Песенка про любовь (СИ)

Глава 10

Случилось самое ужасное. Мама заболела. Её положили на обследование, и я немедленно перебралась в родительский дом. Мама говорила, что я не должна брать на себя её обязанности, что папа и Лидия справятся вполне. Но я не слушала. Во-первых, никаких таких лишних обязанностей я на себя не взваливала. А во-вторых, не хватало ещё, чтобы заболел кто-то из остальных членов семьи.

Причину маминой болезни нашли быстро. Но началось другое. Мама вдруг принялась капризничать и отказываться от лечения. Я немедленно пришла в ярость, потому что ещё не забыла, как медленно угасала Валерия Сергеевна и как она тоже отказывалась лечиться. Тогда я дала слабину, но теперь повторять ошибок не собиралась. Даже папа теперь пугал маму мной, если она делала попытки уклониться от лечения.

Когда речь зашла о поездке в санаторий, никаких возражений я просто не слышала. Сначала мама попыталась списать своё нежелание ехать на финансовые затруднения. Но я притащила свою зарплату от мадам Люси, которая и в самом деле оказалась приличной. Потом мама сказала, что не может оставить Егора, и тут меня решительно поддержала Лидия. Потом была ещё тысяча попыток уклониться от поездки, но в итоге мы с мамой оказались в одном из лучших сочинских санаториев. И процесс перемещения от начала болезни до моря занял какие-то считанные двадцать дней.

Сначала я вела себя как маленький монстр, но мама быстро успокоила меня. Оказавшись вдали от семьи, она сделалась более покладистой и умиротворённой. А кроме того, интенсивная терапия уже начала приносить плоды. Первые несколько дней мы почти не выходили из жилого корпуса, оказавшегося каким-то vip-заведением. Здесь имелся полный набор нужных нам услуг профилактического и лечебного характера, а так же всякие бытовые и развлекательные мелочи.

Смешно, но мне недоставало моих кошек. Оказывается, это очень успокаивает, когда выглаживаешь и вычёсываешь какую-нибудь длинношерстную тварь, а она при этом мурлычет от удовольствия и мнёт тебя лапами. Я призналась в этом маме, а она вдруг предложила пойти в здешний дендрарий.

— Только не рядись мальчишкой, — попросила мама. — А то на меня уже косо смотрят.

В неимоверном удивлении я уставилась на маму, потом на себя в зеркало, и мы принялись хохотать. Впервые с того ужасного дня, когда у мамы случился первый приступ. Процесс превращения меня в девушку оказался весьма увлекательным. На пару мы перемеряли всё из наших чемоданов и перебрали всю нашу косметику. В итоге получилась такая Франция, что любо-дорого.

— Чувствую себя так, — сказала мама, — будто скинула лет десять.

Мне тоже было хорошо. В вестибюле на нас уставились в десятки глаз, а портье кинулся лично открывать нам двери, чуть не сбив с ног привратника. Мы с мамой синхронно кивнули ему и вышли в город. В общем да, я успела отвыкнуть от внимания окружающих за время своего растворения в толпе. Поначалу я шарахалась от каждого шумного кавказца, но мама держалась с таким достоинством и с такой лёгкостью отводила от нас все ненужные контакты, что я успокоилась. В парке было тихо, очень красиво и приятно пахло влажной хвоей и зимними цветами.

— Полька, я тебе так благодарна, — сказала мама, — за эту поездку. Сама бы я никогда на неё не решилась.

— Нормально, — ответила я. — Мне тоже хорошо.

И в этот момент, видимо, чтобы я не расслаблялась особенно, раздался звонок из прошлой жизни. Юрка сообщил мне, что отправил по электронной почте последние результаты опытов и потребовал от меня анализа и прогнозов. Я пообещала. Юрка попытался ввернуть ещё что-то о личных взаимоотношениях, но это я слушать уже не стала. Мама внимательно посмотрела на меня.

— Полька, — сказала она. — Ты зачем так с ним?

— Заслужил, — процедила я. — Знаешь, мам, ты попала в точку. Вот ей-богу. И спасибо тебе за предупреждение.

Мама грустно кивнула.

— Иногда я жалею о том, что сделала это. Полина, неужели тебе никто-никто не нравится?

И тогда я призналась, что нравится один. Правда, я никогда его не видела. И рассказала ей про Соло Хана. Мама была заинтригована до невозможности и принялась расспрашивать. А я стала рассказывать дальше.

— Да, — сказала в итоге мама. — Авантюрист и романтик. С повышенным уровнем самоконтроля притом. Жаль, что он в Париже.

— Хорошо, что не на Луне! — возразила я, а мама расхохоталась.

— Так вот почему ты так упираешься в эти свои исследования! — сказала она. — Но не волнуйся. Если ничего не выйдет, мы как-нибудь наскребём на поездку. Кроме того, через месяц ты вступаешь в права наследства.

Я вспомнила про деньги, оставленные мне Серёжкиной мамой. И Париж воссиял впереди волшебной звездой. Но, по правде говоря, наша работа меня занимала не из-за обещанной поездки. Я почуяла силу. Оказалось вдруг, что вот есть загадка, небольшая и узконаправленная, но весьма заковыристая, и я могу её отгадать, знаю — как. Объяснять это всё я не стала. Получилось бы, что хвастаюсь.

Мы вышли из парка и зашли в ближайшую кофейню. Здесь было малолюдно и очень изысканно. Играла тихая музыка, причём классическая. Кажется, Свиридов. Мы выбрали столик и стали ждать официанта. Некоторое время мама рассматривала интерьер и вдруг сказала:

— Какая прелесть. На ум приходят Бродский и Пастернак. Ещё музыка эта. Кто-то очень талантливый создавал здесь атмосферу.

— Очень рад, что вам нравится, — сказали за нашими спинами.

Мы обернулись. За угловым столиком, почти в сумраке сидел какой-то человек. Он поднялся и подошёл к нам.

— Вы позволите? — спросил мужчина, берясь за спинку стула.

— Прошу вас, — сказала мама.

Я молча рассматривала этого человека. Он был старше меня и моложе мамы. Такой изысканный эстет в дорогом костюме и в очках с тонкой металлической оправой. Мама тем временем вполне профессионально его интервьюировала. Я узнала, что мужчина владеет этим заведением, что интерьер создавался по его проекту, что по образованию он художник, что по происхождению украинец, а сюда перебрался ради обретения покоя и уверенности в завтрашнем дне.

— Странная идея, — не выдержала я. — Насчёт покоя.

— Чужая страна, — охотно пояснил мне мужчина. — Политика и прочие треволнения не так задевают за живое. Кстати, меня зовут Станислав. Потоцкий.

— Тот самый?

Я округлила глаза. Мама непонимающе уставилась на меня. А наш новый знакомый спросил, неужели я знаю его картины.

— Я знаю одного Потоцкого, — сообщила я. — По имени Ян.

Станислав фыркнул.

— Нет, — сказал он. — Я даже не потомок.

— Жаль, — сообщила я и принялась рассказывать заинтересованной маме про графа Потоцкого, которого кое-кто считает прообразом графа Калиостро и автором загадочной «Рукописи, найденной в Сарагосе», а так же про то, что он был оборотнем и вообще застрелился серебряной пулей.

— Боже правый! — воскликнула мама.

И они со Станиславом рассмеялись.

Нам принесли кофе. Станислав начал рассказывать о зёрнах, которые ему привозят из Марокко. Какие-то особенные, собираемые очень сложным образом. Он оказался кофейным гурманом, этот Потоцкий. Я попробовала. Н-да, по сравнению с тем, что я глотаю литрами дома, этот напиток был на несколько порядков выше. Короче говоря, мы весьма приятно провели время. На прощание Станислав попросил разрешения сфотографировать нас.

— Вы такие нездешние, — сказал Потоцкий. — И так подходите к моему кафе.

Мы с мамой переглянулись и согласились. Он принёс камеру и фотографировал минут десять. В итоге одна из фоток так понравилась нам, что мы с мамой попросили скинуть нам её на какой-нибудь носитель. Станислав ещё раз сходил во внутренние помещения и принёс нам диск в изящном, явном самодельном конвертике. Когда мы поднялись, чтобы уйти, он пригласил нас заходить почаще. Мы обещали.

Вечером позвонил папа. Сначала они с мамой долго обсуждали её здоровье, потом, судя по хихиканью, что-то другое. Потом папа попросился поговорить со мной и начал диктовать мне инструкции.

— Слушай, — сказала я, когда он выдохся, — давай махнёмся.

— Не понял, — сказал папа.

— Физически, — охотно объяснила я. — Ты — сюда, я — туда.

— Искусительница, — буркнул папа и сообщил, что выписал сегодня Игоря, и мальчик жаждет пообщаться со мной.

— О, — сказала я. — И как он?

— Ну, беговых рекордов ставить не будет. А ходить уже научился.

— Пап, — сказала я. — Ты гений.

— Знаю, — сообщил отец и распрощался.

Мама раскрыла приобретённый сегодня романчик Чака Паланика и объявила час интеллекта. Я полезла за ноутбуком. В общем, да, Юрке и в самом деле нужна была помощь. Да и мне заодно. Предложения Шнайдера и его куратора, скинутые мне в общем пакете, никуда не годились. Я вздохнула и попробовала действовать методом исключения. Всё ушло в аут. Кажется, мы зашли в тупик. Компьютер упорно выдавал невозможность нужного нам сегмента антигена. Требовались дополнительные вводные, а их не было.

Я позвонила Юрке, и мы обсудили проблему. Со своей стороны Марков сделал всё. Он даже попытался искусственным образом ввести новые звенья в цепочку, но получилось совсем уже не то.

— Когда ты вернёшься? — грустно спросил Юрка.

— У нас ещё пять дней, — поделилась я своим счастьем. — Юрка, тут хорошо. Никакого снега и деревья зелёные…

Он вздохнул и попросил позвонить, если я что-то надумаю. Двусмысленно попросил. Ну, ладно… Я решительно выдернула свой модем и подключила ноутбук к гостиничной линии. Я написала Соло Хану. Обрисовала проблему и спросила, что делать. Соло ответил сразу. Будто ждал моего письма, причём именно с таким вопросом. Он предложил очень простой выход — обдурить машину. И даже показал, как заставить её решать задачку без ввода дополнительных данных. Я попробовала. Мой ноутбук задумался. Я сначала даже решила, что он завис, но когда отважилась на перезагрузку, компьютер предупредил, что идёт обработка данных, которые будут утеряны при выполнении моей команды. Я немедленно всё отменила и стала ждать.

— Ты всё? — спросила мама.

Я призналась, что работа только началась и что я, наверное, поработаю ещё ночью немножко. Мама вздохнула. Ей не нравится, что я провожу столько времени перед экраном.

— А сейчас что? — спросила мама.

— Он считает, — сказала я, кивая на ноутбук.

— Пойдём, прогуляемся перед ужином, — предложила мама.

Мы оделись потеплее и пошли к морю. Благо, было недалеко, каких-то десять минут неторопливого ходу. Мы посидели немного на пляже, а потом пошли вдоль полосы прибоя. Волны сильно ударяли в берег и шумно откатывались обратно.

— Зря ты бросила танцы, — сказала вдруг мама.

— А почему ты вдруг вспомнила? — удивилась я.

Спортивные танцы я оставила прошлой осенью, когда умерла Валерия Сергеевна. Сначала была всякая суета, связанная с похоронами, потом тошно показалось прыгать и вертеться. А потом начались все эти события, связанные с Юркиным открытием.

Мама пожала плечами.

— Да вот с тех пор, как не стало Леры, твоя жизнь кажется мне сплошным кошмаром. Мечешься, работаешь, как одержимая. Лера тебя худо-бедно удерживала от всего этого. Вот ещё начались эксперименты с собственной внешностью…

Я засмеялась.

— Ма-ам! Я выросла. Я уже тётка!

— Скажи ещё старуха! — фыркнула на меня мама. — Пойдём уже обратно. Я озябла.

Ужинали мы за нашим любимым столиком и даже не одни. К нам присоединились, испросив позволения, два таких… бая… в одинаковых костюмах и с огромными золотыми часами на запястьях. Они весь вечер пытались с нами познакомиться, делали всякие предложения на предмет организации совместного досуга. Мама быстренько похоронила все их надежды. А уже потом, шагая по нашему этажу, вдруг скопировала манеру одного из них оттопыривать во время разговора нижнюю губу. Я заметила и прыснула. К себе мы вернулись, буквально умирая от смеха.

На экране ноутбука сияло операционное окошко. Я забыла обо всём и кинулась к нему. Получилось! Это было ещё не решение нашей проблемы, но стало понятно, что именно мы с Юркой упускаем из виду, формулируя условия. Первым делом я отстучала тысячу спасибо Соло и даже на радостях присоединила к письму фотку, сделанную сегодня в кафе. А потом позвонила Юрке. Марков понял всё с полуслова и пропал со связи. Я представила, как он сейчас лихорадочно перепроверяет свои записи, и прикинула, что новый исходник я получу через пару часов.

Мама снова взялась за свою книгу, а я напомнила про лекарства. Мама потешно скривилась и протянула мне раскрытую ладонь. Я вылущила из упаковок положенные шайбочки и чечевички и открыла новую бутылку с водой. Запив лекарства, мама опять раскрыла книгу и вдруг поинтересовалась, почему я никогда не хотела попробовать себя в роли модели или актрисы.

— У-жыс-с! — ахнула я. — Ты забыла про мой школьный опыт!

— А что, — сказала мама. — Было очень даже…

Ноутбук защебетал. Я пошла проверять почту. Ответил Соло. Я открыла письмо и некоторое время ничего не понимала. Это были пятнадцать строк сплошного яда и каких-то нелепых обвинений.

— Что случилось? — спросила мама.

Я не ответила, и мама заинтересованно слезла со своей кровати.

— Можно? — спросила она.

Я подвинулась, давая ей место перед компьютером. Некоторое время мама читала, а потом странно глянула на меня.

— Ты и в самом деле с ним никогда не встречалась?

— У него весь мой фотоальбом, — с горечью сказала я.

И тут до меня дошло. Соло Хану не понравилась последняя фотография, точнее моя стрижка. И среагировал он на неё точь-в-точь как мой отец. Я начала писать ответ. Тоже весьма ядовитый. Папе я могла позволить накричать на себя, а больше никому.

— Подожди, — сказала мама. — Сотри. И просто спроси, чем он недоволен.

Я поворчала, но подчинилась. Он ответил моментально. И снова обругал меня, теперь — конкретно за отрезанные волосы. Тогда я напомнила, что сам же он и потешался надо мной за консервативность облика. На этот раз он долго не откликался. Мама опять вернулась к своему романчику, и я была ей за это благодарна. Открыла операционное окошко и попробовала самостоятельно смоделировать условия новой задачки. Я увлеклась, поэтому птичий голос нового письма чуть не сбросил меня со стула.

Теперь Соло был более сдержан, хотя и весьма холоден. Он спрашивал, что у меня случилось такого, из-за чего я потеряла душевное равновесие. Мама со своего места поинтересовалась, что в письме. Я сказала.

— Можно глянуть? — мама казалась крайне заинтригованной.

Я вздохнула и разрешила.

— Полька, — сказала мама, — а этот парень тебе никого не напоминает?

— Напоминает, — буркнула я. — Папу. Такой же. Считает почему-то себя вправе мной командовать!

— Странная идея, — пробормотала мама. — Нет, я подумала о другом. Если все вот эти многочисленные обращения заменить на испанские словечки…

Я мысленно заменила и обмерла.

— Полина! — ахнула мама. — О, господи!.. Да что ж ты так-то… Выпей водички…

— Ма, ты думаешь, что это он, что он живой? — тихо спросила я, чакая зубами о край стакана.

— Да нет же! Боже мой! — всплеснула руками мама. — Мне просто кажется, что этот парень на него похож. Поэтому и нравится тебе.

А я вдруг вспомнила ответ судьбы на мой вопрос, заданный посреди новогодней суеты. Ту непритязательную песенку, которая так меня прибабахнула. Я придвинула ноутбук и написала Соло. Я спросила у него, кто он. В который уже раз… Знала, что не ответит. Он и не ответил.

Я улеглась на свою кровать и отвернулась к стене. Мама укрыла меня и выключила верхний свет. Теперь в комнате было только два световых пятна: бра возле мамы и экран ноутбука. Я умирала, снова умирала. Гасли краски и звуки, угасало дыхание и всякие обменные процессы. Даже сердце стучало теперь через раз.

Я не умерла, просто уснула. И конечно он мне приснился. Он сидел возле какой-то ободранной кирпичной стены, подтянув колени к самой груди и прижав ко рту кулак с зажатым в нём мобильником. Во сне я знала почему-то, что он в отчаянии.

— Позвони мне, — попросила я.

И проснулась от суматошного вяка своего телефона.

— Поль, — сказал Юрка в самое ухо. — Я не понимаю…

— Чего ты опять не понимаешь? — нелюбезно спросила я.

А он принялся рассказывать, что у него там такое не выходит с совмещением полярности и как он по этому поводу зол и несчастен.

— Юрик, — не выдержала я. — Да фиг с ним, с этим антигеном. Пропади он пропадом…

— Чего ты? — удивился Юрка. — Полина, что случилось?

— Спать ложись, — пробормотала я и отключила телефон.

Я его совсем выключила, а потом и ноутбук. Мама покачала головой и пробормотала, что, действительно, поздно уже. Она заставила меня умыться и переодеться. Я нехотя подчинилась и снова рухнула в сон, надеясь на продолжение свидания. Вот только не было ничего больше. Я провалилась в глухую, душную темноту, а очнулась уже утром от осторожного стука в дверь.

Я сползла с постели и прямо в пижаме отправилась открывать. На пороге оказался Юрка.

— Привет, — пробормотала я. — Ты телепортировался?

— Ага, — сказал Марков. — Самолётом.

— Кто там? — подала голос мама.

— Это Юрик, — пояснила я, не оборачиваясь.

— Пусть зайдёт, — попросила мама. — Дует из коридора.

Я посторонилась. Юрка поздоровался с мамой.

— Что-то случилось? — спросила она.

Марков кивнул.

— У Полины вчера был такой голос…

Мама кинула на меня выразительный взгляд. О, г-гос-споди! Я схватила полотенце и укрылась в душе. Ожесточённо намыливая голову, я кипела. Ничего нельзя! Ни волосы обрезать, ни нервы распустить! Сразу начинаются или воспитательные беседы, или забота эта душная. Ни уйти, ни скрыться! Когда торчать в душе дольше стало уже нельзя, я запаковалась в махровый халат и вылезла в комнату. Мама сразу отправилась умываться.

Юрка сидел перед включенным ноутбуком и тупо смотрел на экран.

— Ты на том же месте застряла, — сказал он.

Я посмотрела на сегменты белковой цепочки и преисполнилась отвращения. Но ещё я заметила мигающий значок письма.

— Ну-ка, — попросила я, — пусти…

Юрка послушно встал. Я подключилась к сети и прочитала письмо. Соло Хан выдал сердитую тираду в том смысле, что он отправил мне фотографию, и если я такая дура, что не сумела ничего разглядеть, то он не виноват.

«Да! — ожесточённо ответила я. — Я такая дура!!!»

И вырубила сеть нафиг. Хватит деньги тратить! Юрка по-прежнему стоял рядом и в упор смотрел на меня. Был он весь какой-то сонный и помятый. Я запоздало сообразила. Чтобы быть здесь в такую рань, он должен был вчера отправиться в аэропорт сразу после нашего разговора.

— Где твои вещи? — спросила я.

— Внизу у администратора, — сказал он. — Я попросился сюда на минуточку.

— А комнату тебе обещали? — продолжала я допрос.

Он кивнул. Слава богу, что сейчас зима.

— Так, — решила я. — Иди оформляйся. Умывайся. Я за тобой зайду, когда мы пойдём завтракать.

Не удержалась, погладила его по шершавой щеке. Юрка с готовностью сгрёб меня в медвежьи объятия. Вот этого мне было совсем не надо, но я терпеливо перенесла всплеск страсти. Всё ж таки этот человек только что совершил пространственный подвиг. Ради меня.

Когда он наконец ушёл, я глянула в зеркало и ужаснулась. Вышедшая из душа мама застала меня за работой. Я занималась своим лицом и волосами. Мама одобрительно прищурилась и присоединилась.

— Полька, — сказала она. — Где ты находишь таких кавалеров, что они вечно срываются за тобой следом?

— Это они меня находят, — мрачно сказала я. — Вот и что теперь с ним делать?

Мама засмеялась.

— Будем бродить по зимнему курорту втроём. По крайней мере, проблема скучающих ловеласов будет решена.

— Ну разве что, — покривилась я.

— А что тот, второй?

— Обыкновенный хам, — буркнула я.

— Понятно, — глубокомысленно изрекла мама. — Куда пойдём?

Я попросилась опять в дендрарий.

— Не, — сказала мама. — Холодно. Я тут вычитала, что по соседству открылась выставка модного фотографа. Ты как?

— Без разницы, — отмахнулась я. — Хорошо, что по соседству. Не надо будет спешить, чтобы успеть на твои процедуры…

Мама веселилась, наблюдая за мной.

— У тебя такой удручённый вид, — сказала она.

— Мы сюда приехали отдыхать, — поделилась я. — А он заставит меня работать. Сумасшедший изобретатель.

Мама захохотала.

— Ничего у него не выйдет! Вечером мы пойдём на танцы!

— На что? — удивилась я.

— Не на что, а куда, — продолжала потешаться мама. — Есть здесь один клуб. Большой популярностью пользуется.

Я начала понимать.

— Это что ли «Колючка»?

Мама кивнула.

— И ты пойдёшь? — не унималась я.

— А как же! — сказала мама. — Тряхну стариной. — И видя моё недоумение, сжалилась. — Пока ты там утопала в душе, позвонил Потоцкий и пригласил. Я приняла приглашение.

— Ну… пусть, — протянула я.

На фотовыставке было полно народу. Видимо автор снимков и в самом деле считался модным художником. Я быстренько потерялась от мамы и Юрки и нашла себе уголок посвободнее и потише. Настроение было преотвратительное. Я запустила себе в уши «Странника» и стала наблюдать.

Сидела я на низеньком подоконнике, поражаясь идиотской моде выстраивать здания из одних гигантских окон и разворачивать их фасадом к морю. В спину мне сильно дуло, но я упорно сидела на том же месте и пялилась на две огромные фотки, прилепленные на центральном билборде с названием выставки, который был размещён прямо напротив моего окна. На снимках толпа каких-то волосатых людей с оружием била ногами ещё кого-то. Подписи к снимкам мне со своего места было не разглядеть, но я догадывалась, что это какая-то горячая точка. Если судить по национальным признакам запечатлённых на фотках людей, то географически это где-то неподалёку. Было тошно.

Возле билборда часто останавливались. Я поняла, что это фасадные снимки выставки. Наблюдала я, пока окончательно не замёрзла. Опасаясь подцепить какую-нибудь неприятную простуду, я нехотя поднялась и подошла, чтобы прочитать подпись. Удивительно, но такие одинаковые ситуации, запечатлённые на фотках, имели большой пространственный разнос. Одна фотография была сделана в соседней стране, а вторая где-то за океаном. На этой последней я обратила внимание на жертву. Ею был молодой совсем парень, скорчившийся в тугой комок и цепляющийся за сухую землю растопыренными пальцами. На одном из его пальцев я увидела нефритовое кольцо. Такое же как у меня: серебряный желобок с нефритовым сердечком.

У меня резко потемнело в глазах. Сердце забилось где-то в горле. Но постепенно я успокаивалась. Мало ли на свете похожих колец! И рук… Возле меня остановился какой-то мужик. Я выдернула заглушки из ушей, потому что он начал говорить.

— Вы так давно смотрите на это, — сказал он мне. — Вас что-то беспокоит?

— Да, — сказала я и кивнула на нижний снимок. — Вот это.

Мужик усмехнулся.

— Все интересуются последним репортажем, а вы постом трёхлетней давности…

— Вы кто? — спросила я.

— Автор, — и он отрекомендовался, явно рассчитывая на знакомство.

Но мне было не до этого.

— Кто эти люди? — спросила я.

— Да местные, повстанцы, — сообщил он.

— А кого бьют? — не унималась я.

Мужик наморщил лоб.

— Да вроде бы это был какой-то уголовник… Теперь уже неважно. Его забили у меня на глазах… Девушка, а вы не согласились бы…

Но я, зажав рот, уже летела к выходу. Еле успела. Давненько меня не выворачивало с такой силой. Совершенно вымотанная я вышла из туалета и наткнулась на своих. Юрка был зелёный от беспокойства, а мама — белая.

— Ничего-ничего, — сказала я. — Съела что-то не то наверное.

— Идёмте отсюда! — Юрка ухватил нас под руки и потащил на воздух.

Мама попыталась отменить поход на танцы, но мне уже было стыдно за свою вспышку на выставке, и я убедила её, что сходить надо. Ко всему прочему, я просто испугалась. Ну, не дура же я, сообразила, что эта моя постоянно всплывающая память о давно утраченной любви может превратиться в болезнь. Закончить свои дни в психушке я не хотела.

Именно поэтому когда мама ушла на процедуры, я явилась к Юрке. Марков сидел над разбросанными по столу листами, вцепившись пальцами в растрёпанные волосы. Он привычно улыбнулся мне навстречу. Я нахально плюхнулась к нему на колени. Юрка поморщился от неожиданности, но тут же подобрался и устроил меня поудобнее. Я принялась рассматривать его лицо и разглаживать брови. Юрка держал меня растопыренными ладонями за то место, где талия переходит в торс, и, по-моему, ему нравилось, как мои пальцы рисуют его лицо. По крайней мере, он жмурился как кот и улыбался ещё при этом.

— Щекотно, — наконец сказал он и поднялся, не выпуская меня из рук.

Мои ноги коснулись пола, а взгляд упал на листок, который он рассматривал перед моим приходом. Я моментально рванулась к столу.

— Юрка! — выдохнула я. — У него нет полярности! Это тот самый сегмент! Он этим местом к чему-то намертво присоединяется!

Не слушая, Юрка утащил меня на кровать. Ну, раз так, я рывком выпростала его рубаху из-под ремня и запустила под неё руки. Юрка замычал и впился в меня губами. Время остановилось. Остались только ощущения. И нестерпимый терпкий коричный запах. Юркин запах.

Он почти сразу уснул после секса. Умаялся бедняга со своим невероятным перелётом из зимы в раннюю весну. Я смотрела на его спокойное лицо с блаженной полуулыбкой и думала, что всё-таки попалась. Я так хотела остаться индифферентной, но не получалось больше. Я любила этого человека. Не так отчаянно и безоглядно как Серёжку, с известной долей разума и даже в чём-то расчетливо, но всё ж таки любила.

Я вылезла из постели, стараясь не потревожить его, и быстро оделась. Потом я собрала все листки со стола и ушла к себе. Вернувшаяся мама застала меня за работой. Она некоторое время печально взирала на меня от двери, а потом громко высказалась по поводу сумасшедших изобретателей. Я с неловкостью улыбнулась и попыталась объяснить, что Юрка нашёл наконец-то точку контакта, которую мы всё это время пытались вычислить.

— И слушать не хочу! — сердито объявила мама. — Посмотри на себя в зеркало!

Я посмотрела. Оказывается, работая, я точно так же, как Юрка недавно, ерошила себе волосы, и теперь на голове у меня царил кошмарный ужас. Мама сказала только дно слово.

— А ну, быстро! — прикрикнула она.

И я кинулась в душ.

Вечером за нами пришёл Потоцкий. Он неприятно удивился Юрке, на что Марков отреагировал странной усмешкой. При всём при этом они очень сердечно раскланялись, знакомясь друг с другом. А в клубе к нам присоединился ещё один человек, давешний фотограф. Оказывается, они были друзьями-приятелями с нашим Потоцким. Мы, в общем-то, неплохо провели время и договорились завтра устроить пикник в дольменах.