Пиранья. Алмазный спецназ

Глава тринадцатая Оплот цивилизации

В самом деле, по сравнению с дикими чащобами то, что предстало их пытливому взору, было форменным оплотом цивилизации – не временный лагерь бродяг, не армейские палатки, а самая настоящая деревня. Десятка два глинобитных круглых домов с высокими конусообразными крышами, крытыми ворохами бамбуковых листьев (между прочим, еще и практично, банановые листья горят значительно хуже соломы), два прямоугольных барака из рифленого железа, возле одного из них – тронутый ржавчиной бак на подставке из железных труб, похоже, импровизированная водонапорная башня. Чем не цивилизация?

Вот уже три часа они наблюдали за деревней, укрываясь в кустарнике, с трех разных точек – и до сих пор не удалось высмотреть ничего подозрительного. Деревня как деревня. Справа к ней примыкают болота, слева – чащоба. Свободного места как раз достаточно, чтобы там разместились небольшие поля, густо заросшие какой-то местной культурой (Мазур как двадцать лет назад не знал точно, что это такое, так и теперь, одно известно – кашу из нее варят и пиво гонят). Справа, у самого болота, торчит огромная прямоугольная коробка – бывший американский бронетранспортер, спаленный в незапамятные времена, да так и оставшийся здесь по причине полной бесполезности. С е р ь е з н ы х боев, Мазур прекрасно помнил, в этих местах не случалось. Какая-то мелкая стычка: особо ретивые юаровцы прорвались во время «Полета ворона», тут их кубинцы и накрыли. Ну да, кубинцы в этих местах держали оборону...

За три часа – ничего подозрительного. Преспокойно бродили козы и худые свиньи в немалом, следует уточнить, количестве – верный признак того, что ни партизаны, ни правительственные войска тут давненько не объявлялись, иначе домашней живности был бы нанесен сокрушительный урон. Слева, на окраине деревни, все это время женщины толкли пестами в высоких ступах – готовили местную муку. Надоедливый стук стал таким привычным, что Мазур с Анкой его попросту не замечали. Дети безмятежно играли меж домами в компании собачат и небольшого питончика, явно притащенного из джунглей каким-то охотником забавы ради, чтобы подрос для кулинарного употребления. Мужчины, старики, прочие селяне занимались своими делами опять-таки насквозь безмятежно. Словом, все свидетельствовало, что крохотный оплот цивилизации живет мирной жизнью, не опасаясь ничего, что могло бы эту мирную жизнь нарушить.

А главное, у одного из бараков стоял автомобиль – старенький, донельзя обшарпанный «лендровер», который наверняка был ветераном еще во времена п е р в о й здешней командировки Мазура, – но машина выглядела совершенно исправной, покрышки не спущены, ветровое стекло не разбито, все вроде бы в порядке.

Эта-то машина их и привлекала, как пиратов былых времен – груженное мексиканским золотом судно. Очень уж соблазнительной казалась возможность за какой-нибудь час достигнуть города Инкомати с относительным комфортом. У машины, разумеется, здесь имелся хозяин – но такие мелочи не следовало принимать в расчет циничным людям вроде них...

Лежа на боку, Мазур в который раз изучал карту окрестностей на экранчике своего навигатора. Все правильно, до Инкомати километров семьдесят – не по прямой, конечно, немощеные отроду дороги петляют, словно протоптанные целым батальоном алкоголиков, но это, в конце концов, вовсе уж мелкое неудобство...

– Эй! – тихонько окликнула Анка.

Мазур мгновенно перевернулся на живот, посмотрел в ту сторону, куда она показывала. Из барака неторопливо вышел африканец средних лет, с натугой тащивший под мышками два длинных свертка, упакованных в полосатую ткань и тщательно перевязанных. Перевалил их через борт на заднее сиденье, пристроил там поудобнее, постоял с видом записного лентяя, потом развернулся и побрел назад в дом.

– В дорогу собрался, а?

– Еще не факт, – сказал Мазур. – Что-то вид у него совершенно лентяйский. Если собирается такими темпами, нескоро поедет... а вообще-то, тут одна дорога, и мы в случае чего его легко перехватим. Вон там хотя бы.

– А если никуда не поедет?

– Вот то-то, – сказал Мазур. – Сурок, мать его...

– Так что, пойдем в кишлак? Что за трагическое раздумье на лице?

– При чем тут трагическое? – пожал плечами Мазур. – Просто раздумье... Те два барака на фоне хижин имеют чертовски официальный вид. Скорее всего, тут у них, переводя на наши мерки, какой-нибудь райцентр. Что подразумевает радиосвязь...

– Ну и что? Рацию мы быстренько – об стену...

– Кто б сомневался.

– Ну, так идем? – Анка прищурилась. – Только не говори, что ты у драконьего пастуха заразился ясновиденьем и у тебя дурное предчувствие...

– Да нет, ничего подобного.

Она усмехнулась:

– Сталкер, можешь кинуть гайку?

– Легко.

– В чем тогда задержка?

Легонько вздохнув, Мазур покосился на свой рюкзак, за время пути заметно отощавший, – но два кило необработанных алмазов там, ясное дело, по-прежнему пребывали.

– Ладно, – сказал он решительно. – Только, думается мне, нужно и автоматы, и поклажу припрятать пока что. На этакое сонное царство нам и револьверов хватит, ежели что...

– Резонно, – сказала Анка. – Документы берем?

– А почему бы и нет? Лесной корпус – это вполне кошерно. Изучаем возможности устройства здесь нового заповедника. Услышав такую легенду, местные нас на руках по главной улице пронесут. Заповедник – это туристы, а туристы – это дурные деньги... Идем к баракам, осматриваемся, нейтрализуем все, что может представлять неудобства, хватаем машину, если на ходу…

– Да на ходу она, сразу видно.

– Тем лучше, – сказал Мазур. – Хватаем машину, забираем поклажу и мчимся в город, не забыв расколошматить рацию...

– Если она есть.

– Должна быть. Тот сурок, судя по сытой и довольной роже – не иначе как староста. Должна быть рация... Ты оружия при нем не заметила?

– Нет.

– Я тоже. Значит, все просто...

Пригибаясь, чтобы не высунуться ненароком над кустарником, он отошел, пригляделся к зарослям и отыскал подходящее местечко. Там, где ветви – корявые, покрытые клейкими длинными листочками и бурыми двойными колючками, – достигали земли. Осторожно, чтобы не исцарапаться, приподнял ветки прикладом автомата, запихал туда рюкзаки, потом и автоматы. Отступил на шаг, присмотрелся. Уже отсюда ничегошеньки не видно. Значит, надежно. За все три часа, что они в зарослях просидели, ни единая живая душа сюда не сунулась – ни люди, ни домашние животные. Отсюда легко сделать вывод, что место малопосещаемое. Четверть часика драгоценная поклажа пролежит...

– Ну, с Богом... – сказал он. – Пошли... нет, не туда!

Они сделали немаленький крюк и вышли на дорогу – чтобы не выглядеть подозрительными людьми, пришедшими со стороны чащобы. В полный рост, не скрываясь, двинулись по дороге к деревне.

Первыми их, как и следовало ожидать, заметили детишки, игравшие со щенком у крайнего дома. Не завопили, наутек не пустились – воззрились с любопытством, но без особого удивления. Следовательно, можно сделать вывод, что белый человек им не в диковину. Правда, едва Мазур с Анкой прошли мимо, детвора, забыв о щенке, на почтительном отдалении двинулась следом, но это опять-таки было не более чем простым любопытством.

И сидевший у входа старикан с длиннющей трубкой во рту смотрел на идущих без малейшего удивления, скорее равнодушно... Они шагали прямо к баракам. Ни малейшей угрозы в поле зрения, скорее наоборот – никто не думал ради них отрываться от дела, только ребятишки тащились следом, как привязанные.

Они оказались у машины. На взгляд Мазура, ни малейшего изъяна, хоть сейчас прыгай за руль и лихо уносись в облаке пыли... Вокруг стояла безмятежная тишина, из-за угла появился худющий подросток в желтой майке и домотканых штанах по колено, мельком поглядел на Мазура с Анкой и прошел мимо, присел на корточки у радиатора машины, разглядывая ее с вялым интересом. Изнутри, из барака, доносилось размеренное клацанье, вроде бы не связанное ни с чем милитаристским.

Они поднялись по трем ступенькам расхлябанного деревянного крылечка. Входная дверь была открыта, так что стучать не пришлось. Вся внутренность барака оказалась одной-единственной большой комнатой, не разгороженной перегородками. На стене справа висело несколько картинок, имевших внешние признаки наглядной агитации: портрет президента (точнее, цветная фотография не лучшего качества и скромного размера), пара плакатов с сиявшим над белым городом солнцем, могучими белозубыми крестьянами, куда-то шагавшими колонной с мотыгами на плечах и идиотскими улыбками, а также антиспидовскими лозунгами, проиллюстрированными перечеркнутыми шприцами и самокрутками с местной дурью. Красный уголок, ага. «Сурок» сидел за ветхим столом в торце барака. За спиной у него красовался пыльный государственный флаг, а сам он старательно, двумя пальцами, выстукивал что-то на пишущей машинке, которая, по первому впечатлению, была антиквариатом еще при португальцах. Точно, крайне походило на мэрию – с учетом окружающей убогости.

При виде вошедших хозяин с превеликой охотой оторвался от своего занятия, поднял голову и изобразил лучезарную улыбку – именно что изобразил, рожа у него, оценил Мазур, была самая что ни на есть продувная.

– Посматривай... – сквозь зубы сказал он Анке, быстрыми шагами приблизился к столу и спросил резко: – По-английски говорите?

«Сурок» все с той же широченной улыбкой развел руками, пожал плечами, повертел головой и выдал длинную фразу на местном наречии, расшифровке не поддававшуюся.

«Дуркует», – подумал Мазур. Деревня цивилизации не чужда, а поблизости – принадлежащие американцам рудники и плантации, так что какой-то минимум он обязан был усвоить...

– Так-таки и не говорите? – допытывался Мазур.

«Сурок», широко улыбаясь, мотал головой. Бить его в торец было, пожалуй что, перебором. Лихорадочно копаясь в памяти, Мазур соображал: здесь обитают гватепеле, ага, значит, хоть пару-другую слов в свое время усвоил, бывал в этих краях... Ну да, как же!

С вопросительной интонацией, надеясь, что вспомнил правильно, Мазур выговорил:

– Таба кисангано?

Вот чудо, типчик закивал! Значит, правильно вспомнил: «Ты староста?» Еще парочка фраз пришла на ум, но они в данный момент совершенно не годились: на кой черт Мазуру знать, не отравлена ли в колодце вода и не заложены ли поблизости мины? Из здешнего колодца все равно не пить, а мин тут давненько не закладывали вроде бы...

Тьфу ты! Он доподлинно вспомнил то, что справный солдат обязан в первую очередь заучить в стране пребывания... Набрал в грудь побольше воздуха, еще раз освежил память и старательно рявкнул:

– Мансана а сула бе та на! Куивало батака а мансанита суба! Ба та, ла та, ша та, карава матаба туа! Чу, ба та, ла та! Хуту ба лу киту...

Это была высокопробная матерщина, подробно исследовавшая генеалогию старосты и обнаружившая в ней массу позорных обстоятельств. А также обещание оторвать к чертовой матери кое-что важное.

Ну, в конце концов, настоящие сотруднички Лесного корпуса тоже не церемонились бы со старостой захолустной деревушки, находись они при исполнении...

Старосту, сразу видно, п р о н я л о. Закрепляя успех, Мазур добавил:

– Кавуту ба ла матари! Ну, вспомнил английский?

Староста закивал и проговорил на приличном английском:

– Вспомнил, как тут не вспомнишь... Руки подними, падаль!

Мазур так и не успел ничего предпринять – и Анка тоже. Во всех шести окнах барака – без рам и стекол – возникли недружелюбные рожи, направили внутрь автоматы. Сзади знакомо лязгнуло – это передернул затвор «Калашникова» тот самый худой юнец в желтой майке и домотканых по колено портках. Староста, уже не выглядевший сонным байбаком, проворно извлек из стола старомодный, но ухоженный револьвер британского производства и, вытянув перед собой обеими руками, нацелился Мазуру в живот.

– Руки вверх, говорю! – заорал он на том же вполне приличном английском. – Кому говорю?

Мазур медленно поднял руки, успев подумать, что давненько уж так не прокалывался: но ведь три часа наблюдали, типичнейшее сонное царство, дыра дырой... Сзади послышались едва различимые шаги, в затылок уперлось нечто твердое, которое могло оказаться исключительно дулом автомата – и подросток проворно выдернул у Мазура из кобуры револьвер, а из ножен – кинжал. То же самое проделал с Анкой. Живенько отбежал, не дожидаясь неприятных сюрпризов.

Проворно выскочив из-за стола, староста распорядился:

– Пошли к двери, оба! Кругом!

Под прицелом стольких дул не особенно и поспоришь... Мазур вышел первым – а перед ним пятился державший его на прицеле юнец. Следом шла Анка. Орал староста:

– В соседний дом, живенько!

Соседний барак оказался чуточку ухоженнее – разделен на несколько комнаток. Староста орал:

– Направо! Руки не опускать!

Мазур вошел в комнатку, где за пустым колченогим столом восседал на стуле здоровенный детина в пятнистом комбинезоне и синем берете. На рукаве у него красовалась чистенькая сине-красная повязка с какими-то буквами, а на берете – здоровенная, не без старания изготовленная кокарда желтого металла. Ни к повязке, ни к кокарде Мазур особенно не приглядывался – ровным счетом ничего интересного, один из тех вечных, как тараканы запечные, национальных фронтов, чье наличие и неистребимость привели президента Кавулу к черной меланхолии и твердому решению драпануть из страны с набитыми карманами...

Вокруг столпилась целая орава, упершись в разные участки организма автоматными дулами. Держались они несуетливо, совершенно спокойно, и вот именно это Мазуру и не нравилось: народ, сразу видно, бывалый, с таким труднее работать, предпочел бы начинающих сопляков, и стрелять не умеющих прицельно, и неуклюжих, как морж на суше...

Верзила разглядывал их, выпуская дым в потолок. Что-то скомандовал на своем, непонятном – и Мазуру быстренько обшарили карманы, кинули на стол ламинированную карточку, рядом – Анкину.

– Лесной корпус... – протянул верзила, ухмыляясь так, будто настроился с самого начала не верить ни единому слову пленных. – И что же вы здесь делаете, судари мои?

Мазур добросовестно ответил:

– Изучаем район. Для устройства нового заповедника. А с кем, собственно...

– Капитан Батаги, – сказал верзила. – Начальник контрразведки округа Патриотического фронта.

Мазур подумал, что угадал неправильно – не национальный фронт, а патриотический... плевать, хрен редьки не слаще.

Качаясь на поскрипывающем стуле, капитан протянул:

– А на самом деле? Паршивая маскировочка, откровенно говоря... Моментально колется.

Мазур с видом оскорбленной невинности пожал плечами:

– Да какая там маскировка? Мы действительно из Лесного корпуса…

– Голубчик, – задушевно сказал капитан. – Ты бы уважительнее относился к оппоненту, что ли... Что ты дурака валяешь? – он поднял пятерню с тремя оттопыренными пальцами. – Три часа! Три часа с небольшим ты со своей девкой торчал в кустах и вел наблюдение за деревней... Мы вас срисовали моментально, мои ребята знают толк... Да и деревня целиком и полностью н а ш а, не по принуждению, по убеждениям, местные тоже вас засекли быстренько, они хорошие охотники, разбираются... Это что, так предписано уставом Лесного корпуса – прежде чем войти в деревню с мирными целями, три часа в кустах торчать?

«Подсек, сволочь», – сердито подумал Мазур.

– У нас сломалась машина, – сказал он, отчаянно пытаясь сохранить лицо. – В нас, когда мы пошли пешком, стреляли какие-то люди, и я решил поосторожнее...

– Где машина? Какой марки? Покажешь точное место на карте? Я моментально пошлю ребят, и, если там есть такая машина, я перед тобой лично извинюсь... – он достал из нагрудного кармана мятую карту, развернул, кинул перед собой на стол. – Ну? В Лесном корпусе прекрасно умеют читать карты, покажи быстренько...

Снова прокол. Нетрудно ткнуть пальцем наугад, чтобы выиграть время... ну, а если ничего не выиграешь? Укажешь на место, где заведомо не может оказаться никакой машины?

Мазур угрюмо молчал.

– Ну вот видишь, совершенно ты не подготовился к коварным вопросам, – констатировал капитан. – Района не знаешь, сразу видно. На вертолете забрасывали? Без предварительного ознакомления с территорией? Узнаю бездарей из пятого управления – только там, кроме кучи черных дуралеев, отирается еще уйма болванов белых... Послушай, родной, давай не будем тратить время? Быстренько сам все выложишь, и нам время сэкономишь, и себе – здоровье...

«Так вот оно что, – подумал Мазур, – деревня-ловушка... ну, вообще-то с чем-то похожим сталкивались, только на другом континенте... Четверо вокруг, капитан пятый, еще староста... Вообще-то ничего сложного, но снаружи – неизвестное количество... Ах, как не хочется в очередной раз влезать в пошлую перестрелку... Но миром-то не разойтись? П р а в д у им ни за что не скажешь – в э т о м случае проживешь еще меньше, чем разоблаченный агент контрразведки. Два килограмма алмазов – вещь притягательная, тут лишних свидетелей не оставляют по определению».

Он покосился влево – один из автоматчиков выкрутил Анке руки за спину, а второй с видом тонкого эстета поглаживал по бедру. Анка смотрела вперед, сжав губы.

Перехватив взгляд Мазура, капитан ухмыльнулся, но тут же стал серьезным:

– Ну так как, говорить будем?

– Мы – из Лесного корпуса, – сказал Мазур.

Капитан протарахтел что-то по-своему. Один из его людей оттеснил Мазура в угол, упершись дулом автомата в кадык, а двое принялись за Анку, неторопливо, переглядываясь и посмеиваясь, стали расстегивать на ней рубашку. Она дернулась, но тут же получила кулаком под ложечку, обмякла, ее подхватили под руки и так же неспешно стали сдирать все остальное, голую поставили на колени, заломив руки.

«Ну, этим вы меня, ребята, не проймете, откровенно-то говоря, – подумал Мазур. – Честное слово, не особенно и колышет. Наоборот, чем больше вас на глупости отвлечется, тем проще».

Короткая команда капитана – и трое его обормотов поволокли девушку в соседнюю комнатушку, слышно было, как ее шумно свалили на пол, и сразу же началась азартная возня. Мазур стоял на прежнем месте, старательно прокручивая в уме возможности и варианты.

Капитан вразвалочку подошел к нему, отодвинув автоматчика, приблизил лицо и долго, пытливо всматривался.

– Не пронимает, а? – спросил он наконец. – Ясно, что это не твоя женщина, у тебя, паршивца, в глазах ни малейшего чувства... Ну ладно, пусть ребятишки развлекутся пока, проще будет с ней беседовать по душам... Слушай, белая твоя морда... У меня совершенно нет времени, ты понимаешь? Там, в лесу, – он ткнул большим пальцем куда-то за спину, – стоит автоколонна. Мне пора ее вести... в назначенное место, но я не рискую: в окрестностях шатаются десантники, я еще не собрал точных сведений о силах противника, а тут еще и вы объявились... Одно ясно: меня взяли на мушку. Но я не могу потерять колонну, я обязан ее провести в сроки и без потерь...

В соседней комнатушке Анка отчаянно завопила, нисколечко не притворяясь, там с ней явно вытворяли нечто вовсе уж несусветное. Послышался жизнерадостный хохот в три глотки, громкие непонятные реплики, возня возобновилась, Анкины крики сменились невнятными стонами, перешли в глухое мычание, словно ей зажали рот. Мазур, глядя через плечо капитана, с радостью отметил, что и единственный оставшийся здесь автоматчик, и староста увлеченно наблюдают за происходящим, заглядывая внутрь.

– У меня совершенно нет времени, – сказал капитан, – а потому я сейчас, не отвлекаясь на психологические поединки, засуну тебе яйца в дверь да и начну дверь прикрывать. Если перегну палку, есть еще девка, не может же быть, чтобы она ничего не знала... А если распустишь язык, очень может оказаться, я тебя зачислю в официальные пленные. Заложники – такая штука, которая всегда пригодится, белые особенно. Так что у тебя есть шанс. Используй его быстренько, ты ж не дурак, достаточно пожил...