…Мне очень хотелось увидеть новый мир твоими глазами, Ива. Даже на тот постоялый двор заглянуть, рядом с Бусинами, откуда Рик утащил тебя в Ильтариум. И чтобы всё, как в твоём рассказе: и та самая Башня, в которой живёт робкая танцующая фея; и река, по которой вы с Ником добирались до Города, и сам Старый Город, и яхту, и море… Только теперь я понимаю, почему рвалась повторить всю твою дорогу. Чтобы острее прочувствовать реальность.
Когда мы с тобой выбрались от Мораны, я долго не могла поверить, что всё вокруг — не сон. Что Ник жив, рядом, что мои малыши в порядке и я их на самом деле не предавала, просто была заморочена на всю голову Демиургом… Сколько раз мне снились кошмары, будто эта нынешняя, настоящая жизнь — сон, и я по-прежнему сижу в рыбацкой лодке на берегу бухты, увядшая, со старым поседевшим сердцем, в котором осталось единственное стремление — вымолить у Ника прощение, когда мы… если мы, наконец, встретимся. Или снилось, будто мегера Сильвия вновь не пускает нас в Эль Торрес, либо пускает только тебя, потому что ты, по её мнению, в отличие от меня, не предательница, а значит, достойна вернуться в мир живых, я же — самая распоследняя тварь…
Или нас с тобой затапливает приливом в подземном туннеле, ведущем от грота к заброшенной башне; мы захлёбываемся и умираем. И эта смерть после смерти — ужаснее всего, потому что она окончательная, за её гранью ничего больше нет. Ни прохлады склепов с его обитателями, ни загробного Терраса, раскинувшегося на холмах, ни вечно сумеречного неба, ни детишек из Белой Розы… ни покаяния. А, значит, и прощения не будет.
Николас не раз говорил, что за посмертие и возвращение из мира иного приходится расплачиваться. Некроманты, прошедшие первое умирание, долго не могут восстановить душевное равновесие: царство Мораны расстаётся с обретёнными душами неохотно, и долго ещё к каждому, кто дерзнул его покинуть, тянутся невидимые щупальца. Их пора — ночь, их излюбленная пытка — кошмар; не вернуть, так помучить, чтобы насытиться страданиями ожившего счастливчика. Говоришь, с тобой ничего подобного не было? Ни одного кошмара? Да потому, что твоя смерть случилась не в тот срок, что судьбой уготован, а… Как это в вашей Игре называлось? Ах, да. Квестовая смерть. Финальная. Можно сказать, условная. Подземный мир не успел в тебя вцепиться. Сразу не решился, а потом оказалось поздно. А вот в меня за эти годы пророс корнями, иначе не скажешь.
А потом вдруг мои кошмары закончились. Разом. Как отрезало. И, знаешь, я лишь недавно узнала, кто мне помог: бабушка Софи. После очередной бессонной ночи со мной Ник не выдержал и пошёл к ней за советом. Заметь: не к отцу, не к дону Теймуру… Потому что царство Мораны — это мир, где правит не просто богиня, но Женщина, и понять его устои и обитателей должным образом сможет только другая женщина.
Наша бабушка быстро навела порядок в потусторонних делах.
И оказалось, что щупальца щупальцами, а поддерживала их — мало того, насылала и привязывала всё сильнее — ни кто иная, как Сильвия. Узнав, что я, минуя все преграды, вернулась к живым и осмелилась быть счастливой, она чуть не рехнулась от злости. Мало того, что по моей вине, пусть и косвенной, погибла её любимица мантикора, так ещё и основатель рода, дон Базиль Теодор Кристобаль, не желает больше с ней общаться. До сих пор не простил, что Сильвия строила нам козни. Очень тебе сопереживал.
В общем, у бабушки Софи состоялся со своей матерью серьёзный разговор, и Сильвии пришлось угомониться. Не сразу, правда, а после трёхсуточного наложения проклятья на её гробницу. Трое суток заточения души в саркофаге без возможности выбраться, представь себе! Для деятельной ведьмы, привыкшей даже после смерти быть в гуще событий, это равносильно отсидке в карцере. И поделом! Зато кошмары мне больше не снились. И не только мне. Оказалось, половина прислуги в Эль Торресе ими маялась, такое уж было побочное действие.
А потом, если помнишь, ещё один серьёзный разговор случился у Ника с отцом и с Магой, сразу после того, как тот вернулся. Ведь Морана назначила наследником Клана младшего из братьев! Дон Теймур, конечно, был польщён, но и встревожился: всё же интересы старшего сына задеты. Однако наши мужчины и не думали устраивать разбирательства. Ник именно тогда и заявил, что намерен основать новый Клан в новом мире; а Мага, хоть и высказался, что к власти не рвётся, но добавил, что, как человек долга, уклоняться не будет, однако у него впереди уйма времени, за которое он как-нибудь успеет смириться с предстоящим бременем. Одним словом, всё устроилось к всеобщему удовольствию. А поскольку наш дорогой свёкор колебался с окончательным решением, Николас предложил ему побывать в Ильтариуме и самому оценить перспективы.
Конечно, когда за день до этого он сказал мне: «Едем домой, Элли! Домой!» — я так обрадовалась, решив, что, наконец, это будет вроде нашего свадебного путешествия. Свадьбы-то, как таковой, у нас не было, так пусть хотя бы поездка… Скажу честно: не очень-то мне улыбалось опять оказаться в компании нашего дона. Твой Мага — иное дело, он и тактичен, и ненавязчив, и может сделаться вообще незаметен, если захочет; а вот дон Теймур — ты же знаешь его острый язык и привычку подшучивать. Да ещё обыкновение быть всегда в центре внимания… Но потом я подумала: да в конце концов, это он теперь гость, а я — хозяйка! Я еду домой. В дом мужа. В мой дом.
И почувствовала себя такой счастливой, что ещё немного — пригласила бы с собой даже Мири. Вот уж не знаю, как пришлось бы потом выкручиваться. Однако Ник вовремя напомнил, что у нашего Рика переносная способность ограничена: кидрик совсем ещё юн, и лишь недавно научился прихватывать с собой в иные миры более чем одного человека; четверо — его предел, так что не стоит рисковать. Скажу тебе по секрету: дон был очень доволен вынужденной свободой. Он, видишь ли, предпочитает вне дома ощущать себя холостяком. Впрочем, ты ведь не открыла для себя ничего нового, да?
Что-то я разболталась… Впрочем, дорога долгая, можно и растянуть удовольствие.
…А ещё — Маге хотелось самому посмотреть, как работает Рик. Кидрики выстраивают переходы между мирами иначе, чем демиурги, и твоему мужу загорелось изучить новую технику. Вот поэтому, когда я без особой надежды намекнула, что хорошо бы не новый портал высверлить, потому что мне, как и тебе, не слишком полезно через них шастать, а, к примеру, отыскать прежний, кидриковский… Мага ведь сам сказал однажды, что тот как-то мягче перемещает. Одним словом, эта идея мужчинам понравилась, а потому — мы чинно-мирно добрались в карете до Бусин, а уж оттуда шагнули в портал.
Но перед этим твой муж заставил меня надеть несколько особых браслетов. Намекнул, как плохо тебе было при переходе из твоего мира в наш — помнишь, когда он сам пришёл за тобой на Землю? Для начинающего мага с неокрепшей аурой разница в магических фонах болезненна. А я тогда ещё удивилась: я-то тут причём? Я же просто человек, не маг! Тут даже дон Теймур рассмеялся. Дорогая донна, говорит, забудьте! Забудьте о своём обычном скучноватом прошлом. Вы носите в своём драгоценном чреве будущих некромантов, с уже сформированными матрицами, которые едва проснувшись в мире живых, начали щедро с вами делиться магией. Особых чудес в будущем не ждите, но даже остаточной, «детской», как мы её называем, ауры хватит для эффективных бытовых фокусов. Вы пока накапливайте, накапливайте, а после родов можно будет смело приступать к обучению…
Откровенно говоря, я немного испугалась. А наш дорогой свёкор усмехнулся и добавил, что природа, дескать, мудро предусмотрела: каждая мать должна уметь справляться со своим ребёнком. Маленького мага, не контролирующего свою силу, сумеет осадить лишь одарённая мама. Так что — всё происходящее с вами в порядке вещей, дорогая донна, бояться нечего.
Как видишь, удивляться я начала ещё до перехода в новый мир.
И я его, кстати, даже не почувствовала, сам переход. Всё происходило довольно буднично. Рик рассадил всю нашу компанию на камни-Бусины, через Магу передал, чтобы мы закрыли глаза и убрали из головы лишние мысли, дабы не сбивать ему настрой. А Нику велел представить в подробностях нужный мир, а потом само место, в которое хочет попасть. Вот тут я им всё немного подпортила, честно признаюсь. Впрочем, не сколько Торресам, сколько себе. Сама представь: это же невозможно — запретить женщине о чём-то думать! У меня тут же мысли заскакали во все стороны. Ах, как бы очутиться сразу перед феечкиной Башней! Но вот ужас, я же о ней знаю лишь по рассказам, а в реальности ещё не видела! А что, собственно, видела? Да то самое озерцо, к которому мы попали, сбежав от Мораны. Ты ещё назвала его Местом Силы. Не успела подумать, как сразу представила это чудное местечко. Поначалу обрадовалась, а потом заволновалась: этак я сейчас и впрямь собью Рику настройку, и занесёт он нас в какую-нибудь глухомань, добирайся потом оттуда к Городу! Лучше бы сразу оказаться в доме Ника. За эту мысль я уцепилась всеми силами, чтобы не отвлекаться. Не умею я, оказывается, сосредотачиваться должным образом, никто этому не учил.
Но оказалось, что Ник витал мыслями там же, где и я. Потом он признался, что сперва добросовестно воображал Башню с танцующей феей; тоже вспомнил, что увидел тебя там в первый раз. И потянулось одно за другим: как вы познакомились, как он предложил помощь и кров; как ты шарахалась от роскошных покоев и упорно требовала что-нибудь поскромнее. В общем, чуть ослабил внимание — и отвлёкся от основной мысли, унёсшись в своих грёзах в ту комнату, где ты недолго жила. А я в это же время вспоминала нас с тобой, появившихся в этой же самой маленькой спальне, связанных одним пояском — помнишь?
И вот тут-то я вдруг поняла, что на самом деле слышу, о чём думает мой мужчина. Мало того: ощутила его беспокойство. Ты же знаешь, мне никогда не давались безмолвные переговоры на расстоянии, это удел магов, а я — обычная женщина… была, до последнего времени. Но именно сейчас я услышала как бы внутри головы встревоженный голос Ника. И даже не сразу поняла, что это — мысленный посыл.
«Э, э, парень, погоди, притормози! Рик! Ричищще! Не здесь! Не сюда!»
И в ответ — недоумение. И одинокий хлопок крыльями, которые наш кидрик всегда отращивает перед переносом. В иное время он предпочитает быть обычным бестолковым лабрадором, но для перемещения перекидывается в исконную форму, в крылатого ящера. Ой, прости, ты это и без меня знаешь… Одним словом, Рик очень удивился. Как? Объект и место, вроде, выбраны, осталось доставить компанию с блеском. Что значит — «Притормози»?
«Всего лишь небольшая корректировка. Следи за мной. Перемещаю фокус…»
Ты не поверишь, но в тот момент я даже почувствовала каким-то образом любопытство дона Теймура и настороженность Маги!
Скажи, а тебе тоже, помимо слов, удаётся читать чужие эмоции? Впрочем, расскажешь об этом позже.
О чём уж там уточнял Николас, я уже не видела. Это сейчас я потихонечку учусь различать образы, а тогда слишком быстро уставала. Но только и минуты не прошло, как меня словно подбросило; в буквальном смысле подтолкнуло под седалище. И сразу повеяло свежим ветром. Не степным, который дул до сих пор, а речным, пожалуй; напоенным влагой и запахами большого города: пропылёнными мостовыми, выпечкой из булочных… Конечно, я тут же раскрыла глаза пошире и чуть не завизжала от восторга. Получилось! У нас получилось!
Мы сидели на полукруглой скамье, на смотровой площадке широкой лестницы, ведущей от набережной прямо к реке, закованной в каменные берега. Ниже, через пролёт, примостилась небольшая пристань, с частоколом пустых шестов для привязывания лодок. Ник с облегчением засмеялся, встал, подал мне руку.
— Добро пожаловать в Старый Город, дорогие мои! И в новый мир! Рик, я твой лучший друг, помни это, когда заскучаешь. А если не успеешь соскучиться — встретимся через три дня, как и договаривались. Хорошо тебе погулять!
Наш кидрик в своём излюбленном облике симурана уже кувыркался в поднебесье. Мага проводил его озабоченным взглядом:
— Надеюсь, у него хватит ума стать невидимым. Слишком привлекательная добыча для любителей диковин.
Словно в ответ на его слова, Рик вспыхнул двойной звездой, отражая свет обоих здешних солнц, и исчез, рассыпавшись искрами.
— Да, мы с ним это обговорили.
Ник кивнул брату и нетерпеливо подхватил меня под руку:
— Пойдём же! Я нарочно выбрал это место: меньше вероятности, что нас заметят. Здесь причал держится на честном слове, никто не швартуется, а потому и лишних глаз нет.
— Так можно было появиться прямо в доме, — резонно заметил дон Теймур.
В эту минуту он напомнил мне какого-нибудь адмирала или генерала, командующего армией. Заложив руки за спину, широко расставив ноги, он жадно всматривался вдаль — и, хочешь верь, хочешь не верь, но я уверена, что в этот момент он видел перед собой не только серебристо-серые волны, ряд пышных особняков на другом берегу, редких прохожих и странного вида повозки, не только небо в розовеющих облаках. Казалось, он обозревал весь новый мир, раскинувшийся у его ног. Вслушивался. Осязал. Втягивал ноздрями. Вот-вот — и попробует откусить.
У меня закружилась голова — от переизбытка чувств, как я сперва подумала. Но Мага, прищёлкнув пальцами, оживил — нет, активировал, я запомнила это слово — подаренный браслет, и мне сразу стало легче. Твой муж втянул в себя воздух… интересно так, вроде и принюхиваясь, и тоже… пробуя, оценивая.
— А магия-то чувствуется!
Вольно или невольно копируя отца, он изучал этот мир жадно и внимательно.
— Не как в Гайе, разумеется, — отозвался Ник. — Но… да, наконец-то. Попади ты сюда раньше — ничего бы не учуял. Мне поначалу вообще казалось, что я в полном вакууме, просто по какой-то причуде судьбы могу дышать. А ныне — каналы из Рая работают, да ещё как! Кидрики будут довольны.
Дон понимающе кивнул:
— А-а, так Рик здесь вроде как с проверкой? Разумно.
— Пойдёмте же, — повторил Ник.
Что-то чужеродное и в то же время неуловимо знакомое угадывалось в парадных фасадах, глядевших на нас многочисленными окнами, в которых отражались облака. Здесь не экономили на земле, здесь дома не жались друг к другу, как в Тардисбурге и Террасе, но окружались небольшими садами или полосками газонов и чисто символическими оградами. Зато прохожие один к одному, как у нас: сновали с безразлично-вежливыми лицами, но вслед нам, чужакам украдкой оборачивались.
Идти оказалось недалеко. Минуты через две я увидела величественный угловой особняк с лукавыми кариатидами, угадала: он! и ахнула от внезапного озарения.
— Удивительно похож, правда, родная?
Ник бережно погладил меня по руке.
— Точь-в-точь дом твоих покойных родителей, в котором мы познакомились. Я так изумился, наткнувшись на него! Правда, тогда он был не в лучшем виде, и кое-что пришлось не только восстановить, но и переделать по памяти. Но, Элли…
Он помолчал.
— Я в то время так тосковал по тебе. Впрочем, всегда. И каждый раз, когда возвращался домой, уже в эти стены, меня посещала дурная надежда, что когда-нибудь, вопреки вселенской логике и здравому смыслу, ты меня встретишь.
А я… молчала, как дурочка, стараясь не заплакать.
Потом, позже, вспоминая эти минуты, я подумала, что умение становиться незаметным у твоего мужа наследственное. Потому что ни словом, ни намёком Мага и дон Теймур не напомнили нам в тот момент о своём существовании. А мы, кажется, просто о них забыли.
Ник принялся трезвонить в колокольчик у закрытой двери, но вдруг спохватился, хлопнул себя по карманам и извлёк ключ. А я-то всё посмеивалась, когда он временами раскладывал барахло из своего дорожного рюкзака, поверял, всё ли в порядке, что-то сортировал… А у него всё было схвачено и учтено! Но вот что я заметила: ключ-то он достал, но как-то подозрительно пригляделся к двери — и нахмурился. Потом побормотал: «Ладно, скоро всё узнаем…»
Повернул ключ, подхватил меня на руки — и перенёс через порог. Как невесту.
За дверью оказался необъятный холл, белоснежно-сверкающий, с парадной лестницей, рвущейся наверх. На ней соляным столбом застыл при виде нас невысокий мужчина в годах, со смоляной шевелюрой, которую красиво оттеняли седые виски, с аристократическим носом, полным собственного достоинства… Ну, конечно, я тотчас его узнала!
Вот честное благородное слово, и он меня узнал! Уставился — а в глазах читалось: наконец-то! Будто он целую вечность ждал именно меня и, хвала богам, дождался. А потом нехотя, с опаской, будто боясь разочароваться, перевёл взгляд на Ника.
Под лестницей ахнули две девицы, застыв в движении, будто замахнувшись на нас метёлочками для пыли.
— Константин, дружище! — заорал мой муж, осторожно ставя меня на ноги. — Когда я уходил, то, кажется, заказывал завтрак?
Ты не поверишь, но этот прекрасный маленький человечек даже не дрогнул! Ни единым мускулом на лице! И отозвался без промедления:
— А так же обед и ужин, сударь. Прикажете накрыть в парадной столовой в честь вашего возвращения?
— Ты гений, дружище! Конечно, в парадной. И зови всех, немедленно. Во-вторых, я жутко по всем соскучился, а во-первых и в главных — я представлю вам мою Элизабет, мою супругу!
— А мы… кажется, знакомы, — с запинкой ответил дворецкий. И низко поклонился. — Рад видеть вас в добром здравии, сударыня. И…
Только сейчас голос его ослаб.
— …живой.
И двинулся вниз не слишком уверенно. Кажется, у него плохо сгибались ноги.
— Дружище! Как же я рад тебя…
Распахнув объятья, мой муж радостно двинулся ему навстречу. Но так и застыл. А я, не сдержавшись, охнула, только сейчас заметив кровоподтёк, украсивший скулу верного слуги.
— Сударыня-то добром здравии, — деревянным голосом сказал Ник. — А вот что с тобой приключилось, а? Тебя что… избили? Кто посмел?
— Очень интересно, — добавил за моей спиной дон Теймур.
Дворецкий не был бы дворецким до мозга костей, если бы не распорядился сперва немедленно организовать чай с горячими бутербродами, плавно переходящий с обещанный завтрак и ужин. Под протесты, а затем и сдержанное рычание хозяина он озвучил подробную инструкцию горничным, почтительно ловящим каждое его слово, спровадил их на кухню, лично распахнул перед нами двери гостиной и не успокоился, пока не вручил каждому из мужчин по стакану какого-то забористого, судя по запаху, и престижного, судя по бутыли, пойла, наполовину разбавленного льдом, а мне, с благоговением косясь на мой заметный живот, какого-то соку. Необычайно вкусного… С достоинством выслушал пояснения Ника о том, кто есть кто из нагрянувших гостей, бровью не повёл на угрозу «ни слова больше не выдать о своих похождениях, прежде чем не услышу от тебя, что здесь вообще происходит!», величаво выдержал паузу…
Во время неё я чуть не умерла от любопытства и восхищения. Какой артист! Какой… аристократ в изгнании, гордый мученик, скромный труженик, всего лишь выполняющий свой долг! Я даже затрудняюсь выбрать, что из этих определений ему больше подходит, вероятнее — всё сразу. Но вот он бесшумно отставил поднос на каминную полку, выпрямился ещё величавее — оказалось, это возможно — и возвестил торжественно, будто объявляя о приезде короля:
— Считаю своим долгом сообщить, сударь, что мы в осаде!
— Это я уже понял, — фыркнул Николас. — Ещё на входе. Моя защита активирована по всему периметру, причём недавно, не больше суток; но уже отбила три попытки через неё прорваться. Так?
— Точно так, сударь. — Бесстрастное лицо впервые дрогнуло. — Так это было… Неужели это и впрямь ваше… волшебство? А мы сперва не поняли, почему все стёкла в доме целы: ведь палили по ним в упор.
— Стоп!
Ник решительно хлопнул ладонью по столу.
— Садись. Докладывай по порядку. Ни на что не отвлекайся: удивления, вопросы — всё потом. Гони информацию в чистом виде. Сядь, я сказал!
— Не могу, сударь. Этикет! — сурово отозвался дворецкий.
И, вытянувшись в струнку, принялся докладывать. Как солдат генералу.
— После вашей пропажи, сударь, поднялась большая суматоха. Разумеется, были объявлены поисково-спасательные работы, но длились они три дня: потом гору основательно тряхнуло. То ли спонтанно, то ли раскопы начали неправильно и сдвинули какие-то пласты. А может, и диверсия, но не докажешь. В общем, если поначалу сохранялась надежда, что вы уцелели в одной из пещер, то после подземного толчка её не стало: половина горы просто сползла. Если бы там кто и оставался…
Константин отвернулся. Кажется, глаза этого железного человека увлажнились, всего на несколько секунд, не более.
— Правда, ваша команда во главе с Антуаном отстаивала версию, что вы могли за это время набрести на неизвестный тоннель, сквозной, ведущий вглубь хребта. А потому — пока никто не видел тела и не засвидетельствовал смерть, официально и юридически объявлять вас погибшим рано. Бывали прецеденты, когда без вести пропавшие в горах возвращались живыми и почти невредимыми через несколько месяцев…Одним словом, Совет Директоров обратился к Верховному Суду с просьбой о непринятии решения до истечения положенного законом срока: шести месяцев. И только после этого вскрыть ваше завещание и обустроить бизнес, ценные бумаги и обязательства в соответствии с вашей последней волей.
Краем глаза я заметила, как в своём кресле кивнул с пониманием дон Теймур. А заодно и сообразила, почему Ник не поддался на уговоры матери погостить ещё немного, «не сбегать вновь из родительского дома, не разбивать материнское сердце…» Уходил-то он на сей раз не навсегда, а вот, засидевшись в Эль Торресе, рисковал потерять почти всё, чему отдал пятнадцать лет жизни.
— У вас… очень стойкий Совет Директоров, сударь, — сдержанно заметил тем временем Константин. — Но не весь. На экстренном созыве почти треть высказалась за немедленное признание очевидного факта вашей гибели. Эти ренегаты оказались в меньшинстве.
Николас вздохнул.
— Ну почему сразу «ренегаты»… Их можно понять. Они живут делом; моим делом, между прочим! Они отвечают перед прочими собственниками и рядовыми акционерами за вложенные этими людьми капиталы… Для меня, кстати, их позиция — не сюрприз. Я знаю этих личностей как непредвзятых, ставящих интересы компании выше привязанностей. Даймон, Кристенсон, Голдрум, Тагор и их команды, так? Вижу, угадал. Продолжай. Но ни один из них, кстати, не опустился бы до того, чтобы выбивать из тебя информацию кулаками.
— Точно так, сударь. Это не их рук дело. Это, видите ли, Брэдшоу.
Дворецкий умолк, глянув на хозяина с плохо скрываемым сочувствием. Тот крутанул полупустой стакан, поднёс к губам… отставил. Оттянул ворот рубашки.
— Всё-таки предал. Хоть и ожидаемо; но мне как-то всё время хотелось думать о нём лучше. Ладно, я понял, и не особо удивлён. Продолжай.
Константин пожал плечами.
— Да особо больше и говорить не о чем. После решения Верховного Суда об отсрочке на полгода признания вашей смерти развернулась самая настоящая истерия пополам с травлей нынешнего Совета. Чего только эти стервятники из прессы не откопали, причём наспех слепленного, шитого белыми нитками, но добротно сшитого, знаете ли. Первых три скандала Совету удалось замять. А дальше Брэдшоу решил играть якобы в открытую и представил публике развёрнутый репортаж из нескольких ваших крупнейших алмазных карьеров. Якобы практически выбранных до пустой породы. Начал с Саханского месторождения, а оно же, вы сами рассказывали, оказалось пустышкой… А прочие карьеры к приезду журналистов ловко обустроили по единому образцу: подсовывали газетчикам заброшенные разработки, сфабрикованные отчёты о падающих объёмах добыч. Организовали «очевидцев» несчастных случаев, якобы замятых. Нашли обиженных, готовых поделиться «разоблачениями». В общем, постарались. И уже на другой день биржи взорвались.
Ник потёр подбородок.
— Д-да… Грамотно. Эффективно. А Брэдшоу? Бросился скупать мои бумаги?
— Что вы, сударь, он ринулся вас защищать! Да так, что на какое-то время стоимость акций «Торрес» чуть было не вернулась на прежние высоты. А потом… нашёлся правдолюбец, бросивший ему в лицо доказательства его неправоты. Брэдшоу вынужден был прилюдно и благородно отступить в тень. В то время как его подставные лица скупали акции «Торреса» за бесценок. И мы тоже немного купили.
Сперва я не поняла, отчего вдруг в гостиной стало тихо. Даже дон перестал привычно барабанить ногтями по столу; глянул на дворецкого недоверчиво, красиво приподнял бровь…
— Вы?.. — переспросил мой муж. Впервые я видела его ошеломлённым. — Постой-постой… ну-ка, подробнее. Кто это — вы, позволь спросить?
— Мы — это мы, ваши верные слуги. Я. Никитос. Адель и её штат горничных. Приходящие уборщики, которых после открытия боевых действий со стороны Брэдшоу я оставил при доме, пообещав им безопасность внутри этих стен. И ещё несколько человек, которых вы не знали лично, но платили щедро, даже за услуги, не слишком значительные и заметные. Вы вообще хорошо платили, сударь, и никогда не жалели ни премиальных, ни отпускных, ни подарков к праздникам, и многим помогли выбраться из нищеты, хоть об этом и не подозреваете. За время службы кое-кто из нас научился управляться с деньгами и ценными бумагами, а потому — нам было с чем выйти на биржу в пресловутый Чёрный Вторник. Мы вложили в акции «Торреса», выброшенные недовольными вкладчиками всё, до последней монетки, сударь. Конечно, с вашими конкурентами нам, простым людям, не тягаться, но всё же…
Ник медленно поднялся.
— Ну же!
— Когда на последнем Совете Директоров решался вопрос о пересмотре статусов, Брэдшоу не хватило двух с половиной процентов, чтобы дотянуть до владения контрольным пакетом. Эти проценты отобрали у него мы.
***
Рухнув в кресло, Ник закрыл лицо руками. Плечи его дрогнули. Он захохотал.
Дон Теймур трижды хлопнул в ладоши, обозначив аплодисменты.
Мага одобрительно хмыкнул.
А я… сделала, что могла: обняла и расцеловала этого чудеснейшего мужественного человека. И гори он синим пламенем, этикет! Есть кое-что дороже: верность, благородство, честность и храбрость. И если хоть кто-то при мне усомнится, что так называемым «маленьким людям» эти черты не свойственны — я первая поколочу этого недоумка. Убью на месте.
— Вот это правильно! — заметил Ник и вслед за мной сгрёб дворецкого в объятья, да так, что у того рёбра затрещали. — Ну, молодцы! Воспитал, на свою голову подпольных игроков, тайных финансовых воротил! Это надо же — два с половиной процента акций оттяпать! Да мои слуги, оказывается, богаче некоторых дельцов, я вам скажу! Молодцы.
Провёл ладонью по лицу, успокаиваясь.
— Отлично, но и эти подробности расскажешь после. Ты мне вот что скажи: неужели из моего Совета никто не сделал того же? В конце концов, поклёп поклёпом, но есть фонды, есть работающие шахты, есть реальные продажи и прибыли; организовать добротное опровержение ничего не стоит. Неделя-другая — и акции взлетят. Им-то, моим компаньонам, знающим положение дел, самое время воспользоваться моментом — и закупать, закупать! Они-то что?
Внимательно глянул на Константина. Спросил дрогнувшим голосом:
— Под прицелом?
Дворецкий невольно дёрнулся. Осторожно потрогал заживающий кровоподтёк на скуле.
— Господин Брэдшоу иногда бывает очень разговорчив, сударь… В нашу единственную встречу он, не думая меня выпускать, оказался слишком откровенен. И проговорился, что для каждого члена Совета у него приготовлена удавка: для кого-то финансовая, для кого-то из компромата. А ещё — даже очень могущественные люди бывают самонадеянны и думают что охрану, приставленную к их близким, невозможно ни подкупить, ни ликвидировать. Как-то так.
— Очень на него похоже…
Сунув руки в карманы, Ник прошёлся по гостиной. Замер у окна. Бросил, не оборачиваясь:
— Всё, дружище, больше не перебиваю. Выкладывай до конца.
А у самого, я же вижу, желваки на щеках так и ходят ходуном.
— Дальше…
Дворецкий как-то виновато глянул на меня. Я ободряюще улыбнулась. На всякий случай, не зная ещё, но каким-то чутьём догадываясь, что… причастна.
— Он ведь…
Константин глубоко вздохнул.
— На самом-то деле, Питер Брэдшоу не сразу узнал, кому обязан своим поражением и потерянным пакетом акций. Не одни его люди умеют заметать следы на бирже: мы тоже постарались… Он захотел меня видеть совсем по другому поводу. Ему стало известно… Одним словом, среди горничных была шпионка.
Потом-то мы её вычислили и изгнали, но было поздно: она успела доложить, что я собрал всю прислугу, весь штат — и объявил во всеуслышание, что хозяин в скором времени вернётся. Простите, но это было необходимо, сударь. Люди отчаялись, им нужна была поддержка, и я рискнул вселить в них надежду. Тем более что, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, был свидетелем визита сударыни Ивы и… сударыни Элизабет.
Он прикрыл глаза и приложил руку к груди. Проговорил быстро:
— Вы не поверите, но у меня даже обе чашки от выпитого ими кофе остались. Я не мог их помыть: рука не поднялась. А потом… простите меня за такое святотатство, но… Отдал одну из чашек на экспертизу. И отпечатки пальцев совпали с теми, что оставались в комнате сударыни Ивы. Если бы вы знали, что со мной творилось после подтверждения, так сказать, материальности её визита! И вот тогда я твёрдо уверовал: хозяин вернётся. Видимо, вера моя оказалась настолько сильна, что передалась остальным. Разумеется, во все подробности я не вдавался.
Он выдохнул и продолжил более спокойно:
— Брэдшоу решил, что вы, сударь, действительно уцелели, вознамерились тайно вернуться и заранее уведомили меня о своём предстоящем появлении. И захотел побеседовать со мной об этом.
Вновь невольно коснулся скулы. Поморщился.
— Ещё у него была бредовая версия о двойнике, которого надумали ввести в игру члены Совета, лишь бы не уступать лидерство. Поэтому из меня постарались выколотить… в общем, вы поняли. Но Брэдшоу не любит слишком показательных методов, чтобы случайно не подставиться; поэтому, дабы припереть меня к стенке, он просто вызвал своих специалистов-медиков. Мне вкололи какую-ту дрянь, не дающую солгать. И я рассказал им. Правду. Чистую правду. Что ко мне явилась женщина-призрак, которую при её жизни господин Николас всем представил, как родственницу, и которая потом пропала без вести вместе с ним; что с ней прилетело ещё одно приведение, мало того — эти двое были связаны крепким призрачным поясом, чтобы не потеряться в потустороннем мире. Они выпили весь мой кофе, смеялись, сказали, что хозяин непременно вернётся — и исчезли у меня на глазах. Всё. Никто не мог обвинить меня во лжи, господа. Решили, что я тихий псих. И отпустили. Но, разумеется, слежку оставили, я заметил… А вчера, после столь неудачного для него заседания Совета, Брэдшоу явился сюда сам. Стоял у своего авто и наблюдал, как его наёмники расстреливают наши окна.
Ник оживился:
— Долго наблюдал?
— Минут семь, сударь. Мне-то понадобилось гораздо меньше, чтобы понять, в чём дело: я ещё помнил, как вы года два тому назад проводили какой-то странный ритуал и назвали его «усовершенствованием защиты». И сказали вроде бы в шутку, что это такая полезная домашняя магия. А я, сударь, к тому времени привык к некоторым вашим… странностям, магия так магия… Конечно, когда эти негодяи затеяли пальбу, я укрылся в простенке и попрощался с жизнью, потому что ни одно окно и ни одна дверь не выдержат этакого огня. Я бы сказал — ураганного. Жалел только об одном: что не успеваю вывести своих людей. А потом смотрю — что-то не так. Что палят на улице из автоматов — слышно отчётливо, но ведь ни одно стекло не звякнет! Осмелел, глянул… Пули на ладонь до окна не долетают, вязнут в воздухе и осыпаются на мостовую! И тут меня пробрало: вспомнил, как вы говорили, будто вашу защиту даже прямым попаданием артиллерийского снаряда не прошибёшь. Уж тогда-то я налюбовался на выражение лица Питера Брэдшоу!
Представляю, каких трудов стоило братьям Торресам промолчать, не вклиниться с бурным обсуждением. Дон-то куда терпеливее, но и тот еле сдерживал улыбку. И, кажется, несказанно был доволен всем происходящим.
— С тех пор мы на осадном положении, — подытожил дворецкий. — Припасов у нас хватит месяца на два, но не думайте, господа, что я рассчитывал отсидеться, сложа руки. У меня уже сложился определённый план действий. Однако теперь, с вашим появлением, ситуация изменилась радикально. И мы готовы из оборонительной позиции перейти в наступательную.
Дон Теймур вновь изобразил аплодисменты.
— Браво. Николас, сын мой, если уж дворецкий у тебя таков, то каковы оказались бы профессиональные бойцы, возьмись ты за их выучку? А кстати, кто-нибудь из вас, мальчики, заметил наблюдение, когда приближался к дому?
— Двое на крыше соседнего дома, — немедленно сообщил Мага, откинувшись на спинку кресла. — И ещё двое уличных наблюдателей. Что? Ник, я просто не стал тебя тревожить: ты был занят. Зачем портить тебе такой волнительный момент? Те парни тогда были неопасны: элементарно растерялись, я почувствовал. И ринулись докладывать…
Он вдруг как-то хищно улыбнулся
— О прибытии хозяина и двойника. Ну, просто отлично.
— Согласен, — кивнул дон. — Не придётся гоняться за дичью. Сама прибежит.
«Да вы что? — чуть не сорвалось у меня с языка. — Вы… собираетесь тут воевать? С ума сошли!» Но глянула на нашего свекра — и, знаешь, промолчала. У меня хорошая память, Ива. А ты очень красочно расписывала мне и Ящера, и его наследников — какими они могут быть в бою… Я лишь невольно положила ладонь на живот, словно защищая малышей. А потом вспомнила, сколько на мне защитных браслетов, колец и цепочек — и успокоилась.
Представляешь? Кому-то постороннему и несведущему это покажется диким, а вот ты сразу меня поняла.
— Всё будет в порядке, дорогая донна, — мягко сказал дон Теймур, поднимаясь с места, словно с трона. Видимо, уловил мой жест. — Войны не будет. Слишком неравны силы.
— Дел-то — на один вразумительный разговор, — фыркнул твой муж. — Вправим мозги этому Брэдшоу раз и навсегда, чтобы другим была наука. Если таковые самоубийцы найдутся. Да не волнуйся так, Элли; некроманты крови не любят и предпочитают решать дело добрым словом и личным примером. Тем более в центре города.
— Приехали, — с досадой бросил Ник.
Я сначала решила, что он просто не одобряет легкомысленную болтовню своих родственников, но он продолжил, не отрывая взгляд от окна: — Три авто, один… Вот зар-разы, что за броневик они пригнали? Ладно, одним больше, одним меньше. И, кажется…
Изогнулся, всматриваясь из окна в небо. Откуда-то сверху послышалось странное стрекотанье. Как будто над домом зависла огромная стрекоза.
На лице нашего свёкра промелькнуло неподдельное любопытство.
— Даже так? Хотелось бы глянуть самому на летающую машину! Константин, проводите-ка меня к выходу на крышу. А по дороге заодно поговорим о том, где вам безопаснее собрать персонал и как правильно себя вести.
Я и опомниться не успела, как они с откланявшимся дворецким исчезли.
— Элли!
Ник поманил меня к себе.
Ничуть не страшась его близкого расположения к окну, я подошла. Он обнял меня за плечи
— Ты молодец. Некоторые женщины любят повторять, что рядом со своим мужчиной ничего не боятся; но чуть что — визжат и прячутся. А ты молодец.
Я только улыбнулась. Чего мне с ним бояться? К тому же, кто хоть раз побыл мёртвым, глядит на смерть иначе.
— Просить тебя отсидеться в безопасности бесполезно, ведь хочется увидеть всё своими глазами, да? Смотри на здоровье, но лишь отсюда, запомни. В доме надёжно защищены все окна, но вот это я сейчас укрепил особо, чтобы самому за тебя не дёргаться.
Он выдал самую лучистую улыбку из своего арсенала.
— Всё будет хорошо, родная. Конечно, не так я себе представлял возвращение домой, поэтому сукин сын Брэдшоу сильно мне теперь должен. Сейчас мы надерём ему задницу!
— Что?
— О, извини. Это из лексикона наших племянниц. Я хотел сказать…
— Надери!
Пришла его очередь изумиться:
— Что?
— Наваляй ему как следует и возвращайся. Ужасно есть хочется, а горячие бутерброды всё не несут. Наверное, дожидаются, когда всё закончится, чтобы не отвлекаться.
— А-а! — глубокомысленно заметил мой супруг. — Ну да. Бутерброды — это святое, особенно для беременных. Постараюсь не задерживаться.
— И не подставляйся, — сварливо добавил за моей спиной Мага. — Я, конечно, подстрахую твою защиту, но мне ещё тех красавцев на крышах убирать, что сейчас нас в окнах выцеливают. И знаешь что? Не нравится мне эта особо защищённая карета. Как ты её назвал — броневик? От него так и фонит магией, почти сырой. Приглядись.
— … Ага, — выдал после долгой паузы Ник. — Так вот оно в чём дело… Ну, Питер, ну, молодец, и здесь успел первее всех! Такого пройдоху — да к полезному делу приставить, а он всяким паскудством занимается!
— Думаешь, нашёл новичков из первых, кто хватанул свежей Силы?
— Скорее всего. Дилетанты, о маскировке не думают, они же в эйфории от новых возможностей! Могли где-то засветиться, а Брэдшоу — парень оборотистый, хватает всё, что интересно, вдруг пригодится. Вот и здесь подсуетился. Но, я смотрю, ауры у них не боевые, скорее…
— Иллюзии и внушение. Я так думаю, что потому он и не скрывается. Направленная волна панической атаки — и никаких свидетелей беспредела: они просто заблаговременно разбегаются. Так что личную защиту подправь. Хоть ты у нас и крут, но когда имеешь дело с доморощенными любителями — лучше подстраховаться, они непредсказуемы.
Ник не стал ни хорохориться, ни задирать нос — дескать, вот ещё… Просто кивнул. Обнял меня. Сказал:
— Ну, всё, мы пошли на войну. Соскучиться не успеешь, как мы вернёмся. И всё-таки обещай, что не сунешься к другим окнам, мне так спокойнее.
Одним словом, прощание вполне в его духе. Может, так оно и правильно. Умом-то я понимала, что не всё так просто; но не станут же три архимага плести успокоительные сказочки лишь для того, чтобы не растревожить беременную донну! Должно быть, знают, что говорят.
Хоть, разумеется, я волновалась. И всё хотела спросить Ника: где же его защита? Он что, так и выскочит из дому, в чём есть — в белом стильном костюме, разодетый, как на королевский приём? Отчего-то казалось, что мужчина, идущий на нешуточный риск, должен хоть какие-то доспехи надеть, вроде той лёгкой брони, что на наших охранниках. Но нет, он так и попёрся… Извини, не он один набрался от Сони и Маши сочных словечек… А уже когда выходил, я заметила вокруг него чуть видимый кокон, как бы вихрь из крохотных тусклых искр.
С большего расстояния эта защита совсем не замечалась. Я ведь сразу прилипла к окну, чтобы ничего не упустить…
Так называемых авто было уже не три, а пять, и вытянулись они тесной шеренгой, как раз напротив дома. Из каждого транспортного средства выскакивали и выстраивались в ряд мужчины в странных пятнистых доспехах, с оружием в руках. Мне наши девочки рассказывали про «огнестрелы», поэтому я сразу поняла, что вижу «автоматы», или какой-то их аналог. Не просто же так Константин говорил о шквальном огне! А возле «бро-не-ви-ка» — авто, затянутого металлическими щитами, словно панцирем — жались две фигурки, совсем щуплые по сравнению с окружившими их охранниками. Те зыркали по сторонам, а их охраняемые, кажется, здорово тушевались: вздрагивали, втягивали головы в плечи… В общем, трусили. Один из охраны рявкнул что-то. Тут до меня стали доноситься звуки, причём отчётливо, будто я оказалась совсем близко.
— Стоять! Без шуток, хилый!
— Мы так не договаривались, — тихо сказал второй охраняемый, почти мальчик. — Господин Брэдшоу сказал, что достаточно очистить квартал от возможных зрителей — и можно уходить. Пожалуйста, отпустите нас. Мы свою работу сделали.
Охранник ухмыльнулся.
— Наше дело — вас прикрывать. Закончим разборки, поступит приказ вас отпустить — отпустим, да ещё проводим, чтобы никто не зашиб дорогой. Терпи, парень, и жди. Не хочешь смотреть — лезь в свой танк и дожидайся там; всё нам работы меньше.
Двое — как я поняла, начинающих магов — переглянулись. С какой-то решимостью на лицах. И не двинулись с места. Охранник вдруг подобрался, крепче сжал оружие, глядя мимо них…
Со ступеней парадного крыльца спускался Ник. Небрежно, заложив руки в карманы, будто так, по-простому прогуляться вышел. Хоть сердце у меня отчаянно колотилось, я не могла им не восхититься. И тут же перепугалась, не видя защиты. Но, всмотревшись, уловила одну-две мелькнувших искры — и успокоилась.
А вся эта… банда… просто оторопела от неожиданности.
Видимо, большинство из них всё-таки знало Ника в лицо; у охранников и бандитов, говорят, профессионально цепкая память. Но настороженнее всех приглядывался их хозяин. Его нетрудно было узнать — по особой осанке, по кольцу окружившей личной охраны. И, кстати, одет он был во всё светлое, почти как мой муж: то ли пижонил, то ли неосознанно подражал. А может, это здешняя мода такая для особо знатных лиц? Но только взирал он на Ника поначалу, как на привидение, а потом, по мере того, как тот приближался, со всё большим недоверием.
Ник остановился, не дойдя шагов десять.
— Привет, Пит, — сказал небрежно, словно не замечая десятков дул, нацеленных на него. — Смотрю, ты не особо рад меня видеть, а? Впрочем, я тоже не в восторге. Сделай милость, уберись отсюда. Это частная территория. К тому же, ты впёрся в Старый город на современном транспорте, травишь тут воздух, нарушаешь аутентичность… Это никуда не годится. Хочешь встретиться — давай встретимся, но у меня в офисе, как цивилизованные люди.
Питер Брэдшоу слушал его, бледнея, уставившись во все глаза, а потому не видел, как медленно опускались оружейные стволы, как расслаблялись рожи его наёмников. Я, кстати, тоже не видела, это потом мне рассказали в подробностях девочки-горничные. Оказывается, вся прислуга во время этой, наверное, самой короткой в Ильтариуме войны, прилипла к окнам первого этажа и не упустила ни малейшей детали!
Так вот: Ник говорил спокойно, неспешно, да так рассудительно, что кое-кто из наёмников недоумевающе заозирался: дескать, и в самом деле, как их угораздило? нехорошо!.. Их хозяин, будто с неимоверным трудом стряхнув с себя оцепенение, прохрипел:
— Прекрати, эмпат чёртов! На меня твой гипноз не действует! Шеппард, уби…
Досказать.…«ть!»… он не успел
— Действует, ещё как, — ласково отозвался Ник. — По-крайней мере, ты теперь убедился, что я — это я, никакой не самозванец; что я имею полное право предъявить тебе претензии и вкатить иск за клевету и моральный ущерб; а своё спокойствие я ценю очень дорого, ты это знаешь! Как и спокойствие всего Совета. Поэтому возвратом акций я тебя не ограничу, а разрешу расплатиться всем своим движимым и недвижимым с каждым, кто пострадал от твоих действий: и поверь, что самое ценное всё равно останется при тебе: жизнь.
Огромная стальная стрекоза, зависшая над крышами, неуверенно двинулась в его сторону. Ник поморщился.
— Это уже перебор, Питер. Помнишь, я тебе говорил однажды…
Брэдшоу закашлялся, вцепившись в собственное горло.
— …что настанут времена — и магия вкупе с умом и сообразительностью победят тупую силу? Так вот: эту простую истину, как я вижу, ты уяснил, но вот приоритеты расставил неправильно. Ты до сих пор так и остался тупой силой.
Его противник хотел что-то прошипеть, но вдруг дёрнулся, уставившись куда-то вверх. Лицо его исказилось от ужаса.
— Это… иллюзия, — пробормотал он и попятился. — Иллюзия… или твой чёртов гипноз! Не верю!
Вслед за ним невольно шагнула назад и охрана; затем поспешно сгрудилась, загораживая хозяина, но нервно поглядывая туда же, куда и он. Что уж там творилось на крыше нашего дома, куда они уставились — я, разумеется, из окна не могла углядеть. Зато на стене особняка, что напротив, увидела отчётливо обрисовавшуюся крылатую тень. Огромную. Жуткую.
— Зря не веришь, — воздохнул Ник. — Не хотелось бы тебя огорчать, Питер, но это…
Поток пламени, ударивший в железную стрекозу, за несколько секунд сжёг её дотла. На мостовую брызнули капли расплавленного металла, прожигая крыши авто и жаля заоравших от боли, закрутившихся на месте, отмахивающихся, будто от пчёл, наёмников.
— … не иллюзия и не обман зрения, как видишь. И не пытайся расстрелять Ящера: во-первых, это бесполезно, во-вторых, просто не получится. Знаешь, почему?
— Огонь на поражение!.. — прохрипел кто-то из бойцов. — Огонь! — И застыл с остекленевшим взглядом. Ник улыбнулся.
— Молодец парень. А ведь устойчивее тебя оказался, Пит, ну что ты скажешь… Такого не грех и переманить. Так вот, Питер, если ты ещё не понял, скажу прямо: твоя личная игра закончена. Ты сам себя привёл к бесславному финалу.
После чего взмахнул рукой — и шагнул в сторону.
То, что началось твориться сразу же вслед за этим, было неожиданным, нелепым и… смешным. Вроде бы не ко времени и никак не соответствуя обстановке, но через пять минут я уже откровенно хихикала, не в силах удержаться.
Но до этого… Сперва я не поняла, почему все мужчины в пятнистых доспехах как-то странно задёргались. Мне показалось, что все они, не сговариваясь, пытаются поудобнее перехватить каждый своё оружие… нет, просто удержать! Но ав-то-ма-ты и, кажется, пис-то-ле-ты рассыпались в их мощных пятернях чёрным порошком, усеивая неровными струйками мостовую вокруг. Да что там автоматы! Дрогнули и просели их повозки… авто; они распадались дольше, поскольку были объёмисты. Отчёго-то упрямее всех оказались колёса, но и те сдались. Даже от «броневика», в конце концов, осталась горка серебристо-стального песка. Оцепенев от этого зрелища, люди не сразу поняли, что с ними самими творится что-то непонятное. Не настолько страшное, конечно, но… доспехи на них съёжились и как-то опали, а затем и расстегнулись. Впечатление было, будто с одежды разом исчезли пуговицы, пряжки, застёжки… Но самое нелепое началось, когда эти громилы все, как один, торопливо схватились за спадающие штаны.
Позже Ник рассказал мне о застёжках-«молниях». Металлических. Впрочем, встречались и пластмассовые, поэтому основное каверзное заклинание он настроил на разрушение и металла, и пластика, чтобы вывести из строя не только оружие, но и бойцов, а заодно лишить их возможности отступления. Со спущенными штанами не повоюешь.
А тем временем под красивое музыкальное завывание сирены на улицу влетели несколько авто, одинаковых, с гербами на дверцах. Оттуда выскочили вооружённые до зубов по-ли-цей-ские и живо всех повязали. То есть, задержали, заковали в наручники, рассадили по повозкам и увезли. Всё — согласно точнейшему расчёту дона Теймура, который, разъяснив дворецкому, как лучше сгруппировать прислугу, чтобы никого не подставить под удар, отправил его заодно к местному средству связи вызвать служителей закона. Ибо, как он выразился, кому-то надо делать черновую работу!
А твой муж тем временем успел до начала огненной атаки виртуозно изъять из летающей железной коробки весь экипаж из трёх человек, которые теперь неуверенно топтались рядом с деморализованными магами-дилетантами и их бывшей охраной, одинаково поддерживая сваливающиеся штаны.
Вот, собственно, и вся война.
А когда по-ли-цей-ский офицер направился к Питеру Брэдшоу, синюшно-бледному — тот вдруг захрипел и стал оседать на мостовую, цепляясь за телохранителя.
— Ах, да, — спохватился Николас. — У тебя же два искусственных клапана в сердце! М-м…были; да ещё несколько стимуляторов. Ну, прости. Совсем забыл. Капитан, он не притворяется, доставьте его срочно в кардиологический центр.
А потом, когда всех взятых в плен увезли, по опустевшей улице не без помощи Маги прошёлся весёлый очистительный ветер и аккуратнейшим образом собрал неэстетичные кучки серого, чёрного, бурого, цветного порошка в красивые смерчи и унёс их куда-то за город. Оба брата пожали друг другу руки, довольно посмотрели на вмиг ставшую уютной улицу.
И тут прямо под ноги им откуда-то свалился шустрый человечек в изрядно подранных синих штанах и клетчатой рубахе. Он азартно потрясал каким-то устройством.
— Пресса! Господа, я пресса, не распыляйте меня! Я торчал полдня в засаде и такого натерпелся! Честное слово, я заслужил интервью, эксклюзивное, господа… Торресы, да?
И перевёл взгляд с Николаса на Магу, с него на Николаса…
Оба одинаково хмыкнули.
— Заслужил, — коротко сказал Мага. — Сидел в подвале напротив, мне даже интересно стало, зачем он там окопался. Спрашивайте, сударь. У вас три минуты.
— Пять! Умоляю! — «Пресса» аж подпрыгнула. — Четыре! Четыре с половиной!
Николас захохотал.
— Три сейчас, пять — через два часа, и место моего личного представителя в прессе на три недели, а дальше видно будет. Первый вопрос, живо!
Журналист не терял ни секунды.
— В чём причина вашей фантастической победы, господин Торрес? Неужели в магии?
— Нет, любезный. Вернее сказать, не только в ней. А вот в чём.
Он повернулся к дому:
— Константин! Выводи всех, здесь теперь безопасно!
Думаете, проныра-корреспондент был один? Пока с парадного крыльца спускались боязливо оглядывающиеся горничные, мужчины всех возрастов от пожилого повара до мальчика курьера, старательно расправляющие плечи и приглаживающие волосы — вокруг них закружились и защёлками фо-то-ап-па-ра-та-ми ещё три шустрых газетчика. Их, как тараканов, с каждой секундой становилось всё больше.
— Сюда, друзья мои!
Ник подтащил к себе Константина, хлопнул по плечу, с удовольствием обвёл глазами своих людей, собравшихся полукругом.
— Мой папа… — начал задушевно.
И жестом обратил внимание газетчиков на парадное крыльцо. С него, заложив руки за спину, не торопясь, грациозно, будто танцуя, спускался дон Теймур.
— Мой мудрейший отец с детства учил меня так: «Сынок, главное оружие мага — не заклинания, не личное могущество, а люди, его окружающие. Береги их». Кажется, у меня получилось.
И ты не поверишь, Ива, но те полтора месяца, что мы провели в Ильтариуме, лицо дона Теймура не сходило со страниц центральных газет и журналов. О братьях Торресах взахлёб говорили дней десять; потом волна восхищения схлынула, перекрытая другими новостями, но наш свёкор затмил всех политиков, дельцов и местных знаменитостей. Он, кстати, очень полюбил фотографироваться, наш скромнейший дон Теймур дель Торрес да Гама, архимаг и Глава Клана Некромантов из другого мира. А уж когда подготовил проект об открытии первой магической школы, а потом и университета — стал живой легендой.
Ник только посмеивался. Ему-то лишнее внимание только мешало. Но почему бы не побаловать драгоценного родителя?
А я… как-то сразу обжилась на новом месте, и порой мне казалось, что в этом чудесном доме прошло и детство моё, и юность. Как-то сразу запомнила всех слуг в лицо и по именам. Сразу подружилась. Сразу мы стали понимать друг друга с полуслова. Наверное, потому, что до этого они привыкли к Николасу, а ведь мы с ним, как он сам часто говорит, половинки; что хорошо для одного — прекрасно и для другого… Никогда бы не думала, что можно быть ещё счастливее. Оказывается, можно. Ведь у меня до сих пор не было своего дома: то я жила у бабушки с дедушкой, то у отчима, то в домике няни… И вдруг — вот оно, моё, родное! Стены, которые любят и берегут, исцеляют и дарят покой. Ждут и помнят.
Там-то, в этих стенах, наконец, обсуждая с поваром очередное меню и показывая, как печь твои знаменитые блины, разбивая садик на крыше, обустраивая будущую детскую, я окончательно поняла, что вернулась. Что жива. И неважно, в каком мире твой дом, главное — чтобы под его крышей обитало счастье.