Песнь песков

ГЛАВА 18

И снова бегство, словно они оказались пленниками какого-то фильма, где им без конца, дубль за дублем, приходится повторять одну и ту же сцену. Поскольку Нея велела им не зажигать электрический фонарь, который являлся частью снаряжения Горзы, они передвигались полной темноте. Внезапно Роман поскользнулся на сырой ступени и едва не сорвался вниз.

— Все в порядке? — раздался глуховатый голос Неи.

— Да, а у тебя?

— Оздоровительная прогулка! Осторожнее, здесь скользко.

— А я и не заметил! — бросил он, понапрасну всматриваясь в темноту узкого колодца.

Ему даже не было страшно. Более того, он не чувствовал себя уставшим. Не пролил ни единой слезы над Антуаном. Даже не удивился предательству Татьяны и не был потрясен ее гибелью. Он находился в состоянии, близком к трансу, когда привычный арсенал чувств и ощущений оказался словно заперт на каком-то складе, про запас. В состоянии, когда, как утверждает старая пословица, «нужда свой закон пишет». Именно это пыталась объяснить ему Лейла, говоря о своих репортажах с фронта. Лейла. Влад. Уул. Что с ними? Татьяна уклонилась от ответа, это позволяло надеяться, что они еще живы. Татьяна, агент русской разведки… А он-то считал ее глуповатой! Нет, Роман, маленькое уточнение: неандерталка — агент внешней разведки русских. Это как нельзя лучше подчеркивало всю абсурдность ситуации. Впрочем, не важно: трудно вообще допустить, что свора неандертальцев, жаждущих мести, резвится в подземельях пустыни.

Роман глубоко вздохнул, пахло так, как будто они приближались к выгребной яме.

— Что там внизу? — спросил он у Неи.

— Коллектор для крови и сточных вод, — объяснила она. — Канализация.

Он представил себе потоки крови и ошметки человеческой плоти, попадающие в сумрачный водосток, заливающие лестницу, прежде чем низвергнуться в канализацию, как если бы жертвы были всего-навсего экскрементами.

Его мысли унеслись далеко. Ему вспомнились газетные статьи, отголоски научных дискуссий, поскольку вымирание неандертальцев представляло собой загадку, которая будоражила общественное мнение. Разумеется, выдвигалась и гипотеза о массовом истреблении, о геноциде, но ее ничто не подтверждало. До сегодняшнего дня, подумал он, пока свидетелем не стал прямой потомок жертв! Появление Реза зашкалило бы рейтинг реалити-шоу.

— Внимание, мы внизу! — Голос Неи прервал его мысли.

Роман осторожно поставил ногу в то, что показалось ему струйкой теплой воды, ощупал носком пол. Под илистым слоем, достигавшим щиколотки, он показался довольно прочным. Запах сырости, гниющей земли, холода, подвала. И экскрементов. Им предстояло передвигаться в сточных водах, подумал он, и ему показалось, что он чувствует прикосновение этих самых экскрементов сквозь дырявые носки. Ян и Нея шли впереди, Нея двигалась первой, уверенно направляя их в темноте.

— Shipping in shit brings good luck![44] — негромко хохотнул Ян.

— При условии, что удастся отсюда выбраться, — ответил Роман, не в силах отделаться от странного ощущения, что он наблюдает за собственной жизнью словно со стороны, как если бы мозг защищал его от шока, как психического, так и физического, воздвигнув между ним и реальностью стену эмоциональной апатии.

Постепенно спускались все глубже, Нея объяснила, что галерея идет под уклон.

Так, погрузившись в воду до пояса, они шли не меньше получаса, в вони, молчании и полной темноте; время от времени их задевало что-то омерзительно мохнатое или, наоборот, зловеще гладкое и холодное, пока Нея внезапно не остановилась и Роман не наткнулся на Яна, тоже застывшего неподвижно.

— Теперь придется проплыть около ста метров. Мы как раз у ямы.

Плыть здесь? Фантастика!

Подняв раненую руку, Нея поплыла на боку, они двинулись следом, стараясь держать головы как можно выше. Роман не мог помешать разыгравшемуся воображению; ему все казалось, что в рот сейчас попадет какая-нибудь крыса или еще что похуже, и он изо всех сил задирал подбородок и крепко сжимал губы.

Ему показалось, что вдали мелькнул неясный свет, он нахмурился. Может, это наконец выход? Но Нея, которую он теперь видел в профиль, казалась настороженной и била ногами, не продвигаясь вперед.

Роману мимолетно пригрезился затопленный корабль, рулевой на бимсе, рядом с зажженным сигнальным фонарем, и мурены, выплывающие из его глазниц, которые заволокли водоросли. Классический фильм ужасов.

Который, похоже, становился реальностью, потому что Нея ответила:

— Это медузы.

Медузы. Глыбы желатина, часто вызывающие ожог, как физалии на Красном море. Отвратительно!

Медузы. Школьные каникулы на Средиземном море… Ян увидел себя на пляже. Совочек, ведерко, песок, желатинообразные шарики, выброшенные на берег, крики взрослых, шлепок лопаткой, чтобы эта мягкая масса, кажущаяся неживой, сделалась плоской. Смутные воспоминания об ожоге на коленке, мази.

— Они светятся, — уточнила Нея. — Это они освещают воду.

Ян захлопал в ладоши:

— Медузы. Прекрасно. Супер. Очень красиво!

— Да, особенно гигантские, как эти.

— А какой у них размер? — спросил Ян.

— Около метра в диаметре, и щупальца, которые могут достигать двадцати метров.

Метр желатина и двадцать метров обжигающих плеток.

— Самое плохое, — заключила она, осматриваясь, — то, что они движутся в нашем направлении.

— Что ты ищешь? — спросил Роман.

— Какую-нибудь лестницу. Нам нужно повернуть обратно и поискать. И побыстрее, потому что они приближаются.

— Мы что, должны возвращаться из-за стаи медуз? — возмутился Роман, у которого вызывала отвращение мысль о том, что придется отправляться назад.

— Я забыла вам сказать, что они не менее токсичны, чем скаты, — спокойно объяснила Нея. — Их прикосновение может вызвать анафилактический шок, за которым последует смерть. Особенно когда их целый косяк.

— Мы в одежде, мы ничего не почувствуем, можно попробовать прорваться! — сказал Роман.

— Ты хочешь, чтобы они поцеловали тебя в губы или в глаза? Это как губы, мягкие, нежные, влажные… и смертельные!

— Они приближаются! — прервал их Ян, указывая на светлое пятно, которое занимало теперь всю ширину прохода и достигало метров двадцати в длину.

— Нужно забраться на стену! — закричала Нея. — Мы не успеем доплыть до лестницы.

Забраться на стену? Роман поднял голову, только сейчас заметив шероховатость плохо обтесанных, практически необработанных камней. Да, это было не так уж глупо, достаточно подняться всего на метр. Он уцепился за стыки, соединяющие камни, и быстро подтянулся над водой, затем протянул руку Нее, помогая ей вскарабкаться, в то время как Ян искал и наконец тоже нашел удобный стык.

Подниматься было нетрудно. Самым тяжелым было застыть, распластавшись почти вертикально на стене, не имея практически никакой опоры. Прижаться лицом к стене, стоя на цыпочках, пытаясь отыскать зазоры поглубже, чтобы засунуть туда кончики пальцев. Роман нервно царапал стену, стараясь выгадать хоть несколько миллиметров. Ян вытащил свой нож и, расковыряв раствор, скрепляющий камни, смог погрузить туда лезвие и опереться на него, как на ледоруб. У Романа все оружие отняла Татьяна, и в спешке он ничего не взял с собой. Эта как раз та забывчивость, которая стоит шести гвоздей, заколоченных в гроб. Он чувствовал, как рядом с его плечом вздрагивает плечо Неи. В мягком свете, идущем от фосфоресцирующего косяка медуз, который становился все ближе, он увидел, как Ян роется в бронежилете, снятом с Горзы, и вытаскивает оттуда прочный нож из нержавеющей стали с зазубренным лезвием длиной не менее двадцати сантиментов. Ян передал ему нож через голову Неи.

Ударив несколько раз между камней, он с облегчением почувствовал, что лезвие глубоко вошло в раствор. Уцепившись за рукоятку правой рукой, он смог теперь обнять Нею левой и поддерживать ее.

Колышущийся свет все приближался.

— Они светятся из-за наличия у них фосфоресцирующего протеина, — зашептала Нея.

— Но какого черта они вообще здесь делают? — проворчал Ян.

— Пережиток тех времен, когда суши вообще не было, было одно море. Они приспособились к пресной воде. Тут, «внутри», как вы выражаетесь, очень много всяких животных. Большинство, разумеется, слепые и лишенные окраски. Особенно большие рыбы. Они несъедобны. И даже ядовиты. Что же касается медуз…

— А вот и они, — сказал Ян.

И несмотря на неудобство поз и ненадежность положения, они не могли противиться желанию взглянуть на медуз и вытянули шеи, чтобы видеть получше.

Полупрозрачные, с опаловым отливом, они грациозно плыли, сжимая и распуская огромные зонтики, волоча за собой извивающиеся, длинные и смертельные волокна, свою искрящуюся ядовитую шевелюру, благодаря которой они и получили свое название по аналогии с Медузой Горгоной, на чьей голове вместо волос вились змеи и которая превращала в камень каждого, кто встречался с ней взглядом.

Роман, чья рука дрожала от напряжения, представил, как его прижимает к желатиновой поверхности, как тонкие волокна скользят по его щекам, носу, представил, как его раздирают эти рты-анусы, прожорливые и безразличные, жгут его, разрывают, душат. Он сильнее сжал шероховатую рукоятку ножа, понимая, что против них он его не спасет: у медуз отсутствуют жизненные органы, разрыв которых стал бы причиной их гибели.

Они проплывали мимо, удивительные живые фонарики, вернее, одновременно и фонарики и танцовщицы на странном подводном празднике, где гостей ожидает неминуемая гибель.

Наконец они стали удаляться, продолжая свой нескончаемый путь по подземным водам, молчаливый и неутомимый дозор глубин. Свет быстро гас, и в черную, тошнотворную воду они соскользнули почти с облегчением.

— Что теперь? — спросил Ян.

— Еще немного проплыть, и по правую руку будет колодец, по которому можно подняться.

— И куда он выходит?

— На пристань, которая уже несколько веков заброшена. Недра сдвинулись, и теперь она выступает из воды.

Снова рассекать жирную, зловонную жижу, вздернув подбородок, когда при любом неожиданном прикосновении от отвращения по коже пробегают мурашки. Наконец им удалось встать на ноги. Нея провела здоровой рукой вдоль стены слева.

— Здесь! Лестница здесь!

— А если наверху нас ждет Реза? — спросил Роман.

— Маловероятно. Доступ в эту часть города был запрещен из-за угрозы обрушения. Подходы к нему замурованы.

— И как же отсюда выходят? — поинтересовался Ян.

— Есть тайный выход, оставленный для Магов, — ответила она, как будто бы это была самая естественная вещь на свете.

Ну что ж, посмотрим. А Сфинкса, который охраняет выход, разумеется, нужно присыпать чудодейственным порошком, напевая вполголоса «Сезам, откройся», и тогда ржавые петли повернутся и вы немедленно окажетесь в Тайной комнате, где покоится философский камень?

Они начали карабкаться по лестнице, пока одна из перекладин под рукой Яна вдруг не издала странный скрежет, а сама она на ощупь не оказалась липкой и скользкой.

— Черт! — выругался тот, вынимая фонарь и быстро осветив стену.

На ней копошились какие-то длинные полупрозрачные насекомые, похожие на скорпионов с несоразмерно длинными лапками.

— Они не опасные, просто с виду гадкие, — объяснила Нея.

— Какая мерзость! — бросил Ян, возвращая фонарь в карман, и опять начал подниматься, крепко стиснув зубы, потому что гнусные твари, встревоженные их вторжением, прыгали им на головы, бегали по плечам и лицу, а источенные червями, скользкие от лишайника перекладины трещали под их весом.

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, в глухом шорохе хитиновых лапок, которые иногда задевают веки и губы.

— Мы наверху! — внезапно вскрикнул Ян.

— Там над головой должен быть люк для выхода на поверхность.

— Да, есть, но он закрыт, — ответил он, тщетно пытаясь его сдвинуть.

— Дерево наверняка покоробилось, — сказала Нея.

Молодой человек принялся колотить рукояткой своего ножа по краям потрескавшейся крышки люка; ему в конце концов удалось сдвинуть ее на несколько миллиметров, но она по-прежнему сопротивлялась.

— Дай я попробую, — сказал Роман.

Он пролез над Неей, в то время как Ян проделал сложное гимнастическое упражнение, чтобы пропустить его и оказаться на второй ступеньке.

Дерево, разумеется, покоробилось, и крышка люка не поддавалась.

— Нет, мы все-таки доконаем эту сволочь! — пробормотал он решительно, повиснув на руках на верхней ступеньке и раскачиваясь справа налево.

Ян опустил голову. Над ним все быстрее и быстрее раскачивались восемьдесят пять килограммов Романа, мышцы были напряжены, и внезапно, резко выбросив ноги, тот на лету нанес по крышке люка сильнейший удар, от которого дерево брызнуло щепками.

Осколки дерева и завитки пыли какое-то время парили в воздухе, а Роман уже успел исчезнуть в узком отверстии.

Темнота, опять темнота. Ощущение пространства, запах дерева, масла, металла. А еще вина. Он услышал, как вслед за ним карабкается Ян и помогает подняться Нее. С легкостью сориентировавшись, как если бы она могла видеть в темноте, она взяла какой-то предмет, лежавший справа от нее, — факел и зажгла его с помощью зажигалки. Затем поставила обратно на фундамент.

— Они здесь через каждые десять метров, — сказала она, зажигая их один за другим.

Они находились на широкой, нависающей над водой пристани, похожей на ту, к которой причалили на резиновой лодке в прошлый раз. В углу были навалены глиняные кувшины, из которых доносился запах перебродившего вина. Повсюду валялись какие-то ящики, пыльные инструменты, отломанные рукоятки, блоки, изношенные снасти. Перевернутая деревянная лодка, изъеденная червями. Жаровня. Там, где должна была находиться река, теперь возвышалась каменная перегородка, утыканная острыми шипами.

— Что у нас дальше в программе? — спросил Ян, глядя, как его отпечатки остаются на толстом слое пыли, словно в песке.

— Там проход!

Заметая следы пальмовым листом, который она волокла за собой, Нея привела их к большой бочке, опоясанной железными обручами и закрытой на массивный висячий замок, ключ от которого она достала из кармана, маленький блестящий смазанный ключик, и легко повернула его.

Стенки бочки раздвинулись, открыв проход в стене, достаточно широкий, чтобы в него мог протиснуться человек.

— In vino veritas! [45] — вполголоса произнес Ян.

Экспедиция становилась все более абсурдной, этакая помесь братьев Маркс [46] и Алисы в Стране чудес. Но, оцарапав плечи, он послушно проскользнул в узкий проход и вскоре оказался в другом овальном зале, размером пятнадцать метров на восемь, стены которого были заставлены книгами. Библиотека.

Залитая странным зеленоватым светом. Вдоль высоких стен уместились тысячи томов в кожаных переплетах, а также длинные свитки пергаментов. Вдоль полок ряды деревянных парт, каждая со своим письменным прибором и подсвечником и высокими резными стульями. Через равные интервалы — высокие торшеры.

В самом центре помещения цветной рельефный глобус около двух метров в диаметре и рядом управляемая модель Солнечной системы, где вращение осуществлялось с помощью системы грузов и противовесов. На стене ряд насечек, воспроизводящих фразу из Алебастровой Книги: Народ Вернется. На вешалках, как школьная форма, висели небесно-голубые тоги, на каждой из которых было вышито какое-нибудь созвездие.

Библиотека Магов.

— Я не успела тогда закончить про медуз, — заговорила Нея, указывая на пол.

Они тоже опустили глаза на квадрат, по краям которого струился зеленоватый свет, и через отполированное стекло увидели, как внизу, повинуясь ритму течения, танцуют медузы, огромные и медлительные.

Нея улыбнулась:

— Как видите, они могут приносить пользу, особенно если нет электричества!

— Но вы ведь владеете самыми высокими технологиями! — заметил Ян.

— Да, но только не здесь. То, что находится именно в этом месте, функционирует ручным способом или с помощью механики. Это, если хотите, дополнительное средство безопасности: во всем, что касается наших нужд, не зависеть ни от чего внешнего.

— Допустим. И вы утверждаете, что Реза неизвестно об этом месте? — спросил он, в то время как Роман завороженно наблюдал за вращением механической Солнечной системы.

— Он знает, что такое место существует, — ответила Нея, — но не знает где. Более того, многие полагают, будто это просто миф.

— Только не говорите мне, что за двадцать шесть тысяч лет никому не удалось его найти! — не поверил Ян.

— А с чего вы взяли, что мы находимся в обычном измерении, а не в параллельном, недоступном привычным средствам?

— Четвертое измерение! — усмехнулся Ян. — Однако вошли мы сюда через вполне реальный проход! — продолжил он, оборачиваясь к стене.

Ничего.

Какое-то время он недоуменно рассматривал ее, затем подошел, чтобы пощупать. Ничего. Роман почувствовал, как голову обручем стиснула боль.

— Как ты это делаешь? — спросил он.

Нея пожала плечами:

— С помощью своей волшебной палочки, разумеется. Впрочем, какое это имеет значение? Подумаем лучше о том, что нам теперь делать. Мы же не собираемся зарыться в землю на несколько веков.

— Но именно это вы сами и сделали, — проворчал Роман, пробегая пальцами по плотным кожаным переплетам.

— Если здесь мы действительно находимся в безопасности, — сказал Ян, — возможно, нам стоит воспользоваться этим обстоятельством и хоть немного отдохнуть. Вы должны позаботиться о своей ране, Нея. Если в нее попадет инфекция и у вас начнется лихорадка, для нас это будет означать смертный приговор, потому что ни я, ни Роман никогда не сможем выбраться отсюда. Как видите, я человек прагматичный! — улыбнулся он.

— Я в этом никогда не сомневалась! — ответила она. — Вы правы. Давайте отдохнем, и тогда сможем рассуждать на свежую голову.

Роман помог ей извлечь руку из непромокаемого чехла. Она оказалась опухшей, с посиневшей мраморной кожей.

— Раздроблены все кости, — спокойно произнесла Нея. — Пуля пробила ладонь. Теперь я смогу через руку смотреть на звезды!

Роман дал ей еще две таблетки анальгетика.

— Надо наложить шину, — сказал он, оглядываясь.

Он подошел к расставленным вдоль стены партам, взял дощечку для письма, к которой скотчем был прикреплен листок с напечатанным текстом, закатанный в пластик. Контраст между этими обычными предметами — скотч, пластик — и тем, что их окружало, болезненно отозвался в его груди. О сладостный современный мир, где есть водопровод, неоновые вывески, CD-плееры и мобильные телефоны, где ты?

Впрочем, сейчас не время для сентиментальности. Он снял листок и принялся фиксировать пострадавшую руку Неи на деревянной дощечке, предварительно положив большой кусок пропитанной антисептиком ткани под искалеченные пальцы.

— Прямо настоящий фельдшер, — вежливо улыбнулась она, не в силах скрыть бледность.

— Будем надеяться, что тебе станет легче. Теперь давайте разденемся, а не то простудимся.

Словно послушные дети, они стали снимать свою промокшую, вонючую одежду и раскладывать ее сушиться возле торшеров на высоких спинках стульев, выточенных из дерева, украшенного некими персонажами в митрах. Роман чувствовал себя немного нелепым в темно-синих трусах — суперклассическая модель, которую он очень ценил за удобство. Ян был в облегающих боксерских трусах из лайкры в зелено-белую полоску. На Нее вместо белья были синие хлопчатобумажные переплетенные полотнища. Роман отметил ее широкие, крепкие бедра, высокую грудь, развитую мускулатуру. Фигура пловчихи, не утратившей при этом своей женственности. Он почувствовал, как забилось его сердце, и поспешил отвернуться. Он был слишком измотан, чтобы ощутить желание, но ее внезапная близость его тем не менее смутила. Что касается Яна, тот чувствовал себя свободно, как в бассейне, и Роман заметил, что он куда более мускулист, чем можно было подумать, глядя на него, одетого. Боксер в наилегчайшем весе.

— Ляг и попытайся уснуть, — сказал он Нее, которая с трудом держала глаза открытыми.

У нее не было сил возражать, настолько она была измучена, она послушно легла возле стены, положив руку на бедро. Ян сдвинул два стула и попытался улечься на них. Несмотря на жжение в глазах, Роман подумал, что уснуть не сможет — слишком много мыслей теснилось в его голове. Ему казалось, что адреналин буквально закипает в венах. Надо успокоиться. Он машинально взял листок с отпечатанным текстом и прочел заголовок: «„О транспортировке и убое Аль-Густов", переведено с Древнего Языка Г. Малаахом».

Он собирался уже было положить листок, но что-то его удержало.

«Убой — это дорогостоящая работа, которая должна быть произведена по всем правилам, в противном случае мясо окажется плохого качества».

Учебник по разведению скота для населения, живущего сельским хозяйством. Для какого же? Неужели они разводили животных под землей? Роман продолжил чтение.

«Транспортировка Аль-Густов до скотобойни является делом тяжелым и мучительным как для тех, кто осуществляет перевозку, так и для самих животных. Поведение испуганных животных, которые кричат и сопротивляются, может спровоцировать погонщиков на применение палки и хлыста. Делать этого не следует! Это ухудшит качество мяса. Животное, которого бьют, выделяет токсин, и его плоть становится малосъедобной. Вот почему в прежние времена мяса ели много, но оно было плохого качества. Сегодня мы осознали, что к питанию следует относиться серьезно».

Ян уже уснул и похрапывал, рот его был широко открыт, одна нога свесилась со стула. Нея, казалось, заснула тоже, запрокинув голову.

«В момент транспортировки животные должны быть голодны. Когда их забивают с полным желудком и кишечником, их содержимое может испачкать мясо, и придется тратить время, чтобы его отмывать. Кроме того, мясо голодного животного менее кислое. Последнюю кормежку желательно произвести за сутки до убоя».

Зловещее чтиво.

Он опять хотел было отложить листок. Он чувствовал, что его трясет. Однако холодно не было. Может, это от влажности?

«Животные приводятся в зал ожидания. Следует проследить, чтобы не смешивались различные стада, чтобы избежать битв, которые, в свою очередь, могут привести к потере крови и порче мяса. В течение месяцев Уту следует как можно чаще мыть животных, чтобы их успокоить, и чаще давать им пить, потому что дегидратация является одной из причин потери веса туши».

Аль-Густы. Скорее всего, что-то вроде свиней. Или рогатый скот. Или же…

«Длительность транспортировки также влияет на качество мяса. Если дорога длится более трех дней, рекомендуется кормить животных и не наваливать на повозку более 1600 фунтов, то есть около десяти голов».

Быстрый подсчет. Фунт — это почти 500 граммов. Значит, каждая «голова» весила около восьмидесяти килограммов.

Восемьдесят килограммов. Вес небольшой свиньи. Или твой, Роман. Вес одного Аль-Густа.

Опять эта необъяснимая дрожь. И неприятный запах почти высохшей одежды. Запах испуганных, сбившихся в кучу животных, которые мочатся под себя, в ожидании, когда их отведут на бойню.

Бойня. Железные ошейники. Желобки для крови.

«Для подхода к бойне необходимы широкие коридоры, чтобы животные могли продвигаться по нескольку в ряд, к тому же не слишком покатые».

Закрепленные стойками галереи.

«Затем следует подождать несколько часов, прежде чем приступать непосредственно к забою, в противном случае, поскольку животные не успеют отдохнуть и обрести свою обычную температуру, мясо окажется слишком жестким. Можно снова помыть их, и не следует бить слишком сильно».

Ожидание скученных, скорчившихся животных, от которых ничто не загораживает вид на жертвенный алтарь.

«Что касается кровопускания, его следует производить горизонтально, а не вертикально: животные, которым перерезают горло, когда они находятся в горизонтальном положении, меньше сопротивляются, и мясо не такое кислое, к тому же, если животное подвешено за ноги, члены его растягиваются и деформируются».

Стол для заклания. Жертвенный нож. Взгляды прочих Аль-Густов. Крик. Конвульсия.

«Одновременно с кровопусканием следует производить извлечение внутренностей и отделять несъедобные куски».

Раскроенный ножом живот, еще бьющееся сердце, руки, копающиеся во внутренностях и извлекающие кишки.

«После ритуального забоя тушу следует отделить от покрова, для этого ее следует обдать кипятком в большом чане, а затем удалить щетину, опалив на огне».

Трупы людей, брошенные в чан с кипятком, затем поднесенные к огню, запах шерсти и паленой свиньи, и все это среди шуток и ругани служителей культа: «Осторожно, ты меня забрызгал». — «Ты видел, какая у этого рожа?» — «Идешь сегодня вечером на праздник?» — «Я бы предпочел рыбу для разнообразия».

Оставалось только несколько строк:

«Чтобы туша не потеряла слишком много веса при испарении и не испортилась до копчения и засолки, необходимо регулярно спрыскивать ее водой.

В заключение следует сказать, что сегодня мы умеем добывать более вкусную пищу, чем пища отцов наших отцов. Следуйте нашим указаниям, и вы получите нежное мясо, которое придется вам по вкусу. Не следует также пренебрегать разведением скота, но это уже другая тема. Так…»

На этом месте текст обрывался. Роман отложил листок. Он чувствовал, что закоченел. Он шел по туннелям, куда сбрасывали эти кишки, касался стен, запачканных кровью. Он теперь понимал чувства Реза. Он понимал, что в действительности означала Бойня. Как можно было оставаться таким бесчувственным, таким безразличным к страданиям? Как можно было рассматривать живое существо как обыкновенный источник питания? И почему этот текст лежит здесь?

Он поднял глаза и увидел, что Нея внимательно смотрит на него.

— Что ты читал? — негромко спросила она.

Он протянул ей листок.

— А, текст, который лежит в основе ненависти Реза! — сказала она. — Эти строки — библия его ненависти. В том числе и из-за них ваш род рискует исчезнуть.

— Что означает Аль-Густ?

— Чужак-Урод.

Чужаки-Уроды. Образины. Те, кого можно истреблять и потреблять, как кроликов или телят. Его тело вновь пронзила дрожь.

— Тебе холодно?

— Нет. Просто меня тошнит. И хочется попросить прощения.

— Это все принадлежит прошлому. Ни ты, ни я не несем за это ответственности. У истории нет ни настоящего, ни будущего. Реза отвергает возможность занять место, которое нам уготовано в истории человечества. Ему пришлось по вкусу ощущение катастрофы, тайны. Оказаться вдруг на свету ему было бы невыносимо. Слишком банально.

Роман вдруг подумал, а легко ли люди восприняли бы факт существования другого, параллельного человечества. После сенсационных заявлений, захлебывающегося восторга средств массовой информации, красивых слов, анализа, какими стали бы будничные отношения представителей двух видов? Как если бы человек, в течение миллионов лет считающий себя единственным ребенком Земли, неожиданно обнаружил, что у него имеется брат, такой же сильный и такой же умный, как он сам, и намеревающийся пользоваться теми же правами. Брат, до сей поры похороненный глубоко под землей, после того как был хладнокровно убит, как Авель Каином. Авель, послушный, спокойный ребенок, живущий в гармонии с природой. В какой степени Библия опирается на подлинную историю человечества?

Он присел на корточки рядом с Неей.

— Кто такой Г. Малаах?

— Один наш историк… Приблизительно вашего шестого века до Рождества Христова. Он перевел этот текст, который был высечен на стене, в караульном помещении, на Бойне. Сегодня никто не может разобрать индоевропейский язык, даже Маги.

— Индоевропейский? Якобы изначальный язык, наш праязык? Но письменность существует максимум пять-шесть тысяч лет! — возразил Роман.

— Скажем так, ее самые древние следы. Это вовсе не означает, что раньше человек не писал. Просто довольно долго он писал на материалах, не способных сопротивляться разрушению временем. Люди начали писать камешками. Чертили знаки на песке. Делали насечки на собственном теле, заплетали в волосы жемчужины, с помощью которых вели подсчет торговым сделкам. Зачем кочевым народам делать постоянные записи в каком-нибудь постоянном месте? Письменность в том виде, в каком мы ее знаем, застывшая, заключенная в рамки, появилась лишь вместе с оседлостью. Когда человек в буквальном смысле слова стал межевать землю.

— А вы, какой у вас был язык? Все люди изначально разговаривали на одном и том же языке?

— Предание гласит, что люди прошли одни и те же этапы развития языка, наподобие того, что происходит с речью ребенка. Но довольно быстро в соотношении с окружающей средой, в зависимости от образа жизни, верований стали складываться различные словари. Когда вы покинули Мать и предпочли воздвигнуть на пьедестал Отца, наши языки разошлись окончательно. Как привыкли мы говорить: «Символика создает лингвистику». Мы не говорили на индоевропейском языке по той простой причине, что не являлись индоевропейцами. Наш язык назывался Аум, теперь им пользуются лишь во время обрядов или для написания священных текстов. Мы привыкли разговаривать на здешнем языке.

Легкая вибрация над головами прервала их увлеченный шепот.

— Это генератор, — объяснила Нея. — Для обновления воздуха. На верхнем этаже нет аэрационного колодца.

Ян по-прежнему спал. Роман прислонился спиной к стене возле Неи. Она склонила голову ему на плечо. Закрыла глаза, измученная до предела. Роман последовал ее примеру. Разговор можно перенести на потом. Восстановить силы. Даже если это бесполезно.

В помещении витал запах дерьма. Это пахло от их одежды. Он уснул с этим запахом в ноздрях и с ощущением, что плавает в потоке крови, по которой несутся огромные куски экскрементов с длинными щупальцами.