Плач по царю Ироду

Мысли брючного мастера

Об ошибках истории. Генерал Галифе подавил французскую революцию и на радостях придумал брюки, в которых щеголяла русская революция. Брюки галифе пришлись русской революции впору, и она стала не только сама себе революция, но и сама себе генерал Галифе.

А брючный мастер Кац никого не подавлял, поэтому нет брюк имени Каца. Хотя они совсем неплохо бы звучали: брюки кац. Немножко похоже на брюки клеш, но, конечно, другого фасона.

О наступательном оптимизме. Можно вспомнить Навуходоносора. Когда пророк Иеремия раскрыл на него евреям глаза, они говорили: «Подумаешь — Навуходоносор! В гробу мы видели этого Навуходоносора!» (Пророческие слова!). Наступательный оптимизм — это хорошо, но плохо, когда наступает один оптимизм, а все остальное находится в отступлении.

О смехе до слез. Аркадий Исаакович Райкин рассказывал Кацу, как в Варшаве за ужином англичанин развлекал компанию анекдотами. Француз переводил бельгийцу, бельгиец поляку, а поляк — Райкину, добавляя при этом: «Дурацкий анекдот, но вы смейтесь, пожалуйста!».

Воодушевленный успехом, англичанин рассказывал один анекдот за другим. Скука была смертная, но все, конечно, смеялись. Потом англичанин стал рассказывать о себе. Оказывается, он хоть и англичанин, но вообще-то еврей. Француз, переведя это сообщение бельгийцу, присовокупил, что и он, француз, тоже еврей. Бельгиец в том же признался поляку, а поляк — Райкину.

И хотя переводчики больше были не нужны, никто не мог произнести ни слова. Все до слез смеялись. Смешной получился анекдот.

О смехе от слез. Леонид Осипович Утесов рассказывал Кацу о маме композитора Блантера, которая всегда плакала, когда ее ни встретишь. Однажды она плакала особенно горько, а Леонид Осипович ее утешал, и наконец она прорыдала: «Ой, вы не поверите… Мотя написал такую песню, что невозможно слушать без слез!»

О родном языке. К папе Каца приходит старенький еврейский писатель. У еврейских писателей почти не осталось читателей, поэтому каждый читатель на счету.

За стеной взрыв смеха двух старичков — ох и смешное там, наверно, написано! Прочитать бы, но мы не умеем. Этот язык прошел мимо нас. Шел к нам, но нам не достался.

О законности. Сарра Михайловна Левина, бывшая актриса еврейского театра, незаконно репрессированная вдова незаконно расстрелянного писателя, прослеживает все этапы советской законности: «Дуракам закон не писан, а если писан, то не читан, а если читан, то не понят, а если понят, то не так».

О национальном равенстве. Пятый пункт есть у всех. Но у некоторых он особенно пятый.

О национальной гордости великороссов. После того, как приятель Каца Анатолий Менделевич познакомился с замдиректора московского театра кукол Анатолием Дарвиновичем, он добавил в свое отчество еще одно «е», что дало ему возможность приобщиться к национальной гордости великороссов.

Об общем между людьми. Что-то общее есть даже у евреев с нацистами: для тех и других еврейский вопрос — это вопрос жизни и смерти.

О женском вопросе. Григорий Семенович Канович рассказал. Кацу о своем дяде, который до того увлекся политикой, что совершенно перестал бывать дома. Тогда его жена обернула простыней бревно и приказала детям над ним плакать — якобы это умер их отец. Заходили соседи и, узнав, что умер Лейзер, тоже садились его оплакивать.

Поздно вечером явился покойник. «В чем дело, Ханна, кто-нибудь умер?» — «Нет, вы посмотрите на него! — закричала жена. — Сам же умер, и сам еще спрашивает!»

Не желая спорить с женой, дядя Лейзер сел в ногах у бревна и тоже стал плакать.

О корнях. Евреи так глубоко пустили корни в России, что теперь они выходят в Америке.