Пиранья. Алмазный спецназ

Глава первая Дан приказ ему – на запад...

Вот уже часа полтора Мазур предавался достаточно мирному занятию – смотрел телевизор. Без всякой охоты, еще и оттого, что не боевичок какой-нибудь у себя в охотничьей хижине наблюдал от скуки, а сидел перед пультом в задней комнатке конторы главного егеря, и на экране все это время спортивная девочка Анка – непростая девочка, с нераскрытыми до сих пор потаенными ящичками – вытворяла с Олесей, что хотела, с большим азартом и нешуточной изобретательностью. С точки зрения нормального мужика, ничего в этом зрелище познавательного не было, но оставалась надежда услышать что-нибудь интересное с точки зрения р а б о т ы – а иначе не стоило и огород городить. Так что Мазур маялся перед экраном, почти не глядя, только слушая внимательно, но ничего из того, что услышал, для дела не годилось.

Скуки ради он беззастенчиво переключился на апартаменты президента, но там, в принципе, творилось то же самое: господин президент пылко общался с фигуристой блондинкой относительно приличного вида – если и шлюхой, то не из дешевых. Потом он, правда, ее спровадил и долго беседовал с незнакомым чернокожим типом, судя по элегантности и осанке, не рядовым чиновничком, но разговор, вот беда, происходил на местном языке, одном из здешних. А на этой мове Мазур знал с полдюжины самых необходимых выражений типа: «Руки вверх!», «Бросай оружие!» и «Есть поблизости солдаты? А партизаны?» и не более того. Естественно, собеседники этих слов не употребляли. Поэтому он довольно быстро переключился назад и вновь вынужден был слушать девичьи ахи-охи.

«Угомонились, наконец, шалуньи», – с облегчением констатировал Мазур, без всяких церемоний попивая баночное пиво из холодильника мнимого британского майора. Это было не мародерство, а всего-навсего использование бесхозного имущества: главный егерь при любом раскладе сюда уже не вернется, так что претензии высказывать не сможет. Его, сукина кота, давненько уже, со всем прилежанием допрашивали орлы из президентской охранки, что у Мазура не вызывало ни капли сочувствия к провалившемуся...

Он встрепенулся и сделал звук погромче – наконец-то послышалось нечто осмысленное, уже не имеющее отношения к постельным забавам.

– ...Времени совсем нет, – сказала Олеся с нотками делового нетерпения в голосе. – Ко мне скоро придут...

– Уж не наше ли чудо-юдо морское? – поинтересовалась Анка.

– А что?

– Ты с ним трахаешься?

– Да ладно тебе...

«Подрались бы, что ли, – цинично подумал Мазур. – В хорошем бабском стиле, с тасканьем за прически и царапаньем. Давненько из-за меня не дрались красотки, а точнее сказать, ни разу...»

– Трахаешься, – убежденно сказала Анка. – Я ж не дура. И глаза есть. Ну?

– Вот только сцен ревности не надо. Ты, надеюсь, себе не вбила в голову, что у нас с тобой романтический роман столетия? Это все, конечно, очень приятно, но не более того. Насколько я тебя успела узнать, ты что-то не похожа на романтическую особу...

– Не в романтике дело, Леся, – задумчиво сказала Анка. – Хотелось бы твердо знать, что никто тут меня не держит за болвана. Терпеть не могу, когда играют втемную.

– Господи... – протянула Олеся с самой что ни на есть задушевной искренностью, – Анечка, это называется мания. Все только и думают, как бы тебя обвести вокруг пальца... Глупости. У тебя несложная, высокооплачиваемая работа... и какие тут могут быть сложности и подвохи?

– Есть у меня кое-какой жизненный опыт, – сказала Анка. – Когда речь идет об алмазах пригоршнями, жди хитросплетений... и трупов. Такова се ля ви. Скажешь, нет?

«Очень мило, – подумал Мазур. – Теперь еще и алмазы пригоршнями. Почему не знаю?»

Олеся резко приподнялась на локте:

– Ань, за языком следи. Мало ли что... Тебе, кстати, кто проболтался?

– Какая разница? Главное, понимаю, о чем речь идет и какие тут ставки.

– Тем более помалкивай...

Анка мягким кошачьим движением опрокинула ее на постель, сжала горло тремя пальцами (довольно профессионально, оценил Мазур, девочка явно не чужда кое-каким единоборствам) и процедила с неприветливым выражением лица:

– Нет у меня никакой мании. Я просто ужасно недоверчивая, чтоб ты знала. Детство было тяжелое, честно тебе признаюсь, совершенно безрадостное, можно сказать, нищее, а пресловутая юность – и того почище. Всего в этой жизни пришлось добиваться своим горбом. И знаешь, подметила такую поганую закономерность: люди, мать их за ногу, так и норовят обмануть, обсчитать, продать и заложить. Может, есть и святые, но мне они что-то не попадались. Это я к тому, чтобы ты уяснила: я в этой жизни заранее настроена на любую подлость по отношению ко мне и иллюзий на счет человечества не питаю. А потому лучше и не пробовать со мной сыграть какую-нибудь поганую шутку – всегда успею первой вмазать... Ясно?

– Убери пальчики, – сказала Олеся с величайшим терпением. – Это ты в каком-то кино насмотрелась... Ну к чему такой театр? Сгрести за глотку, глаза страшные делать... Думаешь, это кого-то напугает или убедит?

Мазур вынужден был признать, что она права. То же самое определенно пришло в голову и Анке, она убрала руку, вновь прилегла, но уже не пыталась нежничать. Заложив руки за голову и задумчиво уставясь чуть ли не в камеру, – о чем не подозревала, понятно, – протянула:

– Черт, всегда стараюсь не оказаться в проигрыше...

Олеся мимолетно погладила ее по плечу:

– Анют, прости уж, но это у тебя от того самого тяжелого детства и скверной юности. Привыкла иметь дело с мелкой шпаной, которая слова не держит, о деловой этике понятия не имеет, продает и закладывает друг друга что ни день... Пойми ты: наши работодатели – люди крайне серьезные. А серьезность и м а с ш т а б выражаются в первую очередь в том, чтобы всегда держать слово. Тебя наняли для определенной работы – значит, заплатят ровно столько, сколько обещали. Без всяких подвохов. Я, между прочим, тоже не особенно доверяю человечеству вообще и его отдельным представителям. Но могу судить по собственному опыту. Я на этих людей не один год работаю – и до сих пор не было причин жаловаться...

Анка горько усмехнулась:

– Ну, ты-то у нас ч и с т е н ь к а я.

– Да брось. В этой системе чистых не бывает. Все вывозились по уши.

– Я не о том. Зуб даю, тебе никого мочить не приходилось...

– Есть такая недоработка, – с улыбкой призналась Олеся. – А совет тут один – если тебя напрягают жмурики, надо исправно делать карьеру, чтобы побыстрее добраться до того уровня, где с а м руки уже ни за что не пачкаешь. Дельный совет, серьезно.

– Ладно, учту... – Анка соскочила с постели и принялась быстро, деловито одеваться. – Вот только... в Джале, я так подозреваю, кого-то все же мочить придется?

– Не придется. Если все пройдет гладко. Ты, главное, Кирилла слушайся, у него в таких делах опыта неизмеримо больше...

– Угу, – буркнула Анка, наклонилась, чмокнула Олесю в щеку и вышла энергичной, целеустремленной походочкой.

Олеся осталась лежать на смятых простынях, с отрешенным видом уставясь в пространство. Аппаратура была не из новомодных, и Мазур не мог рассмотреть женское лицо во всех нюансах, но все равно, легко можно определить, что на этом очаровательном личике не наблюдается ни томности, ни покоя – Анке она смотрела вслед со строгим, холодным прищуром. Так, случается, иногда люди решительные смотрят поверх ствола...

«Интересные дела, – подумал Мазур. – Джала – стольный град сопредельного государства, из коего и приходят регулярно по прeзидентскую душу неразборчивые в средствах ребята. Никак нельзя сказать, что соседи – открытый враг, просто так уж тут принято – делать мелкие пакости, пригревать беглых оппозиционеров, а то и диверсантов. Дело, можно сказать, житейское. Значит, в Джалу они собрались нас наладить? Первый раз слышу...»

Глядя на неподвижную Олесю, углубленную в нешуточные, надо полагать, раздумья, он решил то ли провести эксперимент, то ли чуточку похулиганить от нечего делать. Сходил в кабинет, принес оттуда телефон – провод был длиннющий, и удалось это без труда – набрал номер Олесиного домика. Удобно устроился в кресле перед экраном.

Сразу после первого звонка Олеся спрыгнула с постели, схватила трубку:

– Да?

– Это я, – сказал Мазур самым обыденным тоном. – Ты меня зайти просила...

– Ага, есть разговор. Ты где?

Ее голос звучал ровно и непринужденно, что в сочетании с картинкой на экране заставило Мазура в который раз увериться в коварстве женской натуры.

– Да тут неподалеку, – сказал он. – С местными. Скоро приду.

И повесил трубку, не без злорадства наблюдая, как Олеся кинулась одновременно и одеваться, и приводить в порядок постель – без малейшей растерянности, впрочем.

Он повернул голову, заслышав стук во входную дверь. Быстренько выключил пульт, отнес телефон на стол, тщательно притворил за собой дверь задней комнатки и постарался придать лицу самое спокойное выражение. Выдвинул пару ящиков стола, вывалил груду каких-то бумаг – следовало надежно мотивировать свое пребывание здесь...

Потом, не мешкая, прошел к двери и повернул головку замка.

На пороге стоял старый африканец в белоснежном костюме, опиравшийся на черную трость с резным набалдашником слоновой кости в виде какого-то африканского истуканчика: то ли божок, то ли просто предмет народного творчества. Несмотря на преклонные годы, старикан держался прямо, молодецки развернув плечи и высоко держа голову: курчавая шевелюра прямо-таки ослепительно седая, как и густая бородка. На левой щеке – изрядный шрам от скулы до подбородка, а на правой руке недостает двух пальцев. У него и все тело, Мазур помнил, должно быть в шрамах. Серьезный старичок, с бурной биографией, иному таких перипетий на три жизни бы хватило...

Мазур застыл, честно говоря, в некоторой растерянности – не ожидал такой вот встречи, нос к носу. Старик как ни в чем не бывало сказал:

– Меня зовут...

– Ну что вы, – сказал Мазур, очнувшись от легонького остолбенения, – кто же вас не знает, господин Мозес Мванги... Честно говоря, не думал, что когда-нибудь придется познакомиться.

– А вы, насколько я понимаю, и есть тот самый адмирал, которого считают лучшим консультантом по безопасности?

– Я не настолько самонадеян, – сказал Мазур.

– И все же, учитывая, что вы сделали нынче утром... Вы разрешите войти?

– Да, конечно, – Мазур торопливо посторонился. – Собственно, это не мой дом, так что разрешения можно и не спрашивать...

Старик прошел в кабинет и, заложив за спину руки с тростью, принялся неторопливо разглядывать всевозможные диковины. Мазур таращился ему в затылок с суеверным уважением, не в силах даже приблизительно описать свои ощущения: все равно как если бы объявилась в дрожании раскаленного воздуха и сиянии радужных огней машина времени и оттуда вышел кто-нибудь вроде молодого Фиделя Кастро или Лумумбы.

Дедушка Мозес Мванги, без преувеличения говоря, был живой легендой. Персонифицированным в человеческом облике историческим периодом. В точности по классикам: когда Антон мастерил модельки и играл в Вильгельма Телля, у Араты Горбатого еще не было горба, а был он строен, как тополь...

Когда Мазур еще маршировал под стук веселого друга барабана в пионерском галстуке, Мозес Мванги уже сложил с себя сан священника, сообразив, что выбрал не ту дорогу, и подался к тем, кто боролся за независимость более осязаемыми аргументами вроде динамита и неведомо где раздобытых автоматов «шмайсер». Когда Мазуру стукнуло шестнадцать, в летнем комсомольском лагере как раз устроили вечернее факельное шествие типа митинга, и приезжая активистка райкома долго рассказывала у костра о героической борьбе чернокожих повстанцев за независимость, а также клеймила позором палачей из португальской охранки, в числе прочих заточивших в камеру смертников героического борца Мозеса Мванги. Они даже тогда какую-то резолюцию вынесли, по-юношески максималистскую: мол, категорически требуем от португальского империализма немедленно прекратить и не допускать впредь... Хотя, исторической точности ради следует заметить, Мазур с приятелями (хотя и были искренними комсомольцами, верившими всему, чему учили) больше пялились на активисточку, чем пылали праведным гневом: все-таки шестнадцать лет – это шестнадцать лет, стоял расцвет мини-юбок, ножки у активистки были ужас как хороши, не говоря уж о прочем, так что от фантазий зубы сводило...

А в общем Мозес Мванги был, без дураков, живой легендой. И пытали его в застенках не понарошку, и из камеры смертников он бежал всерьез, и лихо партизанил в лесах, и поезда под откос пускал, и потом, когда колонизаторы слиняли, в столицу входил с первым броневиком.

А когда пришла независимость, выяснилось, что настоящего-то лиха дядя Мванги еще не хлебал...

Он, конечно, не был ни романтиком, ни идеалистом, не тот дядька, но все же обладал некоторым набором принципов, от которых не хотел отступать, хоть ты его режь. Коррупцию и казнокрадство на дух не переносил, терпеть не мог, когда лидеры увешивали себя орденами от ушей до пяток и назначали сами себя генералиссимусами, отцами нации и младшими братьями вечности. А потому его принципы очень быстро вступили в категорическое противоречие с замашками новоявленных президентов. А если добавить, что Мванги и американцев вкупе с прочими натовцами недолюбливал, и к марксизму-ленинизму относился без всякого энтузиазма, предпочитая пресловутую африканскую самобытность, – легко понять, что жизнь у него была ох какой нелегкой. Каждый второй отец нации (и кое-кто из каждых первых) в конце концов то усаживал строптивца на нары, то прятал в ссылку, куда здешний Макар жирафов не гонял. Пристукнуть дядю Мозеса все же опасались ввиду невероятной популярности в стране – желание-то было, а вот надежных исполнителей подыскать оказывалось трудненько. Мазур знал совершенно точно, что в свое время фельдмаршал Олонго плешь проел советским товарищам, клянча, чтобы они своими силами ликвидировали где-нибудь в безлюдном местечке несомненного врага социалисти-ческих преобразований. Советские товарищи от такой чести вежливо, но решительно уклонились – Мазур подозревал, что не по врожденному благородству души, а исключительно для того, чтобы иметь в рукаве запасного туза...

Сейчас Мванги вроде бы был на коне, вот уже пару лет занимал пост спикера парламента, но краем уха Мазур слышал, что старина вновь пребывает в контрах с нынешним руководством, и в первую очередь с президентом. Так что следовало ожидать развития событий по заигранному сценарию...

Старик обернулся совершенно неожиданно:

– Вы что-то хотели спросить? У вас такой вид...

Мазур усмехнулся:

– Правду говорят, что у вас постоянно клинок в трости?

Мванги улыбнулся в ответ – мимолетно, едва ли не мечтательно – нажал большим пальцем невидимую кнопочку, сделал резкое движение, и в руках у него в самом деле оказался сверкающий трехгранный клинок приличной длины.

– Увы, увы, – сказал спикер, возвращая клинок на место. – Порой в Африке, находясь в гуще политической жизни, без подобных безделушек не обойтись... Вы здесь устроили что-то вроде обыска?

– На всякий случай, – сказал Мазур, – мало ли что может отыскаться…

– Понятно. Можно взглянуть? – Мванги прошел в двери в глубине кабинета и непринужденно ее распахнул: – Это и есть та самая система наблюдения за всем практически поселком?

Мазур кивнул, не выразив особенного удивления – старикан не занимал никаких постов, кроме спикерского, но личная разведка, как известно людям понимающим, у него поставлена прекрасно. Все-таки живая легенда, и опыт выживания богатейший... Кто-то уже втихомолку поделился свежими новостями, ага...

– Как ее не обнаружили до сих пор? Президент, приезжая сюда, принимал все меры безопасности, в том числе и против подслушивания...

– Такая уж система, – сказал Мазур, – встроена в схему электропитания, как бы паразитирует на ней, а потому современными средствами не засекается. Очень уж они современные, на более изощренные «жучки» рассчитаны... Вас интересуют детали?

– Да нет, зачем... – старик уселся в кресло, бережно прислонив трость к подлокотнику, присмотрелся к экранам и рядам кнопок. – Как это все включается?

Мазур мысленно пожал плечами – в конце концов, перед ним был глава высшей законодательной власти...

– Поверните вот этот синий тумблер, – сказал он. – Потом нажмите клавишу, вон ту, рифленую, красную, с «дабл ю». Теперь можно нажимать кнопки с номерами. «Единица» – это президентский...

Старик без малейших колебаний нажал «единичку». Вспыхнул экран. Президент развалился в том же мягчайшем кресле, но беседовал уже не с лощеным штатским, а с военным – полковничьи львы на погонах, синий берет... это не армия, точно. То ли военная жандармерия, то ли полиция – Мазур в нынешних знаках различия плохо разбирался, за двадцать лет многое переменилось.

Разговор снова шел на каком-то местном языке – и Мозес Мванги подался вперед, прямо-таки впившись взглядом в экран, ловя каждое слово. Судя по тому, как застыло его лицо, речь шла не о новинках киноэкрана и не о достоинствах балерин из Государственного театра – старик, как Олеся давеча, словно бы поверх вороненого винтовочного ствола смотрел...

Мазур деликатно стоял у него за спиной, сохраняя каменную неподвижность. Это продолжалось долго, в конце концов Мванги резко, раздраженно ударил ладонью по выключателю, словно таракана давил. Какое-то время сидел, уставясь в погасший экран с тем же хищно-брезгливым выражением на лице.

– Вы что-нибудь поняли? – спросил он тихо.

– Увы, местным языкам не обучен, – сказал Мазур.

– Насколько мне известно, двадцать лет назад вы у нас уже б ы в а л и...

– Я не разведчик, а военный, – сказал Мазур. – Нам языковые тонкости ни к чему. Разве что «Руки вверх» и тому подобное...

Не хватало еще лезть в местную большую политику, подумал он. Большая политика – дерьмо, на любом меридиане...

Мванги встал, и они оказались лицом к лицу. Мазур глянул выжидательно.

– У меня к вам будет просьба, адмирал... – сказал старик словно бы нерешительно. – Я понимаю, вы здесь заняты не только охраной президента, но и какими-то с в о и м и делами...

– С чего вы взяли?

– Ну, бросьте. Вы же в данный момент работаете на группу бизнесменов, которым здесь многое принадлежит...

– Вам это не по душе? – негромко спросил Мазур.

– Не настолько, чтобы против этого бороться, – сказал Мванги. – К превеликому сожалению, иные вещи следует воспринимать как грустную неизбежность. Жизнь далеко не во всем похожа на то, что нам представлялось лет тридцать назад... вы, наверное, это знаете и на с в о е м опыте?

– Не без того, – сказал Мазур угрюмо.

– Просьба у меня одна-единственная. Вы можете никому не рассказывать о том, что показали мне... систему?

Пытливо глядя на Мазура, он вдруг словно вспомнил что-то, достал из внутреннего кармана белоснежного пиджака какую-то длинную узкую книжечку, раскрыл ее, нацелился авторучкой. Спросил совсем тихо:

– Какую сумму вы считаете приемлемой?

Тут только Мазур сообразил, что книжка – чековая. Он их почти что и не видывал, разве что во времена былых зарубежных командировок. Даже в новой своей ипостаси обходился кредитными карточками.

– Уберите это, – сказал он, невольно скривившись от брезгливости то ли к окружающей жизни, то ли к принятой на себя роли.

Медленно спрятав книжку и авторучку, старикан сказал не без удивления:

– А ведь вы искренни, пожалуй что. Вас прямо-таки перекосило от отвращения... Извините.

– Я в данный момент работаю за деньги, – сказал Мазур, – но это еще не значит, что я все измеряю деньгами. Никто ничего не узнает. Слово офицера. Мне, откровенно говоря, наплевать на ваши интриги. Своих хватает. Лишь бы это не пошло во вред... – он мотнул головой в сторону экрана. – Я, как вы справедливо подметили, в настоящий момент занят обеспечением безопасности президента. Можете и вы, в свою очередь, дать слово, что это не повредит...

– И вы поверите моему слову?

– Поверю, – сказал Мазур, – такой уж я болван.

– Честное слово, я это не собираюсь использовать для каких-то д е й с т в и й...

Болваном Мазур никогда не был. Он просто-напросто помнил, что старик после обретения независимости ни разу не был замешан в каких бы то ни было а к ц и я х типа переворотов, заговоров и мятежей. Не те принципы. Е г о однажды лишали поста премьера классическим способом – подогнав танки к резиденции и подкрепив их батальоном десантуры. Семьдесят девятый, ага...

– Иногда бывает очень важно быть в к у р с е, – сказал Мванги. – В последнее время наблюдаются кое-какие беспокоящие тенденции...

– Какие? – спросил Мазур напрямую.

– Вам это, право же, неинтересно. Споры о путях дальнейшего развития страны, сопровождаемые закулисной возней... Ничего интересного для иностранца, даже задействованного в обеспечении безопасности президента. Но человек на моем посту должен знать очень многое...

– Понятно, – сказал Мазур. – Нескромный вопрос позволите? А как вы, собственно, обеспечите...

– А я сюда попросту поселюсь, – сказал старик, безмятежно улыбаясь. – Кто мне откажет в такой мелочи?

– А господин бывший главный егерь? Не проболтается?

– Его час назад уложили при попытке к бегству, – сказал Мванги, вновь став серьезным. – Нет, поверьте, я здесь совершенно ни при чем. К о м у – т о очень не хотелось, чтобы он говорил без конца и обо всем на свете. Лично мне такой финал крайне не нравится, а поскольку вы занимаетесь безопасностью президента, есть смысл насторожиться и вам.

Мазур мрачно кивнул. Он и сам прекрасно понимал, что в окружении президента еще остались невыявленные к р о т ы – когда чередой пошли квалифицированные покушения, без надежных кротов дело просто не обходится...

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Дела...

– Рад был познакомиться. И – спасибо...

Оказавшись под открытым небом, на жарком африканском солнышке, Мазур мимолетно себя выругал – расчувствовался, на старости лет стал в слюнявый гуманизм скатываться. Оно было нужно – лезть в здешние внутренние разборки на чьей-то стороне? Подумаешь, в бытность свою пионером резолюции принимал касаемо исторической личности, борца с колониализмом...

А впрочем, пустяки. Во-первых, он сейчас, строго говоря, был работником не своей о б ы ч н о й системы, а во-вторых, заранее можно быть уверенным, что дед не проболтается. Не тот старикан. Ладно уж, пусть забавляется...

Поселок выглядел, как обычно – разве что по периметру маячило гораздо больше рослых ребяток в пятнистом, с автоматическими винтовками наперевес. Мазур быстро добрался до Олесиного домика и старательно постучал.

Олеся почти тут же открыла – причесанная, подкрашенная, в синеньком халате, выглядевшая безмятежно и непорочно. Оказавшись в комнате, Мазур обнаружил, что все следы недавних шалостей уже ликвидированы. Не подглядывал бы – и не узнал бы...

– В первую очередь хочу тебя поздравить, – сказала Олеся. – Великолепно справился. Президент от эмоций себя не помнит, собирается тебя орденом награждать...

– Откровенно говоря, я бы с превеликим удовольствием взял деньгами, – сказал Мазур, плюхаясь в кресло. – Орденов у меня и так целый мешок дома, да толку от них...

– Подожди, будут и деньги... Нет, ты великолепно справился.

– Великое дело – имперская выучка, – сказал Мазур. – Ты лучше объясни, как получилось, что главного егеря шлепнули при попытке к бегству?

– А ты откуда знаешь?

– Самая модная тема для разговоров...

– Да? – подняла брови Олеся. – Значит, пошли уже трепать... Тут уж мы ни при чем, местные сами поторопились. Очень уж давно он тут всем заведовал, несколько лет, знал массу интересного и пикантного о куче народа, вот кто-то и испугался, надо полагать: начнут колоть по полной программе – выплывет масса п о б о ч н о г о, но безусловно компрометирующего... Наши и опомниться не успели, как в него бравый полковничек всю обойму высадил. Ну, в конце концов, невелика потеря. Он же, строго говоря, не был в игре, его для одного-единственного раза вербанули. Что он мог знать... Гораздо интереснее те двое, которых ты приволок из Киримайо. – Она показала на столик, где лежала стопа бумаги и несколько аудиокассет. – Результаты первых допросов. Будешь изучать?

– Потом, – сказал Мазур. – Ты сама-то ознакомилась?

– А как же.

– Тогда суть я тебе и так скажу. Ушибленные перестройкой ребятки оказались не у дел, настоящая жизнь проплывала мимо, сытая и богатая, не выдержали соблазна и решили подхалтурить. Им предложили поработать в Африке, они и согласились без особых трепыханий... К тому сводится, а?

– Правильно.

– Тоже мне, ребус... – сказал Мазур. – Вечерком изучу все это обстоятельно, а то и сам поговорю с этими сукиными котами... У меня сейчас другое на уме...

Он с хорошо рассчитанной бесцеремонностью подошел и нацелился завалить белокурую русалку на постель, но она ловко увернулась:

– Кирилл, это потом... Есть неотложные дела. Придется тебе собираться в дорогу.

– Точнее?

Олеся, сделав серьезное и одухотворенное лицо комсомолочки, приветствующей очередной партийный съезд, пропела негромко:

– Дан приказ ему – на запад...

– Тоже – не ребус, – сказал Мазур, сговорчиво убирая руки и возвращаясь на место. – Что у нас к западу? А к западу у нас сопредельная держава, откуда приходят диверсанты... Я правильно понимаю?

– Ну, ты даешь...

– Милая, – сказал Мазур проникновенно, – не забывай, что имеешь дело с профессионалом имперской выпечки... Это тоже азбука. Есть диверсанты, которые шастают из-за границы. Есть человек, который способен чувствительно надавать им по рылу. В подобной ситуации любой толковый начальник послал бы людишек за границу, чтобы нанесли удар по базе. Не перехватывать злоумышленников по одному, а спалить гнездо к чертовой матери...

– В десяточку, – сказала Олеся. – Наши пришли точно к таким выводам – благо работодатели мои официальных постов не занимают, им нет нужды оглядываться на собственное мнение, перед оппозицией оправдываться, перед прессой изворачиваться... Да и президент, можно сказать, благословляет. Очень ему не нравится, что на него регулярно устраивают покушения, и, я думаю, его можно понять. Тебе бы понравилось?

– Да ни хрена подобного, – сказал Мазур.

– Значит, тебе и карты в руки. Согласна, дело опасное, но это ведь то, чем ты занимался всю сознательную жизнь... Ты там будешь не один. Помощь отыщется, поддержка, техническое оснащение и все такое. Если попадешься государственным конторам, будем тебя вытаскивать со страшной силой. Главное – не попасться в руки тем, кого ты громить едешь, – тут уж, сам понимаешь, исключительно на себя рассчитывать придется.

– Детали? – спросил Мазур. – Чтобы мне в материалах допросов не копаться...

– В общих чертах выглядит так: они базируются прямо в Джале. Столица – город большой, там при нужде целый батальон может раствориться по окраинам, прикинувшись мирными энтомологами или, скажем, активистами молодежной христианской лиги... Ну, против нас, разумеется, не батальон. Всего-то дюжина профессионалов под командой какого-то загадочного полковника из бывших советских спецназовцев. В деньгах, а значит, и в снаряжении они недостатка не испытывают, наши конкуренты – люди не бедные, и тот, кто пытается вторгнуться на чужой укрепленный плацдарм...

– Швыряет бабки направо и налево, – кивнул Мазур. – Знаю, мне еще в Ницце этот американский урод объяснял подробно...

– Ах да, я и забыла... В общем, они после полосы неудач решили играть по крупной. Не посылать больше ходоков с винтовочками. Через три дня будет открытие большой клиники – одна из программ ЮНЕСКО, съедется масса зарубежных гостей и ооновских чиновников, президент просто обязан будет торчать на трибуне и произносить речи... Понимаешь?

– Еще бы, – сказал Мазур. – Мечта террориста: точно известно и время, и место, да вдобавок знаешь, что м и ш е н ь непременно должна будет явиться... Что на сей раз? Если не снайперы... Смертник с бомбой в толпе? Или парочка броневиков, проламывающих кордоны?

– Нечто посерьезнее. Я же говорю, наши конкуренты не мелочатся. Этот загадочный полковник зафрахтовал наш же, российский корабль. Не океанский лайнер, но и не малый рыболовный траулер. Гидрографическое судно – их сейчас столько не у дел... Команда абсолютно не в курсе. Им впарили легенду: мол, по заказу африканского министерства природных ресурсов группа ученых из Европы изучает миграцию рыбы в заливе Одлаванги. В нейтральных водах, совершенно законно и официально, так что никакого криминала...

– А на самом деле?

Олеся обольстительно улыбнулась:

– Кирилл, ты же любишь себя телепатом аттестовать, вот и попытайся включить шестое чувство...

– Десантная группа? – вслух предположил Мазур. – Нет, ты ж говорила, их там всего дюжина. А клиника наверняка не на побережье – в центре столицы где-нибудь... Меры безопасности будут серьезные, дюжине, пусть они наперечет терминаторы, ловить попросту нечего... Тогда?

– Догадайся... – с дразнящей улыбкой сказала Олеся.

– Ну, а что тут еще можно придумать? – искренне пожал плечами Мазур. – Корабль в нейтральных водах... – он выпрямился в кресле и стал очень серьезным: – Олеся, но не ракеты же...

– Угадал, – сказала она с тем же серьезным, хмурым лицом, что было сейчас у него. – Ракеты уже на корабле. Четыре штуки. Мне три раза повторили название, так что я отлично запомнила... «Синяя ведьма», эм-пэ-эйч восемь... Это серьезно?

– Серьезнее некуда, – сказал Мазур. – Ваши конкуренты не скупятся, точно... Состоят на вооружении как минимум десяти флотов. Крылатая ракета класса «корабль-корабль», а это означает, что ее с тем же успехом можно послать на сушу. Предназначены для того, чтобы нанести возможно больший ущерб современному военному кораблю – сама представь мощность боеголовки. Причем размеры не особенно и большие, метр с копейками, – он показал рукой от пола. – Запускать можно, собственно говоря, с самого примитивного устройства вроде разрезанной вдоль металлической трубы. Лет десять назад в одной далекой стране партизаны, умыкнув полдюжины, ими по военному аэродрому трахнули. Впечатляющий был результат... Ну, и точность попадания фантастическая. Можно запрограммировать так, что они залепят президенту пониже пояса... Я, конечно, преувеличиваю, но не особенно. Достаточно будет, если парочка или хотя бы одна влепится в радиусе метра от трибуны. А уж если все четыре... Воронка будет впечатляющая. Девятиэтажка поместится. Ну, а если какая-то добрая душа заранее установит радиомаячок, а то и притащит с собой... Он, по идее, не больше пачки сигарет. Свободно можно попросить б о л в а н а сунуть в карман и стоять поодаль от президента – мол, это такой шпионский микрофон... В любом случае, сомневаюсь, чтобы у президентской службы безопасности нашлась возможность такой маячок выявить или заглушить. Нет у них, зуб даю, подобной техники, все-таки Африка, а не Вашингтон... Ну да, вот именно. На их месте я бы планировал именно наведение по радиомаяку. Гораздо надежнее. Если уж нашлись деньги зафрахтовать судно и достать «Ведьмы», маяк – пустячок...

– Иными словами – дела хреновые?

Мазур усмехнулся:

– Но я же не отказываюсь съездить в гости в Джалу? Значит, все не так уж и хреново... Вы меня одного хотите послать?

– С Аней, – Олеся заторопилась: – Кирилл, я прекрасно понимаю, что ты думаешь, по твоему лицу видно – такую гримасу скорчил, словно лимон раскусил... Зря ты так, честное слово. Это тот классический случай, когда внешность обманчива. Она только на вид – юный наивный ангелочек. А на деле и с рукопашной обстоит самым лучшим образом, и стреляет отлично, и в переделках бывала. До тебя ей, конечно, далеко, но девочка, поверь, серьезная.

– Милая, – сказал Мазур с видом крайнего простодушия. – Но там, неровен час, людей убивать придется...

– Я же тебе говорю: она бывала в переделках, – Олеся подчеркнула голосом последнее слово. – Ты, конечно, продукт штучной выделки, но с чего ты взял, что прежде у нас не было ситуаций, когда от людей требовалась... р е ш и м о с т ь?

– Ладно, верю, – сказал Мазур. – Ты – женщина серьезная, надеюсь, прекрасно знаешь, что делаешь... Вот только... У меня создалось впечатление, что девочка строптива и заносчива. Сумеет она быть хорошей п о д ч и н е н н о й?

– Сумеет, не беспокойся. Говорю же, в деле проверена.

– Ну, будем надеяться... – протянул Мазур.

– Серьезно, нет никаких оснований для беспокойства. Или тебе будет спокойнее, предоставь я тебе дюжину Шварценеггеров?

– Э, нет, – сказал Мазур энергично. – Вот дюжина Шварценеггеров в таких делах как раз совершенно ни к чему. Чем меньше людей, тем успешнее такие дела проскакивают. Я так понимаю, кораблик этот для пущей надежности следует потопить?

– А ты сможешь?

– Да я многое могу... – сказал Мазур, – но не хотелось бы выходить за рамки. Куча ни в чем не повинного, непричастного народа... Такие вещи лучше делать ю в е л и р н о.

– А конкретно?

– Ну, скажем... Хороший такой пожар в машинном отделении или в трюме. Куча пожарных, куча полиции, репортеры и все такое... Не могут же все поголовно полицейские и спецслужбы в Джале оказаться перекупленными вашими конкурентами?

– Безусловно, не могут. Пожар, огласка, сенсация... Как следствие – неминуемый арест корабля в порту и куча вопросов к его экипажу... – Олеся улыбнулась совершенно непринужденно. – Знаешь, мысли у нас идут параллельным зигзагом – так, кажется, у вас, моряков, говорится?

– Параллельным курсом.

– Ну, это несущественно... В общем, мысли наши шли в одном направлении. Я тебе больше скажу: нечто похожее у ж е планируется. Там есть нужный человек, причем никакой не разведчик... Это в ваши времена все делилось на шпионов и контрразведчиков, а сейчас в игре гораздо больше самых разнообразных фигур...