Во время большой перемены к ним в пустую ещё аудиторию пришла Лида. Поздоровалась с Катей, помялась и спросила, чем Сашка собирается сегодня заняться. Намекнула:
— Сегодня у Якова Степановича библиотечный день. Тётя Зина через час тоже убежит. Ей по магазинам пробежаться нужно.
Сашка серьёзно так кивнул и говорит:
— Отлично, Лидочка! Хотел тебя в воскресенье вечером куда-нибудь пригласить, но так даже лучше. Сразу после пятой пары приду. Подождёшь?
Она кивнула и на Катю посмотрела. Вздохнула:
— Ты, если хочешь, тоже приходи.
Катя улыбнулась ей и говорит:
— Не буду вам мешать.
Они посмеялись. Хорошая она девчонка эта Катя. Чего было злиться? Нужно было просто поговорить с ней и всё! Прав был Сашка! И он сам теперь тоже успокоился, улыбаться начал. А был противным и злым. Нет, не придумывай! Противным он не был. Сердитым был, но не противным.
Пришёл в пять часов со своим портфелем. Она сидит, печатает. Вид сделала ужасно серьёзный! Это когда бровки нахмурены, а нижняя губка прикушена. Глаз на него не подняла, хотя и заметила его приход.
Пусть ждёт! Всё равно ещё очень рано! По коридору студенты туда сюда шастают. Останавливаются возле расписания, переговариваются, хохочут… Сашка всё правильно понял. Даже дверь в приёмную не стал закрывать. Сел на стульчик спиной к ней, как будто вызова к Якову Степановичу дожидается, достал из портфеля какой-то конспект, потом ещё что-то достал, развернулся всем корпусом и положил это к ней на стол рядом с горшком её лимонного дерева. Что-то яркое и красивое. Она ещё сильнее губку прикусила, чтобы ошибку не сделать, допечатала до конца предложения и лишь тогда остановилась и посмотрела. Конфеты в коробке! Ассорти! Московская фабрика «Красный Октябрь». Ух ты!
А Сашка снова оглянулся, поймал её взгляд и смеётся.
— Это тебе, Лидочка, чтобы жизнь твою трудную немножко подсластить!
Красивая у него улыбка. Она в неё и влюбилась, когда в первый раз этого раздолбая в деканате увидела! В сентябре это было. Нет, не ври! Это ещё летом было! Во время приёмных экзаменов! Да, точно! Улыбнулась ему загадочно, бросила взгляд на дверь, вздохнула и дальше печатать. Потребовалось пару секунд, чтобы снова сосредоточиться. Это всё для Якова Степановича. Он хмуриться начинает, если ошибки в тексте находит. А эта его научная статья в журнал будет отправлена. Всё должно быть очень точно и очень аккуратно!
Сашка посидел минут пять, почитал свой конспект и ему, кажется, надоело. Вскочил со стула, выглянул зачем-то в коридор, потом скучающей походочкой прошёлся по приёмной, зашёл к ней за спину — она это почувствовала — и вдруг присел на корточки. Она руки с клавиатуры убрала, а он на четвереньки бухнулся и мимо её ног под стол прошмыгнул!..
Не дал он ей поработать. Придётся завтра с утра навёрстывать. Выбрался он из-под стола, коленки отряхнул и на стол, который для посидеть, уселся. Вовремя он это проделал. Только он устроился, как торопливые шаги из коридора послышались. Она едва успела юбку поправить и на стуле в его сторону развернуться, как в деканат эта тётка залетает.
Одета богато. Шапка песцовая на голове, Пальто зимнее распахнуто. Тоже с песцовым воротником. Зелёный шарф из красивого, дорогого мохера. Серьги золотые в ушах сверкают. Тётка эта хотела её о чём-то спросить, но тут Сашку увидела и споткнулась на полуслове. Глядит на него молча, а сама даже в лице переменилась. А Сашка как ни в чём не бывало продолжает ногами болтать. Улыбается ей. Спрашивает спокойненько, как будто знал, что она придёт:
— Что, Ангелина Петровна, не сидится вам дома? Опять поговорить захотелось? Я же, кажется, вам уже всё подробно объяснил!
А улыбка у него не очень доброй стала. Она такую улыбку ещё ни разу у него не видела. Понятно было, что эта тётка ему чем-то насолила. Поднялась она со стула, бровки сурово нахмурила и спрашивает её:
— Вам кого, гражданка?
А Сашка смеётся:
— Она меня разыскивает, душа моя! Садись со мною рядом, а Ангелина Петровна на твой стул сядет. Вот и поговорим. Это недолго, обещаю.
Повернул голову к этой тётке и говорит:
— Вы бы разделись, Ангелина Петровна. Жарко здесь. Вспотеете.
Она кивнула, как-то странно взглянула на него, и принялась снимать пальто. А Сашка тем временем дальше говорит:
— Чтобы время сэкономить, скажу, что ваш вчерашний разговор с Петром Анисимовичем мне известен. Сразу добавлю — не пытайтесь сами разузнать о нас больше, чем уже знаете, и его о том же предупредите. Он дядька любопытный, а то, что он уже успел узнать, раззадорило его ещё сильнее. Скажите ему, что это может быть опасным. Причём, опасность исходит не от нас. Есть в стране силы, которым невыгодно, чтобы информация об известных вам событиях в Магадане широкую огласку получила. Вам могут грубо дать по рукам. А может, и похуже что-нибудь случится…
Тётка эта кивнула. Пальто своё и шарф на стулья сбросила и стоит в шапке, не знает, что ей дальше делать. Сашка спрыгнул со стола, обогнул его и прислонился к нему задницей с другой стороны. Показал рукой напротив себя, и тётка тут же поняла. Подошла к столу тёти Зины и остановилась там, слушать приготовилась. А Сашка продолжил:
— Догадываюсь, о чём вы хотели поговорить. О милосердии, верно?
Тётка неуверенно плечами пожала, кивнула, с трудом сглотнула и скосилась на неё. Сашка расшифровал её взгляд:
— Лидочка, душа моя, налей, пожалуйста, Ангелине Петровне воды или чаю. У неё, кажется, совсем в горле пересохло.
Побежала наливать. А что делать? Тётке этой и в самом деле худо было. Это хорошо заметно. Вернулась от подоконника со стаканом едва тёплого чая, протянула ей. Та улыбнулась ей какой-то жалкой улыбкой, кивнула, приняла стакан из её рук, жадно отпила два больших глотка и снова на Сашку взгляд перевела. Тот уже не улыбается. Вздохнул он и начал:
— Ошибались магаданцы насчёт меня. Я не тот, за кого меня принимали. Добра я много людям сделал, это так, но никогда не останавливался перед тем, чтобы зло причинить. В тех случаях, когда по моему мнению, это моё зло могло другое, ещё большее зло предотвратить. Так что не очень-то рассчитывайте на милосердие… Представьте себе на секунду, что ситуация с тем молодым человеком, из-за которого вы не поленились меня разыскать, вдруг вернулась в исходную точку. Я, конечно, ту девочку вытащил бы из той компании, и с ней всё было бы в порядке. Она даже не подозревала бы, что с ней там могло что-то произойти. Но что мне делать с тем молодым человеком?… — он остановился и подождал ответа. Тётка молчала, поэтому он продолжил. — Не эта девочка, так другая! Это было предопределено! Вы может быть ещё не поняли, но после той неприятности, из которой вы с мужем его весной вытащили, он уверился в своей полнейшей безнаказанности! С этого момента он превратился в монстра! Сказать вам, кто взрастил этого монстра?
Она покачала головой:
— Не нужно, Саша… Я поняла.
Кузнецов как-то сочувственно посмотрел на неё и медленно так, сквозь зубы, процедил:
— Ладно… Мужа вашего я прощу… Может, вам от этого немного легче станет. Вернётся он домой, когда курс лечения завершится, хотя память уже сегодня к нему возвратится. Назначение, которое вы оба ждёте, скорее всего не состоится, но тут уж вы сами виноваты. Неправильно вы себя повели, когда мы с тётей Мариной у вас в гостях были… Кстати, это я для вас делаю, а не для него. Чтобы вам не приходилось между двумя больницами разрываться. Жалко мне вас стало. Довольны?
Тётка метнула на неё косой взгляд и промямлила:
— Да, Саша! Большое спасибо! Мне и в самом деле гораздо легче будет. Скажи…
Она замолчала и снова посмотрела на неё. Теперь уже прямо и настойчиво. Сашка тоже развернулся к ней, достал из кармана куртки что-то и протягивает.
— Ты хотела в туалет сбегать. Забыла?
Она как увидела, что он ей подаёт, так чуть не дала ему с размаху по башке! Это же её трусы!!! Он их ей из-под стола протянул, а она не взяла. Нет у неё на этой юбке карманов! Вот ведь зараза! Убила бы! Он, наверное, что-то такое почувствовал, потому что отскочил от неё подальше, и уши у него покраснели. Держит трусы в вытянутой руке и говорит так виновато:
— Прости, Лидочка! Я не нарочно! Не сообразил!
А тётка эта рассмеялась. Стоит с недопитым стаканом чая в руках и трясётся от смеха. Она, конечно, вырвала у него из рук трусы, скомкала их как попало и прошипела:
— Раздолбай ты, Кузнецов! Получишь ещё за это!
Убежала в туалет, а когда вернулась, тётки этой в деканате уже не было, а Сашка стоял у окна и был очень грустным. Сказал ей, когда она вошла и закрыла за собой дверь:
— Не ругай меня, Лидочка. Сам знаю, что провинился. Ты только не бросай меня прямо сразу, ладно? Я знаю, ты добрая девушка. Вспыльчивая, но отходчивая.
Она на негнущихся ногах подошла и остановилась в шаге от него. Так ей жалко его стало, что пришлось губу прикусить, чтобы слезу не пустить. Помотала головой:
— Не брошу… Ладно ты, Кузнецов… Чего ты?… У тебя разговор трудный был, поэтому и не сообразил. Я уже не обижаюсь… А кто она такая?
— Мазина? Она председатель областного суда. Уже пару дней нам с тётей Мариной проходу не даёт. То одно ей нужно, то другое.
— Понятно… А о каком милосердии ты говорил?
— Да… — он пренебрежительно фыркнул. — Не обращай внимания, Лидочка. Это я так сказал… Фигура речи. Чтобы ей понятнее стало.
— Мне показалось, что она тебя боялась.
— Суеверная она! Ей кто-то сказал, что я чёрной магией владею, вот она и перепугалась. Думает, что это я виновен в тех несчастьях, которые в последнее время на её семью обрушились. А я всего лишь фокусы показывал.
— Судья и суеверная? — усмехнулась она. — Как такое может быть?
— Бывает, как видишь. Только ты, душа моя, о ней никому не рассказывай, ладно? Всё же она в городе и в области личность известная.
— Угу, никому… Давай выключим свет?
— Нет, Лидочка, не нужно. Испортила Мазина нам с тобой свидание. Да и вообще… Тут у тебя просто проходной двор. Буду теперь думать, что делать. Здесь нам не дадут спокойно пообщаться.
— А что тут можно придумать? Только если у тебя или у меня дома.
— Нет, это не вариант. Не хочу я с твоими родителями знакомиться и тебя с тётей Мариной рано знакомить. Знаешь, вообще-то, я уже думал об этом. Есть тут неподалёку одна квартирка свободная. Хозяева в длительной зарубежной командировке. И, самое главное, в ней нет никаких цветов.
— Цветов? Что-то я…
— Это значит, что соседка не зайдёт в самый неподходящий момент в квартиру, чтобы, например, цветочки полить. Понимаешь?
— А, понимаю. Но это же незаконно.
— Конечно, незаконно! А что делать? Мы же с тобой там тихо себя вести будем? Пришли, шторы задёрнули, свечку зажгли и можем заниматься своими делами сколько душе угодно. Главное, не шуметь и не пачкать!
— И даже ванной или туалетом нельзя пользоваться?
— Нет, это, наверно, можно… Но, опять же, если там и разговаривать, то только шёпотом.
— Угу. А ключи? Как ты в квартиру попадёшь?
— Ключи есть, не беспокойся.
— Аферист ты, Кузнецов! — вздохнула она.
Он тоже вздохнул.
— Да, мне тоже не очень нравится. Но заниматься этим здесь, в деканате, мне нравится ещё меньше… Ладно, оставим пока этот разговор. Я ещё подумаю, что тут можно предпринять. Может быть уговорю тётю Марину дачу купить. Могли бы по выходным туда ездить…