С истинным почтением имею честь быть Вашим покорнейшим слуго<ю>
А. Чехов.
1017. В. А. ВАГНЕРУ
10 октября 1891 г. Москва.
10 октября.
Во вчерашнем (среда) номере "Нового времени" напечатан наш фельетон "Фокусники". Я телеграфировал, чтоб не печатали, и третьего дня Суворин говорил, что телеграмма им была получена и в Питер отправлена, но тем не менее судьбы неисповедимы: свершилось! Фельетон вышел не очень сердитый.
До 15-го октября я поеду в Нижегородскую губ<ернию>. По возвращении побываю у Вас, ибо мне ужасно хочется к Вам.
Почтение Марии Аполлоновне и Полине Николаевне.
Не забывайте нас грешных.
Ваш А. Чехов.
Познакомился с пр<офессором> Анучиным, который был у меня. Подробности при свидании.
Я занят и потому вечерами сижу дома. Если бы не добрые знакомые, которые иногда навещают, то околел бы со скуки.
Мои Вам кланяются.
1018. А. С. СУВОРИНУ
10 октября 1891 г. Москва.
10 окт.
Прибегаю к Вашему милосердию. Срок полугодового заграничного паспорта истек, и дворник пристает каждый день, не давая ни отдыха ни срока. Пожалуйста, отдайте прилагаемый паспорт в иностранную экспедицию и возьмите мой настоящий и поскорее пришлите его, иначе меня оштрафуют. Быть может, завтра Вы поедете кататься на Б. Морскую. Завтра получите и завтра же пришлите. Простите, что я беспокою Вас пустяками. Я бы обратился к брату, но у него пожар или что-нибудь вроде, и мне пришлось бы ждать неделю.
Сегодня завтракаю у Соболевского. Подробности завтра.
Ваш А. Чехов.
1019. В. А. ТИХОНОВУ
11 октября 1891 г. Москва.
11 октябрь.
Вы официально признаны редактором. Поздравляем и желаем Вам получить орден Такова.
Что же касается названия рассказа, то простите, голубчик, я ничего еще не придумал. Если уж так нужно, то назовите просто "Рассказ" или же "Обыватели". Оба названия подойдут.
Журнал получаю, читаю и благодарю. Получил и премию, которая тронула меня, так как на одной из картин есть аисты - птицы, любезные моему хохлацкому сердцу.
Недавно я видел юного беллетриста А. Грузинского (Лазарева), моего приятеля, и рекомендовал ему послать Вам рассказ. Он обещал. Вроде Грузинского у меня в Москве есть еще один такой писатель маленьких рассказов. Это Н. Ежов. Если увижу, то и ему скажу. Оба они хорошие ребята.
Изобразили же Вас в "Осколках"!
Так как мой рассказ нужен Вам для единого из первых номеров, то пришлю я его не раньше конца ноября. Теперь занят по горло.
Будьте здоровы. В ноябре увидимся и потолкуем о том, о сем, а пока желаю всех благ.
Ваш А. Чехов.
1020. Н. А. ЛЕЙКИНУ
12 октября 1891 г. Москва.
12 октябрь.
Сердечно благодарю Вас, добрейший Николай Александрович, за Ваше письмо и за честь, которую Вы оказываете мне желанием иметь в сборнике мой автограф. Благодарю также и за то, что не сердитесь. Каждый день собирался я писать Вам и всё откладывал в надежде, что напишу завтра. В лености житие мое иждих, а главное - совсем отвык от писем благодаря своим частым поездкам.
Лето я прожил в Калужской губ<ернии>, вставал ежедневно в 5 часов утра и писал. Написал я пропасть и теперь работы по горло. До лета я ездил за границу и оттуда писал Вам. Автограф посылаю. Если не годится, то могу другой прислать. Что касается московских актеров, то рад служить, но, спрашивается, каких актеров? В Москве знаменитостей больше, чем просвирень. Федотовой? Ермоловой? Ленского? Кн. Сумбатова? Сии четыре считаются у нас самыми яркими звездами. Если Вы хотите иметь их автографы, то напишите мне по коротенькому письму с упоминанием в каждом письме имени, отчества и фамилии актера, автограф коего Вы поручаете мне достать. Ваши письма я отошлю по назначению. И для меня удобно, и для актеров лестно. Ермолову зовут Марией Николаевной, Федотову - Гликерией Николаевной, Ленского - Александром Павловичем, кн. Сумбатова - Александром Ивановичем. Я думаю, что будет совершенно достаточно, если каждый актер или актриса напишет только: "Поступил я на Императорскую Московскую сцену такого-то года и числа".
В Москве живет теперь П. Д. Боборыкин, Воздвиженка, номера "Америка", а также и философ Вл. Соловьев, к которому можно адресоваться через "Русские ведомости". Владимир Галактионович Короленко живет в Нижнем Новгороде. Федор Никифорович Плевако на Новинском бульв<аре>, собств<енный> дом. Петр Ильич Чайковский теперь в Москве, адрес: Большой театр или, еще лучше, нотный магазин Юргенсона. Художник-пейзажист Александр Александрович Киселев - Б. Никитская, д. Мещеринова.
Все сии адресы сообщаю между прочим, потому что они вспомнились.
"Пестрые рассказы" вышли вторым изданием. Выпуская это издание, я справлялся у Романа Романовича, разошлось ли первое, но ответа не получил очевидно, он забыл. Я не знаю, кто кому должен: я ли "Осколкам" (кажется, 30-40 рублев), или же "Осколки" мне. Перед отъездом на Сахалин я взял за "Пестрые рассказы" малую толику, но эта толика была кругла и оканчивалась двумя нулями, так что можно предположить, что счета тогда подведено не было.
Перебои сердца нехорошая и неприятная штука, но я придаю им серьезное значение только в тех случаях, когда они указывают на упадок сердечной деятельности, наприм<ер>, при тифе, воспалении легких и т. п. А те перебои, которые излечиваются холодной водой и приписываются "центрам", - пустяковое дело. У Вас они бывают от вялости кишечника, которая выражается у людей, по преимуществу имеющих большие животы, запорами и метеоризмом; последний, подпирая ободочную кишку к диафрагме, и производит перебои. Летом, при режиме, близком к норме, вялость кишок пропадает, с нею проходят и перебои.
Ну, дай Вам боже всего хорошего. Прасковье Никифоровне и Феде сердечный привет.
Ваш А. Чехов.
Виделся на днях с Сувориным.
1021. А. С. СУВОРИНУ
13 октября 1891 г. Москва.
13 октябрь.
Ну-с, был в "Русских ведомостях" и "Русские ведомости" у меня были. Все расходы по "Сборнику" (около 4 тысяч) они берут на себя. Ваше предложение было принято с увлечением и с доброжелательством, которое мне очень понравилось. Соболевского тронуло не столько выгодное предложение, сколько Ваше желание участвовать, и он минут пять ходил из угла в угол. Памятуя о партийности, направлениях и т. п., я, признаться, ожидал некоторой натянутости, но вышло совсем не то. Разговаривая со мной и между собой, они называли Вас не Сувориным, а Алексеем Сергеевичем, говорили о Вашей всегдашней искренности, доброте, отзывчивости и проч., и такое чистое, без всяких примесей литературное отношение к Вам и к Вашему делегату произвело на меня такое впечатление, что я три дня подряд виделся с ними, говорил, завтракал и проч.
Предложение увеличить сбор тысяч на 10 показалось соблазнительным. Было собрано экстренное заседание Соболевского, Чупрова и К°. Решили так:
1) "Сборник" должен выйти не позже 15 декабря.
2) Между тем литературный материал пока еще только обещан авторами и не получен.
3) Если допустить, что большие редакции согласятся на предложение А. С. Суворина, то трудно допустить, чтобы они успели напечатать все рассказы и статьи сборника. Газеты успеют, а журналы нет. Декабрьская книжка всякого журнала начнет печататься в начале ноября, когда еще не будет получен от авторов весь материал, а январская - в начале декабря, т. е. в то время, когда сборник должен уже выходить в свет.
Итого: Ваше предложение задержит печатание "Сборника" почти до весны.
Это официально. А вот и неофициально: "Русская мысль" не согласится, потому что бредит о собственном "Сборнике", а "Новости" не в ладу с "Русскими ведомостями", и к "Новостям" обращаться неприятно.
О дальнейшем ходе событий буду сообщать.
А "Фокусники" напечатаны! Ладно, только Вы никому не говорите, кто автор. Храни Вас создатель.
Частная инициатива по сбору пожертвований запрещена. Министр отказал Морозовой, заявив ей категорически, что собирать и распоряжаться пожертвованиями могут только епархиальные начальства и Красный Крест.
Не уезжаю, ибо жду из Питера паспорта.
Тетка умирает.
Подумайте об еженедельном "Новом времени". Я рад служить.
Мне так скучно, что в Питер приеду я, вероятно, раньше ноября. Погода убийственная, туманная, денег нет, работать мешают, мангус прыгает и проч. и проч.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1022. А. С. СУВОРИНУ
16 октября 1891 г. Москва.
16 октябрь.
Поздравляю Вас с новым поваром и желаю отличного аппетита. Пожелайте и мне того же, потому что я приеду к Вам скоро, скорее, чем предполагал, и буду есть за троих. Мне необходимо удрать из дому хотя на полмесяца. От утра до ночи я неприятно раздражен, чувствую, как будто кто по душе водит тупым ножом, а внешним образом это раздражение выражается тем, что я спешу пораньше ложиться спать и избегаю разговоров. Всё у меня не удается, глупо валится из рук. Начал я рассказ для "Сборника", написал половину и бросил, потом другой начал; бьюсь с этим рассказом уже больше недели, и время, когда я кончу его и когда напишу и кончу тот рассказ, за который получу деньги, представляется мне отдаленным. В Нижегородскую губ<ернию> я еще не поехал по причинам, не зависящим от моей воли, и когда поеду, неизвестно. Одним словом, чёрт знает что. Какая-то чепуха, а не жизнь. И ничего я теперь так не желаю, как выиграть 200 тысяч, потому что ничего так не люблю, как личную свободу.
А на нашу лебеду откликнулись. Но я не удовлетворен. Почти все наши травы, в том числе и ядовитые, содержат крахмал, однако же ведь их не едят. Почему народ именно на лебеде остановился? Как она действует на питание? и проч.
Когда приеду в Петербург, мы выдумаем вместе целый ряд вопрос<ов>. Это не мешает. И откликаются на вопросы с удовольствием, и не ради одного тщеславия.
Паспорт получил. Благодарю.
Ах, какой у меня сюжет для повести! Если б сносное настроение, то начал бы ее 1-го ноября и кончил бы к 1-му декабря. Листов на пять. А мне ужасно хочется писать, как в Богимове, т. е. от утра до вечера и во сне.
Вы никому не говорите, что я приеду в Петербург. Буду жить incognito. В письмах своих к Лессингу и проч. я пищу неопределенно, что приеду в ноябре.
Осталось до дачи еще 6 1/2 мес. Значит, на пропитание надо заработать около 2 тысяч. Когда же я буду Сахалин писать? Он ждет. Нельзя ли попросить Грессера, чтобы в сутках было не 24, а 44 часа?
Сейчас принимал больного. Прописал ему валенки, рукавицы, рыбий жир и соленые ванны для рук.
Пусть пока присылают корректуру "Дуэли" для книжки. Значит, "Дуэль" будет печататься три недели. Так как конец будет печататься, когда я буду в Питере, то, быть может, я что-нибудь переделаю в нем.
Напоминать ли Вам о "Каштанке" или забыть о ней? Потеряет ли что-нибудь отрочество и юношество, если мы не напечатаем ее? Впрочем, как знаете.
Прилагаемую заметку благоволите передать Лялину. Быть может, пригодится. Прислал мне ее один газетчик.
Будьте здоровы. Отчего голова болит? От дурной погоды, что ли?
Анне Ивановне и всем домочадцам привет.
Чехов.
Если увидите брата, то сообщите ему, что тетка умирает от чахотки. Дни сочтены. Славная была женщина. Святая.
Если хотите ехать в голодные губернии, то давайте поедем вместе в январе. Тогда видней будет.
1023. П. И. ЧАЙКОВСКОМУ
18 октября 1891 г. Москва.
18 октябрь. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый
Петр Ильич!
У меня есть приятель, виолончелист, бывший ученик Московской консерватории, Мариан Семашко, великолепный человек. Зная, что я знаком с Вами, он не раз просил меня походатайствовать перед Вами: нет ли где-нибудь в столицах, или в провинции, в Харькове, например, или где-нибудь за границей подходящего для него места, и если есть, то не будете ли Вы добры - оказать ему протекцию? Зная по опыту, как утомительны подобные просьбы, я долго не решался беспокоить Вас, но сегодня решаюсь и прошу Вас великодушно простить меня. Мне жаль и досадно, что такой хороший работник, как Семашко, болтается без серьезного дела, да и просит он меня так жалобно, что нет сил устоять. Его хорошо знает Николай Дмитриевич Кашкин.
Я жив и здоров, пишу много, но печатаю мало. Скоро в "Новом времени" будет печататься моя длинная повесть "Дуэль", но Вы не читайте ее в газете. Я пришлю книжку, которая выйдет в начале декабря. "Сахалин" еще не готов.
Еще раз извиняюсь за беспокойство.
Искренно Вас уважающий и безгранично преданный
А. Чехов.
1024. А. С. СУВОРИНУ
20 октября 1891 г. Москва.
19 окт.
Какое великолепное вышло у Вас "маленькое письмо". Горячо и красиво написано, и мысли все до одной верны. Говорить теперь о лености, пьянстве и т. п. так же странно и нетактично, как учить человека уму-разуму в то время, когда его рвет или когда он в тифе. Сытость, как и всякая сила, всегда содержит в себе некоторую долю наглости, и эта доля выражается прежде всего в том, что сытый учит голодного. Если во время серьезного горя бывает противно утешение, то как должна действовать мораль и какою глупою, оскорбительною должна казаться эта мораль. По-ихнему, на ком 15 рублей недоимки, тот уж и пустельга, тому и пить нельзя, а сосчитали бы они, сколько недоимки на государствах, на первых министрах, сколько должны все предводители дворянства и архиереи, взятые вместе. Что должна гвардия! Про это только портные знают.
Ну-с, маршрут мой таков. Прежде всего свалю с шеи рассказ для "Сборника". Рассказ большой, листа в два, из породы скучных и трудных в исполнении, без начала и без конца, свалю его - и шут с ним. Затем поеду в губернию генерала Баранова; придется плыть по Волге и ехать на конях. Затем приеду к Вам. А в Зарайск не хочется. Я не умею зимой смотреть именья. Что под снегом или окружено голыми деревьями, того я упрямо и предубежденно не понимаю.
Вы приказали выслать мне 400? Vivat dominus Suvorin! * Значит, в счет "Дуэли" я получил уже от Вашей фирмы 400+100+400. Всего за "Дуэль" приходится, как я считал, около 1400. Значит, 500 пойдет в уплату долга. Ну и то слава богу. К весне мне необходимо уплатить весь долг, иначе я зачахну, ибо весной я опять хочу аванс взять во всех редакциях. Возьму и бегу в Яву.
В ответе Висковатова, напечатанном в "Новостях", есть что-то ёрническое (величание Вас фельетонистом и пр.), человек он, по-видимому, такой же не ахтительный, как и его знание русского языка, но неужели он подделал? А тон Вашего фельетона делает музыку, очень понятную для всякого. Ну, пришла беда и на профессоров.
Ах, подруженьки, как скучно! Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке с мангусом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита - это не жизнь, а какой-то <...> и больше ничего.
Ради всех ершей и щук, к<ото>рых Вы поймаете в своем зарайском имении, прошу Вас, издайте английского юмориста Бернарда. Отдайте в набор.
Кланяюсь Вашим низко. Будьте здоровы тысячу лет.
Ваш А. Чехов.
Н. М. Ежов послал Вам рассказ "Мелкие натуры". Спрашивает: годится ли?
* Да здравствует господин Суворин! (лат.).
1025. М. Н. АЛЬБОВУ
22 октября 1891 г. Москва.
22 окт. 91.
Многоуважаемый
Михаил Нилович!
Я немножко потерял голову. Повесть, о которой я извещал Вас в последнем письме, я отложил пока в сторону. Нецензурность ее не подлежит теперь никакому сомнению, и посылать ее Вам значило бы только тратить попусту время и оставить Вас без рассказа, который Вы хотите получить от меня непременно для январской книжки. В Москве недавно был Суворин и, когда я прочел ему первые 20 строк повести и рассказал сюжет, то он сказал: "Я бы не решился это напечатать". Ну, я немножко потерял голову и решил так: эту повесть оставить до поры до времени и написать для Вас что-нибудь другое.
Я и пишу, хотя, признаться, писанье мое туго подвигается. В первых числах ноября я буду в Петербурге и повидаюсь с Вами. Постараюсь, чтобы к тому времени рассказ был готов; если же он и не будет готов, то я кончу его в Петербурге.
Простите ради создателя.
Ваш А. Чехов.
1026. Ал. П. ЧЕХОВУ
24 октября 1891 г. Москва.
24 окт.
Печатают меня по средам и вторникам или вовсе не печатают - для меня решительно всё равно. Отдал я повесть, потому что был должен "Нов<ому> времени", и если бы не последнее обстоятельство, то повесть моя печаталась бы в толстом журнале, где она вошла бы целиком, где я больше бы получил и где не было бы жужжанья моих уважаемых товарищей. Они видят монополию... Ну, стань на их точку зрения и скажи им, что я был великодушен и не печатался около двух лет, предоставляя 104 понедельника и 104 среды и Петерсену, и Маслову, и каторжному Жителю... Попроси Суворина, чтобы он отдал среды - разве они мне нужны? Они мне так же не нужны, как и мое сотрудничество в "Нов<ом> вр<емени>", к<ото>рое не принесло мне как литератору ничего, кроме зла. Те отличные отношения, какие у меня существуют с Сувориным, могли бы существовать и помимо моего сотрудничества в его газете.
Денег в конторе больше не бери, ибо я просил, чтобы они поступали в уплату моего долга по газете.
Ах, как я завертелся! Денег совсем нет, а брать их неоткуда, и, к несчастью, свадьба моя на богатой одна только сплетня.
Все наши здравствуют.
Поклонись своим наследникам и супруге.
Твой А. Чехов.
1027. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
25 октября 1891 г. Москва.
25 октябрь.
Уважаемая Наталья Михайловна, я не уехал в Нижний, как хотел, и сижу дома, пишу и чихаю. Морозова была у министра, он категорически запретил частную инициативу и даже замахал на нее руками. Это как-то сразу повергло меня в апатию. А тут еще сплошное безденежье, чиханье, масса работы, болезнь тетки, которая сегодня умерла, неопределенность, неизвестность - одним словом, всё собралось в кучу, чтобы удержать такого ленивого человека, как я. Отъезд свой я отложил до 1-го декабря. В декабре совсем переберусь куда-нибудь в провинцию и буду жить по-дачному. Поеду в Нижний, а оттуда - куда глаза глядят.
Без Вас долго было скучно, а когда уехал персидский шах, стало еще скучнее. Я приказал никого не принимать и сижу в своей комнате, как бугай в камышах - никого не вижу и меня никто не видит. Этак лучше, а то публика и звонки оборвет и кабинет мой превратит в курильню и говорильню. Скучно так жить, но что делать? Подожду лета, тогда дам себе волю.
Продаю мангуса с аукциона. Охотно бы продал и Гиляровского с его стихами, да никто не купит. По-прежнему он влетает ко мне почти каждый вечер и одолевает меня своими сомнениями, борьбой, вулканами, рваными ноздрями, атаманами, вольной волюшкой и прочей чепухой, которую да простит ему бог.
Печатается в "Русских ведомостях" "Сборник" в пользу голодающих. С Вашего позволения, я велю выслать Вам один экземпляр наложенным платежом.
Ну, будьте здоровы и счастливы. Привет и поклон всем Вашим.
Географ А. Чехов.
Вся моя фамилия кланяется.
Все наши здоровы, но грустны. Тетка была общей любимицей, считалась у нас олицетворением доброты, ласковости и справедливости, если только всё сие олицетворить можно. Конечно, все помрем, но все-таки грустно.
В апреле я буду в Ваших краях. Надеюсь, что весной у меня денег будет целая куча. Сужу по примете: нет денег - перед деньгами.
Поклон великомученику Иваненко. Да помянет он меня в своих святых молитвах! Есть надежда, что на Рождестве он будет в Москве.
1028. А. С. СУВОРИНУ
25 октября 1891 г. Москва.
25 окт.
В редакцию "Нового времени" от учениц пансиона Ржевской в пользу голодающих поступило 5 р. 85 к. Это велите напечатать, а деньги я отдал Алексею Алексеевичу.
Я отсоветовал Ал<ексею> Ал<ексеевичу> ехать в Зарайск. Во-первых, ехать человеку с насморком по кочковатой дороге, 25 верст, по дорогам, где теперь не проедешь ни на санях, ни на колесах - это не совсем ладно; во-вторых, зимою осматривают именья только тогда, когда хотят в них разочароваться; в-третьих, он может и в апреле съездить, именье не уйдет, а планы могут измениться, и, в-четвертых, мне хочется с ним завтра пообедать у Тестова - это важнее всего.
Печатайте "Дуэль" не 2 раза в неделю, а только один раз. Печатание два раза нарушает давно заведенный порядок в газете и похоже на то, как будто я отнимаю у других один день в неделе, а между тем для меня и для моей повести всё равно печататься, что один, что два раза в неделю.
Среди петербургской литературной братии только и разговоров, что о нечистоте моих побуждений. Сейчас получил приятное известие, что я женюсь на богатой Сибиряковой. Вообще много хороших известий я получаю.
Каждую ночь просыпаюсь в читаю "Войну и мир". Читаешь с таким любопытством и с таким наивным удивлением, как будто раньше не читал. Замечательно хорошо. Только не люблю тех мест, где Наполеон. Как Наполеон, так сейчас и натяжки, и всякие фокусы, чтобы доказать, что он глупее, чем был на самом деле. Всё, что делают и говорят Пьер, князь Андрей или совершенно ничтожный Николай Ростов, всё это хорошо, умно, естественно и трогательно; всё же, что думает и делает Наполеон, - это не естественно, не умно, надуто и ничтожно по значению. Когда я буду жить в провинции (о чем я мечтаю теперь день и ночь), то буду медициной заниматься и романы читать.
В Петербург я не приеду.
Если б я был около князя Андрея, то я бы его вылечил. Странно читать, что рана князя, богатого человека, проводившего дни и ночи с доктором, пользовавшегося уходом Наташи и Сони, издавала трупный запах. Какая паршивая была тогда медицина! Толстой, пока писал свой толстый роман, невольно должен был пропитаться насквозь ненавистью к медицине.
Будьте здоровы. Тетка умерла.
Ваш А. Чехов.
1029. Ф. А. ЧЕРВИНСКОМУ
25 октября 1891 г. Москва.
25 октябрь.
Я говорил Суворину, когда виделся с ним в Москве, и сегодня говорил с его сыном, который теперь в Москве, но они мне ничего не сказали определенного, оттого, вероятно, что сам я говорил очень неопределенно. Вы не сообщили мне цифр; сколько будет стоить издание, каков будет первый взнос, на какое время рассрочка и проч.? Поневоле я говорил одни только общие места, и поневоле мне отвечали "гм". И когда я говорил, для меня ясно было, что в таких коммерческих делах, как рассрочка, печатание и проч., мой голос перед Сувориным не имеет никакого авторитета. Вы спрашиваете: зависит ли от Неупокоева дать или не дать рассрочку? Честное слово, не знаю. Если бы я жил в Петербурге, то охотно бы занялся разъяснением этих вопросов, но на расстоянии, уверяю Вас, я так же силен и бессилен, как и Вы. Будьте бойким, развязным и игривым молодым человеком, не тратьте времени на выжидания, на вопросы и обратитесь в типографию самолично. Это вернейший и кратчайший путь. Я же наверное могу пообещать Вам только одно: с удовольствием прочту Вашу книгу. Я рассчитывал быть в Петербурге в ноябре - тогда бы я мог сделать что-нибудь, но планы мои изменились, и я решил сидеть в Москве до декабря.
"Сборник" издают "Русские ведомости". Издание обещает быть солидным и симпатичным, и редакция оной газеты не щадит средств, чтобы сделать его таковым. Материал для "Сборника" принимает Дмитрий Николаевич Анучин: Девичье поле, д. Морозовой.
Где те голубоглазые нимфы, о которых Вы писали мне летом? Женились бы, право. А то доживете до моих лет, поздно будет.
В Москве скучно. Нервы и нервы...
Ваш А. Чехов.
1030. А. С. СУВОРИНУ
28 октября 1891 г. Москва.
Сейчас Иван принес мне план школы, о котором Вы говорили ему. Так как в этом плане цифра погоняет цифрой, и Вам будет скучно и грустно читать его, то я, посоветовавшись с Иваном, решил: привезти план в Петербург и показать Вам его с подробными комментариями.
Сейчас послал большое письмо.
Ваш А. Чехов.
На обороте:
Петербург,
Алексею Сергеевичу Суворину.
Мл. Итальянская, в "Новом времени".
1031. А. С. СУВОРИНУ
30 октября 1891 г. Москва.
30 окт.
Я не сплю, а бодрствую; и если издание "Дуэли" не поспеет, то виноват буду не я, а судьба. Корректуру первого листа, исправленную и подписанную, я отдал Алексею Алексеевичу для скорейшей передачи Неупокоеву. Ему же была передана просьба поспешить высылкою корректуры. Кто же спит? Чего Вы ругаетесь?
Жду Вас в Москву. Повесть для "Сев<ерного> вестн<ика>" готова.
Вчера хоронили Пальмина. Скучно хоронить.
Будьте здоровы.
А. Чехов.
1032. А. И. СМАГИНУ
7 ноября 1891 г. Москва.
7 ноябрь.
Я Вам ужасно завидую, милый Александр Иванович. У Вас тепло, а у нас чёрт знает что: пронизывает насквозь холодный сухой ветер и летают в воздухе облака мелкого снега. У меня кашель, насморк, голова болит, ломит спину; принял касторки и сижу теперь в "Слав<янском> базаре" у Суворина, у которого тоже инфлуэнца. Я заразился от него.
Десять рублей получил.
Отъезд в Нижний я отложил до 1-го декабря, когда будет санный путь и когда я буду здоров.
Когда же наконец Вы купите мне именье? Я чахну в Москве.
Пишите мне на Мл. Дмитровку.
Чёрт возьми, жар.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1033. А. И. УРУСОВУ
9 ноября 1891 г. Москва.
9 ноябрь, 5 1/2 часов веч.
Уважаемый Александр Иванович, я не забыл об обещании, а я очень болен. У меня жар, зноб, слабость, всего разломало - и в тот четверг, когда мне следовало быть у Вас, я лежал у себя в спальне... Как я жалею, что Вы меня не застали! Это такая для меня обида адская! Я только что вернулся от Суворина, к которому ездил затем, чтобы лечить его... Я забыл мудрое правило: "врачу исцелися сам". И меня назад привезли в карете, и начинает голова болеть. Я всё боюсь, как бы инфлуэнствующий Суворин не заболел воспалением легких.
Будьте благодетелем, напишите мне, в какой день и час (после 12 ноября) я могу побывать у Вас так, чтобы не помешать Вашим <за>нятиям. Для меня удо<бн>ее всего после 6-ти вечера.
Искренно преданный
А. Чехов.
1034. И. С. ВОЛОГДИНУ
13 ноября 1891 г. Москва.
Книги отправлены весной пароходе Петербург.
Чехов.
1035. А. И. СМАГИНУ
13 ноября 1891 г. Москва.
Присылайте мне. Жду длинного письма насчет хутора. Поклон Елене Ивановне.
Чехов.
1036. К. М. ФОФАНОВУ
14 ноября 1891 г. Москва.
14 ноябрь. Москва. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый
Константин Михайлович!
Посылаю Вам письмо проф. Анучина, заведующего изданием "Сборника" ("Русские ведомости") в пользу голодающих. Узнав, что я знаком с Вами, он убедительно просил меня написать Вам, что Вашего стихотворения ожидают с нетерпением и что Вы сильно огорчите издателей и участников "Сборника", если откажете. Я исполняю эту просьбу тем более охотно, что "Сборник" обещает быть в высшей степени симпатичным. К печатанию "Сборника" уже приступлено, и потому будьте добры поспешить присылкой стихотворения или написать, когда редакция "Сборника" может рассчитывать получить от Вас стихи. Времени осталось немного.
Ваш искренний почитатель
А. Чехов.
1037. А. С. СУВОРИНУ
15 ноября 1891 г. Москва.
15 ноябрь.
Инфлуэнца продолжается: я сильно кашляю и совершенно отупел, так что не умею писать даже писем.
"Русские ведомости" хотят объявить подписку на "Сборник". Материал уже весь в сборе, и оглавление сверкает именами. Не возьметесь ли Вы напечатать объявление насчет подписки бесплатно, и также распорядиться, чтобы подписку на "Сборник" принимали у Вас в конторе без всяких вычетов? Этот вопрос задают Вам "Русские ведомости". Ждут ответа. В случае согласия Вашего редакция "Сборника" пришлет Вам через меня объявление.
Прилагаемое письмо пошлите, пожалуйста, скорее Фофанову. Это из "Сборника".
Еще одна просьба: не известны ли Вам адреса поэтов Апухтина и Величко? Нельзя ли узнать как-нибудь?
Напомните Алексею Алексеевичу о двух корректурах рассказов, которые он хотел прислать мне.
Новостей нет никаких. Всё обстоит по-прежнему скверно.
"Дуэли" осталось уже немного. Остаток может поместиться в два фельетона.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1038. А. С. СУВОРИНУ
18 ноября 1891 г. Москва.
18 ноябрь.
Вашего рассказа жду, и Вы должны прислать мне его, так как обещали. Я люблю Ваши рассказы, потому что в них есть что-то такое, чего ни у кого нет. Что-то умилительное.
Ваше письмо насчет инфлуэнцы и Соловьева читал. От него неожиданно пахнуло на меня жестокостью. Вам совсем не к лицу слово "ненавижу", а публичное покаяние "грешен, грешен, грешен"- это такая гордыня, что мне даже жутко стало. Когда папа принял титул святейшего, то глава восточной церкви в пику ему назвал себя рабом рабов божиих. Так и Вы публично расписались в своей греховности, в пику Соловьеву, который дерзнул признать себя православным. Да разве такие слова, как православный, иудей, католик, служат выражением каких-нибудь исключительных личных достоинств, заслуг? По-моему, величать себя православным волей и неволей должен всякий, у кого это слово прописано в паспорте. Веруете Вы или нет, князь мира Вы или ссыльнокаторжный, Вы в обиходе всё равно православный. И Соловьев вовсе не брал на себя никаких претензий, когда отвечал, что он не иудей и не халдей, а православный...
Я продолжаю тупеть, дуреть, равнодушеть, чахнуть и кашлять и уже начинаю подумывать, что мое здоровье не вернется к прежнему своему состоянию. Впрочем, всё от бога. Лечение и заботы о своем физическом существовании внушают мне что-то близкое к отвращению. Лечиться я не буду. Воды и хину принимать буду, но выслушивать себя не позволю.
Ответ "Русским ведомостям" послан. Будут очень благодарны. В отношении денег и услуг Вы такой джентльмен, каким я никогда не буду, потому что не умею.
Будьте здоровы. Пишите, пожалуйста, а то мне жестоко скучно.
Ваш А. Чехов.
Продолжение:
Только что написал Вам письмо, как получил от Вас. Вы говорите, что, заехав к чёрту на рога, я совсем удалюсь от Вас. Я же переезжаю на хутор для того, чтобы поближе быть к Петербургу. Ведь если у меня в Москве не будет квартиры, то, поймите, сударь, я ноябрь, декабрь и январь буду жить в Петербурге. Тогда это можно будет. Можно будет и всё лето бездельничать. Усадьбу я присмотрю для Вас, но напрасно Вы не любите хохлов. В Полтавской губ<ернии> они не дети, не актеры, а настоящий народ, да еще вдобавок сытый и веселый.
Знаете, что помогло мне от кашля? Я из пульверизатора, когда занимаюсь, распыляю скипидар по краю стола и дышу его парами. Когда ложусь спать, пульверизую около столик и ближайшие предметы. Пыль скорее испаряется, чем сама жидкость. А запах скипидара приятен. Пью также Obersalzbrunnen, не ем ничего горячего, мало говорю и браню себя за то, что много курю. Повторяю, одевайтесь возможно теплее даже в комнате. Театральных сквозняков избегайте. Ведите себя, как парниковое растение, иначе кашель нескоро отвяжется. Если хотите попробовать скипидар, то покупайте французский. Принимайте раз в день хину и блюдите, чтобы запоров не было. Influenza совершенно отбила у меня всякое желание пить спиртные напитки. Противно на вкус. Не пью на ночь своих двух рюмок и поэтому долго не сплю. Хочу эфир принимать.
Жду рассказ. Летом давайте по драме напишем. Ей-богу! Какого чёрта мы зеваем?
Ваш А. Чехов.
1039. Е. М. ШАВРОВОЙ
19 ноября 1891 г. Москва.
19 ноябрь.
Уважаемая Елена Михайловна, я принимаю всех начинающих, продолжающих и кончающих авторов - это мое правило, а Ваш визит, помимо моего и Вашего авторства, я почитал за великую честь для себя. Даже если бы не так, если бы я почему-либо не желал Вашего посещения, то и тогда бы я все-таки принял Вас, так как пользовался у Вашей семьи самым широким гостеприимством. Я Вас не принял и тотчас же попросил брата поехать к Вам объяснить причины. В ту минуту, когда подали мне Вашу карточку, я, больной и раздетый (простите бытовые подробности), сидел у себя в спальне, а у меня в кабинете находились люди, присутствие которых стеснило бы Вас. Итак, принять Вас было физически невозможно, и это должен был объяснить Вам брат, и Вы обязаны были, как порядочный и доброжелательный человек, понять это, но Вы обиделись... Ну, и бог с Вами.
Из Ваших рассказов я сохраняю следующие: 1) "Мертвые люди". 2) "В цирке". 3) "In vino". 4) "Каштанка". 5) "Михаил Иванович". 6) "Нервы". 7) "Маленькая барышня". 8) "Без маски". 9) "Ошибка". Из них No 5 и 7, несомненно, годны для печати, "В цирке" забраковано почему-то даже "Артистом", а остальное, простите, до такой степени выветрилось в моей памяти, что я помню только остовы рассказов, но совсем не помню подробностей и той сути, которая решает судьбу всякого рассказа.
Но неужели до сих пор Вы написали только 15 рассказов? Этак Вы и к 50 годам не научитесь писать.
Здоровье мое плохо. Уже месяц прошел, как сижу безвыходно дома. Influenza и кашель.
Желаю Вам всего хорошего. Напишите еще 20 рассказов и пришлите. Я всё прочту с удовольствием, а для Вас экзерциции необходимы.
Преданный
А. Чехов.
На конверте:
Здесь,
Арбат, Б. Афанасьевский пер., д. Лачиновой Елене Михайловне Шавровой.
1040. М. Н. АЛЬБОВУ
20 ноября 1891 г. Москва.
20 ноября 91 г.
Уважаемый
Михаил Нилович!
Посылаю Вам свой рассказ. Назвал я его не так, как писал раньше, а "В деревне". Этак лучше, общее, хотя и скучнее.
Вы окажете мне большую услугу, если сделаете распоряжение, чтобы типография выслала скорее мне корректуру. Я прочту ее в день получения и не задержу. Вероятно, у меня в рассказе очень много всяких промахов, так как моя инфлуэнца всё еще держит меня в тисках, и голова моя совсем отказывается работать. Вялость и полное равнодушие. Промахи придется поправить в корректуре. Я теперь плохо ночи сплю и всё читаю. Пришлите мне Вашу "Рясу", которой я еще не читал. Пожертвуйте больному человеку.
Еще один вопрос. У меня теперь денег совсем нет, залез в долги, не большие, но все-таки долги, и работаю для печати и гонорара вообще мало. Будьте добры, походатайствуйте в конторе, чтобы гонорар выслан мне был теперь же, до печатания моего рассказа. Демаков сочтет, сколько в нем листов. Так как пишу я мало, то отдаю свои вещи не дешевле 250 р. за лист.
Еще одна просьба. Ежов, рассказ которого Вы приняли, просит меня написать, чтобы Вы приказали выслать ему корректуру. Он хочет пошлифовать его.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
1041. А. И. СМАГИНУ
21 ноября 1891 г. Москва.
21 ноябрь.
Милый и прекрасный
Александр Иванович!
Пакет и письмо насчет имений получены. Ответ на телеграмму послан Вам без промедления; если Вы не получили его, то это странно.
Ну-с, остановимся на No 3! Ура! Я прочел Ваше письмо семейному совету, и было решено оным советом следующее:
1) Остановиться на No 3.
2) Командировать Марью Павловну в М. Сорочинцы для осмотра имения, так как Марья Павловна у нас главная, и без нее каша не варится. Я полагаюсь во всем на нее; как она захочет, так пускай и будет. Приедет она к Вам на Рождество, но не раньше, так как раньше не пустят из пансиона.
3) Благодарить Вас за хлопоты и послать Вам в благодарность 1/2 ф. чаю.
Ах, если б удалось! Душа моя так рвется из Москвы, что даже "страшно делается". Весна улыбается мне во сне каждую ночь.
Цена подходящая. 3 тысячи можно отдать теперь, а 2 по частям. А нельзя ли именье заложить в банк, чтобы быть должным не бывшему владельцу, а банку? Напишите поподробнее.
Ах, как бы Вы обязали меня, если бы прислали нам хотя какое-нибудь подобие плана усадьбы. Берег, луг, сад, отношение сада к берегу и берега к дому и проч. Наш ли берег? Если наш, то это было бы удивительно.
На днях я отправил Вам две своих книжки. В декабре пришлю "Дуэль", которая уже печатается отдельной книгой.
Почерк у Вас трагический. Последнее письмо еще ничего, но в предыдущем письме все слова похожи на "орурк", и я не разобрал многих фраз.
Все наши здравствуют, кланяются Вам и благодарят. Очень, очень благодарят. Вы можете вообразить, с каким удовольствием читалось Ваше письмо.
Насчет Людмилы Ивановны надо подумать.
Мы привезем с собой целую библиотеку, музыкальный инструмент, мангуса, кашель, волчий аппетит к хохлацкой колбасе, черных слонов, револьвер, любовь к девицам и аптеку. Будьте, голубчик, здоровы, толсты, веселы и покойны. Влюбляйтесь, судите жидов, молитесь и кушайте побольше.
Вашим сердечный привет. Пишите. Буду с нетерпением ждать письма.
Ваш А. Чехов.
Пиготы по целым дням сидят у окон. Но Семашко после Вашего отъезда еще ни разу не видел их голыми.
1042. В. А. ТИХОНОВУ
21 ноября 1891 г. Москва.
21 ноябрь.
Я не ленюсь, сударь, а я болен. У меня инфлуэнца, род недуга, с общею слабостью, тяжелой головой и кашлем. Тем не менее сегодня засяду писать для "Севера". И почему я Вам так нужен для первого No? Не всё ли равно? Впрочем, Вы редактор, глава, так сказать, - Вам и книги в руки.
Ну, как? Интересно быть редактором? Не наскучило?
Объявление хорошо составлено.
Болен я уже около месяца и безвыходно сижу дома. Подробности можете узнать у Суворина, который был в Москве и видел меня.
Не нужно ли Вам для "Севера" "экзотических" фотографий, которые я привез из кругосветного плавания? Есть Цейлон, есть Порт-Саид, есть Суэзский Канал, есть Владивосток, кусочек Гонг-Конга, слоны, крокодилы и прочая штука. Если нужно, то привезу.
Будьте здоровы, дядя.
Ваш А. Чехов.
1043. А. С. СУВОРИНУ
22 ноября 1891 г. Москва.
22 ноябрь.
Здоровье мое пошло на поправку. Кашель стал меньше, сил больше, настроение живее и в голове восход солнца. Утром просыпаюсь с веселым духом, ложусь спать без мрачных мыслей, а за обедом не капризничаю и не говорю матери дерзостей.
Когда к Вам приеду, не знаю. Работы pour manger * много. Надо до весны работать, т. е. переливать из пустого в порожнее. На моем горизонте блеснул луч свободы. Запахло волей. Вчера получил из Полтавской губ<ернии> письмо. Пишут, что нашли мне подходящую усадьбу. Каменный дом о семи комнатах с железной крышей, недавно построенный и не требующий никаких поправок, конюшня, погреб, ледник, 6 десятин земли, прекрасный сенокос, старый тенистый сад и берег Псла. Берег Псла - мой. По ту сторону чудный вид на простор. Рядом с Сорочинцами. Цена милостивая. Три тысячи теперь заплатить, а две тысячи на несколько лет в рассрочку. Всего пять. Если небо сжалится надо мной и покупка удастся, то в марте же я перееду совсем, чтобы 9 месяцев жить в тиши на лоне природы, а остальное время года в Петербурге. Посылаю сестру посмотреть усадьбу. Земский начальник, от которого я получил письмо, в восторге от моего будущего герцогства.
Ах, свободы, свободы! Если я буду проживать не больше двух тысяч в год, что возможно только в усадьбе, то я буду абсолютно свободен от всяких денежноприходо-расходных соображений. Буду тогда работать и читать, читать... Одним словом, мармелад, а не жизнь.
Почему Вы думаете, что я от "Каштанки" не получу барышей? Хоть 25 р., а получу. Она может, при условии продолжительной продажи и при хорошем распространении, дать много.
Я, может быть, после 10 декабря приеду.
Жду рассказа, чтобы позлорадствовать.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
* хлеба ради (франц.).
1044. А. И. СМАГИНУ
24 ноября 1891 г. Москва.
24 ноябрь.
Распоряжение о высылке "Сборника" 15 душам сделано. 16-й экземпляр посылается Вашему Высокоблагородию. Читайте и наслаждайтесь. "Сборник" выйдет в декабре.
За приглашение в Бакумовку, выраженное в телеграмме, сердечно благодарим. Рад бы в рай, да грехи не пускают. Ведь у меня работы по самое горло, не говоря уж о треклятой инфлуэнце, которая причепилась ко мне, как стерва, и держит меня в четырех стенах.
Ну, как господин хутор? Мы о нем усердно говорим. Я писал Вам, что нам хочется иметь хотя подобие плана. Набросайте карандашом приблизительно и кстати черкните, как велики комнаты и как высоки. Есть ли в саду фонтаны? Есть ли аллея вздохов и остров поцелуев? А главное, высоко ли стоит дом и не будет ли сыро весною и осенью? Если низко, то не нужно.
Маша выедет из Москвы 20 декабря, 2-го января я, буде она прикажет, вышлю Вам доверенность, деньги и комиссионные, в марте приеду.
Гиляровский прошел недавно в один день 80 верст пешком, убил медведя, лисицу и множество зайцев и опять собирается в лес, так как из Владимирской губ<ернии> дали ему знать, что три медвежьи берлоги уже ждут его. Нет времени, а надо ехать!
Будьте здоровеньки. Поклон Елене Ивановне.
Ваш А. Чехов.
Дом каменный или деревянный?
1045. А. С. СУВОРИНУ
26 ноября 1891 г. Москва.
26 ноябрь.
От жены Курепина я получил письмо, в котором она просила меня приехать к ней. Я поехал. Она сказала мне, что хочет просить у Вас взаймы 500 р. и, ссылаясь на мои хорошие отношения с Курепиным и с Вами, попросила меня помочь ей, т. е. подкрепить ее письмо ходатайством. Я обещал. Но я не знаю, что написать Вам. Во-первых, Курепин уже в бессознательном состоянии, на днях умрет и в деньгах не нуждается; во-вторых, г-жа Курепина получает жалованье; она служит у Левинского в "Будильнике". В-третьих, а это главное, те 500 рублей, которые в последний раз Вы приказали выслать Курепину, не потрачены, а положены в банк, откуда не могут быть взяты раньше 1-го марта без некоторой потери. Вот Вам! Г-жа Курепина будет просить в долг. Отдать она может. Больше я ничего не могу сказать. О том, что деньги в банке, мне говорила сама г-жа Курепина, вероятно, по секрету.
Сегодня немец-переводчик прислал мне мои "В сумерках" на немецком языке. Еще одна литературная новость: московский фельетон в прошлую субботу написан Вами. Вы напрасно думаете, что он не остроумен. Что Ермолова и Федотова любят друг друга, - это очень остроумно. Желаю, чтоб Вас цензура так любила!
Здоровье мое поправляется с каждым днем. "Дуэль", пожалуйста, кончайте в эту неделю, а книжку издайте, пожалуйста, в декабре, до Рождества.
Последний фельетон Атавы очень хорош.
Была у меня издательница "Сев<ерного> вестника" Гуревич. Девица добрая и образованная, но не журнальная. В литературных делах она так же мало смыслит, как испанец в русских мужиках. Бранила Михайловского, а я, видя в этом влияние Филоксеры, хвалил.
Будьте здоровы. Низко кланяюсь Анне Ивановне и всем Вашим.
Ваш А. Чехов.
Как Ваш кашель? Вот Вам мой докторский совет: одевайтесь потеплее, а после захода солнца старайтесь сидеть дома.
1046. А. И. СМАГИНУ
Ноябрь, после 26, 1891 г. Москва.
Милостивейший государь мой!
Посылаю Вам письмо, которое я получил из "Русских ведомостей". Пишут, что у них вышло постановление не посылать наложенным платежом по причинам, в письме изложенным. Я ответил, что ответственность принимаю на себя и что могу даже представить залог, ибо все Вы люди благонамеренные и цивилизованные, хотя устриц и не едите. Таким образом, "Сборник" будет Вам выслан. Если же синклит "Русских ведомостей" со свойственною ему педантичностью не пожелает сделать для меня исключения, то я взнесу деньги из "хуторских", а при свидании сочтемся. Я уже писал Вам, что сестра выезжает из Москвы 20-го. Деньги могу выслать хоть сейчас, потому что нраву моему не препятствуй, могу всё купить и выкупить. Три тыщи! Ждем от Вас писем.
Если покупка хутора состоится, то я приеду первого марта.
Со мной произошла перемена: те две классические рюмки водки, которые я выпивал за ужином, чтобы крепче спать, теперь уж я не пью. После инфлуэнцы у меня испортился вкус, и все спиртные напитки кажутся мне микстурой. О, несчастье особого рода!
Лешковская кланяется Вам. Будьте здоровы тысячу раз.
Ваш А. Чехов.
1047. А. С. СУВОРИНУ
27 ноября 1891 г. Москва.
27 ноябрь.
Вызвал Ежова телеграммой и сообщил ему что нужно. Он готов служить отечеству, и я весь вечер поучал его. Говорил ему, чтобы напирал на предметы и вопросы общего характера, имеющие притом практический интерес. Он хочет писать вместе со своим приятелем Лазаревым (Грузинским); вдвоем веселее, да и Лазарев немножко умнее его.
Я написал рассказ на злобу дня - о голодающих и послал в "Сев<ерный> вестник". Попросил 250 р. за лист. Условия мои приняты.
Завтра посылаю рассказ в "Север".
Если Вы будете покупать выигрышные пятирублевые билеты для себя и для своих подписчиков, то купите и мне два билета или 10 купонов. Я привезу Вам десять руб. Простите, что беспокою таким пустяком, но в Москве билеты расхватают в один час, и я останусь без надежды выиграть 100 тысяч.
Я еще не получил конца корректуры "Дуэли" и думаю, что чтение корректуры по обстоятельствам, от меня не зависящим, продлится до начала декабря; значит, книга может не выйти в декабре.
Ежов порядочный и толковый парень, но надо его на вожжах держать и постоянно направлять его то вправо, то влево. При таком условии из него выработается хороший работник.
Будьте здоровы и богом хранимы.
Мечтаем все о переезде на хутор.
Ваш А. Чехов.
Две рукописи получил. Сегодня ночью прочту.
1048. А. П. ЛЕНСКОМУ
29 ноября 1891 г. Москва.
29 ноябрь.
Дорогой Александр Павлович, зять покойного В. П. Бегичева г. Голубев прислал мне счет, который просил передать А. М. Кондратьеву. Но так как адрес Алексея Михайловича мне неизвестен, то счет посылаю Вам для передачи по адресу.
Я давно уже болен, давно уже не выхожу из дому и забыл, что значит свежий воздух и холод. Дела мои пошли на поправку, и скоро я стану выходить, и первым делом - к Вам. Говорят, Вы на меня сердитесь за что-то, ну, а я по-прежнему всей душой расположен к Вам, и для меня было бы большим удовольствием повидаться с Вами. У меня была инфлуэнца, а после нее отчаянный кашель и скрипенье в правом легком.
Поклон Лидии Николаевне.
Ваш А. Чехов.
1049. А. С. СУВОРИНУ
30 ноября 1891 г. Москва.
30 ноябрь.
Возвращаю Вам две присланные Вами чрез контрагентство рукописи. Один рассказ - индийская легенда. Цветок лотоса, лавровые венки, летняя ночь, колибри - это в Индии-то! Начинает с Фауста, жаждущего младости, и кончает "благом истинной жизни" во вкусе Толстого. Я выкинул кое-что, выгладил и получилась сказка, хотя и неважная, но легкая и которая прочтется с интересом. Другой рассказ безграмотен, сделан по-бабьи и аляповато, но есть фабула в некоторый перец. Я, как увидите, сократил его вдвое. Оба рассказа печатать можно. И мне кажется, что если набрать таких рассказов побольше и потом прочесть их в корректуре, то может выйти интересный и разнообразный рождественский номер. Во втором рассказе участвует елка, кстати сказать.
Ежов мало видит и мало знает, но погодите произносить над ним приговор. Авось у него с Лазаревым и выйдет что-нибудь. Лазарев умен и не стал бы писать про московские газеты. Вы ничего не будете иметь против, если к будущей субботе я напишу московский фельетон? Хочется тряхнуть стариной.
А я всё мечтаю и мечтаю. Мечтаю о том, как в марте переберусь из Москвы на хутор, а в октябре-ноябре приеду в Питер жить до марта. Хочется прожить в Питере хоть одну зиму, а это возможно только при одном условии - если я в Москве не буду иметь берлоги. И мечтаю, как все пять месяцев я буду говорить с Вами о литературе и делать в "Новом времени" то, что я умею. А на хуторе медицина во всю ивановскую.
Был у меня Боборыкин. Он тоже мечтает. Говорил мне, что хочет он написать нечто вроде физиологии русского романа, его происхождение у нас и естественный ход развития. Пока он говорил, я никак не мог отрешиться от мысли, что вижу перед собой маньяка, но маньяка литературного, ставящего литературу паче всего в жизни. Я в Москве у себя так редко вижу настоящих литераторов, что разговор с Боборыкиным показался мне манной небесной, хотя в физиологию романа и в естественный ход развития я не верю, т. е., может быть, и есть эта физиология в природе, но я не верю, чтобы при существующих методах можно было уловить ее. Боборыкин отмахивается обеими руками от Гоголя и не хочет считать его родоначальником Тургенева, Гончарова, Толстого... Он ставит его особняком, вне русла, по которому тек русский роман. Ну, а я этого не понимаю. Коли уж становиться на точку зрения естественного развития, то не только Гоголя, но даже собачий лай нельзя ставить вне русла, ибо всё в природе влияет одно на другое и даже то, что я сейчас чихнул, не останется без влияния на окружающую природу.
Вы говорили, что мы будем писать рассказ вместе. Если так, то Вы не оканчивайте, а мне оставьте кусочек. Если же раздумали писать вместе, то оканчивайте скорее и начинайте новый. Летом давайте напишем два-три рассказа для летних читателей: Вы начало, а я конец.
Сегодня хоронили Курепина. Был венок от "Нового времени". Из шести венков это был самый большой, но не самый красивый. Как-то странно подумать, что пойдешь на новую пьесу и не встретишь в театре завсегдатая Курепина.
Вы боитесь инфлуэнцы? Но ведь она у Вас прошла. У Вас, несмотря на плохие нервы, которые утомлены у Вас и потому раздражены, здоровье крепкое, и в этом я всё более и более убеждаюсь. Вы будете жить еще 26 лет и 7 месяцев.
Будьте здоровы. Читаю "Дневник провинциала" Щедрина. Как длинно и скучно! И в то же время как похоже на настоящее.
Анне Ивановне поклон нижайший.
Ваш А. Чехов.
1050. В. А. ТИХОНОВУ
30 ноября 1891 г. Москва.
30 ноябрь.
Ну-с, добрейший Владимир Алексеевич, посылаю Вам маленький, чювствительный роман для семейного чтения. Это и есть "Обыватели", но, написавши рассказ, я дал ему, как видите, другое название, более подходящее. Если напечатаете с этим названием, то в марте я пришлю Вам другой рассказ, который будет называться "Обыватели". Впрочем, как хотите.
Если покажется длинно и скучно, то пришлите назад, а я напишу для Вас что-нибудь другое. Так как до января остался еще целый месяц, то Вы успеете прислать мне корректуру рассказа, а я успею прочесть ее.
Что еще сказать Вам? Пригласите в "Север" для всякого рода фельетонных писаний осколочного Игрэка. Это Виктор Викторович Билибин, Колокольная 9, кв. 12. Из всех питерских обозревателей это самый даровитый.
Я яко наг, яко благ и зубы положил на полку. Если Вы в самом скором времени пришлете мне деньжонок, то уподобитесь водоносу, встречающемуся путнику в пустыне.
При сем прилагаю подписной бланок. Сделайте распоряжение, чтобы по этому адресу высылался "Север" в счет моего гонорара.
Ну, будьте здоровы. Пишите. От души желаю Вам успеха.
Ваш А. Чехов.
Неделю тому назад мой приятель Н. М. Ежов, беллетрист, послал Вам рассказ. Получили?
Чехов.
1051. Л. Я. ГУРЕВИЧ
2 декабря 1891 г. Москва.
2 декабрь.
Простите, многоуважаемая Любовь Яковлевна, что я своею просьбой об авансе задал Вам такую задачу. Я никогда не пишу о деньгах и считаю это ужасно щекотливой штукой, но заикнулся об авансе в письме к Михаилу Ниловичу, потому что у меня в карманах буквально ни гроша. Я прошу Вас убедительно не стесняться и выслать мне гонорар за мои рассказы, когда Вам угодно и удобно. Это относится и к настоящему и к будущему. Можете выслать по частям, в рассрочку, дробя гонорар мой хоть на десять частей, - как угодно, одним словом. Если Вы теперь пришлете мне рублей 200, то остальную часть гонорара можете прислать хоть в марте или в несколько месяцев по частям. Одним словом, делайте так, чтобы я не стеснял Вас.
Еще раз прошу извинить.
Наши пикантные телеграммы "позвольте оставить жену" и "оставьте жену, согласен", должно быть, поставили телеграфное ведомство в тупик. Но заглавие "В деревне" лучше.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
1052. Н. А. ЛЕЙКИНУ
2 декабря 1891 г. Москва.
2 декабрь.
Обращаюсь к Вам с большой просьбой, добрейший Николай Александрович. Дело вот в чем. До прошлого года я жил по своему университетскому диплому, который и на суше и на море служил мне паспортом, но всякий раз при прописке его полиция предупреждала меня, что по диплому жить нельзя и что я должен взять вид из "надлежащего учреждения". Я спрашивал у всех, что значит это "надлежащее учреждение", и никто не давал мне ответа. Год тому назад Моск<овский> обер-полиц<мейстер> дал мне вид, но с условием, что через год я буду иметь вид из "надлежащего учреждения". Ничего не понимаю! На днях я узнал, что так как я нигде не служу, а по образованию я лекарь, то мне нужно записаться в почетное гражданство, и что какой-то департамент, кажется, герольдии выдаст мне диплом, каковой и будет служить во все дни живота моего паспортом. Я вспомнил, что недавно Вы получили почетное гражданство, а вместе с ним и диплом и что, стадо быть, Вы обращались куда-то и к кому-то и что Вы в некотором роде уже человек испытанный в боях. Посоветуйте мне ради создателя, в какой департамент я должен обратиться? Какое прошение я должен написать и сколько марок к оному прилепить? Какие документы к прошению приложить? и т. д. и т. д. В городской управе есть "паспортный стол". Не может ли этот стол раскрыть тайну, если она Вам недостаточно известна?
Простите, что я Вас беспокою, но, право, положительно не к кому обратиться, а сам я законовед очень плохой.
Наша московская публика подбирается помаленьку. Не успели похоронить Пальмина, как умер Курепин. Вообще в эту осень у меня умерло много знакомых. Умер, между прочим, сахарозаводчик Харитоненко, с которым я был знаком. Очень интересный человек.
А вскоре после Вашего отъезда я заболел инфлуэнцей, которая осложнилась катаром правого легкого, и только теперь я стал по малости поправляться.
В театре Корша часто идет Ваша "Медаль", которая имеет успех. Она идет вместе с "Зайцем" Мясницкого. Я не видел, но знакомые говорят, что в обеих пьесах чувствуется сильная разница между литератором и не литератором, что "Медаль" в сравнении с "Зайцем" представляет из себя нечто чистенькое, художественное и имеющее образ и подобие. То-то вот оно и есть! Из театра литераторов метлой гонят, в пьесы пишутся молодыми и старыми людьми без определенных занятий, а журналы и газеты редактируются купцами, чиновниками и девицами. Впрочем, чёррт с ними.
Будьте здоровы. Низкий поклон Прасковье Никифоровне и Феде.
Ваш А. Чехов.
1053. А. С. КИСЕЛЕВУ
3 декабря 1891 г. Москва.
3 дек.
Ваше Высокородие! Пьесу получил и внимательно прочел. Вот мое мнение: 1) По нынешним временам, она очень длинна, и сократить ее трудно; монологи, пожалуй, сократить можно, но 18 явлений, сударь мой!! Это в одноактной-то безделушке! 2) По нынешним временам, она безусловно не цензурна и цензурою дозволена не будет. Ее придется посылать в цензуру, а в ней, не говоря уж об адюльтере, добро в конце концов не побеждает зла, фигурирует безнравственное превосходительство и часто упоминается слово "министр". Да за это, батенька, в Сибирь!
Что цензура не пропустит, я в этом убежден. Если Вы не боитесь загубить даром две гербовые марки (1 р. 60 к.), то напишите мне, и я пошлю в цензуру, т. е. Вы, гг. наследники, пришлете мне прошение, а я вместе с ним пошлю. В случае если бы цензура разрешила (во что я глубоко не верю), то пьесу можно отдать: 1) Коршу и 2) Немировичу-Данченко, моему приятелю, состоящему членом в Театрально-литературном комитете, от которого зависит судьба пьесы, жаждущей появиться па казенной сцене.
С Шиловским говорить совсем не нужно. Следует, и это обязательно, переменить название пьесы, так как в цензуре имеются списки всех пьес, когда-либо запрещенных цензурою. Тут давности не полагается. Уж коли лишен прав, так шабаш. Вот подумайте хорошенько и напишите мне. Воля Ваша для меня священна!!!
После 10-го я, вероятно, уеду в Питер, а потому постарайтесь прислать ответ до 10-го. Пришлите кстати и денег, этак тысячи две-три.
Марии Владимировне от всей души желаю скорейшего выздоровления и душевного покоя. Хотел было написать ей письмо насчет Владимира Петровича, которого я любил, но меня остановило соображение, что все мы умрем, так же как Владимир Петрович, и что никакие соболезнования и сожаления не помогут там, где дело непоправимо. Не воскресишь ведь.
Мне бы ужасно хотелось побывать в Бабкине. Хоть на один час. Но едва ли я вырвусь. Работы по горло, да и в Питер нужно. Маша, вероятно, приедет к вам. Она каждый день об этом толкует.
Одначе будьте здоровы. Низкий поклон Марии Владимировне, Василисе Пантелевне, Елизавете Александровне и о. Федору. Я записал на себя три билета. Если выиграю сто тысяч, то пожертвую в Никулинскую церковь тысячу, о. Федору на утешение и прихожанам на пользу, а Вам дам взаймы десять тысяч. Вот доброта! Редкое сердце!
Ваш А. Чехов.
1054. А. С. СУВОРИНУ
3 декабря 1891 г. Москва.
3 декабрь.
Получив корректуру "Каштанки", я тотчас же сделал поправки и написал новую главу. Я разделил сказку на большее количество глав. Теперь уже не 4 главы, а 7. Новая глава даст несколько лишних страниц, и авось получится что-нибудь. Друга дома и неверную жену, конечно, я выбросил вон. Корректуру посылаю Вам, а Вы пошлите ее Неупокоеву с объяснением, для чего написана новая глава. Если эта глава Вам покажется резонансом, то бросьте ее.
Получили ли две рукописи?
Был у меня вчера кн. Урусов, сидел от 7 ч. до 12 1/2 ночи и рассказывал про французских литераторов. Это упитанный, богатый, умеющий увлекаться Флобером и <...>, и, по-видимому, очень довольный собою человек. Но и у него есть заноза в мозгу. Как у Вас прогрессивный паралич, так и он думает, что у него спинная сухотка. Это его мучительная и ровно ни на чем не основанная idйe fixe * поддерживаемая в нем подагрическими болями и частыми беседами с докторами.
Из Петербурга, из Вильны и из разных российских городов я получаю письма насчет "Дуэли". Пишут какие-то незнакомцы. Письма в высшей степени задушевные и доброжелательные. В провинциальных газетах стали критиковать "Дуэль" уже после третьего фельетона. Значит, можно рассчитывать, что книжка окупит себя.
Когда выйдет в свет "Каштанка", прикажите послать 100 экз. в правление Общества покровительства животным.
Вчера какой-то, по-видимому, очень молодой человек прислал мне из Воронежа рукопись листов в 40, мелко исписанную. Роман. Название очень новое: "Нищие духом". Умоляет юный автор прочесть и написать ему свое мнение. Можете себе представить мой ужас! Стал я ночью перелистывать роман, а там всё честное прошлое, служение народу, общность интересов, заходящее солнце... Другой, но уже не юный, а отставной полковник, принес мне две рукописи: "Непрошенные цивилизаторы, или Плоды невежества" и "Знаменитый извозчик". Во второй рукописи изображен идейный молодой человек, который из нужды пошел в извозчики (укор равнодушному обществу, доводящему своих лучших представителей до такого ужасного положения); ну, извозчик сидит на козлах и разговаривает со своими седоками о Марксе, Бокле и логике Милля.
Гуревич не дала аванса. Какова? Я не огорчился, конечно, но ее-то положение! Нет денег у бедняжки, а в типографию надо, за бумагу надо, авторам надо, Филоксере надо... Мне за мой рассказ приходится рублей 600. Написал ей, чтоб не стеснялась и высылала мне гонорар, когда ей угодно и удобно. Кстати сказать, я "выскочил". Я столько написал, что если мне будут присылать гонорар аккуратно, то я проживу безбедно до самого отъезда на дачу.
Да хранит Вас аллах! Акакий Московский весьма достоин того, чтобы стать штатным сотрудником "Нового времени".
Ваш А. Чехов.
1 навязчивая идея (франц.).
1055. А. С. СУВОРИНУ
4 декабря 1891 г. Москва.
4 дек.
Посылаю Вам моск<овский> фельетон. Хотел изобразить кратко московского интеллигента. Сел вчера писать, но мешали посетители, так что писал сегодня и спешил. Не знаю, что вышло. Должно быть, неважно. Если бросите, в претензии не буду. Но никому не говорите, что я автор.
Хотел было переписать, да некогда, пора на почту. Простите.
Получили корректуру "Каштанки"?
Ваш молитвенник
А. Чехов.
1056. В. А. ТИХОНОВУ
8 декабря 1891 г. Москва.
8 декабрь.
30-го ноября, дорогой Владимир Алексеевич, я послал Вам рассказ, прошло уже десять дней, а от Вас - ни гласа, ни воздыхания... Получили ли Вы рассказ? Не затонул ли он где-нибудь в житейских волнах? Годится ли он? И проч. и проч. Если рассказ годится, то пришлете ли Вы мне корректурку, как я просил? В письме, приложенном к рассказу, я также вопиял к Вам насчет авансика. Вы как-то в одном из своих писем проговорились, что можно получить "и вперед". Посылая рассказ свой, я вспомнил об этом "и вперед" с особенным удовольствием, так как у меня денег буквально ни гроша. Надо в Питер ехать, а у меня даже на билет нет, и я сижу у моря и жду погоды, Просто хоть караул кричи! Вот что значит путешествовать.
Как Вы живете? Какова у Вас подписка? Рекламируется "Север" хорошо, и успеха ждать можно.
У нас в Москве новостей никаких. Может быть, они и есть, но я об них ничего не знаю, так как по целым дням сижу дома и выздоравливаю от инфлуэнцы. Говорят, что в театрах скучно. О хороших новых пьесах что-то не слышно. Мороз в 23 градуса.
Отвечайте и вообще пишите поподробнее. Еще одно: если будете высылать мне деньги, то нельзя ли устроить эту церемонию через контору бр. Волковых (Невский), переводом по телеграфу. Расходы по переводу мои. Страсть, как приспичило!
Всего хорошего! Когда буду в Питере, увидимся. Остановлюсь я у Суворина, а Вашего домашнего адреса я не знаю.
Поклон общим знакомым.
Ваш А. Чехов.
1057. А. И. СМАГИНУ
10 декабря 1891 г. Москва.
10 дек.
Что Вы с нами делаете?!?!
Прошло уже - шутка сказать! - 20 дней, как Вы держите нас в томительном ожидании. Когда, когда же, наконец, придет ответ на наши письма? Мы не только согласны покупать хутор, но даже уже мебель уложили и продали всё, что показалось нам не нужным для хутора.
Нет, согласитесь, это безбожно. Если мы до 15-го декабря не получим ответа, то решим, что дела наши - табак!
Все наши здравствуют и Вам кланяются.
Пишите же! Мы просили подобие плана, но это не значит, что нам нужен архитекторский чертеж. Набросайте карандашиком, приблизительно, вот и всё. И вообще не особенно усердствуйте, ибо мне уже снилось, как Вы из своего прекрасного далека грозились мне кулаком за то, что я причиняю Вам столько беспокойства и хлопот.
Иван обнадеживает, что 5-го апреля Вы будете в Москве. Вот кабы! Из Москвы бы и поехали вместе.
Будьте здоровы. Пишите!!!
Ваш А. Чехов.
Географ.
1058. Е. П. ЕГОРОВУ
11 декабря 1891 г. Москва.
11 дек.
Уважаемый Евграф Петрович, вот Вам история моего неудавшегося путешествия к Вам. Я собирался ехать к Вам не с корреспондентскими целями, а по поручению, или, вернее, по соглашению с небольшим кружком людей, желавших сделать что-нибудь для голодающих. Дело в том, что публика не верит администрации и потому воздерживается от пожертвований. Ходит тысяча фантастических сказок и басен о растратах, наглых воровствах и т. п. Епархиального ведомства сторонятся, а на Красный Крест негодуют. Владелец незабвенного Бабкина, земский начальник, отрезал мне прямо и категорически: "В Москве, в Красном Кресте, воруют"! При таком настроении администрация едва ли дождется серьезной помощи от общества. А между тем публике благотворить хочется, совесть ее потревожена. В сентябре моск<овская> интеллигенция и плутократия собирались в кружки, думали, говорили, копошились, приглашали для совета сведущих людей; все толковали о том, как бы обойти администрацию и заняться организацией помощи самостоятельно. Решили послать в голодные губернии своих агентов, которые знакомились бы на месте с положением дела, устраивали бы столовые и проч. Некоторые главари кружков, люди с весом, ездили к Дурново просить разрешения, и Дурново отказал, объявив, что организация помощи может принадлежать только епарх<иальному> ведомству и Красному Кресту. Одним словом, частная инициатива была подрезана в самом начале. Все повесили носы, пали духом; кто озлился, а кто просто омыл руки. Надо иметь смелость и авторитет Толстого, чтобы идти наперекор всяким запрещениям и настроениям и делать то, что велит долг.
Ну-с, теперь о себе. Я с полным сочувствием относился к частной инициативе, ибо каждый волен делать добро так, как ему хочется; но все рассуждения об администрации, Красном Кресте и проч. казались мне несвоевременными и непрактическими. Я полагал, что при некотором хладнокровии и добродушии можно обойти всё страшное и щекотливое и что для этого нет надобности ездить к министру. Я поехал на Сахалин, не имея с собой ни одного рекомендательного письма, и однако же сделал там всё, что мне нужно; отчего же я не могу поехать в голодающие губернии? Вспоминал я также про таких администраторов, как Вы, как Киселев, и все мои знакомые земские начальники и податные-инспектора - люди в высшей степени порядочные и заслуживающие самого широкого доверия. И я решил, хотя на небольшом районе, если можно, сочетать два начала: администрацию и частную инициативу. Мне хотелось поскорее съездить к Вам и посоветоваться. Мне публика верит, поверила бы она и Вам, и я мог рассчитывать на успех. Помните, я послал Вам письмо. Тогда в Москву приехал Суворин; я пожаловался ему, что не знаю Вашего адреса. Он телеграфировал Баранову, а Баравов был так любезен, что прислал Ваш адрес. Суворин был болен инфлуэнцей; обыкновенно, когда он приезжает в Москву, мы целые дни проводим неразлучно и толкуем о литературе, которую он знает превосходно. И на сей раз толковали, и кончилось тем, что я заразился от него инфлуэнцей, слег в постель и стал неистово кашлять. Был в Москве Короленко и застал меня страждущим. Осложнение со стороны легких сделало то, что я маялся целый месяц, безвыходно сидел дома и ровно ничего не делал. Теперь дела мои пошли на поправку, но всё еще я кашляю и худею. Вот Вам и вся история. Если бы не инфлуэнца, то, быть может, нам вместе удалось бы сорвать с публики тысячи две-три или больше, смотря по обстоятельствам.
Ваше раздражение против печати мне понятно. Рассуждения газетчиков Вас, знакомого с истинным положением вещей, так же раздражают, как меня, медика, рассуждения профана о дифтерите. Но что прикажете делать? Что? Россия не Англия и не Франция. Газеты у нас не богаты и в своем распоряжении имеют очень немного людей. Послать на Волгу профессора Петровской академии или Энгельгардта - это дорого; послать дельного и даровитого сотрудника тоже нельзя - дома нужен. "Times" на свой счет устроил бы в голодающих губерниях перепись, посадил бы в каждой волости Кеннана, платя ему по 40 руб. суточных, - и вышел бы толк, а что могут сделать "Русские ведомости" или "Новое время", которые доход в сто тысяч считают уже крезовским богатством? Что же касается самих корреспондентов, то ведь это горожане, знающие деревню только по Глебу Успенскому. Положение их фальшиво в высшей степени. Прилети в волость, понюхай, пиши и валяй дальше. У него ни материальных средств, ни свободы, ни авторитета. За 200 целковых в месяц он скачет, скачет и молит бога только о том, чтобы на него не сердились за его невольное и неизбежное вранье. Он чувствует себя виноватым. Но виноват ведь не он, а русские потемки. К услугам западного корреспондента - превосходные карты, энциклопедич<еские> словари, статистические исследования; на западе корреспонденции можно писать, сидя дома. А у нас? У нас корреспондент может почерпать сведения только из бесед и слухов. Ведь у нас во всей России до сих пор исследованы только три уезда: Череповский, Тамбовский и еще какой-то. Это на всю-то Россию! Газеты врут, корреспонденты - саврасы, но что же делать? А не писать нельзя. Если бы печать наша молчала, то положение было бы еще ужаснее, согласитесь с этим.
Ваше письмо и Ваша затея насчет покупки скота у крестьян сдвинули меня с места. Я всей душой и всеми моими силами готов слушаться Вас и делать всё, что Вы хотите. Я долго думал, и вот Вам мое мнение. На богатых людей рассчитывать нельзя. Поздно. Каждый богач уже отвадил те тысячи, которые ему суждено было отвалить. Вся сила теперь в среднем человеке, жертвующем полтинники и рубли. Те, которые в сентябре толковали о частной инициативе, нашли себе приют при разного рода комиссиях и комитетах и уже работают. Значит, остается средний человек. Давайте объявим подписку. Вы напишите письмо в редакцию, и я напечатаю его в "Русских ведомостях" и в "Новом времени". Чтобы сочетать два вышеписанных начала, мы можем оба подписаться под письмом. Если это для Вас неудобно в служебном отношении, то можно написать от третьего лица корреспонденцию, что в Нижегор<одском> уезде в 5 участке организовано то-то и то-то, что дела идут, слава богу, успешно и что пожертвования просят высылать земск<ому> начальнику Е. П. Егорову, живущему там-то, или же А. П. Чехову, или в редакцию таких-то газет. Надо только подлиннее написать. Напишите подробнее, а я прибавлю свое что-нибудь - и дело в шляпе. Нужно писать о пожертвованиях, но не о займе. На заем никто не пойдет: жутко. Дать трудно, но взять назад еще труднее.
В Москве у меня есть один только знакомый богач - это В. А. Морозова, известная благотворительница. Вчера я был у нее с Вашим письмом. Говорил, обедал... Она увлечена теперь Комитетом грамотности, который устраивает столовые для школьников, и всё отдает туда. Так как грамотность и лошади величины несоизмеримые, то В. А. пообещала мне содействие Комитета в случае, если Вы пожелаете устроить столовые для школьников и пришлете подробные сведения. Мне неловко было просить у нее денег сейчас же, так как у нее берут и берут без конца и треплют ее, как лисицу. Я только попросил ее, что в случае если у нее будут какие-либо комиссии и комитеты, то чтобы она не забывала и нас, и она дала мне обещание не забывать. Ваше письмо и Ваша идея сообщены также редактору "Русских вед<омостей>" Соболевскому - это на всякий случай. Всюду я трезвоню, что дело уже организовано.
Если будут рубли и полтинники, то я буду высылать их Вам без всякой задержки. А Вы распоряжайтесь мной и верьте, что для меня было бы истинным счастьем хотя что-нибудь сделать, так как до сих пор для голодающих и для тех, кто помогает им, я ровни ничего не сделал.
Все наши здравствуют, кроме Николая, который в 1889 г. умер от чахотки, и Федосьи Яковлевны (помните, она приезжала к Ивану в школу), которая умерла в октябре тоже от чахотки. Иван учительствует в Москве, Миша - податным инспектором.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1059. А. И. СМАГИНУ
11 декабря 1891 г. Москва.
11 дек.
Еще раз здравствуйте, Ваше высокоблагородие!
Спасибо за телеграмму. Ждем ответа с нетерпением, ибо 20-е число близко. В тот же день, когда я получу от Маши телеграмму, я стану хлопотать о доверенности и высылке Вам денег.
Ну-с, теперь вот о чем, сударь мой. Я сижу безвыездно в Москве, но между тем дело мое в Нижегородской губ<ернии> кипит уже, кипит! Я вместе со своим приятелем, земским начальником, прекраснейшим человеком, в самом глухом участке Нижегор<одской> губ<ернии>, где нет ни помещиков, ни докторов, ни даже интеллигентных девиц, которых теперь даже в аду много, затеяли маленькое дельце, на котором думаем нажить этак тысяч по сто. Помимо всяких голодных дел, мы главным образом стараемся спасти урожай будущего года. Оттого, что мужики за бесценок, за гроши продают своих лошадей, грозит серьезная опасность, что яровые поля будут не вспаханы и что таким образом опять повторится голодная история. Так вот мы скупаем лошадей и кормим, а весною возвратим их хозяевам. Дело наше уже стоит крепко на ногах, и в январе я поеду туда созерцать плоды. Пишу Вам сие вот для чего. В случае если во время шумного пира Вам или кому-либо случится собрать хотя полтинник в пользу голодающих, или если какая-нибудь Коробочка завещает с тою же целью рубль, и если Вы сами выиграете в стуколку 100 рублей, то помяните нас грешных в своих святых молитвах и уделите нам частицу от щедрот! Это не сейчас, а когда угодно, но не позже весны. Весною лошади будут уже не наши. О каждой потраченной копейке жертвователь получит самый подробный отчет, буде пожелает он, в стихах, которые напишет по моему заказу Гиляровский. В январе будем печатать в газетах. Щедроты направляйте или ко мне, или же прямо на место сражения: Станция Богоявленное, Нижегородской губ., Евграфу Петровичу Егорову, земскому начальнику.
Откуда Вы взяли, что мы охладели к Сумбатову? Напротив, мы по-прежнему в восторге от его талантов.
Неужели я буду жить в Сорочинцах или около? Не верится что-то. А хорошо бы это было. Летом и осенью пескарей ловить, а зимою улепетнул бы в Питер и в Москву...
Пишите.
Ваш душой
А. Чехов.
1060. А. С. СУВОРИНУ
11 декабря 1891 г. Москва.
11 дек.
15 к. совершенно достаточно за фельетон. Этакие вещи ведь очень легко писать. Скажите конторе в телефон, чтобы она сочла и сделала вычитание из долга.
Знаете, сударь? Ведь я Вам еще должен 170 р.! Вам лично, помимо газеты. К весне расплачусь.
Если бы я намерен был жить в Москве, то взял бы москов<ский> фельетон непременно. Я бы устроил у себя нечто вроде нововременского моск<овского> отделения, завел бы себе сотрудников и писал бы всё: фельетон, театр, телеграммы, корреспонденции... Из фельетона исключил бы театр и гласных, а валял бы об общих вопросах. Взял бы я с Вас жалованье, платил бы сотрудникам по 5-6 коп., а остальное клал бы себе в карман. Но, Вы знаете, в Москве я не буду жить.
Был я вчера у московской благотворительницы Морозовой. Вы в качестве Акакия Московского прошлись на ее счет, а между тем она делает очень много. Ей ужасно обидно, что "Новое время", которое так великодушно трактует вопрос о голодающих, укололо ее. Впрочем, это пустяки.
Я приеду. Вру же я невольно. У меня совсем нет денег. Приеду, когда получу со всех концов гонорары. Вчера получил 150 р., скоро еще получу, тогда и прилечу на крыльях.
В январе еду в Нижегор<одскую> губ<ернию>. Там у меня уже кипит дело. Я очень, очень, очень рад. Собираюсь написать Анне Ивановне.
Ах, если б Вы знали, как мучительно болит у меня сегодня голова!
Дело с хутором подвигается.
Был ли у Вас с предложением своих фельетонных услуг московский сотрудник Гурлянд?
Мне хочется приехать в Петербург, хотя бы для того, чтобы два дня лежать в комнате неподвижно и выходить только к обеду. Отчего-то я чувствую утомление. Это всё инфлуэнца проклятая.
На сколько бы человек Вы хотели бы и могли устроить столовую? Напишите, а я Вам сосчитаю и выскажу кое-какие соображения, буде сумею и найду нужным высказывать их.
Толстой-то, Толстой! Это, по нынешним временам, не человек, а человечище. Юпитер. В "Сборник" он дал статью насчет столовых, и вся эта статья состоит из советов и практических указаний, до такой степени дельных, простых и разумных, что, по выражению редактора "Рус<ских> вед<омостей>" Соболевского, статья эта должна быть напечатана не в "Сборнике", а в "Правительственном вестнике".
Получил от Вас корректуру и телеграмму. Скоро выйдет "Дуэль". Будьте добры, сделайте так, чтобы я получил 20 экз. не по почте, а через московский магазин. В почтамт далеко ехать! Будьте здоровы. И я плохо сплю.
Ваш А. Чехов.
1061. А. С. СУВОРИНУ
13 декабря 1891 г. Москва.
13 дек.
Теперь я понимаю, почему Вы плохо спите по ночам. Если бы я написал такой рассказ, то не спал бы десять ночей подряд. Самое страшное место то, где Варя душит героя, как домовой, и знакомит его с тайнами загробной жизни. И страшно, и со спиритизмом согласно. Из речей Вари, и особенно там, где оба едут верхом, нельзя выбросить ни одного слова. Не трогайте. Идея рассказа хороша, содержание фантастично и интересно.
Исправить я мог только корректурные ошибки; "уж" заменил своим "уже", "во весь опор" заменил "во весь дух", мандолину - цитрой. Больше ничего не нашел. Вот разве один только совет: откиньте конец у эпиграфа. Эпиграф придуман очень кстати, но то, что я зачеркнул, излишне удлиняет его. Ведь Ваш рассказ отчасти имеет целью устрашить читателя и испортить ему дюжину нервов, зачем же Вы говорите о "нашем нервном веке"? Ей-богу, никакого нет нервного века. Как жили люди, так и живут, и ничем теперешние нервы не хуже нервов Авраама, Исаака и Иакова. Откиньте конец, но эпиграф оставьте.
Так как Вы уже написали конец, то я не помешаю, если пошлю Вам свой. Вдохновился и не утерпел, чтобы не написать. Прочтите, буде пожелаете.
Рассказы вообще тем хороши, что над ними можно сидеть с пером целые дни и не замечать, как идет время, и в то же время чувствовать нечто вроде жизни. Это с гигиенической точки зрения. А с точки зрения полезности и проч., написать недурной рассказ с содержанием и дать читателю 10-12 интересных минут - это, как говорит Гиляровский, не баран начихал. Отчего Вы редко пишете рассказы? Отчего Вы не пишете их летом? Ведь фантазии у Вас - слава тебе господи!
У меня сегодня опять прескверно болит голова. Не знаю, что делать. Нет уж, должно быть, к старости пошло, а если не к старости, то к чему-нибудь похуже.
Сегодня один старичок принес мне 100 рублей на голодающих.
Приеду к Вам или 17-го, или же на второй день праздника. Деньги есть. 20-го уезжает сестра смотреть хутор, и хочется ее проводить, да и стариков жалко оставить одних на праздниках. Во всяком случае Новый год буду у Вас встречать. Это непременно.
Дал Ваш рассказ Маше. Пусть почитает на сон грядущий.
Будьте здоровы. Всего хорошего!
Ваш А. Чехов.
Корректуру посылаю одновременно с сим.
1062. М. Н. АЛЬБОВУ
14 декабря 1891 г. Москва.
14 дек.
Уважаемый Михаил Нилович!
Некий Ив. Греков, молодой человек, прислал мне из Воронежа свою повесть "Нищие духом" с просьбою переслать ее в "Северный вестник" и протежировать ему.
Сегодня я послал Вам повесть. Адрес автора Вы найдете на обертке.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1063. Е. П. ЕГОРОВУ
14 декабря 1891 г. Москва.
14 дек.
Уважаемый Евграф Петрович! Посылаю Вам собранные мною 116 р. Продолжение будет. Список жертвователей я пришлю в следующий раз.
Собираю я втихомолку, без какого-либо шума, и думаю теперь, что письмо в редакцию или корреспонденцию, о которой я писал, следует поместить в газете не раньше января. Я полагаю, что в январе у Вас уже прочно будет стоять лошадиное дело, картина будет ясна, а следовательно, и для жертвователей всё будет ясно; в январе я приеду к Вам непременно и вместе сочиним что-нибудь. Во всяком случае сочинить что-нибудь нужно.
Напишите же насчет школьников и их кормления. Я тотчас же помчусь в Комитет грамотности, который поможет Вам. Вообще пишите. Без Ваших распоряжений я не ступлю самостоятельно ни одного шага. Я Ваш агент, так Вы и смотрите на меня и почаще пишите руководства ради.
Мои Вам кланяются.
Ваш А. Чехов.
1064. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
14 декабря 1891 г. Москва.
14 дек.
Уважаемая Наталья Михайловна, смотрите же, я распорядился, чтобы "Русские ведомости" выслали Вам наложенным платежом свой "Сборник". Не подпишитесь в другой раз.
Ну-с, Маша 22-го выезжает к Вам, сопровождаемая моим благословением, которое навеки нерушимо. От Вас она поедет дальше... У меня ужасно широкие планы!!!
Целый месяц мотала меня лютая инфлуэнца. Ударила она сначала в голову и в ноги, так что я слег в постель, а потом ударила в легкие, так что я кашлял неистово и стал худ, как копченая стерлядь. Просто беда! Целый месяц безвыходно сидел дома, то есть, вернее, не сидел, а лежал и ходил, а работы по горло. Теперь дела пошли на поправку, но все-таки чихаю и кашляю, и временами голова у меня болит прескверно. Решено: вон из Москвы! Даю Маше полномочия. Пусть купит какую-нибудь конуру на лоне природы. А. И. Смагин уже сватает какой-то хутор.
Сижу я дома безвыходно, но все-таки Савич выскочил. В Нижегородской губ<ернии> делается уже по мере сил то, что нужно. Еду туда в январе, а теперь изображаю из себя благотворительную даму, которая всем уже надоела. Сегодня на поле битвы послал 116 рублей. Вообще дела идут неплохо. Работает на месте очень хороший человек, и ничто ему не мешает, так как он земский начальник. Работает он в одном из самых глухих участков, где нет ни помещиков, ни докторов. Теперь занимаемся покупкою лошадей, которых крестьяне продают за гроши. Лошадей кормим, а весною возвратим их хозяевам. Одним словом, Савич выскочил. Когда понадобится хлеб, то буду телеграфировать, буде Вы его еще не продали. Но, быть может, и не понадобится; стало быть, таким покупателем, как я, можете и пренебречь. Адрес поля сражения такой:
Станция Богоявленное, Нижегородской губ., земскому начальнику Евграфу Петровичу Егорову. Это на случай, если у Вас Иваненко даст с благотворительною целью концерт.
А Харитоненко умер!
В эту осень мне многих пришлось похоронить, и я даже как-то оравнодушел к чужой смерти, но Ваше семейное горе произвело на меня тяжелое впечатление. Зинаида Михайловна хорошо сделала, что умерла, - это правда, но все-таки ужасно жаль ее. У меня недавно была жена Гаршина, вдова. Она знала Вашу сестру, когда еще та была здорова. Впрочем, не надо тянуть заупокой, ибо и сами помрем.
А если Маше удастся что-нибудь сделать, то Савич совсем выскочит.
Привет всем Вашим. Желаю здравия.
Маньяк-хуторянин и Географ
А. Чехов.
1065. В. А. ТИХОНОВУ
14 декабря 1891 г. Москва.
14.
Милый Владимир Алексеевич, письма Вашего, о котором Вы пишете, я не получил.
Право, не знаю, как быть с заглавием моего рассказа! "Великий человек" мне совсем не нравится. Надо назвать как-нибудь иначе - это непременно. Назовите так - "Попрыгунья".
Итак, значит "Попрыгунья". Не забудьте переменить.
150 р. получил. Merci-c.
Всего хорошего!
Ваш А. Чехов.
1066. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
14 декабря 1891 г. Москва.
14 декабрь.
Здравствуйте, дорогой Франц Осипович! Сколько зим, сколько лет!
И я о том же... От утра до вечера, куда бы вы ни пошли, везде говорят вам только о голодающих и дерут с вас, вероятно, как (извините за литературное выражение) с сидоровой козы. И я тоже о голодающих... Дело вот в чем. В одном из самых глухих уголков Нижегородской губ<ернии>, где нет ни помещиков, ни даже докторов, один мой хороший приятель, в высшей степени порядочный и живой человек, организовал голодное дело. А я ему помогаю. Он несет на месте всю черную работу, а я сижу в Москве и изображаю из себя благотворительную даму; в январе и я поеду на поле битвы, поехал бы и теперь, но держит инфлуэнца. Замыслы у нас широкие.
Но я с Вас ни копейки не возьму, хотя я и благотворительная дама. Вы дайте мне только слово, что если во время шумного пира, или где-нибудь на юбилее, или на свадьбе в Вашем присутствии будет собран хотя один рубль в пользу голодающих, то Вы возьмете его и отдадите нам. Также дайте слово, что Вы будете помнить о нас до самой весны. Если будет подходящий случай и попадется какой-нибудь рубль, то направляйте его ко мне (Мл. Дмитровка, д. Фирганг) или же прямо на место: Станция Богоявленное, Нижегородской губернии, земскому начальнику Евграфу Петровичу Егорову. О каждой потраченной копейке жертвователь получит самый подробный отчет, украшенный цветами моего беллетристического таланта и казенной печатью. Последнее, полагаю, важнее.
Ну-с, живу я так же, как и прежде жил. Не женат. Не богат. Инфлуэнца совсем изломала меня, я кашляю и худею и, как говорят, стал походить физиономией на утопленника. Решил покориться необходимости: купить в Полтавской губ<ернии> хутор и перебраться туда совсем на жительство. Вон из Москвы! 9 месяцев в году буду проживать на хуторе и за границей, а остальные 3 - в Москве и в Питере, в отелях.
Известно ли Вам, что я был недавно за границей? Везде был. В рулетку проиграл 900 франков! На Везувий взбирался и нюхал кратер. Вот какие мы!
Надо бы нам повидаться и старину вспомнить. Ах, как надо бы! Не хотите ли у Тестова поужинать? Если да, то назначьте день и час. Непременно приду. Выбирайте трактир, какой хотите, мне всё равно.
Ваш А. Чехов.
1067. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
15 декабря 1891 г. Москва.
15 дек.
Милый Жан, я буду у Вас на именинах, хотя и запретил себе какое-либо участие в шумных пиршествах. Инфлуэнца с кашлем произвели в моем организме пертурбацию: я теперь ничего не пью. А если, случается, пью перед праздником, то чувствую, что это для меня вредно - раньше никогда не чувствовал ничего подобного. Старость, значит!
Буду очень рад повидать и Вас, и Баранцевича, и всех знаемых.
Вы величаете меня "неизменно коварным". Можно подумать, что я фельдшер, а Вы - старая девица.
Вы пишете, что у Вас есть о чем серьезно потолковать со мной; у меня вообще серьезного мало, но потолковать мне очень хочется. О дне своего приезда я извещу Вас. Остановлюсь у Суворина. Первые два-три дня буду безвыходно сидеть дома.
Был я за границей, остался очень доволен своим путешествием и, конечно, влез в долги. Летом жил в Калужской губ<ернии> в усадьбе. Теперь живу в Москве и жду - не дождусь, когда можно будет уехать. Хочется тепла.
Ну, желаю Вам выиграть сто тысяч. Будьте здоровы. Вашей жене низкий поклон.
Ваш А. Чехов.
Мои кланяются.
1068. А. С. СУВОРИНУ
15 декабря 1891 г. Москва.
15 дек.
Вы пишете, чтобы я телеграфировал о дне своего приезда к Вам. Телеграфировать не нужно, ибо наверное мне известно, что выеду я 26-го вечером, а приеду к Вам я 27-го утром. Новый год буду встречать у Вас. Раньше выехать нельзя, так как около 20-22 отправляю сестру на хутор, 24-го мать именинница, а 25го праздник. Если 26-го не выеду, то буду телеграфировать. Но я говорю - наверное. Если под рассказом подпишете настоящую фамилию, т. е. А. Суворин, то это еще лучше, чем Лаврецкий. Прочтут. Вы напишите десяток таких страшных рассказов, выйдет книжка, которая не залежится.
Ваш новый сотрудник В. Васильев, очевидно, домовладелец, так как у митрополита он бывал по приходским делам. Человек, по всей вероятности, дельный и знающий.
Если Вам не удастся найти хорошего фельетониста, то заведите "Московские письма". Пусть пишет, кто хочет, а Вы из той массы, которую будут присылать Вам волонтеры, выбирайте самое интересное. Много охотников найдется писать.
Начинаю получать из разных концов гонорары. Ожил духом.
Что же? Купили мне 2 билета или десять купонов, как я просил? Я везу Вам десять рублей. Хочется мне 5 тысяч выиграть.
А "Каштанка" еще не вышла! Значит, не поспеет она к празднику. И "Дуэль" не поспеет...
Если будут "Московские письма", то и я буду в них участвовать. Об этом поговорим при свидании.
Будьте здоровы. С наступающими святками!
Ваш А. Чехов.
1069. А. И. СМАГИНУ
16 декабря 1891 г. Москва.
16 дек.
Всё забываю покончить с одним вопросом. Недавно у меня был Григорович. Я сказал ему, что хомутецких гончарных изделий в его музей будет выслано наложенным платежом на 25 р. Он поблагодарил и продолжал говорить о женщинах. Если будете высылать, то высылайте в Петербург на предъявителя.
Вопрос о банке для меня не имеет серьезного значения. Я тронул его только потому, что быть должным банку гораздо приятнее, чем частному липу. Если банк дает 1 или 1 1/2 тысячи, то уж этого совершенно было бы достаточно, чтобы разделаться с оным частным лицом. Недостающие 500 или 1000 я мог бы добавить из своих сумм. Быть должным банку тем хорошо, что ему можно быть должным вечно без опасения быть изгнанным из хутора. Процент-то ведь плевый! Впрочем, повторяю, это пустяки.
Сергей Иванович не верит? Я бы охотно присоединился к нему и тоже махнул бы рукой, ибо мое цыганское семейство вполне сего заслуживает. Но увы! Если я в этом году не переберусь в провинцию и если покупка хутора почему-либо не удастся, то я по отношению к своему здоровью разыграю большого злодея. Мне кажется, что я рассохся, как старый шкаф, и что если в будущий сезон я буду жить в Москве и предаваться бумагомарательным излишествам, то Гиляровский прочтет прекрасное стихотворение, приветствуя вхождение мое в тот хутор, где тебе ни посидеть, ни встать, ни чихнуть, а только лежи и больше ничего. Уехать из Москвы мне необходимо.
Знаете, отчего Вы не имеете успеха у женщин? (чья б сковча-а-а-ала!) Оттого, что у Вас безобразнейший, поганейший, отчаяннейший, трагический почерк!
Извольте-ка разобрать что-нибудь! Мы это прочли так: "Позвольте Марье Павловне заблаговременно предложить десять овец". После того, как уж я купил у Маши этих овец и заплатил ей два рубля, мы разобрали, что речь идет не об овцах, а о выезде. Пропали деньги!
Сестра выезжает на Луку 22, у Вас, вероятно, будет около 26-27. Я 26-го еду в Питер, куда и адресуйтесь. (Петербург, Мл. Итальянская, редакция "Нового времени", А. П. Ч - ву.) Для телеграмм: Петербург Суворину для Чехова. Когда получу от сестры телеграмму, тотчас же вышлю Вам 3 тысячи и доверенность. Не забудьте написать, сколько я должен выслать на расходы.
Знаете, чтобы только подняться с места и тр<онуться в> путь, нам надо больше тысячи! А чтобы прожить в Москве до весны, нужно тоже больше тысячи! А? Чья б сковчала! Конечно, моя!
Из Ваших писем трудно узнать что-нибудь. Есть ли на хуторе хоть сад, по крайней мере? Впрочем, скоро всё узнаем.
Елене Ивановне и Сергею Ивановичу нижайший поклон. Экстравагантной особе можете не кланяться.
Ваш А. Чехов.
1070. С. Ф. РАССОХИНУ
17 декабря 1891 г. Москва.
17 декабрь.
Уважаемый Сергей Федорович!
Будьте добры, прикажите переписать прилагаемый водевиль в двух экземплярах и отправьте его в цензуру.
Уважающий А. Чехов.
Мал<ая> Дмитровка, д. Фирганг.
1071. А. С. СУВОРИНУ
17 декабря 1891 г. Москва.
17 дек.
Горничную вон, вон! Появление ее нереально, потому что случайно и тоже требует пояснений; оно осложняет и без того сложную фабулу, а главное - оно расхолаживает. Бросьте ее! И для чего объяснять публике? Ее нужно напугать и больше ничего, она заинтересуется и лишний раз задумается... Благодаря Вашему уменью и кое-каким разговорцам, которые есть в рассказе, никто не станет искать причин; читателю ясно, что всё дело в тайнах нашей нервной системы и в тех явлениях, которые еще не объяснены. Виталин видит умершую Варю, потому что она оставила после себя резкое, исключительное воспоминание; она натура была сильная, властная, таковым же должно быть и воспоминание о ней. У Вас не ясна Наташа, но это оттого, что Вы к концу рассказа утомились и кое-чего не сообразили. Сделайте так, чтобы Наташа страстно любила Виталина и ревновала бы его к прошлому, сделайте, чтобы она знала о романе Виталина с Варей и знала бы, что это была необыкновенная женщина, тогда читателю будет ясно, почему к ней по ночам является Варя. Впрочем, как хотите, но горничную вон! Сделайте, чтобы Виталин употребил Наташу и чтобы он нечаянно в потемках вместо нее обнял скелет и чтобы Наташа, проснувшись утром, увидела рядом с собой на постели скелет, а на полу - мертвого Виталина.
Насчет моск<овского> фельетона подумаю. Но мне хочется святочный рассказ написать.
Вчера я послал Вам рассказ Поводова. Посмотрите. Если годится, то пришлите корректуру. А я водевиль написал. В этом году я 100 пудов бумаги исписал.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Жан Щеглов кончит тем, что соделается игуменом.
1072. А. С. СУВОРИНУ
19 декабря 1891 г. Москва.
19 дек.
Я советовал любить добродетель не Вам, а Алексею Алексеевичу: Вы распечатали письмо, посланное ему, а не Вам. К письму приложены были две корректуры, посланные под бандеролью.
Письма вскрывают? Представьте, в последнее время я это сильно подозреваю. Хуже всего то, что многие письма, посланные мною и посланные мне - не дошли по адресу.
Морозовых много. Московскую, с которой я знаком, зовут Варварой Алексеевной. Насколько мне известно, она не хлопочет о том, чтобы от нее приняли пожертвования. Есть еще другая Морозова, о которой я слышал из достоверных источников, но о ней расскажу при свидании.
Астрономка в Петербурге.
Будьте здоровы. Скажите Алексею Алексеевичу, что я послал ему ответ на его письмо, но Вы перехватили. В своем письме он подписался так: К. Победоносцев; а я, чтобы не отставать и показать свою скромность, расписался в ответе только Саблером.
Пишите.
Ваш А. Чехов.
1073. Е. П. ЕГОРОВУ
20 декабря 1891 г. Москва.
20 дек.
Уважаемый Евграф Петрович, посылаю Вам пока еще 17 рублей. Продолжение будет.
По получении от Вас письма я обратился конфиденциально к председателю нашего литературного фонда, имеющего 200 тысяч основного капитала, с вопросом: нельзя ли мне получить в ссуду 500 руб.? Эти деньги хотел я послать в ссуду Вам. Но председатель отказал, ссылаясь на недостаток средств.
На беду я никак не могу узнать адреса А. Н. Плещеева - поэта, который теперь за границей. Он, как Вам известно, получил миллионное наследство и мне бы не отказал. Когда весною мы с ним встретились в Париже, он просил меня взять у него взаймы.
26-го декабря уезжаю в Петербург, где буду жить до 10 января. В случае надобности адресуйтесь так: Петербург, Малая Итальянская, 18, кв. Суворина, Чехову. В Петербурге я попытаюсь достать денег.
14-го дек<абря> я послал Вам 116 р., а ранее послал длинное письмо и ответа не получил.
Всё, что мною до сих пор было собрано, жертвователи просят употребить на кормежку скота.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
1074. С. А. АНДРЕЕВСКОМУ
25 декабря 1891 г. Москва.
25 декабрь.
Начнем с психологии. Судя по Вашему последнему письму, в Вас есть та самая раздражительность, которая свойственна только богам, поэтам и очень красивым, избалованным женщинам. Трем богиням понадобилось мнение простого пастуха, красивой женщине после музыки, цветов и мужских ласок вдруг захочется кислой капусты или гречневой крупы, - так и Вам захотелось моей критики. Доказательство, что Вы поэт.
Ваши книжки прочел я очень внимательно и с большим удовольствием. Помню, дело Лютостанского читал я вслух в деревне, при поэтической обстановке, и потом был длинный разговор о Вас. Стихи Ваши целое лето лежали у меня на круглом столе, и их читали целое лето я и все, кому случалось подходить к оному столу. Теперь Ваши книжки переплетены и в числе прочих моих bijoux * лежат в сундуке, ожидая отправки в Сорочинцы, где родился Гоголь и куда уезжаю я на постоянное жительство.
Но что я мог написать Вам? Я уважаю Ваши книжки и Ваше авторское чувство, значит, я должен писать серьезно, без ёрничества. Никакая брань не оскорбляет и не опошляет так, как мелкость суждений, А я, должен сознаться, к стыду своему, в своих письмах отличаюсь именно этою мелкостью. Я умею рассуждать только тогда, когда меня наводят или ставят передо мной отдельный вопрос. Я, быть может, умен так же, как Спасович, у меня в голове есть мысли, но они не умеют широкой струей выливаться на бумагу. Я пробовал писать Вам, по выходило что-то газетное, б la Скабичевский.
О Ваших речах нужно писать много или ничего. А много я не умею. Для меня речи таких юристов, как Вы, Кони и др<угие>, представляют двоякий интерес. В них я ищу, во-первых, художественных достоинств, искусства, и, во-вторых, того, что имеет научное или судебно-практическое значение. Ваша речь по поводу юнкера, убившего своего товарища, - это вещь удивительная по грациозности, простоте и картинности; люди живые, и я даже дно оврага вижу. Речь по делу Назарова - самая умная и полезная в деловом отношении речь. Но ведь это серьезно и об этом писать надо серьезно и длинно.
Свои книжки непременно пришлю Вам или сам привезу. Не присылал их раньше, потому что не знал, хотите Вы их иметь или нет, и отчасти потому, что думал или мне казалось, что я их уже послал Вам.
Отчего Вы пьесы не напишете?
В Петербурге я буду после 27-го.
Ваш А. Чехов.
* драгоценностей (франц.).
1075. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ
25 декабря 1891 г. Москва.
Москва, Мл. Дмитровка, дом Фирганг.
25 дек.
Дорогой Алексей Николаевич, вчера я случайно узнал Ваш адрес и - пишу Вам. Если у Вас найдется свободная минутка, то, пожалуйста, напишите мне, как Ваше здоровье и вообще как Вы живете. Напишите хотя три строчки.
У меня полтора месяца была инфлуэнца, было осложнение со стороны легких и я жестоко кашлял. В марте уезжаю на юг в Полтавскую губернию, и буду жить там до тех пор, пока не прекратится мой кашель. Сестра поехала туда покупать хутор.
Литературные дела идут вообще тихо, но жизнь проходит шумно. Очень много разговоров насчет голода, и много работы, вытекающей из сих разговоров. В театрах пусто. Погода плохая: совсем нет морозов. Щеглов Жан увлечен толстовцами, Мережковский по-прежнему сидит в доме Мурузи и путается в превыспренних исканиях и по-прежнему он симпатичен; Фаусек получил магистра; про Чехова говорят, что он женился на Сибиряковой и взял 5 миллионов приданого. Об этом говорит весь Петербург. Кому и для чего нужна эта сплетня, положительно не могу понять. Даже противно читать петербургские письма.
Островского не видел в этом году. Суворин здоров.
Завтра еду в Петербург хлопотать насчет своего хутора: 1) возьму денег в книжном магазине Суворина и 2) у симпатичного нотариуса Иванова сочиню доверенность на имя А. И. Смагина, которого Вы знаете.
Сердечный привет Вашим. Осенью ходили слухи, что Вы были больны, теперь же, по слухам, Вы совершенно здоровы. И дай бог, чтобы это было так. Болезнь это кандалы.
Увидимся мы, вероятно, очень не скоро, так как в марте я уезжаю, а возвращусь на север не раньте ноября. В Москве я уже не буду иметь квартиры, так как это удовольствие мне не по карману. Буду жить в Петербурге.
Крепко обнимаю Вас. Кстати же маленькое объяснение, по секрету: как-то в Париже за обедом Вы, уговаривая меня остаться в Париже, предложили мне взаймы денег, я отказался, и мне показалось, что этот мой отказ огорчил и рассердил Вас, и мне показалось, что когда мы расставались, от Вас веяло холодом. Быть может, я и ошибаюсь. Но если я прав, то уверяю Вас, голубчик, честным словом, что отказался я не потому, что мне не хотелось одолжаться у Вас, а просто из чувства самосохранения: в Париже я вел себя дурно, и лишняя тысяча франков испортила бы мне только здоровье. Верьте мне, что если бы я нуждался тогда, то попросил бы у Вас взаймы так же свободно, как и у Суворина. Храни Вас бог.
Ваш А. Чехов.
1076. Е. П. ЕГОРОВУ
26 декабря 1891 г. Москва.
26 дек.
Посылаю еще 11 рублей. А ответа от Вас нет и нет, так что я начинаю думать, что мои письма не доходят по адресу. Сегодня я уезжаю в Петербург. Благоволите адресоваться туда.
Вышел "Сборник" в пользу голодающих, который дал чистых 18 тысяч. Если бы Вы поскорее ответили мне, в каком положении у Вас дела, и уполномочили бы меня, то я мог бы обратиться в редакцию "Русских ведомостей", чтобы они выслали хотя бы 100-200 р.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
У меня еще осталось Ваших 20 коп.
1077. Н. М. ГАРШИНОЙ
27 декабря 1891 г. Петербург.
27 дек.
Уважаемая Надежда Михайловна, я приехал в Петербург.
О капитале Медынцевой я наводил справки в Москве. Оказывается, что капитал этот завещан только на церкви. Раз это так, то письмо А. С. Суворина к Плевако я нахожу излишним.
Желаю Вам всякого успеха и пребываю искренно уважающим и готовым к услугам
А. Чехов.
1078. ЧЕХОВЫМ
31 декабря 1891 г. Петербург.
31 дек.
Поздравляю всех с Новым годом и посылаю в подарок четыре купона: один Папаше, другой Мамаше, третий Ивану, четвертый прошу спрятать для Маши.
Получил из Миргородского уезда две телеграммы, довольно неопределенные и неутешительные. Сорочинский хутор оказался таковым: местоположение красивое, сад хороший, но дом стар и тесен и требует ремонта 1500 р.; от станции сорок (!) верст. Маша, по-видимому, отказалась от этого хутора и, как можно это судить по второй телеграмме, покупает хутор Яценко, где 56 десятин, чудный сад, река и проч., но придется весною строиться, так как там имеется только изба и сараи. За этот хутор придется приплатить, вероятно, не больше 2 тыс., и поэтому деньги на постройку будут. Хутор удивительный по красоте и уютности (я его видел), но он стоит одиноко, в 1 1/2 верстах от села. К тому же придется хозяйством заниматься, так как земли очень много.
Александр здоров, дети его тоже. Мое здоровье лучше, чем было в Москве.
С Нового года будем получать "Петербургскую газету". Был у меня издатель Худеков и предложил 40 коп. за строчку.
Желаю счастья и благополучия. Марьюшку и Пелагею тоже поздравляю.
Ваш А. Чехов.
Денег пришлю.
"Каштанка" в цензуре.
1892
1079. Н. М. ЕЖОВУ
2 января 1892 г. Петербург.
2 янв.
С новым счастьем, с Новым годом!
Посылаю Вам сто рублей; из них 41 р. принадлежит Вам, а остальные 59 благоволите, идучи мимоходом, занести в д. Фирганг и вручить моей матери. В конторе Волкова (Кузнецкий, рядом с Глазуновым) выдают деньги без удостоверения личности.
9 рублей будут посланы Градовскому через Билибина, с которым, кстати сказать, я буду завтра обедать в трактире.
Вчера я гулял на юбилее "Петерб<ургской> газеты". Худеков вручил мне два именных жетона (к сожалению, серебряных) для передачи Вам и А. Грузинскому. Сии знаки отличия вручу Вам в день своего приезда. Оный же Худеков назначил мне 40 к. за строчку и дал 200 р. в счет будущего, хотя я не просил его об этом.
Ваша "Женщина" великолепный рассказ. Прочел я с большим удовольствием. И все прочие хвалят.
Лейкин говорит, что тот Ваш рассказ, который имеется у него, тоже хорош.
А. С. Лазареву передайте, что Тихонову и Щеглову уже не скучно, ибо они оба получили "Нескучные рассказы".
В "Петерб<ургской> газете" имеются портреты А. С. Лазарева и Ваш. Под Вами подписано - Лазарев, а под Лазаревым - Ежов. Это нехорошо.
Ну, строгий человек, будьте здоровы и снисходительны к нашим слабостям. Александру Семеновичу нижайший поклон.
Всего хорошего!
Напишите, что деньги Вами получены.
Ваш А. Чехов.
Вообще говоря, в Питере Вашею литературною деятельностью весьма довольны. Выражают, между прочим, сожаление, что в Ваших рассказах недостает отделки и что часто Вы бываете небрежны.
Альбов Ваш рассказ очень хвалит; напечатает его в марте.
Насчет высылки Вам "Севера" и "Северного вестника" заявление сделаю своевременно.
1080. Е. П. ЕГОРОВУ
3 января 1892 г. Петербург.
3 янв. Петербург, Мл. Итальянская, 18, кв. Суворина.
Уважаемый Евграф Петрович, уже давно в ответ Вам я послал заказное письмо и несколько денежных пакетов. Долго не получая от Вас ответа и теряясь по этому поводу в догадках, я остановился на том, что Вы не получили моих писем. И эта последняя моя догадка оказалась весьма основательной. Дело в том, что я посылал Вам свою корреспонденцию по такому адресу: "Станция Богоявленное, Нижегор<одского> уезда". Между тем, оказывается по справкам, что ст. Богоявленное в Нижег<ородской> губ<ернии> нет, а есть ст. Богоявленье. Пожалуйста, наведите справки, получите мои письма и напишите мне. Ваше продолжительное молчание совсем парализовало мою волю и мои чувства.
Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем. Желаю счастья и успеха в делах.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
1081. А. И. СМАГИНУ
4 января 1892 г. Петербург.
4 январь. Петербург.
Я заказал нотариусу Иванову доверенность и, вернувшись домой, нашел от сестры письмо такого содержания: хутор Яценко не продается... А я мечтал уже послать Вам во вторник доверенность и 5 тысяч. Как это печально! Ах, если б Вы знали, как неприятно это разочарование! Ну, куда я денусь летом? Что делать? Где искать? Не везет мне, да и шабаш.
Если хутор в Сорочинцах не годится, то нет ли чего-нибудь другого? Впрочем, деньги так малы, что за них не купишь ничего путного. Мне предлагают устроиться в Рязанской губернии, но ведь это север - холодно и скучно. А если до февраля или марта ничего не найдется на юге, то придется ехать в Рязанскую губ<ернию>. Одним словом, хоть караул кричи.
Здравие мое в Питере поправилось.
Вчера до четырех часов утра я ездил по всяким Аркадиям и наливал себя шампанским; со мною ездила хохлацкая королева Заньковецкая, которую Украйна нэ забудэ. Она очень симпатична.
Пил шампанское, а между тем чувствую себя весьма сносно и не чихаю.
Ах вы, злодеи, злодеи! Когда продавались хутора, у меня денег не было, а когда явилась возможность достать денег, хутора не продаются. Сначала такая большая сумма, как 5 тыс., меня ошеломила, но потом я успокоился, ибо, по наведенным справкам, книги мои перед праздниками шли очень хорошо.
Однако будьте здоровы. Довольно!! С Новым годом.
Ваш А. Чехов.
Поклон Вашим.
Пишите в Москву.
1082. Н. М. ЕЖОВУ
7 января 1892 г. Петербург.
7 янв.
В своем молниеносном письме Вы разнесли не Худекова, а самого себя...
Рукой А. И. Сувориной:
Стыдитесь, господа, помните шекспировское знаменитое выражение: "Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь". Берите пример с меня - я прицепил этот серебряный жетон на ключ, а если бы я получил золотой, я повесил бы на цепочку с часами. И за мою деликатность мне, кроме этого, привез Сам Лейкин 35 рублей; если мне не верите, спросите у Ан<ны> Ив<ановны>. Успокойтесь, молю Вас, обуздайте Ваши страсти, не противьтесь злу, не забывайте нашего учителя Л. Н. Толстого. Кланяйтесь нашим. Скоро увидимся.
Глубоко Вас уважающий
Антон Чехов.
1083. Н. М. ГАРШИНОЙ
10 января 1892 г. Москва.
10 янв.
Многоуважаемая Надежда Михайловна, я торопился в Москву, куда звали меня мои домашние дела, и потому не успел побывать у Вас. Простите ради создателя. Если в феврале я приеду в Петербург, то непременно побываю у Вас, хотя бы Вы жили за тысячу верст от Малой Итальянской. Ваша заметка была помещена в "Новом времени" тотчас же. Пришлось сделать маленькие изменения, но не важные. Поместил Суворин заметку в виде корреспонденции из Москвы.
Когда будете в Москве, пожалуйте ко мне. 14-го я уеду в Нижний, 20-го буду в Москве, 23-го уеду в Воронеж, к 30 буду дома. Весь февраль, если не поеду в Петербург, проведу в Москве. Видите, как хорошо, что я не пообещал Вам участвовать в литературном вечере! Вечер этот будет 12-го янв<аря>, а между тем в этот день я во что бы то ни стало должен быть в Москве.
Желаю Вам всего хорошего. Пусть Ваша счастливая звезда сияет всё ярче и ярче. Вы ведь ужасно счастливы.
Уважающий
А. Чехов.
1084. А. С. СУВОРИНУ
10 января 1892 г. Москва.
10 янв.
Мороз в 25 градусов. В комнатах холодно. Еду я в Нижегородскую губ<ернию> 14-го янв<аря> - это непременно, хотя бы было 40 градусов. О дне выезда все-таки буду телеграфировать. Придется из Нижнего ехать по Казанскому тракту на почтовых.
Мои хуторские дела - швах. Не идем дальше разговоров и мечтаний. Досадно.
Дела в Нижегород<ской> губ<ернии> тоже швах. Можете себе представить, лошадей осенью перерезали, и теперь лошади вздорожали адски. Так, в последнюю покупку 6 лошадей нам стоили 130 рублей. В апреле, значит, они будут еще дороже, значит, мужики останутся без лошадей, с чем и поздравляю публику.
14-го я еду. Возвращусь, как обещал, к 22-му. Стало быть, до 22-го мне ничего не пишите, а после 22-го приезжайте, дабы ехать в Воронежскую губ<ернию>. Не хочется сидеть на одном месте. Когда вертишься, то как-то на душе покойнее.
Итак, adieu до 22-23 янв<аря>!
Поклон Вашим.
Ваш А. Чехов.
1085. В. А. ТИХОНОВУ
10 января 1892 г. Москва.
10 янв.
А я "Севера" не получаю.
А я 50 р., отданных мною Ежову, не подучил.
Да-с.
Покорно Вас благодарим.
Именинник Вашего сердца
А. Чехов.
1086. М. К. ЗАНЬКОВЕЦКОЙ
12 января 1892 г. Москва.
12 январь.
Вчера вечером, уважаемая Мария Константиновна, я был у Вас и не застал.
Посылаю свою "Дуэль" и письмо Коробки, которое я получил вчера. Проект костюма бродячей цыганки будет прислан Вам художником в самом скором времени.
14-го я уезжаю к голодающим, а 23-го буду у Вас с Сувориным.
Искренно уважающий и преданный А. Чехов.
Малая Дмитровка, д. Фирганг.
1087. Д. В. ГАРИНУ-ВИНДИНГУ
13 января 1892 г. Москва.
13 янв.
Уважаемый Дмитрий Викторович, меня теперь трудно застать дома. Завтра я уезжаю из Москвы и вернусь домой не раньше 23-го. После 23-го Вы напишите мне, в какой день и час Вы пожалуете ко мне, и я буду ждать Вас. Лучше всего вечером, часу в шестом.
Ваш А. Чехов.
На обороте:
Здесь,
Бронная, Б. Козихинский пер., д. Тепцова, кв. 4 Его высокоблагородию
Дмитрию Викторовичу Гарину-Виндингу.
1088. В ПРАВЛЕНИЕ МОСКОВСКОГО ЗООЛОГИЧЕСКОГО САДА
14 января 1892 г. Москва.
14 январь.
В Правление Зоологического сада
В прошлом году я привез с о. Цейлона самца-мангуса (по Брэму-mungo). Животное совершенно здорово и бодро. Уезжая надолго из Москвы и не имея возможности взять его с собой, я покорнейше прошу Правление принять от меня этого зверька и прислать за ним сегодня или завтра. Самый лучший способ доставки - небольшая корзинка с крышкой и одеяло. Животное ручное. Кормил я его мясом, рыбой и яйцами. Имею честь
быть с почтением
А. Чехов.
1089. А. И. СМАГИНУ
14 января 1892 г. Москва.
14 янв.
Белый - это сахалинский окружной начальник, который, когда я был на Сахалине, спрашивал меня, где можно купить хутор; я вспомнил про Яценко единственный хутор, который я знал тогда, и посоветовал ему купить именно его. Вот оно когда всплыла наружу эта штука!
У нас уныние. Вы советуете купить хутор близ Сум (Кублицкого), а Иваненко от имени Линтваревых просит, пожалуйста, не покупать этого хутора, так как он сыр, неудобен и проч. и проч. На днях мы прицелились в одно именьице и уже хотели выстрелить по нем, как получили известие, что оно только что продано. Не везет, одним словом. Так и должно быть, ибо в 24 часа и за гроши ничего путного купить нельзя. У меня предчувствие, что мы только насмешим и обеспокоим публику, а в Москве все-таки останемся и будем тянуть старую канитель.
Сегодня я уезжаю в Нижний, 22 градуса мороза. Придется ехать на почтовых по Казанскому тракту. Везу с собой немножко денег. Возвращусь в Москву скоро, так что, если Вы напишете мне до 20-го, то Ваше письмо недолго будет ожидать меня в Москве.
Думаете ли Вы, бессердечный, о Лешковской? Приезжайте в Москву. Если бы Вы приехали в марте, то это было бы весьма хорошо.
Ваш А. Чехов.
Мангуса я жертвую в Зоологический сад. Кусается, сволочь.
1090. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
18 января 1892 г. Деревня Белая.
Деревня Белая Нижегородск. губ., 18 янв.
Уважаемая Наталья Михайловна, я получил от Иваненко два письма: в одном он усердно убеждает и даже умоляет меня купить дачу Кублицкого, в другом же подробно описывает все бедствия и лютые напасти, которые не минуют меня, если я сделаю глупость и куплю эту дачу. Одним словом, с хутором мне не везет. Помнится, в Сумах я заказал нотариусу Иванову доверенность, чтобы вместе с Вами купить хутор Яценки, и доверенность эта осталась у бедного Иванова в виде сувенира, приятного воспоминания о нас. В Петербурге 5-го января я заказал нотариусу (тоже!) Иванову доверенность, чтобы купить всё тот же хутор Яценки, и вечером 5-го января получил известие, что Яценко раздумал продавать. Очевидно, я создан в наказание нотариусам Ивановым, вероятно, за то, что написал пьесу "Иванов". Очевидно также, что хутора я не куплю, хотя имею уже не 3 тысячи, а целых 5. А удрать из Москвы необходимо.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги