Первые уроки (СИ)

Глава 18

Было бы, конечно, идеально свалить все заботы на подоспевшего мужа и сбежать, наконец, домой… домой! Но не получается, как ни крути. Я ведь не успокоюсь, пока не увижу, что с доверившейся нам девочкой всё в порядке.

Потому-то мы с Элизабет, не сговариваясь, сердито шикаем на Магу, взявшего было нас под руки с недвусмысленным намерением увести. Рано, дорогой, у нас тут ещё не всё до ума доведено! Терпеливо вздохнув, он бурчит что-то вроде: «Ну, хорошо. Хорошо!..» Потом прислушивается к голосам, звенящим на повышенных тонах в гостиной, едва заметно морщится.

— Донны мои, надо ли вам присутствовать при этих разбирательствах? Навестите пока свою подопечную. Ива, если ты хочешь своими глазами убедиться, что всё будет улажено, с возвращением придётся немного подождать: есть у меня задумка перетащить в Тардисбург не только вас. Понадобится время выстроить портал напрямую в Белую Розу.

— О, ты хочешь пригласить сюда Персиваля? — воодушевляюсь я. — Отличный план. Одно светило медицины хорошо, а два — ещё лучше.

— Ну да. И вот что… — Он оценивающе поглядывает на меня, на Элли. — Тебе, Ива, пожалуй, лучше побыть с твоей гостьей; ведь именно тебя она просила о защите и покровительстве, так? Рядом с тобой она окончательно успокоится. А вот дипломатические способности Элизабет мне сейчас самому понадобятся. Персиваль и Гальяро, конечно, коллеги, но если мы отнимем у одного из них пациентку, даже с благими намерениями, он воспримет это как недоверие к своим профессиональным качествам. Нам же нужно повернуть дело так, что… Элизабет, продолжи, как ты это видишь?

Она не задумывается ни на секунду.

— Лучше всего для Глории оказаться в новом месте, которое ничем, ну ни капельки, не напоминает о прежней жизни. Чтобы рядом были другие люди, другая обстановка, даже климат иной! Это сразу и ощутимо отделит её от прошлого. Будет легче начать всё заново, без воспоминаний, которые непременно всплывут, если взгляд зацепится за что-то, связанное с прошлым, ведь ассоциативное мышление — я знаю этот термин! — может оказать дурную услугу… Жизнь в Тардисбурге, совсем иная, нежели здесь — то, что нужно. Сейчас ведь у вас там зима, да?

Мага прищуривается от удовольствия.

— Зима. Морозная, красивая… Выпал такой изумительный снег — ахнете, когда увидите, мои донны. Ты совершенно права, Элизабет. Продолжай в том же духе. А мне придётся в качестве моральной компенсации проложить напрямую переход из Солнечной Террасы в Белую Розу, лично для Гальяро, чтобы тот мог общаться с коллегами в любое время. Ладно, донны, за работу, как и наметили. Ты, Ива, идёшь к ложу нашей пострадавшей, а ты, Элли, со мной, гасить возможный конфликт.

В сущности, всё повернул по-моему, но так, что он тут главный и молодец. Умеет, однако.

И закружилось, завертелось всё вокруг, да так насыщенно, что позже я не могла охватить в памяти всех событий. Остались лишь отдельные моменты.

…Бледное, худое до прозрачности, но уже без синевы под глазами, личико Глории. Привычный страх во взоре сменяется, наконец, надеждой. Хрупкие пальцы сжимают мою руку даже после того, как девушка заснула: пришлось Гальяро погрузить её на самый глубокий уровень сна, лишь тогда мне удалось освободиться и залечить пропечатавшиеся на кисти синяки.

Непривычно серьёзная леди Ди… то есть Диана, очаровательная сестра милосердия из Белой Розы, негромко, но твёрдо отдающая распоряжения медбратьям: те чрезвычайно бережно левитируют носилки с Глорией в новёхонький портал. Вслед за ними в пространственный переход шагают, не прекращая жарко, но в полголоса, спорить, оба корифея-целителя, дон Гальяро и сэр Персиваль.

Сникшая, будто погасшая Мирабель, которую дон Теймур с Магой провожают, бережно поддерживая под руки, в её апартаменты. Донна Фелиция, сухо напоминающая прислуге о подписанном каждым из них магическом договоре молчания, в котором чёрным по белому сказано: служащий в Эль Торресе ни с кем и никогда не обсуждает происходящее, иначе последствия будут весьма… болезненны. Пока, вроде бы, никто из них подобной слабости не проявил, вот пусть и впредь помалкивают, ибо скандала в семействе Иглесиасов не утаишь, расспросы со стороны любопытных горожан неизбежны…

Люся-Лусия, моя прыткая горничная, получившая разрешение отбыть с нами в Тардисбург. У неё там, видите ли, брат с семейством, приглашали на крестины шестого сыночка, так если бы дон Маркос был так добр, так добр, что захватил бы и её, бестолковую, с собой… Дон Маркос, он же Мага, снисходительно разрешает, а заодно поторапливает со сборами: основные дела вроде бы завершены… О, нет, ещё не всё! Я чуть не возвращаюсь с полдороги на пути в нашу Башню, чтобы разыскать Бастиана, но, к счастью, вспоминаю о мыслесвязи — надо же, никак не могу к ней привыкнуть! — чтобы напомнить Тёмному Рыцарю о «подарке» для нашего матриарха. Получаю заверения, что с ним всё в порядке, иначе и быть не может, и, наконец, оказываюсь на площадке между этажами Башни.

Там уже поджидает запыхавшаяся, румяная от беготни Элли с небольшим саквояжем. Очень похожий держит и Люси — с моими вещичками. Объёмистую корзину с фруктами и провокационно торчащими горлышками бутылей в оплётке она тащит чуть ли не волоком; пыхтит, но тащит. Гостинцы тардисбуржской родне, как без этого! Да ещё в последний момент на лестнице появляются двое поварят, вопящих, что непременно нужно их подождать, чтобы без них не уходили! Оказывается, они волокут огромный, чуть ли не с них ростом, короб с ярмарочными деликатесами, который мы с Элли заранее приготовили, да забыли. Усмехнувшись, Мага бросает мальчишкам по серебрушке и отпускает, осчастливленных; затем небрежным жестом отправляет всю нашу кладь в ожившее зеркало портала и предлагает мне руку.

Наконец-то! На волю!

Вцепившись в его локоть, шагаю вперёд. Хочется, как в детстве, зажмуриться в предвкушении чуда.

Там, откуда я ухожу, до сих пор жарко, несмотря на время года. Но это тепло — погодное, а вот то, что сейчас меня встречает — иной природы: оно от щедро натопленных очагов, оно сберегается в тяжёлых портьерах, настенных гобеленах, коврах и пушистых пледах. Бережно хранится высокими окнами в двойных, по зимней поре, рамах, непроницаемых для стужи и ветров. Это — дыхание Дома.

Оно обнимает по родительски нежно и ласково.

— Добро пожаловать, хозяюшка!

Нет, это уже не Дом, это принарядившийся, сияющий от восторга Дорогуша. Что, впрочем, по большому счёту, одно и то же.

***

Как же я соскучилась! И по детям, и по домовому, и по кошкам-собакам, и по самому воздуху сказочного Тардисбурга! Будто провела в гостях не каких-то три недели, а, по меньшей мере, год.

Уже третий час, как мы сидим всем семейством за праздничным столом и даже не думаем расходиться. Домашние пироги, чайнички с несколькими видами заварки, восточные сладости, варенья и конфетные россыпи всегда способствуют долгим беседам. Насчёт пирогов, кстати, это у нас нынче девочки расстарались. Оккупировали кухню ещё с вечера, долго колдовали над начинками, и даже нашего домового пристроили к делу: месить тесто и поглядывать за ним ночью. Поэтому, чтобы вознаградить их за труды, мы со всем усердием отдали должное и расстегаям, и жареным пирожкам, и кулебяке с хрустящей поджаристой корочкой. И ничего, никто не объелся, всё пошло впрок, потому как народ порядком оголодал. Взрослые известно от чего упахались, а Машка с Соней сдавали сегодня последние контрольные, чтобы «догнать» одноклассников. И, наконец, успешно выровняли уровень образования, полученного в родном мире, со здешним учебным планом.

Примечательно, что на новом учебном месте обошлось без разных происшествий, которых подспудно опасаются родители. Девочкам повезло и с преподавателями, и с классом. Они отлично вписались в экспериментальный смешанный коллектив, где уже числились несколько будущих магов-стихийников, два паладина, пятеро ассасинов и три оборотня с оборотницей. Учились здесь и ребята-русичи, из тех семей, что, прижившись в Тардисбурге, пока не торопились возвращаться в Ново-Китеж. Компания подобралась разношерстная, весёлая и, судя по рассказам дочек, достаточно шебутная, чтобы не заскучать.

Припомнив, как в своё время я даже думать боялась о переселении в чужой мир, невольно усмехаюсь. Страхи оказались напрасны. Дочурам здесь настолько же лучше, насколько лучше может быть дельфинам, попавшим из океанариума в открытое море. Вот и славно.

…Дорогуша на своём особом стульчике, высоком, чтобы сравняться ростом с остальными, так и сияет от удовольствия: наконец-то хозяева в сборе, да ещё и гостей с собой привели! После долгих лет, проведённых им в одиночестве, наша семья до сих пор воспринимается как подарок небес. Общительный и словоохотливый по природе, он искренне не понимает жалоб коллег-соседей на слишком шумных жильцов: ведь если жизнь в доме бьёт ключом, это настоящее счастье!

Рядом со старичком брауни на таком же высоком стульчике намывает гостей кот Малявка, причём с той же невозмутимостью, с которой когда-то намывал их, засев на холодильнике в нашей старой квартирке. Теперь он — Дорогушин любимец, а иногда, как мне кажется, и заместитель. Не раз я замечала, как под пристальным взглядом этого худосочного кота захлопывается форточка — виновница сквозняка, или сам собой притихает огонь на плите, когда чайник начинает шипеть и плеваться кипятком.

Кот — это ещё не вся наша живность. У дальнего, «гостевого» очага дремлет лабрадорша Нора, утомлённая встречей гостей и последующим долгим обедом. Под обеденным умным столом, подстраивающимся под любое количество гостей, возятся с особыми несгрызаемыми косточками подросшие щенки, чёрный и палевый. Идиллия… И, как фон, за окнами дома музыкально, даже как-то уютно, подвывает метель. Завтра дворникам будет полно работы, зато, на радость местным фермерам, окрестные поля укроются толстыми снеговыми перинами.

Кстати, из-за этой-то метели мы и не пустили Лусию на другой конец города, в темноту приближающейся ночи. К утру всё стихнет, дороги расчистят, вот пусть тогда и отправляется к родне на саночках с бубенцами, чисто королевишна. А гостевых комнат у нас в достатке, есть где разместиться. Милая девушка поначалу даже ёжилась от этакой простоты обращения, не в силах забыть, что она таки прислуга при госпоже, ей не положено вести себя с хозяевами дома на равных; но потом пообвыкла, освоилась. Даже за столом с нами нормально посидела, как гостья. Причём ни тени развязности, ни какой-то фамильярности не выказывая: просто весёлая, общительная, хорошо воспитанная девушка. Университетов, может, и не кончала, но смышлёная и, похоже, начитанная. Не пустышка. Мага всё на неё поглядывал украдкой, будто что-то обдумывая. Расспрашивал о семье, о том, часто ли приходилось возиться с малыми племянниками, не надоедали ли они ей… Кажется, я поняла, к чему он клонит, но до поры до времени помалкиваю. Интересно будет потом себя проверить.

Сейчас Лусия устроилась в кресле рядом с Норой и, прислушиваясь к нашей беседе, обвязывает ярким кантом нарядные пинетки — подарок будущему крестнику. И время от времени почёсывает ногой в домашней туфельке бочок нашей лабрадорше.

«Бомм… Бомм…»

Старинные напольные часы отбивают девять вечера.

Девочки подскакивают, как ужаленные, и смотрят на отца умоляюще. Тот, усмехнувшись, снимает с пальца кольцо с изумрудом и руной-ключом, протягивает Соне:

— Идите уж. Будто в гимназии не наговорились…

— Ага, ага, спасибо!.. Мам, извини, у нас в это время как раз сеанс связи. А кристалл папа не разрешает из лаборатории выносить, так что мы пойдём туда сами, да? Всё хорошо?

— Идите уж, — отмахиваюсь я. Проводив взглядом их, вприпрыжку убегающих по лестнице, вопросительно смотрю на супруга.

«Там нечто вроде вашей видеосвязи, — поясняет он. — Я разрешаю им пообщаться через мой переговорный кристалл с подругами. Мыслесвязь — это одно, и совсем другое — видеть собеседника, сама понимаешь. К тому же, к вечеру девочки устают после занятий, им трудно надолго сконцентрироваться на мыслеречи. Пусть поболтают по-простому, вживую».

«А в твоей лаборатории нет ничего, для них вредоносного?»

Спрашиваю, поскольку помню, что ещё до моего отъезда этот кусочек личного пространства Мага стойко оберегал от всех. Аргументируя нашей же безопасностью.

«Не беспокойся, теперь ничего. Я там обособил нечто вроде комнаты для посетителей».

— Мы тут с Дорогушей, пока тебя не было, всерьёз экспериментировали над свёрткой-развёрткой домового пространства, — продолжает он вслух. — Да и Майкл набился в компаньоны, его давно эта тема интересовала. Посмотришь, что у нас получилось?

— Всем можно поглядеть? — оживляется Элизабет. — Это же новые комнаты, я правильно поняла?

Дорогуша приосанивается и расплывается в улыбке. Ему ли не важничать! Ведь до недавнего времени он был единственным хранителем секретов старого мага, бывшего владельца этого дома, что с виду невелик, узок, зажат меж соседей… а на самом деле — терем-теремок, и широк, и высок! Для посторонних, а потом и для Маги, нового хозяина, осиротевший дом долго оставался помещением всего из двух комнат, по одной на каждом этаже; но пришло время — и старичок-домовой раскрыл нам великий секрет тайных покоев. Да что там: помимо жилых комнат с прекрасно сохранившейся антикварной обстановкой обнаружились и огромные подвалы, и мансарда, и возможность, как оказалось, приращивать целые этажи, причём и вверх, и вниз. Правда, при мне о подобном действе супруг упомянул лишь однажды, вскользь, заметив, что нужно бы как-нибудь заняться всерьёз изучением местного пространства. Выходит, занялся, а Дорогуша решился-таки поделиться заветными тайнами. Вот почему Мага безвылазно пропадал дома, пока я скучала в Эль Торресе!

Краем глаза вижу, как насторожилась в своём кресле Люся. На хорошеньком личике неприкрытое любопытство: как, неужели в этом волшебном доме есть ещё что-то чудесное? А можно и ей хоть одним глазком, а?.. Кстати, Мага и в самом деле ей кивает, как бы приглашая, и в то же время отвечая на вопрос Элли:

— Смотреть можно всем. Нам, творцам, одобрение и похвала нужны как воздух. Чем больше зрителей, тем лучше. Прошу, дамы!

Галантно помогает мне подняться. Из-под Элли тяжёлый стул деликатно отползает сам, когда она встаёт. Дорогуша тем временем хлопает в ладоши, и чайная посуда вместе с пустыми тарелками, закружившись в хороводе, отправляется в мойку, после которой попадёт в сушилку и сама расставится на полках, уже без нас. Каюсь, балует меня доможил; при его содействии я давно уже забыла, каково это — мыть посуду. И знаете, что я вам скажу? Это восхитительно.

Заглядевшись на вереницу чашек, позвякивающих в полёте о блюдца, наша Лусия едва не забывает о хозяйском приглашении. Спохватившись, суёт вязание в корзинку и, подхватив юбки, дабы не навернуться на ступеньках, припускается за нами. Потому что Мага уже ведёт нас наверх.

По дороге он рассказывает:

— В подвале я сделал заготовку под винный и сырный погреба, но они подождут с отделкой; на днях вызову мастеров, чтобы обустроили всё с учётом специфики… Да, ещё в библиотеке теперь есть нечто вроде кабинета: дядюшка Джонатан уже предпочитает работать именно там, а девочки занимаются в общем зале с панорамным окном, и никто друг друга не отвлекает. Но это так, эксперименты с тем объёмом, что уже имеется. Не особо трудно. Потом поглядишь… А вот сейчас увидите, какие у меня получились новые пространственные карманы. Признаюсь, донны, было трудно, но чрезвычайно интересно. Пришлось несколько раз переделывать, пока не добился нужного вида из окон.

Он распахивает дверь по соседству с нашей спальней; нас обдаёт целым вихрем снежинок, и в первое мгновенье кажется, будто мы сейчас вывалимся наружу, в уличный сугроб, но… Снег не холодный, а мягкий и нежный, как пух из подушек, и исчезает, едва коснувшись щеки. Всего лишь иллюзия метели, но до чего искусная! Под смешок Маги пересекаю порог и невольно ахаю.

Детская — а это именно она! — кажется огромной. Необъятной. Лишь присмотревшись, понимаю, что тёмные тучи, из просветов которых проглядывает тусклая луна — то ли иллюзия, то ли проекция неба. Иными словами, отражение того вида, что снаружи.

— Не волнуйся, метель я оставил только для демонстрации наружной погоды. Очень удобно, когда собираешься на прогулку. Можно ощутить силу ветра, мороз или тепло, и решить, как одеться. Функция при ненадобности отключается.

«Небо» становится прозрачным, демонстрируя просвечивающиеся сквозь него потолочные балки. Между ними застыли в призрачном полёте несколько кидриков и дракошек — похоже, голограммы-иллюзии, а на одной из балок, свесив ножки, хихикает мультяшная феечка. И вот она-то, несмотря на нарисованный вид, вполне реальна. Сорвавшись с места и рассыпав целый сноп искр, фея взмахивает волшебной палочкой. Из метельного тумана проступают стены комнаты. Вдоль одной — целый стеллаж с пустыми корзинами для белья, игрушек, нужных в обиходе мелочей, а также нечто вроде длинного пеленального столика. Вдоль другой стены, гладкой, матово-белой, словно экран — три колыбельки, пока крошечных, но… На моих глазах они, дрогнув, начинают расти, как бы приспосабливаясь к подрастающим детишкам; фея прикасается палочкой, и кроватки возвращаются к прежним размерам. По очередному сигналу летуньи одна из дверей в торцевой стене распахивается, демонстрируя пологий съезд-пандус. Дорогуша довольно крякает, оглаживая бородку

— Ведёт прямо во двор, хозяюшка. Никаких тебе ступеней, сажай детишек в колясочки да и кати себе гулять. И дворик заодно расширим, будь уверена. Соседи не возражали, особенно когда я им пообещал башенку для телескопа на крыше вывести. Вот. Всё для новых чад готово, изволь принять работу-то.

Я тронута до глубины души.

Элли — и, что интересно, даже Лусия — крутятся рядом, восторженно переговариваясь. Надо же, вот здесь, за дверью, куда тычет палочкой фея — помещение для прогулочных колясок, просто замечательно! А тут — шкафчик с отделениями для пелёнок, распашонок, штанишек и платьиц, всё — на троих детишек! И много-много места для того, о чём мой мужчина, может, и не догадается сам, но предусмотрительно оставил резерв, чтобы запасливая женская душа могла заполнить его по своему желанию и хотению.

— Эта дверь — в нашу спальню, — поясняет он как раз. — В любой момент дня и ночи можешь заглянуть и проверить, всё ли с детьми нормально. Сами двери, кстати…

Повинуясь его слову, створка отъезжает вбок. А вот это просто замечательно!

— Ты пока ещё не обратила внимание, но я практически все распашные двери заменил на разъезжающие. Чтобы кое-кто не набил шишек невзначай, когда начнёт ползать. А вот тут…

Ещё одна комнатка, смежная с детской. Небольшая, оставляющая впечатление как бы… полу-жилой, полу-дежурной. Обставлена изящно, со вкусом, но ничего лишнего.

— Это для няни, — поясняет Мага. И сурово, будто предчувствуя возражения, отрубает: — Не думаешь же ты сама ночами не спать с тремя бутузами? Тебе понадобится полноценный отдых. Будешь уставать за день — наймём и вторую няню. И третью. Сколько понадобится. Не стесняйся.

Меня раздирают совершенно противоречивые чувства. Первые полгода сплошных бессонниц после рождения ребёнка, думаю, помнит каждая мама. Неужели на сей раз я проскочу это испытание? Bсё же колеблюсь:

— Мага, я бы с радостью… Няня — это отлично. Но я не привыкла… мне как-то страшно доверить крох совершенно чужому человеку.

— Ну, во-первых, этот человек будет работать не за спасибо. Вернее сказать, наше «спасибо» он будет весьма и весьма ценить, чтобы стараться на совесть. А во-вторых — с чего ты взяла, что чужой? Лусия, ты всё слышала? Всё поняла?

— Да, дон Маркос! — восторженно выдыхает она. — Ой, это вы меня так приглашаете на работу, да? Няней? Прямо сюда?

Мой супруг выдерживает многозначительную паузу.

— Ну, пока что напрямую не приглашаю, а предлагаю своей жене вариант того, как можно существенно облегчить жизнь, наполненную тремя сильными здоровыми младенцами. У наших малышей первый отец — русич, ты же в курсе? А их дети, я слышал, весьма… подвижны. С одним-то управиться будет нелегко, а тут трое! Однако Ива, как и я, не любит, когда в доме слишком много чужих, а к тебе она уже привыкла. Ты не чужая, ты из Эль Торреса, у тебя есть опыт ухода за племянниками, и, кстати, напомню, имеется и жених, свадьба с которым назначена через год. Жалованье мы тебе увеличим вдвое от нынешнего, накопишь себе за год прибавку к приданому; плохо, что ли?

Лусия впадает в задумчивость, но видно, что перспектива ей нравится. Феечка хихикает и взмывает под потолок, где и устраивается на прежнем месте, болтая ножками. Свою роль гида она выполнила, теперь отдыхает. Элизабет переводит озабоченный взгляд с неё на моего мужа.

— Ничего себе новшества! Мне такие сюрпризы очень даже нравятся. Мага, надеюсь, ты, как хороший брат, поделишься с Ником своими идеями? Как ты думаешь, могу я рассчитывать, что, вернувшись домой, получу такую же детскую?

Дорогуша жмурится и растроганно промокает платком уголок глаза. Малявка трётся о его ногу. В его мурлыканье вплетается отчётливое: «Понр-равилос-сь… вс-сем-м-м понр-ра…»

Мага только хмыкает.

Да уж. Зная этих братцев, нетрудно предугадать, что Элизабет по возвращении домой обнаружит не одну, а целых две детских с полным штатом дневных и ночных нянь, дежурных сестёр милосердия, будущих гувернёров и воспитателей. Порой в стремлении перескакать друг друга дель Торресы не знают меры. Но сейчас, прямо сейчас, Маге не до того. Вопросительно изогнув бровь, он заглядывает мне в глаза.

«Я — хорош? Я всё предусмотрел?»

— Ты…

У меня перехватывает горло. Обнять, обнять крепко, насколько хватит сил, прижаться к твёрдой надёжной груди, замереть, изо всех сил желая растянуть мгновенье… О, да. Ты не просто хорош, муж мой. Ты — лучший.

***

На цыпочках, чтобы не разбудить уснувшего наконец моего некроманта, подбираюсь к знакомому с давнего детства подоконнику, отдёргиваю ночную штору вместе с тюлевой занавеской и вглядываюсь в картину за окном. Хоть и настроилась ничему не удивляться, но сердце замирает в предвкушении чуда. И не зря.

Там, за окном, уже не то, что виделось вчера, и в прошлом году, и в позапрошлом, и лет тридцать назад. Пропала соседняя четырёхэтажка, смотрящая фронтоном во фронтон родительского дома. Исчезли неровные полосы стихийно разбитых крошечных огородов, на которых соседи до сих пор изощряются, кто во что горазд; запущенные розовые кусты чередуются у них с помидорами и капустой, кустами хрена, тыквенными и огуречными плетьми. Впрочем, бахча-овощи — это летняя разновидность оконного натюрморта; вчера же здесь, поскольку осень, можно было любоваться зачищенными грядками с жухлой листвой. Впрочем, розы упорно держались в цвету, в ожидании снега, ведь осень в моём городке затянулась. Это в Тардисбурге метёт, а тут — хоть и поздний ноябрь, но первыми заморозками даже не пахнет. Из-под штакетника проглядывает свежая поросль молодого чистотела, живучего, неубиваемого. Он и под грядущий снег уйдёт, зелёный, и весной очнётся раньше всех.

…Впрочем, все эти пасторальные прелести пропали вместе с угасшим вчерашним днём. Сейчас за окном иной пейзаж, и не сказать, чтобы незнакомый. Что интересно, куда-то подевалась этажность. Моя настоящая квартира находится на третьем этаже, спальня в Тардисбурге — на втором, нынче же земля за окном оказывается совсем близко: при желании можно вылезти и спрыгнуть прямо в густую траву. Каких-то метра полтора высоты, не о чем говорить! Дорожка, вымощенная морской галькой, ведёт от крыльца к калитке, за которой желтеет песок, а ещё дальше синеет огромное пространство, в нижней части которого вскипают барашки волн, в верхней — облака. Море. Совсем рядом, рукой подать.

И более чем уверена: стоит выйти за калитку, оглядеться — по левую руку зависнет на горизонте дуга огромного Колеса обозрения. Потому что это Лазаревское. Тот самый кусочек берега, где стоял снятый Магой домик, ставший нашим… шалашом для рая? Пожалуй, да.

Мои внутренние часы подсказывают, что сейчас раннее утро. Похоже, так и есть. Только здешнее утро, занимающееся за окном — летнее, а вот если перейти в нашу с Магой спальню и выглянуть оттуда на улицу — увидишь, что темным-темно, как и полагается часа в четыре зимней ночи. Вот как он так сделал, мой муж? Он не только с пространством экспериментирует, но и со временем? Или… просто навесил на моё окно иллюзию, для красоты либо из интереса? Помнится, вчера он обмолвился о видах, которые долго ему не поддавались.

Стоп. А теперь — по порядку. Иначе у самой начинают мысли путаться.

…Разумеется, мы с Элизабет и Лусией обшарили и осмотрели новенькую детскую комнату от пола до потолка. Маге, что с довольным видом прислонился к стене и поглядывал на нас в ожидании, досталась заслуженная лавина восхищений, разумеется. Не обделили и Дорогушу, ведь без его участия ничего не было бы! После того, как Элли с Лусией засели в комнате няни и заявили, что никуда не уйдут, пока не составят список всего, что ещё нужно сделать, а главное — приобрести — мой дражайший супруг отлип от стены и поманил меня за собой.

— Пойдём. Они тут надолго. А ты ещё не всё видела.

— Да ты что? — изумляюсь я. — Такой огромный сюрприз?

Он загадочно усмехается.

— Что ты, звезда моя, обещанный сюрприз только сейчас и появится. Это, — кивает он на стены детской, — как бы необходимость, поскольку всё равно надо было решать вопрос с тем, где разместить малышей. Это — для текущей жизни. А вот здесь…

Перейдя коридор и завернув в нашу спальню, мы останавливаемся возле старинного шкафа.

— … А здесь — для души. Для отдыха. Небольшая Нарния наоборот. В вашей детской книге через дверь в волшебном шкафу дети попадали в волшебный мир, а тут, у тебя, будет личный тайный ход… угадай, куда?

От волнения я даже отдёргиваю руку от дверцы, к которой было потянулась. Словно обжигаюсь.

— Мага! Неужели… домой, в мой мир?

Он улыбается одними уголками губ.

— Услышь я такое раньше, наверное, обиделся бы. Но я уже большой мальчик и знаю, что есть взрослый дом, где живёт твоя нынешняя семья, а есть тот, в котором ты когда-то родился. И оба — навсегда. Для меня моя Башня — первый дом, а здесь… не второй по значимости, они равноценны, но тоже единственный. Потому что тут — ты и девочки. Тебя ведь тоже сюда тянуло? А вот тебе ещё один путь домой…

И, перехватив мою ладонь, притягивает её к чуть шероховатой поверхности дверцы шкафа.

Она распахивается. Не веря своим глазам, переступаю порожек и оказываюсь…

В своей квартире.

Вернее, в небольшом её зале.

Всё, как всегда. Всё на своих местах. Старенькая венгерская мебель — книжный шкаф и сервант, чьи родственники из ясеня и бука так памятные многим моим ровесникам… В своё время я категорически отказалась менять эти компактные шкафчики на современную «стенку», а позже — на новейшие модерновые модели. Новодел казался слишком громоздок для нашей крошечной квартирки, невысокие же застеклённые шкафы, да ещё натурального дерева, места занимали по минимуму, оставляя достаточно пространства. Добыв из интернета уйму сведений по искусственному старению дерева, мы с девочками придали нашим раритетам совсем уж винтажный вид и остались довольны. Экран небольшого плоского телевизора, в который, кстати, мы редко заглядывали, вписался в обстановку удачно, как и диван, хоть и новейший, но не вычурный, строгих линий, и кресло к нему в пару. Вот и вся, собственно, обстановка. В дополнение — любимые книги на полках, старинный хрусталь и прабабушкин фарфор, семейные фотографии и несколько вышитых картин на стенах, и, сшитые ещё мамой, портьеры на окне.

Не удержавшись, немедленно выглядываю наружу.

И вот тут-то ощущаю разницу.

Вроде бы всё, как и должно быть. Но только очень уж тихо во дворе. Не слышно голубиного воркования под крышей, слабого гудения завода, что в двух кварталах, автомобильного рыка вдалеке… будто на окно поставлена глушилка. Невольно бросаю взгляд на стеклопакеты. Новенькие, будто только что из-под станка.

И стены…

Да, обои точь в точь, как дома, но без лёгкого налёта трёх лет, прошедших после ремонта. Ни малейшей потёртости, ни пятнышка, ни следов от Малявкиных когтей.

Впрочем, больше придраться не к чему. Даже люстра на потолке та же, с крошечным пятнышком брака-помутнения на одном из плафонов. Разве что не запылённая.

Мага помалкивает, не мешая мне осматриваться.

Благоговейно отодвигаю одно из стёкол книжного шкафа. Привычно шуршит парафиновая крошка в пазах: во время генеральной уборки мы натирали их свечкой, чтобы стёкла лучше скользили. Томик Чехова словно сам падает в руки. На форзаце выцветшими чернилами — дарственная надпись от папы. А из середины книги выскальзывает вышитая мною когда-то закладка. Вдохнув знакомый запах постаревших страниц, прижимаю книгу к сердцу.

Неслышно подойдя, Мага осторожно обнимает меня за плечи.

— Ты всё поняла, да? Прости, я не стал делать портал напрямую, поскольку тебе сейчас нельзя ходить между мирами слишком часто.

— И перетащил сюда всю обстановку? — улыбаюсь я. — Непостижимо! Как?

— Мы с Дорогушей перетащили всё, что смогли, — поправляет он, посмеиваясь. — У него, оказывается, есть удивительные транспортные и грузовые заклинания. А там, у тебя дома, оставили копии всего, что унесли. Кое-что я дополнил иллюзией, потому что всё заменить не успел: торопился к твоему возвращению. Нравится? У тебя теперь Дом в Доме получается. А когда Персиваль снимет запреты, настрою тебе настоящий переход, сможешь бывать в своём мире, когда захочешь.

Я провожу ладонью по ясеневым полкам, оглядываюсь на старинные настенные часы. Они тикают себе по-прежнему, глуховато, с чуть слышным треньканьем… В тумбе под телевизором — фотоальбомы, которые однажды я прихватила с собой, собираясь с новообретённым мужем в чужой мир. Со стареньким ковром под ногами не иначе, как потрудился наш заботливый домовой: почистил, взбил ворс, освежил краски. Под потолком, по периметру комнаты, тянется оставшаяся с Нового Года гирлянда, которую я иногда включаю, как ночник. Двери по обеим сторонам зала… А-а, вот оно, явное отличие от оригинала! Дверь в девчачью комнату, хоть и приоткрыта, но за ней проглядывает лишь размытая темнота. Как и за проходом в мою спальню.

— Что-то не так? — с беспокойством спрашивает мой суженый. — Ива, я выбрал для копирования именно эту комнату, потому что девочки рассказали, что ты лучше засыпала здесь, чем у себя. А человек обычно спит там, где ему комфортнее. Я ошибся?

— Нет-нет, — выдыхаю. — Всё так. Мне всегда здесь больше нравилось. Это — моя берлога, моё убежище, ты угадал. Мага…

Ну как ещё выразить благодарность? Только поцеловать. И не раз. И не только.

И, несмотря на то, что дама я давно не девичьего, а, прямо скажем, постбальзаковского возраста, его дыхание учащается, и вскоре, незаметно для себя, я оказываюсь на том самом диване, на любимом вязаном пледе, а пальцы мои торопливо расстёгивают рубашку на муже. Впрочем, можно и не спешить, и продолжать процесс долго и со вкусом: нас ведь никто не хватится. Потому что мы… в Убежище. В моей Берлоге, куда никому, кроме избранных, хода нет. О нас сейчас просто забыли.

…Полчаса спустя я осторожно глажу уснувшего Магу по голове, перебирая смоляные кудри. Здесь, в привычной для меня обстановке хрущёвской квартирки, мой некромант смотрится несколько экзотично. Но не чужеродно. По стенам и потолку от мигающей новогодней гирлянды пляшут разноцветные блики. Когда она успела включиться — ума не приложу, но только веет от этих диодных огоньков грядущим праздником, подарками и чудесами. Потому-то, наверное, и к месту он тут кажется, мой иномирный муж. Как долгожданный подарок.

Мужчина, которому в радость отдавать. Который старается додать мне всё, чем не успел оделить за годы разлуки.

Придерживая на груди плед, сажусь, оглядываясь на темноту за окном.

— Там сейчас не интересно, — не открывая глаз, сообщает Мага. Оказывается, он не спит. — Там всё ещё выход в реальный двор, в реальное время; тебе, должно быть, этот вид надоел за столько лет. Подожди до завтра. Я настроил несколько локаций, они меняются на рассвете. Позже это место настроится под тебя и начнёт импровизировать. Тебе понравится. Ива-а…

Приподнявшись на локте, притягивает меня к себе. Говорит сурово:

— Я молодец? Имей в виду, что я соскучился. Это место — берлога не только для тебя. Надеюсь, я имею право на место на коврике?

— Заляжем на всю зиму? — уточняю деловито. А он не менее серьёзно объявляет:

— Сперва на сутки. А там поглядим.