Первая любовь (СИ)

Глава 26. День рождения

Как я провела ту неделю — не помню. Будто спала все время или, вернее, впала в кому. Ни о чем не хотелось думать, никого — видеть. Мама пару раз пыталась выяснить, что случилось, но даже если бы захотела, я бы не смогла ей рассказать. Такой позор, такая боль — у меня перехватывало горло от одной только мысли об этом. Все-таки я ошибалась в Глебе, и все вокруг ошибались. Он не хороший человек. Он готов обменять душу на тридцать серебряников. Да, именно так, ведь он даже не разбогател. Потратил, видимо, эти деньги на какие-нибудь пустые развлечения. Как обидно, как горько! Ведь я уже любила его всей душой, мечтала признаться ему в этом на день рождения… но выходит, что не его. Что я сама придумала себе образ, сконструированный из обрывков детских воспоминаний и своих глупых, наивных представлений о том, каким должен быть работящий сын верующих родителей.

Однако неделя прошла, и я должна была платить по счетам своих иллюзий. Ко мне явились сестры Глеба с требованием помочь им организовать торжество.

Я смешалась:

— Девочки, простите, но мы с Глебом…

— Поссорились, я знаю, — кивнула Лена. — Но ты ведь не бросишь нас в такой ответственный момент! Ты же понимаешь, восемнадцать лет раз в жизни исполняется!

— Как и 8, и 12, - недовольно буркнула Аня, которая уже тянула сестру за руку прочь. — Лен, отстань от Маши. Видишь, ей не до дней рождения…

— Но… как же, Маша… ну пожалуйста… вы ведь все равно помиритесь потом… неужели ты простишь себе, что пропустила Глебино совершеннолетие?

Я грустно улыбнулась:

— Почему ты так уверена, что мы помиримся?

— Мама говорит, милые бранятся — только тешатся. А вы ведь уже ссорились, а потом помирились… Ну скажи, что случилось, я уверена, что это какая-нибудь ерунда…

— Лена! — возмутилась Аня. — Ты не можешь так старшим говорить!

Но младшая сестра не сдавалась — она состроила умоляющую мордочку и обняла мою руку своими худенькими ладошками. У меня разрывалось сердце. Она права, я не могу их бросить и не могу им сказать, чем разочаровал меня их старший брат, потому что это просто убьет их. Оставалось одно — сдаться. Лена сразу оживилась и затараторила:

— Мама будет запекать куриц и картошку, делать овощной салат и желе — Глеб его очень любит. А мы… давай сделаем какое-нибудь интересное блюдо! И еще я обещала родителям испечь торт!

Эта маленькая худенькая девчушка оказалась настоящим неутомимым моторчиком. Фонтанировала идеями и с нетерпением бросалась их исполнять. Аня вела себя намного скромнее, но и от нее исходила явная симпатия ко мне. Кажется, сестры всерьез надеялись помирить нас с Глебом.

Мы устроили штаб-квартиру в доме дяди Сергея, и мама с воодушевлением и энтузиазмом принялась нам помогать. Мы придумали и воплотили в жизнь несколько оригинальных идей: нарисовали плакат-стенгазету с вырезками из семейных фотографий, приготовили закуску на чипсах «Остров сокровищ» и испекли настоящий кондитерский шедевр.

Невозможно описать, каким удовольствием и одновременно болью стало для меня рассматривание и обработка детских фото Глеба, на которых я смогла проследить ту часть его жизни, которую пропустила по воле судьбы. Передо мной пронесся его подростковый возраст, средние и старшие классы, я видела, как постепенно он менялся и рос.

Вот Глеб сидит на лошади — такой огромной по сравнению с его тщедушным 11-летним мальчишеским тельцем, будто это конь гигантов, а на нем лилипутский ребенок.

Вот Глеб сидит за праздничным столом и с мечтательным выражением лица смотрит на утыканный 12-ю свечами торт.

Вот Глеб лежит на пляже в вальяжной позе и солнечных очках. Он все еще тощ и торчит косточками во все стороны, но проходит время — и мой любимый набирает силу (не могу назвать его бывшим, даже мысленно. Как перестать любить, я пока не знаю). На фото годовой давности Глеб уже мясист и массивен, почти как сейчас. Его дело хранит следы постоянного физического труда и производит впечатление, будто на этого человека можно положиться. Обманчивое, к сожалению.

Закуска влетела мне в копеечку, и чтобы ее приготовить, пришлось гонять Аню на велике в соседнее село, так как в нашем сельпо не нашлось соленой красной рыбы. В целом, на все эти приготовления я потратила около двух тысяч из собственных сбережений (я копила на велик), так как в процессе увлеклась и решила, что несмотря ни на что, не могу себе позволить делать все спустя рукава. Однако мое участие в празднике хранилось сестрами в секрете.

В день Икс я встала пораньше, надела свое самое нарядное платье, распустила волосы и чуть подкрасила глаза. Прихватила подготовленный мамой подарок (она настояла, чтобы я вручила Глебу один из парфюмов дяди Сережи, которым он ни разу не пользовался, так как на день рождения с пустыми руками не ходят) и отправилась к соседям.

Волновалась ужасно, потому что эту неделю совсем не сталкивалась с Глебом — только видела мельком пару раз, но он даже не смотрел на меня. В доме Стрельниковых царило оживление: все ждали выхода старшего сына и брата из ванной комнаты. Никто не наряжался так празднично, как я, но все тоже нервничали, то и дело посмеиваясь и перешептываясь.

Наконец дверь в санузел открылась и появился виновник торжества — еще немного заспанный и хмурый, но с умопомрачительным голым торсом. Синие глаза, опушенные мокрыми ресницами, удивленно распахнулись, а мы дружно закричали:

— С Днем рождения!!! — и все бросились его обнимать и целовать.

Длилось это долго — или мне так показалось? — но вот родственники расступились, пропуская меня, и мы с Глебом синхронно покраснели. Я взволнованно вздохнула, опустила глаза и прямо так, не глядя, сделала шаг к нему и пробормотала:

— Поздравляю, Глеб. — И протянула ему подарок.

— Обними-обними! — прошептала вездесущая Лена, подталкивая меня в спину.

Я колебалась, а именинник сам шагнул навстречу и осторожно заключил меня в объятия — только за плечи — совсем не такие, как бывало прежде. Я клюнула его в щеку и быстро отстранилась. А потом незаметно ретировалась домой. Основное торжество было назначено на вечер. Планировался семейный ужин в шесть часов, а потом, как сказала Аня, Глеб собирался пойти погулять с друзьями. Я подумала, что, наверное, среди друзей будут и девушки. Зачем он станет хранить мне верность, если я сама бросила его? Эта мысль отзывалась острой болью в груди, но тут — увы! — ничего нельзя было поделать.

В самом начале праздника я заметила, что Глеб старается не смотреть на меня. Это было обидно, будто я чем-то провинилась перед ним. Но чем дальше, тем чаще я ловила на себе взгляд синих глаз, который он отводил, стоило мне поймать его. Однако, в общем разговоре Глеб ни разу не обратился ко мне.

Наш с девчонками «Остров сокровищ» имел бешеный успех — его смели моментально, несмотря на то, что мы наделали аж три порции. Торт тоже умяли почти подчистую, после традиционной процедуры задувания свечей. Я заметила, что погасив их одним выдохом, Глеб пристально посмотрел на меня, и мысль о том, что он загадал мое прощение и наше примирение, огнем опалила мои щеки и грудь. Это глупо, конечно: вряд ли он загадал меня. Скорее уж, много денег — так я уверяла себя, чтобы не увлекаться снова своими иллюзорными фантазиями о любви.

После чаепития я потихоньку засобиралась домой. Помогла Ане, Лене и их маме убрать лишнее со стола, а потом незаметно шмыгнула в прихожую. Надела босоножки, выскользнула во двор. Глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. И тут меня окликнул мой любимый голос:

— Маша!

Я оглянулась. Глеб приблизился, остановился всего в двух шагах. Долго стоял и молча смотрел на меня, а потом вдруг выпалил со злостью:

— Зачем ты пришла?

У меня чуть слезы из глаз не брызнули, но я не собиралась расплакаться, как дурочка, перед ним.

— Твои сестры меня очень просили, — сказала я, стараясь сделать тон как можно более непринужденным, но голос дрожал. — Я сама бы ни за что… прости, мне пора…

Но он резко преодолел те два шага одним прыжком и схватил меня за руку:

— Могу я тебя кое о чем попросить? В честь моего дня рождения…

Я тяжело вздохнула и кивнула ему. Глеб продолжил хрипло:

— Я решил… ну, в общем, ты знаешь, я же не планировал возвращаться из армии…

Он подождал немного, будто ожидал возражений, но я молчала. Да, таков был прежний план, и почему бы не вернуться к нему теперь?

— Поэтому, возможно, мы с тобой больше никогда не увидимся… — пробормотал Глеб, хмурясь и глядя в землю, но не отпуская мою руку. — В общем, я хотел тебя попросить… можно, я поцелую тебя… в последний раз? Так, как будто ты все еще моя…

Нет, конечно, нельзя… Зачем? Зачем бередить душу мне и ему? Только мучить нас обоих…

— Хорошо, — прошептала я одними губами. — Поцелуй.

Он смял меня руками — так же сильно и крепко, как прежде. И поцеловал. Но в этом поцелуе было, наверное, еще больше чувства, чем в предыдущих. Я звенела, вибрировала всем телом и душой от этого поцелуя. Сердце мое разрывалось на части, а руки обвивали шею молодого человека. Мы прижимались друг к другу всем телом, как сумасшедшие, которые хотят срастись в одно целое, чтобы больше не разлучаться, что бы там ни учудила судьба-злодейка.

Сколько мы так целовались — не возьмусь посчитать. Может, пять минут, а может и полчаса. Никто из нас не желал заканчивать этот последний поцелуй — так он был сладок и горек, и в этой смеси радости и боли мы уплывали в какие-то необозримые дали.

— Маша… Машенька моя… — простонал мне в губы Глеб, — ну зачем ты пришла? Не уходи, пожалуйста, я не могу… не могу без тебя… я с ума схожу… Маша, я умираю без тебя… Ну что же ты делаешь?!

Я попыталась выбраться из его объятий, но он держал меня крепко, а я была совсем без сил.

— Глеб…

— Пожалуйста, Маша, я так люблю тебя… Ну нельзя же так… ты же меня убиваешь…

Он стал целовать мои щеки, плечи, руки — все, что попадалось под губы.

— Глеб! — простонала я жалобно.

— Машенька… моя…

— Отпусти… ты обещал… что это будет последний…

Он скривился так, словно съел что-то очень горькое и кислое одновременно, и медленно разжал руки. Мне показалось, что я сейчас упаду без его поддержки. Я покачнулась — Глеб дернулся мне навстречу, но я выставила перед собой руки в защитном жесте. Он закрыл лицо ладонями и отвернулся, а я на неверных ногах пошла к калитке. Чем дальше, тем быстрее. Бежать, надо бежать, пока я совсем не расклеилась и не сдалась.