Песенка про любовь (СИ)

Глава 12

Меня, как потом оказалось, искали чуть ли не с собаками. Перепуганные родители и Юрка. И ещё куча всякого народа. Нашёл меня Артём. Он сразу подумал про этот парк. Ещё в школьные времена, когда с кем-то из нас случалась беда, когда было просто плохо, раны зализывать шли сюда. Суворин сел рядом со мной на обледенелую скамейку, извлёк из кармана бутылку с водкой, щедро плеснул в пластиковый стаканчик.

— Уже знаешь? — спросила я, отводя его руку.

— Ага, — сказал Артём. — Даже сходил, полюбовался. Да на, пей, полегчает…

— Да ты сдурел что ли, алкоголик несчастный! — вскипела я. — Я чуть не умерла от отравления, а ты мне опять…

— Ну не водкой же ты травилась, — буркнул Артём. — И фиг с тобой! А я выпью. Это надо запить…

— Расскажи, — попросила я.

Артём опрокинул в себя содержимое стаканчика, выдохнул, извлёк из кармана развякавшийся мобильник.

— Нашёл, — сказал он. — Жива, сейчас приведу.

Артём снова плеснул водку в стаканчик, зажал мне нос и влил в рот эту пакость. Я вскочила и изо всей силы заехала ботинком ему по ногам.

— Давай! — Артём согнулся и подставил мне лицо. — Отомсти…

Я запихнула в рот горсть снега и повторила:

— Рассказывай.

Суворин кивнул.

— Мама твоя позвонила. Сказала про Серого и про то, что ты пропала. Я пошёл сначала к нему. Знаешь, как-то не верилось…

Я перестала дрожать. Водка подействовала.

— Теперь верится? — перебила я Артёма.

Он хмуро качнул головой.

— Этот, который там — не Серый. Киборг какой-то. Лицо каменное. И молчит всё время. Будто не слышит. Я говорю, что Полина, мол, пропала. Молчит. Ну, я всё понял, что он и с тобой так. Плюнул и пошёл сюда. Лучше бы уж совсем не возвращался, чем так…

Я примерилась и снова врезала ему по ногам. Суворин ахнул.

— Ну ты дура совсем, Гаймуратова! Больно же! Пошли, блин, домой! Там толпа народа с ума сходит!

Он вздёрнул меня шиворот, и мы — что делать! — пошли.

Дома действительно была толпа народу, в том числе Харьков. Артём сходу забрал изнемогающую от любопытства Лариску и увёл, пообещав звонить. Юрку отправили провожать общаговских девчонок. Игоря попросили поиграть с Егором. В итоге я осталась с родителями и с Харьковым.

— Надо было сразу, — сказал Харьков. — Да вот струсил.

И он рассказал.

Их контора не оставила его в покое, когда он был в армии. Приручали потихоньку. Сперва подкидывали задачки из области ай-ти, потом переводы. А однажды возникла ситуация, когда его смогли вообще выдернуть из рук у вояк. Девушка попала в беду, в одной очень далёкой стране. Её требовалось вернуть домой. Фиг бы ей так повезло, если бы конторе так сильно не потребовался Сергей.

Харьков задумчиво потёр щёку.

— А он не сумел выбраться оттуда. Мы получили сведения, что его изловили и убили. Ну, что, надо было это всё рассказывать вам с Валерией Сергеевной?

— А вы как думаете?! — озлилась я.

— Ну какая бы вам была разница? — спросил Харьков.

Он и теперь не понимал. Вот блин!!!

— Полина! — строго сказал папа, а Харькову предложил продолжать.

Тот пожал плечами.

— В прошлом году, — сказал он. — Один из наших наткнулся на него в Европе. С ним пытались связаться, поговорить. Только непросто это оказалось. Он теперь гражданин другой страны. И служит в другом ведомстве.

— В каком? — тут же спросила я.

Харьков пожал плечами.

— Я просто не знаю. Он сам позвонил две недели назад. Мне. На домашний телефон. Рассказал, что нашёл тебя. И потребовал помощи. Говорил, что действует, как частное лицо. И… ну, мальчишка же! — не выдержал Харьков. — Стали разбираться.

— Разобрались? — напряжённо спросила я.

— Да некогда особенно было. Выручать нужно было не только тебя, но и Маркова. Вот же вас угораздило! Ему просто поставили условие, что он возвращается.

Меня вдруг тряхнуло.

— Что вы с ним сделали? — спросила я у Харькова.

Он замолчал и уставился на меня. С таким выражением, что вот это уж совсем не моё дело. Но я не собиралась сворачивать разговор. Я пнула ножку стола.

— Что вы от него потребовали?

Харьков всё так же молча смотрел на меня. А я никак не могла успокоиться.

— Что вы с ним сделали?! Почему он такой?!

Харьков поморщился от моего крика.

— Да ничего. Он сразу такой был. Откуда мне знать, через что он прошёл?

Сначала я поверила, замолчала. А потом вспомнила Соло Хана. Письма я его вспомнила, вот что! Я почти с ненавистью посмотрела на Харькова.

— Что там у вас с ним теперь?

Харьков вздохнул.

— Ну, мы поговорили. Он обещал подумать.

Я поняла, что правды не добьюсь.

— Я вас ненавижу! — объявила я.

И оглянулась на окна. Там снова стояла глухая тьма. Меня взяла тоска.

— Пап, — попросила я. — Проводи меня…

И увидела, как просиял Харьков. Понятно, ради этого и притащился к нам.

— Я на машине, — сказал он.

— Я тоже в состоянии отвезти свою дочь, куда она попросит, — вмешался папа.

А мама вдруг засуетилась и принялась собирать какие-то продукты и вещи в нашу походную хозяйственную сумку. Папа тоже ушёл в ванну и долго звенел склянками в аптечке. Я переоделась, поменяв промокшие ботинки на сапоги.

— Звони, — сказала мама. — Не исчезай.

Ей я кивнула. А когда с той же просьбой вылез Харьков, я чуть было не кинулась на него. Папа вовремя поймал меня за руку и вытолкнул на лестницу.

В машине я спросила у него, почему меня до последнего держали в неведении. Папа честно признался, что они с мамой были в замешательстве и совершенно не понимали, как реагировать. Сергей интересовался моим здоровьем, пока я была в коме. А когда всё наладилось, перестал.

— Но однажды он попросил, — сказал папа, — чтобы мы ничего тебе не говорили. Сказал, что встретится с тобой сам… И знай, по крайней мере, что всю дорогу он не выпускал тебя из рук. И отдал только здесь. Мне.

Я как-то ослабела после этих папиных слов, вспомнила руку, что давила мне на плечо там, в автобусе. Вот что бы мне было не задрать голову в тот момент и не посмотреть, кто со мной рядом?!

Сергей был дома. Всё так же сидел на кухне, всё с той же чайной чашкой. У меня мороз пошёл по шкуре, когда я увидела, какой он замороженный. Чёрт, он, кажется, даже не мигал, будто рептилия какая-то, ей богу.

— Привет, — буркнула я.

И полезла проверять холодильник. Он был даже не подключён. Я начала разгружать сумку и распихивать всё, чем меня снабдила мама, по местам. И вообще взялась за хозяйство. Сергей только ноги подобрал, не обмолвившись ни словом. Папа тоже присел за стол, выставил прихваченный из дома коньяк. Некоторое время приглядывался к Серёжке, а потом решительно отодвинул в сторону бутылку.

— Сергей! — позвал он.

С минутной задержкой Сергей перевёл на него взгляд.

— Руки мне покажи, — попросил папа.

Галицын усмехнулся и двумя едва уловимыми движениями сдвинул рукава выше локтей. Я тоже скосила глаза. Сгибы у него были испещрены старыми следами от уколов. И только в одном месте на правой руке имелась недавняя гематома.

— Это где? — спросил папа, указав на неё.

Сергей не стал отвечать.

— Что хоть это было? — спросил папа. — Я могу помочь?

Сергей покачал головой.

— Это не наркотики, — сказал он. — Не бойтесь.

— Очень хорошо!

Папа потребовал у меня рюмки, разлил коньяк.

— Полина, — сказал он. — Ты тоже. Ты и в самом деле весь день проторчала в парке, как утверждает Суворин?

Это он специально для Серёжки сказал. Вот ей богу зря! Я послушно взяла рюмку и лизнула коньяк.

— Есть будешь? — спросила я.

— Меня дома накормили, — сказал папа.

Сергей промолчал. Вместо чашки он вертел теперь в пальцах рюмку. Я повытаскивала из микроволновки разогретый ужин и поставила на стол две тарелки.

— Пойду я, — сказал папа, заметив, что вилку Сергей всё же взял. — Полина, не пропадай, звони. Сергей, до свидания.

Серёжка поднял голову и кивнул. Ел он, к счастью, как любой сильно проголодавшийся человек. А мне вот есть совсем не хотелось. Я нахально долила до половины коньячную рюмку, потому что папа привычно отмерил лишь лечебную дозу. Сергей покосился на меня. Он ничего не сказал, но я наполнила и его рюмку тоже. Когда его тарелка опустела, я забрала её и поставила перед ним свою. Он не стал отказываться. Я дождалась, пока еда исчезнет и с неё тоже, а потом высказалась.

— Теперь модно морить себя голодом?

— Вон там сигареты, — ответил он. — Дай сюда.

Я поставила перед ним пепельницу и передала пачку. Сигареты были дорогие. Самые дорогие, какие только можно найти в продаже. В это время раздался звонок в прихожей. Серёжка не пошевелился и вообще никак на это не отреагировал. Мне захотелось уже стукнуть его. Я поднялась и пошла открывать. Пришла соседка. Милейшая Антонина Петровна сияла.

— Знаю-знаю! — затараторила она, не дав мне раскрыть рот. — Я так рада, так рада! Жаль, что Лера не дождалась. Вот, это вам!

Она принесла полную тарелку пирожков. Я поблагодарила и пригласила войти. Антонина Петровна застенчиво улыбнулась.

— Вам вдвоем, наверное, охота побыть. Я потом как-нибудь загляну…

Я со стуком поставила перед Сергеем тарелку с пирожками. Он ухмыльнулся, откинулся спиной на стену и через сигаретный дымок стал смотреть на меня. Он меня достал!!! Я отвернулась и стала мыть посуду с грохотом и лязгом. Кончилось тем, что разбила тарелку и порезалась. Тогда я плюхнулась на табуретку и заплакала. Нервы сделались никуда не годными.

Сергей затушил сигарету, придвинулся ко мне вместе с табуреткой и прижал полотенцем кровоточащую царапину.

— Спасибо тебе за маму, — сказал он вдруг.

Я вскинула на него глаза.

— Бабки рассказали, — усмехнулся он. — И Суворин сегодня что-то такое лепетал…

Я вспомнила Валерию Сергеевну и меня совсем развезло.

— Неужели ты никак не мог дать о себе знать?

— Не мог, — напряжённо сказал он.

А из меня полились слова и слёзы. Я вываливала ему всё. Как мы ездили в эту северную военную часть, как мёрзли в холодном вагоне, как ходили на кладбище, как Валерия Сергеевна заболела, в каком отчаянии я была, когда поняла, что ничего, совсем ничего не могу поделать, чтобы ей помочь. Я рассказывала про свои кошмарные сны, про уличных призраков. Даже про Тёмкин спектакль я тоже рассказала сквозь эти ужасные выматывающие слёзы. Серёжка давно уже прижимал меня к себе, кольцом сцепив вокруг меня руки. Он молчал.

Я выговорилась, начала успокаиваться и вдруг почувствовала, что его трясёт. Я опомнилась совсем и поняла со всей отчётливостью, какую боль только что причинила ему. Я отстранилась и взглянула ему в лицо. Его рот снова был сжат в прямую линию, а глаза опять сделались чёрными и бездонными. Я потянулась за коньяком и впихнула ему в руку наполненную до краёв рюмку.

— Серёжа, — всхлипнула я, — пожалуйста, пожалуйста, прости!

Он выпил коньяк и потянулся снова за сигаретами. Руки дрожали, и сигареты раскатились по столу. Он сильно сжал кулаки и, казалось, что и внутри у него затягивается тугой узел.

— Почему не вышла замуж, — сквозь зубы спросил Сергей, — как она просила?

Я не знала, что ему ответить. Он будто обвинял меня в том, что я могла отсрочить кончину его матери и не сделала этого из прихоти и эгоизма. Можно было сказать что угодно — поклясться в вечной любви к нему, сказать, что не встретила достойного человека, что не захотела связывать себя семьёй. Вот только не имели значения сейчас слова. И не хотелось мне ничего говорить. А он, оказывается, ждал ответа. Неожиданно он тряхнул меня за плечи.

— Почему?! Ну?!

Я вырвалась.

— Что ты хочешь услышать? — спросила я и не узнала своего голоса, таким он вдруг оказался тонким и жалобным каким-то.

— В монастырь ты не собиралась, — жёстко сказал он, — как мне рассказали…

Ах, вот оно что! Я постаралась выпрямиться.

— Надо было? — зло спросила я.

— Ты вела себя как шлюха! — брякнул он.

Мне нестерпимо захотелось шваркнуть его чем-нибудь. Я стала подниматься. Он вскочил раньше. С грохотом покатилась по полу табуретка.

— Вот только попробуй сбежать, — с угрозой сказал он.

Я неожиданно успокоилась. В самом деле, не убегать же. И коньяк этот дурацкий никак не действовал. Серёжка перехватил мой взгляд на бутылку, цапнул, расплескал янтарь по рюмкам.

— Прости…

Я удивилась и вскинула на него глаза. Раньше он никогда ни за что подобное не извинялся. И тут меня снова, как тогда в парке, буквально утопило счастьем. Ну, вот же он! Прямо передо мной. Орёт на меня. Обвиняет в совершенно противоположных вещах. И его можно потрогать… Что я и проделала. Осторожно протянула руку и погладила его по колену. Даже через толстую ткань джинсов ощущалось тепло, прямо жар. Я взглянула ему в лицо. Оно у него больше не было замороженным. Рот кривился. Меня практически загипнотизировали его вырезные губы. Они дрожали, в секунду меняя десятки выражений.

— Серёжка, — сказала я. — Ты живой! Какое значение имеет это всё, когда ты живой!

Он нахмурился. Он и раньше так сердился. Брови сошлись в одну прямую линию. Он недоверчиво смотрел на меня, а я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь, чересчур широко и, наверное, по-дурацки. Я перестала и небрежно сообщила ему:

— Четыре года. Я считала, что тебя нет, четыре года.

Он моргнул. Мотнул головой.

— Чёрт, — пробормотал он. — Вот чёрт. Давай выпьем…

Потом я рассказала ему про фотографию, которую видела там, в Сочи.

— Это ты был? — спросила я.

Он пожал плечами. И снова сделался замороженным. Меня тут же взбесил его игуаний взгляд, и я сказала ему об этом. Сергей моргнул, весело уставился на меня и вкрадчиво попросил не затрагивать неприятных тем.

— Тогда ты тоже, — сказала я, — не затрагивай.

Потом мы решили выпить ещё, а мой организм принялся возражать, и я кинулась в туалет.

Когда я измученная вернулась обратно, развесёлый Серёжка высказался, глядя мне прямо в глаза:

— Вот хоть что-нибудь бы изменилось за эти четыре года…

— Иди нафиг! — рассердилась я. — Меня травили, не помнишь?

— Даже отрава, и та тебя не берёт, — ухмыльнулся этот мерзавец.

И я кинулась, чтобы поколотить. Была схвачена и усажена на колени. И меня мгновенно окатило дрожью с головы до ног от его близости. Я прижалась щекой к его груди и стала слушать, как сильно толкается его сердце.

— Поль, — услышала я. — Эй, ты спишь что ли?

«Не сплю», — подумала я и в самом деле уснула.

А проснулась от невероятно приятного ощущения. Чем-то твёрдым, наверное, просто ногтем, у меня на спине рисовали узоры. Некоторое время я нежилась, а потом по моему плечу скользнули губы, оцарапав слегка сухой корочкой. Обычно Юрка оставлял мокрые дорожки, целуя мне спину. Я глубоко вдохнула, ожидая коричного запаха. И вдруг меня буквально взорвало изнутри. Я содрогнулась, сообразив, КТО со мной рядом.

Я стремительно развернулась и обвила руками его шею. В комнате было уже светло. Я разглядела его лицо и рванулась навстречу, к этим губам, к этим глазам. Он тихонько засмеялся и принялся меня целовать. И оказалось, что я всё помню не так. Вернее, ничего не помню. Это ужасно глупо, но когда приходилось подталкивать Юрку к тому, что мне нравилось, я каждый раз думала, что вот Сергей всё равно делал не так. Господи, я сравнивала! Сейчас мне было не до сравнений.

Его руки были везде. Я ощущала, как они скользят по моему телу, повторяя каждый изгиб, как приподнимают и чашечкой обхватывают каждую грудь, как соски попадают между его пальцами, и осторожно, вроде бы невзначай, прихваченные их сжатием, кидают куда-то мне внутрь холодные стрелы, от которых хочется съёжиться и снова раскрыться ему навстречу. Он закрыл губами мой рот, и моментально случилось полное совпадение, будто соединились две части целого. И в следующий миг до кончиков пальцев на ногах я ощутила его всего, всё его длинное тело с натянувшимися мышцами. И ещё везде был его запах, йодистый и чуть-чуть цитрусовый.

Что-то было не так. Сначала я никак не могла понять, чего мне не хватает. Потом сообразила.

— Серёжа, — попросила я. — Говори.

Он тихонько засмеялся и прямо в ухо выдал мне фразу. От его дыхания меня буквально судорогой свело. И только, пережив этот новый прилив дикого возбуждения, я поняла, что именно он сказал. Я открыла глаза и сжала зубы.

— Да я тебя! — выдохнула я. — Да ты у меня сейчас!..

Сергей засмеялся.

— Кьерида энаморада, — пробормотал он, наваливаясь на меня всей тяжестью и не давая ускользать. — Как мне тебя не хватало всё это время…

И я растворилась в ощущениях, забыв про всё на свете, обхватив его руками и ногами. Я повела ладонями по его спине и вздрогнула, нащупав не знакомую рельефную гладкость, а какие-то впадины и борозды. Я открыла глаза и прямо перед носом увидела вдавленный след у него на груди и красноватые рубцы. Я со всхлипом втянула воздух. У Сергея по лицу проскользнула тень, но он склонился ко мне и снова принялся щекотать мне губами ухо и шептать непристойности. Мне сделалось смешно, а бёдра буквально свело судорогой.

Потом, когда мы отдыхали, я рассмотрела все его шрамы и представила раны, которые были на их месте. Про некоторые папа бы сказал, что они несовместимые с жизнью. Я уже открыла рот, чтобы начать расспрашивать, а он вдруг сказал:

— Помнишь, энаморада, ты рассказывала вчера свой сон, в котором видела меня с мобильником?.. Я ведь и в самом деле в этот момент собирался тебе позвонить…

Я уставилась на него.

— И почему не позвонил?

Он пожал плечами.

— Какая ты стала совершенная, кьерида, — сказал он. — Только тощая, как велосипед. Это нехорошо. Жёстко.

— Чего жёстко? — не поняла я.

— Лежать на тебе, — хихикнул он.

Я выставила коленку, сбрасывая его. Он засмеялся, скатился с дивана и ушёл на кухню. Вернулся Сергей с двумя кофейными чашками, источавшими ароматы.

Устраиваясь на диване, он взял пульт и включил телевизор. В утренней программе как раз передавали новости. Сначала было сообщение про какое-то сборище сетевых торговцев, на котором выступал премьер. Потом прошёл репортаж про землетрясение в другой части планеты. А потом стали рассказывать про скандал, приключившийся с выдающимся политиком сопредельной державы. Мне сделалось скучно, и я перевела взгляд на Серёжку. Меня поразила злая усмешечка на его лице. Он перехватил мой взгляд.

— Редкостная сволочь, не находишь? — спросил Сергей.

Я пожала плечами. Мне было всё равно. В это время политик начал громко возмущаться по поводу того, как именно его подставили. При этом он излагал подробности. Оказывается, обидели его в славном городе Париже. Сергей засмеялся. Я с внезапно вспыхнувшим подозрением посмотрела на него и поинтересовалась:

— Кстати, как там в Париже?

Сергей выключил телевизор и мечтательно улыбнулся.

— В Париже, энаморада, классно… Я тебе его скоро покажу.

— Ну-ну, — пробормотала я, вспомнив ужимки господина Харькова.

— Скоро, — повторил Сергей и добавил. — Накинь что-нибудь. Сейчас тут один явится…

Я влезла в бельё и принялась натягивать спортивный костюм. Когда я уже облачалась в куртку, позвонили в дверь.

— Ты ясновидящий? — спросила я у Серёжки.

— Ага, — охотно признал он. — Я его в окно видел. Иди, открывай.

На пороге оказался Юрка. Я молча посторонилась, впуская его.

— Я заходил к твоим, — сказал он. — Алина Михайловна отправила меня сюда.

Я сильно засомневалась в том, что мама так поступила.

— Она беспокоится, — упрямо добавил Юрка. — Почему ты ещё не готова? Пошли, нам пора.

Я физически ощутила сзади присутствие Галицына. Он обвил меня рукой под грудью и тесно прижал спиной к себе.

— Она никуда не пойдёт, — объявил Сергей.

Я видела, как Юрка взглянул на него и сразу отвёл глаза.

— Ей надо учиться, — стоял на своём Марков.

— Не сегодня, — сказал Сергей.

— Собирайся, — сказал мне Юрка.

Я шевельнулась, но Сергей не отпустил. Вместо этого он протянул Юрику крошечный диктофончик.

— На, запиши. Она потом послушает.

Эти двое разговаривали так, будто меня здесь нет, будто я школьница несмышлёная, а они мои законные опекуны. Юрка уставился на него поверх моей головы и пошёл пятнами. Он собрался ещё что-то сказать, но перевёл взгляд на меня и передумал. Юрка повертел в руках диктофон, хмыкнул и сообщил:

— Вечером принесу.

— Не стоит трудиться, — ответил Сергей. — Просто слей в сеть всё, что запишешь. Ручаюсь, она послушает.

— Я приду, — хмуро повторил Юрка.

Когда за ним закрылась дверь, Сергей развернул меня к себе лицом.

— Поговорим?

— Давай, — согласилась я, понимая, что лучше всё выяснить сразу.

Сергей привёл меня в комнату. Я попыталась убрать постель, но он не позволил. Обвалил меня на подушки и навис сверху. Уставился через прищур. Неприятно так… Я отодвинулась и стала рассказывать, кто такой Юрка и что меня с ним связывает. Про нашу работу я говорила. В какой-то момент увлеклась и поняла, что размахиваю руками и изъясняюсь терминами. Я запнулась.

— Угу, — сказал Серёжка. — Что такое карбокси — трам-пам-пам-педаза?

Мне стало смешно. Сергей лёг ничком.

— Харьков говорил, что это какое-то оружие…

— Это, — сообщила я, — белок-реагент.

— Ваш вирус, — уточнил Сергей.

— Мы думаем, что он искусственного происхождения, — охотно пояснила я. — И у него очень короткий инкубационный период. Вследствие чего, да, можно использовать как оружие.

— Он убивает? — спросил Сергей.

Я призналась, что не знакома со статистикой. Этим занимается другая группа. Отчётов их мне видеть до сих пор пока не приходилось.

— Как он действует? — спросил Сергей.

Я снова принялась объяснять. Галицын поморщился.

— Стоп, — сказал он. — Простыми словами.

Я задумалась. Потом поняла, что его интересует не механизм, а результат.

— Эта штука отключает дыхательную функцию. На уровне нейронных связей. Человек забывает, как надо дышать.

— Гадость какая, — пробормотал Галицын. — А вы, значит, придумываете лекарство?

— Нет, — сказала я. — Мы пытаемся синтезировать антиген. Ну, чтобы эта гадость просто не срабатывала в организме.

— И получается? — ухмыльнулся Сергей.

— Уже получилось, — сказала я.

— Вот так вот сами и одни? — выгнул он бровь.

— Ну, почему одни, — сказала я. — Куча народу помогает, в том числе один по имени Соло…

— Так вот это что было, — пробормотал Сергей.

Он закрыл глаза и замолчал надолго. Я шевельнулась под его рукой. Завалив меня на подушки, он так и оставил руку у меня на груди.

— Пойду поесть приготовлю, — сообщила я.

Его рука потяжелела. Он не отпустил.

— Ещё одно, — пробормотал Сергей. — Этот деятель утверждал, что ты его женщина…

— Когда? — удивилась я.

— Там ещё, — поморщился Сергей, — в горах…

Можно было отпереться. Поначалу я так и собиралась сделать. Не получилось.

— Тебя уже не было, — пробормотала я.

Сергей открыл глаза и сел.

— Значит, правда… Н-ну, и как он?..

Я не собиралась предавать Юрку. Этого человека я тоже любила, вот в чём была вся штука.

— Что ты хочешь знать? — злобно спросила я.

Я видела, что ответ у него готов. Но он так и не решился ничего уточнить, а я не стала ему помогать. Поднялась и ушла на кухню.

Вечером Юрка всё-таки пришёл, причём не один, притащил с собой группу поддержки в лице Суворина и Ларисы. Артём был на нервах и нёс всякую пургу. Мы были привычные, а Сергей снова сделался замороженным. Мне был крайне неприятен этот хищный его вид, но я не знала, как помочь. Просто постаралась немного убавить пышный суворинский фонтан и стала расспрашивать его о том, как продвигается сериал. Но Тёмка никак не хотел успокаиваться. Это, в общем-то, было к лучшему. Всё внимание оказалось прикованным к нему.

Так продолжалось до тех пор, пока Артём не заметил папин коньяк.

— О! — сказал он и уставился на Серёжку. — Выпьем?

Лариса всполошилась.

— Цыц, бабьё! — прикрикнул Артём

Лариса буквально взвилась и принялась лупить его по спине. Артём выгибался и старался от неё отодвинуться. Поднялась немыслимая суета. Сергей деревянным движением протянул руку за бутылкой.

— Будешь? — со вздохом спросила я у Юрки.

Марков кивнул. Я достала три рюмки. Лариса надулась. В другой раз я бы её поддержала. Суворинский алкоголизм уже перестал быть хохмой и начал становиться проблемой. Но сейчас я помнила, что мне этот коньяк накануне помог. Я надеялась, что поможет он и Артёму. Сергей молча поднял свою рюмку и с ожиданием уставился на Суворина.

— А за Полину! — сказал вдруг Артём.

Сергей и Юрка разом взглянули на меня, а потом друг на друга. Юрка выдержал тяжёлый взгляд Галицына и, улыбнувшись мне, опрокинул в себя рюмку. Сергей пил медленно, явно получая удовольствие. А Суворин вдруг поднялся и отправился в прихожую к большому зеркалу.

Сначала было непонятно, чем это он там занимается. Потом Лариса, которой было лучше видно с её места, прыснула и испуганно зыркнула на Серёжку. Галицын откинулся на стену и тоже начал наблюдать за Артёмом. Я догадалась, что Тёмка примеряет новое выражение лица. Можно было и не сомневаться — чьё.

— Завтра зайду за тобой, — сказал мне тем временем Юрка. — Змеев опять про тебя спрашивал. И папа… А, забыл!

Юрка вскочил, вышел в прихожую. Там он остановился за спиной у Артёма, некоторое время любовался, тоже скорчил рожу и скрылся под вешалкой. Он вернулся с большим бумажным свёртком, минут пять разворачивал, скидывая на пол всё новые газетные слои. В итоге у него в руках остался крошечный малыш знакомого мне фаленопсиса — бело-розовый с фиолетовыми тенями под лепестками.

— О-ой, — умилённо сказала Лариса. — Какой…

Юрка поставил на стол растение и сказал мне:

— Это от папы. Он уверен почему-то, что ты оценишь.

Я непроизвольно заулыбалась. Это был ребёнок той самой Снежной Красавицы.

— Да, — сказала я. — Передай спасибо. Да.

— Сама передашь, — напомнил Юрка. — Завтра ты идёшь в школу.

Я кивнула. Сергей вдруг выбрался из своего угла и, распинав по дороге бумагу, вышел в прихожую. Артём повернулся к нему, и я увидела, что он добился-таки у себя этого кошмарного игуаньего выражения на лице.

— Насмехаться? — грозно спросил Сергей. — Вот я тебе сейчас понасмехаюсь!

Он ухватил Артёма за шею каким-то жутким захватом и принялся гнуть. В первый момент я испугалась, но увидела, что Серёжка улыбается. Меня разом отпустило. Зато Лариска сорвалась с места и помчалась спасать свою любовь. Началась отчаянная возня с писком и шорохом. Пользуясь этим, Юрка поманил меня из-за стола. Я выбралась к нему, недоумевая. Юрка удостоверился, что из прихожей нас не видно, и принялся меня целовать. Голова закружилась в момент. Я вырвалась, но Юрка всё равно смотрел на меня с победным выражением, видимо, почувствовал мой отклик. Я запаниковала, и, как всегда в таких случаях, принялась мыть посуду.

Те трое укатились в комнату. Потом к нам пришла Лариса. Она поинтересовалась, чем помочь.

— Есть хочешь? — спросила я. — Вон там картошка. Берись.

Лариса привычно выволокла из-под стола ящик и взялась за нож. Юрка уселся на подоконнике с сигаретой.

— Расскажите, — попросила я. — Что там на проекте?

И они принялись рассказывать, ссорясь и перебивая друг друга. Ох, как мне захотелось в лабораторию! Я выключила воду и стала помогать Ларисе. Краем уха я прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Сергей и Артём разговаривали, причём громко и весело.

— Сходить за вином? — спросил Юрка.

— Не надо, — подала голос Лариса. — Он, этот… Сергей, да?.. Он заказал что-то по инету. Сейчас привезут.

И точно. Через некоторое время в дверь позвонили. Юрка пошёл открывать. Потом вернулся к нам.

— Слушай, — сказал он мне шёпотом. — У тебя есть деньги? Мне не хватает.

— Конечно, — ответила я. — А сколько надо?

Юрка назвал сумму. Меня качнуло.

— Он, что, сдурел?

Я кинулась в комнату. Эти двое сидели на полу, вокруг них были рассыпаны фотографии. Они предавались воспоминаниям и допивали коньяк.

— Чего? — спросил Сергей.

Я объяснила — чего. Он встал, вышел в прихожую, пробыл там не больше минуты. Я даже не успела перекинуться с Артёмом и парой слов. Впрочем, итак всё было ясно. Тёмка сиял и лоснился.

— Иди, — сказал мне Сергей. — Разберись там, что куда…

На кухне уже стояла здоровая картонная коробка. Я вздохнула и принялась выгружать продукты и бутылки. Когда-то я это уже делала. Юрка снова закурил. Выглядел он очень униженным. Лариска сначала тоже притихла, а когда из коробки появилась кювета с клубникой, жалобно посмотрела на меня.

— Одну, — сказала она. — Можно?

Я рассеянно кивнула.

Юрка засобирался домой. Я не удерживала. Уже у порога он неловко поцеловал меня в уголок рта и напомнил, что утром зайдёт.

— Не надо, — сказала я. — Сама приду.

Потом я стала звонить родителям. Думала, что нарвусь на панику и упрёки. Но Юрка, оказывается, меня опередил. Он ещё утром отчитался о своём первом визите. Я сердито наговорила маме резкостей и попросила не лезть в мою личную жизнь. Голова у меня буквально раскалывалась.

Лариска же порхала вокруг стола, расставляя, украшая и раскладывая. Вполголоса работал телевизор. Там крутили очередную серию пресловутого сериала. Я злорадно ухмыльнулась и прошагала в комнату. При моём появлении там замолчали. Видимо, я прервала какой-то серьёзный разговор. Я включила телевизор, настроила нужную программу и форсировала звук.

Некоторое время Галицын с недоумением смотрел на экран. Потом понял и взглянул на Артёма. В телевизоре второй Суворин как раз обнимал очередную красотку и чего-то такое прочувствованное произносил. Я кинула Сергею пульт и ушла на кухню. Лариска была вся в сериале. Там герой уже куда-то мчался на мотоцикле. Я отвлеклась, проверяя готова ли уже еда. И в это время в комнате раздался жизнерадостный хохот.

На кухню пришёл дымящийся негодованием Артём. Он закурил под открытой форточкой и вдруг удивился:

— А где наш биолух?

— А что развеселило Галицына? — тем же тоном спросила я.

Артём в момент надулся. А я пошла звать Серёжку к столу. Он убирал фотографии и всё ещё улыбался, искоса поглядывая на экран. Сначала я хотела задать вопрос по поводу его веселья, потом вспомнила свою первую реакцию на этот сериал и передумала. Я прислонилась к косяку и стала смотреть. Сергей был сейчас оживлённый, весь какой-то просветлевший, совсем такой как раньше. Только ретроспекция эта не спасала. Нынешнего Галицына я не понимала, вот хоть ты тресни.