если не подохну от тифа или чахотки. Если хотите основать театр на акциях (по 100 руб. акция), то Вы соберете больше 5 тысяч. Познакомьтесь с порядками "Харьковского товарищества" - это кстати.

Базарову я пошлю "Иванова".

Поклонитесь Вашей жене и пожелайте ей, чтобы ее муж поскорее стал Федором Адамовичем Коршем.

Ваш А. Чехов.

624. Н. Л. ЛЕЙКИНУ

27 марта 1889 г. Москва.

27 марта.

Добрейший Николай Александрович, Ваше поручение я исполнил весьма охотно, на другой же день по получении от Вас письма, но - сто чертей и одна ведьма!ничего не вышло из этого исполнения. У Печковской барышни распаковали при мне книги, сосчитали их весьма лениво и заявили мне, что ни одна книга не продана. Я удивился, зачем это Вы даете бабам на комиссию Ваши издания, и пошел к Салаеву. Тут мне сказали, что квитанция послана в петербургский склад, откуда Вы и можете получить ее; так как расчет был уже сделан в феврале, то в марте делать его опять нашли бесполезным, подкрепив свой отказ многозначительным уверением, что кроме 2 экз. "Пестрых рассказов" ни одна еще книга после расчета продана не была. Я поблагодарил и ушел.

У Печковской надо бы отобрать книги, а то, прежде чем она успеет продать хоть один экземпляр, Ваши книги полиняют в ее складе, поблекнут и на обложках их появятся пятна, словно от поллюции.

Недавно я был в Харькове. Был там в книжном магазине Суворина, справлялся, как идут Ваши книги. Мне сказали: хорошо. Мои тоже идут недурно. Харькову я полюбился. Книги мои там нарасхват, а пьесы даются даже в посту.

На север в этом году я не поеду по весьма уважительной причини: меня, как волка в лес, тянет на юг, где я уже нашел себе дачу. Буду жить там же, где жил в прошлое лето, т. с. близ Сум. Опять поеду на Кавказ и в Крым, а может быть, и дальше, коли денег хватит.

В типографии мне обещали сделать расчет к апрелю или в апреле. Я говорю о "Пестрых рассказах". Желательно получить пнензы не позже 15 апреля, так как после сего числа я улетучиваюсь dahin, wo Citronen blьhen. * He забудьте вычесть мой долг "Осколкам"; пусть буду чист. Когда пришлю рассказ в "Осколки", то начнем счет сначала. Псевдоним "А. Чехонте" мною упразднен. Буду подписываться иначе.

Избран в действительные члены Общества любителей словесности. Сегодня читал, что питерцы почему-то выбрали меня в комитет Общества драматических писателей. Какой я член Комитета, если я 8 месяцев не живу в Москве?

Кланяйтесь Прасковье Никифоровне и Федору Молчальнику. Желаю Вам всего хорошего и пребываю неизменно преданным

А. Чехов.

Маленькая просьба, за исполнение которой буду ужасно благодарен: когда будете на Невском, купите мне в книжном магазине Цинзерлинга мартовскую книжку "Русского богатства" и вышлите мне ее заказною бандеролью. Или пошлите Павла.

* туда, где лимоны цветут (нем.).

625. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ

29 марта 1889 г. Москва.

29 март.

Уважаемый Николай Николаевич!

Будьте добры поехать к моему больному братухудожнику, Николаю Павловичу Чехову, живущему близ Красных ворот на Каланчевской улице, в доме Богомолова, квартира (No 42) Ипатьевой. У него pn. cruposa. Если желаете поехать вместе со мной, то дайте знать, когда я могу застать Вас дома, или же заезжайте завтра ко мне. Дерзаю просить о последнем, памятуя Ваше обещание побывать у меня (вспомните наш разговор за ужином у Корша). Было бы отлично, если бы Вы уведомили меня телеграммой. Живу я в Кудринской Садовой в доме Я. А. Корнеева.

Если поедете к брату solo, то вот Вам необходимое примечание. Брат жизнь вел совершенно художническую, но месяца два тому назад совсем бросил пить Пульс у него всегда был плохой. Я распорядился поставить ему 8 сухих банок, прописал согрев<ающий> компресс Простите ради создателя, что я так бесцеремонен и покушаюсь на Ваше время и труд.

Желаю Вам всего хорошего.

Уважающий

А. Чехов.

626. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ

Начало апреля 1889 г. Москва.

Состояние здоровья известного художника Н. П. Чехова.

Вчера вечером 39,4.

Сегодня утром 38,3.

Ничего не болит. Кашель незначительный. Сегодня утром, окутавшись в одеяло с головой, изволил пропотеть. Бодр. Аппетит есть.

Лейб-медик Гирш.

Р. S. Завтра заеду в 10 часов.

627. А. С. СУВОРИНУ

8 апреля 1889 г. Москва.

8 апреля.

Поздравляю Вас, Анну Ивановну, Настюшу и Борю с праздником и желаю Вам богатства, славы, почета, покоя и веселья на всю жизнь.

Погода в Москве подлая: грязь, холод, дождь. Художник всё еще упрямствует и стоит на 39°. Езжу к нему 2 раза в день. Настроение мое похоже на погоду. Не работаю, а читаю или шагаю из угла в угол. Впрочем, я не жалею, что у меня есть время читать. Читать веселее, чем писать. Я думаю, что если бы мне прожить еще 40 лет и во все эти сорок лет читать, читать и читать и учиться писать талантливо, т. е. коротко, то через 40 лет я выпалил бы во всех вас из такой большой пушки, что задрожали бы небеса. Теперь же я такой лилипут, как и все.

Наши убирают, чистят, пекут, варят, трут, выбивают пыль, бегают по лестнице. Гвалт. Еду к художнику. Будьте здоровы. Приезжайте, поедем на Волгу или в Полтаву.

Ваш А. Чехов.

628. П. Н. ИСАКОВУ

9 апреля 1889 г. Москва.

9 апрель.

Многоуважаемый

Петр Николаевич!

Очень рад служить и быть полезным Обществу, но, к сожалению, в настоящее время я не имею возможности поехать в Петербург, так как у меня есть больные, которых мне нельзя оставить (я ведь эскулап!). Думаю, что раньше первого мая меня не выпустят из Москвы. Что же касается рассказа для "Северных цветов", то спешу поблагодарить Вас за лестное приглашение и пообещать исполнить Ваше желание при первой возможности. В заключение позвольте мне поздравить Вас с праздником и пребыть искренно уважающим, всегда готовым к услугам

А. Чехов.

Общество мне чрезвычайно симпатично.

629. А. П. ЛЕНСКОМУ

9 апреля 1889 г. Москва.

9 апреля.

Христос воскрес, Александр Павлович! Посылаю Вам Марка Аврелия, которого Вы хотели прочесть. На полях Вы увидите заметки карандашом - они не имеют никакого значения для читателя; читайте всё подряд, ибо всё одинаково хорошо.

Если можно, приходите к нам сегодня вечером. Я бы сам пришел к Вам, но у меня - больной, которого мне не хотелось бы оставлять без наблюдающего ока. Сестра убедительно просит Лидию Николаевну пожаловать сегодня; я подчеркиваю это приглашение и тоже прошу убедительно. У нас будет музыка.

Душевно преданный

А. Чехов.

630. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

9 апреля 1889 г. Москва.

9 апрель.

Христос воскрес, милый и дорогой Алексей Николаевич! Поздравляю Вас и всех Ваших и желаю всего, всего хорошего, а главное - чтобы исполнялись желания хороших людей. Давно уж я Вам не писал! Всё ждал, что Вы приедете в Москву, об этом писал мне Свободин, но Вы не приехали и обманули мои ожидания. Я с удовольствием побеседовал бы с Вами. А поговорить есть о чем. У меня в последнее время скопилось в голове столько хабур-чабуру и такая в моем нутре идет пертурбация, что хватило бы материала на сто бесед. Надоел бы я Вам, утомил бы - Вы это предчувствовали и не приехали.

У меня медицинская практика. Центром этой злополучной, весьма неприятной и утомительной практики служит одр моего брата-художника, страждущего брюшным тифом.

Человек я малодушный, не умею смотреть прямо в глаза обстоятельствам, и поэтому Вы мне поверите, если я скажу Вам, что я буквально не в состоянии работать. Вот уж три недели, как я не написал ни одной строки, перезабыл все свои сюжеты и не думаю ни о чем таком, что было бы для Вас интересно. Скучен я до безобразия.

Роман значительно подвинулся вперед и сел на мель в ожидании прилива. Посвящаю его Вам - об этом я уже писал. В основу сего романа кладу я жизнь хороших людей, их лица, дела, слова, мысли и надежды; цель моя - убить сразу двух зайцев: правдиво нарисовать жизнь и кстати показать, насколько эта жизнь уклоняется от нормы. Норма мне неизвестна, как неизвестна никому из нас. Все мы знаем, что такое бесчестный поступок, но что такое честь - мы не знаем. Буду держаться той рамки, которая ближе сердцу и уже испытана людями посильнее и умнее меня. Рамка эта - абсолютная свобода человека, свобода от насилия, от предрассудков, невежества, чёрта, свобода от страстей и проч.