Меня, как потом оказалось, искали чуть ли не с собаками. Перепуганные родители и Юрка. И ещё куча всякого народа. Нашёл меня Артём. Он сразу подумал про этот парк. Ещё в школьные времена, когда с кем-то из нас случалась беда, когда было просто плохо, раны зализывать шли сюда. Суворин сел рядом со мной на обледенелую скамейку, извлёк из кармана бутылку с водкой, щедро плеснул в пластиковый стаканчик.
— Уже знаешь? — спросила я, отводя его руку.
— Ага, — сказал Артём. — Даже сходил, полюбовался. Да на, пей, полегчает…
— Да ты сдурел что ли, алкоголик несчастный! — вскипела я. — Я чуть не умерла от отравления, а ты мне опять…
— Ну не водкой же ты травилась, — буркнул Артём. — И фиг с тобой! А я выпью. Это надо запить…
— Расскажи, — попросила я.
Артём опрокинул в себя содержимое стаканчика, выдохнул, извлёк из кармана развякавшийся мобильник.
— Нашёл, — сказал он. — Жива, сейчас приведу.
Артём снова плеснул водку в стаканчик, зажал мне нос и влил в рот эту пакость. Я вскочила и изо всей силы заехала ботинком ему по ногам.
— Давай! — Артём согнулся и подставил мне лицо. — Отомсти…
Я запихнула в рот горсть снега и повторила:
— Рассказывай.
Суворин кивнул.
— Мама твоя позвонила. Сказала про Серого и про то, что ты пропала. Я пошёл сначала к нему. Знаешь, как-то не верилось…
Я перестала дрожать. Водка подействовала.
— Теперь верится? — перебила я Артёма.
Он хмуро качнул головой.
— Этот, который там — не Серый. Киборг какой-то. Лицо каменное. И молчит всё время. Будто не слышит. Я говорю, что Полина, мол, пропала. Молчит. Ну, я всё понял, что он и с тобой так. Плюнул и пошёл сюда. Лучше бы уж совсем не возвращался, чем так…
Я примерилась и снова врезала ему по ногам. Суворин ахнул.
— Ну ты дура совсем, Гаймуратова! Больно же! Пошли, блин, домой! Там толпа народа с ума сходит!
Он вздёрнул меня шиворот, и мы — что делать! — пошли.
Дома действительно была толпа народу, в том числе Харьков. Артём сходу забрал изнемогающую от любопытства Лариску и увёл, пообещав звонить. Юрку отправили провожать общаговских девчонок. Игоря попросили поиграть с Егором. В итоге я осталась с родителями и с Харьковым.
— Надо было сразу, — сказал Харьков. — Да вот струсил.
И он рассказал.
Их контора не оставила его в покое, когда он был в армии. Приручали потихоньку. Сперва подкидывали задачки из области ай-ти, потом переводы. А однажды возникла ситуация, когда его смогли вообще выдернуть из рук у вояк. Девушка попала в беду, в одной очень далёкой стране. Её требовалось вернуть домой. Фиг бы ей так повезло, если бы конторе так сильно не потребовался Сергей.
Харьков задумчиво потёр щёку.
— А он не сумел выбраться оттуда. Мы получили сведения, что его изловили и убили. Ну, что, надо было это всё рассказывать вам с Валерией Сергеевной?
— А вы как думаете?! — озлилась я.
— Ну какая бы вам была разница? — спросил Харьков.
Он и теперь не понимал. Вот блин!!!
— Полина! — строго сказал папа, а Харькову предложил продолжать.
Тот пожал плечами.
— В прошлом году, — сказал он. — Один из наших наткнулся на него в Европе. С ним пытались связаться, поговорить. Только непросто это оказалось. Он теперь гражданин другой страны. И служит в другом ведомстве.
— В каком? — тут же спросила я.
Харьков пожал плечами.
— Я просто не знаю. Он сам позвонил две недели назад. Мне. На домашний телефон. Рассказал, что нашёл тебя. И потребовал помощи. Говорил, что действует, как частное лицо. И… ну, мальчишка же! — не выдержал Харьков. — Стали разбираться.
— Разобрались? — напряжённо спросила я.
— Да некогда особенно было. Выручать нужно было не только тебя, но и Маркова. Вот же вас угораздило! Ему просто поставили условие, что он возвращается.
Меня вдруг тряхнуло.
— Что вы с ним сделали? — спросила я у Харькова.
Он замолчал и уставился на меня. С таким выражением, что вот это уж совсем не моё дело. Но я не собиралась сворачивать разговор. Я пнула ножку стола.
— Что вы от него потребовали?
Харьков всё так же молча смотрел на меня. А я никак не могла успокоиться.
— Что вы с ним сделали?! Почему он такой?!
Харьков поморщился от моего крика.
— Да ничего. Он сразу такой был. Откуда мне знать, через что он прошёл?
Сначала я поверила, замолчала. А потом вспомнила Соло Хана. Письма я его вспомнила, вот что! Я почти с ненавистью посмотрела на Харькова.
— Что там у вас с ним теперь?
Харьков вздохнул.
— Ну, мы поговорили. Он обещал подумать.
Я поняла, что правды не добьюсь.
— Я вас ненавижу! — объявила я.
И оглянулась на окна. Там снова стояла глухая тьма. Меня взяла тоска.
— Пап, — попросила я. — Проводи меня…
И увидела, как просиял Харьков. Понятно, ради этого и притащился к нам.
— Я на машине, — сказал он.
— Я тоже в состоянии отвезти свою дочь, куда она попросит, — вмешался папа.
А мама вдруг засуетилась и принялась собирать какие-то продукты и вещи в нашу походную хозяйственную сумку. Папа тоже ушёл в ванну и долго звенел склянками в аптечке. Я переоделась, поменяв промокшие ботинки на сапоги.
— Звони, — сказала мама. — Не исчезай.
Ей я кивнула. А когда с той же просьбой вылез Харьков, я чуть было не кинулась на него. Папа вовремя поймал меня за руку и вытолкнул на лестницу.
В машине я спросила у него, почему меня до последнего держали в неведении. Папа честно признался, что они с мамой были в замешательстве и совершенно не понимали, как реагировать. Сергей интересовался моим здоровьем, пока я была в коме. А когда всё наладилось, перестал.
— Но однажды он попросил, — сказал папа, — чтобы мы ничего тебе не говорили. Сказал, что встретится с тобой сам… И знай, по крайней мере, что всю дорогу он не выпускал тебя из рук. И отдал только здесь. Мне.
Я как-то ослабела после этих папиных слов, вспомнила руку, что давила мне на плечо там, в автобусе. Вот что бы мне было не задрать голову в тот момент и не посмотреть, кто со мной рядом?!
Сергей был дома. Всё так же сидел на кухне, всё с той же чайной чашкой. У меня мороз пошёл по шкуре, когда я увидела, какой он замороженный. Чёрт, он, кажется, даже не мигал, будто рептилия какая-то, ей богу.
— Привет, — буркнула я.
И полезла проверять холодильник. Он был даже не подключён. Я начала разгружать сумку и распихивать всё, чем меня снабдила мама, по местам. И вообще взялась за хозяйство. Сергей только ноги подобрал, не обмолвившись ни словом. Папа тоже присел за стол, выставил прихваченный из дома коньяк. Некоторое время приглядывался к Серёжке, а потом решительно отодвинул в сторону бутылку.
— Сергей! — позвал он.
С минутной задержкой Сергей перевёл на него взгляд.
— Руки мне покажи, — попросил папа.
Галицын усмехнулся и двумя едва уловимыми движениями сдвинул рукава выше локтей. Я тоже скосила глаза. Сгибы у него были испещрены старыми следами от уколов. И только в одном месте на правой руке имелась недавняя гематома.
— Это где? — спросил папа, указав на неё.
Сергей не стал отвечать.
— Что хоть это было? — спросил папа. — Я могу помочь?
Сергей покачал головой.
— Это не наркотики, — сказал он. — Не бойтесь.
— Очень хорошо!
Папа потребовал у меня рюмки, разлил коньяк.
— Полина, — сказал он. — Ты тоже. Ты и в самом деле весь день проторчала в парке, как утверждает Суворин?
Это он специально для Серёжки сказал. Вот ей богу зря! Я послушно взяла рюмку и лизнула коньяк.
— Есть будешь? — спросила я.
— Меня дома накормили, — сказал папа.
Сергей промолчал. Вместо чашки он вертел теперь в пальцах рюмку. Я повытаскивала из микроволновки разогретый ужин и поставила на стол две тарелки.
— Пойду я, — сказал папа, заметив, что вилку Сергей всё же взял. — Полина, не пропадай, звони. Сергей, до свидания.
Серёжка поднял голову и кивнул. Ел он, к счастью, как любой сильно проголодавшийся человек. А мне вот есть совсем не хотелось. Я нахально долила до половины коньячную рюмку, потому что папа привычно отмерил лишь лечебную дозу. Сергей покосился на меня. Он ничего не сказал, но я наполнила и его рюмку тоже. Когда его тарелка опустела, я забрала её и поставила перед ним свою. Он не стал отказываться. Я дождалась, пока еда исчезнет и с неё тоже, а потом высказалась.
— Теперь модно морить себя голодом?
— Вон там сигареты, — ответил он. — Дай сюда.
Я поставила перед ним пепельницу и передала пачку. Сигареты были дорогие. Самые дорогие, какие только можно найти в продаже. В это время раздался звонок в прихожей. Серёжка не пошевелился и вообще никак на это не отреагировал. Мне захотелось уже стукнуть его. Я поднялась и пошла открывать. Пришла соседка. Милейшая Антонина Петровна сияла.
— Знаю-знаю! — затараторила она, не дав мне раскрыть рот. — Я так рада, так рада! Жаль, что Лера не дождалась. Вот, это вам!
Она принесла полную тарелку пирожков. Я поблагодарила и пригласила войти. Антонина Петровна застенчиво улыбнулась.
— Вам вдвоем, наверное, охота побыть. Я потом как-нибудь загляну…
Я со стуком поставила перед Сергеем тарелку с пирожками. Он ухмыльнулся, откинулся спиной на стену и через сигаретный дымок стал смотреть на меня. Он меня достал!!! Я отвернулась и стала мыть посуду с грохотом и лязгом. Кончилось тем, что разбила тарелку и порезалась. Тогда я плюхнулась на табуретку и заплакала. Нервы сделались никуда не годными.
Сергей затушил сигарету, придвинулся ко мне вместе с табуреткой и прижал полотенцем кровоточащую царапину.
— Спасибо тебе за маму, — сказал он вдруг.
Я вскинула на него глаза.
— Бабки рассказали, — усмехнулся он. — И Суворин сегодня что-то такое лепетал…
Я вспомнила Валерию Сергеевну и меня совсем развезло.
— Неужели ты никак не мог дать о себе знать?
— Не мог, — напряжённо сказал он.
А из меня полились слова и слёзы. Я вываливала ему всё. Как мы ездили в эту северную военную часть, как мёрзли в холодном вагоне, как ходили на кладбище, как Валерия Сергеевна заболела, в каком отчаянии я была, когда поняла, что ничего, совсем ничего не могу поделать, чтобы ей помочь. Я рассказывала про свои кошмарные сны, про уличных призраков. Даже про Тёмкин спектакль я тоже рассказала сквозь эти ужасные выматывающие слёзы. Серёжка давно уже прижимал меня к себе, кольцом сцепив вокруг меня руки. Он молчал.
Я выговорилась, начала успокаиваться и вдруг почувствовала, что его трясёт. Я опомнилась совсем и поняла со всей отчётливостью, какую боль только что причинила ему. Я отстранилась и взглянула ему в лицо. Его рот снова был сжат в прямую линию, а глаза опять сделались чёрными и бездонными. Я потянулась за коньяком и впихнула ему в руку наполненную до краёв рюмку.
— Серёжа, — всхлипнула я, — пожалуйста, пожалуйста, прости!
Он выпил коньяк и потянулся снова за сигаретами. Руки дрожали, и сигареты раскатились по столу. Он сильно сжал кулаки и, казалось, что и внутри у него затягивается тугой узел.
— Почему не вышла замуж, — сквозь зубы спросил Сергей, — как она просила?
Я не знала, что ему ответить. Он будто обвинял меня в том, что я могла отсрочить кончину его матери и не сделала этого из прихоти и эгоизма. Можно было сказать что угодно — поклясться в вечной любви к нему, сказать, что не встретила достойного человека, что не захотела связывать себя семьёй. Вот только не имели значения сейчас слова. И не хотелось мне ничего говорить. А он, оказывается, ждал ответа. Неожиданно он тряхнул меня за плечи.
— Почему?! Ну?!
Я вырвалась.
— Что ты хочешь услышать? — спросила я и не узнала своего голоса, таким он вдруг оказался тонким и жалобным каким-то.
— В монастырь ты не собиралась, — жёстко сказал он, — как мне рассказали…
Ах, вот оно что! Я постаралась выпрямиться.
— Надо было? — зло спросила я.
— Ты вела себя как шлюха! — брякнул он.
Мне нестерпимо захотелось шваркнуть его чем-нибудь. Я стала подниматься. Он вскочил раньше. С грохотом покатилась по полу табуретка.
— Вот только попробуй сбежать, — с угрозой сказал он.
Я неожиданно успокоилась. В самом деле, не убегать же. И коньяк этот дурацкий никак не действовал. Серёжка перехватил мой взгляд на бутылку, цапнул, расплескал янтарь по рюмкам.
— Прости…
Я удивилась и вскинула на него глаза. Раньше он никогда ни за что подобное не извинялся. И тут меня снова, как тогда в парке, буквально утопило счастьем. Ну, вот же он! Прямо передо мной. Орёт на меня. Обвиняет в совершенно противоположных вещах. И его можно потрогать… Что я и проделала. Осторожно протянула руку и погладила его по колену. Даже через толстую ткань джинсов ощущалось тепло, прямо жар. Я взглянула ему в лицо. Оно у него больше не было замороженным. Рот кривился. Меня практически загипнотизировали его вырезные губы. Они дрожали, в секунду меняя десятки выражений.
— Серёжка, — сказала я. — Ты живой! Какое значение имеет это всё, когда ты живой!
Он нахмурился. Он и раньше так сердился. Брови сошлись в одну прямую линию. Он недоверчиво смотрел на меня, а я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь, чересчур широко и, наверное, по-дурацки. Я перестала и небрежно сообщила ему:
— Четыре года. Я считала, что тебя нет, четыре года.
Он моргнул. Мотнул головой.
— Чёрт, — пробормотал он. — Вот чёрт. Давай выпьем…
Потом я рассказала ему про фотографию, которую видела там, в Сочи.
— Это ты был? — спросила я.
Он пожал плечами. И снова сделался замороженным. Меня тут же взбесил его игуаний взгляд, и я сказала ему об этом. Сергей моргнул, весело уставился на меня и вкрадчиво попросил не затрагивать неприятных тем.
— Тогда ты тоже, — сказала я, — не затрагивай.
Потом мы решили выпить ещё, а мой организм принялся возражать, и я кинулась в туалет.
Когда я измученная вернулась обратно, развесёлый Серёжка высказался, глядя мне прямо в глаза:
— Вот хоть что-нибудь бы изменилось за эти четыре года…
— Иди нафиг! — рассердилась я. — Меня травили, не помнишь?
— Даже отрава, и та тебя не берёт, — ухмыльнулся этот мерзавец.
И я кинулась, чтобы поколотить. Была схвачена и усажена на колени. И меня мгновенно окатило дрожью с головы до ног от его близости. Я прижалась щекой к его груди и стала слушать, как сильно толкается его сердце.
— Поль, — услышала я. — Эй, ты спишь что ли?
«Не сплю», — подумала я и в самом деле уснула.
А проснулась от невероятно приятного ощущения. Чем-то твёрдым, наверное, просто ногтем, у меня на спине рисовали узоры. Некоторое время я нежилась, а потом по моему плечу скользнули губы, оцарапав слегка сухой корочкой. Обычно Юрка оставлял мокрые дорожки, целуя мне спину. Я глубоко вдохнула, ожидая коричного запаха. И вдруг меня буквально взорвало изнутри. Я содрогнулась, сообразив, КТО со мной рядом.
Я стремительно развернулась и обвила руками его шею. В комнате было уже светло. Я разглядела его лицо и рванулась навстречу, к этим губам, к этим глазам. Он тихонько засмеялся и принялся меня целовать. И оказалось, что я всё помню не так. Вернее, ничего не помню. Это ужасно глупо, но когда приходилось подталкивать Юрку к тому, что мне нравилось, я каждый раз думала, что вот Сергей всё равно делал не так. Господи, я сравнивала! Сейчас мне было не до сравнений.
Его руки были везде. Я ощущала, как они скользят по моему телу, повторяя каждый изгиб, как приподнимают и чашечкой обхватывают каждую грудь, как соски попадают между его пальцами, и осторожно, вроде бы невзначай, прихваченные их сжатием, кидают куда-то мне внутрь холодные стрелы, от которых хочется съёжиться и снова раскрыться ему навстречу. Он закрыл губами мой рот, и моментально случилось полное совпадение, будто соединились две части целого. И в следующий миг до кончиков пальцев на ногах я ощутила его всего, всё его длинное тело с натянувшимися мышцами. И ещё везде был его запах, йодистый и чуть-чуть цитрусовый.
Что-то было не так. Сначала я никак не могла понять, чего мне не хватает. Потом сообразила.
— Серёжа, — попросила я. — Говори.
Он тихонько засмеялся и прямо в ухо выдал мне фразу. От его дыхания меня буквально судорогой свело. И только, пережив этот новый прилив дикого возбуждения, я поняла, что именно он сказал. Я открыла глаза и сжала зубы.
— Да я тебя! — выдохнула я. — Да ты у меня сейчас!..
Сергей засмеялся.
— Кьерида энаморада, — пробормотал он, наваливаясь на меня всей тяжестью и не давая ускользать. — Как мне тебя не хватало всё это время…
И я растворилась в ощущениях, забыв про всё на свете, обхватив его руками и ногами. Я повела ладонями по его спине и вздрогнула, нащупав не знакомую рельефную гладкость, а какие-то впадины и борозды. Я открыла глаза и прямо перед носом увидела вдавленный след у него на груди и красноватые рубцы. Я со всхлипом втянула воздух. У Сергея по лицу проскользнула тень, но он склонился ко мне и снова принялся щекотать мне губами ухо и шептать непристойности. Мне сделалось смешно, а бёдра буквально свело судорогой.
Потом, когда мы отдыхали, я рассмотрела все его шрамы и представила раны, которые были на их месте. Про некоторые папа бы сказал, что они несовместимые с жизнью. Я уже открыла рот, чтобы начать расспрашивать, а он вдруг сказал:
— Помнишь, энаморада, ты рассказывала вчера свой сон, в котором видела меня с мобильником?.. Я ведь и в самом деле в этот момент собирался тебе позвонить…
Я уставилась на него.
— И почему не позвонил?
Он пожал плечами.
— Какая ты стала совершенная, кьерида, — сказал он. — Только тощая, как велосипед. Это нехорошо. Жёстко.
— Чего жёстко? — не поняла я.
— Лежать на тебе, — хихикнул он.
Я выставила коленку, сбрасывая его. Он засмеялся, скатился с дивана и ушёл на кухню. Вернулся Сергей с двумя кофейными чашками, источавшими ароматы.
Устраиваясь на диване, он взял пульт и включил телевизор. В утренней программе как раз передавали новости. Сначала было сообщение про какое-то сборище сетевых торговцев, на котором выступал премьер. Потом прошёл репортаж про землетрясение в другой части планеты. А потом стали рассказывать про скандал, приключившийся с выдающимся политиком сопредельной державы. Мне сделалось скучно, и я перевела взгляд на Серёжку. Меня поразила злая усмешечка на его лице. Он перехватил мой взгляд.
— Редкостная сволочь, не находишь? — спросил Сергей.
Я пожала плечами. Мне было всё равно. В это время политик начал громко возмущаться по поводу того, как именно его подставили. При этом он излагал подробности. Оказывается, обидели его в славном городе Париже. Сергей засмеялся. Я с внезапно вспыхнувшим подозрением посмотрела на него и поинтересовалась:
— Кстати, как там в Париже?
Сергей выключил телевизор и мечтательно улыбнулся.
— В Париже, энаморада, классно… Я тебе его скоро покажу.
— Ну-ну, — пробормотала я, вспомнив ужимки господина Харькова.
— Скоро, — повторил Сергей и добавил. — Накинь что-нибудь. Сейчас тут один явится…
Я влезла в бельё и принялась натягивать спортивный костюм. Когда я уже облачалась в куртку, позвонили в дверь.
— Ты ясновидящий? — спросила я у Серёжки.
— Ага, — охотно признал он. — Я его в окно видел. Иди, открывай.
На пороге оказался Юрка. Я молча посторонилась, впуская его.
— Я заходил к твоим, — сказал он. — Алина Михайловна отправила меня сюда.
Я сильно засомневалась в том, что мама так поступила.
— Она беспокоится, — упрямо добавил Юрка. — Почему ты ещё не готова? Пошли, нам пора.
Я физически ощутила сзади присутствие Галицына. Он обвил меня рукой под грудью и тесно прижал спиной к себе.
— Она никуда не пойдёт, — объявил Сергей.
Я видела, как Юрка взглянул на него и сразу отвёл глаза.
— Ей надо учиться, — стоял на своём Марков.
— Не сегодня, — сказал Сергей.
— Собирайся, — сказал мне Юрка.
Я шевельнулась, но Сергей не отпустил. Вместо этого он протянул Юрику крошечный диктофончик.
— На, запиши. Она потом послушает.
Эти двое разговаривали так, будто меня здесь нет, будто я школьница несмышлёная, а они мои законные опекуны. Юрка уставился на него поверх моей головы и пошёл пятнами. Он собрался ещё что-то сказать, но перевёл взгляд на меня и передумал. Юрка повертел в руках диктофон, хмыкнул и сообщил:
— Вечером принесу.
— Не стоит трудиться, — ответил Сергей. — Просто слей в сеть всё, что запишешь. Ручаюсь, она послушает.
— Я приду, — хмуро повторил Юрка.
Когда за ним закрылась дверь, Сергей развернул меня к себе лицом.
— Поговорим?
— Давай, — согласилась я, понимая, что лучше всё выяснить сразу.
Сергей привёл меня в комнату. Я попыталась убрать постель, но он не позволил. Обвалил меня на подушки и навис сверху. Уставился через прищур. Неприятно так… Я отодвинулась и стала рассказывать, кто такой Юрка и что меня с ним связывает. Про нашу работу я говорила. В какой-то момент увлеклась и поняла, что размахиваю руками и изъясняюсь терминами. Я запнулась.
— Угу, — сказал Серёжка. — Что такое карбокси — трам-пам-пам-педаза?
Мне стало смешно. Сергей лёг ничком.
— Харьков говорил, что это какое-то оружие…
— Это, — сообщила я, — белок-реагент.
— Ваш вирус, — уточнил Сергей.
— Мы думаем, что он искусственного происхождения, — охотно пояснила я. — И у него очень короткий инкубационный период. Вследствие чего, да, можно использовать как оружие.
— Он убивает? — спросил Сергей.
Я призналась, что не знакома со статистикой. Этим занимается другая группа. Отчётов их мне видеть до сих пор пока не приходилось.
— Как он действует? — спросил Сергей.
Я снова принялась объяснять. Галицын поморщился.
— Стоп, — сказал он. — Простыми словами.
Я задумалась. Потом поняла, что его интересует не механизм, а результат.
— Эта штука отключает дыхательную функцию. На уровне нейронных связей. Человек забывает, как надо дышать.
— Гадость какая, — пробормотал Галицын. — А вы, значит, придумываете лекарство?
— Нет, — сказала я. — Мы пытаемся синтезировать антиген. Ну, чтобы эта гадость просто не срабатывала в организме.
— И получается? — ухмыльнулся Сергей.
— Уже получилось, — сказала я.
— Вот так вот сами и одни? — выгнул он бровь.
— Ну, почему одни, — сказала я. — Куча народу помогает, в том числе один по имени Соло…
— Так вот это что было, — пробормотал Сергей.
Он закрыл глаза и замолчал надолго. Я шевельнулась под его рукой. Завалив меня на подушки, он так и оставил руку у меня на груди.
— Пойду поесть приготовлю, — сообщила я.
Его рука потяжелела. Он не отпустил.
— Ещё одно, — пробормотал Сергей. — Этот деятель утверждал, что ты его женщина…
— Когда? — удивилась я.
— Там ещё, — поморщился Сергей, — в горах…
Можно было отпереться. Поначалу я так и собиралась сделать. Не получилось.
— Тебя уже не было, — пробормотала я.
Сергей открыл глаза и сел.
— Значит, правда… Н-ну, и как он?..
Я не собиралась предавать Юрку. Этого человека я тоже любила, вот в чём была вся штука.
— Что ты хочешь знать? — злобно спросила я.
Я видела, что ответ у него готов. Но он так и не решился ничего уточнить, а я не стала ему помогать. Поднялась и ушла на кухню.
Вечером Юрка всё-таки пришёл, причём не один, притащил с собой группу поддержки в лице Суворина и Ларисы. Артём был на нервах и нёс всякую пургу. Мы были привычные, а Сергей снова сделался замороженным. Мне был крайне неприятен этот хищный его вид, но я не знала, как помочь. Просто постаралась немного убавить пышный суворинский фонтан и стала расспрашивать его о том, как продвигается сериал. Но Тёмка никак не хотел успокаиваться. Это, в общем-то, было к лучшему. Всё внимание оказалось прикованным к нему.
Так продолжалось до тех пор, пока Артём не заметил папин коньяк.
— О! — сказал он и уставился на Серёжку. — Выпьем?
Лариса всполошилась.
— Цыц, бабьё! — прикрикнул Артём
Лариса буквально взвилась и принялась лупить его по спине. Артём выгибался и старался от неё отодвинуться. Поднялась немыслимая суета. Сергей деревянным движением протянул руку за бутылкой.
— Будешь? — со вздохом спросила я у Юрки.
Марков кивнул. Я достала три рюмки. Лариса надулась. В другой раз я бы её поддержала. Суворинский алкоголизм уже перестал быть хохмой и начал становиться проблемой. Но сейчас я помнила, что мне этот коньяк накануне помог. Я надеялась, что поможет он и Артёму. Сергей молча поднял свою рюмку и с ожиданием уставился на Суворина.
— А за Полину! — сказал вдруг Артём.
Сергей и Юрка разом взглянули на меня, а потом друг на друга. Юрка выдержал тяжёлый взгляд Галицына и, улыбнувшись мне, опрокинул в себя рюмку. Сергей пил медленно, явно получая удовольствие. А Суворин вдруг поднялся и отправился в прихожую к большому зеркалу.
Сначала было непонятно, чем это он там занимается. Потом Лариса, которой было лучше видно с её места, прыснула и испуганно зыркнула на Серёжку. Галицын откинулся на стену и тоже начал наблюдать за Артёмом. Я догадалась, что Тёмка примеряет новое выражение лица. Можно было и не сомневаться — чьё.
— Завтра зайду за тобой, — сказал мне тем временем Юрка. — Змеев опять про тебя спрашивал. И папа… А, забыл!
Юрка вскочил, вышел в прихожую. Там он остановился за спиной у Артёма, некоторое время любовался, тоже скорчил рожу и скрылся под вешалкой. Он вернулся с большим бумажным свёртком, минут пять разворачивал, скидывая на пол всё новые газетные слои. В итоге у него в руках остался крошечный малыш знакомого мне фаленопсиса — бело-розовый с фиолетовыми тенями под лепестками.
— О-ой, — умилённо сказала Лариса. — Какой…
Юрка поставил на стол растение и сказал мне:
— Это от папы. Он уверен почему-то, что ты оценишь.
Я непроизвольно заулыбалась. Это был ребёнок той самой Снежной Красавицы.
— Да, — сказала я. — Передай спасибо. Да.
— Сама передашь, — напомнил Юрка. — Завтра ты идёшь в школу.
Я кивнула. Сергей вдруг выбрался из своего угла и, распинав по дороге бумагу, вышел в прихожую. Артём повернулся к нему, и я увидела, что он добился-таки у себя этого кошмарного игуаньего выражения на лице.
— Насмехаться? — грозно спросил Сергей. — Вот я тебе сейчас понасмехаюсь!
Он ухватил Артёма за шею каким-то жутким захватом и принялся гнуть. В первый момент я испугалась, но увидела, что Серёжка улыбается. Меня разом отпустило. Зато Лариска сорвалась с места и помчалась спасать свою любовь. Началась отчаянная возня с писком и шорохом. Пользуясь этим, Юрка поманил меня из-за стола. Я выбралась к нему, недоумевая. Юрка удостоверился, что из прихожей нас не видно, и принялся меня целовать. Голова закружилась в момент. Я вырвалась, но Юрка всё равно смотрел на меня с победным выражением, видимо, почувствовал мой отклик. Я запаниковала, и, как всегда в таких случаях, принялась мыть посуду.
Те трое укатились в комнату. Потом к нам пришла Лариса. Она поинтересовалась, чем помочь.
— Есть хочешь? — спросила я. — Вон там картошка. Берись.
Лариса привычно выволокла из-под стола ящик и взялась за нож. Юрка уселся на подоконнике с сигаретой.
— Расскажите, — попросила я. — Что там на проекте?
И они принялись рассказывать, ссорясь и перебивая друг друга. Ох, как мне захотелось в лабораторию! Я выключила воду и стала помогать Ларисе. Краем уха я прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Сергей и Артём разговаривали, причём громко и весело.
— Сходить за вином? — спросил Юрка.
— Не надо, — подала голос Лариса. — Он, этот… Сергей, да?.. Он заказал что-то по инету. Сейчас привезут.
И точно. Через некоторое время в дверь позвонили. Юрка пошёл открывать. Потом вернулся к нам.
— Слушай, — сказал он мне шёпотом. — У тебя есть деньги? Мне не хватает.
— Конечно, — ответила я. — А сколько надо?
Юрка назвал сумму. Меня качнуло.
— Он, что, сдурел?
Я кинулась в комнату. Эти двое сидели на полу, вокруг них были рассыпаны фотографии. Они предавались воспоминаниям и допивали коньяк.
— Чего? — спросил Сергей.
Я объяснила — чего. Он встал, вышел в прихожую, пробыл там не больше минуты. Я даже не успела перекинуться с Артёмом и парой слов. Впрочем, итак всё было ясно. Тёмка сиял и лоснился.
— Иди, — сказал мне Сергей. — Разберись там, что куда…
На кухне уже стояла здоровая картонная коробка. Я вздохнула и принялась выгружать продукты и бутылки. Когда-то я это уже делала. Юрка снова закурил. Выглядел он очень униженным. Лариска сначала тоже притихла, а когда из коробки появилась кювета с клубникой, жалобно посмотрела на меня.
— Одну, — сказала она. — Можно?
Я рассеянно кивнула.
Юрка засобирался домой. Я не удерживала. Уже у порога он неловко поцеловал меня в уголок рта и напомнил, что утром зайдёт.
— Не надо, — сказала я. — Сама приду.
Потом я стала звонить родителям. Думала, что нарвусь на панику и упрёки. Но Юрка, оказывается, меня опередил. Он ещё утром отчитался о своём первом визите. Я сердито наговорила маме резкостей и попросила не лезть в мою личную жизнь. Голова у меня буквально раскалывалась.
Лариска же порхала вокруг стола, расставляя, украшая и раскладывая. Вполголоса работал телевизор. Там крутили очередную серию пресловутого сериала. Я злорадно ухмыльнулась и прошагала в комнату. При моём появлении там замолчали. Видимо, я прервала какой-то серьёзный разговор. Я включила телевизор, настроила нужную программу и форсировала звук.
Некоторое время Галицын с недоумением смотрел на экран. Потом понял и взглянул на Артёма. В телевизоре второй Суворин как раз обнимал очередную красотку и чего-то такое прочувствованное произносил. Я кинула Сергею пульт и ушла на кухню. Лариска была вся в сериале. Там герой уже куда-то мчался на мотоцикле. Я отвлеклась, проверяя готова ли уже еда. И в это время в комнате раздался жизнерадостный хохот.
На кухню пришёл дымящийся негодованием Артём. Он закурил под открытой форточкой и вдруг удивился:
— А где наш биолух?
— А что развеселило Галицына? — тем же тоном спросила я.
Артём в момент надулся. А я пошла звать Серёжку к столу. Он убирал фотографии и всё ещё улыбался, искоса поглядывая на экран. Сначала я хотела задать вопрос по поводу его веселья, потом вспомнила свою первую реакцию на этот сериал и передумала. Я прислонилась к косяку и стала смотреть. Сергей был сейчас оживлённый, весь какой-то просветлевший, совсем такой как раньше. Только ретроспекция эта не спасала. Нынешнего Галицына я не понимала, вот хоть ты тресни.