Первые уроки (СИ)

Глава 20

«Ива, а как же ты?»

Сердитый шёпот мужа отвлекает меня от диспута корифеев. Заявление леди Ким прорвало плотину сосредоточенного молчания, с которым присутствующие слушали моего свёкра, и теперь высказаться желают все. Дон Гальяро о чем-то возбуждённо переговаривается с сэром Персивалем и его коллегой Кимом, причём вроде бы на понятном языке, но настолько перенасыщенным медицинскими терминами, что для непосвящённого в медицине, вроде меня, слышится совершеннейшая абракадабра. Леди Ким, заняв позицию за спинкой кресла супруга, время от времени вставляет словечко, краткое, но, очевидно, весомое, поскольку каждый раз доктор из Терраса умолкает ненадолго, будто поражённый очередным открытием в самое сердце. Глава некромантов, насмешливо поблёскивая чёрными очами, время от времени вполголоса обменивается репликами с Дианой, которая то восхищённо, то удивлённо ахает, а иногда отвечает скороговоркой всё на той же абракадабре, которую мой свёкор, судя по всему, отлично понимает. Дон Куадро, заметно окрепший после оздоровительного сеанса, по-прежнему твердит: «Этого не может быть! Быть не может!» Но уже глаза горят азартом, а на лице растерянная улыбка. Аркаша, с улыбкой загадочной, всё поглядывает в окно. Единственный, кроме нас с Магой, кто хранит молчание.

«Ива, — не унимается мой суженый, — Симеон создавал этот амулет именно для тебя, под твою специфику и особенности наших детей. Хорошо, конечно, что он помог и Глории, но мне придётся попросить старца сделать ещё один. Он не раздаривает свои творения просто по доброте душевной. Раз он счёл нужным, чтобы ты носила Лунницу, значит, она тебе нужна».

Я задумываюсь.

И посылаю Маге мысленную картинку-воспоминание. После практики с бусинами бабушки Софи это действие получается у меня с удивительной лёгкостью.

…Симеон протягивает мне Лунницу, раскачивающуюся на серебряной цепочке.

— Носи, дева Ванесса. Не забывай подпитывать на полной луне, ей полезно. Много я в неё вложил…

И, поколебавшись, добавляет как бы нехотя и с удивлением:

— Кажись, даже лишнего. Но с Даром не поспоришь, если он под руку толкает. Творишь, как душа подскажет. Носи. Береги, но и не жалей; если случится его из рук выпустить — знать, Судьба…

Мне тогда показалось его напутствие странным. Но старец вообще имел обыкновение не говорить, а вещать, и до пояснений не снисходил. Дескать, если собеседник достоин его откровений — сам поймёт, рано или поздно. Вот и теперь: с опозданием, либо напротив — вовремя — меня осеняет: а ведь мудрец прозорливый не только для меня оберег ваял. Предчувствовал он, что Лунница двоим пригодится. Дар его «под руку толкал»…

Такие вот мы, обережники.

Сэр Майкл, мой наставник, называет это свойство обострённой интуицией на грани ясновидения. Я — внутренним голосом, с которым даже навострилась за долгую жизнь вести беседы. Не знаю, как относится к этой способности сам старец Симеон… похоже, даже ему, мудрейшему, она до сих пор преподносит сюрпризы. Но если уж работает во благо — то пусть. Хоть, что интересно, нарочно этот навык запустить нельзя, проявляется он лишь спонтанно.

«Вот как, — хмурится Мага в ответ на просмотренные картинки. — Выходит, он предвидел, что ты поделишься его подарком. Ну, хорошо. Зато следующую Лунницу…»

Я прикасаюсь к его ладони.

«Не надо».

«Что?»

«Симеона просить о новом обереге не надо. Я сделаю его сама. Даже знаю, как. Ты только помоги найти нужный камень и заготовку под оправу, хорошо?»

Он осторожно целует мои пальцы. Конечно, звезда моя.

— …Вот. Она. Идёт.

Голос Аркаши, вроде бы негромкий, перекрывает царящий в кабинете гвалт. Не сговариваясь, все поворачиваются к друиду. И спешат к окну, благо, оно достаточно широкое, чтобы всем хватило места для обзора.

Там, по расчищенной от снега парковой дорожке, идёт, не торопясь, девушка в белоснежной шубке, в тёплой шапочке, прекрасно оттеняющей смуглое личико. Словно не веря своим глазам, она тянется к каскаду заснеженных берёзовых кос, свисающих почти до земли, и шарахается от хлынувшего на неё снегопада. Освобождённые от груза ветви покачиваются, кружится в воздухе искрящееся белое облачко, вновь припорашивая крепкие толстые серёжки, Глория растерянно улыбается и, глянув на рукавички, подносит ладони к глазам: рассматривает снежинки. Большой ребёнок, впервые в жизни увидевший снег.

А я… впрочем, подозреваю, что не я одна вижу впервые ауру Лунного дракона. Так, кажется, обозначила её ипостась леди Ким. Уточню: мы видим недавно проснувшуюся ауру. Потому что контур её пока невелик, плотно обжимает тело, лишь над головой и в районе лопаток выступают бледно-серебристые протуберанцы. На фоне снега они почти не видны; но вот дон Теймур нетерпеливо шевелит пальцами — и оконные стёкла темнеют, словно на них опустился светофильтр. Затонированы, можно сказать. Сквозь искусственно наведённую дымку становятся отчётливо видны очертания крошечных крыльев, спинного гребня, и даже треугольные светящиеся зубчики на крошечном пока хвосте.

— Совсем ещё детёныш! — заворожено и печально шепчет дон Куадро.

— Разумеется, он ведь проснулся недавно. И даже не успел себя осознать, — вполголоса отвечает сэр Персиваль. Добавляет смущённо: — Вы можете не сдерживать себя, господа, здесь хорошая звукоизоляция. Я тоже был поражён, когда увидел это впервые. Но обратите внимание, прошу вас, на другое. Вот эти тёмные ответвления напротив сердечной чакры, видите?

Наступает молчание.

Шумно выдыхает Аркадий.

— Негодяй! — неожиданно жестко бросает дон Гальяро. — Он что же, подпитывался от неё? И как долго?

— Судя по прочности сети — давно, — цедит дон Теймур, пристально вглядываясь в нечто, чего я, умирающая от беспокойства и любопытства, не могу углядеть. Что там, что?

Мужчины расступаются, пропуская меня ближе к окну. Покосившись на меня, Глава затеняет окно ещё больше и выразительно постукивает ногтем по стеклу.

Да, теперь и я вижу, что из груди девушки тянутся, теряясь в пространстве… Или из пространства — к ней? Что это? Щупальца?

Мага стискивает мою руку.

— Ментально-энергетическая сеть, — поясняет тихо. — Довольно старая, но прочная. Хорхе до сих пор может воровать у неё энергетику. Причём, похоже, и некромантовскую, и драконью… кровосос, сволочь… Правда, не сейчас, не в этот самый момент, — добавляет поспешно в ответ на мой испуганный взгляд. — Ты видишь сформированные, но пока бездействующие каналы откачки. Но ему достаточно появиться в пределах видимости и присосаться к её Силе…

Дон Теймур пожимает плечами.

— Не думаю, что ему это удастся. Его пока не нашли; но, чтобы добраться до Тардисбурга, нужно время. А здесь его встретят. Городская стража предупреждена и усилена нашими Рыцарями, да и Белая Роза не так уж доступна для незваных гостей, я не ошибаюсь?

— Периметр охраняется, — лаконично отвечает сэр Персиваль, паладин, и не только целитель, но, по слухам, превосходный стратег и тактик. Супруги Ким синхронно кивают.

— Мы усилим наблюдение с воздуха, — добавляет мужчина. Не вдаваясь в дальнейшие пояснения, разворачивает и сворачивает за спиной узкие чёрные крылья, на миг превращаясь в гигантскую ласточку.

— Хорошо, что вы сами всё увидели, господа, — подхватывает леди Ким, чей голос уже явственно напоминает щебет. — Потому что мы бы хотели обсудить с вами очень серьёзный вопрос. Своими силами убрать ментальную сеть, за много лет сросшуюся с аурой леди Глории, мы не можем. При воздействии извне есть риск повредить магическую матрицу ребёнка. Вот если бы аура нашей пациентки очистилась бы естественным образом… Но для этого нужны совместные усилия. И, разумеется, согласие новой семьи.

Наступает молчание.

Присутствующие мрачно переглядываются. Похоже, я одна ничего не понимаю.

— Оборот? — с сомнением спрашивает дон Куадро. — Но… инициация в таком возрасте — сама по себе шок, и для организма, и для психики. Скажите, а Глории известно о своей истиной природе? Вы хоть рассказали ей?

Леди Ким опускает глаза.

— Частично. Для начала мы сообщили о самом факте того, что в ней проснулась магия. Она нам не поверила. Поэтому, как вы понимаете, нам придётся осторожно, очень осторожно подготовить её к тому, что…

— Нет, — вдруг говорит Аркадий. — Лучше сразу. Шок может оказаться необходимым толчком для запуска инициации. Момент удачный. Смотрите: нас, оборотней высшего уровня здесь четверо, учитывая дель Торресов. Тем более что ваша ипостась, дон Теймур, родственна ипостаси Глории, вы можете перехватить новообращённого дракона, если он… она, драконица, с перепугу ринется в небо. Мага тоже; он хоть и предпочитает волчью ипостась, но может быть и нетопырём, так? Вы, дон Куадро?..

— Грифон, — немедленно отзывается тот.

— Я — полиморф, и в крылатом обличье тоже бывал. Подстраховать новорожденную, не дать ей пораниться или набедокурить мы сможем, тем более что и особь, похоже, будет не слишком объёмна, если судить по ауре. Целители высшего уровня все здесь, в случае осложнений помогут. Чего ждать?

Он перехватывает мой обалдевший взгляд.

— Оборот, Ваня, — говорит мягко, — это полная перестройка не только тела, но и ауры. Помнишь, я тебе рассказывал?

— Это как смерть для некроманта, — добавляет Мага. — Человеческая аура временно сжимается, уступая место новой, звериной, а потом возрождается чистая, без навешанных изменений.

— А ребёнок? — спрашиваю я запальчиво. — Ему это не навредит? Постойте, вы что же, хотите сперва напугать его маму до полусмерти, чтобы заставить её превратиться? А потом…

— Ива…

— Подожди. Объясните мне одно: почему эту инициацию нужно провести немедленно? Почему, в самом деле, не подготовить девочку морально, подвести её к необходимости, смягчить как-то весь этот ужас?

— И я того же мнения, — резко вступает дон Гальяро. — При всём уважении к вашему опыту, доны и сэры, я против крайних мер по отношению к беременной женщине. Лучше усилить меры безопасности и дать донне Глории возможность спокойно и без волнений дождаться родов, а уж тогда экспериментировать.

— Признаюсь, и я поначалу думал так же…

Сэр Персиваль внимательно вглядывается в светящиеся нити.

Ничего не подозревающая девушка, стряхнув со скамьи снег, присаживается. К ней на колени тотчас пикирует рыжая белка.

Доктор продолжает, повернувшись к нам:

— К сожалению, нам приходится выбирать меньшее из двух зол, коллеги. Вероятность того, что Хорхе Иглесиас всё же найдёт бывшую жену и попытается подобраться к ней ближе, существует. С каждым днём его ментальная сеть всё сильнее оплетает матрицу ребёнка; одного энергетического рывка достаточно, чтобы загубить малыша.

— Это так, — печально подтверждает леди Ким. Её муж кивает.

— Я верю в защиту границ Белой Розы, — продолжает Персиваль. — Верю в быстроту и зоркость наших дозоров. Но не могу недооценивать нашего противника. Чтобы прорваться к своему Источнику, дон Хорхе не пожалеет остатка сил, иначе вскоре останется вообще пустым. Сеть нужно снимать немедленно.

***

— С тем, чтобы вмешаться незамедлительно, не могу не согласиться. Но предложенных вами методов не одобряю. — Доктор Гальяро жёстко стоит на своём. — Да, шоковые приёмы порой бывают эффективны; но психика донны Глории и без того расшатана, и подвергать её дальнейшим испытаниям опасно и… жестоко. Разумеется, мы все вольём в пациентку столько сил и магии, сколько понадобится, и поможем ей восстановиться; но, коллеги, обращаюсь в первую очередь к вам, как к медикам! Сэр Персиваль, вы в основном имеете дело с пациентами-мужчинами, привыкшими к опасностям и риску; у них, как правило, крепкие нервы, сильная воля, и с возможными душевными травмами они умеют справляться. Да и характер нервных потрясений у них иной, согласитесь. Но совсем другое дело, если перед нами — жертва домашнего насилия, господа. Тут требуется особый подход, в каждом случае индивидуальный. Возможно, для сильной женщины вроде амазонки и годится предложенный вариант: сразу, без подготовки обрушить известие о грозящей ей и ребёнку опасности. Она привыкла мобилизовать силы; оказавшись лицом к лицу с угрозой, испугается, затем разозлится, скрытые возможности сдетонируют, и мы добьёмся столь желанного первого оборота. Но насчёт такой же реакции от донны Глории я не уверен, доны и сэры, весьма не уверен. Ещё недавно она была на грани нервного истощения… Я против стрессового воздействия.

Сэр Персиваль сдержанно кивает.

— Я понял вас, коллега. Для того мы и собрались, чтобы обсудить возможные методы решения этой проблемы. Сэр и леди Ким, а ваше мнение?

Маленькая женщина поджимает губы. Чем-то недовольна, но голос её нейтрален, без эмоций:

— Леди Глория хрупка, но и сильна. Сейчас она в иной среде, нежели раньше, что пошло ей на пользу: у неё в подсознании закрепилось чувство защищённости. Мы хорошо поработали. Думаю, с новым испытанием она справится. Тем более с нашей помощью.

И добавляет в ответ на укоризненный взгляд доктора Гальяро:

— Мы с мужем хорошие менталисты, уверяю. Если понадобится, приглушим её отрицательные эмоции, а затем уберём из памяти сами воспоминания о них.

При этих словах Аркадий и дон Куадро, встрепенувшись, одновременно качают головами.

— А вот это как раз нежелательно, — поясняет мой друг. И подчёркивает: — Я имею в виду все воспоминания. Вы сумеете отделить эмоции от памяти тела? О том, что чувствовали мышцы, как тянулись связки, как прорастали кости в новых конечностях? Для оборотня архиважно сохранить в памяти слепок с первого оборота. Тогда легче будет с последующими.

— Но, боюсь, в нашем случае у Глории закрепится и испытанный страх… — бормочет дон Куадро. — А потом девочка будет бояться менять ипостась. Это не есть хорошо. Сыну-дракону лучше, когда рядом с ним в первом полёте мама-дракон, а не воспитатель… Да и вообще — мама-дракон. Мы же не зря стараемся найти для каждого воспитанника семью с таким же даром. Давайте учитывать и это обстоятельство, господа.

Супруги Ким задумываются.

— Значит, нужно найти иные методы, более щадящие, но такие же действенные, — подводит черту под обсуждениями Мага. — Защита Белой Розы безупречна; но каждый из нас может привести пример, когда безупречная операция проваливалась из-за какой-то нелепой случайности. У Хорхе Иглесиаса пробраться сюда — один шанс из миллиона, но всё же он есть. Лучше исключить его вовсе.

— Иные методы…

Дон Теймур задумчиво барабанит посверкивающими ногтями по подоконнику, не замечая, что в дереве остаются глубокие отметины.

— Пожалуй, надо бы…

А я наблюдаю за хрупкой фигуркой в белой шубке, вокруг которой сигают, вереща и пощёлкивая, уже несколько белочек, и сердце моё сжимается. Подумать только, вырваться из плена, глотнуть свободы… и вдруг понять, что, в общем-то, ничего не кончено, и вот-вот на тебя обрушится тот самый ужас, от которого, выходит, нет спасения!

— Надо просто с ней поговорить.

Это я сказала? Ну да. Потому что все присутствующие развернулись ко мне и смотрят, ожидая продолжения. В глазах, между прочим, ни капли иронии или скептицизма, как можно было бы подумать. Признаюсь честно, в первый момент я даже струхнула: они-то общаются меж собой «по-взрослому»: коллеги, маги… Между прочим, кое-кто из них и архимаг, а я в их магической Табели о рангах пока что низшее звено, слабенькая обережница с опытом без году неделя, и выслушают меня разве что из вежливости. Всё-таки дама…

Ещё секунда уходит на то, чтобы справиться с рефлексией, оставшейся с прежних времён. Нечего тут неуверенность разводить. Я давно уже не прежняя безропотная Ванечка.

— Поговорить, — повторяю, справившись с неловкостью. — Понять, что она чувствует именно сейчас, чем дышит. Мне поговорить, в первую очередь. Эта девочка просила о помощи именно меня…

Тут я сбиваюсь и смущённо поясняю:

— Да, я понимаю, что в Эль Торрес она бежала, чтобы просить заступничества у Главы Клана. Но так уж вышло, что первой из Семьи на её пути оказалась я. Ко мне она кинулась, и именно я обещала ей защиту, и кое-что всё-таки сделала. А теперь, если я правильно понимаю, раз уж меня сюда пригласили, значит, и мой голос для вас важен. Но я не могу ничего решить, пока не гляну этой девочке в глаза.

Перевожу взгляд за окно.

— Лори мне уже не чужая. И вообще… случайности не случайны. Не просто так она, будущая мать, бросилась ко мне, будущей матери. Что бы вы сейчас не решили — я иду к ней прямо сейчас. Мы просто поговорим, я её успокою, отвлеку, а потом — делайте, что хотите, вам, опытным и мудрым, виднее; но всё это время я буду держать её за руку. Всё время. Мага?

Оборачиваюсь к мужу. А он уже набрасывает мне на плечи меховую накидку. Серьёзен, как никогда.

— Конечно, Ива. Только будь осторожнее.

— Всё правильно, Ваня, — поддакивает Аркаша. — Действуй!

Сэр Персиваль, поглядывая на меня в задумчивости, делает знак Диане, и та, вспорхнув с кресла уже в невесть откуда взявшейся шубке, спешит ко мне под напутствие шефа:

— Диана, дорогая, сопровождайте, но не вмешивайтесь, что бы ни происходило.

Нотка озабоченности в голосе доктора заставляет меня насторожиться. Как и реплика моего свёкра:

— И аккуратнее, дорогая донна. Очень… дорогая донна. Помните: мы рядом.

Мне остаётся лишь глазами похлопать. Ощущение, будто меня на войну провожают. Или… Я что-то упустила?

***

И только на ступенях террасы, выходящей в сад, меня настигает догадка. А вместе с тем начинает душить смех. Так вот в чём дело! Эти мужчины слишком хорошо успели меня узнать; а уж Мага вместе со своим неподражаемым папочкой неоднократно упоминали мою фееричную способность ввязываться в приключения на пустом месте. Особенно, если я вдруг ринусь кому-то на помощь. А что, прецеденты имеются, одна война при моём участии так и развязалась! Наученные горьким опытом, в этот раз они, похоже, морально готовятся к чему-то подобному. Вот интриганы!

Вернусь — выскажу всё, что накипело.

Однако вместо того, чтобы рассердиться, фыркаю. Сдержать смешок не удаётся. И вообще, несмотря на серьёзность и ответственность миссии, меня вдруг заполняет необычайная лёгкость пополам со смешинками. Солнце ли тому виной, засиявшее на изумительно синем небе, чистейший ли воздух — а в кабинете сэра Персиваля, что ни говори, сохранялся устойчивый аромат сигар и каких-то благовоний; хоть и приятная смесь, но не сравнить с той, что наполняет лёгкие прямо сейчас. Его пьёшь, этот воздух, им наслаждаешься! Мрачные прогнозы, пугающие недавно, тускнеют и осыпаются трухой. Всё будет хорошо. Я точно знаю.

Встрепенувшись при моём появлении, Глория поднимается со скамейки и спешит ко мне, на ходу стаскивая варежки. И я ничуть этому не удивляюсь. Так и надо. Протягиваю ей навстречу руки, крепко сжимаю её слабые ладони — и щедро делюсь всем, чего, у меня, оказывается, настолько в избытке, что хоть сколько раздаривай, не убудет. И Силой, и Любовью. Я ведь тоже Источник. Просто совсем иной природы, нежели открыл и приспособил для себя негодяй Хорхе.

«Ива! — слышу изумлённый шёпот Маги. — Что ты делаешь? Нет, продолжай, не останавливайся! Сеть истончается на глазах…»

Ну и славно. Только нафиг её, эту сеть, сейчас она меня не интересует. Я делаю то, что давно пора: обнимаю Лори. Как своих девочек после долгой разлуки.

— Донна Иоанна…

Её глаза сияют. Наконец-то! Не успеваю я насторожиться в ожидании очередной непрошенной лавины воспоминаний, как осознаю: больше ничего подобного не случится. Выплеснувшись на меня когда-то, эта волна тёмного прошлого пыталась отхлынуть и вернуться в глубины памяти Глории, но я сумела её обуздать. Овеществить, рассыпать по материальным носителям, а потом уничтожить вместе с ними. Остались тени, скупо сообщающие о том, что такие-то вот события имели в жизни место, но канули в прошлое.

Глории Иглесиас больше нет, как не стало и Глории Дельгадо, и той крохи, подкинутой в приют неизвестно кем. Мы ещё попытаем дона Куадро, известно ли ему хоть что-то о родителях малышки. Не для того, чтобы их разыскать — думаю, шансы малы — а чтобы разобраться в её происхождении. Мало ли, каких ещё сюрпризов ожидать.

Но это всё после. А сейчас — передо мной Лори дель Торрес да Гама, будущая лунная драконишка. И жизнь её только начинается.

— Никаких донн, — говорю строго. — Просто Ива.

— Я вам так благодарна!

На её чёрных глазах проступают слёзы

— Вы меня всё-таки спасли! Я восхищаюсь вами, донна… Ива. Я столько о вас слышала! И думала. И представляла, что бы вы сделали на моём месте. Уж вы бы не сидели, сложа руки!

Тень прежней жизни словно осеняет её лицо с плотно сжатыми губами. Она умолкает, видимо, что-то припомнив.

Беру её за локоть.

Разворачиваю к дорожке.

— Пойдём, дружок, пройдёмся.

Рыжие белки зигзагообразными прыжками устремляются куда-то за наши спины, и я слышу смех Дианы. У той наверняка в карманах полно угощения для этих пройдох! Я же увлекаю девушку дальше, вглубь парка.

— Лори, милая, не приписывай мне лишнего. Ты сама себя вызволила. Ты, а не я, решилась спасти своего ребёнка. Твои руки, а не мои оставляли следящие амулеты в комнате, чтобы никто не заметил твоего побега. Твои ноги несли тебя по закоулкам дома, к карете свёкра, твоя, а не моя голова придумала, где и как можно затаиться, твоя сила воли удерживала в каретном ящике и заставляла терпеть и тесноту, и жажду, и нехватку воздуха. Это всё ты, сама, понимаешь? Это ты достойна и уважения, и восхищения. Я — всего лишь цель, к которой ты хотела добраться и добралась. Сохранила себя и сына. Ты молодец.

Она вскидывает на меня глаза. Недоверчиво.

— Я? Да я…

«Неумёха, ничтожество, абсолютная посредственность, которую я за что-то люблю до сих пор. Наверное, просто жалко бросить…»

Хорхе, хор-рёк ты этакий, убирайся из моей головы! Я помню, о чём ты ей вещал. Как чуть ли не зомбировал, пытаясь убедить, что её, Глорию, любят лишь из милости, что к ней снисходят, что сама она ничегошеньки из себя не представляет.

— Ты удивительна. Храбра и отважна. Если бы не ты…

Машинально повожу ладонью над её животом, не касаясь, невольно повторяя недавнишний жест Аркадия. Мне давно хотелось почувствовать, что же чувствует маг, сканируя магическую матрицу будущего человечка. Но до этого дня ничегошеньки ни у меня, ни у Элли не получалось, хоть, надо отдать должное, тренировались мы упорно. А сейчас… сейчас я вижу каким-то кожным зрением целый фейерверк искр от плотной, как бы свёрнутой спиралью ауры, которая пока дремлет, но придёт срок — развернётся тугой пружиной, и новорожденное тело начнёт потихоньку, день за днём, растить себя по её образцу.

А ещё — я осознаю, что дитя меня услышало. И отвечает приветственным толчком.

Испуганно-восторженно ахнув, Глория прижимает ладонь к животу.

— Толкнулся! Это впервые!

Сейчас всё-таки расплачется. О нет, только не это, хватит с нас слёз!

— Видишь, всё в порядке! Теперь вам остаётся крепнуть, расти, появляться на свет… и расправлять крылышки. Ничего, к тому времени, когда он попробует взлететь в первый раз, ты успеешь подготовиться.

Забыв о слезах, она смотрит в недоумении.

— О чём вы, донна… Ива?

Ох уж мне это аристократическое воспитание! Впрочем, я и сама не сразу схожусь с людьми, даже с теми, к кому искренне тянусь: нужно время, чтобы преодолеть стеснение. Ничего, девочка привыкнет, освоится… А вот не рано ли я заговорила о главном?

Вновь беру её под локоть и ободряюще улыбаюсь.

— Пойдём. Мне самой всегда легче воспринимать новое на ходу. Сейчас я тебе всё расскажу, и ничему не удивляйся.

По словам леди Ким, девочка не поверила даже тому, что у неё есть магия. Каким же потрясением для не должно стать известие о природе ребёнка, не говоря уж о собственной! Но… если любишь дитя — примешь его любым, каким бы оно ни было, верно? Тогда и себя, как драконицу, будет легче принять. Странная, должно быть, у меня логика, с ног на голову повёрнутая, но именно сейчас мои рассуждения кажутся до невероятности правильными. Вот если бы ещё как-то доказать ей, как-то убедить…

Возможно, мне удастся передать ей картинку о том, какой я её недавно увидела?

Мыслю-то я быстро, а вот в естественный тоннель, образованный сплетёнными ветвями деревьев, мы входим медленно, не торопясь. И что-то мне это место напоминает, причём до боли знакомое. С одной разницей: тогда дело происходило летом или ранней осенью, в туманной дымке, окутывающей зелёные кроны, чуть тронутые желтизной… Тогда я тоже была не одна: рядом шла девушка, с которой мы были тесно связаны, причём буквально: моим поясом. Чтобы не потеряться в Межмирье…

Из задумчивости меня выводит робкое касание по плечу и голос:

— Ива, вы что-то хотели мне рассказать? Не пугайте меня! Что с моим сыном? Он ведь не может оказаться чудовищем?

Оказывается, мы давно уже стоим под сводами заснеженной аллеи. Глория деликатно, но настойчиво трясёт меня за плечо.

— Ни в коем случае, — отвечаю, очнувшись. — Никакого чудовища, это будет очаровательный малыш с крылышками в ауре. Подожди немного, мне кажется, я смогу сделать так, чтобы ты его увидела. Только надо для этого кое-что сделать. Приблизить условия к тем, как тогда, когда я увидела собственных малышей.

Её глаза округляются в изумлении.

— Увидеть? Это возможно?

И такая вера во взгляде, что просто немыслимо сказать «нет» или просто «я попробую». Только «Да!»

Пояска на мне сейчас нет, зато есть шарф. Как уж его длины хватает, чтобы обернуться и вокруг моей талии, и вокруг талии Глории — загадка; подозреваю, не обошлось без помощи незримых наблюдателей, чьё присутствие я нет-нет, да ощущаю. Стараюсь не отвлекаться, лишь воспринимаю удачу как должное. Теперь… нам нужен хотя бы туман. Сменить время года я не могу, а вот вызвать туман… А что? Если вспомнить, как я начудила с псевдо-иллюзиями в бабушкином кабинете…

Впрочем, почему это не получится сменить зиму на лето? Не во всём же мире, а на небольшом участке аллеи, отсечённом двумя поворотами? Получится, ещё как! Потому что прямо сейчас я могу всё.

Нужен только какой-то толчок, чтобы подстегнуть волшебство, как тогда, с бусинами. Хотя бы стихи. Ритм, помноженный на строки, создаёт как раз тот самый нужный настрой.

Но тут меня перемыкает. То ли от подспудного волнения, то ли от провалов в сообразительности, свойственной иногда беременным, я не могу сложить ни строчки. Вот не могу, и всё! Пустота в голове.

«Спокойно, Ива, спокойно. Ты не единственная, кто умеет складывать слова. Нет своих — найди чужие. Работай».

Сама ли я себя утешаю, либо это вновь мысленный призыв моего некроманта — не пойму, просто хватаюсь за идею. Чужие так чужие. Что Бог на душу сейчас положит — то и сгодится.

И я начинаю шептать:

Морозный лес.

В парадном одеянье

деревья-мумии, деревья-изваянья…

С трудом подавив пробившуюся дрожь, заставляю себя повысить голос.

Я восхищаюсь этой красотой,

глаз не свожу,

а сердцем не приемлю.

…Словно в возмущении, вздрагивают ветви, обрушивая на нас целые пласты снега. Но я даже головы не пригибаю. Он не коснётся нас. Закружится, направленный сторонним заботливым заклинанием, и осядет тихонько.

А потом сквозь него глянет на белый свет первая проталина.

Я продолжаю.

Люблю землею пахнущую землю

и под ногой листвы упругий слой.

Люблю кипенье,

вздохи,

шелест,

шорох,

величественный гул над головой,

Дыхание сбивается. Но память, встряхнувшись, подгоняет: «Дальше!»

…брусничники на рыжих косогорах,

кочкарники с каемчатой травой…

Труд муравьев, и птичьи новоселья,

и любопытных белок беготню…

Внезапной грусти,

шумного веселья

чередованье по сто раз на дню.

Снега давно нет. Бушуют, поднимаются травы, трещат и раскрываются почки, выгоняя листья. Майский жук, с разгону таранив меня в лоб, шмякается на парящую землю.

Люблю я все, что плещется,

струится,

рождается, меняется, растет,

и старится, и смерти не боится…

Не выношу безжизненных красот!

Когда январским лесом прохожу я

и он молчит, в стоцветных блестках сплошь,

одно я повторяю, торжествуя:

«А все-таки ты скоро оживешь!»[1]

И замолкаю.

Ожил.

Прикрыв глаза, окунаюсь на несколько мгновений в кипеж запахов, звуков, щебета, в тёплый, прогретый июльским полднем воздух…

А теперь — немного всё это приглушить. И представить, как наползает на аллею, затягивая со всех сторон нестрашной, но плотной пеленой, туман Межмирья… Только при этом ещё и крепко сжать ладонь Глории. Чтобы девочка не боялась. А она молодец, стойко держится! И, кажется, очарована происходящим. Ведь рядом всесильная донна Ива, а с ней ничего не страшно.

Дождаться, когда щеки коснётся пухлый влажный комок…

Оглядеться.

Мы одни. Надолго ли? Ничего. Как пришли, так и выберемся.

— Где мы? — шёпотом спрашивает девушка.

— В пространстве между мирами и временем.

— Зачем?

— Чтобы ты увидела своего сына. И приняла его таким, как есть, самым лучшим.

Она неуверенно улыбается и идёт за мной без малейших колебаний. Не подозревая, что только что с моей помощью сама заложила в здешнее разумное поле программку-запрос. Теперь ей покажут именно то, что она хочет увидеть. Ну, и я хочу, естественно; надо же как-то подстраховаться. А уверенность, что всё так и будет в реальности, как виделось сейчас, поможет вытянуть одну из множества вероятностей в наш мир.

Вместо ожидаемой поляны мы выходим на бескрайний луг. Вдалеке синеют горы — во весь горизонт! Неподалёку журчит широкий ручей или небольшая речушка, раскинут шатёр, над огромным ковром, застеленном скатертью, хлопочет черноволосая красавица, расставляя посуду, вынимая из корзин пироги, паштеты и прочие вкусности. Ей помогает другая девушка, которую по контрасту с первой так и хочется назвать Беляночкой. В ней я с изумлением узнаю Гелю.[2]

Та Глория, что со мной рядом, не сводит глаз со своей смуглой копии.

— Это… я?

Девушки тем временем, поглядев в сторону гор, устраиваются на подушках, взяв по пирожку и налив в стаканчики морса. Впрочем, с аппетитом ест только Геля, повзрослевшая, ещё больше похорошевшая. При этом она ещё умудряется что-то втолковывать «своей» Глории, будто успокаивая. Та вздыхает, кивая, заставляет себя улыбаться, но украдкой всё же поглядывает на снежные пики.

И вот вдалеке в небе появляются несколько точек. Они приближаются, растут… Геля вскакивает и, подпрыгивая от восторга, приветственно машет руками. Три крылатых фигуры — гигантская, с человеком на спине, поменьше и самая маленькая быстро приближаются. Драконы! Великолепные, сверкающие в лучах солнца прозрачной, будто хрустальной, чешуёй, прекрасные, словно боги!

Сперва на землю опускаются взрослые: легко и изящно, несмотря на немалый вес. Между ними шумно плюхается в траву детёныш, которого старшие успевают заботливо поддержать.

— Мм-гам…

Смешно промычав ломающимся баском, дракончик кувыркается, расплывается облачком — и оборачивается вихрастым пацанёнком лет десяти. Тотчас затараторившим:

— Мам, у меня всё получилось! Мы даже за Синий Хребет перелетели! И в пещере отдохнули! И я козлов погонял немножко, пока папа не запретил! У меня всё получается, только посадку надо отработать, и Алиша со мной ещё позанимается, она обещала! Правда, тётушка?

Молодая женщина, смеясь, кивает. Синеглазая, белокожая, удивительно похожая на высокого мужчину, в которого превратился старший дракон. Брат и сестра?

Не выдержав, всхлипнув от напряжения и тотчас засмеявшись, «та» Глория порывисто обнимает мальчишку, потом его отца…

Чёрт… Отца? Вот уж не знаю. Возможно, какого-то родственника, возможно, они с сынишкой Глории из одного рода… Во всяком случае, сходство мужчины и мальчика видно невооружённым глазом. Шутки местных Богов на сей счёт мне известны: любят они душещипательные истории с концовками, как в индийских фильмах, могли и настоящего родителя малышу отыскать! Впрочем, это совсем не моя история, и догадок я строить не буду. Коли судьба — узнаю всё со временем.

А вот то, что дракон-папа принёс на себе человека, меня сильно взволновало. Потому что всадник этот знаком мне с первых дней пребывания в Гайе. И на ледяном драконе он восседал так же непринуждённо, как на всём скаку брал барьеры на своём Васильке. Сэр Майкл, мой паладин-наставник, вы тоже здесь? Ну, разумеется, ведь тут же, рядом обожаемая вами Ангелика, Геля! Неужели вы таки дождались своего часа и сделали ей предложение? Но обнимаетесь вы с ней уже отнюдь не отечески, хоть, впрочем, и не привычно-семейно. А вот как раз по жениховски.

Глория рядом со мной тоже плачет и смеётся.

— Это я, я, а это — Он… Но как он сюда попал? И сыночек, мой сын, такой красивый! Он правда таким вырастет? Спасибо, спасибо!

Поднимает счастливое лицо к небу и распахивает крылья.

Совершенно не заметив, что сбивает меня при этом на землю. Но это ничего, трава мягка и густа, с неё даже подниматься не хочется, да и меховая накидка, в которой я порядком запарилась, смягчает падение… Улыбаясь блаженно, как дурочка, лежу на спине и пялюсь в небо, где плывёт прекрасная, словно отлитая из янтарного света, драконица.

Буквально через минуту к ней присоединяется огромный грифон — крылатый лев с орлиной головой. А немного позже — аспидно-чёрный Ящер. Он парит выше, гораздо выше, да и подлетает откуда-то издалека, и я вдруг понимаю: дон Теймур опасается напугать своими размерами небольшую хрупкую драконицу, рядом с ним похожую на птенчика. Видимо, это осознаёт и Аркаша: больше здесь некому превратиться в ещё одного грифона. Приподнявшись на локте, я бросаю взгляд на луг. Шатёр, призрачные фигуры из будущего — всё исчезло, лишь колышутся травы, травы, травы… И сияет над ними небесный океан с парящими крылатыми.

Огромный чёрный волк опускается рядом со мной. Сочные стебли хрустят, сминаемые его тяжёлым телом. Пригнув голову, он прислоняется мордой к моей щеке и замирает. Обнимаю его за шею.

— А ты почему не с ними?

«Там и без меня помощников полно. Чем больше советов, тем больше новичок путается от усердия. Справятся. Ива…»

— М-м?

«Ты чудо. Мало того, что ты обеспечила Глории потрясение совсем иной природы, так ты ещё умудрилась всех нас протащить за собой в Межмирье. Даже Диану, что очень кстати: у неё с собой запасное платье. При первом обороте новички рвут на себе одежду в клочья».

Только сейчас начинаю понимать, что за белые кусочки меха проглядывают из травы. Шубка Глории.

— А признайся честно, — тычу благоверного в звериное плечо и едва не отшибаю кулак. — Кому из вас пришла в голову идея меня использовать, а?

Волк старательно прижмуривается и притворяется спящим. Не выдержав, открывает глаза и широко улыбается, сверкая сахарно-белыми клыками.

«Ива-а, как ты могла подумать! Мы просто… надеялись».

— …Чудо — это такая хрупкая штука, — продолжает он уже в человеческом обличье, — что по заказу его никак не совершить. Лишь по велению души и сердца. Тут даже такие прагматики, как наш отец, вынуждены смириться. У тебя могло не хватить сил, ты могла изначально согласиться с теми мерами, что мы предлагали, могла, в конце концов, даже запретить нам всяческие эксперименты — и мы бы уступили…

Я чуть не задыхаюсь от возмущения. А что, так можно было? Но бросаю взгляд на мужа — одетого, между прочим, а я до сих пор так и не выяснила, как матёрые оборотни управляются со своим барахлом! — на неуклюже снижающуюся драконицу… Мимо, не удостоив нас внимания, торопливо пробегает леди Ди с целым ворохом одёжек. Забыв о негодовании, устремляюсь за ней. Может, оборотни и привычны к обнажённости, и всё правильно понимают, но Лори к такому испытанию пока не готова. А вдвоём с Дианой мы её прикроем и приведём в порядок.

То ли у бедняжки что-то разлаживается в новой ипостаси, то ли просто не хватает силёнок, но крылья и новый облик она теряет метрах в пяти над землёй. Впрочем, никто из нас даже не успевает испугаться: оба грифона, синхронно пикируя, выдыхают по струе пара, и тот, сформировавшись у самой поверхности в мягкое тугое облако, принимает Глорию в свои объятья. Мягкая посадка. Поздравляем. А заодно и с первым полётом.

Ещё многое у нас впереди — и слёзы радости, и дорога домой, сквозь туман Межмирья, и рассказ дона Куадро о предполагаемых родителях Глории, и её смелые планы на новую жизнь… И догадки, почему всё-таки её с будущей семьёй занесёт в Рай, на родину Гели, где поселились и обжились в сапфиритовых пещерах Ледяные драконы. Много чему предстоит случиться. Кроме одного. Эта девушка больше не согнётся перед Хорхе, не убоится и не отступит под его взглядом. Никогда. Его время закончилось.

[1] Вероника Тушнова, «Морозный лес…»

Удивительная поэтесса, в честь которой и назвали автора этой книги.

[2] Девушка из Рая, того самого мира, который спасли от переизбытка магии. Когда этот мир был на грани катастрофы, родные смогли вытолкнуть Гелю в соседний мир. Так она попала в Гайю. И угодила прямо в зубастую пасть чудовища, от которого её и спасла Ива… Сороковник, книга 1