Перо, закон и стеклянный шар

Глава 10

Статью Хальрун без затей обозвал Концом развратника. Номер верстали в ужасной спешке, но к необходимости задержаться до утра все отнеслись с должным воодушевлением, а те, кто не проявил его сразу, столкнулись с гневом старины Пелруда. Общими усилиями газету выпустили на день до обычного срока и сообщили об убийстве фабриканта раньше всех.

– Как идет? – спросил Хальрун рыжего Пайпа, забежавшего в редакцию с улицы.

Пайп командовал мальчишками, продающими «Листок» за четвертушку десятинника, и следил, чтобы никто не отлынивал от работы и не улизнул с выручкой.

– А то вы не знаете, вей! – деловито ответил мальчишка. – Раскупают!

Лицом и сложением он напоминал маленькую обезьянку, но был смышленым и по-своему честным. Пайп прочно прижился в редакции.

– Хорошо раскупают? – уточнил Хальрун.

– А то! Может, еще три «тыщи» допечатаем. Это уж как вей Эймарк решит.

Пелруд вместе с Ракслефом находились в типографии и держали, как выражался сам вей Эймарк, «руку на пульсе, а ногу на педали». Тайрик в это время рыскал по округе, срочно собирая новости для следующего выпуска. Такова была журналистская доля: всякий успех оказывался мимолетным, горячие новости остывали за день, а скандальные слухи после краткой вспышки интереса, начинали вызывать у публики лишь скуку. Бежать, бежать и бежать лишь бы оставаться свежим, интересным, продаваемым...

– Хорошо, – кивнул Хальрун, откинулся на спинку сидения и лениво заложил руки за голову. – Иди, работай, Пайп.

Газетчик вытянулся и еще раз посмотрел на свою статью, гордое заглавие которой украшало передовицу «Листка» на самом видном месте. Текст иллюстрировался портретом самого вея Лакселя, а также прекрасными рисунками, сделанными рукой Ракслефа по описаниям Хальруна. Не желая ссориться с полицией, журналист лишь намекнул, что, скорее всего, причиной трагедии стала кража, а про Мализу Кросгейс и вовсе не написал ни слова. Вместо этого статья изобиловала сравнениями и образами, которые должны были увлекать неискушенное воображение. Хальрун постарался, чтобы его читатели во всех подробностях представили себе место, где все произошло. В этом и заключался секрет успеха: газетчик знал, что роксбильским работягам нет дела до сартальфского фабриканта. Эти простые люди всего лишь хотели заглянуть в жизнь, которой не имели сами, а смерть Ракарда придавала подаваемому блюду пикантность, как острый соус гороху. Хальрун понимал своих читателей.

– Чего тебе еще? – спросил он, заметив, что Пайп не уходит.

Мальчишка ухмыльнулся и протянул письмо, на которое Хальрун ранее не обратил внимание. При этом выглядел Пайп так, словно передача почты являлась невероятным одолжением.

– Это вам, вей Осгерт. В ящике лежало.

– Давай сюда.

Подписи снова не было, но Хальрун мгновенно узнал почерк и улыбнулся. Пайп топтался рядом.

– Иди, иди! – велел газетчик. – К ящику я бы и сам сходил, поэтому вознаграждения не жди.

Пайп разочарованно вздохнул. Парнем он был неплохим, но ушлым до невозможности. Чужого Пайп не брал, зато постоянно пытался стребовать плату за навязанные им же мелкие услуги. Приходилось осаживать его жажду заработка, иначе мальчишка наглел и садился на головы остальным работникам «Листка».

Вскрыв конверт, Хальрун обнаружил короткую записку с довольно сдержанной похвалой «за такт и деликатность», а также официальное приглашение на следующий прием в доме Кросгейсов. Послание газетчик сразу отложил в сторону, а приглашение удостоилось куда большего внимания. Хальрун поднял его над головой и посмотрел на свет, чтобы убедиться, что плотная бумага не просвечивает. Затем журналист поднес приглашение к носу и вдохнул нежный запах сирени, которым пользовалась Мализа. Хальрун напоминал влюбленного, получившего долгожданное послание от предмета своей страсти. Налюбовавшись на приглашение, газетчик убрал его во внутренний карман поближе к сердцу и осмотрелся, размышляя, чем заняться дальше.

От безделья Хальрун принялся листать справочники из коллекции Ракслефа и время от времени делал на полях пометки, которые, как он знал, развеселят старика. Могло пройти несколько дней или даже месяцев перед тем, как Ракслеф наткнется на замечания Хальруна, но в этом и заключалась вся соль шутки.

Когда на лестнице раздались шаги, газетчик подумал, что вернулся Пайп или Тайрик, но никто из работников «Листка» не стал бы стучать в дверь родной редакции. Хальрун опустил ноги, которые успел закинуть на соседний стул, и отложил книгу.

– Войдите! – крикнул он.

Газетчик ожидал увидеть кого угодно: почтальона, решившего вручить письма лично в руки, преданного читателя, выдумавшего, будто в редакции кто-то жаждет с ним познакомиться, очередного возмущенного общественника, соискателя места, – кого угодно, но только не Дорена Лойветра. Детективу Центрального округа нечего было делать в Роксбиле… Однако он пришел, поздоровался с Хальруном и теперь с явным, хоть и сдержанным интересом осматривал тесное помещение редакции.

– Здравствуйте, детектив Лойверт. Не ожидал, что мы так скоро встретимся вновь.

– Я тоже, – сказал полицейский, крутя в руках шляпу. – Если бы не обстоятельства…

– О, – понятливо протянул Хальрун, почувствовав запах удачи. – Обстоятельства кого угодно заставят сделать что угодно. Они даже привели вас в нашу дыру. Пожалуйста, садитесь.

– Благодарю, вей Осгерт, – произнес Дорен.

Когда детектив занял предложенный стул, он брезгливо покосился на свежий номер «Листка», лежавший на столе рядом.

– Читали? – спросил газетчик.

– Разумеется. Ужасная пошлость.

Хальрун улыбнулся.

– Я польщен.

– Это была не похвала.

– Именно она! Такого эффекта я и добивался, поэтому ваше мнение меня – признаюсь честно! – очень радует.

Дорен устало потер лоб.

– Я не понимаю, как такое могли отправить в печать.

– Как? – удивился Хальрун. – На всех парах! Когда номер сверстали, наш редактор в типографию побежал вприпрыжку. С его комплекцией зрелище было пугающим.

Дорен вздохнул.

– Значит, ваш редактор вами доволен?

– О да… А! Надо полагать, с вами получилось иначе?

Детектив Лойверт выглядел обеспокоенным, и вряд ли причиной стала безнравственность маленького роскбильского издания.

– У вас неприятности? – догадался Хальрун.

Дорен перестал хмуриться. Он изобразил улыбку, но выглядела та вымученной.

– Что-то вроде это, – признался детектив. – Глава управления был недоволен, что посторонний оказался на месте убийства. Не представляю, что он скажет, когда увидит вашу статью.

– Мне жаль, – произнес Хальрун и с удивлением обнаружил, что сказал правду. – Я не хотел вам досадить.

– Знаю, – кивнул Дорен. – Я сам вас туда привел и ответственность перекладывать не стану. Я пришел по другому поводу.

Лицо детектива стало серьезным. На Хальруна он смотрел прямо и открыто, но с переходом к делу почему-то медлил.

– Знаете, что? – сказал газетчик, поднимаясь на ноги. – Пойдемте-ка отсюда. Разговор, как я понимаю, предстоит важный, а сюда в любой момент могут прийти.

– Вы не доверяете сослуживцам? – спросил Дорен.

– Я доверю им свою единственную жизнь и все деньги, – весело ответил Хальрун, – но только не свои тайны. Один мой коллега любопытнее кошки, пронырливее крысы, а допытываться до правды умеет не хуже полицейских сержантов. Про нашего редактора я вообще молчу... Ужасный зверь! Если я попрошу их не лезть в мои личные дела, они не отступят... Разве что только для вида.

Не переставая болтать, Хальрун оделся и ступил на лестницу. Полицейский шел следом.

– Судя по вашему описанию, вы работаете со страшными людьми, – тон у Дорена был ни капли не шутливый.

– Просто все мы преданы своему делу, а с газетчиками нельзя связываться, если у вас есть секреты, которые вы хотите сохранить.

– Я запомню… Где мы можем поговорить?

Хальрун уверенно направился на запад, в сторону от центральной улицы. Короткий путь лежал между домами и бы довольно запутанным, но журналист сумел бы найти дорогу в «Трилистник» даже с закрытыми глазами.

– В одно очень хорошее место, – сказал Хальрун. – Я всегда… то есть когда могу выкроить время… обедаю там. Кабачок тихий, а его хозяин мой давний знакомый. В «Трилистнике» можно не опасаться, что вас подслушают.

Спустя недолгое время Дорен воочию увидел «хорошее», по мнению журналиста, место. Вывеска основательно покрылась патиной, и цветок клевера едва можно было различить.

– Не бойтесь, – сказал Хальрун. – Только снаружи «Трилистник» кажется неприглядным. Внутри очень славно.

– Придется поверить, – явно сомневаясь, произнес Дорен.

Хальрун фыркнул, покачал головой и направился внутрь. «Трилистник» был старинным заведением, существовавшим, наверное, столько же, сколько лет было самому Роскбилю. Кабачком уже много поколений владела одна семья, представители которой не видели нужны менять то, что работало. Двери, например, были сделаны из окованного металлом дерева, которое с возрастом почернело и стало тверже железа. За внешней красотой тут не следили, зато открывалась дверь «Трилистника» легко и без скрипа.

– Лучшее место во всем Роксбиле, – объявил газетчик, – потому что именно тут подают лучшее пиво в округе, а вам, судя по вашему виду, это сейчас очень нужно.

Дорен нахмурился и решительно отказался.

– Я бы хотел сохранить ясную голову, – сказал полицейский, осматривая низкое, темное помещение.

Столы и барная стойка в общем зале тоже были древними, как ископаемые кости. Хальрун махнул рукой стоящему на разливе угрюмому человеку и показал на боковой столик около окна. Человек кивнул.

– Сюда. Я всегда сажусь тут, – произнес Хальрун, занимая место спиной к стеклу. – Отсюда видно весь зал.

– Удобная позиция, – согласился детектив.

Он выглядел напряженным. Было ли тому виной само место встречи, личность Хальруна или обстоятельства, заставившие Дорена приехать в Роксбиль, газетчик не знал.

– Я рад вас видеть, но все же... Зачем вы тут? – спросил Хальрун.

– Вы спешите, вей Осгерт. Я обязательно все объясню. Сейчас...

Детектив задумался. Как успел уяснить газетчик, Дорен любил подолгу молчать перед важными разговорами. Скучающим взглядом Хальрун обводил зал, жалея, что из солидарности тоже не стал пить.

– Похищение вейи – случай более запутанный, чем кажется на первый взгляд, – вдруг сообщил Дорен и уставился на журналиста.

– Хм? – хмыкнул Хальрун, не зная, что ответить.

Заявление полицейского застало его врасплох.

– Вам виднее, детектив. Но ведь распутывать запутанное – ваша работа?

– Не совсем, – ответил Дорен. – То есть не в данном случае.

Он не смотрел на газетчика и вместо этого хмуро изучал полупустой зал кабака. Из гостей в «Трилистнике» присутствовали только завсегдатай пьянчуга Хильрик, дремавший в углу, а также двое молчаливых работяг, занятых поглощением пищи. Даже по вечерам в кабаке всегда наблюдалась спокойная атмосфера (благодаря жесткой руке владельца и дубинке, хранившейся у него под стойкой). В разгар дня тут тем более было тихо.

– Что вы имеете в виду? – поторопил детектива Хальрун.

– Капитан Кретферт поручил расследовать смерть Ракарда Лакселя другому детективу. Разве вы не знали?

– Нет.

– Странно. Он уже должен был встретиться с вами. Вы ведь свидетель, как ни как.

– Странно, – согласился Хальрун. – Получается, вас обошли? Сочувствую.

– Не стоит. Я не нуждаюсь в утешении, вей Осгерт.

Газетчик в этом усомнился, поэтому сказал:

– На вашем месте я был бы очень зол. Вы были тем, кто нашел тело.

– Спасибо, что напомнили, – Дорен отрывисто кивнул. – Зато меня не понизили и не перевели на менее ответственную работу за превышение полномочий. Разве это не повод радоваться?

Вот только радости на его лице не было.

– Повод – не обязанность, – отмахнулся Хальрун. – К чему вы все-таки ведете?

– К чему? Не к пустым жалобам, не бойтесь, вей Осгерт, – заверил журналиста Дорен. – Дело... кхм... в самом деле… Простите за невольный каламбур.

– Каламбуры случаются у всех. Я вас внимательно слушаю, детектив Лойверт.

Полицейский вдохнул и кивнул.

– Мне не нравится, к чему все идет, вей Осгерт. Убийство фабриканта хотят свалить на неизвестного грабителя, а настоящего расследования, похоже, не будет. Капитан Кретферт был весьма категоричен.

– Вы не думали, что это к лучшему? – спросил Хальрун. – Я не самый сострадательный человек, но сейчас даже я на стороне девушки. Правосудие – это прекрасно, но что важнее: наказание преступника или судьба жертвы? Любое расследование означает риск огласки...

Газетчик замолчал, почувствовав на себе тяжелый взгляд полицейского. Дорен поставил локти на стол и в упор посмотрел на Хальруна.

– Приглашение от вейи, верно? Больше вас ничего не интересует?

– Дело не… Хм…

Хальрун запнулся, а затем неловко рассмеялся.

– Вы правы. Приглашение. В следующую пятницу я буду у нее на ужине.

Детектив кивнул.

– Я понял, – сказал он. – Тогда я спрошу иначе. Вы хотели бы помочь вейе?

Хальрун заинтересовался. В редакцию его привело любопытство, которое никогда не удавалось унять... Вернее, привел-то голод, но именно любопытство позволило закрепиться.

– Возможно. Так расскажите, зачем потребовалось такое долгое предисловие? – Хальрун осекся, а затем ухмыльнулся. – Я понял! Вам нужен помощник, не обремененный условностями закона?

Однако по лицу Дорена журналист догадался, что ошибся.

– Условности закона нарушать не придется. Это я вам обещаю, – спокойно произнес полицейский.

– Вот как, – протянул Хальрун. – Рассказывайте, детектив Лойверт, ведь я человек увлекающийся. Вдруг я не смогу устоять перед вашим предложением?

– Я не делаю вам предложения, – заметил Дорен уже более строгим, предостерегающим тоном. – У меня будет просьба.

– Еще интереснее.

Детектив устало вздохнул и забарабанил пальцами по столу.

– В рассказе вейи не было очевидных противоречий, но кое-что не дает мне покоя.

– Что именно? – спросил Хальрун.

– Кто. Гадалка. Вам не показалась она странной, вей Осгерт?

– Все гадалки странные, но... Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, хотя... Нет... Все-таки не понимаю.

Дорен подался вперед.

– Если она видела, как вейю похищают, то почему так долго ждала? Почему указала на место, где держали вейю, ровно наутро после убийства?

– Это важно? – не понял Хальрун.

Дорен посмотрел на журналиста, как на идиота.

– Я подозреваю, что она была в сговоре с фабрикантом и сама же сдала свою покровительницу, рассказав похитителю, когда и как совершить преступление... Однако! Как только фабриканта убили, гадалке стало выгоднее отыграть обратно.

Хальрун моргнул, а затем медленно кивнул. Он почувствовал, как выходит на свет после блуждания в темноте, во время которого даже не догадывался, что бродит вслепую. Версия Дорена многое объясняла.

– Очень логично, детектив. Странно, что я не подумал об это сам.

– Люди редко задумываются. Если я прав… Вей Осгерт, гадалка по-прежнему остается в близком окружении вейи, – Дорен стал ее мрачнее. – Я ведь только вчера встречался с секретарем вея Лакселя. Он сказал, его хозяин начал говорить про свадьбу полгода назад и был абсолютно убежден в успехе. Этот план готовился не за один день... Вейя должна знать об угрозе.

– Разумно. Вы видели ее? Вейю Кросгейс?

– Нет. Сначала я решил поговорить с госпожой Лаллой…

– Которая стала отрицать свою вину, и вейя поверила подруге, а не вам, - догадался Хальрун.

Дорен покачал головой.

– Хуже, – мрачно сказал он. – Гадалка пожаловалась моему капитану. Поэтому теперь мне потребовались вы.

Тон детектива стал жестким. Должно быть, жалоба госпожи Лаллы имела для него весьма неприятные последствия. Хальрун терпеливо ждал продолжения – торопить Дорена, как он понял, было все равно бесполезно.

– Мне теперь нельзя прийти к вейе Кросгейс, но и оставить бедную девушку без предупреждения я тоже не могу.

– Я понял. Я должен буду сообщить ей о пригретой змее на груди?

Дорен строго посмотрел на него.

– Только вы в курсе дела. Больше мне обратиться не к кому, вей Осгерт.

– Вы меня обижаете, детектив, – сказал Хальрун. – Я же не злодей... И я ни за что не пропущу возможность еще раз встретить очаровательную вейю Кросгейс, пусть даже это и означает явиться к ней без приглашения. Я думаю, она не откажется меня принять.

Полицейский посмотрел на него еще строже.

– Вей Осгерт! Дело серьезное. Прошу вас, отнеситесь к нему со всей возможной ответственность.

– Положитесь на меня, – пообещал Хальрун. – Я поговорю с милой девушкой и предостерегу ее от тайных врагов.

Детектива он не убедил. Дорен прикрыл глаза и сделал журналисту еще одно напутствие:

– Только помните, что доказательств у меня нет. Чтобы уличить госпожу Лаллу, нужно найти исполнителя, а мне запретили этим заниматься. Поэтому выбирайте выражения, вей Осгерт и не бросайтесь обвинениями, прошу вас.

Хальрун кивнул. Получая инструкции полицейского, он представлял себя учеником перед учителем.

– Я умею быть деликатным, – заверил детектива газетчик. – Я немедленно отправлюсь к вейи Кросгейс и поговорю с ней. Попрошу ее проявить осторожность и не доверять без оглядки, пока свет правосудия не прольется на ужасное злодеяние и не выявит всех причастных. Я вас правильно понял?

– Вы ерничаете?

– Не придирайтесь, детектив. Это моя обычная манера говорить.

Дорен вздохнул, но Хальрун знал, что полицейский примет его помощь. С не охотой, но примет.

– Если отбросить... образность вашей речи, то вы меня поняли правильно.

– Вот и замечательно... Хотите узнать результат?

– Очень.

– Тогда встретимся вечером... У вас в Центральном округе есть какое-нибудь приличное место?

Дорен кивнул и все-таки расслабился. Вдруг стало заметно, насколько он был напряжен, а теперь детектив успокоился и даже слегка улыбнулся.

– Есть, вей Осгерт. Я покажу вам его и, возможно, даже угощу ужином. Я вам обязан.

– Тогда ваше поручение становится еще приятнее. Подвезете меня?

Хальрун встал и надел шляпу. Он был готов отправляться без промедления.

– Боюсь, что нет. Я сегодня без самоходного аппарата, – сказал Дорнен.

– Тогда наймем один экипаж на двоих? Так будет дешевле.

– Неплохая идея, вей Осгерт.

Согласие Хальруна выполнить просьбу порадовало детектива. В экипаже Дорен даже описал встречу с гадалкой, продлившуюся недолго. Госпожа Лалла оскорбилась при первом же намеке и немедленно выставила полицейского вон.

– Это чересчур. Чрезмерная реакция, – сказал Хальрун. – Люди ее профессии обычно не такие обидчивые.

– Мне тоже так показалось. Нечистая совесть – лучшее объяснение. Подумайте, как объясните это вейе.

Остаток пути Дорен молчал или отделывался короткими фразами. Хальрун рассчитывал узнать у полицейского подробности расследования, но Дорен держался стойко, и газетчику пришлось отступить.

– Я рад, что познакомился с вами, детектив Лойверт, – сказал он. – Вы уже принесли мне удачу, а сейчас подарили возможность закрепить успех.

– Не могу сказать то же про себя, – в тоне Дорена можно было услышать колкость, но журналист не принял ее на свой счет.

– Подождите, – заверил полицейского Хальрун. – Еще не вечер. Вдруг именно это дело принесет вам успех и славу?

– Я не гонюсь за славой, – возразил Дорен.

– Напрасно. Успех развязывает руки и дарит свободу действий. Посмотрите на меня – я могу делать, что хочу.

Детектив дернул уголком рта и произнес короткое:

– Вей Далмель, вей Осгерт.

– Над этим я работаю, – скромно ответил Хальрун. – Мне просто нужно чуть больше успеха.