Глава 8
Песнь жизни Роберта
Мама сидела у кровати Роберта. Время от времени она клала руку на его влажный лоб. У него опять жар. Элиза тихо ходила взад - вперед. Она дала больному немного попить, а затем села рядом с матерью. Роберт с трудом понимал, что происходит вокруг него. Часто слышали, как он бормочет:
- Дэвид, ты был прав. Я должен служить Господу.
Затем внезапно, более решительно:
- Констанс, вот поэма для тебя. Не выбрасывай ее.
И вновь показалось, что он тихо поет с улыбкой на своем худощавом лице. Мама не могла этого вынести. Теперь Роберт выглядел точно так, как Дэвид. Почти четыре года прошло с момента его смерти. Неужели теперь они потеряют еще и Роберта?
Немного позже пришел доктор. Он подошел к его кровати, пощупал пульс и серьезно сказал:
- Это критическая точка болезни.
Роберт что-то прошептал, и Элиза наклонилась к нему, чтобы разобрать слова.
- Иегова Цидкену, Иегова Цидкену, - звучит из его уст; он опять улыбнулся. А затем, после нескольких беспокойных минут, которые показались часами, он мирно заснул.
- Самый опасный момент позади, - сказал врач и ободряюще пожал руку матери Роберта.
Прошло довольно много времени, прежде чем Роберт выздоровел. Мама и Элиза часто сидели с ним в его комнате.
- Я думал, что умру, - сказал однажды Роберт мечтательно, когда его щеки немного порозовели.
Элиза серьезно посмотрела на брата:
- Неужели ты не боялся умереть?
- Вначале боялся. Я не знал, есть ли у меня Поручитель за мою вину. О, тогда я очень боялся и волновался. Но Господь милостиво утешил меня и дал покой. Это было так необычно. Казалось, что строки поэмы звучали в моей голове. Даже сейчас эти слова возвращаются ко мне. О, как бы я хотел записать их, но не знаю, хватит ли мне сил.
- Об Иегове Цидкену? – спросила Элиза. – Ты все время повторял эти слова.
Роберт с удивлением кивнул:
-Да, именно об этом. Эти слова означают: «Господь – наша Праведность». Мне казалось, что вся моя жизнь прошла передо мною. Строки и теперь продолжают всплывать в моем разуме. Я думаю, что Господь наставил меня написать эти слова и для других. Ты сделаешь это, Элиза?
Приглушенно и с благоговением он начал:
Я был чужестранцем для Бога и благ,
Не чувствовал бремя, не знал, кто мой враг.
Друзья говорили: «Спасенье – Христос»,
Иегова великий был мне незнаком.
Я часто читал в утешенье души
Страницы пророков Господних в тиши.
Они изрекли о кровавом кресте.
Иегова великий далеким был мне.
Как девы Сиона рыдали у скал,
Я плакал от мысли, что так Он страдал.
Не знал, что мой грех ко кресту пригвоздил,
Иегова великий все ж чуждым был мне.
Елиза аккуратно записывала слова на листе бумаги. Роберт какое-то время пристально смотрел впереди себя:
- Каким гордым и ленивым глупцом я был. Я заботился только о себе. Наш Дэвид знал это. Он предупреждал меня, но я не слушал его. Пока он не умер. А теперь я знаю, что должен сказать это. Ты пишешь, Элиза?
И свет пробужденья с высот засиял,
Я смерти страшился и весь задрожал.
Найти избавленье! Укрыться мне где?
Иегова великий спасает везде!
Роберт устало откинулся на подушки. Глубоко взволнованная мать и Элиза смотрели на него. Казалось, они стояли на святой земле.
- Подожди, Элиза, за этими должны быть еще стихи. Песня на этом не заканчивается; слава Богу, нет. О, похоже, слова вкладываются в мой ум, а мне остается лишь повторить их. Если бы позволили силы, я бы запел.
Его голос вновь радостно зазвучал, когда он продолжил:
Все страхи исчезли пред милостью той
И все преступления. Обрел я покой.
И в жизни течет благодати струя –
Иегова великий стал всем для меня.
Иегова великий – мой мир и покой.
Иегова великий! Я буду с Тобой.
Я в Нем лишь укроюсь от жизненных бед.
Мой якорь, мой посох, мой щит и мой свет!
И если долиною смерти пойду,
Лишь в Нем подкрепленье, опору найду;
Когда же закончу дорогу свою,
«Иегова великий» тогда воспою.
Неделю спустя, когда Роберту стало лучше, он аккуратно переписал поэму, которую Элиза бегло набросала. Он также сочинил к ней мелодию, чтобы ее можно было петь.
- Я посвящаю эту поэму вам, дорогие родители, - сказал он. – Мы всегда сочиняли для вас песни в честь дня рождения, а теперь я даю вам песнь моей жизни. Можем ли мы выучить ее и спеть вместе?
Отец и мать Роберта были тронуты. Они кивнули и дрожащими голосами запели вместе с ним.