Песнь песков

ГЛАВА 17

Реза показалось, что у него оторвали руку, и он закрыл глаза. Потом он буквально подпрыгнул на месте, словно его только что освободили от невидимых пут.

Пистолет валялся на земле. В воздухе пахло порохом. Он с глупым видом смотрел на Нею, которая стояла прямо перед ним, с искаженным от боли лицом, поддерживая левой рукой окровавленную правую кисть, в разорванной плоти торчали осколки кости.

— Простите, капитан, но она собиралась вас убить! — произнес голос. — Она вас загипнотизировала! Вы позволили бы себя убить, как ягненок!

Он медленно повернулся к своему агенту, стоявшему в углу с дымящимся автоматом в руке, оружием, которое было еще направлено на Нею.

— Прекрасная работа! — сказал он.

— Прикажете ее прикончить? — спросила майор Волова, указывая на Нею, неподвижную и молчаливую.

— Нет, не сейчас! Пусть сначала немного поспит.

Он приблизился к ней и оглушил сильным и точным ударом в висок. Она беззвучно упала и, скорчившись, осталась лежать на земле. Какое-то мгновение он смотрел на нее. Загипнотизировала! Он забыл о власти ее зеленых глаз, забыл о силе ее воли. Встряхнувшись еще раз, он обратился к майору Воловой:

— А где остальные? Похоже, им удалось обмануть наши радары?

— Они в соседней галерее. Размышляют о смысле жизни.

Размышляют… очень подходящее слово, с горечью подумал Роман.

Руки в наручниках были заведены высоко за голову, шею охватывал железный ошейник, похожий на те, что они нашли в пещере на дне озера. Цепь, на которой он висел, крепилась к балке, и он вынужден был стоять на цыпочках. У его ног, привязанный к подпорке, лежал Д'Анкосс, он был без сознания и тяжело дышал.

Их взяли наверху, в то время как они, спрятавшись за грудой камней, ждали Нею. Они услышали, как тормозит машина, и вжались в горячие камни. Татьяна появилась совсем с другой стороны, не той, откуда слышался шум мотора, она набросилась на них, как кошка, держа автомат, готовый выстрелить.

Он попытался осознать то, что происходит в данный момент. Благодаря хорошей акустике в галерее, где он находился, было хорошо слышно то, что происходит в соседней. Выстрел: на короткий миг он испытал радость, когда ему представилось, что у Неи все получилось, что она уничтожила Реза. Тогда ему было уже известно, что в помещение проникла Татьяна. Затем, мгновение спустя, он решил было, что Нея мертва, что Татьяна ее убила. Каким странным облегчением для него было услышать холодный и манерный Татьянин голос, когда она спрашивала, надо ли прикончить Нею! Но серьезно ли она ранена? Реза сказал: «Пусть поспит», значит, они ее усыпили?

— Как тебе удалось их обезвредить? — спросил тот.

— Довольно просто, — самодовольно ответила Татьяна. — Наш дорогой Роман — неисправимый романтик. Стоило мне немного попинать старого Д'Анкосса… Потом я ему сказала, что разнесу в клочья эту старую развалину, если он, Роман, не позволит мне себя связать.

— И он позволил?

— Да, особенно после того, как я немного попортила колено несчастному Антуану. Думаю, что он больше никогда не сможет ходить, но это не имеет значения, потому что ему и не представится такой возможности.

Словно ища доказательства ее словам, Роман взглянул на Антуана, который лежал по-прежнему без сознания, бледный от боли. Как ему пришло в голову сопротивляться? Получалось, что именно из-за него Д'Анкосс сейчас в столь плачевном состоянии! Он еле заметно дышал, а его левое колено представляло собой страшное месиво из костей и фиолетовой плоти, откуда струился ручеек крови. Он, разумеется, останется инвалидом на всю жизнь. Или, вероятнее всего, он будет мертвым инвалидом, как только что грубо намекнула Татьяна. А Нея… Боже, что же они с ней сделали?

Он не должен был соглашаться на эту бессмысленную авантюру. Как будто они призваны спасти мир! Клуб Троих против Отвратительного Человека Песков… Смешно! Лежать, съежившись в лодке, которая на всей скорости несется в водовороте, возникшем от ударной волны при землетрясении, между опасно сблизившимися вертикальными стенками, причалить у охровой шахты, выбраться на поверхность с Антуаном на спине, как будто скауты, проходящие на природе «курс выживания». «Кох Ланта» [39] в пустыне Кевир! Он действовал так же импульсивно и глупо, как тогда, когда тридцать лет назад слепо пошел за Антонией. Неужели он так ничему и не научился? Неужели в глубине души он так навсегда и останется неповзрослевшим ребенком, обрекающим других на смерть? Бешеная собака, играющая с брошенными мячиками…

В огромном зале, залитом резким светом, Реза подобрал с земли пистолет Неи, засунул его за пояс и спросил:

— А что англичанин?

Ян. Роман напряг слух.

— Я выполнила приказ, — ответила Татьяна. — Он нейтрализован, но жив. Хотя, по правде сказать, я не понимаю…

— Поймешь, когда придет время! — оборвал ее Реза, приглядывая краем глаза за Неей, которая все еще лежала без сознания.

Зачем здесь вообще нужно время? Уцепившись за оперение его стрелки, находящейся в постоянном движении, можно было только терпеть, пока резкие воздушные потоки постепенно, как плоть от костей, отделяют нас от нашей собственной субстанции, а затем отпускают и выбрасывают в вечную ночь.

— Где он? — спросил Реза.

— В машине, которая его подобрала. Он спит. Кетамин, — уточнила она, — довольно сильное анестезирующее средство, которое применяется в ветеринарии.

Реза нахмурился:

— Нужно, чтобы его устранили и выбросили тело где-нибудь подальше. А пока попроси водителя привезти его сюда. А еще пусть приведут проводника и профессора.

— А она? — спросила Татьяна, с недовольной гримасой указывая на Нею.

— Ею я сейчас займусь.

Казалось, Татьяна собиралась что-то ответить, но сдержалась и молча вышла.

Роман кусал губы. «Займусь» — это значит, что он собирается ее прикончить? Через несколько минут он это узнает. Нужно приготовиться.

Реза приложил свои огромные ладони ко лбу, примяв густые черные волосы, стал растирать спинку носа, пытаясь унять разыгравшуюся мигрень.

Быстрым шагом в помещение вошел колосс в зеленой униформе с Яном, переброшенным через плечо. Словно мешок картошки, он швырнул его в угол. Затем он вышел и почти тотчас же вернулся, неся Д'Анкосса, с посеревшим от страданий лицом, который по-прежнему не приходил в сознание. Его правое бедро было черным от запекшейся крови и грязи, левое колено казалось бесформенным месивом. Он положил его на землю чуть более осторожно. Тем временем в помещение вошла Татьяна, сопровождая Романа в наручниках, которого она вела на цепи, прикрепленной к железному ошейнику.

Нея… Она лежала здесь же, посреди этого огромного зала, украшенного странными рисунками, кисть в крови, на правом виске кровоподтек. Но она дышала! Что касается Яна, он выглядел не слишком хорошо, с огромной шишкой на голове, с лицом, синим от ударов, сухими, растрескавшимися губами и в разорванной одежде. Роман перевел взгляд на капитана.

Какое-то время они молча разглядывали друг друга, затем Реза раскинул руки, словно для дружеских объятий:

— Добро пожаловать к нам!

— К кому это «нам»? — спросил Роман.

— Неидентифицированным живым объектам! — расхохотался Реза. — А вот вы вскоре станете неидентифицированными мертвыми объектами, да будет мне дозволен такой каламбур. Полагаю, Нея вам все объяснила?

Роман не ответил. Он не отрываясь смотрел на Нею и с удовлетворением отметил, что ее грудь равномерно вздымается. Он вновь повернулся к Резе:

— Я в курсе ваших безумных проектов, капитан, если это действительно ваше звание. Вы решили сыграть роль сумасшедшего, который возомнил себя властелином мира. Признаюсь, я не совсем понимаю, какое отношение все это имеет к нам, мне и моим друзьям. К чему весь этот спектакль, позволю я спросить, если можно было просто нас убить и бросить наши трупы гиенам?

Татьяна вздохнула, словно сама она выступала именно за такое решение. Реза пожал плечами:

— Дорогой Роман, как сказала бы майор, тысячелетия жизни в подполье привили мне вкус к скрытности.

— Уничтожение целой деревни как-то плохо вяжется с тем, что вы сказали! — возразил на это Роман.

— Нас заставила это сделать группа экстремистов! — ответил Реза.

— Вы хотите сказать, что есть экстремизм над экстремизмом?! — воскликнул Роман. — А я-то полагал, будто Земля плоская и вы уже добрались до края.

— Вы не слишком забавны и не слишком умны.

— Надо же, именно то же самое я думаю о вас.

Татьяна опять вздохнула. Вот уж эти самцы! Вечное соревнование, кому достанется самая толстая самка! Как это скучно! Она пнула Яна носком ботинка, но он не пошевелился. Ей очень хотелось запустить ногти в белокурую щетину, покрывшую неровные щеки. Ласкать и царапать. Заставить его обратить на себя внимание.

— Оглянитесь же вокруг! — приказал Реза Роману.

Тот послушно осмотрелся. Огромное помещение площадью не меньше трехсот квадратных метров, еще одна проклятая пещера в залежах известняка, в центре которой — что-то вроде дольмена, откуда звездообразно расходились глубокие желобки, заканчиваясь возле приоткрытых люков. Возле дольмена — камня около восьми метров в длину — гигантское нагромождение каких-то железяк.

Он удивленно поднял брови и пожал плечами, словно говоря: «Да, вижу, ну и что?» — что, похоже, не слишком понравилось его собеседнику.

— Вы видите отпечатки на стенах? — бросил ему Реза приглушенным голосом, крылья его носа дрожали от гнева. — Это что, по-вашему?

— Руки, такие можно увидеть во всех доисторических пещерах… — позволил себе сказать Роман.

— Да, руки. Руки наших людей. Тысячи наших жили здесь, прикованные цепями и клейменные, как животные. Перед тем как идти на смерть, на бойню, они оставляли отпечатки своих рук на стене, чтобы на Земле сохранились воспоминания об их жизни.

Кто это говорит? Антуан приоткрыл глаза. Ему было больно, так больно, что он даже не мог определить, где именно концентрируется боль. Он весь был сплошной болью. Через сомкнутые ресницы он смог разглядеть связанного Романа, капитана Реза и Татьяну. Татьяна! Она его ударила, она стреляла в него, не испытывая ни малейшего волнения. Жестокая женщина, машина. С таким же безразличием она убила бы их всех. Потом он увидел отпечатки на стенах, и это зрелище заставило его задрожать, это была знакомая дрожь ученого в предвкушении открытия.

— Майор, — приказал Реза, — подведите своего дорогого Романа поближе, пусть посмотрит.

Татьяна, которая, судя по ее виду, скучала, как всякий, кто вынужден в тысячный раз выслушивать одну и ту же историю, потянула Романа за цепь и подвела его к куче железа, наваленного в центре помещения.

Только теперь Роман осознал, что перед ним нагромождение медных, бронзовых и железных ошейников, за каждым из которых тянулись длинные цепи. Куча достигала почти четырех метров в высоту, он подумал, что, должно быть, в этих местах томились в неволе тысячи и тысячи людей. Ошейники и цепи, заржавленные и покрытые темными пятнами, источали запах металла, пота и крови.

— У этого места есть своя история, — сказал Реза. — Долгая история. Хотите, я вам расскажу?

— Вы все равно расскажете, хочу я или нет, — возразил Роман. — Так что давайте!

— Спасибо, — ответил Реза, нечувствительный к иронии. — Нея, должно быть, сказала вам, что вместе с постоянной экспансией сапиенс началась борьба за охотничьи угодья, пока мы сами не сделались объектами охоты, что привело почти к полному нашему исчезновению. Немногочисленные, генетически изолированные, обладающие орудиями труда и оружием гораздо менее совершенным, мы смогли выжить лишь благодаря нашей способности слиться с природой. Мы расселились повсюду, от Испании до Австралии, притворившись, будто приняли ваши нравы и обычаи, лишь для того, чтобы остаться в живых.

От боли Антуан с трудом удерживал сознание, но он не хотел засыпать, он хотел слушать, хотел узнать, понять… Он приказал боли отступить, оставить его в покое, он приказал огню в своей груди утихнуть и попытался сосредоточиться.

— Около двадцати шести тысяч лет назад небольшая группа выживших, среди которых были наш Царь и Братство Магов, оказались здесь и нашли убежище под землей, на берегу моря, которое впоследствии исчезло, — говорил Реза. — Понемногу мы построили сеть галерей и каналов, жили рыбной ловлей, ели водоросли, ягоды и злаки, которые приносили сверху. Мы сделали подстилку из гумуса и вырыли световые колодцы, чтобы выращивать ячмень.

Антуан чувствовал себя счастливым, несмотря на физическую боль и странное ощущение, будто тело освобождается от себя самого. Как если бы один из столь дорогих его сердцу экспонатов вдруг сам заговорил с ним, поведал самые невероятные тайны. Ради этого он отдал бы жизнь. Впрочем, именно это, похоже, ему и предстояло…

— Хранители Прошлого, Носители Истины, — грохотал Реза. — В течение последующих пятнадцати тысяч лет мы жили, словно спасшиеся после кораблекрушения на пустынном острове, завернувшись, словно в кокон, в наш язык и наши обычаи, храня память о временах, лишенных памяти, невидимыми глазами наблюдая за вашим миром, между тем как вы даже не подозревали о существовании нашего. Потом произошло неизбежное: нас обнаружили.

Он замолчал, и Роман, невольно заинтересовавшись, поднял голову.

— Вы говорите о периоде, предшествующем письменности, — заметил он. — Откуда вы могли знать, что в действительности произошло? Следы доисторического существования, человеческие или вещественные, не могли вам дать такой информации!

— В противоположность вам, гомо сапиенс, раздробившимся на множество наций и религий, мы оставались спаяны нашими традициями, верованиями, нашим прошлым. Мы все были одной маленькой семьей, плавающей в океане генетических различий. ДНК содержит лишь четыре базовые буквы: аденин, тимин, цитозин, гуанин — всего четыре буквы и биллионы возможных книг! Что же касается нашего рода, мы всего лишь несколько слов в одной короткой главе из истории всего живого.

— И вы утверждаете, будто сохранили устные рассказы о событиях, произошедших десять тысяч лет тому назад?

— В точности как ваш эпос «Гилгамеш» [40], «Поэма об Атрахазисе»[41] или, наконец, ваша Библия, дорогой Роман. Но пока вы понапрасну изучали их в течение многих лет, пытаясь выяснить, идет ли речь о легендах или о реальных фактах, мы знали настоящие ответы…

Антуан сглотнул слюну. Ответы. Ответы на вопросы, которые жгли его губы и душу с самого юного возраста. Народ был памятью истории человеческого рода, живой книгой «одиссеи биологического вида». Ему еще нельзя терять сознание, пока еще нельзя, он должен заставить свою телесную оболочку продержаться еще немного, чтобы успеть услышать ответы, тем хуже, если после этого она сразу взорвется.

— …А после потопа, — говорил в это время Реза, — начались самые серьезные наши неприятности.

Предвидя вопрос Романа, он поднял руку:

— Если вы будете все время перебивать меня, мы тут всю ночь проторчим! Всемирный потоп, о котором упоминается во всех мифологиях, отнюдь не выдумка, это свидетельство серьезного, резкого изменения климата, связанного с внезапным таянием ледников. В разных частях земного шара произошли многочисленные катастрофы. Что же касается потопа, который описывается в Библии и Коране и подтверждается шумерскими летописями, то этот внезапный подъем уровня воды, что последовал за таянием ледников, поглотил целый регион обитания, каким прежде являлось Черное море. Тысячи гомо сапиенс, те, которых вы называете представителями ориньякской [42] культуры, организованные и развитые племена, живущие охотой и собирательством, рассеялись по окрестностям в поисках новых территорий. Некоторые, на свое несчастье, обосновались в этом краю, который, разумеется, нельзя назвать гостеприимным, но он, по крайней мере, был до тех пор необитаем. После того как в результате роковых случайностей мы оказались обнаружены, они решили использовать нас в качестве рабов. И еще в качестве пищи.

Пришла очередь Романа поднять руку.

— Постойте! Но почему вы не защищались? Вы же сложены как геркулесы, почему вы позволили себя поработить?

Казалось, этот вопрос привел Реза в замешательство. Татьяна откашлялась.

— Этому есть целый ряд причин, — ответил он наконец. — Мы привыкли жить под землей, мы построили настоящее подземное царство, со своими дорогами, своими дворцами, культовыми местами, но нас было очень мало. Мы отвыкли от жары, которая царила на поверхности земли, и зачастую пренебрегали умением пользоваться оружием, склоняясь к поэзии. В каком-то смысле были ослаблены ощущением относительной безопасности. К тому же закоснели в своих традициях, — сухо добавил он. — У нас имелось устаревшее и тяжелое метательное оружие. Наши дротики и копья не могли выстоять против оружия представителей граветтских[43] культур. Дело не в том, что мы были глупее их! — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

— Так почему же в таком случае?

— Табу! Смерть, все, что вызывает смерть, требовало целого ритуала. Если вам угодно, сложной разрешительной процедуры. Жертвенное оружие, которое использовалось для убийства животных, не могло быть направлено против человека. Единственной дозволенной формой битвы человека с человеком была рукопашная схватка. Смерть, поражающая на расстоянии, как разящая с небес молния, — это привилегия Богини. Тот, кто сеет смерть, бесчестит себя, он не попадет на небеса.

— А ядерных боеголовок это не касается?

— Не забывайте, все это происходило в конце мезолита! — возразил тот. — Целый ворох предрассудков, за которые цеплялись Маги. В то время как мы полировали ритуальные камни в наших святейших традициях, другие изобретали метательные машины для дротиков. Вы спрашиваете меня, почему мы позволили обратить себя в рабство? Численное, техническое и психологическое отставание, — перечислял он, загибая длинные пальцы. — Наши Маги, извечные сторонники пассеизма, привели нас в рабство, как стадо покорных блеющих овец. Конечно, и я должен это признать, в нас, как говорят сегодня, укоренилась мысль, будто противник выше и лучше нас. Мы, горсточка выживших, бледные тени охотников, какими были когда-то, напуганные, объятые страхом перед захватчиками, как слоны перед мышью. Вера в себя — это основная составляющая ярости победителя, разве не так? В общем, — добавил он со зловещим смешком, — мы стали энергетическим сырьем со всех точек зрения. И вот мы здесь, — заключил он, — на Бойне.

— На бойне? — повторил Роман, окидывая помещение новым взглядом.

— Видите эти амфоры по четырем углам алтаря? Мне следовало бы сказать «жертвенного столика». Они служили для сбора крови, которую выпивали во время больших лунных праздников. Желобки в земле — это что-то вроде канализации, по которой текла сукровица, всякие отходы… А мы были закованы в цепи вдоль этих стен, и стражники вызывали нас по одному. Тогда мы погружали левую руку, ту, что от сердца, в жидкий торф, и оставляли на стене отпечаток, чтобы сказать, что здесь жили Люди.

— Почему тюремщики позволяли вам это делать? — удивился Роман, с отвращением глядя на мрачные желобки на полу.

— Чтобы сосчитать нас, — уронил Реза. — Что-то вроде настенного реестра. Столько-то голов скота, столько-то голов гомо неандерталенсис, как вы нас сегодня называете. «Другие», как вы называли нас раньше.

Роман попытался собраться с мыслями.

— Ваш народ тоже потреблял человеческую плоть, в ваших окаменевших экскрементах обнаружен миоглобин, — внезапно произнес Д'Анкосс, по-прежнему лежащий на земле.

Удивленные Роман и Реза одновременно повернулись к нему.

— Вам это неизвестно, — продолжал Антуан, пытаясь изобразить улыбку, — миоглобин — это протеин мышечной ткани человека… и этот протеин может оказаться в экскрементах… только в том случае, если прошел по пищеварительному тракту… — с трудом закончил он.

— У нас вы могли бы стать Магом! — бросил Реза почти любезно. — Они тоже готовы продолжать свои научные споры с почти отрезанной головой! Если это может доставить вам удовольствие, узнайте, дорогой профессор, что мы иногда потребляли печень, мозг и грудные мышцы наших вождей во время ритуальных праздников, чтобы их сила перешла охотникам. Ничего общего с массовым животноводством.

Д'Анкосс закрыл глаза. Столько ответов на вопросы, которые занимали его всю жизнь, а он был не в силах их задать!

— А как вам удалось освободиться от этого рабства? — спросил Роман.

— Просто удачно пал жребий: все из-за ваших бесконечных войн. От поколения к поколению наши победители сами становились побежденными, население ушло из этих краев, и мы вернулись на свое место: в подземелья истории, — закончил он с горечью.

— Но о вашем существовании было известно! Как получилось так, что люди о вас забыли? — не сдержался Роман, поневоле захваченный рассказом.

— Нам повезло, что наши поработители, наши хозяева, если вам угодно, были сами уничтожены во время небывало кровавой войны с захватчиками, пришедшими с востока. Они спрятали нас, как прячут сокровища. Захватчики стерли город до основания и пошли своей дорогой, в надежде на еще большие завоевания. Я говорю вам о маленьких городках с населением в несколько тысяч и о племенных войнах. Мы же сами были тогда всего лишь горсткой в сравнении с тем количеством, какое имеется сейчас.

— Но потом… как вы смогли… ваш внешний вид… — с трудом выговорил Антуан, на губах которого уже пузырилась розоватая пена. Роман с тревогой смотрел на него.

— Мы не большие обезьяны, а люди! — возразил Реза. — Различия между нашими видами не так заметны, а вы для определения того, что называете расами, зациклились на цвете кожи. Очень забавно, однако между европейцем и африканцем раз в десять меньше генетических различий, чем между двумя африканцами разных этнических групп!

— А вы сами, какого были… цвета?

— Он различался в зависимости от широты, от одного до трех граммов меланина. Здесь мы белые, и у наших предков, заключенных под землей, цвет лица был бледнее, чем у северян. Как у многих существующих ныне видов, — продолжал он, — некоторые характерные черты обострились, другие, наоборот, смягчились. Разумеется, на всех уровнях вашего общества работают именно те, чьи отличия незаметны.

— А… смешение рас? — с трудом выговорил Антуан, голова которого была откинута.

— Все как у вас, профессор. Мы не можем скрещиваться с самками вашей расы, — услышал он саркастичный голос Реза.

Значит, они все знали о нем. Все было тщательно продумано, экспедиция являлась всего лишь приманкой. Он закрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть, одну минутку, чтобы не видеть, как кружатся стены, эти покрытые засохшей кровью и смертью стены. Макс. Он покинул Макса. Он хотел бы, чтобы Макс мог положить свою окровавленную руку на его щеку, оставить на ней след…

— Антуан! — воскликнул Роман. — Антуан! Вы меня слышите?

Да, конечно, он все прекрасно слышал, но ему было лучше вот так, с закрытыми глазами, так мир меньше вращался. И так он был ближе к Максу.

— Он в шоковом состоянии, он потерял слишком много крови! Ему нужна медицинская помощь!

Роман увидел, как Реза обменялся с Татьяной взглядом, и со всей отчетливостью осознал, что они не собираются спасать Антуану жизнь. Они оставят его истекать кровью, потом выставят его тело наружу, под заходящее солнце. Одной случайной смертью больше.

В отчаянии он посмотрел на Нею, потом на Яна. Нея по-прежнему лежала без сознания, и ее простреленная кисть посинела и опухла. Ян тоже еще не очнулся и находился под действием лекарства. Роман был один. Он снова проиграл. Но приговор окажется гораздо менее мягким, чем в первый раз. Сейчас он не мог рассчитывать на отсрочку, на пресловутую словоохотливость «плохих парней», когда им наконец представился случай вцепиться когтями в героев-заключенных!

Но пока он подыскивал хоть какие-то слова, вошел бородатый колосс, который приволок сюда Яна.

— Да, Горза? — спросил Реза, смерив его взглядом.

— Телефон! — бросил Горза. — Яхья Рахим-Сафари, — добавил он почтительно.

Начальник стражей Революции. Один из хозяев Реза. Тот вздохнул. Телефон был в джипе, и он вышел в сопровождении одного из подручных. Роман повернулся к Татьяне. Заставить ее говорить. Выиграть время.

— Татьяна, дорогая, просветите меня в моем невежестве. Вы работаете на Народ или являетесь его частью?

Не отвечая, она приблизилась к одной из стен и приложила свою левую ладонь к одному из самых маленьких отпечатков, полностью его закрыв. И тогда Роман заметил, что большие пальцы везде состояли из двух фаланг равной длины и что кончики пальцев были утолщены.

— Доволен, дорогой Роман? — спросила она, возвратившись к нему.

— «Доволен» — это слово кажется мне в данной ситуации не вполне уместным.

Она засмеялась своим звонким, переливчатым смехом, а сердце Романа замерло, словно забыв сделать один удар. За ее спиной Ян открыл глаза, моргнул и вновь их закрыл. Надо отвлечь ее.

— Где Лейла, Влад, Уул?

Она подняла руку, словно коп, который обороняется от слишком нескромных вопросов прессы.

— Без комментариев. Ложный след, попробуем другой.

— Нея сказала мне, что Народ был расколот в результате междоусобных войн.

— Я принадлежу к касте воинов, — высокомерно ответила ему Татьяна. — Я не занимаюсь политикой.

— Политика и война зачастую сидят на спине одной и той же лошади.

— Я выполняю приказы Царя, остальное меня не касается.

Ян медленно, очень медленно шевельнул рукой, осторожно подбираясь к бедру.

— Кто решил, что вы будете учиться в России?

— Я там родилась. Моя мать получила точные инструкции и деньги, необходимые для того, чтобы я смогла проявить свои способности.

— Но как Народ может быть уверен, что никто из его членов не предаст его? Из-за денег, из-за любви.

— Наша организация отличается четкой структурой. Предателям там нет места.

Рука Яна добралась до кожаного сапога, вытащила из голенища остро заточенный клинок. Роман сглотнул.

— Прямо как у мафиози, — бросил он.

— Мы не преступники и не террористы… — возмутилась Татьяна.

Ян медленно поднимал руку.

— …мы просто воюем. Вот и все.

— Малоубедительный аргумент, вам не кажется?

Роман увидел, как лезвие тянется прямо к узкой спине, Татьяна продолжала пристально смотреть на него, но именно в этот момент вернулся Реза, и она обернулась к нему. В это самое мгновение клинок вонзился в ее левую лопатку, исторгнув у нее возглас боли и удивления. Ее левая рука инстинктивно рванулась к ране, ослабив тем самым железный поводок Романа, который бросился на нее, опрокинул, сделав из нее прикрытие, и захватил ее автомат.

Он направил его на Реза, который, в свою очередь, целился в Нею. Татьяна, не в силах пошевелиться из-за тисков, обхвативших ее шею, тяжело дышала. Тягостное молчание. Застывшие силуэты.

— Один-один, — внезапно произнес Роман. — Предлагаю перерыв.

— Что еще за перерыв? — высокомерно произнес Реза.

— Ну, не знаю… Вы можете убрать свою пушку и дать нам воды.

— Иначе вы выпустите пулю в голову нашего дорогого майора? Один из лучших кадров СВР!

СВР, служба внешней разведки русских. Прекрасный пример внедрения.

— Давайте, стреляйте, убейте майора! — продолжал Реза. — И что дальше? Я тогда выпущу пулю в хорошенькую головку Неи.

— А я прострелю вашу, капитан, возможно, вам это понравится меньше. Вы ведь не можете стрелять одновременно и в Нею, и в меня.

— Горза! — крикнул Реза. — То же самое могу сказать про вас, — усмехнулся он. — Вы тоже не можете стрелять одновременно в славного Горзу и в нашу дорогую Татьяну!

— Вы заблуждаетесь! — ответил ему Роман, бросая автомат Яну, который подхватил его на лету и, ни секунды не колеблясь, выпустил очередь во входящего в помещение колосса.

Горза рухнул в брызгах крови и мозгового вещества, между тем как Роман выдернул нож из раны Татьяны, которая испустила резкий крик боли, и приставил его к ее горлу, расцарапав кожу.

Все это заняло не более пяти секунд.

— Теперь ситуация изменилась, — бросил Роман. — Вы убиваете Нею, я убиваю Татьяну, а Ян убивает вас. Знаменитый номер: пляска смерти. Такое можно увидеть только в фильмах категории Z, но впечатляет! Реза поморщился, не отводя автомата от Неи.

— Все это просто смешно! — проворчал он. — Вы же прекрасно понимаете, что, даже если я вас отпущу, мои люди вас схватят и убьют! Вы должны исчезнуть, Роман. Так же как и ваши приспешники, потому что ваши индивидуальные судьбы входят в противоречие с нынешним ходом истории, это проще простого!

— Как говорил старина Адольф…

— Это вы фашисты, Роман, и всегда ими были… Жаль, что вы поняли это слишком поздно.

Холокост… Антуан открыл глаза с абсолютной убежденностью, что сейчас, именно в эту самую минуту, в Париже умер Макс. Он медленно приподнялся, теперь его голова оказалась на уровне колен Реза. Он видел ткань хаки на брюках, растянувшихся на выпуклых мышцах неандертальца. На уровне большой берцовой кости зияла прореха.

— Антуан! Лежите! — приказал ему Роман.

Антуан прищурился. Роман вонзил лезвие ножа в шею Татьяны. Он увидел, как по белой коже потекла струйка крови. Он не мог лежать. Его звали. Настойчивая вибрация, словно золотистый пучок, вырывающийся из груди и заставляющий выпрямиться. Чтобы помочь себе, он ухватился за брюки Реза.

— Оставь меня, болван! — закричал тот, встряхивая ногой.

Но Антуан обхватил ее обеими руками, худыми и жилистыми, с силой утопающего, вцепившегося в спасательный круг.

Жаль, ему придется уйти; он никогда не узнает всех ответов, подумал он. Во всяком случае, при жизни. Хотя как знать, возможно, не позже чем через пять минут он получит их столько, сколько и не ожидал.

— Я иду, Макс, — произнес он в каком-то розоватом мареве, продолжая цепляться за ногу Реза, его пальцам удалось схватиться за пояс капитана.

— Чертова мокрица!

Рука схватила его за воротник, попыталась отцепить, затем отбросила.

— Я иду, Макс.

Гомо эректус, «человек прямоходящий» в последний раз…

Прежде чем навалиться на руку, державшую пистолет, Антуан последним усилием выпрямился на старых искалеченных ногах.

Мозг сапиенс: десять миллиардов нейронов, возможность переработать миллион миллиардов байт информации. Мозг Романа активируется вспышкой: видимость превосходная, движения словно расчленены на составляющие и замедлены, между тем как на самом деле все происходит со скоростью молнии.

Антуан падает, Реза поднимает руку, вскидывает его, как соломинку; Ян колеблется и не стреляет, потому что Антуан находится как раз на линии огня, дуло пистолета Реза разворачивается к Татьяне: чтобы попасть в Романа, он должен стрелять через нее; Роман швыряет ее вперед, Реза стреляет, одновременно с ним стреляет Ян; Татьяна разворачивается с простреленной грудью, фонтан крови, пуля ударяет о каменную стену; Реза ранен в предплечье, он ревет, как раненый зверь, поворачивается к Яну, пользуясь телом Антуана, словно щитом, стреляет не целясь; Ян катается по земле, увиливая от пуль; Антуан мертв, рот открыт, невидящие глаза уставились в пустоту; Роман бросается на Реза, выставив клинок наперевес, прямо в лицо ему летит труп Антуана, колени подгибаются, дыхание сбивается, тело падает на землю; Реза в пещере нет, Ян поднимается, устремляется в сторону галерей; Роман подбегает к Нее, возвращается Ян, отрицательно качая головой; Роман гладит лицо Неи, Нея открывает глаза, еще раз, опять, как и тогда, у камней, в первый раз, Нея открывает глаза.

Устанавливается тишина, в воздухе висит кислый запах пороха, тишина, наполненная кровью.

Татьяна лежит ничком, длинные светлые волосы разбросаны, пальцы вцепились в землю, рядом с ней Антуан, его тело, исхудавшее, съежившееся, похоже на мумию. Возможно, он уже встретил своего Макса.

Роман помогает Нее сесть.

— Очень больно? — беспокоится он.

— Это не слишком приятно. В кармане у меня есть упаковка анальгетика, — добавляет она сквозь сжатые зубы. — Дай мне парочку таблеток.

Роман достает лекарство из кармана, одновременно рассказывая, что произошло. Нея глотает таблетки, затем Роман отрывает полосу от рубашки Горзы, чтобы она могла зафиксировать раненую руку. Она, бледная, стискивает зубы.

— Мне очень жаль Д'Анкосса… Мне очень жаль, что я впутала вас в это дело, — внезапно произнесла она. — Вы здесь совершенно ни при чем.

— Теперь при чем, — ответил Ян, внимательно разглядывая просторный жертвенный зал. — Куда, по-вашему, мог побежать Реза? — продолжал он, переворачивая Татьяну, которая все еще корчилась на полу.

— Не знаю, но если мы останемся здесь, то погибнем! — ответила Нея.

Он склонился, рассматривая неподвижные зрачки Татьяны, приложил ладонь к ее рту.

— Она, во всяком случае, уже мертва! — спокойно сообщил он. — Вы же не думаете, что у входа нас поджидает делегация? — спросил он, кладя себе в карман небольшой пластиковый пакетик с документами, который Татьяна носила на поясе своих джинсов.

Нея задумалась на несколько секунд, между тем как Ян продолжал свои поиски, обшарил бронежилет Горзы и бросил Роману автомат Татьяны. Внезапно Роман расслышал шум мотора.

— Тише! Слышите?

— Они сейчас убьют нас, — сказала Нея. — Наш единственный шанс — это добраться до подземного канала.

— Как? — спросил Ян, подбирая наконец свой нож и вновь помещая его в чехол, спрятанный в голенище, предварительно вытерев клинок о джинсы Татьяны.

— Идя по следу крови, — ответила Нея, указывая на один из желобов, расположенных по четырем углам пещеры.

Мужчины молча рассматривали темные желобки и зловещие люки.

— Вы ведь не можете спуститься туда со своей раной, — заметил Ян. — Вы подхватите гангрену.

Говоря это, он продолжал осматриваться, затем внезапно подбежал к Горзе, снял с него непромокаемый нейлоновый чехол, в котором хранился его автомат.

— Засуньте руку сюда, — сказал он. — Он очень плотно закрывается.

Какое-то мгновение Нея колебалась, затем решила послушаться; кусая губы до крови, она втиснула руку в чехол, и Ян плотно, как только мог, застегнул его.

— Ну как? — спросил Роман.

Она вытерла капельки пота со лба, сделала несколько глубоких вдохов и кивнула. Двое мужчин склонились над каменной плитой в полу, в четыре руки схватились за бронзовое кольцо, закрывающее люк, и с усилием потянули на себя.

— Черт побери! Да оно весит целую тонну!

— Не хочется вас торопить, но мне кажется, они уже близко, — прошептала Нея, которая стояла возле них, прижав раненую руку к груди.

Они изо всех сил уперлись в пол, вены на шеях вздулись, и им наконец удалось оторвать крышку от пола.

Открылась дыра около метра в диаметре. Роман наклонился, но не услышал ничего. Ян бросил монетку: никакого эха.

— Вы уверены, что эта штука хоть куда-то ведет? — спросил он. — Уж лучше получить чертову пулю в башку, чем сдохнуть замурованным заживо в этом вонючем застенке!

— Всегда приятно послушать истинного джентльмена! — бросила ему Нея. — Я знаю эти подземелья, я ведь провела здесь детство.

— Реза тоже, — возразил Роман.

— Да, но Братство Магов имеет доступ к зонам, которые не обозначены ни на одном плане. «Неведомая земля» для прочих смертных. И потом, даже если они и догадаются, то не узнают, через какой люк мы спустились.

Приближающийся шум заставил их замолчать, и Ян первым стал спускаться в дыру ногами вперед.

— Там перекладины, — прошептал он, прежде чем скользнуть вниз.

— Это ступени, — объяснила Нея, — они проложены несколько веков назад, чтобы можно было спускаться и чинить канализацию.

Она в свою очередь скользнула в узкий проход и стала спускаться, Роман, отправившийся следом, опустил плиту над их головами, погрузив колодец в полную тьму.