ПГТ Крапивное. Том второй

почти бы улицы пусты,

и только мрачные хвосты,

как в той зажёванной кассете,

когда мотал на карандаш,

они свисали, так и эти

в мечте болтаются о свете,

как то, что в проруби, и наш

ни по какой по эстафете

тот ужас, знать, не передашь,

постыдный, сумеречный, общий,

то знать, что в свет — чернорабочий,

прогульщик или лицемер,

возвёл дощечку нам на очи,

где про обеды с гулькин хер,

про что вернусь, про скоро буду,

нам хоть намёк, хотя бы скрин,

но надпись внешняя, покуда

не передашь её другим.

иль, может, он у них не светлый?

иным из нас бы пригляделись,

хотя бы шанс… иль жалкий пенис

там нарисован? иль не жалкий?

быть может, гулькин? споры жарки,

почти бы улицы пусты,

и только мрачные хвосты.

над ними странный, помнишь, месяц,

ещё вчера такой младенец?

он будто шарж по их планете,

как то, что пьёшь, — десятилетний,

и в тубус вбит. какая прелесть

ты занимаешь: кто последний?

и до рассвета в эту серость

пронумерованных сограждан,

когда сдают очередям,

наш личный ужас так не страшен,

как то малюют бы чертям.

что толку в личном? грянет — полный,

безотносительный и сорной

дощечкой вымется из глаз,

кровотечением сменясь.