Первые опыты

Девятое октября

Никто в Пайнвилльской школе не озадачивается тем, чтобы после школы заниматься каким-нибудь видом деятельности, для которой требуется напрягать мозги. Плюс любой ученик, интересующийся литературным творчеством, может найти на домашних страницах Интернета кучу образцов бездарных стихов и прозы. Не надо уже упоминать о том, что единственный выпуск школьной газеты, которые читают все, — это выпуск, в котором публикуют «Последнюю волю и завещание выпускников». Поэтому никого не шокировало объявление, сделанное мисс Хэвиленд, нашей учительницей английского, о том, что ни один ученик не появился на собрании, посвященном обсуждению предстоящих публикаций в сентябре-октябре в нашей школьной газете «Голос Чайки».

Мисс Хэвиленд, которую из-за ее неприятия брака и пристрастия к кружевным блузкам и длинным широким юбкам я буду дальше называть Хэви-силок (синий чулок). Она — бывшая хиппи, чей девиз: «Занимайтесь любовью, а не войной». Вот уже тридцать лет Хэви-силок работает преподавателем английского в десятых классах для одаренных школьников и также является бессменным редактором школьной газеты «Голос Чайки». Для нее отсутствие интереса к этому чудесному изданию равносильно насмешке над ней самой. Разве мы не понимаем, что «…школьная газета это форум для обсуждения вопросов, которые важны для нас? Школьная газета предоставляет трибуну для критики политики школьной администрации и порядков в школе! Школьная газета это простор для развития талантов! Школьная газета даст нам возможность воскресить литературное творчество!»

Бла-бла-бла-бла-бла.

Не надо говорить, что ее речи никого не тронули. Мы думали, что «Голос Чайки» издал свой последний крик. О, как мы ошибались. Хэви-силок объявила, что начиная с сегодняшнего дня участие в школьной газете становится обязательным для всех учащихся десятых и одиннадцатых классов для одаренных школьников. Десятиклассники ответственны за написание статей и репортажей, а одиннадцатиклассники — за редактирование и оригинал-макет газеты. Мы все просто вышли из себя.

Наш класс известен тем, что мы совершенно апатичные, вопреки мифу, пущенному в средствах массовой информации о том, что поколение современных тинейджеров состоит из оптимистично настроенных, желающих сеять добро молодых людей. Ну, черт возьми, неужели побудить к действию нас может только протест против насильственных мер, направленных на то, чтобы улучшить нас посредством участия в разных, никому не нужных мероприятиях? Безмозглая команда были не первыми, кто заявил, что они просто не могут работать над газетой, потому что им нужно посвящать все свое свободное время репетициям команды поддержки и организации школьных вечеров. Скотти и Пи Джей жаловались, что газета будет мешать их футбольным тренировкам. Футболисты, девочки из команды по хоккею на траве и музыканты тоже заявили протест.

В классе стоял такой гул, что мы прослушали, что объяснила нам Хэви-силок: мы будем работать над нашими статьями в классе на занятиях. Когда в конце концов до всех дошло, что издание газеты — это просто еще одна возможность отдохнуть и попусту потратить время, все жалобщики и нытики замолчали. Потом Хэви-силок сказала, что она уже запланировала все статьи для первого выпуска из-за нехватки времени. Нам просто предстояло решить, какие статьи мы хотим написать. Поэтому оставшееся на уроке время решали, кто из новоявленных репортеров напишет такие сногсшибательные истории, как «Команда поддержки упорно работает над подготовкой к вечеру встреч» или «Футбольная команда готовится к победе в этом сезоне».

Я отказалась добровольно вызваться писать весь этот вздор. Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис заключила многомиллионный контракт на написание книги, почему же я должна писать для «Голоса чайки»? Нет, спасибо. Когда урок заканчивался и мы приступили к распределению менее привлекательных статей, как, например: «В кафетерии появился новый автомат для продажи пепси», я была до смерти счастлива, что могу пораньше улизнуть на перемену. Я была уже в дверях, как Хэви-силок поймала меня:

— Джессика, мне бы хотелось поговорить с тобой после урока. С моего разрешения ты можешь опоздать на следующее занятие.

Вот тут я уже поняла, что удача покинула меня.

Когда мы остались одни, Хэви-силок села за парту рядом со мной. Я могла слышать, как скрипят ее кости.

— Насколько тебе важно уметь свободно излагать свои мысли?

— Гм… свободно излагать свои мысли?

— Да.

— Гм… Я не думала об этом.

Нос у нее задергался, как у кролика. Хэви-силок часто так делала, когда выражала недовольство современной молодежью.

— Ну тебе следует подумать об этом.

— Я воспользуюсь вашим советом, — ответила я, стараясь дотянуться до костылей.

— Твои письменные работы произвели на меня очень большое впечатление, — сказала она, положив свою морщинистую, с выступающими синими венами руку на мою, удерживая на месте. — Ты умеешь раскрывать глобальные темы. Например, твое сочинение о том, как технологии влияют на жизнь общества.

Она ссылалась на самое последнее, вогнавшее меня в сон письменное задание, которое должно нас подготовить к экзамену по английскому языку, обязательному для всех десятиклассников, и будет проходить сегодня на третьей паре. Помимо вступительного теста все ученики школы стараются сдать остальные экзамены. Треть класса для одаренных учеников завалила английский раздел на вступительном тесте в прошлом году, поэтому сейчас администрация пытается исправить положение, заставляя нас учить наизусть словарные статьи и давая многочисленные сочинения и задания по чтению на понимание прочитанного. Думаю, они опоздали ровно на десять лет.

— Вы заметили, что отсутствие прогресса в развитии технологии может быть заменено реальным человеческим общением? Я была очень тронута вашим признанием, что невозможность общения с подругой, которая находится вдали, вы расцениваете скорее как бремя, а не благо, потому что это заставляет вас желать, чтобы она была рядом с вами.

— Спасибо, — заерзала я на стуле, потому что почувствовала себя неловко. Когда я сдаю свое сочинение, то тут же забываю о нем, пока обратно не получаю его с оценкой «отлично» на обложке, а потом опять столь же быстро оно исчезает из моей памяти. Услышав, как Хэви-силок говорит о Хоуп, мне пришло в голову, что хоть кто-то на самом деле читает то, что я написала. Я поделилась чем-то личным, и сама мысль об этом вызвала у меня неприятные ощущения.

— Не многие ученики могут представить мир без Интернета и электронной почты, — сказала она. — Не говоря уже о тех вещах, которые существовали и до них.

Мне стало интересно, а что Маркус написал в своем сочинении? Я знаю, как он относится к современным технологиям, но Хэви-силок не оставила его после занятий, чтобы поговорить с ним.

Хэви-силок помахала своим морщинистым пальцем в сторону гипса, выводя меня из задумчивого состояния:

— «Голос Чайки» нуждается в твоем голосе, Джессика.

— В моем голосе? В каком голосе?

— Думаю, ты можешь стать выдающимся журналистом-авангардистом.

О боже мой. Я правда, правда не хочу этим заниматься. Зачем тратить время на написание статей для газеты, которую никто не читает? И кроме того, я не писательница. Я не хожу по кофейням и не занимаюсь пустой болтовней, не курю и не ношу черную одежду, и не анализирую творчество Сильвии Плат, проникнутое депрессивностью и безысходностью. Хорошо. Я сама впадаю в депрессии. Но только не ради развлечения.

— Я полагаю, что ты не скоро оправишься от травмы и не будешь бегать еще довольно долго.

— Да, наверное, — ответила я, пытаясь найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы мне избежать этого. — Но я все еще сильно перегружена.

— Но написание статей для школьной газеты даст тебе дополнительные баллы для поступления в университет.

Да, она очень проницательная женщина, эта Хэви-силок. Она знала, на чем меня подловить. В моем личном деле есть записи о том, что я активна в спорте, в общественной жизни, что мне свойственны качества лидера, но о том, что я — творческая личность, не упоминается. И если я хочу быть всесторонне развитой личностью, одной из тех, которые так любят университеты «Лиги плюща», мне надо начать писать для школьной газеты.

Вот как решилась судьба журналиста-авангардиста, автора передовиц школьной газеты «Голос Чайки». К концу недели мне нужно придумать тему моей первой статьи. Хэви-силок подсказала мне одну идею: «Почему, когда тебя насильно заставляют участвовать в школьных мероприятиях, это вызывает такое отвращение».

Свободное выражение своих собственных мыслей. Черт.

И наконец, интересный, но маленький постскриптум. Чтобы помочь мне с идеями для моей статьи, Хэви-силок дала мне список всех статей в номере с указанием фамилий авторов. Просматривая его, я обнаружила, что не была единственной, кто не вызвался написать статью.

Но оказалась единственной, кого заметила Хэви-силок и приняла меры. Имя Маркуса Флюти отсутствовало. Я подумала: «Ему хорошо, но нам плохо. „Голос Чайки“ нуждается в его голосе тоже. По крайней мере, я очень нуждаюсь».

Шестнадцатое октября

Будьте снисходительны ко мне, когда я приведу текст моего телефонного разговора сегодня вечером.

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Привет, Джесс.

Я: О, это не Хоуп! Папа сказал, что звонит Хоуп!

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Я солгала, чтобы ты подошла к телефону.

Я: Ложь больше всего тебе удается, не так ли? Пока…

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Не вешай трубку! Позволь мне все объяснить.

Я: С какой стати мне выслушивать тебя?

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Потому что ты — единственная, перед кем я чувствую себя виноватой.

Я: У тебя десять секунд.

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Ты по-настоящему мне нравишься. Почему ты думаешь, я перестала общаться с тобой?

Я: Пять секунд…

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Мэнда и Сара дали мне лучший материал…

Я: Время истекло.

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Я хочу поговорить с тобой.

Я: Зачем? Чтобы я могла обеспечить тебя сюжетом для телесериала?

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: Девочка, я…

Я: Я — не твоя девочка. Не звони мне больше и не посылай сообщения по почте.

Повесила трубку.

После всего того, что она сделала, у нее хватает наглости представляться моей самой лучшей подругой — единственной в мире, представляться Хоуп, человеком, который в своей жизни никого никогда не способен предать. (И нужно ли мне говорить о том, что мой папа попался на удочку Хай. Это свидетельствует о том, насколько мы далеки друг от друга. Он не может узнать по телефону голос моей лучшей подруги. Трагично!)

Не знаю, почему я так удивилась. Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис ведет образ жизни избалованной богатой девчонки, свободной от всех обязательств, неразборчивой в связях и средствах достижения поставленной цели. Ее опыт в провинции — это крайнее проявление ее желаний: «Я получаю то, что хочу». Только в этом случае она не могла использовать имена своих родителей и их кредитки, чтобы добиться желаемого. Ей понадобились мы, чтобы получить то, чего не может достать избалованная девчонка из привилегированной семьи, дочь богатых родителей, — правдоподобия.

Фу! Какое это бремя принадлежать к высшей касте. Все так доступно! Секс. Наркотики. Тусовки. Фу! Я говорю избитые вещи! Никто не воспринимает меня всерьез. Если бы я только принадлежала к… среднему классу. Тогда моя жизнь была бы простой и безоблачной! Вы знаете, что я тогда сделаю? Я поселюсь в трущобе. Брр! Где-нибудь в Нью-Джерси и притворюсь подружкой каких-нибудь бедных провинциальных дурочек, которые понятия не имеют, что такое жить на широкую ногу в VIP-апартаментах. Я завоюю их доверие, узнаю их секреты и затем выжму из этого все. Пока остальные обитатели высшего света Парк-авеню занимаются всякой ерундой, бегают по магазинам и сплетничают, я напишу роман о том, что моя жизнь в провинции — это такой кошмар, который не сравнится даже с тем, с чем я сталкивалась на окраинах Нью-Йорка. Мир будет потрясен превращением наркозависимой девчонки в писательницу, и никто не упрекнет меня, что меня взяли в Гарвард, потому что родители…

Но в результате этого разговора у меня родилась тема статьи: «Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: еще один позер».

Семнадцатое октября

Готовы ли мы к мировой войне?

Сегодня утром на перекличке я рассказала Саре о том, как я неуважительно отнеслась к Мисс Хайацинт Анастасии Вэллис во время нашего разговора по телефону. Она как раз тот человек, с которым можно разделить триумф такой победы, если бы только не ее привычка задавать тысячу вопросов, уточняя детали, и от этого пересказ события отнимает больше времени, чем само событие.

О мой бог! Что она сказала? Как ты ответила? О мой бог! Что ты потом сделала? О мой бог! Тебе не хотелось задушить ее? О мой бог! Ты, правда, собираешься написать о ней статью? О мой бог!

И так далее и тому подобное.

Когда оставалось пять минут до звонка, я надела рюкзачок и потянулась за костылями, чтобы успеть прийти к другому кабинету до того, как начнется перемена. Вот тогда я заметила, что он поднял руку.

— Мистер Флюти? — спросил мистер Риккардо снисходительным, вежливо подтрунивающим тоном, который используют учителя, чтобы выразить свою нелюбовь к трудным ученикам.

— Мне нужно кое-что сказать Джессике Дарлинг, прежде чем она уйдет, — сказал Маркус.

— Хорошо. Но только побыстрее, — разрешил мистер Риккардо.

Маркус встал с места и подошел прямо ко мне. Затем он намеренно посмотрел на Сару. Ее глаза вылезли из орбит и напоминали очки-маску для подводного плавания. Он снова посмотрел на меня и сказал: «Задай себе вопрос: кто настоящий позер?»

Затем он быстро прошел на свое место.

Он понятия не имел, как долго я ждала от него этих семи слов. Конечно, не эти в точности, а любые другие.

Не надо говорить, что я постаралась побыстрее убраться из класса, чтобы Саре не удалось догнать меня. Но я не могла прыгать достаточно быстро.

— Что это он такое сказал? — спросила Сара, догоняя меня.

— Черт! — закричала я, дернувшись от неожиданности. — Ты что тут делаешь? Так можно и заикой оставить!

— Я сказала мистеру Риккардо, что ты забыла учебник химии, — сказала она. — Что это между вами происходит: тобой и Мистером Съемпончик?

— Понятия не имею, Сара.

— Правда? — В ее голосе послышались ядовитые нотки. — Если бы я не знала наверняка, то подумала бы, что поняла, что он имел в виду.

— Но я не поняла.

— Если ты не спросишь Мистера Съемпончик, в чем проблема, я сама его спрошу, — сказала она с твердым намерением осуществить задуманное. И я была уверена, что она так и сделает.

Ей не потребовалось много времени. Шесть минут спустя, до урока истории, Сара уже собиралась докопаться до сути.

— Почему ты вечно привязываешься к моей подруге Джесс? — спросила она требовательным тоном, перегораживая ему руками дорогу в класс. Но Маркус даже не остановился. Он прошел на свое место и сел.

— Не игнорируй меня! — сказала Сара, встав рядом с ним. — Почему ты привязываешься к моей подруге?

Маркус смеялся. Это был беззвучный смех. Его плечи тряслись, вокруг глаз образовались морщинки, а изо рта выходили потоки воздуха. Но звука, напоминавшего смех, не было. Сара тем не менее все поняла.

— Что смешного? — спросила она, сжав в кулаки руки, опушенные вдоль туловища.

Маркус продолжал беззвучно смеяться.

— КАКОГО ЧЕРТА ТЫ СМЕЕШЬСЯ?

Весь класс затаил дыхание. С самого начала учебного года все ожидали, что случится нечто подобное. Но, к их разочарованию, Маркус, вопреки своей репутации спорщика и задиры, держал себя в руках.

— Ты не подруга Джессики, — сказал Маркус. — Она едва вас выносит.

В первый раз за все время моего знакомства с Сарой она не знала, что ответить. Она дулась и пыхтела несколько секунд, стоя в проходе между рядами. Затем Сара разразилась гневной тирадой.

— О МОЙ БОГ! ОТКУДА ТЫ ТАКОЙ ПОЯВИЛСЯ И С КАКОЙ ЭТО СТАТИ ТЫ СМЕШИВАЕШЬ С ДЕРЬМОМ МЕНЯ И МОИХ ДРУЗЕЙ? МНЕ ПЛЕВАТЬ НА РЕЗУЛЬТАТЫ ТВОИХ IQ-TECTOB, КОТОРЫЕ УТВЕРЖДАЮТ цитирую — ЧТО ТЫ — ГЕНИЙ — конец цитаты ТЫ ГРЯЗНОЕ ОТРЕБЬЕ, БУДЕШЬ ВКАЛЫВАТЬ НА БЕНЗОКОЛОНКЕ В ПАЙНВИЛЛЕ ДО КОНЦА ТВОЕЙ ГРЕБАНОЙ ЖИЗНИ!

Как раз в этот момент в класс вошел Би Джи, находясь в полном неведении относительно той драмы, которая разворачивалась в классе.

— Итак, молодые люди. Готовы ли мы к мировой войне?

Сара была готова, на все сто.

— Я НЕ МОГУ ЖДАТЬ, ПОКА ТЫ ОБЛАЖАЕШЬСЯ И УБЕРЕШЬ ОТСЮДА СВОЮ ЧЕРТОВУ ЗАДНИЦУ РАЗ И НАВСЕГДА. НЕ ЛУЧШЕ БЫ ТЕБЕ ОКАЗАТЬ НАМ ВСЕМ УСЛУГУ И ВКОЛОТЬ СЕБЕ БОЛЬШУЮ ДОЗУ НАРКОТИКА И ОТРУБИТЬСЯ НАВЕКИ, ТЫ — ГРЕБАНЫЙ НЕУДАЧНИК!

И Би Джи, что редко случается в «юридической» практике Пайнвилльской школы, отправил Сару в кабинет директора, конечно, это все было для видимости, поскольку все знали, что директор и его зам были в дружеских отношениях с отцом Сары.

Сара с шумом вышла из класса, Маркус наклонился через парту, потянул меня за волосы и прошептал на ухо:

— Я пытался отплатить тебе услугой за услугу, подруга.

«ЧТО? Это благодарность мне за то, что я оказалась вовлеченной в это происшествие с коробочкой из-под „Данона“? С каких это пор за услугу платят нежеланием говорить с тобой два месяца, а затем пытаются сделать так, чтобы все в школе объявили мне бойкот».

Конечно, я не сказала этого.

Сара вернулась из офиса к ленчу, во время которого она засыпала меня вопросами обо мне и Маркусе.

— Что, черт побери, связывает тебя с Мистером Съемпончик?

— Понятия не имею, — сказала я, стараясь держаться как можно невозмутимее.

— Ты единственная, о ком он отпускает эти свои чертовы замечания.

— Должно быть, ты задела его за живое, — вмешалась Мэнда. — Может быть, он чувствует в тебе скрытую угрозу, поскольку ты — самая умная девушка в классе, а он считается гением.

— Понятия не имею, — повторила я свои слова, не меняя тактики.

— Нет, здесь что-то не так, — сухо заметила Сара. — Это началось в прошлом году, до того, как это отребье объявили цитирую — гением — конец цитаты. Нет, это случилось в первый раз перед кабинетом директора, а в другой раз на утренней перекличке перед весенними каникулами, помнишь?

Сара никогда ничего не забывает.

— Но что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Я понятия не имею, почему Маркус начал это делать. Зачем он выбрал меня для своих упражнений в остроумии.

Все это правда. Пока что.

— Почему он тогда сказал цитирую — что она терпеть не может никого из нас — конец цитаты?

— Понятия не имею.

Хорошо. Вот эта была ложь. Первая из череды лжи, последовавшей за ней.

Я не испытываю к вам ненависти. Я ничего не сделала, чтобы спровоцировать Маркуса. Я ни в чем ни виновата.

И вдруг на меня снизошло прозрение — БАМ! Маркус был прав. Моя ложь превратила меня еще в большую лгунью и притворщицу, чем Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис.

Сара грубо вернула меня на землю:

— Джесс? Что с тобой? Ты опять выглядишь странно.

Прикоснувшись пальцами к губам, я поняла, что улыбаюсь. Глупой, но настоящей улыбкой во весь рот. Но Сара не могла этого знать. Поэтому я казалась ей такой странной.

Двадцатое октября

Мне не составило труда убедить Хэви-силок, что я изменю тему статьи, потому что пообещала принести ее к девяти часам сегодня утром, с тем чтобы она отправила ее в печать.

— Какая прекрасная идея! — сказала она. — Об этом все еще говорят, но она воздействует на читателей на персональном уровне. Может быть, это вызовет какие-либо изменения в школе.

— Сомневаюсь в этом, — сказала я. — Никто здесь не читает газет.

Она подергала носом.

— Тогда зачем это все делать? — спросила она очень серьезно.

Я не знала ответа. Может быть, я полагала, что Хэви-силок не одобрит моей идеи и пристыдит меня и тогда мне не придется воплощать свои планы в жизнь? Получив одобрение на изменение темы статьи за одиннадцать часов, я понятия не имела, как сказать то, что хотела сказать, чтобы не звучать банально. У меня не возникло проблем с тем, чтобы унизить и раскритиковать Хай в своем первом наброске статьи. Но теперь я хотела написать, что в том, что она появилась, виноваты мы все. Те мысли, которые мне надо было высказать 400 словами, не возможно было высказать и четырьмя миллионами.

Самое досадное, что я писала и писала и не могла себя остановить, поскольку мне совершенно не хотелось спать.

Разница в том, что все это не имеет особого значения. Это все достаточно глупо, и я не могу нагружать Хоуп, потому что у нее у самой может быть куча неотложных проблем, которые ей надо безотлагательно решать. А может быть потому, что она не одобрит этого или не поймет. Мне, конечно, следует наплевать на все происшедшее, хотя это и не дает мне спать. Но статья об этом — совсем другое дело. Это важно, даже если никто ее не будет читать, кроме меня.

Во всяком случае, после двух бессонных ночей за компьютером, после того как я что-то убирала, вычеркивала, писала вновь, проверяла орфографию и стиль, что почти меня добило, я отдала статью. Поэтому извините меня, что на два выходных дня я впала в летаргический сон.

Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: еще один позер

(Автор: Джессика Дарлинг)

К настоящему времени все знают, что скрывалось за ученицей Пайнвилльской средней школы Хай Вэллис. Но, те, кто думал, что они находились в дружеских отношениях с Хай, Цинтией или Актрисой, раньше известной под псевдонимом Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис (или как там она еще сама называла себя в те дни), были шокированы статьей от второго сентября, появившейся в «Нью-Йорк Таймс», раскрывающей суть этой девушки, умной, разбирающейся во всем, знакомой с жизнью улицы и светского общества, человека, с которым ты можешь поговорить обо всем, которая на самом деле оказалась бывшей наркоманкой и ученицей, изгнанной из частных школ с солидной доверительной собственностью.

Даже те, кто не дружил с Мисс Вэллис, обижены, что их одурачили, особенно когда узнали, что книга, которую она собирается написать об учебе в Пайнвилльской средней школе, называется «Тупоголовые девицы и сборище дураков».

— Я бы никогда не смог лгать подобным образом. Это самый низкий поступок, — возмущается каждый ученик.

Она обманным путем подружилась со всеми, потому что думала, что это единственный способ узнать то, что она хотела. Представ в облике другого человека, для того чтобы втереться в доверие к людям, про которых она собиралась поведать всему свету, она «продала» своих друзей, чтобы преуспеть в жизни. Нам, конечно, легко смотреть на нее свысока и тыкать в нее пальцем. Но спросите себя: «Разве ее обман отличается от нашей лжи, когда мы обманываем друг друга и самих себя?»

Подумайте о разных группировках, члены которых улыбаются друг другу в лицо, но затем выхватывают ножи, чтобы воткнуть их в спины друг к другу, лишь только последние отвернутся. «Качки», которые ведут себя как подонки, которые могут купить дюжину пончиков. Карьеристы и честолюбцы, буквально идущие по трупам своих менее удачливых друзей, с тем чтобы пробиться в высший свет.

Я устала от этих ударов ножом в спину, от карабканья по социальной лестнице и от лжи, в которой мы все погрязли. Ну как я могу надеяться, что остановлю это, если не перестану делать это сама? Я посмотрелась в зеркало и увидела печальную правду: я такой же неискренний человек, как и Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис.

С тех пор как моя лучшая подруга уехала, я все больше и больше подавляю свои настоящие чувства, заменяя их ложью, которую хочется слышать другим. Я чувствую, что потеряла право иметь собственное мнение, просто потому что знаю, что никто меня не поддержит. Но нам всем следует набраться смелости и говорить о том, что беспокоит нас как в школе, так и за ее пределами. Может быть, людям не понравится, что вы хотите сказать, а возможно, вы обнаружите, что вы не одиноки.

Будьте готовы пойти на риск. Потому что если мы будем держать наши рты на замке, не говоря о всех тех гадостях, которые мы делаем друг другу ежедневно, тогда Мисс Вэллис права: мы — тупоголовые девицы и сборище дураков. Все до единого.

Двадцать третье октября

Газета вышла сегодня. Я по глупости думала, что, как только все развернут газету, это тотчас же приведет всех девчонок в ярость.

Но она накапливалась постепенно: маленькие крупицы гнева соединялись, соединялись, и, наконец, это закончилось взрывом.

Хэви-силок раздавала копии газеты на перемене перед классным часом. Все начали читать очерки, которые сами написали. Хотя репортаж Безмозглой команды об открытии сезона команды поддержки содержал всего пятьсот слов, тем не менее оставшееся время все только и говорили об этом, вместо того чтобы взглянуть и на другие статьи. Только во время ленча Безмозглая команда приступила к чтению моей статьи.

— Цитирую — еще одного позера — конец цитаты, — сказала Сара воркующим голосом. — Ооооо! Это должно быть интересно.

Когда они читали, я наблюдала, как их глаза расширялись от удивления.

— О мой бог! — сказала Сара, после того как посмотрела на статью пять секунд. — Не могу поверить, что ты сделала это.

— Сделала что? — спросила я. — Ты даже не закончила ее читать.

— Мне и не надо, — сказала она, положив газету на стол. — Ты вдруг откровенно признаешься, что ты всех обманываешь с тех пор, как уехала Хоуп.

— Что?

— Мы ждем, что ты наконец поймешь, что твое состояние «глубокой и молчаливой задумчивости» никак не поможет тебе стать популярной, — прервала ее Мэнда.

— Пора бы тебе уже свыкнуться с мыслью, что Хоуп уехала, — сказала Сара.

— Да, — сказала Мэнда. — Па-прааа-шу тебя.

Я больше не могла этого слушать. Они даже не захотели дочитать статью и понять, что она про них. Я собираюсь произнести им эту статью по слогам. Так я и сделала.

— Я ГОВОРИЛА О ВАС! — кричала я. — МАРКУС ФЛЮТИ БЫЛ ПРАВ. Я ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ВАС. МНЕ НЕНАВИСТНО ОБЩЕНИЕ С ВАМИ. МЕНЯ ТОШНИТ, ЧТО НАДО ХРАНИТЬ СЕКРЕТЫ, ПОТОМУ ЧТО Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ВОЗНИК СКАНДАЛ.

_ ЭЙ! — сказала Бриджит. — Охладись. Ты кричишь.

Я несколько раз глубоко вздохнула и понизила голос:

— Ты не должна хотеть, чтобы я замолчала. Потому что если я это сделаю, то ты никогда не узнаешь правду.

Сара и Мэнда запаниковали, обменявшись виноватыми взглядами. Бриджит, казалось, пребывала в полном неведении и была совершенно сбита с толку.

— О чем она говорит? — тихо спросила Бриджит.

— Если вы ей не расскажете, мне придется это сделать самой, — предупредила я Мэнду и Сару.

— Не надо, — стала умолять меня Сара.

— Откуда она знает? — спросила Мэнда сквозь зубы, глядя на Сару, потому что та знала ответ.

— Что она знает? — переспросила Бриджит.

Я посмотрела на Сару и Мэнду, давая им последнюю возможность сказать правду. Они упустили эту возможность. Поэтому я сказала слова, спровоцировавшие ссору между тупоголовыми девицами:

— Мэнда и Берк перепихивались все лето.

Вы когда-либо были свидетелем драки между девушками в средней школе? Обычно в них присутствуют четыре универсальных элемента: 1) выдирание волос; 2) царапанье лица с помощью длинных ногтей; 3) выдирание сережек; 4) душераздирающие крики и проклятия. Эта драка ничем не отличалась от других. Только она собрала огромную аудиторию за более короткое время, чем в случаях, когда дерутся две «мочалки», поскольку сейчас участницы драки принадлежали к «высшему свету». Как часто вы увидите трех девушек из команды поддержки, учащихся «элитных» классов, катающихся по полу? Да, это редкое зрелище. Конечно, оно привлекло внимание учителей, дежурящих в кафетерии, поэтому драка была остановлена за десять секунд.

Но все равно возникла необходимость в применении перекиси водорода, йода и лейкопластыря. Бриджит ударила Мэнду, и от этого ее очки полетели в воздух. Мэнда выхватила пучок волос из головы Бриджит. Тяжелые ботинки Мэнды прошлись по Саре, которая в ответ потянула Мэнду за юбку, в результате чего та покатилась по скользкому кафельному полу.

Одним словом: ужас.

Когда драка закончилась, они все стали плакать. Мне удалось остаться невредимой, потому что Мэнда не смогла дотянуться до меня достаточно быстро. Это чудо, учитывая то, что я была на костылях. Свидетели подтвердили, что я не нанесла ни единого удара, поэтому меня отпустили. Бриджит, Мэнду и Сару послали в кабинет к директору. Их всех исключили на неделю за драку.

Драка стала любимой темой разговора в школе, поэтому мне не хотелось давать свои комментарии. К счастью, удалось избежать вопросов любопытных, потому что мама забрала меня на консультацию к врачу. Мне сегодня сняли гипс. (Между прочим, видели ли вы чью-либо ногу после того, как с нее сняли гипс? Это такое отвратительное зрелище, что даже мысль об этом вызывает у меня приступ рвоты.)

К тому времени, когда я добралась домой, я получила полдюжины сообщений по электронной почте.

Бриджит написала, что никогда не простит меня за то, что я скрыла правду о Берке. (Но она никогда не просила сказать правду!)

Мэнда — что она никогда не простит меня за то, что я разрушила ее дружбу с Бриджит и репутацию, только из-за того, что я не смогла справиться с таким агрессивным проявлением женской сексуальности. (Это она все разрушила — не я!)

Сара — что никогда не простит мне, что я выболтала секрет, когда все шло ну просто прекрасно. (Ну все вовсе не шло прекрасно!)

Берк назвал меня сукой, которая ревнует его, потому что мне не представился шанс оседлать его конька. Словно меня когда-то интересовали члены. (Это подтверждает мои подозрения: Берк — настоящий ублюдок.)

Скотти сказал, что не испытывает ко мне ненависти, но из-за уважения к Берку он не может больше со мной разговаривать. (Какое шокирующее откровение, учитывая то, что мы совсем не разговариваем друг с другом никогда ни о чем.) Он также спросил меня, почему я всегда и всем доставляю неприятности. (Справедливое утверждение.)

Хоуп рассказала мне забавную историю о парне, из-за которого она потеряла голову. Хорошо, что она не имеет отношения к рассказанным мной происшествиям. (Это заставляет меня ценить ее отсутствие.)

Вместо того чтобы ответить на ненавистную мне почту, я стала осматривать мою бледную, волосатую, сморщенную, с позволения сказать, ногу.

Некоторые вещи настолько совпадают, что это кажется посланием каких-то высших сил, наблюдающих за синхронностью наступления событий. Неизбежно напрашивается сравнение: мне сняли гипс с ноги, и я раскрыла свой секрет. Первое событие — физическое освобождение, второе — эмоциональное. Оба они болезненные, но когда я избавилась от гипса и своей тайны, я почувствовала себя свободной, очищенной от всего и готовой стать сильнее и физически и морально.

Двадцать седьмое октября

Сегодня утром, поправляя липучки на устройстве по поддержке голеностопного сустава перед шкафчиком, я вдруг почувствовала, что кто-то похлопывает меня по плечу.

— Привет, Джессика. Это я.

Моя первая реакция была: «Тьфу ты! Лен Леви!» Эта антипатия была вызвана событием, происшедшим в День святого Валентина, плюс нашим постоянным соревнованием друг с другом за первенство в учебе. Но мой условный рефлекс тут же сменился на радостное: «А, привет Лен!», когда я подумала, что он может быть связным от Маркуса.

— Хм-м. Твоя статья. Хм-м. В газете.

Столько, сколько я знакома с Леном Леви, я никогда не слышала, чтобы он произнес полное предложение. Это подтверждалось всеми моими подслушанными разговорами между Леви и Маркусом.

— Ну и?

— Она была. — Гм. — Актуальной, — сказал он. — И, — гм, — ты сказала то, что, — гм, — многие люди думают, — гм, — но не говорят. И, — гм, — и, я с нетерпением жду, — гм, — будущих статей.

Мне удалось промямлить что-то вроде спасибо, прежде чем он ушел.

Через две минуты меня опять кто-то нежно стукнул по спине. Когда я повернулась, то увидела троицу зануд из музыкальной труппы, чьи личности можно легко идентифицировать по черным папкам для нот, которые они сжимали в руках.

— Ты Джессика Дарлинг, верно? — спросила одна из них с неправильным прикусом и с красным гнойным прыщом на подбородке — таким здоровым, что он мог бы двигаться в такт музыке, как встроенный метроном.

— Да.

— Твоя статья в газете. Мои друзья и я считаем ее прикольной, — сказала она кротко.

— Спасибо.

Они убежали.

Не думала, что моя статья окажет такое воздействие на учеников. Но когда дошли слухи, что она стала причиной вчерашней драки, интерес к этому номеру «Голоса Чайки» сильно возрос.

— Нет оправдания насилию. — Хэви-силок сказала мне перед уроком английского. — Но если небольшая сенсация заставит студентов читать «Голос Чайки», так тому и быть. Просто я надеюсь, что твоя следующая статья всколыхнет интерес к газете, как и первая. Власть народу!

Моя следующая статья? Я еще не могу опомниться от первой.

Пока другие ученики, которым не очень-то везло в школе, подходили ко мне весь день, чтобы поблагодарить за мою откровенность, я поняла, что мне придется подумать об этом тщательнее. «Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: еще один позер» по-настоящему оказала позитивное влияние на людей, которые чувствовали себя самыми угнетенными в Пайнвилльской школе.

Кто знал, что моя статья возродит мою веру в Пепе ле Пьюберти?

— Bonjour, mademoiselle!

Уже давно он мне ничего не говорил, поэтому я немного была застигнута врасплох его приветствием, хотя в течение недели ко мне подходили люди, с которыми я никогда до этого не разговаривала.

— Твоя статья задевает за живое, — сказал он. — Она заставила меня подумать о тех гадостях, которые я делаю и к которым я привык.

Странно, что Пепе снова говорит со мной. Особенно на английском.

— En français, s’il vous plaît! [21] — пропела мадам Роган.

Пепе сделал паузу, подбирая нужные слова:

— Je n’ai pas eu… les boules… a casser vers le haut avec ma petite amie… [22]

— Что? Прокомментируй, — попросила я. Либо я забыла французский, либо то, что он сказал, не имело смысла.

Он стал говорить шепотом:

— Мне не хватало смелости порвать со своей подружкой, пока я не прочитал статью.

Вот что он пытался сказать.

— En français. [23]

Пепе стал смотреть на потолок, словно англо-французский перевод был там записан. Через несколько секунд он пожал плечами и просто сказал:

— Merci, Jessica. [24]

Мне только оставалось додумывать, какое отношение имела моя статья к его разрыву с подружкой. Может быть, он встречался с ней, потому что тоже не хотел быть один, то есть по той же причине, по которой я хотела вернуться обратно к Скотти прошлой весной. Может быть, он думал, что ему нужна подружка, чтобы доказать, как играет гормон тестостерона в его возмужавшем теле. Может быть, из всех его имен: Перси Флойд, Пьер, Пепе ле Пю, Черный Элвис, Ботан — и Пепе ле Пьюберти (уже не мальчик, но еще не муж) было единственным, с кем он себя не отождествлял. А может быть, он не отождествил себя ни с одним из них. А вдруг, вчера вечером к нему пришло осознание, что он не «Злодей». Может быть, величайшая степень уверенности в себе, которой я так завидовала, была лишь маскировкой неуверенности? Но это не имеет отношения к делу. Потому что Пепе очень счастлив, что принял решение. И только подумать: я — тот человек, который помог ему прийти к этому решению. Клево. Может быть, мои авангардные статьи, и правда, смогут помочь другим изменить себя?

Но моя вновь приобретенная известность не меняет того, что я стала изгоем среди своих друзей, и мне теперь не с кем сидеть в кафетерии. Сейчас я провожу перерывы на обед с тренером, пытаясь восстановить свою ногу после травмы. Мой отец и тренер Килли находятся под впечатлением моей воли к победе. Ха! Лучше уж терпеть боль на тренажере, где я поднимаю ногу, чем сидеть весь ленч с группой псевдодрузей.

Я знаю, мне следовало бы трепетать от радости, что у меня такой успех.

— Да здравствует революция! — как говорила Хай в то время, когда она для меня еще была Хай.

Еще я не могу не думать об одном человеке, который, очевидно, не читал ее. Единственный человек, на которого я не произвела никакого впечатления. Человек, который вдохновил меня на написание этой статьи.

Тридцатое октября

Титаник, черный «кадиллак» 70-х годов замедлил ход и остановился на обочине как раз передо мной, когда я хромала домой из школы. Владелец привязал искусственный цветок к антенне, чтобы побыстрее найти машину на парковке перед торговым центром. На бампере наклейки: «НАЖМИ НА ГУДОК, ЕСЛИ ТЫ ЛЮБИШЬ СВОИХ ВНУКОВ И СЕКСУАЛЬНОГО ДЕДУШКУ». Пять совершенно новеньких бейсбольных кепок лежало вдоль заднего стекла, с гордостью красуясь, как на выставке. Из-за солнечных лучей, падавших на окна, было невозможно рассмотреть, кто был внутри, но я ждала, что голова в синей кепке высунется из окна и спросит дорогу к местному автосервису.

— Привет, дорогая! Тебя подвезти?

— !!!!!!!

— Я сказал, тебя подвезти?

— !!!!!!!

Я думала, Маркус уедет. Но он стоял, высунув голову из окна, ожидая ответа.

— Ну я живу меньше чем в трехстах метрах отсюда. Форест Драйв, 12.

Пауза.

— Поэтому меня не надо подвозить.

Еще пауза.

— Но ты бы хотела этого? — спросил он.

Боже, хотела ли я этого?!

Он знал об этом. Он склонился над передним сиденьем и открыл мне дверь.

— Залезай, я хочу поговорить с тобой. Я буду ездить кругами, если мне придется.

Счастье! Радость! Счастье! Радость! Счастье! Радость!

Так как я никогда не увижу спальню Маркуса, то опишу салон автомобиля, который помогает понять его характер.

Машина Маркуса. На кожаном сиденье были разбросаны пустые пачки сигарет «Мальборо», скатанные бумажные шарики из записной книжки. И не менее четырех больших измятых пластиковых стаканов из-под коктейля. Соломинки с засохшими капельками карамели валялись смятыми на заднем сиденье. На переднем сиденье среди скомканной бумаги виден крохотный кусочек, величиной с сантиметр с напечатанными буквами ROJA, шрифт сразу же узнаваемый, как в слове TROJAN, написанном на упаковке презерватива.

Заключение:!!!!!!

Он сгреб мусор. Если бы даже и заметил кусочек от упаковки презерватива, то не подал бы вида.

Я без труда села в машину. Для ноги было много места. Я положила рюкзак на сиденье между нами и захлопнула дверь, так что бутылка в форме желтой пальмы с освежителем воздуха качнулась в сторону. В машине запахло кокосами, пляжем, маслом для загара и загорелыми телами.

Маркус ничего не говорил, когда вел машину. Я чувствовала, что мне надо прервать молчание. Поэтому я сказала первое, что мне пришло в голову:

— Хм. Хорошая машина.

— Я люблю эту машину.

— Правда?

— Да, она принадлежала одному прикольному старику из приюта, — сказал Маркус.

Я работаю в доме престарелых.

Я чуть не сказала, что знаю об этом, пока не вспомнила, что предполагается, что я не могу об этом знать.

— Правда? — удивилась я.

— Да, хотя он сейчас, должно быть, умер, — сказал Маркус.

— Да. Жаль.

— Жаль, — ответил Маркус. — Он оставил мне эту машину.

— Здорово.

— И автомагнитолу с дисками.

— Правда?

— Вот почему я так люблю эту машину, — сказал он. — В ней зримые атрибуты старости.

Я громко засмеялась. Эта самая смешная вещь, которую я слышала в жизни. В ней зримые атрибуты старости. Вдруг мне пришло в голову, что мы с Маркусом и правда говорим. Реальный разговор между двумя людьми. Я почувствовала, что меня бросило в жар.

ROJA — красный по-испански.

С тех пор как мы пошли в школу, шесть лет из восьми я сидела за партой перед Маркусом Флюти. Если он не тряс сзади мой стул, то протягивал ноги в проход, так что я всегда видела ступни его ног: без носков, в спортивных туфлях бледно-голубого цвета, с дыркой около большого пальца ноги на той туфле, которая была ближе ко мне. На левой ноге на носке резиновая подошва отклеилась, поэтому, когда он топал ногой, верхняя часть приподнималась вверх и образовывалась дыра, напоминавшая рот у куклы из кукольного театра.

Сидя рядом с ним в «кадиллаке», я подумала, что это, может быть, единственная возможность, представившаяся мне, посмотреть ему в глаза первый раз в жизни и вот что я увидела: прическа — рыжевато-красный ежик на голове, никаких рыжих кудрей; кожа на носу стала лупиться, две тоненькие линии около рта.

Он коснулся пальцем моего плеча, и я невольно вздрогнула. Мы уже были около моего дома.

— В двенадцать, хорошо?

— Да, хорошо.

Он остановился и выключил зажигание.

— Я думаю, что уже давно веду себя как хороший мальчик, поэтому могу позволить себе поговорить с тобой, не вызывая подозрений, — сказал он, щелкая зажигалкой, то открывая, то закрывая ее.

— Угу. — Я стала покусывать губу.

— Мы бы могли поговорить о домашней работе. — Открыл-закрыл.

— Угу. — Опять покусываю.

— Показывать друг другу свои записи и сравнивать их. — Открыл.

— Угу. — Опять покусываю губу.

— Устроить учебное свидание. — Закрыл.

— Угу. — Кусаю. Кусаю. Кусаю губу снова и снова.

Маркус бросил зажигалку на заднее сиденье и повернулся ко мне лицом. Он сделал длинную паузу, так чтобы по мне пробежало электричество в ожидании чего-то и каждый волосок на коже встал дыбом. Но между нами ничего не произошло.

— Я никогда не читаю «Голос Чайки», потому что считаю ее дерьмом, — сказал он. — Мнение мое только укрепилось в этом, когда мой литературный труд был отвергнут.

Я знала об этом. Хэви-силок обнаружила, что Маркус не участвует в написании статей для газеты, поэтому дала ему тему о необходимости улучшения питания в кафетерии. Вместо этого он написал стихотворение под названием «Реквием по плохому кофе». Его не отдали в печать. Я знаю об этом, потому что Хэви-силок жаловалась мне на его непокорность. Мне, конечно, до смерти хотелось прочитать его, но Хэви-силок уже отдала стихотворение консультанту Маркуса, чтобы он положил его в личное дело.

— Лен посоветовал мне прочитать твою статью.

Лен Леви. Мой дорогой. Я обязана тебе этими минутами.

— Извини, что не прочитал ее раньше, — сказал он, покручивая галстук в горошек. — Это настоящая жемчужина в этой куче навоза. Классика.

Ему статья понравилась. Маркусу Флюти понравилась моя статья.

— Если бы я знал, что, назвав тебя позером, я вдохновил тебя на написание статьи, я бы разозлил тебя пораньше.

Маркус отпустил галстук, который стал переливаться бело-голубым цветом.

Слишком много слов за один раз. Я была ошеломлена.

Внезапно моя мама свернула на своем «вольво» на подъездную дорогу, ведущую к дому Бог мой! Я должна поскорее выбираться отсюда.

— Это моя мама, — сказала я, показывая ему на взволнованную блондинку, пытавшуюся разглядеть, у кого это хватило наглости припарковать огромный «кадиллак» перед ее прекрасно распланированным садом. Любой риелтор знает, что внешний вид здания — это все. — Мне надо идти.

— Слишком поздно, — сказал он. — Тебя уже увидели.

Это правда, мне придется отвечать на вопросы по поводу парня, с которым я встречаюсь. Мне хотелось вылезти из машины, прежде чем рука в кольцах постучит по окну машины и мама прокричит: «Убирайся с моей частной собственности». Но мне надо было сначала задать ему вопрос, поэтому я собралась с силами сделать это:

— Маркус?

— Да?

— Помнишь ту записку, которую ты написал?

— Даааааааа.

— Что в ней было?

Он помотал головой, словно хотел вытряхнуть из ушей те слова, которые услышал.

— Ты не прочитала ее?

— Ммм, ну я потеряла записку, прежде чем мне представился случай прочитать ее.

Он опустил голову на руль, ничего не отвечая.

— Это было важно?

После нескольких секунд молчания он заговорил.

— Знаешь что? Лучше бы тебе не читать ее.

Теперь я была сбита с толку.

— Что? Почему?

— Просто это лучше, — ответил он. — Верь мне.

Верь мне. Верь Маркусу Флюти. О мой бог. Почему я чувствовала, что мне можно было ему верить?

Мама шла уже по дорожке к крыльцу, секунды отделяли нас от столкновения. Мне надо было выбираться отсюда, чтобы не оказаться в трудном положении.

— Спасибо тебе за слова о статье.

— Спасибо, что написала ее.

Маркус наклонился через меня, чтобы открыть дверь. Он вторгся в мое личное пространство, как об этом говорили на занятиях по психологии. Поэтому я инстинктивно вжалась в кресло. Но от этого он придвинулся ко мне еще ближе. Я почти вжалась в кожу сиденья, поэтому, чтобы выйти из машины, мне пришлось бы прыгнуть на заднее сиденье. Маркус оказался так близко от меня, что прошептал мне на ухо:

— Поговорю с тобой позднее.

В любом другом контексте это означало бы вежливую фразу, помогающую закончить разговор. Но в этом случае это означает гораздо больше. Я просто знаю об этом.

— Почему завтра должна быть суббота?!

Через секунду после того, как «кадиллак» тронулся и я стояла у двери в полной безопасности, мама спросила, кто водитель.

— Ты его не знаешь, — ответила я.

— Он твой парень?

— Нет, мама.

— Друг?

— Нет.

— Ну кто он тогда?

— Просто мальчик, мама, — ответила я. — Он никто.

— Он не может быть никем, Джесси.

Не могу вспомнить, когда моя мама была так близка к истине. У Маркуса Флюти нет шансов стать моим парнем, у него чуть побольше шансов стать моим другом. Но этот разговор в «кадиллаке» гарантировал, что Маркус Флюти никогда не может быть мне никем. По крайней мере не для меня.