Песенка про любовь (СИ)

Глава 15

В тот самый день я вдруг увидела, что пришла весна. Вернее, я давно уже знала, что наступил май, и по погоде меняла свои одёжки. Но увидела я весну именно в тот день. С утра у нас была защита нашей научной работы. Наша группа собралась в лекционном зале. Все были принаряженные и торжественные. Ромка почему-то очень нервничал, гораздо сильнее, чем мы трое. Лариса сияла. Накануне они с Сувориным оттащили заявление в ЗАГС, и теперь на личике её было написано, что жизнь удалась.

В зале было полным полно учёного народа, наших сторонников и оппонентов. Причём это были люди не только из нашего университета, а, похоже, со всей страны, исследователи и практики. Юрка потихоньку рассказывал нам, кто из них кто. Он держался очень уверенно, помогая нам с Ларисой избавиться от страхов. Только я всё равно ощущала внутренний холодок. Ей богу, когда мы затевались с нашим исследованием, я и вполовину не представляла, как всё серьёзно.

Зато когда обсуждение началось, волнение из меня куда-то улетучилось. Потому что главная расстрельная команда выбрала основными мишенями нас с Ромкой. Вопросы сыпались со всех сторон. Пока я отбивалась, Шнайдер очень чётко выдавал демонстрационные материалы. Он был просто молодец. В затруднительные моменты я смотрела то на него, то на Юрку. Мальчишки каждый раз меня выручали. Короче говоря, когда всё кончилось, я испытала такую невероятную лёгкость, что немедленно захотелось изобразить здесь нашу с Юркой тарантеллу.

— Ты чего улыбаешься? — спросил Марков.

Я рассказала, продолжая веселиться и пытаясь предположить, какие физиономии сделались бы сразу у всех присутствующих. А Юрка неожиданно помрачнел.

— Господи, — проскулил он. — Это же уже сегодня!

Я с недоумением уставилась на него. И вот тут-то и выяснилось, что хвалёный Юрочка поболее моего боится предстоящего выступления, что когда он влезал во всё это (из-за меня!), он не думал как-то, что ему действительно придётся выходить на сцену. Выходить и при большом стечении народа… Я злорадно ухмыльнулась, но, видя, что ему и в самом деле плохо, сказала, что он классный, и что всё будет хорошо.

— Братцы, я есть хочу, — сказала вдруг Лариса. — С утра не могла ни крошки проглотить.

И мы пошли в кафе. И вот тут-то я и заметила, какие большие и яркие листья на деревьях, какое глубокое и синее небо над головой, и как всё вокруг цветёт и радуется.

До конкурса оставалось несколько часов. Я предложила пойти ко мне и ещё раз примерить костюмы. Лариса спросила, можно ли она позовёт Суворина. Я пожала плечами. Я больше не сердилась на Артёма.

Вот только в своей эйфории я совсем забыла, что такое этот сумасшедший лицедей. Примеряя перед зеркалом костюм, я краем уха слушала его разглагольствования о том, что первейшее дело перед выступлением хорошенечко вмазать. Это добавляет куражу и напрочь снимает зажатость. Суворин сыпал всякими историями из серии «Волобуев, вот твой меч!» Юрка с Лариской хохотали до упаду. В какой-то момент я почувствовала неладное и повернулась.

Но было уже поздно! Имела место бутылка с алкоголем, опустошённая на две трети. Я ахнула. У Юрки глаза смотрели в разные стороны, а движения были нечёткими. Я заревела от ярости и безнадёжности. Столько было принесено жертв, столько затрачено усилий и ради чего? Ради того, чтобы сейчас Марков мертвяком свалился на диван и отключился до завтра? Они перепугались.

— Полька, ты чего? Чего ты, Полина? — принялись они твердить на три голоса.

Я схватила валявшийся на стуле какой-то журнал и принялась охаживать мальчишек. Они закрывались руками, уворачивались, хохотали.

— Полька! — закричал Суворин. — Да это же всего лишь слабенькое винцо! Да его обдует через полчаса! Я ведь помню, что он слабак! Полька, ай, перестань!

— Что-о?! — вскричал Юрик. — Я слабак?! Я?!

Они устроили возню с выкручиванием рук и подножками. Как дети, ей богу. А Лариса погладила меня по плечу.

— Полька, — сказала она. — Ты просто устала. Отдохни. Может, приляжешь? Ты работала всё это время как безумная.

Но расслабляться было рано.

— После конкурса, — сказала я. — Напьюсь. И буду спать тридцать лет и три года.

Лариса фыркнула.

— Как ты вообще решилась на это выступление? На тебе итак было столько всего…

— Кулибин, — простонала я. — Задурил. И никто не заступился. — Я обвинительным жестом уставила на неё палец. — Даже староста!

— Я просто не успела! — вскричала расстроенная Лариса.

— Эй! Не расслабляться! — рявкнул Артём. — Полька, ну-ка!

Он всучил мне стакан с вином, а сам схватил журнал, которым я их лупила.

— О-о, — сказал он. — Я-то думал, что ты гламурная барышня, а ты «Плейбой» почитываешь!

— Что? — удивилась и разозлилась я. — Да ты сам его притащил наверное!

— Свежачок, — продолжал издеваться Артём. — А где ты хранишь остальную коллекцию?

Мальчишки склонились над журналом, хихикая и отпуская замечания в мой адрес, а я моментально вскипела. Я выдрала у них журнал и вдруг увидела, что это французская версия издания. Я тут же забыла о них. Журнал у меня снова отняли, и я это позволила. Выпила вино и повела взглядом по комнате.

Переживательный день выбил меня из колеи, поэтому я и не заметила ничего сразу. Во-первых, был выключен монстр. Во-вторых, в углу на кресле лежала подозрительного вида серая пыльная ветровка. В-третьих, покрывало на кушетке было смято так, будто на нём лежали. Этого мне хватило. Я извлекла из своего рюкзачка мобильник и набрала номер. Вот только ничего не изменилось. Абонент опять оказался недоступен.

Я прижала кулак с мобильником ко рту, раздумывая, не позвонить ли Харькову. Решила, в конце концов, что это плохая идея. А вдруг он скажет, что это был миг, и мы разминулись с Серёжкой. Не-ет, мне требовалась уверенность или, по крайней мере, твёрдая надежда хотя бы на последние пару часов. Чтобы задобрить судьбу, я отправилась на кухню и принялась за готовку.

Постепенно вся толпа перебралась ко мне.

— Ты зачем? — неуверенно спросила у меня Лариса.

— И правда, что за блажь? — небрежно поинтересовался Юрка.

— Успокаивает, — процедила я сквозь зубы.

В результате мы чуть не опоздали к жеребьёвке. Тянуть шар пришлось мне. Номер нам попался предпоследний. Это было плохо, как сказал Суворин, можно было переволноваться и перегореть. Деловитый общественник Колька, который нарезал вокруг нас круги, тут же загорелся и предложить задействовать какие-то связи, чтобы всё переиграть.

— Николай, — веско сказал Юрка. — Не позорь нас!

Колька заюлил и куда-то смылся. Перед Юркой он робел. Да и вся наша группа поддержки, состоящая из младшекурсниц, смотрела на Маркова квадратными глазами и давилась слюной. Юрочка был хорош сейчас в романтической шёлковой блузе и шёлковых же клёшах. При этом все уже знали, что наша защита прошла на ура. Да и сам факт сборища научной общественности страны по нашему поводу не на шутку взбудоражил факультетский народ. А теперь ещё и конкурс…

Я поухмылялась про себя и отправилась искать место, откуда можно было бы видеть другие выступления. Суворин вопил мне вслед, что не надо этого делать, вот только из двух зол, одним из которых был он сам, я решила выбрать меньшее.

В общем, у всех мозги сработали так же как у меня, все делали вещи контрастные в сравнении с прошлогодним фурором филологинь. Мне понравились математики. Не мудрствуя лукаво, они соорудили патриотический постановочный номер. Вальс «В лесу прифронтовом». Массовка. Одна работающая пара. И соответствующие декорации. У меня над ухом задышали. Я покосилась через плечо.

— Ну как? — спросил Шнайдер.

— Приз ваш, — с уверенностью сказала я. — Да ещё ребята хорошо работают. Вальс безупречен.

— Юрка-то, — сказал Шнайдер. — Прям звезда балета…

Он заржал.

— Подойдёшь к нему с этим — убью, — пообещала я. — После конкурса хоть заприкалывайся! А сейчас исчезни лучше!

— Грубая ты, Гаймуратова! — с удовольствием сообщил мне Ромка и пошёл навстречу своим, которые закончили выступление.

Потом были ещё несколько вальсов, кадриль, сиртаки… Танго тоже имело место, причём под неожиданный «уголовный» шансон. Впрочем, эта вещь давно уже считается классикой.

«Не печалься, любимая, за разлуку прости ты меня.

Я вернусь раньше времени. Дорогая, прости.

Как бы ни был мой приговор строг…»

Работало несколько пар. Ребята были одеты в стиле героев «Дети Арбата». Идея выглядела понятной. Но я сильно засомневалась, что жюри одобрит. Так оно потом и вышло.

За два номера до нас меня снова зацепил Суворин и насильно влил в меня алкоголь. Я от души врезала ему по ногам.

— Вот обожди, — злобно сказала я. — Приедет Серёжка, от тебя мокрого места…

Суворин протяжно засвистел, а я примерилась повторить пинок. Артём увернулся. Я глянула на своего партнёра. Юрка был пятнистый от волнения и какой-то отрешённый. Такой он мне был не нужен. Пришлось пойти на жертвы. Я подошла, сильно прижалась и изобразила поцелуй изнемогающей от страсти любовницы. Марков очнулся и так сдавил мои рёбра, что внутри у меня что-то сместилось и хрустнуло. Ели-пали…

— Куда? — процедила я, заметив, что он вообразил невесть что. — Наш выход!

Музыки ещё не было, но на заднике возникла световая декорация нашего номера. Это был берег моря. Волны накатывались, казалось, прямо на сцену. Это пол так бликовал. Мне понравилось. Потом пошли первые такты минусовки «У моря, у синего моря…» Я начинала. Выметнулась на сцену и принялась рисовать свои дорожки. Было так классно в этом свете. Боялась я только одного, что Юрка опоздает со своим вступлением или вообще струсит. Но когда пошла собственно песня — я выбрала агутинский вариант исполнения — Юрка возник рядом, причём достаточно эффектно. Мы сорвали аплодисменты.

Сам номер длился положенное по регламенту время, но из-за стремительности мелодии и ритма казался очень коротким. Этого я, собственно говоря, и добивалась. Когда после выступления мы на несколько секунд замерли перед поклоном, наступила такая гробовая тишина, что я услышала тихий шёпот Маркова.

— Какой позор, — пробормотал он.

Но вот пошёл поклон, а с ним зал взорвался аплодисментами. Наши бесновались с флагами и лентами. Это было понятно. Все поддерживали своих. Но в других секторах тоже хлопали весьма активно. Я улыбнулась в зал и потащила ошалевшего Юрку за кулисы.

— Вух! — громко сказал он. — Я уж думал конец мне…

Что он имел в виду, я так и не узнала, потому что на нас налетела толпа, состоявшая из группы поддержки и ещё какого-то народа. Откуда-то взялась сирень, целое море сирени всех цветов и оттенков. Я никак не могла отдышаться. Мне было жарко, и до смерти хотелось пить. Я оглядывалась в поисках своей одежды, потому что знала по опыту, что через пять минут уже начнёт прошибать ознобом. Но Лариска с моими джинсами и пуловером куда-то запропастилась!

Я снова повела взглядом и увидела его. Серёжка в небрежной позе прислонился к какой-то стремянке, очень светлый в сумраке кулис. Он опирался локтем на ступеньку, а из кулака у него свисал пучок маргариток. Он не забыл про мои любимые цветы! Ура! И он вернулся!!! Яростно выдираясь из чьих-то объятий, я кинулась к нему. Была поймана на полпути и закутана всё в ту же серую ветровку.

— Браво, энаморада, — пробормотал он.

Я выпростала руки из-под ветровки и самозабвенно повисла на нём. Слов у меня не было никаких, мысли вымело из головы невероятным ураганом. Недавняя злость и лихорадка переплавились в немыслимое счастье до неба.

— Пошли отсюда, — сказал Сергей.

Я кивнула. Да, скорее отсюда! Я так устала, я была так рада. Я хотела только домой. Только фиг дали уйти. Сначала над ухом что-то забубнил Суворин, потом развякалась Лариска. Вокруг нас образовалась толпа. Я снова закипела от злости. А Серёжка развеселился. Он и правда был какой-то светлый-пресветлый сейчас. Приглядевшись, я поняла, в чём дело. Галицын нарядился в песочного цвета джинсы и жёлтую рубашку. Это был какой-то невероятный цвет — между блекло-лимонным и золотым. Такие простые и приятные вещи обычно бывают невероятно дорогими. А ещё Сергей был загорелый… Об этом с ним и заговорил Суворин.

— На Ривьере нынче хорошая погода? — поинтересовался он.

— Отменная, — сообщил Сергей и добавил. — Наверное…

Потирая лапки, к нам пришёл Колька Кулибин.

— Вы понравились, — сказал он. — Сейчас как раз решают, кто победил — мы или математики.

— Угу, — сказала я и увидела Лариску с моей сумкой. — Дай сюда, — велела я ей и попросила мальчишек загородить меня спинами.

— Ты что?! — вскричал Кулибин. — А круг почёта?!

— Математики станцуют, — сообщила я и решительно натянула джинсы.

Так оно всё и вышло. А нам вручили приз зрительских симпатий, торт там какой-то. Уже после всех реверансов, когда я рвалась к Сергею, меня остановила хорошенькая девчушка с первого курса.

— Полина, — стесняясь, спросила она, — вы пойдёте в общагу? Юра говорит, что без вас не пойдёт…

У неё был такой восхитительный пухлый рот и наивный вид. И судя по тому, как именно было произнесено это «Юра говорит», имело место трепетное чувство. Я ухмыльнулась.

— Ты хочешь, чтобы он весь вечер таращился только на меня?

Она беспомощно опустила руки.

— Соври, — посоветовала я мимоходом.

Сергей всё ещё разговаривал с Сувориным. Я сходу вцепилась в него и попросила:

— Бежим!

— Извини, — с тонкой улыбочкой бросил Сергей Артёму, а мне сказал, — Есть хочешь?

— Дома полно еды, — поспешно сообщила я.

Тогда он заикнулся про ресторан и танцы. Танцы! Я взвыла. Галицын рассмеялся и извлёк из кармана ключи с брелоком.

— Вас подвезти? — спросил он у Артёма.

Я из-за его спины показала Суворину кулак.

Тёмка тут же сделался равнодушным и рассеянным.

— Не-ет, — протянул он. — У Ларисы тут ещё какие-то дела…

Не собиралась я сегодня ни с кем делить моего мужчину! Потом быть может, но не сегодня! Боялась я только того, что из-за усталости вырублюсь раньше времени. Собственно, я и уснула в машине. К счастью, добирались мы долго из-за всех этих пробок на дорогах. Так что я вполне очухалась к тому моменту, когда он припарковался и вознамерился тащить меня на руках.

— Не! — поспешно сказала я. — Сама!

Не хватало ещё, чтобы он тащил меня на глазах всего подъезда! По случаю тёплой погоды все тётки повылезали на лужайку перед домом со своими внуками и питомцами. Мы шли по дорожке через детскую площадку, а нам улыбались со всех сторон. Это был настоящий день возвращения Сергея Галицына. Несколько тётушек не удержались от того, чтобы обнять его и всплакнуть. Серёжка стеснялся, но охотно принимал заверения в их глубокой приязни. Снова вспоминали Валерию Сергеевну. Я бы полжизни отдала за то, чтобы и меня когда-нибудь вспоминали вот так вот, с любовью, невероятной теплотой и лёгкой грустью.

А в квартире нас ждали мои родители. Они не знали ещё, что Сергей вернулся. Просто пришли узнать, как прошла моя защита и что было на конкурсе. Мы ввалились на кухню в обнимку, целуясь на ходу, и замерли, наткнувшись на моих родителей. У папы сделался раздосадованный вид. А у мамы неожиданно задрожали губы.

— Серёжка, — пробормотала она. — Это ты. Ты вернулся…

Получилось, будто до мамы только что дошло, что он жив, что он дома. Мама потянулась его обнять, и Сергей качнулся навстречу. В этот момент я поняла, как не хватало ему такой вот встречи, как он тосковал по Валерии Сергеевне. Мама обняла его и взъерошила волосы на голове.

— Господи, седина, — проговорила она и ударилась в слёзы.

А я и не замечала как-то до этого. Пока мама обнимала его и причитала что-то, батюшка мой засопел и полез искать коньяк. Короче говоря, мы классно посидели с моими родителями, а потом любились полночи.