– Я тебе точно говорю, там было аж два леопарда, – сказала Анка упрямо.
– Охотно верю.
– Я серьезно.
– Я тоже, – скучным голосом сказал Мазур. – Ну видел я их, видел, это, точно, не галлюцинация... И что? Я же тебе говорю: мы – в Африке. А тут в глухих уголках можно столкнуться черт-те с чем... Плавали – знаем. Не забивай голову ненужными вещами, мы же не репортеры, обязанные охотиться за секретами и сенсациями. Своих забот выше крыши.
– Да знаю я. Интересно просто. Я ж отчетливо видела...
Они шагали по редколесью, посреди редких и совершенно не опасных пока что лесных шумов: покрикивали птицы, верещала высоко в кронах мелкая обезьянья сволочь, а временами появлялись то справа, то слева то ли крохотные болотца, то ли огромные лужи, принадлежность сезона дождей, где на толстых мясистых листьях орали здоровенные лягушки. Вертолетов в небе пока что не слышалось, опасные звери не попадались, вчерашние ряженые убийцы тоже пока что не давали о себе знать. Все вроде бы прекрасно – вот только оба не выспались, глаз не сомкнули всю прошлую ночь. Так до рассвета и пришлось просидеть, держа палец на спусковом крючке, включив на полную мощность все пять чувств и то загадочное шестое, о котором ничего толком неизвестно, но все же в критические моменты начинаешь что-то такое в себе ощущать...
– Лишь бы эти бандерлоги вслед не пустились, – сказала Анка сварливо. – Мало нам хлопот...
Мазур покосился на нее, фыркнул:
– Могли сделать и почище.
– Как это?
– Порчу на нас навести, скажем. Вот шагаем мы как ни в чем не бывало, а порча нас уже достала, прижилась в организме, жрет потихоньку...
Анка так и вскинулась:
– Поди ты с такими шуточками! Накличешь еще что-нибудь такое...
Судя по ее озабоченному лицу, она после вчерашнего уже гораздо серьезнее относилась ко «всякой мистике». Впрочем, Мазур и сам пожалел уже, что взялся шутить на такую тему: как-никак не в цивилизованных местах сидишь у камина с бокалом в руке, а тащишься по африканским дебрям, где случается такое, что способно переубедить самого завзятого скептика...
– Вообще-то... – начал Мазур.
И не закончил. Шарахнулся вправо, вскинув автомат, успев свистом сквозь зубы и скупым жестом дать Анке приказ убраться с тропы. Прекрасно уловив смысл, она юркнула за дерево, встала к нему боком, вскинув автомат. Вопросительно воззрилась на Мазура. Сам он смотрел вперед, где за корявым стволом толщиной в два обхвата тускло поблескивало нечто, как две капли воды похожее на ствол ружья – именно что ружья, а не, скажем, автомата или пулемета...
Как он ни вглядывался, нигде не смог высмотреть д р у г и х. Прятавшийся за деревом субъект был один-одинешенек. В ответ на нетерпеливый взгляд Анки Мазур прижал палец к губам, потом сделал энергичный жест, обозначающий «Замри!». Она так и поступила.
В некоторых случаях как раз полезно не кидаться очертя голову в лихую перестрелку или крутой мордобой, а начать войну нервов – брать противника на измор, проверять на выдержку, подождать, у кого первым сдадут нервы. Отступать глупо ввиду явного численного превосходства и лучшей технической оснащенности, а вот детально проверить, с кем на сей раз свела судьба, не помешает. Одинокий вооруженный человек в чащобе может оказаться кем угодно, и не годится оставлять в тылу нечто непонятное, если есть время и возможность вдумчиво допросить…
Тянулись минуты. Мазур застыл, как статуя – и Анка старательно изображала пресловутый шланг. А вот у неизвестного терпежу оказалось гораздо меньше – очень быстро он зашевелился, осторожно выглядывая из-за дерева, глядя в ту сторону, где ни Мазура, ни Анки уже не было. Белый, ага. Одежда добротная, но потрепанная так, что сразу видно: не первую неделю шляется по здешним дебрям. Небрит, собственно, уже почти что бородат. Пушка у него не особенно и крутая...
Перебросив автомат в левую руку, Мазур достал из кобуры револьвер и, практически не целясь, влепил пулю в толстую, собравшуюся затейливыми морщинами кору – всего-то на два пальца повыше замызганной широкополой шляпы.
Реакция получилась ожидаемая – незнакомец присел, аж на корточки плюхнулся, передвигаясь в этом положении задом наперед, проворно убрался за дерево. Не теряя времени, Мазур перебежал меж стволов, заходя с той стороны, откуда его ждать никак не мог. Ускоряя бег, оказался совсем близко, вихрем налетел со спины, свободной рукой вырвал винтовку и отбросил подальше, коленом поддал так, что незнакомец покатился. Остановившись над ним и многозначительно наставив автомат, Мазур свистнул. Почти сразу же подбежала Анка, пылавшая охотничьим азартом.
– Вот такой я гриб нашел, – сказал Мазур.
– Поганенький он какой-то, – сделала вывод Анка, критически обозрев пленного, – недокормленный.
Мазур, убедившись, что в окрестностях больше никого нет, присмотрелся к добыче внимательнее. Трофей так и лежал навзничь, таращась на Мазура со вполне понятным испугом. Что интересно, мокрый по пояс и даже выше – река совсем рядом, уж не переправлялся ли с того берега на каком-нибудь подручном средстве? Черный, как грач, на англосакса что-то не похож.
Посредственный ремингтоновский карабин не первой молодости, на поясе, в деревянных ножнах – панга, местное мачете. Тут же валялся и рюкзачок, который Мазур тут же подхватил с земли: вещи многое способны рассказать о своем владельце, тем более в подобных местах...
Кусок жареного мяса в грязной тряпке, пластиковая коробочка с неким подобием аптечки, старый компас, патроны к карабину, совсем немного, жестяная кружка, перочинный нож. И еще – тяжелый мешочек, опять-таки из замызганной ткани.
Развязав его (пленный дернулся, вращая глазами), Мазур присвистнул, понимающе покачал головой. Пригоршня кристаллов розового топаза – не столь уж драгоценный камень, но все же ценится, кое-какую денежку выручить можно. Здесь примерно тысячи на две долларов – для Мазура с его сумкой, конечно, семечки, а для человека бедного и непритязательного чуть ли не состояние. Топазы, конечно же, добыты незаконно – на них, как и на все прочие самоцветы, монополию держит государство, «нелегалку» гребут либо партизаны, либо такие вот одиночки, шарахающиеся от каждого куста...
Все еще усмехаясь – ничего интересного, в общем, – Мазур сложил все назад в рюкзак, обернулся к пленному и осведомился:
– По-английски понимаешь?
– Ну да, – настороженно отозвался тот.
– Последняя фамилия?
После короткого колебания пленник сказал:
– Да Сильва...
На португальца он, в принципе, походил, да и акцент примерно соответствовал. Очень может оказаться, и не врал. А вот на подставу не походил категорически – немалое время нужно, чтобы отрастить такую щетину, привести вещи и одежду в состояние такой замызганности...
Мазур присел рядом, упираясь прикладом автомата в траву. Задушевно спросил:
– Значит, топазы копаем без государственной лицензии? Что-то я лицензии не нашел в вашем, старина, багаже, как, впрочем, и других документов...
– Начальник! – истово воскликнул пленник. – Камешки я купил...
– У хромого фусу в синей рубашке, под пятой пальмой справа? – понимающе кивнул Мазур. – А документы... попробую за тебя догадаться. В речке утопил, когда переправлялся на бревнышке? Крокодил тебе собирался ногу оттяпать или еще чего-нибудь, вот ты его сгоряча бумажником по роже и стукнул... а он бумажник тут же заглотал, справедливо полагая, что это лучше, чем ничего?
Судя по заискивающе-хитрой усмешке, примерно что-то в этом роде да Сильва и собирался огласить.
– А можно спросить... – осторожненько начал помянутый, – какая меня контора сгребла и на каком основании?
Мазур посмотрел на них с Анкой глазами постороннего человека: ни единого опознавательного знака на полувоенной одежде, которую может носить кто угодно, в том числе нелегальные старатели и легальные туристы. Итальянские автоматы в этой стране в качестве табельного оружия ни одна контора не использует. Сдается, пронырливый субъект, расставшись с первым испугом, начал думать, взвешивать, прикидывать...
– Ага, – сказал Мазур. – Тебе, значит, непременно нужно основание? Ордера с печатями? Ну, если тебе что-то не нравится в моем непринужденном, почти дружеском стиле обращения, обратись к ближайшему адвокату или к уполномоченному по правам человека. В здешних местах они кишмя кишат...
– Да я просто... Может, можно договориться... Вы, по-моему, люди приличные и не бедные, неужели станете отнимать у бедняка его жалкие гроши? Из-за горсти стекляшек возьмете грех на душу?
– А в нас кто целился?
– Да не целился я в вас, – заныл пленный (что, в общем, было правдой), – увидел издали и спрятался, в этих местах по лесам шляется самый непонятный народ... Тем более...
– Что – тем более? – мгновенно ухватился Мазур за его обмолвку.
– Там, за речкой, шныряют какие-то обормоты. Вертолеты, автоматы, мундиры от эмблем отвисают…
«Ага, – подумал Мазур. – Они нас опередили в приступе служебного рвения, преувеличили нашу скорость передвижения... Это, конечно, погоня, кому там еще быть?»
– Кого ищут? – спросил он внешне равнодушно.
– Я что, буду подходить и спрашивать? – огрызнулся да Сильва. – С нелегальными камнями за спиной? Уж явно не меня, станут из-за такой пустяковины гнать какой-то крутой спецназ... Я от них спрятался – попадешь под горячую руку, навесят и твои грехи, и все, что заблагорассудится. Очень уж они суетились, попадись таким... Я, конечно, не делаю обобщений и поспешных выводов, но тут человек опытный всякое думать начнет...
И он уставился на Мазура с робким вызовом. Намекал недвусмысленно.
– Слушай, бедный человек, – сказал Мазур, – а ты не боишься, что я тебя сейчас отправлю в те благословенные верхние миры, где ручьи вместо воды текут банановым пивом, все бабы – девственницы, а Великий Инкози сам пасет по лугам тучных коров?
– Слушайте, незнакомец... – отозвался да Сильва настороженно и грустно, – что я вам такого сделал? Шагал себе по лесу, стремясь побыстрее высохнуть и добраться до тех мест, где можно сесть на взаправдашний стул и заказать настоящее виски... Вы вроде бы люди благополучные и серьезные, неужели будете обижать жалкого бродягу? Я, например, честно предупредил, что впереди, за рекой, весь прошлый день шныряли какие-то лоботрясы с вертолетами и пулеметами... Отпустили бы вы меня, я бы пошел своей дорогой и забыл о вас начисто...
В нем так забавно мешался испуг с развязностью бывалого бродяги, что Мазур поневоле ухмыльнулся. Спросил:
– А где прятался?
– Местечко надежное, рекомендую, – заторопился да Сильва. – В двух километрах от реки, почти по прямой отсюда, торчит гора, она там одна такая, издали видно – вершина раздвоенная, как рыбий хвост. В горе есть пещера, а возле пещеры живет Нката, Драконий Король. Этакий отшельник, знаете ли. Вся округа его уважает, – а он, если что, всегда готов безобидного человека спрятать...
– Вроде тебя, что ли? – усмехнулся Мазур.
– То-то и оно, – серьезно сказал да Сильва. – У него, знаете ли, своя жизненная философия и твердые принципы. Политических прячет, только попроси. И к а м е н щ и к о в тоже, вроде меня. Философия такая. То, что лежит в земле, принадлежит всем сразу, а потому, если я возьму свою долю – или украду у кого-то, – это будет словно бы и не кража, а перемещение плодов земных недр среди людей. Ворами он считает только тех, кто крадет у других нечто, собственными человеческими руками сделанное... Философия у человека такая. Принципы. Сдвинутый, конечно, но убежище у него надежнейшее, в жизни никого там не замели...
Философия и принципы неизвестного отшельника Мазура как нельзя лучше устраивали – в данной конкретной ситуации ничего лучшего и желать не надо... Он переглянулся с Анкой. Та пожала плечами:
– Да отпусти ты его, пусть катится...
– Поблагодари даму, обормот, – сказал Мазур беззлобно. – Да нет, погоди минутку, я меры приму... Чтобы не шарахнул в спину.
– Господин мой! – возмущенно воскликнул пленник, пытаясь принять горделивую позу, насколько это возможно для человека, лежащего навзничь в траве под прицелом автомата. – Идальго из рода да Сильва никогда не опускались до выстрелов или ударов в спину!
– Охотно верю, – проворчал Мазур. – Но береженого Бог бережет...
Он разрядил карабин, не забыв патрон из ствола, ссыпал патроны в тряпицу, завязал ее потуже, упрятал на самое дно рюкзака, а рюкзак забросил на дерево, где он и повис на суку метрах в десяти от земли.
– Пессимист вы, сеньор, – грустно сказал да Сильва, – не верите слову благородного человека, всюду подвох ищете...
Выпрямившись, Мазур ответил философически:
– Знаете, старина, предпочитаю оставаться живым пессимистом, нежели мертвым оптимистом. Ничего, вы не старик и не калека, быстренько достанете пожитки... и моментально забудете, что мы с вами имели честь познакомиться.
– Уже забыл, сударь!
– Вот и прекрасно, – сказал Мазур. – Всего наилучшего...
Он кивнул Анке, и они быстрым шагом покинули место действия – со всеми предосторожностями, конечно, оказавшись вне поля зрения случайного знакомого, резко рванули вбок, отклонились вправо от своего прежнего маршрута метров на триста.
– Это не подстава, – задумчиво сказала Анка.
– Ты мои мысли читаешь, – сказал Мазур. – Кто б ее, столь совершенную, сумел соорудить… И потом, знай кто-то, где мы в данный момент пребываем, нас радостно и весело сгребли бы без затей, а не в подставы принялись играть. Знаешь, что мне больше всего нравится? Упоминание о надежнейшем убежище в пещере, которым владеет человек с довольно оригинальной жизненной философией, которая форменным образом на нас шита…
– Думаешь...
– Ну конечно, – сказал Мазур. – Эта орава на том берегу, руку даю на отсечение, ищет именно нас. Какие тут, к лешему, совпадения? А за рекой – обширные безлесные пространства, мечта вертолетчика... Тут любому убежищу будешь рад.
– Река – скоро?
– Вот-вот увидим, – сказал Мазур, включив прибор. – Мы, собственно, уже в двух шагах.
Так оно и оказалось – через несколько минут энергичной ходьбы деревья стали редеть и меж ними проглянуло нечто желто-буро-зеленоватого цвета. Вскоре лес кончился совершенно, Мазур с Анкой метров триста прошагали по открытому пространству и оказались на кромке высокого обрыва, над величественной рекой.
Впрочем, все величие заключалось разве что в размерах – река простиралась в ширину на добрый километр. А вот цвет воды оказался довольно неприглядный, тот самый желто-буро-зеленоватый, что виднелся издали сквозь деревья. Река вздулась после обильных дождей, несла глину, песок, что-то там еще, благородству красок отнюдь не способствовавшее.
На том берегу торчали из мутной воды верхушки пальм. Левее, посреди реки, качались на поверхности три округлых, темных, довольно больших предмета – бегемоты. Все это было бы еще ничего, но вот справа Мазур к великому своему неудовольствию усмотрел сразу три чешуйчатых тела, не лишенных некоторого изящества. Ожившие детские стишки: в Африке большие злые крокодилы...
Три крокодила лежали головой к воде, раскорячив коротенькие лапки с таким видом, словно откупили лицензию на местную переправу и твердо намеревались драть деньгу с любого проезжего, – а то и натурой взять в виде оттяпанной конечности. Эти, по крайней мере, разлеглись на виду – но, вспоминая кое-какие свои прошлые встречи с этими оглоедами, Мазур подозревал, что тут может оказаться еще несколько, подстерегающих возможную добычу на дне.
Ну, крокодилов бояться – по Африке не шляться. В конце концов, именно где-то здесь переправился да Сильва, не располагавший ни лодкой, ни автоматическим оружием, так что придется рисковать...
Они спустились по обрыву к самой воде, Мазур извлек плоский пакет – оттуда был выкачан воздух, так что надувная лодка превратилась в вовсе уж компактный блинчик. Каковой он немедленно извлек, присоединил баллончик со сжатым воздухом, повернул его вправо в гнезде, проколов горловину. Моментально, чуть ли не в пару секунд образовалась туго накачанная лодка защитного цвета, способная выдержать и двоих путешественников, и их поклажу. Раскладные весла, правда, выглядели совершенно несерьезно – хлипкие стерженьки, больше всего напоминающие автомобильную антенну, с лопастями размером с конверт. Но течение тут не особенно и сильное, его и не заметно почти, так что для одного раза сойдет…
Сталкивая лодку на воду, Мазур вздохнул про себя: наступал самый критический момент за все время странствий. Покажись над рекой вертолет, обнаружься на берегу солдаты – беглецов можно брать голыми руками, поскольку деться им некуда. Но ничего не поделаешь, не придумали еще компактных складных вертолетов, которые можно носить в рюкзаке...
Течения и в самом деле почти не ощущалось. Они гребли старательно, быстро приноровившись друг к другу, и лодка довольно быстро продвигалась вперед, лишь самую чуточку отклоняясь от воображаемой прямой линии, соединяющей оба берега. Мазур ухитрялся при этом держать в поле зрения и бегемотов, и крокодилов. Еще неизвестно, кто из них опаснее. Пожалуй что, бегемот. Если ему придет в голову идея из чистой вредности наподдать по резиновой игрушке, возни с ним будет немало: этакую тушу и автоматная очередь сразу не возьмет, а их там трое...
Но бегемоты бултыхались на прежнем месте, занятые какими-то своими заботами. А вот крайний слева крокодил, шевельнувшись, вдруг неожиданно быстрым движением соскользнул в воду, погрузился по самые глаза – так, что только два бугорка виднелись на мутной глади, – и довольно-таки целеустремленно направился прямо к лодочке, оставляя за собой расходящийся кильватерный след, словно торпедный катер.
Двигаясь осторожно, чтобы не накренить хлипкое плавсредство, Мазур передал весло Анке, снял автомат с предохранителя и, чуть поразмыслив, поставил переводчик на одиночный огонь. Повернулся в ту сторону. Двое оставшихся крокодилов лежали на прежнем месте, внешне не проявляя интереса и вроде бы не выражая желания последовать за корешем. Больше всего это походило на забавы отечественной шпаны, когда для затравки выпускают самого мелкого, а сами внимательно следят за ходом событий.
Волна перла прямо на лодку. Впереди – двойной бугорок ноздрей, за ним – глаза. Вполне возможно, нападать ящер не собирался, но очень уж целеустремленно рассекал мутные волны...
Почти не целясь, Мазур выстрелил, отмерив метра полтора позади глаз. Пуля ушла в воду, взметнув крохотный фонтанчик, послышался сухой деревянный стук, словно доской по забору, и крокодил взметнулся из воды на всю длину, раскорячив лапы, ударив хвостом с оглушительным плеском. Потом погрузился, развернулся под самой поверхностью реки и шустро поплыл обратно. Не походило чтобы прошедшая вскользь пуля нанесла ему чувствительные повреждения – скорее всего, срикошетила. Вероятнее всего, зверь был битый, с немалым жизненным опытом, и успел уяснить, в каких случаях к плывущим двуногим лучше не приближаться.
Они налегли на весельца. Лодка прошла меж двумя пальмовыми кронами – на той, что справа, восседала с унылым видом какая-то длинноносая птица. А там и весла уткнулись в твердое, передняя половина лодки оказалась на суше. Впереди рос густой кустарник, за ним тянулось редколесье, и совсем уж далеко на горизонте виднелась та самая гора с раздвоенной вершиной, походившей на рыбий хвост.
Когда они высадились и выгрузили багаж, Мазур, зайдя в воду по колено, сильным толчком отправил лодку в самостоятельное плавание. Она ужасно долго, буквально по сантиметру, выбиралась на глубокую воду, наконец, ее подхватило слабеньким течением, и она неспешно поплыла на восток, крутясь вокруг оси. Крокодилы на нее и внимания не обратили, сообразив, что пользы от неодушевленного предмета никакой. Ну вот и...
Анка вдруг рухнула наземь, точным ударом по щиколотке едва не опрокинув Мазура. Он удержал равновесие, – но тут же упал собственным усилием, отполз в кустарник, волоча за собой рюкзаки.
На том берегу, на обрыве, стояли три фигурки цвета хаки с хорошо различимыми автоматическими винтовками наперевес. Мазур с Анкой затаились в кустарнике. Извлекать бинокль и присматриваться Мазур не рискнул – вполне могло оказаться, что они сами сейчас таращатся на берег в бинокли, могут засечь...
Стрекот на пределе слышимости усилился, над лесом по ту сторону реки поднялся армейский вертолет и, накренившись, помчался над рекой в ту сторону, куда уплыла брошенная лодка. Три фигурки вскоре скрылись из виду, да и вертолет больше не показывался.
«А собственно, почему они должны непременно связать лодку с н а м и? – подумал Мазур. – Даже если они наткнулись на португальца и моментально его разговорили, еще не факт, что лодку свяжут с нами... Или это я просто себя убаюкиваю?»
Время шло. Решившись, он встал на ноги и распорядился:
– Бежим в темпе...
Отчаянными перебежками они неслись по редколесью, гора впереди становилась все выше, а лес густел. Что сквернее, позади то и дело слышался комариный гул вертолета – и, кажется, не одного. Вот прицепились...
Среди леса вдруг обнаружилась утоптанная тропа, то ли исхоженная стремившимися к водопою животными, то ли людьми проложенная. Скорее уж последнее – в нескольких местах тропу явно пытались благоустраивать, кто-то давненько тому обрубил пангой выступавшие поперек сучья, глубокие ямы засыпал ветками и валежником. Даже если тропу первоначально проделали звери, человек о ней заботился вплоть до самого последнего времени, это сразу чувствовалось...
Мазур остановился. Справа, у самой тропинки, возвышалось в человеческий рост довольно-таки уродливое изваяние. Когда-то, довольно давно, дерево в пару обхватов старательно срубили на высоте человеческой макушки – именно что давно, именно что старательно, вокруг не видно ни щепок, ни прочих остатков, даже срубленный ствол куда-то подевался. А то, что осталось, неведомый мастер (не гений, но старательный) превратил в изображение чудища, имевшего некоторое сходство с крокодилом. Лап, правда, было целых восемь, а крокодилья башка украшена чем-то вроде вислых, как у спаниеля, ушей. С первого взгляда ясно: работали с величайшим усердием. Скульптура успела потемнеть, ее не один год поливали дожди и ветер.
У подножия лежала всякая всячина – бананы, почти свежие и напрочь сгнившие, мелкие косточки, вроде бы птичьи, лоскутки материи, набухшие от влаги сигареты и прочая дребедень, среди которой Мазур разглядел нестреляный патрон, как две капли воды похожий на те, что лежали в рюкзаке да Сильва, чистенький, без единого пятнышка ржавчины – надо полагать, португалец на всякий случай отметился у местного тотема...
– Очень мило, – сказала Анка. – Шаманизм в чистом виде... А если тут какие-нибудь сюрпризы? Яма с копьями на дне, что-то похожее?
– Черт его знает, – сказал Мазур, – осторожнее будем...
Двинувшись далее, они старались обходить стороной засыпанные ветками неровности, зорко присматриваясь к тропинке там, где она проходила по голой скале – бывают такие растяжки, не к чеке гранаты присобаченные, а обрушивающие на голову чурбан, кусок дерева, утыканный заостренными колышками, либо спускающий тетиву с отравленной стрелой...
И снова, снова, снова то и дело в отдалении возникал стрекот вертолетных винтов – погоня, судя по всему, прочно обосновалась в этом районе, как будто медом намазано. Очень походило на то, как если бы сжималось кольцо...
А потом открылась обширная поляна. Впереди темным провалом размером с тоннель метро зиял вход в пещеру, вокруг, по периметру поляны, красовались с дюжину тотемы – где вытесанное из обрубка ствола восьмилапое чудище в человеческий рост, где просто освобожденный от коры чурбан с выжженными нам непонятными рожами, где некие абстрактные скульптуры, неизвестно что символизировавшие. Среди этого разнообразия Мазур с некоторым удивлением высмотрел деревянное распятие, вырезанное опять-таки с немалым тщанием, но очень уж в африканском стиле – хотя это, конечно, Христос, тут и сомневаться нечего.
Вертолеты крутились где-то вовсе уж близко. Сделав несколько шагов к центру поляны, Мазур увидел, как колыхнулся полог, сплетенный из банановых листьев. Только теперь рассмотрел нечто вроде куполообразной хижины рядом с распятием, втиснувшейся меж двумя толстенными низкими деревьями.
Анка встала рядом с Мазуром. Из-за полога показался пожилой негр, вроде бы фусу, в чистых шортах цвета хаки и просторной короткой накидке-булу, в черно-желто-белую зигзагообразную полоску. Оружия у него в руках не наблюдалось. Попыхивая гнутой черной трубочкой (в точности как у Мозеса Мванги), он воззрился на пришельцев с философским бесстрастием азиатской каменной бабы, спокойный, как удав.
– Автомат опусти, – шепотом посоветовал Мазур Анке. – Еще обидится, ворон здешних мест...
Ему крайне не нравился звук вертолета – судя по шуму, вертолет приземлился где-то не так уж далеко, а неподалеку кружили еще два. Высаживают поисковую группу?
Мазур решился. Времени не было на дипломатические церемонии.
– Здравствуйте, – сказал он. – Не вы ли будете Нката, Драконий Король?
Бесстрастный негр кивнул. Не вынимая трубочки изо рта, поинтересовался:
– Беглецы? Грабители? Туристы? – он присмотрелся. – Нет, туристы обычно ходят с кинокамерами, а не автоматами...
– Беглецы, – сказал Мазур.
– А это не вас ли ищут?
– Кажется, – сказал Мазур, – вероятнее всего...
– За что?
Вот тут начиналось самое интересное: если португалец попросту насвистел, ситуация осложняется... Придется снова нырять в чащобу...
– Мы украли алмазы, – сказал Мазур. – Собственно говоря, не для себя, но какая разница, все равно идут по пятам...
Негр и ухом не повел, словно сталкивался с подобным что ни день, и это успело поднадоесть.
– У кого украли?
– На приисках, – сказал Мазур. – В Олондане.
– Ну, это не кража, – сказал, не раздумывая, Драконий Король. – Алмазы – порождение земли, и глупо предъявлять на них окончательные права кому-то одному...
– Вот и мы так думаем, – сказал Мазур.
Шум вертолетов раздавался совсем близко, такое впечатление, что они старательно прочесывали прилегающую местность.
– Ну ладно, – произнес наконец Нката. – Я у вас не спрашиваю, правду вы говорите или врете. Если врете, это обнаружится. Если говорите правду, все обойдется. Идите в пещеру. Отсчитайте не более двенадцати шагов от входа... можно еще парочку, но все же лучше двенадцать. Фонари есть?
– Есть.
– Лишний раз не зажигайте, только по необходимости. Сидите тихонечко, я спроважу всех, кто сунется...
Когда они направились к пещере, Драконий Король двинулся следом, из мешочка на поясе старательно посыпал их следы какой-то сыпучей гадостью, бормоча под нос нечто мелодичное и насквозь непонятное.
Мазур старательно считал шаги – в таких местах лучше всего старательно выполнять указания хозяина. Темнота понемногу сгустилась. Всё, двенадцать... Он остановился на твердом каменном полу, развернулся ко входу, приготовил автомат. Кто его знает, чокнутого отшельника...
Вертолетный гул навис над самой головой. Тоннель почти сразу же от входа резко поворачивал, и Мазур видел только кусочек поляны – но рассмотрел, как взвихрились песок и сухие листья. Вертолет висел прямо над поляной. Мелькнуло что-то темное, тонкое, извивающееся... что за херня? Ага, трос, кто-то по нему съехал, раскачиваясь, мелькнул пятнистый комбинезон, приклад автоматической винтовки... Десант высаживает... Слышно уже несколько голосов...
Медленно опустившись на корточки, Мазур расстегнул карман сумки, извлек свою последнюю гранату. И у Анки оставалась одна – вот и весь артиллерийский резерв главного командования. Хотя затевать перестрелку в таких условиях – полный звиздец. Неизвестно, есть ли другой выход из пещеры. Если нет – пиши пропало, мышеловка форменная... в конце концов, кто сказал, что в пещеру погоня не полезет?
Несколько человек, стоя совсем рядом со входом, беседовали с хозяином – Мазур не понимал ни слова, но разговор явно шел на спокойных тонах.
Он так и сидел на корточках. Что-то теплое, сухое, живое коснулось его левого запястья – словно бы шероховатое...
Он не вскрикнул, не дернулся. Взяв себя в руки, достал фонарик и посветил назад.
Анка пискнула – и тут же старательно подавила вскрик. Мазуру стало очень и очень не по себе. Он оцепенел с фонариком в руке, следовало бы его погасить, чтобы ненароком не заметили снаружи, но пошевелиться не было сил. Из глубин сознания поднялся столь первобытный, затопляющий страх, что его даже не ощущалось толком, настолько он превосходил все мерки и привычные критерии...
То, что прошлось по его запястью мимолетным касанием, было самым кончиком хвоста исполинской змеюги, свернувшейся клубком совсем рядом. Клубок этот был повыше макушки стоящего во весь рост человека, и на самом его верху спокойно лежала плоская голова размерами поболее чемодана. Свет фонарика отражался в немигающих глазах.
Это было что-то вроде громаднейшего питона – или той анаконды, что Мазур несколько лет назад видел темной ночью в Санта-Кроче, в забытых богом и властями местах. Туловище чуть ли не метрового диаметра покрыто красивейшим узором, черно-зелено-бурыми зигзагами, кончик хвоста уже не елозит, спокойно лежит на камне, змеища не шелохнется...
Собрав все свое мужество – а его сейчас требовалось поболее, чем даже для атаки в одиночку на ощетинившийся пулеметами взвод, – Мазур погасил фонарик. Оставалось смирнехонько сидеть и ждать, чем все кончится. Кидаться наружу – сущее самоубийство. Выскочить-то они выскочат, прежде чем змея успеет размотаться и пуститься в погоню, но дальше-то что? Португалец-то отсиделся?
Разговор снаружи продолжался. Мазур так и сидел на корточках, с автоматом в одной руке, с гранатой в другой и не мог отделаться от ощущения, что волосы у него на голове встали дыбом, пошевеливаются себе, как водоросли под легоньким течением воды, колыхаясь и седея. Рядом, совсем близко, слышался звук, чрезвычайно похожий на тихое постукивание зубов, – можно и на Анку грешить, но он не удивился бы и, прямо скажем, не устыдился бы, окажись, что это лязгают его собственные зубы. Это даже для супермена – чересчур, это из тех позабытых времен, когда далекие предки, цепенея от ужаса, таились в кустах от таких вот гадов: на заре истории, которой еще не существовало как таковой. Настолько д р е в н и е чувства и ощущения просыпались, что описать их внятными словами не было возможности.
В голове крутилась одна-единственная мысль: а что бы раньше поинтересоваться, откуда у здешнего отшельника такое прозвище. Вот это – король, а это, соответственно, – его персональный дракон, как полагается, обитающий в пещере. Прекрасной принцессы, естественно, рядом не наблюдается (Анка не в счет), из чего ясно следует, что вокруг – не романтическая сказка, а суровая реальность. Что бы раньше поинтересоваться, а что это изменило бы? Интересно, если обкакаться от ужаса, это чем-то поможет? Весьма сомнительно...
– Беглецы! – послышался снаружи бодрый голос хозяина. – Можно выходить!
Ах, как они чесанули к выходу! Искры, казалось, летели из-под ног...
Шум вертолета затухал где-то в отдалении. Хозяин стоял, размеренно затягиваясь, с непроницаемым лицом, ясно было, что все обошлось, но Мазуру все равно хотелось вмазать от души по зубам старому шутнику – мог бы и предупредить...
– Вы мне не врали, – сообщил отшельник бесстрастно. – Дракон вас не тронул, значит, не врали... Они ушли. Между прочим, они вас довольно точно описали – пожилой мужчина («По зубам бы тебе», – мечтательно подумал Мазур) и красивая девушка, с автоматами и рюкзаками...
– Они вернутся? – спросил Мазур.
– Не думаю. Я им сказал, что вы проходили вчера на рассвете, указал совершенно другое направление. Они поверили. Мне как-то принято верить. А вот сомневаться в моих словах и уж тем более лезть в пещеру не положено.
– А это там откуда? – в совершеннейшей растерянности задал Мазур дурацкий вопрос.
– От начала времен, – сообщил отшельник. – Так говорят. Прадед дракона, дед дракона... А мои предки давненько присматривали за пещерой – прадед, дед, прадед прадеда... Так уж повелось. Мы присматриваем за ним, он присматривает за округой, оттого в этих местах и спокойно, люди это ценят... По-моему, вас больше в э т и х местах искать не будут, они кинулись в другую сторону. Я так вижу.
– А еще что вы видите? – спросил Мазур неожиданно для себя.
Старикан пыхнул трубочкой, посмотрел на Мазура большими выразительными глазами библейского патриарха и сказал совершенно буднично:
– Я ведь не бог и не дух, я всего-навсего смотритель за драконом, мне тоже надо чем-то жить...
Быстренько расстегнув карман рюкзака, Мазур извлек несколько банок и свертков, подумав, прибавил парочку сигаретных пачек и сунул все это в руки старику. Тот принял протянутое с небрежным величием вынужденного снисходить до вульгарных житейских дел небожителя, положил на землю. В разных частях света Мазур уже сталкивался с разнообразнейшими колдунами и потому со знанием дела ждал, когда появится нечто вроде порошка из сожженных летучих мышей, волшебных камешков и прочих атрибутов уважающего себя прорицателя.
Однако Драконий Король реквизитом не пользовался. Так и оставшись стоять, он подпер подбородок правым кулаком и долго смотрел на Мазура сузившимися глазами. Трубочка все это время попыхивала словно бы сама по себе.
– Многого от меня не жди, – предупредил отшельник. – Я не волшебник, не бог и не дух...
– Что можешь, – сказал Мазур.
Старик хихикнул:
– Странное дело: ты человек немаленький, но твой сын, несмотря на молодость, так высоко, как тебе в жизни не подняться...
– У меня нет сына, – тихо сказал Мазур.
– Это ты так думаешь.
Совсем уж тихо Мазур попросил:
– Г д е?
– Откуда я знаю? – пожал плечами старик. – В ы с о к о. Это я вижу. А чтобы сказать тебе где, нужно быть уже не видящим, а знать всевозможные науки... я даже не знаю, как они называются, откуда же мне что-то из них знать? Где-то. Уж точно не здесь. Там тепло... я вижу. И все. Кстати, у тебя на плечах сидит смерть.
– Честно говоря, это не новость, – сказал Мазур чуть погромче. – Она эту позицию занимает добрых четверть века...
– Есть «всегда», а есть «сейчас». Я так вижу. Смерть сидит у тебя на плечах и улыбается.
Мазур ждал продолжения, но его не последовало. Тогда он спросил сам:
– Можешь объяснить подробнее?
– Не могу, – сказал отшельник. – Не умею... Ну, что еще? Твои желания имеют скверную привычку сбываться. Я так вижу. И это все.
Мазур подумал, что этого, пожалуй, маловато за почти все остатки провизии и сигарет, но тут же вспомнил, что старикан их спас, а за это все отдать не жалко...
– Вам тоже что-нибудь увидеть? – повернулся Драконий Король к Анке.
– Нет уж! – громко сказала она, почти вскрикнула. – Обойдусь...
– Как хотите, не буду задерживать, вам ведь наверняка неинтересно чесать со мной язык... Всего доброго!
Он преспокойно отвернулся и, отдернув зашуршавший полог, скрылся в своей кособокой хижине. Мазур посмотрел на черное отверстие пещеры. Оттуда не слышалось ни звука, стариканов дракон подремывал себе, не интересуясь внешним миром.
– Пошли, – сказал он Анке. – Стоп, минутку... У меня, часом, седых волос не прибавилось? Я серьезно.
– Ерунда, – отмахнулась Анка, бросив на него беглый взгляд. – Ни единого. Подумаешь, змея…
– А кто зубами стучал?
– Ты, – преспокойно сказала Анка. – Ну, может, и я тоже... самую чуточку. Ничего удивительного.
Они стали спускаться вниз по узкой тропинке, столь же старательно избавленной человеческими руками от выступающих веток и колдобин – но на сей раз уже не опасались волчьих ям, отравленных стрел и прочих ловушек. Первобытный страх медленно отступал в глубины сознания, и все только что пережитое уже казалось сном.